Кого в ней видели? Наверное, чужую. Показывать свой паспорт было бесполезно, как бесполезно и доказывать, срывая голос: она же местная. Своя. Здесь родина её.
Она могла бы покорить очарованием и обаянием своим сразить, но кожа Дины была слишком тёмной: за ней терялся свет её души. Она, рождённая среди московских улиц, в московском мире, странном и смешном, в родных краях казалась лишь приезжей - и это больно ранило её.
"Эй, черномазая?"
"Ну что ты здесь забыла?"
"Сидела б своей Африке, зверьё!"
И Дина, стискивая зубы, на все нападки отвечала только кротким взглядом. У неё была смекалка, чтобы рассудить: понять другого человека лишь тот сумеет, кого пустишь в душу, кто будет приглашён поближе подойти... а эти? Недостойны приглашений. Они не понимают. В то время, как она на трёх работах и мать, и братьев тянет, и учиться успевает, они никчёмно жизнь прожигают и смеют издеваться... дурачьё!
- Готовы заказать? - и добрая улыбка. Эти слова она твердит за разом раз, тот каждый вечер, что работает официанткой: изящно, вежливо и услужливо.
Под ночь отваливаются руки от бесконечных, бесчисленных подносов. Пару веток на метро - отвалятся и ноги. Но Дина храбро тащит на себе остатки вкусненького с кухни - угощать семью. В руках - конспектов сумка полная. А в голове - блаженная, приветливая пустота. На склоне трудового дня не нужно думать, только лишь стремиться спать, как можно лучше отдохнуть до следующего дня.
Но эти дураки с потока замечали только кожу. И эту кожу Дине в былые дни, нервозные и мрачные, хотелось бы с себя содрать. Она терпела. И уважала лишь троих на целом белом свете: мать и покойного отца, восточную девчонку со второго курса, что тычет всем в глаза своей культурой... Всё. Себя - пока что рано уважать.
И здесь была её ошибка. Себя ей нужно было уважать первее всех других.
- Готовы заказать? - привычно спросит Дина в новый вечер. И вмиг забегают глаза: за столиком сидит одна из самых страшных сплетниц курса. Красавица, заноза и подлиза. С богатыми родителями, кстати.
Та взглянет на неё с пренебрежительным лицом и вдруг ужасно оживится:
- О! Ты здесь работаешь? Не ожидала встретить!
- Работаю, - покладисто ответит Дина, приготовившись к насмешкам. Официантка! Фи! Какая смехота! И Дина чувствует, как хочется ей вылить суп на эту стерву. Но тут же думает: она не понимает... и в этом нет её вины. Совсем.
Красотка долго думает. И почему-то не глядит в меню.
Вдруг приглашает девушку присесть. Та озирается и ждёт подвоха. Но садится.
Они беседуют; "заноза" спрашивает Дину о вещах, возможно, невозможных: о семье, о том, как это тяжело - одновременно работать и учиться...
- Я москвичка, - робко сообщает Дина, и не надеясь быть услышанной.
- Я это знаю, - та перебивает.
На третьей паре следующего дня к несчастной Дине снова пристают:
- Эй, черномазая!
- А ну-ка все заткнулись, - роняет неожиданно "заноза". - И дайте, лоботрясы, ей пройти.
Неясно, курс ли больше удивился или Дина. Расходятся, чего-то бормоча.
- Спасибо, - произносит Дина тихо.
- Да брось, - "заноза" машет ей рукой, и вдруг глаза её теплеют. - Они не понимают. И только в этом их вина.