Чопин Кэйт : другие произведения.

Дитя Дезири

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Кэйт (О’Флаэрти) Чопин родилась 8 февраля 1851 года в Сент-Луисе, штат Миссури. Ее отец умер, когда она была еще совсем ребенком. Чопин воспитывали ее мать, бабушка и прабабушка - три умные, энергичные вдовы, происходившие из французских креолов. Кроме посещения школы при женском монастыре Пресвятого Сердца, Чопин очень много читала, включая французскую и английскую классику. Через два года после окончания школы в 1868 году она вышла замуж за Оскара Чопина. Супруги несколько лет прожили в Новом Орлеане, а потом переехали на маленькую плантацию, расположенную в округе Натчитош, штат Луизиана. После того как ее муж умер от малярии в1882 году, Чопин вернулась в Сент-Луис со своими шестью детьми. Несколько лет спустя она начала свою литературную карьеру, публикуя истории для детей в журналах. Вскоре она начала помещать в журналах короткие рассказы. На протяжении большей части писательской карьеры Чопин хвалили как проницательного автора, произведениям которого присущ Јместный колорит". Чопин шокировала критиков своим романом Пробуждение (Awakening), изданном в 1899 году, в котором она исследует темы женской сексуальности и браков между белыми и черными. Отрицательная критика романа нанесла удар ее писательской карьере. Она разуверилась в себе как в авторе и перестала писать. Кэйт Чопин умерла в 1904 году от кровоизлияния в мозг, после напряженного дня, проведенного на Всемирной Выставке в Сент-Луисе, которую она часто посещала. Имя Кэйт Чопин было открыто вновь, когда в 1964 году был переиздан ее роман Пробуждение.


Дитя Дезири

Кэйт Чопин

Перевел Борис Ветров

   Выдался славный денек, и мадам Вальмонд отправилась в Л'Абри повидать Дезири и младенца.
  
   Ей было смешно от мысли, что у Дезири есть ребенок. Ну да, кажется, что только вчера Дезири сама была дитя; когда супруг, въезжая в ворота Вальмонда, заметил ее спящую в тени колонны. Крошка проснулась у него на руках и начала плакать и звать "папа". Это было все, на что она была способна. Некоторые думали, что малышка, только недавно научившаяся ходить, просто потерялась. Но возобладало мнение, что ее намеренно оставила партия техасцев, чей фургон, крытый парусиной, в конце дня пересек принадлежащую Котону Маису переправу, расположенную сразу за плантацией. Со временем мадам Вальмонд отбросила все домыслы и остановилась на том, что благое провидение, видя, что своих детей у нее нет, послало ей Дезири, чтобы она могла подарить ей свою материнскую любовь. Ибо девочка росла красивой и доброй, искренней и нежной - всеобщей любимицей Вальмонда.
  
   Не было ничего удивительного в том, что, когда однажды проезжавший мимо Арман Обиньи увидел ее, стоящей прислонившись к каменной колонне, в тени которой восемнадцать лет назад она спала малышкой, то тут же влюбился. Так влюблялись все Обиньи, словно сраженные выстрелом из пистолета. Удивительным было то, что он не был влюблен в нее раньше; поскольку знал ее еще с той поры, когда отец привез его восьмилетним мальчиком домой из Парижа после того, как там умерла его мать. Страсть, проснувшаяся в нем в тот день, когда он увидел ее у ворот, была подобна лавине, или пожару в прерии, или чему-то, что, безрассудно несется, сметая на пути все преграды.
  
   Мосье Вальмонд всегда был практичным человеком и хотел, чтобы обстоятельство неизвестного происхождения девушки было хорошо взвешено. Но Арман заглянул в ее глаза, и ему это было безразлично. Ему также напомнили, что у нее нет фамилии. Но какое значение это могло иметь, когда он давал ей одну из самых старых и самых гордых фамилий в Луизиане? Он заказал в Париже свадебные подарки в разукрашенной корзине и пустил в ход все свое терпение в ожидании их прибытия; потом они поженились.
  
   Мадам Вальмонд не видела Дезири и малыша четыре недели. Как всегда, когда показалось Л'Абри, его вид с первого взгляда заставил ее внутренне содрогнуться. Это было унылое место, которое многие годы не знало облагораживающего женского влияния. Старый мосье Обиньи женился во Франции и там же похоронил жену, которая слишком любила свою родину, чтобы оставить ее даже ненадолго. Крыша, черная и покатая, выступая за широкие галереи, окружавшие желтый оштукатуренный дом, походила на капюшон сутаны. Рядом с домом росли большие величавые дубы, и их густые широкие кроны служили ему тенистым покровом. Правление молодого Обиньи было слишком строгим, и при нем негры забыли, какими жизнерадостными они были при снисходительном и добродушном старом хозяине.
  
   Молодая мать поправлялась медленно и лежала на софе в муслиновом с кружевами платье. Младенец лежал у нее на руках и спал, отвалившись от материнской груди. Мулатка-нянька сидела рядом и обмахивалась веером.
  
   Дородная Мадам Вальмонд наклонилась к Дезири и поцеловала ее, на мгновение нежно сжав в объятиях. Потом она повернулась к ребенку.
  
   "Какой же это младенец!" - воскликнула она изумленно. В доме Вальмондов говорили в те времена по-французски.
  
   "Я знала, что ты удивишься тому, как он вырос", - рассмеялась Дезири, - "Маленький cochon de lait (фр. поросенок)! Посмотри на его ножки, мама, и его ручки и ноготки, - настоящие ноготки. Зандрин должна была обрезать их сегодня утром. Правда же, Зандрин?"
  
   Зандрин величественно наклонила голову в тюрбане: "Mais si, Madam". (фр. Да, разумеется, мадам)
  
   "А как он кричит", - продолжала Дезири, - "можно оглохнуть. Арман как-то слышал его у самой хижины Ла Бланш".
  
   Мадам Вальмонд не отводила глаз от ребенка. Она взяла его на руки, подошла к самому светлому окну и внимательно осмотрела. Потом также проницательно посмотрела на Зандрин, которая, повернув лицо к окну, вглядывалась в расстилавшиеся за ним поля.
  
   "Да, ребенок вырос, изменился", - медленно произнесла мадам Вальмонд, кладя его рядом с матерью. "Что говорит Арман?"
  
   Лицо Дезири залил румянец, оно светилось счастьем.
  
   "О, во всем округе (1) нет отца счастливее, чем Арман. Я думаю это больше всего оттого, что ребенок - мальчик, который будет носить его имя; хотя он это отрицает и говорит, что любил бы девочку не меньше. Но я знаю, что это неправда. Я знаю, что он говорит это, чтобы сделать мне приятно. И, знаешь мама", - добавила она, привлекая к себе голову мадам Вальмонд и переходя на шепот, - "он не наказал ни одного из них с тех пор как родился ребенок. Даже Негриллона, который притворился, что обжег ногу, чтобы отдохнуть от работы - он только посмеялся и сказал, что Негриллион - большой плут. О, мама, я так счастлива, что меня это даже пугает".
  
   Дезири говорила правду. Женитьба, а потом рождение сына значительно смягчили властный и придирчивый характер Армана Обиньи. И от этого добрая Дезири, безгранично любившая мужа, чувствовала себя особенно счастливой. Когда он улыбался, ей не нужно было большего благословения. Когда он хмурился, она трепетала, но все равно любила. Но с того дня, когда Арман полюбил ее, его смуглое красивое лицо редко искажала гримаса недовольства.
  
   Однажды, когда младенцу было около трех месяцев, Дезири овладело предчувствие , что ее спокойствию что-то угрожает. Вначале это были лишь вызывающие тревогу едва уловимые знаки; таинственность на лицах негров; неожиданные визиты дальних соседей, которые толком не могли объяснить причину своего приезда. Затем наступила странная и ужасная перемена в поведении мужа, о причине которой она не смела у него спросить. Когда он обращался к ней, то отводил глаза, в которых, казалось, погас прежний свет любви. Он исчезал из дому, а когда оставался дома, то без всякого повода избегал ее и ребенка. С рабами он стал обращаться так, что, казалось, в него вселился сам дьявол. Дезири была так несчастна, что готова была умереть.
  
   Как-то в жаркий полдень она сидела в пеньюаре, апатично пропуская между пальцами свои ниспадавшие с плеч длинные шелковистые волосы каштанового цвета. Младенец, наполовину голенький, спал на ее большой кровати из красного дерева с атласным балдахином, напоминавшей роскошный трон. Один из маленьких мальчиков-квартеронцев Ла Бланшей - тоже наполовину голый - стоял рядом, обмахивая малыша веером из павлиньих перьев. Дезири грустно и рассеянно смотрела на младенца, стараясь проникнуть сквозь таящий опасность туман, который, она чувствовала, все больше сгущался вокруг нее. Она попеременно смотрела то на своего ребенка, то на мальчика, стоявшего рядом с ним. "Ах!" - вырвалось у нее, и она даже не отдала себе отчет, что произнесла это вслух. Кровь в ее венах стала холодной как лед, и лицо покрылось липкой влагой.
  
   Она попробовала заговорить с маленьким квартеронцем, но сразу не смогла вымолвить даже звука. Когда он услышал свое имя, то поднял глаза и увидел, что она показывает в сторону двери. Он положил большой мягкий веер и послушно на цыпочках выскользнул из комнаты, ступая босыми ножками по натертому до блеска полу.
  
   Она оставалась неподвижной, взгляд ее был прикован к младенцу, на лице отобразился страх.
  
   В это время Арман вошел в комнату и, не замечая ее, подошел к столу и стал рыться в лежащих на нем бумагах.
  
   "Арман", - позвала она голосом, который должен был бы глубоко его задеть, если бы в нем оставалось хоть что-то человеческое. Но он не обращал на него внимания. "Арман", - повторила она. Затем, шатаясь, направилась к нему. "Арман", - с трудом произнесла она опять, сжимая его руку, - "посмотри на нашего ребенка. Что все это значит? скажи мне".
  
   Он равнодушно, но мягко разжал ее пальцы и оттолкнул от себя ее руку. "Скажи мне, что это значит!" - вскрикнула она в отчаянии.
  
   "Это значит", - ответил он пренебрежительно, - "что ребенок не белый; это значит что ты - не белая".
  
   Быстрое осознание того, что это обвинение означало для нее, придало Дезири необычную для нее смелость, и она стала отрицать. "Это ложь; это неправда, я - белая! Посмотри на мои волосы, они каштановые, и глаза у меня серые, Арман, ты знаешь, что они серые. И кожа у меня светлая", говоря это, она взяла его запястье, - "Посмотри на мою руку, она белее твоей, Арман", - сказала она, истерично засмеявшись.
  
   "Такая же белая как у Ла Бланш", - ответил он безжалостно и вышел, оставив ее одну с их ребенком.
  
   Когда она почувствовала, что может держать в руке перо, то отправила отчаянное письмо мадам Вальмонд.
   "Мама, мне говорят, что я не белая. Арман сказал мне, что я не белая. Ради Бога, скажи им, что это неправда. Ты же знаешь, что это неправда. Я умру. Я должна умереть. Я не могу продолжать жить, оставаясь такой несчастной".
  
   Ответ пришел короткий:
  
   "Моя дорогая Дезири: Возвращайся домой в Вальмонд; обратно к твоей матери, которая тебя любит. Приезжай со своим ребенком".
  
   Получив письмо, Дезири вошла с ним в кабинет мужа и положила его на столе, за которым он сидел. Она выглядела, словно каменное изваяние: безмолвная, белая, неподвижная, после того как положила перед ним письмо.
  
   Молча, он пробежал холодным взглядом по строчкам и ничего не сказал.
  
   "Мне уехать, Арман?" - сказала она тоном резким от мучительного ожидания.
  
   "Да, уезжай".
  
   "Ты хочешь, чтобы я уехала?"
  
   "Да, я хочу, чтобы ты уехала".
  
   Он считал, что Бог поступил с ним жестоко и несправедливо; им овладело чувство, что, глубоко раня душу жены, он платит ему тем же. Более того, он больше не любил ее, потому что она, пусть и непреднамеренно, нанесла ущерб его дому и его имени.
  
   Дезири повернулась и, словно оглушенная ударом, медленно направилась к двери, надеясь, что он окликнет ее.
  
   "Прощай, Арман", - простонала она.
  
   Он не ответил ей. Это был последний удар, нанесенный им судьбе.
  
   Дезири разыскала своего ребенка. Зандрин прохаживалась с ним по мрачной галерее. Она взяла малыша у няньки и, не говоря ни слова, спустилась по ступенькам и пошла прочь под сенью виргинских дубов.
  
   Стоял октябрь, и послеполуденное солнце только начало садиться. В недвижных полях негры убирали хлопок.
  
   Дезири не переодела ни свою тонкую белую одежду, ни туфли, которые были на ней. Она шла с непокрытой головой, и ее густые волосы отливали золотом в солнечных лучах. Она не пошла широкой утоптанной дорогой, которая вела к отдаленной плантации Вальмонд. А шла через пустынное поле, где стерня колола ее нежные ножки, обутые в изящные туфельки и превращала в лоскуты ее тонкое платье.
  
   Она исчезла в ивняке и камышах, густо росших по берегам глубокого и неторопливого байю (1) и не вернулась.
  
  
   Несколько недель спустя в Л'Абри разыгралась любопытная сцена. В центре чисто выметенного заднего двора полыхал большой костер. Арман Обиньи сидел в просторной передней, с которой открывался вид на зрелище, и самолично раздавал шести неграм предметы, которые те бросали в пламя костра.
  
   Изящная колыбель из ивовых прутьев со всеми ее изысканными аксессуарами пылала в этом погребальном костре, до этого поглотившем богатое приданое новорожденного. Потом в пламя полетели шелковые платья, а за ними бархатные и атласные; кружева и вышивные украшения; шляпки и перчатки - все свадебные подношения, редкого качества.
  
   Последней была сожжена пачка писем, невинных, коротких, написанных наспех, которые Дезири посылала ему во время их помолвки. В глубине ящика, из которого он их достал, оставалось еще одно письмо. Но это было письмо не от Дезири, а фрагмент старого письма от его матери отцу. Он прочел его. Она благодарила Бога за то, что он благословил ее любовью отца:
  
   "Но больше всего", писала она, - "днем и ночью, я благодарю Бога за то, что он устроил нашу жизнь так, чтобы наш дорогой Арман никогда не узнал, что его мать, которая его обожает, принадлежит к расе, на которой как проклятье стоит рабское клеймо".
  
  
   Примечания переводчика:
  
   (1) Округ - в штате Луизиана: административно-территориальная единица штата. Высшим органом местной власти в приходе является избираемое населением полицейское жюри. В 6 приходах действует объединенное управление города-прихода. Первоначально штат делился на 12 округов, границы которых совпадали с границами приходов католической церкви, установленными еще в колониальный период. С 1845 эти округа стали официально называть "приходами".
  
   (2) Байю - Старица. Слово часто употребляется на Юге США; характерен для дельты Миссисипи, испещренной множеством рукавов с островками соляного происхождения, и других рек на побережье Мексиканского залива. Возможно, название происходит из слияния понятий в местном варианте французского языка и в языке индейцев чокто.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   5
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"