Аннотация: Опубликован в сборнике "Звезды Внеземелья 2009"
Этому спутнику Юпитера не повезло - комиссия терраформирования при Высшем Совете планеты допустила ряд тактических ошибок при превращении Ганимеда в землеподобный планетоид. Накачав его атмосферой и придав вращение спутнику вокруг своей оси, но, не сумев разогреть ядро, комиссия умыла руки. Поэтому планетоид превратился в малое подобие Земли с неповторимыми, но скучными условиями: низкие температуры, быстрая смена дня и ночи, и продолжающееся обледенение Ганимеда.
Поэтому штат сотрудников станции, открытой на Ганимеде, первоначально состоявший из двух десятков человек, был сокращен в пять раз. Сама станция была передана Космической академии в качестве полигона для стажировок будущих космонавтов.
...Николай Бондарь спускался в грузовой отсек - необходимо было активизировать грузового робота и проверить, как идет подготовка к походу.
Николай поддерживал физическую форму, поэтому принципиально отказывался от услуг лифтов. Его откликнули, когда он спускался по лестнице.
Бондарь обернулся.
Хэнк Клеменс. Начальник базы, волевой человек. Чисто выбритый, благоухающий, и располагающий.
- Коля, выполни мою просьбу, - он никогда не приказывал, но его тихий вкрадчивый голос был прочнее стального каната, а просьбы отдавали железобетонной необходимостью. - Через десять минут начнет посадку транзитный с Фобоса. Командира надо разместить для отдыха в любом из жилых блоков ...
Николай кивнул. Ничего не произойдет страшного, если он займется роботом чуть позже.
Посадочный квадрат находился вне базы, поэтому пришлось заглянуть в отсек скафандров. Когда облаченный во всю амуницию Николай появился у квадрата, космоход уже сел и открыл трап-лифт.
Корабль не имел названия, поэтому Николай не мог сказать с полной уверенностью, кто управлял этой красивой машиной, но, скорее всего, это был кто-то из старых знакомых. Хотя бы Глеб, старый дружище... Николай его давно не видел, но говорят, что он по-прежнему пилотирует в Системе.
В шлюзе показались две фигуры.
Командир и кто-то еще.
Значит, на Ганимед прибыл гость.
Командир не был Глебом. Это был молодой, энергичный человек, с цепким рукопожатием.
- Иван Старухин, - представился он.
- Здравствуй, Иван. Ты прибыл в хорошую погоду.
Командир недоверчиво покосился на низкие фиолетовые тучи.
- Солнца отсюда не увидишь круглый год, не говоря о старушке - Земле, - добавил Николай.
Ему был интересен второй человек. Более худощавый и стройный, с плавными движениями. Но включенный шлем экранировал свет, и разглядеть лицо было затруднительно.
Поэтому Николай пошел на хитрость.
Протянув руку Ивану, он представился.
- Как? Вы Николай Бондарь? - ахнул второй человек.
Женский голос. С легким акцентом на первый слог.
- Да, - улыбнулся Николай.
- Вы бывали на Юпитере, когда там строили Городок Трех Лун! Я про вас в книжке читала, - (ну что вы на это скажете?!) - О боже, не думала, что встречу вас здесь, в этой дыре! Вы же человек - легенда!
Наверное, только задорный девичий восторг мог так соседствовать с невинной грубостью.
- По правде говоря, это было двадцать с лишним лет назад..., - только и мог сказать Николай.
Прибывшие на Ганимед были размещены на втором ярусе. Командир Иван Старухин. И будущий навигатор Влада Новичка, то ли из Вроцлава, то ли из Праги.
Впрочем, даже наличие на базе гостей не отменяло планы по стажировке: автономный четырехдневный поход.
Николай никогда не был любителем совать нос в чужие дела, посему и прожил до солидных для космолетчика лет, однако, спускаясь в шлюзовую камеру, не мог не услышать разговор.
- Рон, я прилетела, чтобы сказать тебе, что мне предлагают место на "Старфлайте". - Голос Влады был печален. - Рон, я хочу сказать, что дальше так не могу, что сил моих больше нет...
- Как жаль, Влада, но возможно увидимся позже. Система - маленькая деревня. - Это был голос Рона Бакстера, одного из курсантов.
- А наша помолвка? Мы же планировали...
- Сейчас сложно что-то планировать. Это жизнь! И не всегда тропинки в лесу могу совпадать. Ты летчик, я - летчик. А брак, он нас только свяжет...
- Рон... - Влада заплакала.
- Влада, ты - космонавт, поменьше ненужных рефлексий! Космос не любит меланхоликов!
- Рон!..
- Прощай, мне надо собираться.... И возвращайся на Землю. Так будет лучше. Для всех, для меня, для тебя.
Послышался легкий шелест пневматического лифта.
Когда Николай появился на лифтовой площадке, Влада стояла, закрыл лицо ладонями.
- Влада, девочка моя, - сказал Николай.
- Вы ничего не понимаете! - Вскричала она и бросилась вниз по лестнице.
В шлюзовой камере уже все собрались: Хэнк, оба Бакстера (Рон деловито поправлял лямку рюкзака, а Джо, его отец, вполголоса давал последние наставления), Елена, укутавшаяся в раздобытый откуда-то шарф, и Карел Свободка, второй подопечный Николая.
- Ну что, господа хорошие, присядем на дорожку, - сказал Николай.
Маршрутов для стажеров было несколько, выбран был не самый тяжелый: сутки в маршевом броске к горному массиву Панцирь Черепахи, разбить лагерь чуть южнее восточного отрога, затем пройти перевалом к горному озеру и вернуться на станцию.
- Не забудьте про маркеры, - сказал вдруг Бакстер, хотя все и так помнили об этом.
Клеменс шел первым, за ним шел грузовой робот, следом Рон и Карел, обогнавшие второго робота, и замыкал Николай.
Было темно, сутки были короткие и пролетали очень быстро. Но идти было легко. Здесь, на возвышенности, снега и льда было мало.
Где-то далеко позади что-то бухало, и темное низкое небо озарялось зигзагами разрядов. Все это на короткий миг откладывало резкие длинные тени, и по частому оглядыванию Карела, Николай понял, что авторы программ стажировок добились своего.
В условиях данной программы отряду пришлось отказаться от скафандров и облачиться в термостойкие комбинезоны, которые, как оказалось, не справлялись с наружным морозом. Авторы программ хотели, чтобы будущий космонавт был готов к тому, что возможны ситуации, когда откажет в работе скафандр. Николай слабо представлял себе такую ситуацию - современные пленочные скафандры были настолько прочны и легки в обращении, что способны выдержать абсолютно низкие температуры и последствия ядерного взрыва.
Когда Николаю предложили должность тренинг-мастера, то он согласился сразу, потому что понимал, что сорокапятилетний возраст - рубеж космолетной службы.
И только проработав здесь несколько лет, он понял, что зря согласился на эту должность. Будущих космонавтов должны учить такие как Клеменс, спокойные и уверенные в своей правоте, скупые на рефлексии, но способные вполне доходчиво объяснять необходимость жесткой логики в этом сумбурном мире.
Впрочем, и тогда, и сейчас земной куратор Николая по тренинговым программам продолжал убеждать, что такой уникальный опыт (как у Николая) должен служить человечеству. Убеждал, что рано себя жалеть, что жизнь на Земле без рабочих стрессов будет пресна. Что, в конце концов, стажер должен лишиться последних иллюзий, что Космос - место для приключений, а раз так, то кто ему, этому желторотому стажеру, об этом скажет? Человек ни разу не покидавший Землю?
И Николай вновь и вновь соглашался с ним, понимая, что позже он будет корить себя за уступчивость.
Начало быстро светлеть (Юпитера отсюда не разглядеть, слишком густые тучи свисают почти до самой земли), но уже можно было оглядеться.
Николай обернулся назад: станция осталась где-то далеко позади. Серые проплешины снега и льда напоминали Землю. Сколько он там не был?
Остановку планировали недалеко от Панциря Черепахи, но при плутании между каменных обломков горной гряды, Карел оступился и подвернул ногу. Программой такое не было предусмотрено, но, отдельные отступления должны лишь укрепить борцовский дух стажеров, поэтому Николай и Хэнк молча наблюдали, как Рон накладывал шину на ногу Карела.
Елена уже ложилась с книжкой в постель, когда заиграл зуммер внеочередного сеанса связи. Поэтому пришлось отложить томик детектива и, накинув халатик, пройти в централь связи. Обязанности радиста были возложены на Елену, после того, как станция перешла в категорию "курсантская ступень-2".
Заглянув по дороге в кают-компанию, Елена удивилась: Старухин и Бакстер- старший все еще продолжали поединок на название лучшего шахматиста Ганимеда.
В централи связи горел зеленый огонек планетарного вызова. Клеменс подтверждал ночевку вне станции. Ради этого, конечно, стоило подняться из постели.
Ганимедский снег не такой как снег на Земле. Он сероватый, сыпучий как порошок или манная крупа, возможно, потому что он никогда не видел солнечного света. Он похож на побитого подзаборного пса, который никогда не пробовал деликатесов, а лучшим лакомством считал мусорные объедки...
Обдумывая это, Николай продолжал подъем. Они поднялись рано, быстро позавтракали. Николай видел в глазах стажеров тоску и усталость. Но еще заметней было желание быстрее пройти маршрут, чтобы с отметкой в зачетке убраться отсюда.
Несмотря на подъем, Николай чувствовал себя бодрее, и в очередной раз пожалел об отсутствии живности. Какая-нибудь мелкая певучая птаха усладила бы слух непритязательного Николая.
Карел первым почувствовал дрожание земли, но, оцепенев от неожиданности, он остановился и молчал. Опомнился лишь, когда благим матом заорал Николай.
Карел попытался бежать в сторону, но почувствовал как на жиже из снега, льда и камня разъезжаются ноги. Не думая показаться кому-то нелепым, он опустился на четвереньки и, практически по-собачьи, помчался в сторону.
Николаю не было смешно, мелкий камень больно зацепил щеку, а взгляд пытался найти в каменном хаосе фигуры людей, идущих впереди.
Когда грохот стих, а пыль осела, Николай поднялся с колен. Щеку саднило, а рот полон песка.
Чуть выше стоял покореженный робот (второй, как оказалось, снесло каменным потоком), рядом отплевывался от пыли Карел. Заметив какое-то шевеление в каше снега и камней, Николай вскочил на ноги.
Это были Хэнк и Рон...
Они долго сидели у костра. Давно они не разжигали огонь. Клеменс осматривал побитое плечо, накладывая пластырь. Николай пил чай. И впервые пожалел, что не ведет дневник - душа требовала запечатлеть эмоции. Рон, не получивший ни единой царапинки (хорошее качество космонавта), тыкал пальцем по сенсорам маршрутора.
Карел уже лег, закутавшись в спальном мешке с головой.
Клеменс крякнул, и настороженно глянув на Николая, сказал:
- От роботов мы должны были избавиться у озера, а никак не ранее.
Николай улыбнулся - он представил физиономию Бакстера- старшего, когда тот узнает о поломках обоих роботов.
- Папа, наверняка, будет очень рад, - хмыкнул Рон, словно прочитал мысли Николая.
Роботов пришлось оставить. Рядом прилепили маячок.
- Заберем на обратной дороге, - сказал Клеменс.
Джо смотрел в небо, чью рыхлую мякоть протыкала тонкая серебряная игла космохода. Символ человеческого бахвальства и гордыни, а может и эгоизма, так как имел гнезда инертных излучателей, спрятанных под розетки украшений.
"Вся человеческая экспансия в Космос представляет собой скрытую войну, - думал Джо, - где также идет борьба за выживание, где гибнут люди, где клочок земли омыт кровью первооткрывателей..."
И на этом остове человеческой гордости, управляемом сильной рукой Ивана Старухина, улетала Влада. И Джо чувствовал горечь, что эта красивая и смелая девушка улетала в слезах. Влада, которая не стала ему невесткой, не сумевшая понять, а значит, и полюбить Рона.
Джо вернулся под купол станции.
Панцирь Черепахи был великолепен. Он внушал величие природы и беспомощность человека. Пожалуй, это было единственное место, где человек чувствовал себя легко и свободно, при этом понимая свою ничтожность перед красотой этой горной гряды.
- Я прекрасно помню день, когда мы обнаружили Панцирь, - сказал Клеменс.
Они вчетвером стояли у самого подножия гряды, и Николай подумал, что состояние восторженности охватило всех без остатка.
- Запущенный зонд показал аномалию, поэтому я вместе с Симоновым выехал установить дополнительное оборудование... Симонов написал песню. Я помню слова...
Клеменс прикрыл глаза и начал произносить эти слова, словно заклинания:
- Шаг за шагом вперед
И ни шагу назад -
На востоке горела звезда!
Сколько шли мы вперед,
Пробиваясь сквозь снег,
Сколько ждали мы этого дня.
Сколько ждали ночей
И не спали ночей,
Но мы ждали этого дня.
- Эту песню нашли в блокноте Симонова, - сказал Николай. Он помнил Симонова: широкоплечий, высокий, словно сошедший со страниц о героях Древней Греции. Он часто таскал с собой блокнот и гитару. Его басовитый голос временами напоминал завывание ветра в трубе, но к себе и своих "виршах" относился с юмором, и стихи получались у него воздушные и, за редким исключением, веселые.
К сожалению, романтика во все времена была наполнена печалью об ушедших людей, и космос не минула сия чаша...
Палатку поставили у отвесной стены, поэтому шквальный ветер не был страшен. Николай предложил отказаться и от силового поля, однако Клеменс справедливо посчитал, что сверху со стены может начаться камнепад, и поле оставил.
Пока остальные разогревали пищевые брикеты, Хэнк связался со станцией и получил файл с погодными условиями на ближайшие сутки. Погода не радовала. С севера двигались шквальные ветры, температура понижалась. Елена предложила вернуться и была уже готова выслать вездеход, но Клеменс не согласился.
- Все у нас хорошо, помощи не требуется. А пара царапин заживет, - сказал он, глядя на лицо Елены на экране.
К озеру вышли неожиданно. Казалось, ждали его, вот должно появиться. Но задумались, погрузились в свои мысли, и совершенно случайно заметили, что рядом. У берега вода была покрыта грязно-серым льдом. В центре была полынья, на поверхности лопались пузыри. Было очень хорошо. И ветер стих.
Рон и Карел принялись собирать подводного робота. Он был похож на краба, у которого вместо головы приставка видеокамеры.
Холод не чувствовался, хотелось сорвать маск-фильтр и вдохнуть воздух полной грудью.
- Можно было бы искупаться, обязательно нырнул бы, - сказал Николай.
- Надо будет в следующий раз захватить гидрокостюм, - согласился Хэнк.
Дорога домой была тяжела. К тому же сказывалось отсутствие роботов - тяжелые рюкзаки начинали давить на плечи. Движение по разбитой горной местности было сложным. Заметно уставал Карел. Он шел, прихрамывая - давала знать подвернутая нога. Стажеры молча пыхтели, но продолжали идти.
На ближайшем привале Хэнк сказал, что повредил ногу и идти дальше не может. Программа данного маршрута предполагала, что ногу сломает Николай, но рано утром еще у озера, Хэнк предложил Николаю изменить программу.
Стажеры устали. Это читалось по глазам. И новость их настолько обескуражила, что заставила их излишне суетиться: они бросились на поиски подручного материала, из чего можно было бы сделать носилки. Карел уверял, что необходимо вернуться к озеру и попытаться восстановить поврежденных роботов. Рон убеждал срочно вызвать станцию, чтобы прислали вездеход.
А Хэнк совершенно будничным голосом уведомил спутников, что передатчик был поврежден при каменном оползне, что роботы не подлежат восстановлению и что необходимо принимать какие-нибудь решения иначе он, как человек повредивший ногу, может умереть от гангрены. При этом в глазах Хэнка сверкала искорка озорства.
- Наши стажеры выходят из графика, сказала Елена, когда она и Джо завтракали. Джо молчал, он пытался не выпустить наружу неумолимое желание вырваться со станции и помчаться к сыну.
- Будешь чай? - спросила Елена.
Джо кивнул.
Чаепитие занимало все свободное время. Раньше он любил эти минуты. В общей комнате, которую Алик окрестил не иначе как "салон", собирался весь штат станции. Они были молоды и безумно счастливы. Симонов, до той нелепой смерти на вершине, пел им песни на гитаре, Романовы угощали настоящим желтым чаем, Алик показывал свои замысловатые рисунки, а Борька до хрипоты спорил о невероятной красоте венерианских пейзажей.
Было радостно, а потом все переменилось. Симонов погиб, Борька и Романовы уехали с комиссией на другие планетоиды, Алик занялся выставочной деятельностью, а Эльза ушла. Ушла, оставив Джо одного.
Только появление Рона на Ганимеде заставило Джо переосмыслить свои жизненные ориентиры. Он вдруг с пугающей ясностью понял, как мало уделял времени сыну. Когда Рон спустился по трапу, Джо, словно толкаемый неизвестной силой, вдруг бросился к сыну, обнял и его молча заплакал, благо, что солнцезащитный козырек шлема был закрыт.
Носилки сделали из нескольких металлических прутьев и полотнища палатки. Сначала Хэнк восседал на носилках, но после обеда испортилась погода: засыпал снег, он был вездесущ и слепил глаза, поэтому Хэнк укутался в палатку, впрочем, ощущать себя полностью счастливым не удавалось - носилки были загружены рюкзаками.
Но на стажеров смотреть было больно. Они шли вслепую, от усталости их бросало в сторону. Каждый шаг давался им с трудом. И если кто-то из них падал, то второй уже не бросался помочь подняться, а оставался стоять, безвольно опустив руки, надеясь, что напарник встанет самостоятельно.
Николай не смог терпеливо и безучастно наблюдать за действиями подопечных, поэтому, когда в очередной раз кто-то из стажеров упал на колени (в такой пурге было сложно рассмотреть лицо), Николай молча присоединился к ним, помогая сначала подняться упавшему, а затем - тащить носилки.
Елена смотрела на главный экран: массивные стального цвета тучи почти сливались с серой же поверхностью земли. Найти черную движущуюся точку в такой пурге было невозможно. Погода ей не нравилась. Но больше всего ее раздражал Хэнк. Когда она набрала номер походного передатчика, то Хэнк отказался от помощи и сказал, что не свернет программу стажировки.
Все произошло, когда они начали спуск с каменной кручи. Ослепленный белой и всюду проникающей пыльцой, Рон поскользнулся и кубарем скатился вниз. Карел и Николай, наблюдавшие этот быстрый спуск, только ахнуть успели. Увереннее действовал Хэнк: подскочив с носилок, он бросился вниз, рискуя повторить спуск Бакстера- младшего.
Рон лежал на спине, широко раскинув руки и ноги. Казалось, что он лег отдохнуть. И сейчас засмеется довольной своей проделкой и встанет на ноги. Но он не вставал.
Хэнк содрал с лица Рона маску и прислушался к дыханию. Из происходящей вокруг снежной вакханалии, ему казалось, что он не услышит ничего и, что Рон уже мертв. Он начал трясти Рона и шептать, чтобы тот поднимался. Какое-то отупение овладело Хэнком, он подумал, что совершенно не знает что делать.
Николай и Карел спустились быстро. Еще на ходу Николай отыскал в наплечной сумке измеритель функций и, подбежав к лежащему Рону, начал энергично расстегивать комбинезон, чтобы приладить датчики.
Рон был жив.
Хэнк тяжело вздохнул.
- Все, - сказал вдруг он. - Хватит, сворачиваем программу. Я вызываю станцию.
Джо гнал вездеход с какой-то остервенелостью. Острая как лезвие мысль долбила его в течение всей поездки: "Рон, мой сын... Довели... Чуть не убили...".
Елена молча сидела рядом.
Мы привыкли к удобствам цивилизации, и эти удобства мы тянем за собой, - думала она, - мы облачаемся в скафандры, прячемся за прочные стены космических кораблей, выстраиваем периметр станций и баз, отмечая свое присутствие и свою территорию. При этом сами себя убеждаем, что не являемся рабами этих удобств, что готовы снять скафандр, готовы выйти из корабля или станции, готовы даже своих детей обречь на отсутствие удобств. Но как только возникает внешняя угроза, тут же прячемся под этот панцирь...
Мягкий женский голос произнес, что программа восстановления космонавтов "Снега Ганимеда" завершила свой цикл, и что можно покинуть комнату.
Николай открыл глаза. Белые стены, белый потолок. Ритмичный писк у головы.
Слева от кровати большое на всю стену окно. За окном яркое солнце, чистое небо и мерное дыхание океана. Далеко на горизонте черточками обозначены парусные яхты.
Николай чувствовал прилив сил.
- Программа восстановления космонавтов "Снега Ганимеда" завершена. Можете покинуть комнату, - повторил женский голос.
Николай скосил взгляд в сторону голоса. ГИП, прибор гипноиндукции.
Как там было написано в брошюрке: "... Программа была спроектирована терапевтической службой Медицинского Совета планеты и поддержана Комитетом Здоровья... проводится в целях адаптации вернувшихся космонавтов... Аналогов не имеет...".
Тревожная мысль мелькнула, даже не мысль, а какие-то отголоски мысли: Рон, Хэнк, Карел... Но отвлек видеозвонок. Звонил куратор тренинг-мастеров.
- Нет, сказал Николай, - мне не интересно ваше предложение.
- Хорошо, но если надумаете - всегда рады...
Николай подошел к окну и распахнул его. Мощный влажный ветер ворвался в комнату.
"Мы еще полетаем, - сказал себе Николай, - еще полетаем!".