Аннотация: В общем, началось всё с поста у Сейтимбетова. Черт знает, кто дернул меня попробовать написать пяток разных рассказиков на тему Тейлор и её шкафчик/Сайлент Хилл, но запилил я пока только один. Канонично не нравящийся мне, как сцена с больничной палатой. Собственно ей и навеяно. Ну я чтоб не забыть - Амнеза. Еб-твою-мать Даниэль, или как мне больше нравится Дэниэл и его темнота.
Worm/SilentHill
Вонь-боль-раздражение. Шкафчик, переполненный отвращением. Смесь запахов рвоты, гнили и человеческих испражнений. И самое главное - прикосновение липкой и гадкой одежды, шевеление насекомых, скользящих по коже, пытающихся проникнуть в тебя.
Болят и наливаются жаром ободранные ладони.
Не пошевелиться. Не отодвинуться. Не вырваться.
И смех. Издевательский смех тех, кто чувствует себя победителями, постепенно затихает.
Им плевать, что ты сломалась, что ты умоляла выпустить тебя отсюда. Срывая голос и хрипя сквозь слёзы, скребясь сорванными ногтями о дверцу.
И что сейчас, спустя час, все ещё пытаешься стучать и звать на помощь.
Подать сигнал, что ты здесь, что ты готова на всё, лишь бы выбраться.
К концу третьего часа, когда свет от окна, проникающий сквозь решетку шкафчика тускнеет, а лампы, освещающие коридор - не включаются, твоя надежда, что тебя хватятся, что кто-нибудь, хоть бы кто-нибудь выпустит тебя отсюда - тускнеет.
Шаги сторожа затихают вдалеке. Как бы Папа не волновался, как бы ни умолял - полиция не сдвинется с места в ближайшие двадцать четыре часа. Ты знаешь это. Отчаяние поднимается вместе с вонючими волнами, которые чувствуются всё слабее, липко окутывая тебя, цепляясь своими черными-черными щупальцами, покрытыми крючками, за твои мысли.
Всё что тебе остается это - вонь, насекомые, боль, жар и отвращение. Перебивая жалость к себе и бессильную ненависть. И улыбка Эммы, блядь её, Барнс, которая смела зваться твоей подругой, но раз за разом била тебя в спину. Самоутверждаясь. Продавая тебя, о, отнюдь не за тридцать сребреников. Растягивая рот в улыбке совсем не библейского Иуды. Вкрадчивым, ласковым голосом поливая дерьмом, воняющим ничуть не лучше окружающей тебя мерзости.
Было бы не удивительно, если бы внутренности Эммы Барнс были такими же, как твой шкафчик сейчас.
По крайней мере, это бы многое объясняло.
Эмма Барнс - гниющая, разлагающаяся, с лезущими из неё червями. Горящая изнутри, как твоё тело. Плавящаяся в геенне огненной, бессильно и беззвучно кричащая, открывающая пасть в мучительной, растянутой агонии. Вместе со всеми своими инструментами, падающими рядом на пол - бессловесными ледяными куклами. С плохо прорисованными злыми и зубастыми ухмылками. Подвешенными, привязанными на тонких-тонких веревочках.
Ты умираешь и никакне можешьумереть в этом шкафчике, ненавидя. Наслаждаясь, и хихикая над придумываемыми окружающим карами, проявляющими их истинную, гнилую и лживуюнатуру.
___________
Эмма Барнс открыла глаза. Что-то с ней, с её телом было не так... А потом пришла боль.
Даниэл умер вчера.
Ровно в двенадцать вечера, выпив три глотка и откинувшись на подушку.
Умер трусом?
Чего же, чего же ты чёрт возьми боялся, Даниэл?
Тени? Деяний рук своих? Себя? Чувствовал дыхание времени?
Или может быть замка?
Раскаивался, Даниэл?
Раскаивался?!
Так почему же за твои грехи должен отвечать кто-то другой? А? Твоя оболочка? Твоё тело?! Так почему же не ты сам, ДАНИЭЛ?
Трус. Безумный, безнадёжный.
Ах, как тускло горит свеча...
бессильный
Искривлённые, оживлённые пародии. Жуткие в своей гротескности, в вывертах человеческого разума, жестокости и слепоты