Аннотация: Анонс: Никогда не забывайте о себе, любимых. Иначе придет Ваш... заместитель.
Заместители.
Анонс: Никогда не забывайте о себе, любимых. Иначе придет Ваш... заместитель.
2009 год.
1.
Я бегу. Я бегу, скольжу вперед, растворяясь, обвисая в обжигающем морозном воздухе. Разрываю преграждающую путь непрозрачную белую пелену и обретаю за ней пьянящую невесомость. Ликую от того, как нежно, но вместе с тем, нагло и напористо, ветер щекочет мое лицо.
"Забудь обо всем" - говорю я себе.
Впереди маячит финиш.
Пересекаю черту. Все. Приехали. Уф-ф.
Замедляю ход.
Слышу, как хриплый мужской голос выкрикивает мое время. Хм, неплохо, для такой слабачки, как я. Год назад я закашляла кровью, преодолев лишь половину сегодняшней дистанции. Тогда меня сняли с трассы.... А сегодня я промчалась все пять километров, словно на одном невероятном, волшебном дыханье. И посмотрите на меня: я даже не валюсь с ног от усталости и напряжения. Вот так!
Почему мне так хорошо?
Я вспоминаю, как динамично во время дистанции двигались длинные изогнутые палки, как жестко руки заставляли их врезаться в твердую землю. Мое тело, мои всегда хрупкие, тонкие руки стали сильнее. Как это необычно....
Я подъезжаю поближе к кучке людей, ожидающих окончательных результатов. Прошло совсем немного времени, прежде чем финишировала последняя из нас. Судьи совещаются, затем объявляют лучшее время заезда и победителя. Это же я! Я - первая из нескольких тысяч!
- Вау! - восклицаю я вслух и, расталкивая толпу, пробираюсь к судейству.
Судьи кивают, что-то бормочут себе под нос, разглядывая номер на моей груди, рисуют в своих бумагах умные, пугающие своей замысловатостью каракули, после чего выдают мне справку.
Я читаю: "Заняла первое место в категории...". Ну и так далее.
Первая. Звучит гордо. И я таю от счастья.
Продолжаю топтаться около этой кучки человекосчетчиков: а как же кубок, грамота, еще какие-нибудь знаки отличия и почета? Они выжидательно смотрят на меня в ответ. И я понимаю, что здесь мне больше ничего не светит.
Я разворачиваюсь к выходу.
- Приходите на награждение, - жизнерадостно кричат они мне вслед.
Будто бы я могу не явиться. Вот шутники. Нет, ну, правда, отчего они решили, что я не в своем уме?
Награждение проходит спустя два дня в Ледовом дворце спорта грандиозных размеров. Несметное количество людей пришло посмотреть, как горстка счастливцев обретет на их глазах настоящие сокровища. И я - одна из таких, одна из избранных лучезарной удачей!
Здесь необходимо отметить следующее. Дело в том, что наше правительство решило приобщить побледневшее и похилевшее от круглосуточного протирания штанов у экранов, человечество к спорту. И предприняло для тех благородных целей невиданные, неслыханные меры. В качестве награды оно уже второй год учреждает... остров. Нет, конечно, не какие-нибудь огромные, стратегически важные, да и попросту бесценные объекты. Но все ж вполне приличные, очень и очень симпатичные, хоть и маленькие, кусочки суши. Все равно, даже они стоят миллионы. Долларов, разумеется.
Таким образом, сами понимаете, есть ради чего тренироваться и упражняться целый год.
Я не способна поставить себе цель и сворачивать горы на пути к ее достижению. С силой воли и упорством у меня, знаете ли, тоже не очень. Но у меня есть способности. Есть люди, что годами пыхтят над техникой. С пеленок ежедневно посвящают часы физическим упражнениям. С бараньим упрямством наращивают мускулатуру. Я никогда не такой не была. Весь этот год я просто регулярно, раз в неделю, выходила в сопки и наслаждалась свежим дыханьем леса.
И этого оказалось достаточно! Даже я была в шоке.
На трибуне какая-то светловолосая пушинка именно сейчас получает свою долю сокровища и славы. С жемчужной улыбкой синеглазый шоумен-ведущий чмокает счастливицу в щеку. Его бархатные очи отчего-то кажутся знакомыми. Герой сериала?
Спустя секунду, окруженный ореолом из тысячи радужных искр, зрителям навстречу выкатывается безумный кордебалет. Оглушительно грохочет музыка. Пестрые одежды, ноги, руки танцующих артистов - все смешалось в единый цветной клубок безудержной энергии. В ушах зазвенело и затрещало.
Я же, все это время, ежеминутно, ежесекундно, с дрожью в коленях предвкушаю момент своего звездного восхождения к несметному богатству. Меня трясет в такт бешеной музыки. От волнения крепко, едва ли не до боли, сжимаю ладошку Артема. Когда же назовут мое имя?!
Внезапно объявляют перерыв. Стремглав, в опасении упустить самое главное, мы с малышом несемся в буфет. Быстренько закинув обжигающий кишки черный кофе с восхитительными венскими булочками в желудки, мы возвращаемся и чинно садимся на свои места. Я смотрю на сцену.
От того, что я там вижу, глаза застилает пелена.
Там на сцене, ослепленная мощной иллюминацией....
Там я.
2.
Чувствуя, что мое сердце желает остановиться, заставляю себя пристальнее рассмотреть ту женщину под лучами прожекторов.
На ней моя коричневая кофта-кардиган с деревянными пуговицами. "Ага, - говорю я себе, - она не может быть мной, просто на ней такая же, как у меня одежда, и потому она выглядит столь на меня похожей".
Лихорадочно я дергаю пальцами за то, что на мне одето.
Ну вот, шелковая блузка.
Я облегченно вздохнула.
Хотя, что с того?
Но в лицо ей я не могу себя заставить посмотреть еще раз. Потому как память запечатлела лишь мое точное зеркальное отражение.
Против моей воли глаза все же устремляются туда. Я чувствую, что там я. Не похожая на меня девушка, не тайный мой близнец, а я.
Я.
Меня начинает тошнить.
Та я, что на сцене ведет себя скромно, жмется к непонятной конструкции в центре трибуны, словно не желает быть замеченной. Но ведущий "ее-меня" все же видит и направляется в "мою" сторону.
Подходит ближе, радостно достает из кармана заветный конверт и.... Вот тут-то я не выдержала и зажмурилась. Когда я открыла глаза, я решила, что повредилась в рассудке.
Шоумен и моя точная копия самозабвенно и смачно предаются изучению подробностей французского поцелуя.
Толпа в зале одобрительно улюлюкает.
А они все никак не оторвутся друг от друга. Целуясь, та, я, бездумно улыбается.
Я чувствую, что ревную. Вот только кого к кому?
Они прекрасно смотрятся вместе. Он - высокий, широкоплечий. Она (я?..) - маленькая, загадочная, аппетитная.
Стоп. Это не могу быть я. Я никогда не была "аппетитной". Или...?
Его рука бессовестно ухватила ее за зад.
И в эту же секунду недавно съеденное мной решительно устремляется наружу.
Едва сдерживая неукротимые позывы, не выпускаю родную ладошку из рук, я бегу к выходу. Боковым зрением вижу, как я, другая, спускается со сцены. Моего приза она так и не получила. Но мне как-то вот уже все равно.
3.
Я сижу в туалете. Тело сотрясает крупная дрожь.
Даже не знаю, от чего меня трясет больше. От того, что увидела саму себя в другом месте? Оттого, что шарниры и винтики моего никчемного котелка безвозвратно посъезжали с положенных им природой мест? Или из-за того, что произошло между этими двумя?
И вдруг предо мной словно в тумане всплывает лицо моей бывшей одноклассницы.
Людочка.
Никогда я с ней не дружила, даже не разговаривала. Только подшучивала над ее бесхитростностью и доверчивостью вместе с остальными. Иногда получалось зло. А иногда - вроде бы и мило.
Еще в школе Людка начала увлекаться народными гаданьями, чудесами, колдовскими штучками, и прочей старорусской нечистью.
- Люда-а-а! Помоги мне! - кричу я на нее хриплым шепотом.
Это чудо! Просто чудо, что именно ее я встретила здесь и сейчас. Потому как нормальный человек тот бред, что там, в зале сейчас произошел, объяснить мне никогда в жизни не сможет. Скорее, едва взглянув на меня, любой другой вызовет скорую психологическую помощь.
...Люда, пока я говорила, смотрела на меня так, словно заранее знала, о чем будут мои сбивчивые речи. Слушала спокойно и серьезно. Поправляя свои отвратительные, словно те же самые, прежние, еще со школьной скамьи, очки. Вобщем, вела себя как всегда. Отвратительно. Я даже почувствовала давно забытое, съедающее нервы, раздражение. Но недоумение и страх оказались сильнее, и я умоляюще стиснула ее пухлую, белую руку.
- Люда, что со мной? Что происходит?
- Пришел твой заместитель, - сказала она глухо и печально.
Хоть я ничего и не поняла, мой страх превратился в осязаемый ужас. Голова закружилась, туман перед глазами превратился в непроницаемое белое полотно.
- Мой... кто? О чем ты... гов...шь, - даже мои губы не очень-то хотели меня слушать.
Людка что-то объясняет мне.
Ее монотонный голос обволакивает меня, словно тягучий сироп.
Мне трудно улавливать ее мысли. Мне очень плохо. Я словно разваливаюсь на части от панического страха. Темная, липкая пропасть моей трусости хищно улыбается мне в молчаливом приглашении.
Однако главный, наиважнейший бред из услышанного все ж втиснулся в мое сознание. Самое страшное произойдет, как заявила моя чокнутая знакомая, если та, Она, меня, наконец-таки, встретит. Тогда я уже, наверняка, буду обречена на исчезновение. Она вытеснит меня из настоящего в пустоту, из которой сама явилась.
-Но почему она... п- пришла?
-Наверно ты потеряла себя.
-?!
-Вспомни свои последние дни. Какой ты была?
-Я победила в лыжне, - вспоминаю я с гордостью.
Люда не упала в обморок от зависти. Ей вообще все равно. Она всегда была странной. Наверняка эта сдоба даже и в лыжне-то не участвовала. Деньги, в отличие от остального нормального человечества, ее не интересуют.
-Нет, это не то. Это, скорей всего был твой последний шанс. Вспомни остальное.
Я напрягаю мозги.
Я вспоминаю. Да, я вспомнила.
Я - нерешительная. Я - трусливая. Я - безответная. Я - ненавидящая себя. Свои веснушки, тяжелые веки, скорбный голос. Я - невидимая.
Я - забытая.
Недавно ли все - так? Я даже не помню. Я вообще плохо помню, что происходило последнее время. Почему? Что за провалы? Что со мной? И, к примеру, где сейчас Артем?
- Вот видишь, - удовлетворенно замечает мои внутренние коллизии Люда, - ты только сейчас поняла, что с тобой что-то не так. А заместитель тем временем уже давно тебя ищет.
- Что?!
- Там, на сцене, она появилась, потому что ожидала найти там тебя. Она видит твои мысли. Ты, наверно, очень активно думала о том, как ты выйдешь получать приз. Найти тебя, свести тебя на нет - ее главная задача.
Я похолодела. По спине побежали мурашки.
Надо убираться отсюда.
Я побежала.
Словно недружелюбные змеи, устремившиеся мне навстречу, причудливо извивались темные коридоры, переплывая, перетекая один в другой.
Почти сразу я видела взъерошенную макушку сына.
- Артем, иди ко мне, - закричала я, вылетая из темноты, - мы уходи....
На полуслове я споткнулась. Фраза так и осталась в моем наполненном вяжущим комком горле. Мои зрачки расширились и превратились в два крохотных черных квадрата.
Держа Артема за руку, уверенными шагами приближалась ко мне... Она.
Мой заместитель.
4.
Что делать?
Бежать?!!
Нет.
5.
Передо мной на расстоянии нескольких миллиметров было мое лицо. Но я не смотрела в зеркало. А лишь катилась в зияющую пустоту ее глаз.
Хотя внешне было незаметно, что по ту сторону ее взгляда - Ничто. Со стороны -глаза, как глаза. Обычная такая дама за тридцать.
Когда не знаешь. Но я-то знала.
А еще она опять улыбалась.
Я застыла. Затем взяла Артема за руку и пошла в никуда. Она тенью двинулась за мной. Ее бесцветная улыбка жгла мне спину.
Оцепенение внутри меня все разрасталось.
Я пришла домой. Легла в свою кровать. Она легла рядом. Ее грудь прикасалась к моей груди.
Точно такая же. Одинаковая. Просто я.
Иссушающий мозг ужас не давал думать. Хотя бы маленькая мысль, ничтожная идея.... Возможно ли спастись?
И вдруг крохотный проблеск сознания сверкнул внутри еле заметной искрой.
Я бросилась наружу. Сколько еще минут, интересно, у меня есть до того, как она меня вытеснит полностью и отовсюду? До того, как я перестану существовать? Уйду в ничто?
Совсем рядом с нашим домом стоит небольшая деревянная часовня. Я вообще никогда о ней не думала, и уж тем более, никогда в нее не ходила. Что там вообще делают? Молятся? Кто там бывает, что чувствуешь... там, внутри?
"Священник, хоть бы там оказался священник", - чуть ли не вслух, заламывая руки, умоляю я сумрачное небо.
Я залетаю внутрь. Со стен хмуро взирают на меня божественные лики. Их взгляды, отстраненные, но светлые и печальные, нигде, ни в единой точке не пресекаются с моими глазами.
Какие-то старые бабки занимаются хозяйством, мужики-рабочие заканчивают отделочные работы. Подлетаю к ним, теряя рассудок от тошнотворной паники.
Нет, священника здесь нет, - отвечают мне степенно.
Может мне побыть здесь еще? Может, святые, несокрушимые стены уберегут меня? Но тут я смотрю в угол у двери и вижу моего заместителя. Правда, она держится подальше от икон и уже не улыбается, но небо меж тем не разверзлось, не заполыхали громы и молнии, когда она ступила на порог. Ничто ее не поразило и не уничтожило, страшная кара ее не постигла.
Она неотступна. Она наступает мне на пятки. Дышит в спину. Я чувствую, что постепенно леденею.
Мое измученное сознание, наконец, меня покидает. Я отключаюсь.
6.
Когда я пришла в себя, наступило недоумение. Где она? - была моя первая связная мысль.
Но вот что, тем временем, открылось моему взгляду:
Я сижу за письменным столом. Разрезаю белую бумагу ножницами.
Рядом сидит Артем и занимается тем же самым.
Я непонимающе верчу листок в своей руке. Он разделен на прямоугольники. Каждый прямоугольник ограничен тонкой черной линией и частично окрашен в серый цвет. В другой руке у меня карандаш. Это я, оказывается, их заштриховала.
Я слышу голос мужа.
- От того насколько они закрашены в серый, все и зависит, - равнодушно и вяло говорит он.
Я смотрю на свой листок и вдруг замечаю, под каждой из серых полосок надписи: Артем, Марина, Вадим, еще имена.... О Боже! Мое сознание окончательно проясняется. И приходит понимание всей чудовищности происходящего. Если бы не присутствие рядом притихшего, чуть испуганного Артема, я бы закричала.
Марина - это я.
Вадим - мой муж.
Артем - наш сын.
У меня в руках наши жизни и жизни тех, кто нас окружает.
Заместитель пришел не ко мне одной. Насколько закрашены фигуры, настолько соответствующий заместитель сейчас, сию минуту вытесняет кого-то из нас. Я в панике смотрю на свой квадрат. Не могу оторвать взгляд. Эгоистка, я сейчас даже не в состоянии подумать об остальных, о своих близких.
Где она сейчас? Почему я ее не вижу? - удушливое неведение все еще затмевает мой разум.
Мой прямоугольник совершенно серый. Но, присмотревшись повнимательнее, я замечаю крохотную, незакрашенную, белую полоску. Хватаю ластик и начинаю судорожно стирать мелкие штрихи. Но вдруг меня пронзает мысль еще страшнее. А что, если все наоборот? Чтобы уничтожить заместителя нужно, напротив, все закрасить? Я начинаю судорожно чиркать. И тут же, в испуге, боясь совершить роковую ошибку, замираю.
Рассматриваю прямоугольники мужа и сына, пытаюсь понять зависимость нашей жизни от серого. Оцепенение сковывает меня, потому как страх сделать неправильный вывод слишком велик, а последствия более чем фатальны.
Наблюдаю за Артемом. И что же? У него в руках ножницы и целый веер таких листов, как мой. Пред ним - еще ворох бумаги. Прямо у меня на глазах он разрезает большие листы на маленькие, аккуратно чертит в них по линеечке прямоугольники. Словно задание воспитательницы старательно выполняет.
Это все нарисовал он, пятилетний ребенок?
Я растерянно смотрю на ботинки мужа.
(И все ж, где же она?).
Одну свою руку мой муж зачем-то прячет за спиной. И еще я не вижу, что на талии у него лежат чьи-то чужие, но до жути похожие на мои руки. Не замечаю женскую фигуру, что загораживает он своим телом.
Я кожей чувствую его холодную улыбку.
- А ты что думала, - говорит он отчужденно, - надеялась, что я доверю тебе наши жизни?
- Но ты же сам сказал... - в нерешительности я замолкаю. Но тут же продолжаю вновь:
- И от чего тогда же зависит наше существование? - вопрошаю я боязливо.
Он молчит. Мне приходится, наконец, решиться поднять на него свой взгляд.
О...
Я поняла, отчего лицо вручителя призов на церемонии показалось мне знакомым.
В этом не было совершенно ничего удивительного. Именно так. Это был он.
- Мамочка, - зовет меня Артем.
- Да? - я поворачиваюсь к нему.
Мой малыш говорит серьезно, для вящей убедительности вытаращив глаза и слегка оттопырив губу:
- Вся наша жизнь зависит от того, что здесь, - прикладывает он ручку к своему сердцу. А после, приблизившись, - к моему сердцу.
7.
Так случается иногда - незаметно вдруг сходишь с ума. Так бывает. Но после - всегда возвращаешься обратно. В себя. В жизнь. В сегодня.
- Покажи, наконец, что в руке! - свирепо требую я, обращаясь к мужу.
Вадим смеется, подносит ко мне сокрытую прежде ладонь. Разжимает ее.... Оп-па!
Я с некоторой опаской заглядываю внутрь.
И вижу себя.
Что, опять? Прощай, осязаемая действительность и здравствуй полный бред? Только не это! Я не хочу исчезнуть.
Ах, нет. На грубой и сильной ладони лежит зеркальце. Маленькое складное зеркальце. Всего лишь.