Её жизнь была прекрасна - десятый класс, скоро лето!
Она говорила, как пела; смеялась - как птичка.
В те дни цветущая черёмуха волнующе заполняла знакомые улицы, мягкие облака никуда не спешили по прозрачному небу, деревянные скамейки в городском парке до вечера оставались тёплыми и уютными.
Видеть и чувствовать - это же так замечательно!
А слышать шум окружающей жизни она не хотела.
Удобная вещь - наушники.
С самого утра, привычные, красивые, нисколько не кажущиеся чем-то лишним, посторонним, скорее, наоборот, вызывающие тревогу своим редким отсутствием.
Свобода!
Никто не мог заставить её слушать то, чего она не хотела услышать.
Наушники, белые провода, музыка.
Голос таинственных книг.
Или краткие интересные новости.
Или телефонный смех нужного человека.
Удобно.
Однажды отец, побледнев жёстким лицом и, не глядя ни на кого за семейным столом, произнёс в её сторону:
- Сними...
Повторил.
Не дождавшись, протянул руку, сорвал наушники с её головы и бросил их на пол.
Внезапная боль, долгая обида.
Отец выдохнул, выронил тогда из дрожащей руки хлеб:
- Никогда не садись за наш стол так, с этими...
Люди в наушниках казались ей своими.
И смешные мальчишки с прекрасными глазами, и многозначительные ровесницы, и взрослые задумчивые женщины.
Без слов, без вопросов и пояснений она понимала их.
Они все слушали свою тишину.
Иногда кто-то шёл ей навстречу, нахмурившись, опустив голову; другой, наоборот, сиял лицом, иные беззвучно шевелили губами, улыбаясь и, рассказывая кому-то далёкому что-то непременно доброе.
Жесты им всем уже были не нужны.
В слишком редкие минуты домашнего общения отец, славный труженик, кривился скептической улыбкой:
- Плохо, что ты никого не хочешь слышать.... Природный слух имеет свойство деградировать.
- Твой остросоциальный сарказм не для меня.
- Когда будет нужно - тебя тоже не услышат.
- Ерунда.
Как-то чудесной весенней ночью случилась приятная бессонница.
Она лежала под прохладной простынёй, заложив ладони под голову.
Почему-то вспомнился давний, почти детский, разговор с отцом.
Они стояли тогда на высоком берегу реки, взявшись за руки.
В звёздной июльской темноте отец позволил себе быть непривычно восторженным.
- Умей слушать тишину, дочь. Как же удивительно звучит она! Когда есть возможность погрузиться в настоящий мир невыдуманных звуков, без глупых наушников, без постоянного громыхания ненужной, необязательной музыки и слов....
- Но ведь страшно...
- Это - пока, это с непривычки. Совсем скоро, когда повзрослеешь и научишься ценить одиночество, ты обязательно полюбишь такую тишину....
И потом, ещё...
Она - уже старшеклассница.
Они идут вместе по улице.
Она, задумавшись, слушает, в наушниках, волнующе тихую музыку.
Внезапно, на пешеходном переходе, отец дёргает, рывком, её за руку, хватает за плечи, вместе с ней падает на тротуар.
Мимо них, близко, весь в смрадном топливном дыму, мчится огромный грязный грузовик.
- Ты, ты.... Ведь слушать же надо!
Плечи отца трясутся от пережитого.
- Плевать...
А вчера случилась беда...
Внезапность чужой грязной жизни, чужого города, совсем другие люди...
Она шла под дождём, раскинув руки и рыдая.
Много людей вокруг, но никого - рядом.
В сумраке ненужного дня все они, навстречу, - в наушниках.
Её взгляд.
Она знает, что выглядит жалкой. Ей страшно.
Прохожие видят её, пожимают плечами, вежливо, коротко, улыбаются, стараются обойти, не испачкавшись, оберегая личные зонты и одежду.
"Помогите!"
Она так не говорит, они - её не слышат. В наушниках. Милые.