Блики утренней Эллы встающей там, куда идёт корабль, бьют в глаза. Слабый западный ветерок едва заметно колышет обвисшие паруса двухмачтового биландера.
Корабль вышел из Андернаха, что на Вольных островах, две декады назад и, направляемый рукой опытного кормщика и его помощника - дежурили они у румпеля по очереди, под командой Клауса Штёртебекера - одного из многочисленных капитанов берегового братства Вольных островов, шёл на восток. Биландер был не нов, хотя и построен целиком из тикового дерева, ходил на нём Клаус уже больше пятнадцати лет, а тропические воды, изобиловавшие корабельным червём, заставили при очередной тимберовке вложиться и обшить подводную часть корабля медными листами. Расходы на обшивку до сих пор не были отбиты - капитан был должен властям вольного порта, мало чем отличавшихся от пиратов, более двадцати талеров - сюда входила и сумма основного долга и проценты по нему и проценты на проценты...
Тут поневоле задумаешься и будешь совать голову тигру в пасть. Команду они с квартермейстером Гансом Ланге - небольшим пузатым альфой с длинными жилистыми руками - старинным товарищем Клауса, многое с ним прошедшим, набирали из разного сброда и в Андернахе, и в Боркуме и ещё в паре мелких пристаней. Шестьдесят три человека - много для небольшого биландера.
Клаус решил рискнуть и идти в Лирнесс. Так-то Лирнесский флот безжалостно расправлялся с пиратами - торговля для Лирнесса - это всё. Но у капитана была идея - под видом торговца заявиться в порт. Покрутиться там - будто бы для взятия воды и продовольствия. Сбыть небольшую партию не самого ходового товара, потолкаться между фрахтовиков, послушать - кто, куда и с чем идёт и уж потом, увязавшись за неторопливым торгашом, напасть в открытом море, за пределами зоны ответственности флота Лирнесса.
На последние деньги были закуплены на Вольных островах несколько бочек ванили, кардамона и душистого перца. На Пелльворме и Лангенае - самых крупных островах из Вольных, были наняты лесорубы, притащившие из джунглей с десяток стволов красного дерева. Всё это должно служить поводом для захода в порт Лирнесса.
И сейчас капитан лавировал, четвёртые сутки пытаясь уйти от пассата, дующего с востока на запад, поймать антипассат и не попасть в экваториальную депрессию (на самом экваторе ветров нет совсем).
Договориться с искусником не удалось - денег не оставалось и капитан с квартермейстером надеялись на то, что торгаш пожмётся взять в рейс искусника, на две баллисты стоявшие на носу и на корме с набором зажигательных снарядов к ним, да на старый добрый абордаж - вот почему и была набрана такая большая команда.
Удача сопутствовала Штёртебекеру - биландеру удалось, не вызывая особых подозрений, пройти в порт Лирнесса. Капитан смог сбыть и специи и тяжеленные брёвна. При опросе искусником на таможне он уверенно стоял на своём - прибыл в Лирнесс торговать - вон и подтверждение есть. Замотанный наплывом моряков искусник не стал уточнять, чем ещё помимо торговли занимается капитан, одевший лучшее своё платье, что немного отвлекло проверяющего от его рожи.
Капитан вздыхал, надувал щёки, жаловался на убытки и проторы и был отпущен из таможни с письменным дозволением на стоянку на рейде в течение декады и закупку продовольствия и воды. Команде было разрешено, соблюдая очерёдность, сойти на берег (естественно, только в пределах порта)...
* * *
Утром дверь из кабинета в гостиную я открыть не смог - она была чем-то придавлена снаружи. Телеметрия показала, что тело, не дававшее открыть дверь - живое.
Телепортировавшись в гостиную, я, присев у двери, увидел, что подложив ладони под лысенькую головку, привалившись спиной к дверям, на полу спит Вивиан.
Подхватив его на руки, уложил на один из диванов, стоявших в гостиной. Сам тоже сел, умостив почти лысую голову омеги себе на колени.
Это он чего?
С Ёрочкой поссорились? Вроде нет...
Дотронувшись до стриженой головы, я понял. Вивиан затосковал без меня. Сегодня ночью он не выдержал, поднялся и, постеснявшись войти в мою спальню, прилёг под дверью.
Собачка, ты моя...
За те несколько дней, что прошли с момента появления Вивиана в моём доме, волосы его немного отросли и голова омеги превратилась в приятный на ощупь светленький ёжик. Руны, нарисованные химическим карандашом, стёрлись почти полностью.
Я, занятый в последнее время всяким разным - и проведение очередной лекции для искусников-артефакторов, и обучение на дому Кларамонда, и пошив плащей для нас троих, и возня с труппой актёров - репетиции, изготовление реквизита и задников сцены, и приготовления к печати книги, и обживание в новом доме - я решил всё-таки отделывать второй этаж также как и основной дом - тропическим деревом - это чтобы никому не обидно было, как-то выпустил из внимания происходящее в доме.
Всё это заняло дней двенадцать. За хлопотами я почти забыл Вивиана. Он, к сожалению, так и не заговорил. Ходил хвостиком за Эльфи - они с ним особенно сдружились, тот ему что-то рассказывал, делился переживаниями. На пару они ходили по лавкам готовой одежды - искали одёжку для маленького. Вивиан хлопал глазами, улыбался, кивал и всячески содействовал Эльфи в его хлопотах. Вообще надо сказать, что бывший танцовщик и проститут как-то влился в наше семейство, если можно так назвать нашу весёлую компашку. Но я был постоянно занят и не мог уделить ему своего времени. А он...
Вивиан был мной вылечен. Ну, относительно, конечно... Личность его под влиянием болезни, нахождения в лечебнице и моего лечения поменялась. Он по-прежнему внешне оставался тем самым омегой, сводившим с ума посетителей клуба и борделя, но внутри это был практически другой человек. Отсутствие голоса (а я всё-таки надеялся на то, что он заговорит) как-то смягчило ершистого танцовщика, а уж то, что вылечил его я...
Вивиан привязался ко мне. Если бы не моё частое отсутствие в доме, то хвостиком он ходил бы не за Эльфи, а за мной. А сейчас он в очередной раз затосковал и решил пойти к оме Ульриху. Ко мне, то есть... Но, видимо, постеснялся войти в спальню ночью и вот... Устроился под дверью.
Вивиан завозился, почувствовал изменения в своём положении, вздохнул, ощутив желанный запах оме. Распахнул глаза, обрамлённые густыми тёмными ресницами. Оме сидел на диване, поставив руку на подлокотник, подперев щёку ладонью и смотрел прямо на него. Под ложечкой засосало от восторга и обожания. Нечеловечески зелёные глаза оме медленно моргнули, он вздохнул, уловив эмоции лежащего. А Вивиан, чуть повернув голову, приник щекой к животу оме и блаженно прикрыл глаза.
Длинные ресницы дрогнули, когда он почувствовал медленное, осторожное прикосновение пальцев руки оме на своей щеке...
- О... - выдохнул Вивиан, - о-о...
Давай, хороший мой, давай!
- О...м-ме-е... - наконец вышло у него.
Ура! Заговорил! А ещё?
Я тормошил лежащего у меня на коленях омегу. Но, видимо, на сегодня весь отпущенный лимит на слова был выбран и больше у Вивиана ничего не получилось.
Но начало-то положено!
Веник, увидев моё отсутствие, шлёпая по полированному полу босыми ножками, вышел в гостиную. Увидел нас на диване и бросился к нам. Подскочив к лежащему Вивиану, остановился, о чём-то задумался и затем потыкал пальчиком в бок лежащего омеги - дескать, почему лежишь?
Вивиан дёрнулся - пальчик пришёлся прямо под рёбра, пошевелился - я выпустил его голову так и остававшуюся в моих ладонях, и он приподнялся с сожалением оставив меня, спустил ноги на пол.
Да понимаю я всё... понимаю...
Ко мне хочешь?
Вивиан молча ткнулся носиком мне в плечо.
Хочу.
Ну, приходи... Что с тобой поделать?
Снизу затопали - Сиджи осторожно поднимался по лестнице на своих протезах. Так-то он мог бы просто пролевитировать сам себя, но в своё время я разъяснил им с Ютом, что левитация - это, конечно, хорошо, но хождение обычным способом помогает наработке навыка телекинеза. Дети меня послушались и вовсю топали по лестнице.
- Оме, завтракать... - позвал он меня.
Сегодня у Адельки выходной в школе и мы завтракаем в полном составе. А это...
Так...
Я, Веник, Эльфи, Сиджи, Ют, Ёрочка, Аделька, Вивиан - загибал я пальцы теперь уже на обеих руках.
Восемь душ!
- Сиджичка, скажи там - завтракаем в столовой. Сегодня нас много.
Бордовая головка с отросшими волосами согласно кивнула.
- Вивочка, иди, буди своего сожителя. Веник! Одеваться!
Розовая попка мелкого помчалась впереди меня обратно в спальню - умываться и одеваться.
Завтракали все чинно сидя за длинным палисандровым столом с декоративными вставками из суара, ясеня и эбена. Сегодня кормил нас Аделька. На завтрак подавали салат из рыбы с майонезом, омлет с помидорами и компот из тропических фруктов. Компот возжаждали только пятеро из присутствующих, а трое, в том числе и я, пили чай. К чаю, я, чуть шевеля пальцами, намазал несколько бутербродов с маслом, сыром и колбасой.
Завтрак в столовой обязывает.
Это вам не на кухне перехватить на скорую руку. Так-то по-быстрому всё равно не получится, но сам факт приёма пищи на кухне расслабляет. А в столовой...
Все сидели на своих местах - я во главе стола, Веник по правую руку от меня, за ним Эльфи, Вивиан и Аделька, по левую руку Сиджи, Ют и Ёрочка, перед каждым прибор на подтарельнике. Серебряные кольца с крахмальными салфетками - в буфете была специальная полка для них. Четыре дюжины!
Два одинаковых фарфоровых сервиза на 12 персон каждый стояли по буфетам и сейчас один из них был задействован. Я как-то выбрал время и заказал эти сервизы по сотне с лишним предметов в каждом. Сервизы были гербовыми - гербы Великого герцогства Лоос-Корсварм и мой личный украшали каждую мелочь, вплоть до сервировочного столика. А вот приборы пока были обыкновенными - ножи и ножики, ложки, ложечки, вилки, вилочки, щипчики для фруктов и выпечки были мельхиоровыми. Ну, пока и такие сойдут. Вот разбогатеем, тогда уж можно и на серебро замахнуться... Да и бокалы... тоже нужны гербовые - в целях сохранения единства стиля, так сказать.
Все присутствующие за столом, за исключением Веника, были знакомы с манерами, поэтому никаких локтей на столе, чавканья или, упаси Сила, самого страшного - использования приборов не по назначению, не было. Разницу между лимонной вилочкой и вилкой для шпрот понимали все. У меня учитель этикета сидел прямо в голове, Эльфи в своё время достаточно покрутился возле знати и во дворце и в загородной резиденции короля, Вивиану было знакомо чувство стиля, а без него этикет немыслим, ну, а дети смотрели на нас и учились. Впрочем, такие практические тренировки я устраивал нечасто. Просто сегодня сложилось так, что у Адельки был выходной в школе (кстати, он мне сказал на днях, что Гризелд хочет со мной поговорить, а на вопрос о причине встречи, сказал, что это по поводу сочинения, которое он, Аделька, написал. Ответ на следующий вопрос о самом сочинении меня поразил - оказывается, Аделька написал сочинение обо мне!) и завтрак проходил в гостиной. А так...
Аделька с самого утра в школе, я с Сиджи, Ютом и Ёрочкой в Схоле - надо заниматься обучением Максимилиана, готовиться к лекциям у артефакторов и целителей - там я решил подготовить наглядные пособия в виде хотя бы плакатов с разновидностями демонов, да и своих мелких, включая Ёрочку, надо учить менталистике.
Эльфи с Вивианом остаются на хозяйстве и на пару командуют Веником.
Он мне как-то жаловался. Эфи, мол, вот так и вот так делает, туда и туда его не пускает и вообще... А ещё кашу мне даёт, а я колбасы хочу! И грудинки копчёной! Да! А он мне супчик! Куриный! И салат! Бе-е! А Вии за мной всё время ходит, писать самому не даёт и попу моет холодной водой. А я, мол, на берег хочу... А они меня туда не пускают... Я сбежал, а там кошка! Она меня укусила! В попу! Вот, смотри куда! Больно! А ещё днём спать укладывают! Я не хочу, а они!.. Ножки помоют и в постель! А чего их мыть? Я и не пачкался вовсе! Это там просто лужа была! Я в саду цветы поливал! Сам! Ну и пролил. Немножко! А они как будто не проливают! Враги одни кругом - надувал губы Веник, глядя исподлобья на окружающих, сдавая их неблаговидные, по отношению к нему, поступки.
Конечно, Веник пока ещё не мог нормально рассказать обо всех несправедливостях, творимых окружающими, половина его речи состояла из жестов и игры лицом, вторая из слогов, обрывков слов. Но при желании понять его было можно.
Малолетний альфа стремительно рос и сейчас выглядел года на три. Где-то научился виртуозно манипулировать окружающими - не иначе Машка поспособствовала. Широко распахивая невероятно синие глаза и прижимая кулачки к подбородку, вил верёвки из чувствительных омег как хотел. И правда, сложно отказать очаровательному малышу, со вселенской печалью в глазах, так жалобно просящему что-то, что ему не дают или куда-то не пускают. Пробравшись в комнату Сиджи и Юта, Веник утащил у них ту самую деревянную куклу, которую я нашёл в разрушенном демонами городе. Дети обыскались её. Спрашивали у всех, кого можно, и только я случайно обнаружил её в кроватке Веника, перестилая постель.
Пришлось оме засесть за изготовление игрушек для Веника.
Ну, и что бы мне могло прийти в голову? Конечно, игрушка всех времён и народов - мишка! Из обрезков ткани, набитый мягкими тряпочками, был смастрячен светло-бежевый мишка, а кукла вернулась обратно к Сиджи и Юту.
Я озаботился не только медведем. От древесины, в изобилии натащенной мной из порта для отделки обоих домов, осталось множество обрезков из которых я напилил кучу кубиков всех размеров. В том числе и с буквами и картинками, выжженными на их полированных поверхностях, хит всех самых мелких детей - пирамидка из деревянных бубликов разноцветной древесины, надевающихся на штырёк, лошадки, кошечки, собачки. Машинок не делал - их тут нет. Вместо машин была тележка с запряжённой в неё лошадью. А ещё конструктор! В виде лего. Только из дерева. С огромной кучей деталек всех видов. Так, что можно замок размером метра под два построить! Всё это изготавливалось из суара, полировалось и пропитывалось воском. И глядя на игрушки Веника, руки чесались и глаза горели и у Сиджи, и у Юта, и у Ёрочки, и у Адельки - казалось бы, уже выросших их этого возраста.
Сделал и раздал им. Кому что.
Ёрочке рыцаря в полном вооружении высотой в поллоктя. Руки, ноги и голова двигаются. Сиджи, Юту и Адельке по кукле знатного оме - все разные, в разных одеждах и тоже с двигающимися руками, ногами и головой. Даже Эльфи позавидовал - мол, у него таких игрушек не было. Заодно и сподвиг детей на пошив одёжки для кукол - швейная мастерская теперь не пустовала. Ёрочка слесарил доспехи и оружие для воина. Здесь мне пришлось вытаскивать из памяти те из доспехов, которые мне удалось видеть в той ещё жизни. Концепция максимилиановского доспеха с его силовыми рёбрами поразила малолетнего барона и теперь по всей слесарке валялись листки бумаги с рисунками латных рукавиц, шлемов, кирас, поножей и прочей железной скорлупы, на которую был так богат XVI век в Европе, а Ёрочка сосредоточенно сопел, пытаясь молотком и телекинезом выдавить из медной фольги (пришлось раскатать в тонкий лист брусок меди) доспехи побрутальнее.
Возясь с куклами в пропахшей сандалом столярке, совмещённой со слесарной мастерской, я размышлял - сколько я здесь уже? В смысле не в Лирнессе, а вообще на Эльтерре? Выходило так, что через пару месяцев, будет год, как я тут, и Ульрих во мне. За всё это время я так и не удосужился узнать у него о дне рождения. Улька молчал, отнекивался и, наконец, как-то выдал, что, мол, именно в тот самый день, как я пришёл к нему - он сформулировал именно так, у него и был день рождения. В свой день рождения, после очередных издевательств со стороны Бауха и Мауля, он попросил Великую Силу о смерти. А пришёл я... И он остался жив... пусть и так странно... Короче, сорокового квинтуса у меня день рождения и исполнится мне 20 лет...
И сколько всего произошло за это время. Скольких мне пришлось убить, искалечить, со сколькими смертями пришлось встретиться, сколько узнать и чему научиться, обрасти свитой... в основном из детей, пока детей... Лет через восемь-десять все они превратятся в сильных искусников-менталистов, а я... Хорошо бы живым остаться к тому времени... Вроде и демоническая кровь давно не проявляла себя, а как-то неспокойно...
Чёрт! А умирать не хочется... Кто бы знал, как не хочется...
Омеги тут живут меньше альф, около сотни лет, но жизнь искусников гораздо длиннее, чем у обычных людей. И лет на двести мы с Улькой могли бы рассчитывать... Но... Во мне бродит кровь демона. Пожирает изнутри...
Это благодаря ей я, как бесчувственный чурбан, не моргнув глазом, кромсаю живых людей, вижу их смерть, убиваю не морщась, слышу последний вздох, вижу тускнеющий останавливающийся взгляд, последнюю гримасу на лице. А человеком... Помнится на Земле, был я как-то в морге на вскрытии, и не раз... Нет, не буду вспоминать... Скажу только, что выходил, почувствовав себя плохо.
Благодаря этой крови я становлюсь всё более психически нестабильным. Но... в тоже время ускоренными темпами развиваюсь как менталист. И тоже благодаря ей. Достаточно вспомнить качели моих способностей. Телекинез, левитация, телепортация, ясновидение, экстрасенсорика. Они то пропадали после очередного оборота, то появлялись вновь и уже как привычная способность, используемая мной походя, не задумываясь...
Развиваюсь сам и тащу за собой... сколько кстати? Сиджи, Ют, Ёрочка, Максимилиан, Кларамонд теперь вот. Пятерых тащу. Надо бы методичку какую по развитию способностей написать. Учебник, так сказать. Да и то, что знаю, тоже бы неплохо записать...
Каждый демонический оборот - это десять лет жизни, как минимум. А уж моя война с этими тварями, когда я едва живой приполз к пещере Аранда и все, кошка в том числе, выхаживали меня. Ведь личико моё соответствует возрасту только потому, что мне операцию пластическую сделали - спасибо Лисбету. А так... По моим прикидкам я лет на пятьдесят-шестьдесят - земных! выглядел бы...
Да! По второму дому.
Наверху мы, вернее я, сделал комнаты для Ёрочки и Вивиана. Спрашивал обоих - кто, где желает жить. Вивиан выбрал себе комнату в дальнем крыле, в том которое выходило не на Шнорштрассе, а тянулось вдоль неё, торцевым окном на восток. Рядом с этой комнатой выгородили небольшую тёмную комнатку под его занятия парфюмерией - как он написал на листочке бумаги, в некоторых случаях освещение было нежелательно. Мы специально ходили на квартиру к Вивиану и перенесли все его пожитки, рассчитавшись с хозяевами за жильё, там и немного оставалось-то, гульденов пять.
Ну, а Ёрочке досталась комната выходившая торцом дома на Шнорштрассе и ещё парой окон - в сад и во дворик. На первом этаже, под комнатой Ёрочки разместилась швейная мастерская, а под комнатой Вивиана столярная и слесарная.
Дело было за отделкой комнат. Ёрочке на стены и потолок предполагался суар, как более тёмный, так его комната была гораздо светлее. А Вивиану - ясень - его комната была потемнее.
Времени для отделки помещений катастрофически не хватало - я был занят в Схоле и всё это было отложено до каникул.
* * *
А к Гризелду я сходил.
Как обычно, зашёл после уроков. Омега оставался в классе один и вскочил со стула, когда я зашёл:
Пальчики с розовым маникюром оставили многострадальную пуговицу и теперь не находили себе места. Огромные чёрные ресницы взметнулись вверх, открывая серые глаза, вскинувшие на меня взгляд и снова опустились. Он покраснел ещё больше.
Ох, ох, миленький ты мой... Возьми меня с собой... Там в краю далёком... Буду тебе я... Не, не то!
В штанах я снова почувствовал шевеление. Да блядь!
Поплотнее запахнув полы длинного камзола, чтобы не было видно творящегося безобразия, я шагнул к Гризелду почти вплотную, он, заалев ещё больше, поднял на меня милое лицо. Не отрывая от него взгляда, я нащупал его ручку, поднёс её к губам и прошептал, целуя пальчики так, чтобы слышал только он:
- Я вас слушаю, Гризелд...
Дыхание его перехватило, от избытка эмоций глаза его стремительно наполнились слезами.
- Я... - говорить он больше не мог и прикрыл глаза, оставив мокрые дорожки, слёзы сползли по щекам.
- Да-да, господин Гризелд., - перебирал я губами тонкие пальчики.
Омега смог, наконец, чуть взять себя в руки, собрался с силами, выдохнул, но руки не отнял:
- Я, ваша светлость, прочитал... Ох, оме, - едва слышно простонал он, - от... отпустите...
Я развернул нас так, что задом опёрся на учительский стол, развёл ноги в стороны и Гризелд оказался вплотную ко мне. Я выпустил его ручки и он положил их мне на грудь, подняв голову, и так не отрывал взгляда от моего лица.
- Продолжайте, господин Гризелд, я слушаю вас... - наклонился я к его лицу и шептал ему прямо в губы.
Омега снова прикрыл глаза и слёзы по проторенному пути побежали вниз.
- Я... я...
По пустому коридору, дверь в который осталась открытой, кто-то топал к классу Гризелда.
Дверь, повинуясь телекинетическому воздействию, захлопнулась, ключ повернулся в замке, а я, взяв в ладони алеющее личико Гризелда, целуя, прикоснулся, наконец, к его губам. Слабо выдохнув и ничего не слыша и не видя вокруг себя, он ответил.
Какой же ты сладкий!
В дверь постучали:
- Господин Гризелд, господин Гризелд...
Рука моя медленно опускалась вдоль спинки омеги вниз и он, как кошка, ластясь, прогибался под ладонью...
В дверь снова стучали.
Осоловевшие расширенные глазищи Гризелда заволокло пеленой наслаждения и он едва смог шевельнуться в моих руках, реагируя на стук.
Нет! Это невозможно!
Я выпустил полуобморочного омегу из рук, усадил его на стул, подошёл к двери. Открыл:
- Я слушаю вас!
Омега, постарше Гризелда, с любопытством заглядывал в класс:
- Оме, извините, господину Гризелду надо подписать тут...., - он держал в руках папку.
Я посторонился и пропустил омегу в класс. Он, косясь на меня, раскрыл папку и потыкал пальцем в места, где надо поставить подписи.
Подрагивающей рукой Гризелд расписался.
Чему-то улыбнувшись, поводя носом, омега выпорхнул из класса.
- Это невозможно! - Гризелд прикрыл руками пылающее лицо, - Теперь разговоров будет...
Я обошёл Гризелда, подошёл к нему со спины, склонился, оперевшись рукой на стол, отвёл прядку чёрных волос в сторону, открывая алеющее ушко:
- Вы мне что-то хотели сказать...
Ручка Гризелда дёрнулась к стопке ученических тетрадей, остановилась на полпути, пальчики сжались в крохотный кулачок.
Я медленно выдохнул в ушко. Плечико омеги дёрнулось, поднимаясь вверх. Я подсунулся к нему ближе и он, блаженствуя, медленно потёрся щекой о мою щёку...
- Оме, я...
- Да?..
- Я... - голова омеги так и осталась прижатой к мой голове, - сочинение А... Аделаида... оно... я... п-прочитал... его, - едва слышно выдавил он с закрытыми глазами.
- И?.., - я повернул лицо к омеге и теперь невесомо дотрагивался губами до его щеки.
Он едва смог открыть снова наполнившиеся слезами глаза:
- О... оме-е...
- Что? На двойку написал? - мои губы сместились ближе к ушку и кожа омеги покрылась здоровенными мурашками.
- О... м...е... не... надо...
- Да-а?
- Угу... - кивнула головка Гризелда.
- Ну, я ему задам... двоечник, - выдохнул я, прихватывая самыми кончиками губ краешек ушка Гризелда.
Голова омеги отрицательно дёрнулась:
- Н-нет, оме... он... - Гризелд попытался повернуться ко мне и наши губы встретились...
Целовались мы долго, так долго, что омега даже задохнулся. Когда я его отпустил, голова его кружилась и он уперся руками в стол, ничего не видя перед собой и не соображая...
А я опять принялся кружить губами возле алеющего ушка.
Из последних сил, собрав свою волю в кулак, Гризелд чуть ли не со стоном отстранился от меня. Полыхающие щёки, мокрые, со стрелками слипшихся ресниц, глаза, опухшие ярко-розовые губы... и запах, запах молодого, здорового возбуждённого омеги. Не зря тот, который приходил за подписями, носом водил. А ещё острое наслаждение от огромных, возбуждённых сосков, касающихся изнутри тонкой ткани. Да, вон они проглядывают сквозь блузку. Если приглядеться, то можно увидеть, как они розовеют. Гризелд почувствовал мой взгляд и поспешно прикрыл грудь рукой, чем вызвал новую волну резкого, пронизывающего грудь и уходящего куда-то вниз, к промежности, томления. Пальчики дрогнули, он выдохнул и поднял на меня мокрые ресницы и тут же снова их опустил, прикрывая их тенью свои серые глаза. Любуясь смущённым донельзя омегой, я выбрался из-за его спины и сел напротив, поддёрнув себе под зад один из свободных стульев, Сила знает почему, оказавшихся в классе. Так-то все ученики тут за партами сидят.
Может быть его кончить заставить? Прямо тут, в классе. Я могу - телекинез наше всё...
Первый раз в жизни он оргазм получит... А потом, когда за Руди замуж выйдет, хоть будет знать к чему стремиться... Руди там тоже сейчас практику у десятника целителей проходит... Диц, хихикая, рассказывал...
Чуть отойдя от моего воздействия, Гризелд тут же отыскал тетрадку Адельки и, раскрыв её начал, краснея, говорить, время от времени запинаясь и вскидывая на меня серые глаза, обрамлённые длинными чёрными ресницами.
Оказывается, Аделька в своём сочинении восторженно расписал своего оме как недосягаемую сияющую вершину, небожителя, подателя жизни и всех благ. Честно говоря, персонально для него, в каком-то смысле это так и было. Действительно, я его подобрал едва живым на промороженных улицах Майнау, отогрел и вылечил, многому научил и всегда был с ним неизменно ласков. Короче, просто идеал сюзерена и хозяина, которому можно служить не за страх, а за совесть и одновременно поклоняться. Адельке хватило сообразительности особенно не расписывать фактологию моей и его жизни - всякие гадости про изнасилования, про Сиджи и Юта, про Эльфи и демонов, про наш полёт на ЛА-1, про мою жизнь в замке и "удачное" замужество - всё-таки дома мы разговаривали о многом и особенных тайн у меня от своих не было. Да и Эльфи, в желании почесать язык, рассказывал о себе и обо мне. Но вот про мою жизнь в Лирнессе Аделька расстарался...
Гризелд читал его сочинение, пусть и весьма урезанное, как завлекательный роман о восхитительной, полной приключений жизни великого оме Ульриха, маркиза Аранда, победителя всего и вся, а также весьма любящего его, Адельку - это он смог в достаточной мере почувствовать своим детским сердцем - я по-прежнему не мог его считать взрослым - в тринадцать-то лет. Сочинение было достаточно эмоциональным и Гризелд весьма впечатлился написанным. Прочитав и осмыслив это произведение эпистолярного жанра, он задумался - ну, не может же всё это быть правдой! Аделька приукрашивает, а значит надо выяснить всё, для чего поговорить с оме Ульрихом и решить, стоит ли каким-то образом попытаться вернуть Адельку из его мира грёз о великом оме Ульрихе на грешную землю.
Полистав написанное, кстати, оказывается, Аделька обладает весьма неплохим почерком, со всеми этими нажимами стального пера, наклоном букв и завитками, я высказался в том смысле, что неправды в сочинении нет и беспокойство Гризелда совершенно напрасно, чем поверг его в изумление.
Гризелд, пока рассказывал, волновался, вскидывал на меня глаза, пытался пристально разглядывать, но наткнувшись на мои драконьи зенки, опускал взгляд.
Ми-ми-ми же!
Я не выдержал и, слушая его впечатления от написанного, которыми он делился со мной весьма эмоционально, встал, присел на стул и, прервав омегу на полуслове, снова взял его лицо в руки...
- Оме... оме Ульрих, - выдохнул Гризелд, глядя на меня огромными расширенными глазами.
Ну! Хороший мой! Не останавливайся! Ну!
Омега снова вдохнул и ещё раз произнёс едва слышно:
- Оме Ульрих...
И сейчас же импульс удовольствия мягкой лапкой погладил чёрное тело в его мозгу, стимулируя его на выработку дофаминов. Омега прикрыл глаза, погрузившись в ощущения, словно тёплое масло окутавших его тело. Из промежности по позвоночнику поднялась волна, упёрлась куда-то под язык...
Я приблизил своё лицо к лицу Гризелда, его глаза заметались от одного моего зрачка к другому, губы приоткрылись:
- Оме Ульрих...
Эти слова, как триггер, спустили пружину, толкнувшую тело омеги на путь наслаждения (с моей помощью, естественно). Кровь прилила к промежности, наполнив, в том числе, и сосуды члена и мошонки. Конечно, до эрекции дело не дошло, но наполненный кровью член стал гораздо чувствительней, а влагалище и матка, разогретые потоком крови, запульсировали в предвкушении проникновения. Я потянул Гризелда вверх, на себя, поднимая со стула - не хотелось бы, чтобы у него на брюках образовалось пятно смазки, обильно натекавшей к анусу изнутри, капелька её уже пробилась сквозь его розовую розетку и сейчас только дотронься до ставшего невероятно чувствительным тела, неважно где, да где угодно! И он потечёт!
Ну, скажи ещё...
Повинуясь моему невысказанному желанию Гризелд, плывя кружащейся головой и практически не осознавая сам себя, снова прошептал:
- Оме Ульрих...
И тут же виброяйцо сформированное мной у прогретой простаты мелко-мелко, почти неощутимо, задрожало, постепенно наращивая вибрации. Телекинетический член формировать не будем - пусть Руди тренирует своего будущего супруга в проникновениях.
Гризелд выдохнул, прикрыл глаза, снова открыл их, губы его слабо дёрнулись толи в улыбке, толи в гримасе...
Он снова едва смог произнести, отдавая своё тело в мою полную власть:
- Оме Ульрих...
И опять... ощущения у простаты усилились, а я, подкрепляя воздействие, потянулся к нему, он прикрыл повлажневшие глаза, и мои губы, едва касаясь его губ, чуть шевельнулись в невесомом прикосновении, заставляя их тянуться ко мне...
И я снова отстранился, не выпуская лица омеги из своих рук. Оглядел милое лицо, снова порозовевшее. Длинные чёрные ресницы дрогнули - он собирался открыть глаза. Я, не давая ему их открыть, снова невесомо дотронулся до припухших губ.
И снова Гризелд произнёс ломающимся голосом, едва ли не по слогам:
- О...м-е У-ульри-х-х...
И опять воздействие на простату усилилось, продирая всё возрастающим наслаждением тело омеги и заставляя ножки его подрагивать и подгибаться.
Глаза Гризелда, с огромными расширенными зрачками ухватили мои зрачки, вытянувшиеся в едва видимую тонкую нить, словно пытаясь передать что-то мне или получить от меня...
Каждый раз, когда Гризелд произносил моё имя, а именно так я и воздействовал на него, наслаждение от стимуляции простаты и влагалища усиливалось и нарастало.
Гризелд крепко зажмурился, из его влажных глаз выкатились две слезинки, он открыл их и они снова наполнились слезами.
- Что... - он задохнулся, ноги его не держали и сейчас он находился в вертикальном положении только потому, что я его поддерживал левитацией, - в-вы... со мной...
Я? Ничего особенного, хороший мой, ничего особенного...
Просто ты мне по-прежнему нравишься... Да и мой организм реагирует на тебя, определённым образом. Но трахать тебя я не буду... Не надо так делать... А вот так... изощрённо поиздеваться, одновременно проявляя симпатию... Вот он я весь тут, в этом - маркиз, омега и альфа одновременно, демон и дракон, искусник и целитель-психиатр, убийца и строитель и прочая, прочая, прочая...
Мой триггер сработал. Произнося моё имя, Гризелд каждый раз всё больше и больше испытывал наслаждение, подбираясь к оргазму ближе и ближе.
- Оме Ульрих... А...
Я коснулся едва шевелящихся губ и тело Гризелда пронзила и взорвалась в голове вспышка наслаждения:
- А! А... Ах... ом-м...е-е... А!
Ноги омеги подогнулись, но упасть я ему не дал - держал левитацией.
Тише-тише, хороший мой, тише...
Тонкие пальчики Гризелда слабо хватались за мой камзол, глаза его были плотно зажмурены, он судорожно дышал, лицо раскраснелось и я снова прикоснулся к его губам. Омега вздрогнул, опять задохнулся и тонко застонал прямо мне в лицо...
Ну, вот, видишь, как хорошо может быть...
Я прекратил воздействие на несчастного омегу, прижал его к груди, он крепко обхватил меня и спрятал вспотевшее красное лицо на моей груди. Я гладил его по спинке, вторую руку запустил в густые волосы на затылке омеги и чуть массировал кожу головы, а Гризелд медленно отходил от оргазма и, уткнувшись носом мне в грудь, тянул в себя мой запах.
- Оме, ваша светлость, так нельзя... - прошептал омега не выпуская меня из своих объятий.
Я потянул его голову, закидывая её назад и заставляя отлипнуть от груди.
Сила!
Лицо Гризелда с до сих пор ещё едва косящими красными от слёз глазами от непрошедшего до конца удовольствия, было красным, с опухшими, едва шевелящимися губами, восторженно смотрело на меня...
Он в шаге от становления истинным со мной!
Нет-нет! Ни в коем случае!
Я снова вернул голову омеги в прежнее положение - лицом мне в грудь. Остывай...
Мы так и стояли в классе, обнявшись. Я опять опёрся задом на край стола, а Гризелд доверчиво прижимался к моей груди и переживал новые для себя ощущения.
Вот он снова шевельнулся, почувствовав дискомфорт у себя в промежности - промок-то он капитально.
Я почувствовал, как паника охватывает Гриделда всё больше и больше. Уютное нахождение в моих объятиях кончилось и теперь Гризелд желал только одного - бежать в туалет и приводить себя в порядок.
Беги!
Стой!
- Господин Гризелд, я возьму тетрадь Аделаида?
- Да-да, ваша светлость, но только прошу вас... не наказывайте его...
- Ну, что вы. Ни в коем случае.
А вот теперь беги.
* * *
В один из дней, когда я был в Схоле, готовясь к лекции с артефакторами, случилось так, что Максимилиан, с которым я тоже периодически занимался, позвал меня к себе в кабинет. Пригласив садиться, он начал:
- Оме, с вами хотят встретиться...
- Кто же?
- Начальник SS.
- О! А кто это? - я сделал вид, что не имею представления о ком он говорит.
- Кто? Начальник службы безопасности Лирнесса.
- Даже так... И чем же обязан столь пристальному вниманию?
- Я думаю, он вам сам скажет.
- Мне куда-то пройти надо? Или он сюда придёт?
- Я вас провожу...
Пришли мы в приёмную ректора. Альфа-искусник секретарь, метнулся, открывая нам дверь.
Оп-па!
А встречают-то меня как!
В огромном кабинете (на глаз, квадратов сто - не меньше!) с высоченными, под десяток метров, узорчатыми потолками с парой стрельчатых витражных окон в пол, со стенами, заставленными книжными шкафами, сквозь стеклянные дверки которых блестели золотом корешки книг, из-за здоровенного стола для совещаний навстречу мне, оказав любезность, встал и вышел сам ректор Схолы, за ним встали Вольфрам - глава Совета города, и ещё пара незнакомых мне альф-искусников. Между них потерялся невысокий человек в чёрном кожаном чешуйчатом плаще с накинутым на голову капюшоном оставляющим открытым только узкий бледный подбородок. Неискусник.
Любезность ректора оказалась понятна - меня посадили на специально приготовленное место - на торце овального стола, так, что взгляды присутствующих скрестились на мне. Психологи хреновы, блин! Максимилиан тоже сел за стол. Но не со мной.
Расклад примерно понятен...
Ну, что ж послушаем, что нам скажут...
- Итак, оме Ульрих, ваша светлость, - начал человек в капюшоне, положив небольшие кисти рук на папку из плотного картона, - мы бы хотели знать, что вы намереваетесь предпринять, проживая в нашем городе...
Молчу. Сразу отвечать нельзя. Я ж маркиз. Поэтому тянем паузу. Молчат и остальные. Ждут, что я скажу.
- Да-а... Не думал, что мне придётся делиться своими планами. Но что уж теперь. С самого начала моего появления в Лирнессе у меня был план... - я опять надолго остановился, пристально разглядывая собравшихся. А поскольку говорить я начал серьёзным тоном, то слушали меня очень внимательно.
- План же, о котором я говорю, был разработан весьма давно и не здесь. Именно с целью реализации этого плана я и проник в стены Схолы, - продолжал я, рассказывать размеренным тоном и до тех пор, пока я не подошёл к сути так называемого плана, они все чувствовали, что я говорю правду. Брови присутствующих постепенно вытягивались выше и выше, а лица становились сосредоточеннее. Руки человека в плаще едва заметно дёрнулись, совершая как бы хватательное движение.
- А заключался он... - я снова остановился, оглядел внимательно слушающее меня собрание, сделал вид, что смутился, потёр кончиками пальцев лоб над бровью, - заключался он... Я должен был проникнуть в банковское хранилище города и похитить оттуда все деньги!
- О! - выдохнул человек в плаще.
Ректор Схолы прищурил глаза, разглядывая меня. В кабинете больше похожем на зал воцарилась гнетущая тишина.
И вдруг бритая голова ректора откинулась назад, нос сморщился, показались ослепительно белые зубы.
- Ха-ха-ха! - выдал он оглушительным басом, - Ха-ха-ха!
- Ха-ха-ха! - раскатисто расхохотались и остальные альфы, почувствовавшие в моих последних словах ложь.
Все кроме человека в плаще. От него в эмпатии полыхнуло возмущением, недовольством и неприязнью.
- Как он вас! Ха-ха-ха! - закатывался ректор, - Ох! Не могу! Ха-ха-ха.
Вытащив из-за пояса туго перетягивавшего талию, белоснежный платок он промокнул заслезившиеся глаза.
Чуть улыбнувшись, я наклонил голову. Пусть посмеются. Мне не жалко. Неискусник - это Тёмный Ящер. О нём я узнал ещё от ликвидаторов. Рано или поздно обстановка в кабинете изменится и мне удастся коснуться его руки. А там...
В боковую неприметную дверь деликатно постучали и, не спрашивая разрешения, она отворилась, впуская восхитительно красивого омегу. Длинные тёмно-рыжие уложенные волосы спускались ниже плеч, лицо правильной формы с узким подбородком, огромные серые глаза, искусно подведённые, оттенялись густыми чёрными ресницами, ровный чуть вздёрнутый носик, крупные губы чуть поблёскивали под слоем тёмно-бордовой помады, чёрное кружевное боди с высоким горлом обтягивало изящное тело с тонкой - всего в обхват! талией.
Постукивая каблучками туфель, все альфы при этом встали, он манерно прошёл к столу и, играя голосом, спросил:
- Готфрид, ты смеялся, - капризно добавил, - расскажи, почему? Я хочу знать!
Ректор снова сел в кресло, ухватив омегу за ручку с тонкими пальчиками, я при этом критически оглядел свои руки - у меня не хуже! поднёс их к губам:
- Дорогой, оме Ульрих так уморительно нам тут рассказывал...
- О, оме Ульрих, наконец-то я вас увидел! - обратил на меня внимание супруг ректора (а это был он), - оме, нам с вами обязательно надо о многом поговорить. Мне о вас столько всего рассказывали...
- Конечно, оме... - я сделал паузу, ожидая имени омеги.
- Элл, оме Элл...
- Да, оме Элл, я скоро освобожусь, надеюсь, что скоро, - не вставая, я покосился на отцов Схолы и города, - и мы с вами поболтаем, - я заговорщицки улыбнулся, - обязательно...
Элл, ослепительно улыбнувшись сидевшим, не сводившим взглядов с его точёной фигурки, выпорхнул из кабинета. А ректор, многозначительно кашлянув, пристально посмотрел на меня.
А я что? Я ничего!
Сделал вид, что не понял причин пристального взгляда...
Однако... они, выходит, знают, что я лесбиян... В смысле, что мне омеги нравятся. Сбор информации поставлен отлично... Хотя, внимательно наблюдая за мной, выяснить мои сексуальные пристрастия - раз плюнуть...
- Итак, господа, поскольку мне теперь есть куда торопиться, прошу вас озвучить причины нашей встречи, - я поднял руки ладонями к сидевшим и сложил их домиком перед собой.
Человек в плаще чуть кашлянул, прочищая горло, и начал:
- Оме Ульрих, у SS есть несколько вопросов, которые мы бы хотели обсудить с вами.
Внимательно наблюдая за говорившим, за его телодвижениями - мимика лица была недоступна - видимо, по этой причине он и носил такой плащ, я пытался понять, чего именно он добивается.
Вызвали на ковёр - они очевидно, полагают, что это именно так, посылают людей, наблюдателей и в случае чего, ликвидаторов. Опросили обо мне всех кого можно и нельзя.
Но в эту игру можно играть и вдвоём.
- Господа, - прервал я на полуслове человека в плаще, - чего вы добиваетесь? Вам не нравится, что я и мои близкие поселились с Лирнессе? Если это так, то... Скажите прямо и я, мы... не сразу, конечно, через три-четыре дня, уйдём...
- Нет, оме Ульрих, ну, что вы, как можно...
Изображая эмоционального омегу, я вскочил - темп терять нельзя:
- Извините, господа, нет, нет, вставать не надо, - взмахом руки я остановил начавших было подниматься альф, - просто мне так легче разговаривать...
Да-да, разговор очень сложен и мне надо бегать по кабинету. Глава Совета знает эту мою особенность.
- Тогда, может быть, вы полагаете, что я, как менталист, создаю угрозу властям города и Схолы? - проходя вдоль стола, я повернулся к ректору и главе Совета города.
Снова загудели голоса отрицающие такие подозрения. Ну, что вы, оме, право, как такое может быть? Что бы мы и вас в этом заподозрили?
А вот и нет. Боитесь. Боитесь на самом деле. Я же тоже чувствую ложь. И не рады и боитесь... И ещё что-то...
И боится не ректор и не глава Совета. А вот этот вот человек в плаще. А ещё он зол и ему категорически не нравится весь этот разговор, пошедший не по плану.
Я остановился рядом с ним, и он тут же прикрыл растопыренной ладонью картонную папку, не давая мне прочитать её заглавие. Хм. А маникюр он делает. Хоть ногти и коротко стрижены.
- Вы боитесь меня? Господин... - я чуть склонился к нему и невесомо, будто бы между делом, коснулся его руки...