Он не любил и не знал этого места. Небольшой сквер, каких полным-полно в городе. Но сегодня, сейчас обстоятельства загнали его сюда.
Его и её.
Она сидела на парковой скамейке и курила. Он прохаживался по скверу, осматриваясь. Как странно - он ходил здесь сотни раз. Всегда - легионерской поступью - почти что бегом. Его звали дела, Великие Дела, и именно поэтому, он не знал этого места. Сотни шагов ни давших ему ничего нового.
Сегодня же, сейчас же новым было всё. Каждый шаг.
Он глубоко вздохнул. Так словно это был последний глоток воздуха, перед тем как нырнуть в бездну. Последний глоток. Сегодня, сейчас всё было последним.
Весна... Он снял фуражку, посмотрел на небо. Оно было серым, деревья стояли почти голыми, осыпавшись свежими листьями на землю. Вдалеке рокотало. Было прохладно, штиль. Тишина. Такая, что слышно каждый отдельный шорох, каждое слово.
Он отошел от скамьи уже достаточно далеко. Туда где виднелась свежая, метровой глубины, круглая яма. Стоя там, на самом краю, он тихо сказал:
- Ты не обязана.
Она повернулась.
- Я должна.
- В чем разница? Я просто говорю, что ты можешь поступить иначе. Совсем иначе.
Он стоял спиной к ней, глядя на сырое дно ямы. Руки сложены за спиной. Фуражка в руках. Она встала со скамьи, и в этот момент подул ветер. Он поднял выше крыш свежие сброшенные листья, и стих.
- Я должна. Это долг, который я отдаю тебе. А не обязанность. Ведь я никому ничего не обещала.
Она подошла к нему. Вдалеке снова яростно загремело.
- Как близко... - сказала она.
- Очень близко. - отозвался он.
Она подошла к нему и прижалась так, что он её голова оказалась на его груди. Он поцеловал её.
- В конце концов, мы теперь вместе. Муж и жена. Как ты всегда-всегда хотела.
- Вместе... - повторила она.
- Навсегда. И что бы теперь не случилось - какая, к черту, разница. И пусть вокруг нас рушится мир!
- Он уже рухнул. Сколько у нас еще времени?
Он посмотрел на часы. Вдалеке снова начало рокотать. Начало и не прекратило. Рокот превратился в гул. В окнах зазвенели неразбитые стекла.
- Уже почти.
Открылась железная дверь, и в сквер влетели два солдата с канистрами, каким-то тряпьем и папками. Оба они рысью, словно прячась от глаз посторонних, в один рывок подбежали к яме. И только тогда один из них поднял голову. Остолбенев, он промолвил:
- Простите... Нам приказали... Мы быстро.
Он ничего не ответил. Даже не посмотрел. Эти же кинули весь тот хлам, что притащили, и, так же рысью, рванули назад к двери.
- Им приказали... Приказывал ли я когда-нибудь тебе?
- Бывало. - ответила она.
- Может быть, и сейчас?
- Нет, я уже сказала, что должна тебе.
- Скорее, я тебе должен. Ведь сколько было всего. Всяких триумфов и абсолютных поражений. И всегда, всегда рядом была ты. Ведь оглядись. Кого ты видишь сейчас рядом? Где все эти "соратники"? Сели на автомобили и разъехались кто куда. Разбежались! Словно из зачумленного города!! Попрятались от меня словно от больного проказой! - он тяжело вздохнул. Ему показалось, что всё, что он сейчас сказал - лишнее.
- "Простите - нам приказали"... Простишь ли ты меня? - спросил он.
- За что? - удивилась она.
- За всё. За то что мы пришли вот к такому финалу... Ведь ты этого не достойна!
- Я встречала с тобой всё, что посылала нам судьба - встречу и это.
Дверь снова с лязгом отворилась. На пороге показался офицер.
- Вам лучше зайти. Становится неспокойно.
Они зашли. Перед этим глубоко вздохнув. Так словно это был последний глоток воздуха, перед тем как нырнуть в бездну.
Их нашли в его комнате. Цианид подействовал почти мгновенно. Была еще секунда, что бы нажать на курок. Их сожгли вместе с документами и каким-то тряпьём. Вскинули руки в приветствии, постояли еще немного, и разошлись.
![[]](/img/w/wiktor_bellou/lasttalk/adolf-hitler_eva-braun.jpg)