Лев Вершинин

Все началось с мечты. Люди, в котором уже поколении оторванные от Родины, стремились покинуть постылую чужбину и вернуться домой, туда, где никто не посмеет оскорбить их и унизить. Энтузиасты и мечтатели, они были готовы тяжко трудиться, создавая страну мира и свободы, и нисколько не сомневались: там, на земле далеких предков, братья, пусть и не родные, примут их с распростертыми объятиями. Трудяги и оптимисты, они собирались поделиться с сородичами своими знаниями и навыками, взамен обретя утраченные традиции. И многое сталось так, как им виделось. Был соленый пот, и были мозоли, и осушенные болота, и сады, и выросшие на песчаном побережье уютные белые города.

Не было только мира.

Расколотые миражи

Вопреки расхожей, но ошибочной версии, Либерию основали вовсе не плантационные рабы, выкупленные идеалистами из Американского общества колонизации, а сильные, уверенные в себе чернокожие женщины и мужчины. Те, кто смог сам скопить деньги на выкуп и не пожелал оставаться там, куда их предков привезли в кандалах; белые доброхоты всего лишь помогли им с переездом. Их символом веры была Африка, которую они называли "страной обетованной", и было отцов-основателей, готовых начать жизнь с чистого листа, очень немного: к 1847 году, когда поселки пилигримов объединились в Республику - шесть тысяч. Да и позже число их потомков никогда не превышало одного процента всего населения страны.

А надежда воссоединиться с "братьями" оказалась тщетной. Местные племена встретили незваных, одетых как белые и говорящих на языке белых пришельцев отравленными стрелами. Туземцы не понимали высоких слов, зато были вовсе не прочь ограбить богатеньких чужаков, поэтому поселенцам пришлось пахать и строить, ни на миг не расставаясь с заряженными ружьями. Пять раз враги, объединившись, опустошали "землю обетованную" почти дотла, но за спинами вернувшихся было море, и они побеждали. А победив окончательно, устроили жизнь так, чтобы воевать больше не пришлось - присвоили усмиренным аборигенам статус tribesmen (лица с ограниченным гражданством), определили племенам места обитания и назначили размер ежегодного налога, пресекая мятежи уже без всяких сантиментов.

В принципе, никому из "трайбсменов" не был закрыт путь в полноправные граждане. Но дикие люди не хотели порывать с племенем, отказываться от родных божков. Их устраивала жизнь по старинке. И потому побережье более века практически не общалось с лесом - лишь через сто лет после провозглашения республики ее президент впервые съездил в глубь страны.

Забытая всеми, Либерия понемногу превращалась в карикатуру. Даже в середине ХХ века, в дикой африканской жаре потомки переселенцев, изрядно измельчавшие и обленившиеся, носили фраки и камзолы, котелки и белые перчатки. Женщины, выходя на улицу, напяливали жесткие кринолины, парики и шляпки. Обитал весь этот бомонд в усадьбах, построенных по образцу особняков американского Юга, а средоточием общественной жизни были молельные дома. Но все-таки жизнь не стояла на месте. Появился современный порт, электричество, водопровод, фабрики и заводики. Войны же, в которых предыдущие поколения отстояли свою мечту, подзабылись. В 1956 году по инициативе президента Уильяма Табмена, из соображений то ли демократии, то ли потребностей в рабочей силе статус "трайбсмена" был упразднен. Лесные люди обрели полноценное гражданство и право покидать хоумленд. А поскольку кое-как налаженная система здравоохранения снизила детскую смертность на порядок, создав в джунглях переизбыток неприкаянной молодежи, население Монровии за несколько лет выросло в десять раз.

Молодые, сильные парни устремились в города. Кому-то повезло устроиться на черных работах, но большинство, ничего не умея, пополняло ряды люмпенов, со временем становясь серьезной проблемой. И президент Уильям Толберт стал вербовать их в армию, где они, по крайней мере, имели бы кров, кусок хлеба и возможность обучиться грамоте и какому-либо ремеслу - с тем, чтобы после демобилизации (контракт заключался на три года) найти себе место в мирной жизни. С точки зрения прагматика, выросшего в суровой пуританской морали, это было мудро и здраво, но на взгляд диковатых маугли человеку с оружием смешно было ждать милостей как от природы, так и от правительства. И на рассвете 12 апреля 1980 года произошло неизбежное: солдаты во главе с сержантом Сэмюэлом Доу, выходцем из племени кран, ворвавшись во дворец, четвертовали Толберта в постели. Внутренности его вышвырнули во двор, на съедение псам, а Доу, объявив себя президентом, приказал убить всех более или менее заметных американо-либерийцев, которых удастся поймать. Экзекуция тянулась долго, на глазах многолюдной, падкой на зрелища черни, еще не знающей, что страна вступает в новую эпоху.

Лесные братья

Десятилетнее правление Доу опрокинуло устоявшийся, может быть и не идеальный, но все же порядок. Не веря никому, кроме собственных родичей, новый лидер установил в не привыкшей к насилию стране жесточайшую диктатуру. Старую элиту вырезали под корень, и лишь немногим счастливчикам удалось бежать, бросив все. Затем настала очередь "лесных людей", не имеющих чести принадлежать к племени кран. А когда начались "раскрытия заговоров" и чистки в ближайшем окружении, вспыхнуло всеобщее восстание, справиться с которым ополчение не слишком многочисленных кран не смогло. Бойцы "Национально-патриотического фронта", возглавленные бывшим соратником президента Чарльзом Тэйлором по прозвищу "Смеющийся убийца", заняли столицу, а сам Доу, дурацки угодив в плен к другому былому коллеге, Принсу Джонсону, был заживо расчленен, причем процесс убиения поверженного тирана аккуратнейше фиксировался на видеопленку.

Мир содрогнулся, Джонсон сгинул с арены, Тэйлор взял под контроль Монровию. А за городской чертой распростерся ад - владения полевых командиров, именуемых на континенте warlords - "лорды войны", бывших офицеров и министров, сумевших в общей смуте выкроить для себя собственные неформальные княжества, именуя их "освобожденными зонами", а себя никак не меньше, чем лидерами движений "в защиту демократии".

Их армии росли как грибы: на первый же свист сбегаются тысячи голодных парней, мечтающих заполучить оружие и вождя. И никакого жалованья: имея автомат, лесной мужчина прокормится сам. Автоматов же и прочего оружия было навалом, и стоило оно гроши. А деньги у "лордов" водились: они получали баснословные доходы, оккупируя экономически рентабельные регионы страны, где есть шахты, заводы, леса для вырубки, морские порты, аэродромы. Очень хороший доход приносили алмазные копи. Не меньше - дороги и реки, перекрытые блокпостами. Но самым неисчерпаемым источником обогащения "лордов" оказалась гуманитарная помощь, предназначенная голодающим. С каждого транспорта они брали столько мешков зерна и столько литров масла, сколько считали нужным - по простому закону: "кто с оружием, тот и ест". Голодным доставались лишь остатки, а добрых международных самаритян ставили перед фактом: или поставляйте продовольствие на наших условиях, или никто ничего вообще не получит. И филантропы заискивали перед "лордами", снабжая их всем, что душа пожелает, в надежде, что хотя бы какие-то крохи попадут и к несчастным.

Все было просто: или ты жертва, или палач, и большинство, оказавшись перед лицом смерти, предпочитало присоединяться к палачам. А оставшиеся вне стаи становились жертвами полуголых, обутых в драные "адидасы" бандитов. Для диких, голодных и прочно сидящих на наркотиках подростков любая добыча была хороша, а жизнь человеческая - пшик. Они убивали ради удовольствия, и ради него же калечили. При первом же слухе о появлении "повстанцев" целые города обращались в бегство. Именно этих людей, бредущих километровыми колоннами, лицезрели по телевизору жители Европы и Америки.

Время от времени "лорды", осознав, что разграблено уже все и копилка иссякла, объявляли так называемое "мирное урегулирование". Начинались "переговоры", подписывались бумаги, назначались "выборы". И международная общественность, плача от счастья, тут же предоставляла им всякого рода займы и кредиты, что очень радовало "лордов".

Такой расклад, однако, со временем все сильнее раздражал сильных мира сего, и это, как ни странно, сыграло на руку Тэйлору. Никто не обольщался на его счет, но, зная ему цену, никто не сомневался и в том, что он - сильная личность. А поскольку бандитский беспредел, не знающий никаких границ, грозил взорвать ситуацию во всем регионе, то и соседи, и просвещенный мир сочли за благо признать "Смеющегося убийцу" законным президентом - в надежде, что он либо сломает себе шею, обуздывая отморозков, либо сумеет покончить с кровопролитием. Однако, как вскоре выяснилось, ни то, ни другое в его планы не входило.

Новая Западная Африка

Сын либерийки и американца, долгое время живший в Штатах и очень неглупый, Тэйлор здраво рассудил, что воевать с "лордами" за некие отвлеченные общечеловеческие ценности - себе дороже, а эксплуатировать совершенно разворованную Либерию просто нерентабельно. И выработал новую, совершенно оригинальную концепцию внешней политики. Для начала он расшаркался перед Европой и США, заверив, что с "нарушениями прав человека" покончено навсегда. Затем нанес визит Каддафи, большим поклонником которого был еще с тех времен, когда обучался военному делу в одном из ливийских училищ. Заручившись поддержкой неутомимого полковника, Тэйлор начал формировать на либерийской территории отряды "революционеров" и засылать их в соседние страны. В первую очередь - в Сьерра-Леоне, где бывший сержант либерийской армии, харизматичный садист Фоде Санко, создав в 1992 году армию из детей-наркоманов, пышно названную "Объединенный Революционный фронт", развязал гражданскую войну, по уровню жестокости превосходящую даже геноцид в Руанде. Одуревшие от наркоты 10-13-летние "сержанты" и "майоры" непринужденно убивали все, что шевелится, в том числе и друг друга - из-за примстившейся обиды или просто на спор. С рекрутами проблем не было: "революционеры" забирали сверстников из ближайших деревень, а взрослым, чтобы не увязались следом, да и просто для острастки, отсекали руки-ноги. Сегодня в районах, где шли военные действия, насчитывается почти сто тысяч "ампутантов"...

Из "освобожденных" доблестными отрядами Санко территорий в Монровию центнерами шли алмазы, встречным потоком текли оружие и боеприпасы, а также новые отряды боевиков: учуяв немалый профит, "лорды" один за другим выражали полнейшую лояльность "законной власти" и бойко включались в экспорт "антикоррупционной революции". Между прочим, в итоге ситуация в Либерии более-менее наладилась и даже уровень жизни подрос - Тейлор милостиво бросал согражданам крохи от своих громадных барышей.

Такое "разделение труда" постоянно совершенствовалось. Мировое сообщество, до какого-то времени не очень разбираясь в происходящем, подчас даже снисходительно одобряло Тэйлора за "прекращение междоусобиц в Либерии". "Смеющийся убийца" тем временем установил тесные связи с криминальными структурами США и СНГ, сделавшись крупнейшим поставщиком алмазов и одним из основных импортеров на мировом оружейном рынке. Помимо гигантских барышей этот "бизнес" гарантировал ему персональную неприкосновенность: слишком серьезные деньги были завязаны на его личных связях, и заинтересованные лица никому не позволили бы причинить малейший вред столь полезному человеку.

У такой красивой медали, однако, была и обратная сторона. Как известно, каждый бизнес или растет, или хиреет; скупщики алмазов требовали увеличения поставок, оружейники расширяли номенклатуру предлагаемых товаров. Донасиловав Сьерра-Леоне, изверги Санко вторглись в соседние Гвинею и Кот дИвуар, провоцируя паническое бегство сотен тысяч жителей. Вся Западная Африка оказалась на грани жестокого кризиса, и это всерьез встревожило соседей-президентов. А многотысячные толпы калек напугали их просто по-человечески. И когда в январе 1999 года бойцы ОРД, войдя в столицу Сьерра-Леоне Фритаун, вырезали "в науку" сколько-то тысяч ни в чем не повинных горожан, терпение кончилось. Экономическое сообщество стран Западной Африки (ЭКОВАС) решило вмешаться. Нигерия, региональная сверхдержава, послала в Сьерра-Леоне войска, оттеснившие бандитов в джунгли. Абсолютная беспощадность миротворцев в сочетании с объявленной сдавшимся амнистией уничтожили победоносную армию отморозков. Когда же сам Санко, попав в плен, начал давать показания и тайное стало явным, либерийские беженцы, прозябавшие в лагерях на территории Гвинеи, были официально признаны армией УЛИМО - "Освободительного движения за демократию в Либерии".

К весне нынешнего года они при поддержке войск Гвинеи и Сьерра-Леоне добрались до Монровии и окружили её. Начались уличные бои. Несмотря на ожесточенное сопротивление правительственных войск, отрабатывающих сказочное по африканским меркам жалованье, зона, контролируемая ими, сжималась, как шагреневая кожа. А Тэйлор, все отрицающий и вопящий о "неспровоцированной агрессии", получил от коллег-президентов ультиматум: лично прибыть в Аккру на переговоры с повстанцами и доказать, что он к деяниям ОРД не причастен. При этом либерийского диктатора как бы случайно забыли известить, что трибунал по военным преступлениям в Сьерра-Леоне уже признал его виновным в геноциде.

Покер по-либерийски

Капкан, однако, щелкнул вхолостую. Может быть, "Смеющийся убийца" неспроста слывет на родине могучим колдуном, прозревающим темное будущее, а возможно, фокус в изобилии платных информаторов, но сразу по приземлении Тэйлору открылось, что правительство Сьерра-Леоне уже передало ганским властям ордер на арест. Нельзя не отдать должное его реакции и самообладанию. Спокойно проследовав в отведенные ему апартаменты, он удобно там расположился, а как только сопровождающие удалились, тотчас выбрался через окно, угнал со стоянки мотоцикл, домчался до аэропорта и на персональном самолете вернулся в Монровию, предоставив полицейским выламывать двери и брать под стражу пустоту. Испуг и бешенство Тэйлор выместил на собственных министрах: вице-президент Мозес Блах был обвинен в заговоре и брошен в тюрьму, а правительство всем составом отправлено в отставку. Между тем прибывшие в Гану лидеры оппозиции с полным основанием заявили, что теперь ни о каком перемирии не может быть и речи, поскольку "с военным преступником нельзя вести переговоры, он должен немедленно отречься от власти и сдаться правосудию".

Битва за Монровию возобновилась, набирая все большие обороты. Толпы беженцев под пулями ломились в порт, пытаясь попасть на ганские суда, пришедшие для вывоза мирных жителей, а государственная радиостанция, сломав график вещания, обратились к жителям столицы - весьма религиозного города - с призывом молиться о победе над "людоедами". Наряду с молитвами транслировалось и обращение президента. Тэйлор сообщал, что "прощает врагам вероломство" и готов говорить о перемирии, но уже без всяких выездов, по телефону. Это не слишком устраивало оппозицию, однако лидеры УЛИМО, судя по всему, не имеющие достаточно сил для решающего штурма, согласились на такой вариант - при условии, что "Смеющийся убийца" заявит об отказе от власти. А это, в свою очередь, не устроило Тэйлора, усмотревшего в таком требовании "нарушение права народа проголосовать за него на выборах".

Собственно говоря, начался торг. Что Тэйлору не усидеть, понимали уже все, и сам он - в первую очередь. Так что все "шаг вперед, два назад" делались уже не ради сохранения власти, а исключительно для получения гарантий спокойной жизни в статусе частного лица. Наполовину свергнутому тирану явно не улыбалось оказаться на скамье подсудимых рядом с уже прочно влипшим Санко, а тем паче провести остаток дней за решеткой. Он боролся за свое будущее, и, надо сказать, очень умно, с каждым днем боев все надрывнее напоминая о "страданиях ни в чем не повинных людей". В конце концов, о "приемлемости разумного компромисса" заговорили лидеры стран ЭКОВАС, озадаченные тем, что Монровия все еще не взята. А потом и ООН, устами Джереми Гринстока, своего официального представителя, признавшая, что, хотя преступник и не должен избежать наказания, однако в данном случае можно ограничиться изгнанием. Но Тэйлор продолжал ломать комедию даже после того, как к нему воззвал сам Джордж Буш. И лишь когда Олусегун Обасанджо, президент Нигерии, лично привез в Монровию предложение политического убежища, ушлый либериец, поломавшись, позволил себя уговорить.

Опять-таки демонстративно не указав даты отбытия.

Демократия на пепелище

В общем, у Тэйлора все в порядке. Кто-кто, а он явно не пропадет. Свободу себе, можно сказать, уже выторговал, а уж устроится со своими миллиардами ничуть не хуже сгинувшего Саддама. Даже лучше, потому что все-таки не в подполье. Но вот радоваться за либерийцев я бы не спешил. Выборы, конечно, дело хорошее, однако одному Богу ведомо, сколько "смеющихся убийц", "черных дьяволов" и "больших людоедов" ринется занимать вакантные места под благожелательным контролем международных наблюдателей. А нынешняя оппозиционность этих колоритных ребят, былых соратников Тэйлора и Доу, отнюдь не гарантирует их завтрашнего почтения к демократии. И народ это отлично понимает, втихомолку мечтая о возвращении старых добрых времен. Увы, впустую. Прошлое - прошло. Американо-либерийцев уже нет. Кого не успели сбросить в море, тот сбежал и вовсе не собирается возвращаться из галута на руины страны Свободии, слывшей некогда "единственной демократией в Западной Африке".