Аннотация: О спецгруппе в МИХМе, набранной П.Л. Капицей.
ПТЕНЦЫ КАПИЦЫ
предупреждения.
При этом о том, что у этих моих знакомых есть за душой что-то неведомое и удивительное, я не знал до самого конца. Как и когда я узнал о спецгруппе в МИХМ'е, набранной П.Л. Капицей, за давностью времени кануло в лету.
Мне часто везло в жизни, везло на людей, с которыми меня сталкивала судьба.
Так и с учениками Петра Леонидовича судьба меня столкнула как бы шутя, без
Например, в нашей 15-й группе в МИХМ'е учился Сережа Дильман, рослый веселый компанейский парень. И как-то раз я в числе нескольких студентов оказался у него дома, и оказалось, что живет он в самом центре Москвы напротив Кремля в старинном здании с историей.
Здание протянулось вдоль набережной, и на втором этаже в широченном коридоре длиной во всю длину здания в двух громадных комнатах с высоченными потолками жила семья Сергея.
В первой комнате, переоборудованной в настоящую квартиру, жили Сергей с родителями, а в соседней - семья его старшего брата Виктора с маленьким сыном.
Я стал фотографировать этого мальчика - тогда ему было лет пять.
Мы вылезли на балкон через окно - выходов на этот балкон кажется вообще не было, и я стал снимать мальчика.
Прямо напротив через реку стена Кремля, над которой виднелось здание большого Кремлевского дворца, совсем рядом Москва-река и машины на набережной.
Это теперь балкон ограждают ажурные чугунные перила каслинского литья, подпираемые тощими чугунными колоннами, а тогда балкон ограждала каменная стенка высотой в подоконник.
Я снимал, и Сережа после каждого снимка говорил мне "спасибо".
Я бывал у Дильманов еще не раз - наш однокурсник сломал ногу, катаясь на Кавказе на лыжах, и мы навещали его ...
Но то, что старший брат выпускник особого набора МИХМ'а, произведенного Петром Леонидовичем Капицей, я узнал значительно позже.
А дело было так.
После принудительного возвращения на родину из Кавендишской лаборатории великого Резерфорда Петр Леонидович возглавил созданный для него Институт теоретической физики (ИТФ), оборудование для которого было выкуплено в Англии из лаборатории Петра Леонидовича у Резерфорда. Институт был устроен по-особенному, о чем желающие могут почитать во многочисленных мемуарах.
Петру Леонидовичу Капице принадлежат многочисленные изобретения, в том числе по технике глубокого холода (получение жидкого кислорода), и они были осуществлены во время ВОВ.
В первые послевоенные годы по инициативе П.Л. Капицы в МИХМ'е была организована кафедра "Турбодетандерные установки", и на 3-й и 4-й курс по этой специальности специально отбирали студентов не только с любых кафедр МИХМ'а, но и из других ВУЗ'ов.
Было набрано две группы (16 и 38 человек) и они обучались по специальным программам ведущими учеными страны Гухманом, Вукаловичем, Ландау и Лифшицем.
Гухман Александр Анатольевич, доктор физико-математических наук, профессор, один из основоположников теории подобия применения ее к процессам массопереноса. В годы моего студенчества читал нам лекции по теплообмену и теории подобия.
Вукалович Михаил Петрович, физик, доктор технических их наук, профессор, основатель отечественной школы теоретического и экспериментального исследования физических свойств веществ. Мы все в студенческие годы, да и после, пользовались таблицами Вукаловича (термодинамические свойства воды и водяного пара).
Ландау и Лившиц - неразлучная пара ученых с мировым именем.
Лев Давидович Ландау или Дау - выдающийся теоретик в различных разделах физики: магнетизм, сверхтекучесть и сверхпроводимость, физика твердого тела, атомного ядра и элементарных частиц, физика плазмы, квантовая электродинамика, астрофизика и другие. Автор классического курса теоретической физики совместно с физиком-теоретиком Евгением Михайловичем Лифшицем.
Обе группы студентов были выпущены в 1947 году, и это был единственный особый выпуск - Петра Леонидовича отстранили от всех работ по кислороду и от руководства ИТФ (там его место занял Александров). Причина отстранения Петра Леонидовича по тем временам была банальна - у него сложились напряженные отношения с Берией, и он отказался возглавить отечественный проект создания атомной бомбы.
Для справки: опала Петра Леонидовича с отстранением от всех научных работ (Главкислород, МГУ, МИХМ и др.) продолжалась до 1953 года, и даже тогда понадобилось специальное постановление Президиума РАН для восстановления достойного места для этого величайшего ученого.
В МИХМ'е (МГУИЭ) существует мемориальная аудитория П.Л. Капицы, и руководство института и кафедры "Холодильные и газовые машины" в честь 60-летия "капицинского" выпуска собрали бывших выпускников - их оказалось всего шесть: возраст.
Из присутствующих я лично знаю двоих, и знаю по многолетнему личному общению.
Это: Виктор Маркович Олевский и Виктор Васильевич Дильман, ученые с разными научными способностями и с разными профессиональными наклонностями.
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ ДИЛЬМАН
Мне не сразу удалось перестроится в отношения к Виктору Васильевичу от старшего брата моего однокурсника на отношения научного руководителя, ученого, наставника.
Виктор Васильевич был руководителем моей диссертационной работы - я не был аспирантом, я был соискателем, т.е. работал над диссертацией без отрыва от работы.
Это обстоятельство - рабочая тема была лицензионной, привело это к тому что диссертация получила гриф "Для служебного пользования" и оба тома диссертации оказались недоступны научной общественности. Воспользоваться результатами диссертации смогли лишь те, кто знал о ней и мог получить у меня разрешение ознакомится с диссертацией в первом отделе института.
Виктор Васильевич руководил моей работой почти незаметно, направляя и поправляя меня, а уж учить меня было чему - в ходе работы пришлось создавать установки, методики эксперимента, обработки данных и всего, что сопровождает экспериментальные исследования. И при этом я не чувствовал "жесткого" руководства.
Но я знаю, что некоторые другие его диссертанты ощущали более плотную опеку с каждодневным контролем - я же был достаточно свободен, приносил Виктору Васильевичу лишь результаты. ЭВМ тогда были редки, но массив экспериментальных данных удалось обработать и получить зависимости, в которые прекрасно ложились чужие похожие данные.
Потом была защита, на которой Виктора Васильевича не было - он был болен, и на всякий случай была договоренность с дополнительным оппонентом Адрианом Михайловичем Розеном. С Адрианом Михайловичем мы были хорошо знакомы - он часто появлялся и нас в институте на семинарах Кричевского и просто в лаборатории Дильмана.
Адриан Михайлович почему-то хорошо запомнил меня и через много лет передавал мне приветы через общего знакомого. Но его вмешательство не потребовалось, я успешно защитился и с большим букетом помчался домой к Виктору Васильевичу на улицу Кравченко. Там я рассказывал о свершившемся, а жена Виктора Васильевича кормила меня свеже зажаренным бифштексом.
Его жена была певицей и работала в Москонцерте, и на банкете в честь моей защиты за ней ухаживал Дима Стриженов. Он рассказывал ей, что он старый конник, и все знает про манеж - а певице предстояло петь в Манеже и она не знала, что это такое, и весело смеялась ...
Я и после защиты продолжал принимать активное участие в исследованиях, проводимых Виктором Васильевичем, на различных установках в институте и на промышленном оборудовании в Северодонецке, но чем мне дальше заниматься - было неясно.
И тут грянула реорганизация научной части института и я оказался в другой лаборатории с другой тематикой. И мои новые работы были далеки от тематики, которой занимался В.В. Дильман, но при этом моя связь с Виктором Васильевичем не прерывалась.
В.В. Дильман успешно продолжал развивать научные основы решения прикладных задач массопереноса, и его монография "Методы модельных уравнений и аналогий в химической технологии" в соавторстве с Поляниным намного опередила уровень науки в 1988 году и во многом непонята до сих пор - это 300 страниц сложнейшей математики.
Виктор Васильевич читал лекции не только в МФТИ, но и в зарубежных Университетах ...
Как-то во время очередной встречи я увидел у него на столе толстый скоросшиватель с надписью: "ЛЕЦИЯ" и спросил разрешения посмотреть.
"Посмотри, конечно, только ты ничего не поймешь" ответил Виктор Васильевич - "там сплошная векторная алгебра".
Да, уровень моих математических знаний был явно недостаточен для понимания этих лекций.
ВИКТОР МАРКОВИЧ ОЛЕВСКИЙ
Когда я перешел из конструкторского отдела в научную часть института Виктор Маркович занимал должность начальника лаборатории N11.
Условием моего перевода директор ГИАП поставил успешную сдачу дух экзаменов кандидатского минимума - "хотя бы философию м язык" так сказал Симулин.
"Мне проще сдать экзамены по специальности" ответил я, и сдал два экзамена по специальности "Процессы и аппараты".
А принимала экзамены у меня комиссия в составе: д.т.н. И.Ф. Голубев, к.т.н. В.В. Дильман и к.т.н. М.Е. Иванов. Так я впервые встретился с третьим "птенцом гнезда Капицы" - Марком Ефремовичем Ивановым.
Атмосфера экзамена была вполне доброжелательной, дружеской - и это была заслуга Дильмана и Иванова. Иван Петрович Голубев был достаточно грубым человеком и ярым антисемитом, но ему не давали проявить себя.
Помню, у меня был вопрос о гидравлическом ударе. Я это хорошо знал и рассказал с формулой, но доктора Голубева это не устроило - он сказал, что все это чепуха и есть только инерция потока жидкости. Оба кандидата наук сдержанно улыбнулись и перевели разговор.
И еще в ходе этого экзамена я почувствовал академический уровень образования выпускников Капицы. Мы в наших учебниках не видели имен авторов общеизвестных фундаментальных формул и зависимостей, а Виктор Васильевич и Марк Ефремович знали эти формулы по именам ученых - как и все в мире.
Я потом встречал эти имена в переводных монографиях и в иноязычных оригиналах.
В лаборатории N11 занимались широким кругом исследований для самых различных производств, разрабатываемых в ГИАП.
Раньше это был Институт азота, потом Государственный институт азотной промышленности, расширившийся до Государственного научно исследовательского института азотной промышленности и продуктов органического синтеза - просто "шапку" менять не стали из-за неблагозвучия.
Я попал в группу Виктора Васильевича Дильмана и на первых порах помогал доделать диссертацию его аспиранту, который тоже перешел сюда из конструкторского отдела. Работа была интересная, я активно включился в нее, хотя долгое время у меня даже не было своего рабочего места. Свой письменный стол у меня появился только после того, как 11-я лаборатория успешно разделилась на пять самостоятельных со своими тематическими направлениями и даже своими помещениями. Последнее было немаловажно - на момент разделения в лаборатории N11 насчитывалось более 110 человек.
И всей этой махиной руководил Виктор Маркович Олевский, и руководил достаточно умело и успешно - после раздела он стал заместителем директора Института по науке.
Мне трудно оценить сферу научных интересов Виктора Марковича - как тогда, так и теперь с учетом его последующих должностей, но сфера эта была очень широка.
Но вполне возможно, что основной талант Виктора Марковича заключался в умении руководителя довольно непростыми научными коллективами.
Мне приходилось близко наблюдать Виктора Марковича в самых разнообразных ситуациях - научные коллоквиумы, сопровождение научной делегации по нашим стендовым установкам, совещание у начальства в командировках и дружеские беседы с хорошо знакомыми людьми (птенцами Капицы).
И везде Виктор Маркович был разный!
Жена Виктора Марковича работала в ГИАП'е в строительном отделе. Она была архитектором и неплохой художницей - в институте устраивали выставки ее картин.
Лично с ней я знаком не был, она производила впечатление замкнутого и суховатого человека.
За давностью лет думаю можно раскрыть тайну этой семьи - у них бы ребенок с ДЦП.
Я об этом узнал - по секрету - от моей лаборантки, семья которой жила в одном доме с семьей Олевских. Вполне возможно этим объясняется "некомпанейность" Виктора Марковича.
Виктор Маркович заботился о своей физической форме - в командировках он играл в теннис с местными сотрудниками, а к себе в кабинет поднимался пешком по лестнице не пользуясь лифтом. Кабинет Олевского в ГИАП'е был во второй башне на каком-то высоком этаже - я там у него был всего один раз, я уже не работал в ГИАП'е.
А из материалов юбилейного сбора "капишников" я с удивлением узнал, что Виктор Маркович один из авторов двух песен (написанных в студенчестве В.М. Олевским и Ю.Д. Арсеньевым.).
Когда ГИАП проходил процедуру акционирования я работал в другой организации, но Виктор Маркович не забыл меня и лично позвонил - так я вместе со многими знакомыми поучил две акции и как подавляющее большинство продал их. Акционирование проводилось с грубейшими нарушениями правил - сотрудник выкупающего акции банка свободно проходил в помещение комиссии по акционированию, агитация за продажу велась прямо у входа в эту комиссию, сюда же привозили мешками деньги ...
Так кончился ГИАП - Всесоюзный, Головной в отрасли, заслуженный ...
Здесь Виктор Маркович Олевский 33 года проработал заместителем директора. Оказалось, что он многие годы, как и Виктор Васильевич Дильман читал лекции в МФТИ, еще заведовал там кафедрой, а после ГИАП'а работал в НИОПИК'е и руководил кафедрой "Инженерная экология городского хозяйства" в МИХМ'е (МГУЭИ).
МАРК ЕФРЕМОВИЧ ИВАНОВ
С Марком Ефремовичем я познакомился на экзамене кандидатского минимума, который я сдавал для перехода из КБ в науку - в лабораторию N11.
Марк Ефремович был на редкость тихим и интеллигентным человеком, и отличался уникальным уровнем профессионального образования, в особенности в области теплообмена.
По какому бы вопросу я к нему не обращался - я неизменно встречал доброжелательное внимание и высококвалифицированную консультацию. Было неясно - где находятся границы познаний Марка Ефремовича, хотя нередко мои вопросы были весьма далеки от сферы интересов и профессиональной деятельности этого ученого.
Именно ученого, ученого с большой буквы ...
Долгое время для меня звание ученого были достойны увенчанные сединами профессора и академики, и я долго привыкал что ученый - это исследователь, занимающийся исследованиями секретов природы, то есть я, и младший научный сотрудник, уже отношусь к этой категории. Тем более Дильман, Олевский, Иванов.
Коллектив лаборатории Марка Ефремовича работал слаженно и без шума, свойственного некоторым лабораториям, например, лаборатории И.Ф. Голубева - а ведь там занимались исследованием физико-химических свойств соединений из ассортимента продуктов ГИАП'а. Исследования физико-химических констант отличаются тем, что эти величины существуют объективно независимо от исследователя, и эта область самая надежная для диссертационной работы.
Сведения о семейной жизни Марка Ефремовича с одной стороны не официальны, но с другой стороны волей случая я однажды оказался в непосредственной близости от его жены. Его жена оказалась весьма нервной собой с истерическим складом характера, и видимо только мягкость и воспитанность Марка Ефремовича позволяли сохранять этот брачный союз.
ЛЕОНИД ЕФИМОВИЧ СУМ-ШИК
С Леонидом Ефимовичем я познакомился после перевода из НИО-3 в НИО-6 в лабораторию к Дмитрию Михайловичу Попову, которая базировалась на территории Московского электролизного завода на берегу реки Яузы. Это тоже был коллектив, преобразованный в лабораторию после реорганизации научной части института и начальником ее, стал бывший сотрудник 11-й лаборатории, знакомый мне еще по громадной неразделенной лаборатории.
Отдел занимался различными органическими продуктами для производства волокон и пластиков, и аппаратурная лаборатория при всей ее необходимости для плодотворной работы отдела приживалась там с трудом - частично это происходило от того, что химики- технологи настороженно воспринимали вторжение в их область специалистов с иным мышлением, а частично просто из-за устоявшегося привычного и неторопливого стиля работы.
Там, на МЭЗ'е, у меня появились новые знакомства и упрочились старые, завязавшиеся еще в "метрополии", на улице Чкалова 50.
Я знакомился с новой для меня тематикой и фирменными материалами по производству мономера (предполагалась покупка производства за рубежом) и удивлялся аскетичному (или нищенскому) аппаратурному оформлению процесса по фирменным материалам.
А рядом со мной сидел общительный Леня Сум-Шик, и я до сих пор не знаю, как правильно пишется его фамилия.
В этом старом кирпичном здании вдоль берега реки Яузы довоенной постройки кроме
НИО-6 размещались подразделения КНИПО-7 (Комплексного научно-исследовательского и проектного отдела) под руководством И.И. Гальперина с которым я близко познакомился.
Коллектив лаборатории Димы Попова (мы были на "ты" еще с 11-й лаборатории) был дружный и слаженный.
Обедать мы ходили в расположенное рядом здание соседней организации, которой незадолго до этого руководил Лужков. Там один их нас (дежурный) затем закупал пирожки для послеобеденного чаепития, дежурный менялся, и этого ритуала строго придерживались.
Часть коллектива летом устроила культпоход на Пироговское водохранилище с костром и ночевкой в палатках (все с собой) - к месту ночевки мы плыли на моторке. Костер, спальник и пробуждение в лесу оставили незабываемые воспоминания и крепкие дружеские связи на будущее.
Кто и чем конкретно занимался в лаборатории Попова я так и не сумел за год разобраться, но зато узнал, что Леонид Ефимович является соавтором популярнейшего тогда накладного дверного замка - популярность определялась изумительной простотой конструкции и технологичностью в изготовлении (но простота вскрытия замка тоже присутствовала).
О том, что Олевский, Дильман, Иванов и Сум-Шик учились в МИХМ'е вместе я понял из разговоров на Востряковском кладбище на похоронах матери Виктора Васильевича, где собралось много сотрудников института - я туда ехал в машине Виталия Ручинского вслед за машиной Сум-Шика.
Ручинский осторожничал, проезжая полуоткрытые ржавые ворота, и на мой вопрос - почему Леонид Ефимович проехал, не сбавляя скорости - он ответил: не у всех папы академики.
А потом из разговоров я узнал, что все они (Дильман, Олевский, Иванов, Сум-Шик) кончали спецгруппы П.Л. Капицы (и видимо разные) и активно - с именами - предавались воспоминаниям.
На похоронах я фотографировал и потом передал через Виктора Васильевича фотографии его отцу и получил от отца трогательную благодарственную записку с цитатой из Поля Элюара.
К сожалению, в лаборатории Попова я проработал около года и перевелся поближе к дому в ИРЕА и получше узнать Леонида Ефимовича не мог, но тем не менее у меня остались самые добрые воспоминания о нем. Знаю, что позже он руководил определенным направлением исследований и умер в 1980 году (1925 - 1980 на памятнике).
Таким образом эти очень разные люди, объединенные высоким уровнем образования и интеллекта, отобранные в студенческие годы П.Л Капицей, оставили значительный след в науке и в моей жизни.
Петр Леонидович Капица оставил в МИХМ'е значительно более весомый вклад, чем спецвыпук "капишника". Профилирующие дисциплины, связанные с техникой глубокого холода, появились в институте сразу после выделения его из МХТИ им. Менделеева. Кафедра, объединившая тематики глубокого холода, несколько раз меняла название, и в 1944 году кафедру возглавил сам П.Л. Капица: дважды Герой Социалистического Труда СССР, лауреат Нобелевской премии, лауреат Ленинской премии, лауреат двух Сталинских премий, лауреат Государственной премии СССР, академик РАН, профессор.
Но ненадолго - в 1946 году началась травля академика и тянулось это до 1953 года.
А в 1976 году на основе кафедры образовался факультет "Криогенная техника", и с самого начала работу там возглавляли ведущие ученые в этой области, и кроме выпускников 1947 года было воспитано большое количество талантливых инженеров и ученых.
Об истории МИХМ'а и роли П.Л. Капицы можно прочесть в книге ректора МГУИЭ М.Б. Генералова "От МИХМА к МГУИЭ. Страницы истории", которую я к сожалению, я не читал.
Мне не могло присниться, но бывшие студенты групп Капицы говорили, что они никогда не видели на своих занятиях Петра Леонидовича.
В Яндексе в материалах о П.Л. Капице нигде нет упоминаний о спецгруппах в МИХМ'е.
Этого нет даже в истории кафедры имени П.Л. Капицы. А жаль ...