Аннотация: Замучило раздвоение личности? Нам бы ваши проблемы...
Быть не собой.
Тротуар протирая вонючей джинсой,
Первый раз за неделю жрешь чего-то из урны.
Ты ходила по краю и осталась собой,
Только хуй его знает, зачем это нужно.
Ты была не банальной, искала себя,
День за днем погружаясь в порочную радость
Шумно и экстремально - весь мир - это я,
С кем хотела - пила, с кем хотела - ебалась.
Не хочу ничего! Дайте водки, пожалуйста, люди...
Отплатить за себя, не ценя никого. Да что вам до того, что со мной дальше будет?
Не хочу ничего.
Три тяжелых мелких шага в густом, необычайно топком болоте, проделанные через гулкий круг своих иллюзий - вот как по-умному то говорится. А она все так же старомодна: беспросветный мрак моего существования, подарите парашют на Новый Год, и остановите, наконец, гады, ваш чертов самолет! И сколько лет это может продолжаться?
Симпатичный молодой маньяк глядел на нее с суеверным, от бабушки еще подхваченным ужасом. И правильно, нечего добычу свою в такой освещенный подвал затаскивать было, тоже мне, любитель острых ощущений нашелся. Не объяснять же теперь бедному мальчику, судорожно тискающему в обеих руках рукоять ножа, что татуировка на пол лица - просто вполне удавшаяся попытка скрыть шрамы, оставшиеся от лопнувшего страховочного троса? Или, к примеру, что серебряные волосы - наполовину результат недавнего пожара, после которого отпала необходимость делать эпиляцию на левой ноге (и как только умудрилась-то? Главное, правая, как была волосатая, так и осталась), наполовину - спрей в баллончиках, которым решено было воспользоваться для закрепления полученного результата и полного камуфлирования недоевшей русой башки? Или три сережки в брови - ее первая автомобильная авария, та, которая перевернула жизнь приличной и ужасно стеснительной семнадцатилетней девочке, зовущейся тогда до боли прозаично - Маша, просто Маша, никаких нефорских прозвищ. Просто Маша...Где же ты, девочка? Не смей возвращаться, ненавижу тебя, здравствуй, раздвоение личности. С того-то все и началось - столкнувшись с чужой смертью, своей кровью и жутким шрамом на лбу, она что-то осознала. И проколола бровь, объясняя: чтобы скрыть. Честно? Подчеркнуть, в кой-то веки выделиться из толпы, с которой раньше так старалась сливаться, соответствовать, совпадать. Просто наступило обострение юношеского максимализма и необходимость эпатировать, а вместе с этим - начало падения в пропасть, имя которой безумие, а если выражаться более научно - экстимус обыкновениус. Бедненькая Машенька тихонько начала подсаживаться на адреналиновую иглу. Поначалу родители одобряли увлечение дочери, радовались, что она нашла наконец друзей. Через пару лет опомнились, конечно, да поздно стало - в сочетании с восхитительной невезухой, патологическая страсть к поиску приключений привела к абсолютно необратимым последствиям. Вот и стоит теперь совсем молоденькая, в сущности, девушка - только-только двадцатидвухлетие справляли, так до сих пор потолок и не отмыла - вся в татуировках, шрамах и пирсинге, перед растерянным маньяком и улыбается до того ехидно, что у бедного парня чешется даже под коленной чашечкой, и спрашивает так ненавязчиво вусмерть проспиртованным голосом:
- Ну что, чувак, ты трахать-то меня будешь? А то недоебит достал пуще гонореи, а по второму разу с одними и теми же я принципиально не сплю - утомляет. Не будешь? Ну так я домой пошла, у меня еще с пятницы Байрон недопереведенный валяется, все мульки свои под кроватью ищет, а там одни гандоны многоразового использования да ламивита пара литров на черный день запасена, и что я делать буду, если он их все высосет? А вообще, знаешь, солнце, ты мне нравишься, такой милашка сарафановый, хоть и маньяк, вроде как. Маньяк - вроде как, смотри-ка, рифму нашла. Пошли ко мне в гости, я гостей люблю, они меня, правда, не очень, но ведь это мелочи. Ну что, пойдешь?
Запутавшийся парень отчаянно мотнул головой и засунул в рот ненароком порезанный палец. А ножик-то у него ничего, обоюдоострый, самозаточка, конечно, но вполне качественная, а сталь так вообще просто праздник какой-то.
- И вообще, спички детям не игрушки, - заключила она и выудила из пальцев паренька орудие преступления. Или в изнасиловании орудием что-то другое считается? Неудавшийся маньяк не возражал, только смотрел на свою разноцветную жертву такими несчастными глазами, что той стало его жалко.
- Эй, малыш, - неловко обратилась она к нему, неосторожно взглянув в упор. Белые глаза с вертикальными зрачками доконали не слишком смелого парнишку окончательно - он вздрогнул всем телом и отступил на шаг, едва не споткнувшись о брошенную кем-то на полу швабру. - Ты чего такой? - и тонкие музыкальные пальцы на удивление успокаивающе коснулись его щеки.
А он все смотрел, не в силах оторвать взгляд от косой серебряной челки, плавно перетекающей в жуткие нечеловеческие глаза, и с каждой секундой все отчетливей понимал, что никогда в жизни не видел такой красивой девушки. Только слова, как всегда в важные моменты этой его непутевой жизни, отказывались приобретать форму, которая может быть выражена в данной реальности. В остальных, уж он-то знал, сейчас шумят вовсю, сыплются с неба блестящими звездочками, прекрасные, звучные, важные, необходимые, самый что ни на есть его, теплые такие...Одна беда - не здесь, что уж тут поделаешь, не любит его эта реальность. И тело, как обычно, не слушается. До чего ж обидно-то!
Где-то дня в три Пашенька, заботливо названый этим дурацким именем еще в утробе мамочки на полном собрании членов обширной семьи Славских, понял, что он попал куда-то не туда. Слова не говорятся, память подкидывает обрывки приятной ерунды, из которой можно сделать только один вывод: сейчас все не так! Откуда эта дикая слабость, жуткая невозможность повлиять на развитие событий, это никакущее тело, наконец? Что с ним? Память предательски безмолвствовала, а все разумные сущности, волей судьбы оказавшиеся рядом с ним, разумны, по здравому размышлению, не были. Нельзя ведь быть разумной сущностью и не сознавать при этом, что все вокруг не так? Потом-то догадался - это для него не так, остальные вполне довольны, живу себе, препираются, дышат, едят даже, экие молодцы. А еще позже пришло совсем уж жуткое осознание - Пашенька-то вот он! Под носом. И стало страшно. И прояснилась память.
Какой уж скотинистый недоброжелатель закинул весьма не слабого мага в тело новорожденного младенца, да еще и почти без права голоса, осталось для него загадкой, но гадость вышла бесподобная - лучше не придумаешь. Хуже, вернее. Вредный мальчик Пашенька определенно верховодил в их вынужденном тандеме, при этом даже не замечая, что в его теле есть кто-то другой. Действовать по своему усмотрению маг почти не мог - пара часов в день, пока сосед висел где-то в промежутках между реальностями и не отсвечивал - вот и все богатство, доставшееся на его долю. Да и то - любое активное действия, вроде попытки колдовать, самоустраниться или хотя бы куда-нибудь уехать наказывались немедленным "включением" Пашеньки и последующими матами, типа: ой, мля! Че ж это я тут замутил?
И чем дальше, тем гаже становился соседствующий паренек. Мысли - вонючие кляксы буроватой блевотной массы, действия...Отвратительно. Теперь вот решил маньяком заделаться, только не вышло у него чего-то - начать начал, а как на жертву свою при свете посмотрел, так и завис где-то между сном и явью и болтается теперь, как какашка в проруби - сам признаков адекватности не проявляет, и ему не дает. Ну Пашенька, дрянь такая, ну подвинься, Христом-богом тебя молю, у меня тут любовь всей жизни и парочки посмертий тазиком накрывается, а ты не тпру не ну! Спи давай! Как ни странно, но соседушка впервые повелся на уговоры и маг обрел возможность действовать хоть слегка, но по своему усмотрению. Девушка, так и не дождавшаяся от непутевого горе-насильника никакой реакции уже обернулась было к выходу, но тут он, справившись с раздвоением личности, плавно шагнул и схватил ее за плечо, останавливая.
- Что, решил-таки меня трахнуть? - развеселилась жертва, ехидно глядя ему в глаза.
Напугать пытается. Нашла, кого.
- Нет, - хрипло выдохнул он, пытаясь совладать с непослушным, чужим голосом. - Пока в гости. Трахать - потом. Может быть.
- А может, сейчас? - капризно надула губы девушка, но он был непреклонен. В гости, значит, в гости. Помнится, когда-то у него был огромный замок. И он очень любил гостей, старался подкинуть им постели помягче и служанку посговорчивее. Замок, в смысле, таким уж его построили, с характером и неповторимой индивидуальностью.
Квартира девушки тоже отличалась неповторимой индивидуальностью и специфичнейшим колоритом - чего стоили хотя бы носки на люстре, или вон тот миленький кружевной лифчик, призывно свисающий с оконной ручки. Аромат перегара не выветрился, видимо, с достопамятной пятницы, отмеченной переводом Байрона, и какой-то смертельно пьяный мужик под кроватью действительно наличествовал. Он тихонько, довольно музыкально посапывал и с максимально возможной нежностью прижимал к волосатой груда початую бутылку со спиртом. Идиллия, да и только, даже слезу прошибает, хотя ее вызывает скорее запах, чем умиление.
- Пойдем на кухню, там вроде почище, и даже, может, пожрать что осталось, - слегка смущенно произнесла девушка, потянув его за рукав. - Капец, куда я качусь? Уже перед маньяками за срач домашний стыдно, неужели это семимильными шагами подкатывает к моей душе зрелость и порядочность?
- Не волнуйся, - улыбнулся он, усаживаясь в относительно пустое кресло, занимающее никак не меньше половины крохотной кухоньки. - До такого грехопадения тебе еще идти и идти, пусть даже семимильными шагами.
- Надеюсь, - фыркнула девушка, наливая чай. Хороший, зеленый, заварной, с цветочками жасмина и мелко нарезанным имбирным корнем. Глюк какой-то. - Меня Яра зовут, или Сказка, как хочешь. В миру Маша, назовешь так - убью.
- В миру - Паша, последствия аналогичны, - он заговорчески подмигнул, забирая у девушки кружку. - А если серьезно - Темный маг, повелевающий тенями лорд Кайран Оэрео. Пашино раздвоение личности, о котором он, бедняжечка, даже не подозревает. Бесправен я, как последний раб на конопляных плантациях, любые активные действия приводят к возвращению хозяина тела, идиота этого, маньяка-недоучки.
- А что ж ты тогда в его теле торчишь?
- Заколдовали, кажется, на помню. Меня как-то крупно подставили, очень больно, по-моему, и память предпочла эти факты скрыть. Недоброжелателей-то полно было, хотя такой изощренный способ мести мало кому в голову прийти может, или я их просто недооцениваю...
- Что, совсем хреново? - сочувственно спросила девушка, не поднимая глаз.
- А ты как думаешь?
Несколько минут они молчали - Кайран отдавал должное чаю и внешности его автора, а Яра пыталась осознать, почему она так сразу и безоговорочно поверила человеку, буквально пол часа назад кинувшемуся на нее с ножом. И почему рядом с ним, несмотря на дикие заявочки и неадекватное порой поведение, так хорошо и спокойно, что хочется переползти поближе, сесть на руки и уткнуться носом в воротник серой рубашки.
- Сказка... - наконец шепнул Кайран, нарушив тишину.
-А?
- Ты мне веришь?
- Честно? - девушка подняла на него смеющиеся глаза. Белые с вертикальными зрачками, но сейчас маг заметил что из-за белой радужки нет-нет да выглянет темная полосочка настоящих глаз Яры, таких же черных, как были когда-то у него. - Я хочу тебе верить, а мне всегда хватает одного такого желения. Я верю в то, что мне нравится, а иначе жизнь стала бы совершенно невыносима. Вот скажи, Кайран, ты любишь сказки?
- Моя жизнь, та жизнь, я имею в виду, хотя мое нынешнее существование таким громким словом не назовешь, так вот она и была сказкой как раз в том самом смысле, под каким ты понимаешь это слово. Я маг, звездочка моя, очень сильный маг, только вот воспользоваться этим сейчас я не могу.
- А ты пробовал?
- Конечно! - изумился он. - И продолжаю до сих пор. Неужели ты думаешь, что я отказался от мысли выбраться отсюда?
- Прости, - вздохнула девушка. - Прости.
Они замолчали, сосредоточенно разглядывая содержимое каждый своей кружки, надо признать, довольно интересное и цветастое содержимое, осевшее на дне.
- А давай поменяемся! - вдруг предложил Кайран, переводя взгляд на Сказку.
- Что? - не поняла она.
- Давай кружками поменяемся. А то я в своей уже все изучил, не интересно больше.
- Так можно же встряхнуть, - улыбнулась девушка, помахивая кружкой. Листики с цветочками завращались по кругу в бешеном хороводе. - И все изменится. А еще можно слить воедино и изучать вместе.
С этими словами она выплеснула в его кружку остатки своего чая, после чего устроилась рядом на ручке кресла.
И все изменилось.
Невозможно было точно определить, что же случилось с ними тем холодным вечером зимнего понедельника, но точно было ясно одно: их судьбы смешались, как листики в кружке Кайрана, меняя обоих и открывая что-то новое в привычном ранее окружении. Пашенька все чаще улетал куда-то в недра подпространства и они могли каждый день встречаться дома у Сказки, разговаривать обо всяких глупостях, пить чай и играть на гитаре, пытаясь упросить вернуться голоса, потерянные когда-то давно: Ярой после аварии, а Кайраном - еще в прошлой жизни. На тему "потрахаться" был наложен строгий запрет - маг боялся, что от слишком сильных эмоций Пашенька выйдет из транса и вернется в свое тело в самый неподходящий момент. Такое развитие событий не устраивало никого, поэтому их встречи были похожи на тайные свидания детей младшего дошкольного возраста. Впрочем, в этом состоянии быстро нашлись свои плюсы - бесконечные разговоры позволяли открываться друг другу, как никому раньше, а постоянные тренировки голосов в конце-концов начали давать результаты. Кайрану было проще - стоило просто поставить голос, пользуясь музыкальными навыками прошлой жизни и сразу начало получаться что-то вполне пристойное. Сказке же приходилось заново учиться не только петь, но и говорить - обожженные голосовые связки не желали выдавать что-либо, кроме хрипловатого баса и здесь очень пригодились теоретические знания мага во многих областях, начиная от медицины и кончая психологией и медитативными техниками. К вящему удивлению Яры, через пару месяцев необычного лечения, заключающегося в том, что ей постоянно приходилось пить разные травяные настои и подолгу медитировать, перерабатывая все, случившееся в прошлом, голос потихоньку начал возвращаться. Ее бесконечные гости привыкли к Кайрану, кое с кем он даже подружился. Жизнь тихо - мирно лилась по немного новой колее, лишь изредка намекая, что перемены только начинаются.
"Тринадцатая пятница этого месяца выпала на воскресенье" - написала Яра в потрепанной зеленой тетради, совсем новой, но уже успевшей принять на свою тонкую обложку удар бесчисленного множества кружек чая и кофе, пары свечек, оставляющих где попало лужицы парафина и зубов Теркиной собаки Чапика, которой чем-то не понравился всеми измученный сборник Яриных шедевров. Фраза была забавной, но лишенной даже маленькой толики смысла, как и все, что писала девушка, только в отличии от остального содержимого зеленой тетради, от этой строчки веяло страхом. Воскресенье. А Кайран с пятницы не появляется. Неужели Паша окончательно захватил господство над их общим телом и теперь отрывается, как хочет? А вдруг это навсегда, вдруг Кай за время их общения исчерпал весь лимит полученных им возможностей действовать по своему усмотрению, и больше не сможет вернуться? И от этой мысли Яре хотелось грызть обои и методично вбиваться башкой в стену. Как жить-то без него будете, леди? А никак, один выход, и тот - головой вниз, очень важно отследить этот момент, а то выйдет не наверняка, и как потом быть?
Мучительные размышления заставили девушку одеться и пойти бесцельно гулять по городу - гостей почему-то не было, а находиться одна в пустой квартире Яра больше не могла. Прогулка слегка успокоила разбушевавшиеся нервы и девушка уже направилась домой, только вот в одной неприметной подворотне ее уже ждали. Кайран. Точнее, не он, а Паша, поняла Яра, мельком взглянув парню в глаза, и попыталась ускользнуть незамеченной, однако этого ей не удалось.
- Сука! Я из-за тебя чуть все пальцы не отморозил, и нож свой потерял! Прибью, скотина крашенная! - заорал Паша, кидаясь на нее с очередным колюще-режущим. "Интересно, что он про пальцы лепечет", - равнодушно отметила Яра, осознав, что поскользнулась и падает. Как в замедленной съемке слышала девушка торжествующий крик догнавшего ее психа, но предотвратить падение уже не могла - она успела только развернуться и, грохнувшись на спину, равнодушно отслеживать полет ножа, направленного ей в шею...ей...
- Сказка, - шепнул Кай, всего на секунду Кай, но и этого хватило, чтобы нож развернулся в воздухе и воткнулся в грудь бестолкового мальчика Пашеньки. Которую с ним временно делил темный маг, повелевающий тенями лорд Кайран Оэрео.
Женскому вою, раздавшемуся в пустом переулке секундой спустя, позавидовала бы стая голодных вурдалаков июньской полнолунной ночью.
Вот так и возвращается голос.
II
- Лучше б я онемела совсем, только бы он остался со мной, - нервно затянувшись, призналась Мария Занецкая или попросту Яра, вокалистка всемирно известной группы "The legend", девушка, подарившая миру принципиально новую, безумную, нереальную музыку в то время, когда казалось, что уже все перепробовано и придумать что-то необычное решительно невозможно. Ее группа была сейчас, после выхода второго альбома, на пике популярности, занимая верхушки хит-парадов и умы большей половины молодежи всего мира, а двадцатипятилетняя вокалистка сидела в дешевой забегаловке на окраине Мадрида и, надираясь паленой текилой, рассказывала молоденькой журналистки из местной газеты безумную историю своей жизни, с трудом сдерживая рвущиеся слезы.
- Я как-то смогла жить дальше, как видишь, не знаю, из-за песен, наверное, да еще вот почему - Кайран часто говорил, что проще всего ему будет, если Паша умрет, пытался неоднократно совершить самоубийство. Он как-то собирался потом воскреснуть, не знаю как, я не вникала в это, думала, что он навсегда со мной останется. Кайран боялся не смерти, нет, он боялся надолго застрять в Пашином теле, особенно, потеряв при этом возможность хоть изредка делать то, что хочется. А так... Глупо, но я все жду, что он вернется, ничего не могу, да и не хочу с собой делать. Друзья то помочь мне пытаются, то злятся, и правильно злятся, достала я их уже своей кислой миной, только вот... Нет, я могу веселиться. Я даже знаю, что ему сейчас лучше, чем до встречи со мной, хотя еще не совсем хорошо, просто знаю, и все, откуда-то. На концертах вот совсем легко, ребята так работать не могут, вот я и выступаю одна во всяких ночных клубах, ну люблю я петь, люблю! Особенно, если меня слушают. Я боюсь только одного - что слушать однажды перестанут. Стану почетной пенсионеркой, буду проводить ретро-туры, вручать "Грэмми" молодым и подающим надежды певцам, мило улыбаться им, безумно завидуя в душе. Надеюсь, мне хватит силы умереть раньше.
- Но вы еще так молоды, - робко возразила журналистка, ковыряя ложечкой пирожное, и стараясь не смотреть в лицо своей собеседнице - она, как и все нормальные люди, не могла спокойно воспринимать совершенно белые, с маленькими черными точками зрачков глаза Яры, не линзы уже, а именно глаза, ставшие такими после того недоброй памяти воскресного вечера, когда к певице вернулся голос. Нет, Яра нормально видела, просто цвет... Он изменился. Просвещенная публика отнесла эту странность к очередным уловкам, принимаемых и без того популярной вокалисткой для повышения рейтинга. Мол, линзы, просто никто не видел, как она их снимает, и на публике Яра по-другому не появляется. Завистники говорят, что такая приверженность традиции - проявление дурного вкуса и предвкушают громкий провал глупой легенды. По правде говоря, журналистка и сама, относя себя к просвещенное публике, думала до сих пор, что Ярины глаза - очередная хитрость, без каких на обойтись в шоу-бизнесе, однако сегодняшние откровения певицы заставляли взглянуть на жизнь богатой популярной девушки совсем в ином свете.
- Что, достало тебя мое нытье? - улыбнулась Яра, одним глотком допивая текилу и расплачиваясь с подошедшим официантом. - Было бы, отчего страдать. Самой противно, честно говоря. Слушай, ты когда публиковать будешь мою болтовню, ты ее хоть подредактируй, а то ведь не поверит никто. Я, конечно, все подтверждать буду, если расспрашивать начнут, но ведь нас с тобой обеих тогда в дурку загрести могут, будем писать письма на волю и подушками перебрасываться. Так что, убери самое глючное, только не перевирай сильно, хорошо?
Журналистка неуверенно кивнула и Яра, надев шляпу, вышла на улицу, пожаловавшись напоследок:
- Представляешь, везде узнают, прямо беда какая-то. Конечно, а я что хотела, с такой-то рожей? Серое инкогнито, блин...
Вечером, после концерта в одном из самых больших концертных залов Мадрида, ребята решили устроить небольшую пьянку, для чего на весь вечер был выкуплен маленький ресторанчик неподалеку. Все проходило, как обычно: Байрон, обнимая быстро пустеющую бутылку абсента, кропал какие-то жуткие стишки, поскольку писать по пьяни не мог, как ни старался, что было весьма прискорбно, поскольку пьяным он бывал куда чаще, чем трезвым, а пора было начинать работу над новым альбомом. Первый почти полностью состоял из стихов Кайрана, второй - из совместного творчества Байрона и Сказки, а вот на третий уже никого не хватало.
- Выдыхаемся, - с мазохистской улыбкой поведала Яра подошедшей к ней Терке, пуская пузыри в какой-то там по счету бокал отвратительной ванильной водки. Пить отчего-то не хотелось, такое в последнее время случалось с вокалисткой "The legend" все реже, и это ее совсем не радовало. - Выдыхаемся, никто не пишет ничего. Тер, может хоть ты сподобишься?
Терка раздраженно махнула головой, и, наклонившись к Яриному уху, возбужденно зашептала:
- Смотри, видишь мужик за столиком в углу сидит? Ты не заметила, откуда он взялся? Сидит уже час, не пьет ничего, и по-моему, даже не дышит, только смотрит!
- Может, это декорация?
- Да какая в жопу декорация! Мужик это, офигительно красивый, между прочим, и совершеннейше непонятно, что он здесь делает, мы ведь зал себе заказали, и никого постороннего сюда пускать не должны!
Объект нездорового Теркиного интереса тем временем поняв, видимо, что его обсуждают, встал из-за своего столика и направился в их сторону.
- Ну вот, напугала человека ни за что ни про что, - фыркнула Сказка, чувствуя, как в душе нарастает томительно-сладкая тревога. Как-то он так идет...
- Да ладно, - отмахнулась подруга, - я же...
- Здравствуй, Терка, - ослепительно улыбнувшись, произнес подошедший парень таким до боли знакомым голосом, что Сказке захотелось немедленно упасть в обморок.
- Звездочка моя... - шепнул он, переводя на Яру черные, словно сама ночь, глазищи. - Как же я соскучился...
- Кайран, - выдохнула Сказка, вешаясь на шею черноглазому красавчику, впиваясь долгим болезненным поцелуем в его губы, слизнула, с трудом оторвавшись, набежавшие капельки крови и прошептала тихо-тихо: - Я люблю тебя.
- И я тебя люблю. Я пришел, чтобы забрать тебя отсюда, моя сказка.
- А иные желающие забраться допускаются? - тут же вклинилась практичная Терка.
- Допускаются. Все допускаются, - улыбнулся Кайран и продолжил, повысив голос. - А сейчас, товарищи, мы все отправимся на небольшую экскурсию, обещал же я познакомить вас со своим замком. А обещания надо выполнять...
Дальше что? Умирать у начала начал,
Где твой вечный исток и кривая дорога?
Дальше что? Не понять, кто тебя вспоминал,
Для чего это все? Жизнь и мало и много.
Не хочу умирать! Но и жить не хочу...
Дайне водки скорей, чтоб забылись сомненья.
На весь мир закричать, но что я? Я молчу...
Ненавижу себя. Свои стихотворенья.
P.S.
- Вы представляете! Представляете, вся группа "The legend" пропала, в полном составе - они вошли в ресторан "Сладкие грезы" вчера вечером после концерта и исчезли прямо из зала - никто не видел, как они выходили, да там просто невозможно выйти так, чтобы никто не заметил, а в гостинице их нет! Это же сенсация! - закричала Жизель с порога, на полном ходу влетая в издательство мадридской газеты "Все про всех".
- Как это пропали?! - ахнула журналистка, которая не далее чем вчера утром брала интервью у Яры и теперь корпела над компьютером, перенося рассказ певицы с диктофона в "вордовский" документ. Я же только вчера...Вот у меня запись! - подхватилась она, размахивая диктофоном. - Прощальное откровение вокалистки "The legend" ! Ничего не буду исправлять, издадим все, как есть, слово в слово! Она знала, говорю я вам, знала, что исчезнет, она мне специально все рассказала! Мы потрясем мир! - крикнула девушка, нажимая на play. И все в редакции замолчали.