Что могут поделать слабые женщины, когда завоеватели уже вошли в город и равнодушно топчут грязными сапогами цветники, с любовью выращенные на обочинах улиц? Что могли поделать они, когда их собственные отцы, мужья, братья и сыновья уходили на войну уверенные в своем праве и превосходстве над ордами непросвещенных дикарей?
Утратило последнее значение знание того, кто был прав. Потому что никакая правда не вернет мертвых из могил, которые и могилами-то назвать нельзя, так, ямы да пепелища.
Женщины белокаменного Аттариса давно разучились плакать. Они убеждали, увещевали, отговаривали, умоляли, поддерживали, помогали, впадали в отчаянье, оплакивали, боялись, теряли надежду и ждали, бесконечно долго ждали. Чего угодно. Возвращения ли любимых, известий ли, завоевателей, собственной смерти, какой угодно определенности.
Потому что женщины всегда остаются женами и матерями. И хотя, время от времени, судьба заставляет их становится плечом к плечу, а порой и вместо мужчин, в самых кровавых рубках, в те черные дни, которые пережившие стараются не вспоминать лишний раз, сердце женское жаждет мира. Долгого, надежного, такого чтобы можно было без опаски рожать и спокойно растить детей, наблюдать за их первыми шагами, и чтобы никогда не приходилось переживать собственных малышей.
Женщины Аттариса были верны своим мужчинам и своим клятвам. Не сумев отговорить от неразумного, они терпеливо ждали их с бесконечных войн, а когда охотники сами превратились в добычу, безропотно разделили все тяготы осады. Они стояли в ополчениях на стенах и наравне с мужчинами держали луки и копья. Но теперь долги отданы, и время клятв закончилось.
Мужчины Аттариса погибли все до единого, погибли с честью, как воины. Только нет аттарийкам в том никакой пользы. Защитники оставили своих женщин в разоряемом городе, лицом к лицу с завоевателями, словно приложив их к остальной добыче.
О! Варвары знали толк в разграблении городов! Целую неделю лились рекой коллекционные, вековой выдержки вина, падали наземь, разбивались вдребезги прекрасные статуи, резные деревянные алтари пошли на дрова, из шелковых занавесок наворачивались портянки да повязки на раны, а труды величайших поэтов использовали так, что и сказать стыдно, утопив в отхожих местах. Аттарис был не первым, далеко не первым покоренным городом на пути варваров. Так что безумства свои они творили со знанием дела.
Что могли слабые женщины? Они терпеливо подбирали чудом уцелевшие клочки творений и молчаливо перевязывали раны, не пытаясь отравить или напасть на своих покорителей во сне, потому что ненависти в сердцах аттариек тоже не осталось - слишком долгой оказалась война.
И, пожалуй, ждала бы Аттарис та же судьба, что постигла Хетту, Нейгарн, Вассар... Да, разве упомнишь все названия? Но только, ни в одном предыдущем месте не елось так вкусно, не спалось так мягко, а руки женщин не управлялись столь умело с врачеванием. И сами женщины в Аттарисе были чудо, как хороши - златокудрые, светлокожие, такие хрупкие и беззащитные, словно это не они натягивали давеча луки, без всякого сожаления метко стреляя в наступающего неприятеля. А победители тоже порядком устали от битв. Так почему бы не позволить себе понежиться еще немного в столь приятном расслаблении, оправиться от ран, омыться от пота? Не для этого ли ищут воинской славы да ратных подвигов?
Аттарийские купальни оказались значительно лучше холодных и мутных рек, улицы - тенистее степи, аттарийские дома давно нуждались в мужских руках, а золотые кудри пленниц до того соблазнительны - глаз не отвести. Чем не место для покоя и старости?
Конечно, самые горячие и нетерпеливые уехали, лишь только вновь стали уверенно держаться в седле. Прошли еще десять или двадцать городов, в глупых ненужных сражениях складывая свои буйные головы. Некоторые покинули Аттарис, пытаясь повиноваться традициям, лишь для того чтобы вскоре вновь вернуться туда, где плененные и пленившие женщины носили под сердцем их еще нерожденных сыновей, ходя по белокаменным улицам. Золотые волосы пленали души варваров крепче любых веревок.
Но многие остались и по своей воле, прикипев к Аттарису и его жительницам навсегда.
Несмотря на оседлость, варвары оставались варварами, они спали в обнимку с мечами и ходили в обуви по дорогим коврам, громко смеялись и презирали грамоту. Они уделяли большую часть времени тому, чтобы укрепить стены и ворота, выкопать новый ров, выбрать себе правителя, словом, занимались всеми теми глупостями, в которые до глубокой старости играют мужчины. Разумеется, прошел не один год, прежде чем по улицам забегали стайками детишки, как в предвоенное время. И целое десятилетие до того момента, как мужчины сбрили бороды, хоть и ругаясь сквозь зубы, а самые лучшие приспособили свои руки для письма - потому что их дорогие жены оказались все поголовно грамотны. Разве может воин не одолеть то, что так легко понятно слабой женщине?
Сколько лет прошло как сон? Двадцать? Тридцать? Больше? Давно поседели первые завоеватели, и свое счастье видят в том, чтобы прогреть, как следует, на солнце косточки, да потетешкать внуков, рассказывая о прежних временах такие небылицы, в которые и самим-то верится с трудом. Ласково улыбаются своим мужьям их все еще любимые седые жены и так же ласково, чуть смущенно улыбаются отцам и братьям их черноволосые дочери.
Библиотеки города вновь наполнены книгами, и юноши с горячими глазами, как в прежние времена, спорят о них часами напролет, а потом ночами терзают струны, ожидая хоть мимолетного взгляда любимой, которая нет-нет, да выйдет на балкон, разбуженная концертом. О, разумеется, эти юноши владеют мечом, да и в седле держаться так, как не каждому степняку дано, но все же их изящные руки больше привычны к письму да ремеслам, делая Аттарис центром и жемчужиной всего Западного побережья. Хотя их гортанные голоса хранят отголоски кочевой истории, эти дети, воспитанные своими аттарийскими матерями - принадлежат белокаменным стенам и сердцем, и душой, со всеми потрохами. Разве есть кому дело до того, что нынешняя молодежь смуглая, черноволосая, узкоглазая, совсем не похожа на прежних бледных аттарийцев? Они более аттарийцы, чем кто-либо еще. Древние улицы города за свою тысячелетнюю историю знавали и более странных жителей. Раз за разом возрождаясь из пепла, как феникс. Расцветая, как молодые цветы по весне взамен тех, растоптанных грубыми сапогами.
Слабым женщинам такое сотворить не под силу, как невозможно человеку сдвинуть гору или изменить течение реки. Но разве может быть слабой та, у которой достаточно сил выносить и родить дитя, добровольно идя сквозь все причитающиеся муки? Уж точно не слабее самых отважных мужчин.
Сильные аттарийки не двигали гор, они переносили их по маленькому камешку, не сворачивали с пути рек - ласково перенаправляли по ручейку, поколение за поколением. Так же как матери их матерей, так же как будут делать дочери их дочерей. А что до хрупкости и беззащитности? Стоит ли отказывать мужчинам в такой малости - коли хотят, пусть считают своих нежных женщин слабыми и ранимыми, зачем их разубеждать? Ведь даже самым сильным аттарийкам порой требуется опереться на надежное мужское плечо.