Виноградов Олег Юрьевич : другие произведения.

Рожденный в Ссср

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Сегодня умерла Мурка. Вроде, и не старая совсем была, всего 12 лет. Правда, говорят, что для кошки это нормально, но ей-то от этого не легче. Чего за 12 лет успеешь? Я вот ничего почти не успел. Это мне бабушка (у которой и жила Мурка) все время говорит, что я ничего еще в жизни не сделал. Хотя иногда мне кажется, что я много сделал. Даже очень много.
  
   Вот, например, в пять лет я с Муркой подружился. Тогда я с родителями пришел в гости к бабушке - ну, и расшалился. Мне тогда пригрозили, что если я не закончу шалить, то меня запрут в темную комнату со страшным зверем. Думали, я испугаюсь. Фиг я испугался! У меня настроение прекрасное было, и я извертелся весь и даже чуть любимую бабушкину вазу не разбил. Тогда мама взяла меня за руку, сделала, как она думала, страшное лицо и отвела в темную комнату, сказав при этом:
  
   - Ты нехороший и невоспитанный мальчик. Теперь сиди в комнате, пока мы домой не пойдем.
  
   Я немного испугался. Но совсем немного. Я уже в то время знал, что никаких Баб Яг и Бабаев не бывает, а страшных зверей бабушка вряд ли будет дома держать. Да и мама - дурочка она что ли? Я вечером на улице загуляюсь - она уже бежит искать, беспокоится. А тут сама меня на съедение зверю отдаст?
  
   Но все равно сидеть в темной комнате одному - нет ничего хорошего. Я хотел даже придвинуть к выключателю стул и включить свет, но тут под кроватью что-то засветилось. Зелененькие огоньки такие. И на меня движутся. Вот тут-то я испугался побольше. Что это? Черт что ли или зомби?
  
   Вообще я эту историю рассказывал уже, и непонятно, нафига я ее повторяю. Я написал про Мурку, когда мой одноклассник Алешка собирал статьи для газеты "Синий троллейбус". Так что, если найдете, то можете прочитать там.
  
   А вот в 9 лет, во 2-м классе, я разбил доску. В смысле, не деревяшку, а доску, в классе которая висит. У нас тупая доска такая была, из шершавого стекла. Когда мелом на ней писали, всегда звук такой противный раздавался, будто мышь сухарь грызет. И с мела всегда столько крошки сыпалось, что весь рукав белый был. Но я все равно любил писать на доске, когда меня вызывали. Особенно на русском. Потому что писать я умею, и почерк у меня красивый. А вот в математике я ни бум-бум. До сих пор. А во втором классе - тем более. Уравнения меня больше всего бесили. Придумали ерунду какую-то. Иксы какие-то находить... Ладно, я, вроде, про доску начал. Так вот, на перемене мы с пацанами свалку небольшую устроили. А я нарывонистый тогда был, и иногда даже в игре руки лишку распускал. Ну, и разозлил кое-кого. А народ у нас нервный, и толкнули меня хорошенько. И - прямо на доску. Я и не понял сначала ничего, думал, рука хрустнула. А тут как раз учительница зашла, и все по местам разбежались. Она доску не сразу заметила. А когда заметила - разоралась сразу. И первый вопрос: кто?! Ну и че, все, конечно: "Я - не я, корова не моя". Я тоже хотел отпереться, но меня заложили. Учительница сразу: "Отца в школу!" Ну, отец через неделю каким-то образом новую доску достал, железную, а мне всыпал хорошенько.
  
   Постепенно, может, из-за того, что на железной доске писать не так интересно было, может, еще из-за чего-нибудь, я разлюбил ходить в школу. И иногда прогуливаю неделями. В школу приношу записки якобы от мамы, что болел, а иногда и справки. Бабуля у меня санитаркой в больнице работает, так вот, когда я помогал ей там убираться, то стянул несколько бланков с печатями. А дома тоже не знают, что я прогуливаю. Отца после случая с доской в школу с ментами не доставишь, а мама вообще сроду там не бывала. Телефона у нас нет, а домой классной в облом идти.
  
   Конечно, я понимаю, что из-за постоянных прогулов скатился и числюсь среди худших, но мне пофиг. Я лучше в библиотеке посижу и книжку почитаю, чем на уроке торчать. А то сиди все время и жди: спросят - не спросят; а если спросят, то обзовут еще как-нибудь. И на перемене какой-нибудь тип, вроде Мальцева, начнет докапываться: "Что съешь: мыло со стола или хлеб с параши?"
  
   Конечно, все свободное время в библиотеке не просидишь. Когда голова становится тяжелой и строчки сливаются, я иду гулять. Но не во двор к пацанам. Там нет ничего хорошего. Одни разговоры на уровне Мальцева или выяснение, сколько у меня денег и хватит ли, если скинуться, на сигареты или компьютерный клуб. Я не прочь, конечно, иногда затянуться, а вот в компьютере не смыслю ничего. Видел я, конечно, как пацаны режутся в какие-то стрелялки или ходят по лабиринтам с монстрами, но играть меня без денег не пустили, и я положил на них всех. Хорошо, что сейчас проезд бесплатный для школьников сделали, и я могу мотаться в самые дальние уголки города. Я везде побывал и самые разные места излазил. И даже любимые у меня есть. Например, остров на реке, куда старый пешеходный мост ведет. Там местечко такое классное, у самой воды. Летом сядешь - и сидишь; вода течет себе, и нет никого. А совсем рядом - мост железнодорожный через реку. Линия тут старая, без проводов, поезда редко ходят. Но я обязательно дожидаюсь. Шум поезда - он ведь особый. Не городской даже. Есть в нем что-то, чего я объяснить вам никогда не смогу. Я вот, вроде, довольно далеко от железной дороги живу, а иногда выйдешь вечером во двор, зимой особенно, когда снег городской шум приглушает, и слышен порой стук колес. Замрешь, слушаешь. И забываешь даже, что ты во дворе. А особенно здоровско слушать железную дорогу, когда небо чистое и звезды видны. Тогда мне кажется даже, что стук колес оттуда доносится.
  
   Еще я люблю садиться в автобус и ехать почти через весь город, до конечной. Выйдешь там возле какой-то то ли котельной, то ли ТЭЦ, труба у нее еще огромная кирпичная, издалека ее видать, пройдешь вдоль забора бетонного (а за забором шипит что-то, пар идет и вода капает) - и почти сразу лес начинается. Только еще не совсем лес. Сначала там гаражи всякие попадаются, коттеджи недостроенные. А чуть подальше - вообще корпус заводской, тоже построенный только наполовину, но все равно огромный. Зайдешь туда, а там пролеты лестничные с битыми кирпичами, без перил. Поднимаешься по ним осторожно так, выше, выше. И вот - уже на крыше. Вернее, это не совсем крыша, еще этажи должны были быть, но их не достроили, и получилась это как бы крыша. Подойдешь к самому краю. Сначала жутко бывало, а потом - ничего. Сядешь, голову в коленки упрешь - и слушаешь. Вообще-то слушать-то здесь как раз совсем нечего, но в этом и прикол весь: слушать тишину - это лучший в мире кайф!
  
   Ну вот, все началось в день, когда я в школу все же пошел. Послал нафиг всех, кто меня поприветствовал, сел за свою заднюю парту. Первым был русский, причем не просто урок, а диктант, так что я удачно пришел. Можно не бояться, что тупые правила отвечать заставят, и оценку хорошую получить. Правда, еще задание грамматическое... Но на него начихать можно.
  
   Однако в конце урока сидящий впереди Мальцев сунул мне свою тетрадку с выполненным заданием (тоже сдул, поди, у кого-то) и велел списать. Я не врубился, откуда взялось такое благородство, но задание все же списал.
  
   А после диктанта, вместо литературы, объявили, что концерт будет. Пришел какой-то гитарист, автор-исполнитель в смысле, и для нас песни решил попеть. Вышел такой, с бородкой светлой, в штанах помятых, и гитара такая невзрачненькая, треснутая. Не знаю, классно ли он пел, я не разбираюсь. Вроде, ничего, нормально. Но его слушали. Хотя некоторые песни были замудренные. Про путь к какому-то огню, про сплетенные черные сети, которые надо порвать, про свет истины, который виден впереди. Но были и понятные: про маленький игрушечный кораблик, который пустился в дальнее плаванье, про белого коня, приходящего на помощь. Рядом со мной взрослая девушка сидела, тоже слушала. А я и слушал, и между делом в тетрадке рисовал. Кораблик нарисовал с парусами, коня, только не белого, а синего, еще что-то, не помню точно. Смотрю, девушка в тетрадку заглядывает, спросить даже, вроде, что-то хочет. Ну, я отодвинулся подальше, больно надо...
  
   После концерта была обычная перемена. На ней-то я и понял, откуда благородство у Мальцева взялось. Он возник передо мной и заявил:
  
   - Я тебе списать дал, гони чирик.
  
   Я ему, конечно, ответил, причем так, что ответ свой здесь приводить не буду, но Мальцев почему-то не разгневался. Сказал только:
  
   - А, ну ты же у нас нищий... Хорошо, за тобой должок.
  
   На том и разошлись.
  
   Когда я вернулся домой, как раз пришел на обед отец.
  
   - Дай десять рублей, - сказал я ему.
  
   Он посмотрел на меня удивленно:
  
   - На что тебе?
  
   - Ну... так... надо, - заколебался я.
  
   - Если не можешь толком объяснить, значит, не надо. Опять, поди, на ерунду какую-нибудь. - Отец вдруг придвинул меня к себе и, глядя в глаза, сказал: - А ну, дыхни.
  
   Я сегодня не курил и смело дунул ему в лицо.
  
   - Хоть бы зубы почистил... - скривился отец. - Ты же знаешь, я в СССР родился, зарабатывать не научился. Это ты вот, новое поколение. Некоторые пацаны, вроде тебя, больше меня заколачивают.
  
   - Я тоже в СССР родился, - огрызнулся я.
  
   - Во-во, гордись теперь до пенсии, - сказал отец. - Ладно, не мешай мне обедать. Иди вон, себе тоже наложи.
  
   На следующий день выяснилось, что за диктант я получил 5/2. Причем классная объяснила, что могла бы поставить 5/3, но так как ошибки у трех человек одинаковые, она не стала выяснять, кто у кого списывал, а всем влепила пары.
  
   Я вздохнул облегченно: вопрос о долге снимался. Но все оказалось не так просто.
  
   - Про долг не забыл? - подрулил на перемене Мальцев.
  
   - За что долг-то? За пару? - удивился я.
  
   - Работа была не на пару, - вкрадчиво объяснил Мальцев. - Кстати, долг следовало бы увеличить, если бы не ты, у меня пары бы не было, да уж ладно...
  
   Вот так. Может, погулять недельку, а потом Мальцев забудет? Но как же, забудет он...
  
   Единственный способ заработка, который я знал и считал приемлемым для себя, был сбор бутылок. Хорошо, что весеннее солнышко вызвало у любителей пива приличную жажду, и свеженькие бутылки попадались довольно часто. Некоторые - в урнах. И зачем люди их в урны бросают? Знают ведь, что кому-то придется их потом оттуда доставать, а это не очень-то приятно. Вот когда вырасту и тоже буду пить пиво, то всегда буду оставлять бутылки у края дороги: пусть забирают, кому надо...
  
  Вскоре я насобирал бутылок на пятерку и пошел сдавать. Но, как назло, приемный пункт был закрыт. Можно, конечно, сдать в киоске, но там дают меньше, и я пошел домой.
  
   А у подъезда меня окликнули. И кто бы вы думали? Та девушка, которая сидела рядом со мной на концерте.
  
   - Постой, - сказала она. А я и так уже остановился. - А я тебя жду.
  
   - Зачем? - позвякивая бутылками, спросил я.
  
   - Дело в том, что я корреспондент газеты "Городской курьер", Галина Неволина, - объяснила она. - Мне показалось, что ты интересный человек и хотела бы с тобой побеседовать.
  
   - Это в смысле взять интервью? А че я такого сделал-то? - по-настоящему удивился я.
  
   - Моя задача - как раз выяснить это, - сказала Неволина.
  
   - Ладно, пойдемте выяснять, если вам так хочется, - предложил я, показав на подъезд. И добавил, заметив ее нерешительность: - Не бойтесь, дома никого нет.
  
   Но дома у меня Неволина, как мне показалось, засмущалась еще больше. Уж не знаю, что ее так смутило?
  
   - Вы не стойте, садитесь, - сказал я. - Вот, на кровать. Или на стул, если на кровать не хотите. Только осторожно, он развалиться может, мамина знакомая с него один раз уже падала. Знаете, веселая история была.
  
   Неволина осторожно опустилась на стул. Я же с ногами забрался на кровать.
  
   - Можно, я включу? - Корреспондентка достала из сумочки диктофон.
  
   - Валяйте, - разрешил я.
  
   Она щелкнула кнопкой и начала:
  
   - Как тебя зовут?
  
   - А вы разве еще не выяснили? - ответил я. - Хотя ладно. Антон Агафонов, 1991-го гэ рэ. Не женат, не судим, в связях, порочащих его... Впрочем, это вопрос спорный... Достаточно?
  
   - Ты любишь рисовать?
  
   - Люблю, - сказал я. - Особенно на математике.
  
   - И что ты рисуешь? - продолжала спрашивать Неволина.
  
   - Ну... Что на ум придет. Самолеты, поезда, корабли... Голых женщин.
  
   - И получается?
  
   - Кто? Женщины? Не очень. Самолеты лучше.
  
   - Ты, наверное, хочешь научиться рисовать лучше? Позаниматься в изостудии?
  
   - Где позаниматься? - не понял я.
  
   - Ну, в кружке, где учат рисовать, - объяснила Неволина.
  
   - Заниматься? Не хочу. Сидеть, слушать, делать, что заставляют. Не хочу.
  
   - Тогда чего же ты хочешь? - спросила она.
  
   - Десять рублей хочу.
  
   - Десять рублей? - смутилась Неволина. - А зачем тебе?
  
   - Да... так. Долг отдать. Может, вы дадите? А то у отца нету.
  
   - Я? - Неволина, кажется, покраснела даже. - На самом деле так надо?
  
   - На самом деле, - сказал я. - Честное слово.
  
   Неволина достала из сумочки кошелек, вытащила оттуда десятку, протянула мне. Я встал с кровати, взял деньги, вернулся обратно. Сказал запоздало:
  
   - Спасибо.
  
   - Ну, теперь ты счастлив? - спросила она.
  
   - Возможно, - сказал я.
  
   - И тебе для счастья достаточно этих десяти рублей? Но ведь жизнь - это не только материальное. Ну, отдашь ты эти десять рублей - и будешь счастлив? Если это счастье, то зачем тогда вообще жить? Надо пылать и дерзать, находить в жизни большое и хорошее.
  
   Я зевнул и подумал, что бутылки все равно надо будет сдать: пять рублей лишними не будут. А Неволина спросила:
  
   - Вот ты ради чего живешь?
  
   - Я? Просто... живу, и все.
  
   - А эта статья твоя? - Неволина достала из сумочки газету "Синий троллейбус". - Ты ее тоже просто так писал?
  
   - Какая статья? - не сразу понял я. - А, эта, про Мурку... Это рассказ. Попросили написать - и я написал. Захотелось.
  
   - А что нужно для того, чтобы тебе захотелось что-то сделать? - спросила Неволина.
  
   - Не знаю, - честно сказал я. - Иногда мне хочется есть, иногда - гулять, иногда - курить.
  
   - Ты куришь? - откровенно испугалась девушка.
  
   - Найдите, кто сейчас не курит, - хмуро сказал я.
  
   - Но ведь это плохо. - Корреспондентка как-то сжалась, помрачнела, ссутулилась. - А пьешь?
  
   - Если вы из детской комнаты, то сразу надо говорить.
  
   - Нет, я из газеты, у меня удостоверение есть, вот.
  
   Я посмотрел издали на темно-зеленые корочки, спросил:
  
   - А почему вы именно меня выбрали?
  
   Неволина не ответила, потому что вдруг еще раз быстро оглядела комнату. Спросила тревожно:
  
   - Антон, а где ты уроки делаешь?
  
   - Уроки? Иногда на кухне, - объяснил я, - там стол есть. А если он занят, то здесь, на кровати. Встаю на пол на коленки, - я даже показал как, - кладу сюда тетрадку - и пишу.
  
   - Но так же... Вся спина изогнута. У тебя будет сколиоз! - возмутилась Неволина.
  
   - Что будет? Склероз? Не, у меня память хорошая пока. И вообще, мозги мне еще для чего-нибудь пригодятся. Я ведь их не травлю "Моментом" или травкой.
  
   - Этого еще не хватало, - вздохнула корреспондентка. - Что-то не получается у нас с тобой разговора. Расскажи хотя бы, что ты любишь... Или не любишь...
  
   - Не люблю, когда с глупыми вопросами пристают, - начал я, но Неволина выключила диктофон, поднялась со стула. Сказала сухо:
  
   - Я, пожалуй, пойду. До свидания.
  
   - Как хотите, - сказал я. - Давайте, я вам дверь открою, а то у нас замок заедает.
  
   Когда Неволина ушла, я все же сходил в киоск и сдал бутылки. Бог с ней, с мелочью.
  
  А на следующий день я вновь стал подумывать о том, стоит ли отдавать деньги Мальцеву. Даже прокручивал в голове разные способы, как потратить доставшуюся от Неволиной десятку. Но потом плюнул. Черту ли в ней проку, в этой десятке?
  
   Но когда я сунул деньги Мальцеву, то пожалел о своей честности. Потому что Мальцев вместо благодарности прочитал стишок:
  
  
  
   Посмотрите, вот Антоша,
  
   Вы не бойтесь, он хороший.
  
   У него, как у мулата,
  
   Восемь дочек неженатых.
  
  
  
   - Долго сочинял? - спросил я. И хмуро продекламировал:
  
  
  
   Посмотрите, это Мальцев,
  
   У него большие пальцы.
  
   А еще, как у циклопа,
  
   Отросла большая...
  
  
  
   Ну, вы поняли что. Надо признаться, что стишок я сочинил заранее. Но Мальцеву было все равно, заранее я сочинил или только что. Он схватил меня за руку, заломил ее за спину:
  
   - А ну, извиняйся!
  
   Как же... Этого-то от меня никто никогда не дожидался, а уж Мальцев - тем более. Вместо извинения я лягнул его пяткой куда надо... Он, конечно, взвыл, руку выпустил. Я не стал дожидаться, когда он опомнится, рванул... Причем бежать надо было подальше. В смысле, вообще из школы. С уроками - черт с ними, не привыкать. Я скрылся в подъезде одного из близлежащих домов. Постоял немного, отдышался. Потом осторожно выглянул, убедился, что погони нет. И только сейчас сообразил что строчка про "восемь дочек неженатых" неправильная. От этого настроение у меня поднялось, и я пошел шляться по городу. В кармане позвякивала мелочь, оставшаяся от сбора бутылок, и поэтому обида на Мальцева вскоре совсем рассеялась.
  
   Так, позвякивая денежками в кармане, я дошел до троллейбусной остановки. А на ней - киоск продуктовый. Конечно, мне захотелось чего-нибудь купить. Сколько денег-то там у меня, а? Я захотел пересчитать мелочь, но... оставил руку в кармане. Потому что рядом ошивался подозрительного вида пацан моего возраста, ну, или чуть-чуть постарше, сразу не поймешь. Был он в серой болоньевой куртке (на рукаве клок материи был оторван и болтался, как язык у собаки) и чересчур яркой для него красной бейсболке. Однако лицо и руки были довольно чистыми. Но поведение пацана меня насторожило. Он явно что-то высматривал. Но, как выяснилось, не меня.
  
   Мальчишка подошел к женщине, только что купившей что-то в киоске. Я не слышал толком, что он говорит: что-то про операцию, про то, что нет денег и про то, что осталось чего-то меньше года. Женщина отмахнулась и поспешила к подошедшему троллейбусу.
  
   И тут до меня дошло!
  
   Жить! Ему! Осталось! Меньше года! Если он не насобирает денег на операцию!
  
   Я подскочил к мальчишке, выгреб из кармана все деньги. А пацан уже обороняться приготовился, сжал кулаки. Я схватил его за руку, разжал ему кулак и высыпал в ладошку свою мелочь.
  
   Все это заняло несколько секунд - и я пулей заскочил в собравшийся отходить от остановки троллейбус.
  
   Из окошка я видел, как мальчишка пересчитал деньги и ссыпал их в карман куртки.
  
   Я ехал, а меня одолевали мысли всякие. Точнее, невеселые. Потому что чем больше я думал, тем лучше понимал, что пацану этому - хана. Сколько надо на операцию? Дофигища и больше. А сколько он так насобирает? Ни хрена он не насобирает. Было б что-нибудь у меня дома - я бы продал, и все. Но ведь ничего нет... Самая ценная вещь - черно-белый телевизор, который старше меня лет на пятнадцать. Это если только "ЗИЛ" с надписью "Золотой Урал", который приезжает к нашему ларьку и увозит бутылки на завод, угонишь, то тогда, может, наскребешь нужную сумму, и то вряд ли... А если в школе вывесить плакат типа: "Помогите мальчику!"? Но и эту мысль я отмел. Как же, там больше половины таких, как Мальцев, жди от них...
  
   Я приехал на остров и сел дожидаться поезда. А мысли все не уходили. А что, если, к примеру, отвинтить рельс в одном месте, а потом побежать навстречу поезду и предупредить? Может, премию тогда дадут?
  
   Но нет, рельсы я не стал разбирать. Просто дождался поезда, посидел до тех пор, когда стих вдалеке стук колес... и остался сидеть еще, потому что спешить было все равно некуда.
  
   А вечером папаша мне всыпал. Оказывается, классная дозвонилась до его работы и настучала, что я слинял с уроков. Пришлось на другой день идти в школу.
  
   Но к первому уроку я не пошел, потому что первым был русский, который вела эта... которая настучала. И ко второму, литературе, тоже не пошел, потому что ни фига не читал накануне.
  
   В школу приперся я где-то к концу второго урока. Поднимаюсь по лестнице. Слышу - голос, знакомый даже, вроде. Остановился.
  
   - Нет, этот мальчишка вставил мои стихи рядом со статейками каких-то уличных... бродяжек! С которыми он знаком! Лично!
  
   - Но ведь это всего лишь ребенок, - успокаивал его женский голос. - И этот редактор "Синего троллейбуса" ничего не знает об авторских правах и о том, что нельзя печатать стихи без согласия автора.
  
   Неволина! - узнал я женщину. И тут сердце у меня радостно застучало. Потому что я нашел решение! Конечно, писать в "Синем троллейбусе" про того мальчишку с остановки не было смысла, а вот если в "Городском курьере"! Я рванулся было с места, чтоб рассказать обо всем Неволиной, но остановился, потому что мужчина (а его я тоже узнал, это был тот, который пел нам, с гитарой) еще сильнее возмутился:
  
   - Тогда какое право он имеет издавать газету, если не знает элементарных вещей!?
  
   - Ну, не знает, - сказала Неволина. - Так надо пойти и объяснить ему. Ведь наша работа - это тяжелый труд, не всегда приятный. Я вот недавно была у ребенка, в грязной, неприбранной квартире, сидела на готовом развалиться стуле. Но это моя работа, и я вынуждена была довести беседу до конца.
  
   Я развернулся и пошел в туалет. Хорошо, что в кармане была недокуренная сигарета...
  
   На перемене я выпросил у Алешки последний номер "Троллейбуса". И правда, на первой странице был знакомый уже мне стишок про эти самые черные сети. И подпись под ним - Константин Неволин.
  
   Так-так, они еще и супруги... Я сунул газету в карман и решил со всем справиться сам. Плана, правда, у меня не было никакого. Поэтому после школы я поперся на остановку. Но чем ближе я был к месту, тем меньше у меня было уверенности, что пацан будет там. Зачем ему каждый день в одном и том же месте ошиваться?
  
   И точно: пацана не было. Но я не сильно расстроился. Человек не иголка - найдется.
  
   Я пошел бродить по близлежащим дворам. В голове, правда, вертелась одна пакостная мыслишка о том, что вдруг он уже... того... Но, вообще-то, всерьез я эту мыслишку не воспринимал.
  
   Надо заметить, что лица мальчишки я почти не запомнил. Вообще у меня отвратительная память на лица. Даже когда кино смотрю, все время кто есть кто путаю. Но пацана я все равно надеялся узнать.
  
   И узнал. Потому что такую красную бейсболку нельзя не заметить. Мальчишка сидел на покореженной детской карусельке. Один. И это было хорошо.
  
   Я решительно направился к пацану. Хотя что сказать ему - я совсем не знал. Поэтому сказал то, что обычно говорят в таких случаях:
  
   - Привет.
  
   Пацан посмотрел на меня. И ничего не сказал.
  
   - Ты завтра... это... приходи сюда в это же время. Только обязательно! - выпалил я. И пошел.
  
   Но все же обернулся. Пацан смотрел мне вслед.
  
   - Обязательно! - еще раз сказал я и пошел, больше не оборачиваясь.
  
   Ну вот, сам себе определил срок, теперь надо действовать быстро. Только как действовать - я не представлял. Совсем.
  
   Нет, я вру. Не совсем. Один способ мне смутно все же вырисовывался. Но я отгонял его, как что-то совершенно не приемлемое.
  
   Отгонял, отгонял, но все равно пришел на базар, туда, где торгуют китайцы. Народу там - тьма, и в этой толпе есть надежда, что, может быть, никто ничего не заметит.
  
   Я пошел между рядами, стараясь выглядеть равнодушным. А сам посматривал на лотки. Рубашки, сапоги, лифчики... Все лежало рядом. Но зачем мне это? Это все - мелочь. Найти бы кошелек... А в нем - баксы...
  
   Но мне не везло. Стянуть что-то - трусил, да и понимал, что бессмысленно, а кошельки не попадались.
  
   Лоточники уже начали сворачиваться. Вечерело.
  
   Совершенно разбитый, я пошел с базара. На сердце было пакостно. Я совсем, совсем ничего не добился. Ноги сами топали к дому. А куда еще идти?
  
   В одном из дворов я соскочил с тротуара, услышав за спиной громкий гудок автомобиля. Ну, матюгнулся я про себя, пожелал водителю всех благ и пошел дальше. А машина затормозила у подъезда. Дверцы отворились - и вышел, нетвердо ступая, водитель. С другой стороны выбралась девушка, тоже "хорошенькая". Водитель открыл заднюю дверцу, и они вместе с девушкой принялись извлекать еще одного пассажира - вдрызг пьяного парня. Извлекли. Парень повис у них на плечах. Процессия двинулась к подъезду. И никто из ее членов не подумал о том, что дверцы у автомобиля следовало бы закрыть. А на заднем сидении спокойненько лежала барсетка.
  
   Я больше ни о чем не думал. Только умолял, чтобы троица побыстрее справилась с кодовым замком.
  
  Наконец, справились. Вошли в подъезд.
  
   Оглядеться, чтоб никого не было, подскочить к машине, схватить барсетку и отбежать подальше - дело нескольких секунд.
  
   Сунув добычу под куртку, я уже спокойно пошел подальше. Туда, где никого нет. На остров.
  
   Уже почти на самом подходе к "моему" месту меня чуть кондрашка не хватила: за пазухой что-то заверещало. Ч-черт, сотовый! Я выхватил его из кармашка барсетки (нет, сбывать такую штучку - себе дороже!), размахнулся и кинул в воду, чтобы не пиликал. Прошел еще несколько шагов. Остановился, присел на корточки. Может, зря все?
  
   Нет, оказалось, что не зря. В барсетке был кошелек. А в кошельке - деньги. И наши, и "зеленые", и еще какие-то, евро, что ли... Я стал считать. Сбился. Начал по новой. Потом стал переводить все в рубли. Получалось много. Очень. Даже если с курсом евро я чего-то наврал - все равно много.
  
   Хотя сколько стоит эта треклятая операция? Да уж не дороже, чем машина, наверное...
  
   С барсеткой, в которой еще что-то было (кажется, документы) я поступил так же, как с сотовым, а деньги решил пока спрятать. Зашел подальше в дебри, вырыл палкой ямку, положил кошелек, замаскировал хорошенько. До завтра точно никто не найдет...
  
   Говорят, преступникам снятся их жертвы. А мне в эту ночь ничего не снилось. Может, просто из-за того, что умаялся я за день, а может, из-за того, что какой из меня преступник?
  
   Зато в школе я сидел, как на иголках. Нет, хуже. Как на сковородке раскаленной. И звонок с последнего урока, который всегда-то был для меня благом, сегодня воспринял, как высший дар небес.
  
   Конечно же - теперь прямиком на остров! Совсем не блуждая, я отыскал потайное место. Откопал кошелек. Деньги - в карман, кошелек - в реку!
  
   Ну, все. Теперь осталось молить Бога, чтобы пацан не был дураком и пришел на назначенное место.
  
   Бежал я быстро. А когда бежишь быстро, бдительность притупляется. Как из-под земли возник Мальцев. И не один, а с тремя парнями, мало мне знакомыми.
  
   - Куда спешим? - схватил он меня за куртку.
  
   Я отчаянным рывком попытался вырваться. Но хватка только усилилась.
  
   - А должок кто будет отдавать? - вкрадчиво сказал Мальцев.
  
   - За что должок? - прикинулся я дурачком.
  
   - А за стишки?
  
   - Ты тоже читал, - вступил я в безнадежный спор.
  
   - Так я просто шутил. Так что гони червонец. Может сейчас есть? Поищем, а? - обратился он к дружкам.
  
   Мое отчаянное сопротивление только их раззадорило. А я орал что-то уж совсем невообразимое:
  
   - Это не мое! Отстаньте! Я должен отдать!
  
   Когда искомое было найдено, наступила тишина. Глазищи у Мальцева, и не только у него, округлились.
  
   Наконец, Мальцев выдавил:
  
   - Не, парни, это не для нас. Идем.
  
   Он сунул деньги мне в руку и толкнул в плечо:
  
   - Гуляй!
  
   Я пошел, понимая, что встрял крепко. Мальцев всем разболтает. А если потянется ниточка...
  
   Теперь я был осторожнее. Но нет, "хвоста", кажется, не было. Понемногу я успокоился.
  
   А вот пацан на месте был.
  
   - Привет, - сказал я. - Вот, думаю, должно хватить. - И сунул пацану деньги.
  
   - Хватить на что? - не сразу понял он. - А, на это... Должно.
  
   - Ну, пока, - сказал я. И пошел.
  
  
  
   Вроде, все. Сегодня, через несколько дней после этого, умерла Мурка. Я сходил на остров, похоронил...
  
   Мальцев, конечно, на другой день после той памятной встречи подруливал, интересовался, откуда у меня богатства такие. А я уже сочинил историю о том, что один мужик попросил передать бабки другому, и пообещал мне за это чирик, но он, Мальцев, этот чирик не получит, потому как я его уже потратил.
  
   - Ну и дурак ты, - сказал Мальцев. - Мог бы с этих денежек себе отстегнуть маленько. И мне бы досталось.
  
   - Сам дурак, - ответил я. - Там посчитано все было.
  
   А про себя подумал: "Может, и впрямь дурак, а?"
  
   ...Возвращаясь с острова, я нашел в почтовом ящике газету. "Городской курьер". Прикольно, мы и не подписаны ни на что.
  
   Газета как газета. Но пару отрывков из одной статейки я все же приведу:
  
   "А вот еще один типичный пример современного тинэйджера - двенадцатилетний Антон. Ленивая и неразвитая речь, блуждающий взгляд, уличные манеры. Интересы? Деньги, секс (уже в этом возрасте!), бессмысленное блуждание по улице. Конечно, налицо весь спектр вредных привычек: и курение, и тяга к спиртному...
  
   Что ж, ребенка нельзя судить строго. Обстановка, в которой он живет..."
  
   А, ладно... Вот второй отрывок:
  
   "У одиннадцатилетнего Максима - другое занятие, которым его принуждает заниматься мать. Этот мальчик "в красной шапочке" ходит по улицам и выпрашивает у сердобольных людей мелочь, рассказывая придуманную историю о срочно необходимой ему операции.
  
   - Все деньги отдаешь матери? - спрашиваю я его.
  
   - Че я, дурак? - улыбается Максим. - И о себе позаботиться надо".
  
   ...Вечером отец принес котенка. Блохастого. Мы искупали его и долго сидели, выискивая оставшихся блох. Потом постелили в коробку газету (кажется, "Городской курьер") и положили туда котенка. Пусть отдыхает человек!
  
   Котенка я назвал Максиком.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"