Верещагин Олег Николаевич. Ты и я

Олег Верещагин

ТЫ И Я

Может, хватит? Постой, оглянись.

Не виновна судьба и не мир виноватый.

И, пока не закончилась жизнь,

Вспомни сам, как впервые заплакал когда-то -

Оттого, что котёнок ушёл...

А потом он нежданно вернулся обратно!

Помнишь, тёплый в руках пирожок

Пахнул так хорошо?!

Дмитрий Малашкин.

Песенка о юном друге.

ОТ АВТОРА

Когда мне было 10 лет, наша компания переживала довольно длительный период увлечения викингами (после знаменитых - и туповатых, как я сейчас понимаю - штатовских "Викингов"). Естественно, что и книжки на эту тему принимались "на ура". Именно тогда один мой старший приятель дал мне почитать взятую в библиотеке книгу какого-то датского писателя. Хоть убейте - не помню ни названия, ни автора, хотя потом я брал её ещё раза четыре, уже сам, а, став взрослым, несколько раз предпринимал розыски - и не нашёл ни в библиотеке, ни в магазинах, ни в Интернете. (1.)

1.Недавно я нашёл эту книгу - "Свободный и раб" - на замечательном сайте http://alib.ru .

Но речь не о том. По сюжету на прибрежный посёлок викингов нападают тоже викинги - в то время, когда почти никого из мужчин нет, они в походе (тоже кого-то грабят, разумеется, дело житейское...). Кого-то убивают, кого-то увозят с собой - в общем, только двое двенадцатилетних мальчишек сумели спрятаться. Один - Арни, младший сын ярла. Второй - Угль (это прозвище), сын раба.

И вот двое мальчишек вынуждены жить на разграбленном дотла пепелище. Сперва Арни пробует командовать, но Угль во-первых не слабее физически, а во-вторых - не желает больше подчиняться. Однако, и сын раба не умеет охотиться, ловить рыбу и вообще кучу всего из того, что умеет сын викинга... Ну, дальше - сами понимаете, постепенно наступает мир-дружба-балалайка (шучу, повесть хорошая). И, когда местные возвращаются (месяца через четыре, кажется) - мальчишки встречают их уже как два друга, а не как сын господина и сын раба... или даже как сын господина и взбунтовавшийся раб.

Но в те времена у северных народов между рабами и свободными не было такой уж высокой стены. Я это узнал потом. А не столь давно задумался - а что было бы, разделяй двух мальчишек не прихоть рождения, а - воспитание? Образ жизни? Политические взгляды старших? В те времена такого не могло случиться в принципе. А вот позже...

...Хочу предупредить. Мне неизвестно, чтобы когда-то случилась история, подобная рассказанной мною. Но в принципе она могла быть. Во всех отношениях. В 1939-1945 годах в Тихом океане при странных обстоятельствах погибли около дюжины наших судов (правда, я подозреваю, что большинство из них потоплены не германцами и даже не злобными самураями, а - нашими союзниками-янки, которые никогда не разбирались, кто перед ними, прежде чем пульнуть торпедой). Их моряки нередко переживали самые головокружительные приключения. Подводные лодки Кригсмарине на самом деле действовали и в тихоокеанских водах - и тоже погибали.

Ну а остальное... Остальное - на моей совести.

Ладно. Переживу. Поехали...

Фридолин Арндт.

Лето 1942 года. Тихий Океан. Борт подводной лодки U-72 (серия VIIC).

"Дорогая Урсула-Анна!

Я пишу тебе первое письмо, потому что раньше не было совсем времени, да я и не решался. Я написал до сих пор только два письма вообще - одно Эрхардту, а другое нашему вожатому Баху, но Эрхардт куда-то переехал, а Бах, оказывается, на фронте. Может быть, я напишу и туда, когда узнаю его адрес п/п, но это будет возможно только когда мы вернёмся.

Дорогая Урсула-Анна, мне страшно повезло. Ты даже не представляешь, как, а я, к сожалению, не могу рассказать подробно.

В общем, нашёлся мой отец. Дядя Курт и тётя Эльза мне врали - никакой он не бродяга. Ты упадёшь - он офицер наших героических Кригсмарине (1.)! Правда... Даже немного странно, что я выбрал морскую секцию гитлерюгенда (2.) - наверное, как раз наследственность сказалась...

Я не сержусь на дядю и тётю. В конце концов, они заботились обо мне и растили меня, а что не любили - так это из-за отца. Если я правильно понял, семья мамы была против того, чтобы она встречалась с отцом. Он был тогда, в 28-м, всего лишь лейтенант цур зее (3.) нищего Веймарского флота... Короче, так я появился на свет, а мама умерла - но это я знал, а вот что меня фактически спрятали от отца в нашем городке - не знал, конечно.

Ты, наверно. Помнишь, как я уехал в Киль и как вы меня провожали. Но ты не знаешь, как я был поражён, когда два месяца назад меня нашёл незнакомый корветтен-капитан (4.). Я так удивился, когда меня вызвали к начальнику училища!

1.Кригсмарине - военно-морские силы гитлеровской Германии. 2. ГИТЛЕРЮГЕНД - нацистская молодежная организация в Германии в 1926-45. В неё входили дети и подростки 10-16 лет. Гитлерюгенд давал своим членам бесплатную и разностороннюю подготовку - военную, спортивную, культурную. 3. В соотношении с современными званиями русского ВМФ - лейтенант флота. 4. В соотношении с современными званиями русского ВМФ - капитан третьего ранга.

Оказалось, этот корветтен-капитан - мой отец. Я не буду писать, как и что у нас было - скажу только, я был счастлив, как никогда в жизни. А дальше... Отец узнал, что я хороший сигнальщик. И - я думал, такое бывает лишь во сне, но такое случается и наяву.

Я не могу тебе написать, что со мной. Скажу только, что отец взял меня к се6бе. Я служу и одновременно, конечно, продолжаю учиться. Отец - сынок папы Дёница (1.). Думаю, ты поняла.

Но я не за этим тебе пишу, Урсула-Анна, чтобы похвастаться. Я бы никогда в жизни не сказал тебе этого в глаза, ни за что, скорей сгорел бы заживо. Урсула-Анна. Ты мне всегда нравилась, с той самой поры, как я первый раз тебя увидел. Я знаю, что Эрхардту ты тоже по душе, но он уехал. А я, как только мы вернёмся, приеду в город и буду просить у твоих родителей разрешения обручиться с тобой. Будь, что будет. Не отказывай мне, Урсула-Анна, любовь моя.

Вот всё, что я хотел написать.

Вечно твой

Фридолин Арндт,

юнга-сигнальщик

героического Кригсмарине.

- Чёрт!

Ручка снова капнула, и на шероховатой бумаге появилась клякса. Фридолин поспешно прижал её грязной промокашкой и уныло посмотрел на лежащие перед ним листки. Тут и там виднелись бледно-голубые следы подсушенных клякс, в других местах буквы слегка расплылись от капель пота.

- Кажется, готово, - пробормотал мальчишка и, перевернувшись на спину, закинул руки за голову, мечтательно улыбнулся и прикрыл глаза.

В полутёмных отсеках "семёрки" (2.) царила отвратительная влажная духотища, перенасыщенная запахами соляра, железа, масла и человеческих тел. Отчётливо стучал за переборками дизель. Люди спали очень неспокойно - рвалось тяжёлое дыхание, кто-то хрипел, кто-то ворочался на узкой и короткой жёсткой койке. Но Фридолин ничего этого не видел и не слышал. Гремел торжественный марш, и сам Фюрер вручал Фридолину Арндту, фрегаттен-капитану (3.) Кригсмарине, одному из лучших подводников Рейха, право командовать только что спущенным со стапелей подводным крейсером.

Это был чудесный корабль, союз грозной военной мощи Германии и конструкторской мысли её лучших умов. Сделанный из особого сплава, он невидим для вражеских радаров. На нём есть не только торпедные аппараты, торпеды которых найдут врага по шуму его винтов за сотню морских миль - нет, на крейсере стоят и пушки, но не простые; их снаряды бьют прямо из-под воды и наводятся по особым лучам из рубки, специальные экраны в которой позволяют видеть без перископов, не поднимаясь на поверхность. Бесшумный двигатель, работающий на радии, способен нести крейсер бесконечно долго и бесшумно - со скоростью акулы, и даже всплывать не надо, воздух очищается прямо из океанской воды электрическими фильтрами. На крейсере есть даже шесть самолётов с особыми ракетными двигателями - прямо из-под воды взлетают они, и никакой враг не скроется от их ударов!

Фюрер даёт ему задание, с которым не смог справиться сам знаменитый Топп (4.). Надо скрытно подойти к побережью США, последнего ещё сопротивляющегося врага Рейха, оплота ненасытных плутократов - и залпами особых снарядов разрушить военные базы... Вот фюрер пожимает его руку, совсем близко видны проницательные глаза вождя... Он говорит: "Я знаю, что вы не подведёте Германию, фрегаттен-капитан. Но у этого корабля пока что нет названия, а простой номер слишком ничтожен для такого грозного оружия. Я решил предоставить вам честь назвать его... Ну так какое название вы изберёте, Арндт?"

1. ДЁНИЦ Карл (1891-1980), немецкий гросс-адмирал. В 1936-43 командующий подводным флотом, в 1943-45 главнокомандующий ВМС. В этих ролях сделал немецкий подводный флот самым многочисленным и эффективным в мире, но одновременно отдал своим морякам приказ пренебрегать правилами ведения морской войны - лодки Дёница топили нейтральные и госпитальные суда, добивали спасавшихся людей и так далее. Обожавшие своего командира подводники называли его "папа Дёниц". 2. VIIC - серия и тип основной подлодки Кригсмарине. 3. В соотношении с современными званиями русского ВМФ - капитан второго ранга. 4. Эрих Топп (1914-1991 г.г.) - подводный ас Рейха N3. Потопил вражеский эсминец и 34 транспорта.

Вот оно. Он, Фридолин Арндт, кладёт руку в перчатке на рукоятку кортика. "Мой фюрер! Я благодарен вам за двойную честь! И хотел бы назвать этот крейсер "Урсула-Анна" - в честь моей жены!"...

... - Юнга, к капитану.

Фридолин сел, бессмысленно таращась в синеватую полутьму отсека.

- Тише ты, чернила разольёшь, - разбудивший его матрос подхватил пузырёк. - Ты чего уснул с ними в обнимку?

- Письмо писал, - Фридолин сел прямее. - Помялось, кажется... К капитану?!

Он соскочил на влажную палубу и, схватив с крюка шорты, махом, уже на бегу, натянул их на голое тело. Ловко нырнул в люк, проскочил коротким коридорчиком и, мельком осмотрев себя, постучал в обшитую краснодеревным шпоном дверь капитанской каюты.

- Войдите, - послышался голос из-за неё.

- Герр корветтен-капитан, юнга-сигнальщик Арндт по вашему приказанию прибыл! - отрапортовал Фридолин, закрыв за собой дверь и лихо сдвигая босые (и не совсем чистые) пятки.

В капитанской каюте, размерами напоминавшей поездное купе, но обставленной даже с некоторой роскошью, царила такая же духота, как и снаружи. Вентилятор молотил воздух лопастями напрасно - только гонял с места на место всё ту же влажную жарынь. На полированном столике стояло фото, и мальчишка, как и всякий раз, когда он оказывался здесь, задержал на нём взгляд, зная, что девушка, снятая рядом с юным офицером - его мать.

А офицер - повзрослевший и даже чуть постаревший - сидел за столом в распахнутом лёгком френче-безрукавке из тропикаля, таких же, как у Фридолина, шортах и сандалиях.

- Садитесь, юнга, - корветтен-капитан Арндт указал на койку. - Три минуты назад получена шифровка, - он пододвинул к углу стола полоску серой бумаги, чистый лист и карандаш. - Займитесь.

Поставив ноги на относительно прохладную перекладину под столом, Фридолин прикусил чуть высунутый язык (такая привычка осталась у него с младших классов, и избавиться от неё не помогла даже школа в Киле) и взялся за карандаш. Капитан подлодки занялся бумагами, лежавшими на столе, но время от времени с неожиданно тёплой улыбкой посматривал на коротко стриженую макушку сына и покачивающийся "модный" белобрысый чуб, влажный от пота и конденсата.

Буквально через минуту Фридолин поднял глаза:

- Готово, герр корветтен-капитан. Разрешите зачитать расшифровку?

- Я сам, - Арндт придвинул юнге журнал, тот привычно расписался. Командир тем временем смотрел, как в пепельнице (против всех уставов) догорает полоска шифровки. - Фриди.

Мальчик опять вскинул на отца светло-синие глаза и улыбнулся:

- Папа?

- Тяжело? - тихо спросил капитан. Мальчишка снова улыбнулся и помотал головой:

- Нет, что ты. Интересно. Я так тебе благодарен, что ты... ну, что ты меня взял к себе.

- Ничего, - Арндт тронул пальцем расшифровку. - После этого дела пойдём на базу и отдохнём на берегу.

- В Германию? - уточнил мальчишка.

- У великого Рейха везде друзья, - уклончиво ответил капитан. - Брысь отсюда, юнга! И позови Герхардта.

- Слушаюсь, герр корветтен-капитан! - Фридолин вскочил, левой рукой накрыл макушку на манер бескозырки, правой отдал честь, левой пяткой пихнул дверь и, выскочив наружу, закрыл её правой ногой. Слышно было, как он, не считаясь с ночным временем, запел в коридоре: "На могилке моряка розы не цветут..."

Арндт придвинул к себе бумаги. Сверху лежал рапорт судового врача. Он обращал внимание на фурункулы и тропический лишай почти у двух третей команды, а так же на то, что у торпедиста Ульриха наблюдаются все признаки расстройства психики.

Да... Пятнадцать градусов южной широты в Тихом - это не Балтика... Хотя - там своя мерзость...

... - Вызывал, Оскар?

Из рыжих зарослей на лице первого помощника Герхардта Винкфилда смотрели красные от недосыпа глаза.

Арндт кивнул, указал на кровать и протянул листок расшифровки своему офицеру:

- Из штаба... Расшифровано две минуты назад.

Почёсывая левой рукой чащу на груди, Винкфилд прочёл вслух:

- "Из порта Брисбен... сухогруз "Витура"... под советским флагом... груз - радары, данные нашей разведки..." Скорее всего, он идёт к Панамскому каналу, - Винкфилд вздохнул: - Почему мы? Нам давно пора в базу. У нас осталось всего две торпеды. В конце концов, пусть поработают японцы.

- Советский флаг, - напомнил капитан. - Сейчас, когда в Сталинграде идут такие бои, японцы не хотят осложнять отношения с Россией.

- Чёртовы макаки! - Винкфилд ударил по столу ладонью, припечатав листок расшифровки. - Послушай, Оскар, - он нагнулся к капитану. - Может быть - ну их к чёрту? Стравим часть соляра и скажем, что не хватало хода.

Арндт задумался, подперев висок. Вздохнул:

- Я бы так и поступил... Но радары, Винкфилд, радары! Английские радары лучше советских. Если они доберутся до Мурманска - во сколько жизней это нам обойдётся? А тут они не ждут нападения и не имеют охраны - нейтралы ведь... Всадим торпеду и пойдём на отдых с лёгким сердцем.

- Ладно. Пойду поднимать смену, - Винкфилд встал.

- Подготовьте обе торпеды, - уже вслед сказал ему Арндт. - На всякий случай.

Сергей Горбачёв.

Лето 1942 года. Тихий Океан. Борт сухогруза "Витура".

В иллюминатор заглядывало солнце - весёлое, яркое и, наверное, жаркое. Серёжка Горбачёв проснулся уже минут пять назад - лежал, раскинувшись на кровати, потягивался, жмурился и предвкушал, как встанет, умоется прохладной водой, полезет под душ, позавтракает, а потом засядет дочитывать "Полесских робинзонов". Он бы и ночью читал, да отец увидел и загнал в постель.

Небольшая каютка - точнее, закуток большой каюты - была обставлена просто здорово, всё необходимое на месте, под рукой. Конечно, с комнатой их квартиры в брисбенском консульстве не сравнить, но для корабля - очень неплохо... Серёжка вздохнул. Сколько же ещё плыть? Конечно, никто из его знакомых не может похвастаться тем, что два года жил в настоящей Австралии... но как же ему за два этих года надоела эта Австралия! Скорей бы Мурманск, а потом - Москва...

- Ещё и до Панамы не доплыли, - Серёжка кувыркнулся на постели, встал на неё коленками и, потянувшись к карте, провёл пальцем: - Далеко...

Он соскочил на пол и поздоровался с портретом на переборке:

- Доброе утро, товарищ Сталин. Мы плывём.

- Встал? - откликнулся из-за переборки отец. - Давай выходи.

- А ты так и не ложился? - потягиваясь, мальчишка вышел в смежную комнату, побольше. Отец, одетый, как на приём, сидел за столом, заваленным технической документацией. - Смотри, я от тебя сбегу, как мать.

Матери Серёжка не помнил, но знал, что ей в своё время пришлось не по душе, что отец дневал и ночевал на своём заводе. А вот он с отцом жил душа в душу.

- Дальше трюма не сбежишь, - инженер Горбачев с любовью посмотрел на своего отпрыска, который стоял возле стола. За последний год Серёжка сильно вытянулся, в 15 лет не так уж и отстав от рослого отца. Он раздался в плечах и, хотя было видно, что это всё равно всего лишь мальчишка, ещё тоненький и растущий, но под загорелой кожей уже перекатывались крепкие мускулы, а ещё больше отца радовало серьёзное, решительное лицо сынишки. Серёжка стригся коротко, оставляя спереди светло-русую чёлку, а вот глаза у него были не отцовские - карие - а как у матери, зеленовато-серые с искрами. - Доберёмся - я тебя приструню, а то ты по заграницам от рук отбился.

- Угу, - Сергей поскакал в ванную. Она была небольшой, но настоящей. Поплескавшись под душем, мальчишка ощутил, что проголодался, и сильно... но сначала надо было поговорить с отцом. Он собирался сделать это с того момента, когда стало известно, что отца вызывают на Московский радиотехнический. Но разговор был сложным, если честно.

- Оденься, потом сядешь есть, - строго сказал Горбачев, когда его сын, выйдя из душа, попытался присесть за накрытый столик в трусах. - Мы и так обнаглели, завтрак в каюту таскают.

- О-де-ва-юсь, - пропел Сергей, открывая шкафчик.

Последние полгода он начал замечать за собой то, чего не было раньше - слабость к хорошей одежде. Совершенно буржуйская страсть! Сергей стыдился её, но поделать с собой ничего не мог и сел за стол в белых спортивных туфлях на белые носки, белых лёгких брюках с наглаженными стрелками и белой тенниске. Единственным пятном другого цвета был аккуратно повязанный красный галстук.

- Пора тебе в комсомол вступать, -заметил Горбачёв, наблюдая, как сын ест, ловко пользуясь ножом и вилкой.

- Па, - Сергей затормозил, положил прибор, вздохнул. - Знаешь... я хотел тебя просить... Когда мы приедем... то есть, придём в Москву, ты дай мне направление в лётную школу.

Горбачев отодвинул бумаги, оглянулся через плечо и сел удобнее. Спокойно спросил:

- Чем вызвано это решение кроме твоего увлечения авиамоделизмом?

- Вот этим, - Сергей подвигал по тарелке кусок баранины. - Я весь последний год отъедал ряшку, а в нашей стране у людей хлеба не хватает. Должен же я чем-то оправдать эту баранину, оплаченную вообще-то валютой? И то, что жил в тепле и не под бомбами, и что заготовки у станков в мороз голыми руками не ворочал...

- Под Сталинградом тяжелейшие бои, - Горбачев вернулся к бумагам. - В Москве подпишу разрешение. А сейчас доедай. Доедай-доедай...

...В худшие свои дни сухогруз "Витура" с его водоизмещением в двенадцать тысяч тонн и скоростью полного хода восемнадцать узлов таскал северный русский лес в порты всего мира. С началом войны направление рейсов не изменилось - но изменился груз. Нос "Витуры" украсился стомиллиметровкой, корма - счетверённым "эрликоном", а верх мостика - двумя крупнокалиберными пулемётами. Вспомогательному судну Северного флота уже не раз доводилось применять это оружие.

Но нынешний рейс - по крайней мере, до определённого момента - обещал быть спокойным. Зона Тихого океана была, конечно, зоной боевых действий, но СССР не воевал с Японией, чьи подлодки действовали на здешних коммуникациях. Настоящая опасность может прийти после Панамского канала - но там судно возьмут под охрану конвойные корабли союзников.

Именно на "Витуре" возвращался в СССР после двухлетнего отсутствия инженер-радиотехник Горбачёв с пятнадцатилетним сыном Сергеем.

Встреча в океане.

Лето 1942 года. Подводная лодка U-72 - сухогруз "Витура".

- Справа по борту шум винтов. Большое судно, ориентировочно десять тысяч тон, скорость - десять узлов, курс норд-норд-ост... Это наша добыча, герр капитан, - акустик чуть повернулся к командиру. Корветтен-капитан Арндт кивнул одобрительно:

- Тишина в отсеках. Подвсплыть под перископ. Ещё одна торпеда, парни - и мы идём загорать!

Подводную лодку наполнило быстрое, бесшумное движение, похожее на полёт духов - команда занимала места согласно боевому расписанию. Полная тишина - враг уже близко, любой шум, стук, лязг может оказаться лишним. Конечно, это транспорт, но транспорт очень быстроходный - "семёрке" его не догнать даже в надводном положении, а торпед всего две: что-нибудь заподозрят, дадут полный ход - и прощай, добыча... Усталых, мечтающих об отдыхе подводников охватил привычный охотничий азарт, выжигая утомление и апатию.

Чувствуя, как в резиновом нарамнике перископа копится его пот, капитан разглядывал чётко рисующийся на фоне горизонта, залитый солнцем большой корабль под хорошо различимым алым флагом. Напрягая зрение, он различал большие медные буквы на носу...

- Эбби, ты знаешь русский, - он повернулся к электрику. - Посмотри, что там написано.

- "Витура", - электрик оторвался от перископа. - Солидный транспорт...

- Третий торпедный аппарат к залпу, - скомандовал Арндт. - Машинное! Тот же курс, та же скорость, держите равномерно...

- Третий торпедный готов, - прохрипела связь.

- Дистанция восемь кабельтовых... - Арндт прилип к перископу. - Полная готовность!

* * *

- Интересно, какой это остров? - Сергей, сощурившись, смотрел, как далеко-далеко слева по борту синеет земля. - А?

- Да кто его знает, - лениво сказал молодой матрос в голландке, скучавший рядом. - Их тут полно.

- Да нет, - покачал головой Сергей, - тут уже нет. Последние острова позади остались, а до Галапагосских островов ещё долго...

- Ну, ты прям как капитан, - уважительно сказал матрос. - А эти... Галапагосские, они от Панамы далеко?

- Не очень...

- Сашка, паразит! - заревел с кормы боцман. - Вёдра где?!

- Ох, ё!.. - подхватив два ведра, матрос под смех Сергея рванул на нос.

Мальчишка облокотился на поручни и стал наблюдать за тем, как справа режут водную гладь (действительно гладь) множество дельфинов, то и дело выпрыгивающих из воды в весёлых кульбитах.

Но в целом на море - точнее океан - смотреть было скучно. Сергей никогда не "болел морем", как треть его одноклассников (ещё по московской школе). Он относился ко второй трети, рвавшейся в воздух (ну а остальные бредили границей). Настолько, что он даже в Брисбене нашёл аэроклуб и добился у консула личного разрешения заниматься там. Получилось так, что советский пионер впервые поднялся в воздух на австралийском планере в небе Южного полушария...

- Бревно, что ли? - вырвалось у Сергея. Размышляя на разные темы, он блуждал взглядом по океанской поверхности... и наткнулся на странный предмет - ныряющее в волнах торчащее стояком бревно. Топляк... Так, кажется, это называется...

А что там такое блестит?..

И тут с мостика раздался крик - истошный вопль, от которого Сергей обмер, ещё не до конца поняв его смысл:

- Перископ по левому борту!!! Восемь кабельтовых!!!

* * *

- Нас заметили! Третий торпедный - пли!

Пумп! Псссооуу... Выхлоп торпедного аппарата мягким эхом отозвался во всех отсеках лодки. Спина Арндта стала каменной. Электрик Эберхарт бессознательно оскалился, по его лбу скатывался пот - не каплями, ручейками...

- Торпеда пошла!..

- Вижу, вижу... - прохрипел Арндт. - Пять... три...

- А-а-а-а... - не выдержав, простонал Фридолин, терзавший за своим столиком смотку сигнальных флажков.

Труммм!..

- Попадание! - закричал корветтен-капитан, выпрямляясь. - Попадание! Хайль Гитлер!

- Хайль!.. Хайль!.. Хайль!.. - уже безбоязненно отозвались отсеки.

* * *

Удар всем телом - не только спиной, но и затылком, и ногами - о стенку надстройки был таким, что Серёжка задохнулся. Он не понимал, что происходит - лежал на палубе, таращился в океан...

"Витура" кричала. Да, корабли тоже кричат - это был страшный вопль рвущегося металла, сопровождавшийся мучительными судорогами всего корпуса. Сергей видел, как справа от него по наклонной палубе катятся несколько человек - и не мог понять, что происходит и как это: он лежит на ровном, а они катятся... Кто-то орал:

- Вода в трюмах!.. Товарищ капитан, мы тонем, вода!..

- Шлюпки на воду!..

- Отставить!..

- Сережка, Серёжка, ты где?!

Серей начал дышать и закашлялся. Отец помог ему подняться на ноги, и мальчишка понял, что "Витура" разорвана надвое: торпеда ударила в середину корпуса, "под мидель", и корма, заваливаясь набок, одновременно уходила в сторону и тонула, а нос почему-то почти ровно держался на воде...

- Что случилось, пап?! - крикнул Сергей, закашлявшись снова, и понял ещё: начинается пожар, всё вокруг затягивает рваная пелена чёрного дыма.

- Нас торпедировали, - спокойно ответил Горбачёв. - Помнишь номер шлюпки?

- Да, вторая... - Сергей сглотнул, озираясь непонимающе.

- Беги туда. Беги скорей, - инженер подтолкнул сына.

- Пап, а ты?! - крикнул Сергей, хватаясь за поручни.

- У меня в каюте документация, - Горбачев рукой - бессознательным движением - растёр по лицу копоть. - Я должен её забрать, потом я приду. Я приду, - с нажимом сказал инженер, коротко пожав плечо сына. - Беги.

* * *

- Чёрт, чёрт, чёрт! - Арндт ударил ладонями по рукоятям перископа. - Корма тонет, нос на плаву!

- Всё равно пойдёт на дно, - неуверенно сказал вошедший Винкфилд.

- Не обязательно! - огрызнулся капитан, и первый помощник кивнул:

- Не обязательно...

- Четвёртый готов?! - заорал корветтен-капитан в связь.

- Не надо, Оскар, - покачал головой Винкфилд. - Последняя, а стоит чуть ли не дороже, чем нос этого корыта...

- Ну и что ты предлагаешь? - сердито спросил Арндт.

- Всплыть и добавить ему из "восемь-восемь" (1.). Два-три снаряда - и у нас не будет проблем.

1. 88-мм орудие швейцарского производства, широко использовавшееся в Третьем Рейхе.

- У нас будут проблемы, - буркнул Арндт. - У них на носу стомиллиметровка. Всегда и везде найдётся какой-нибудь герой, который стоит до последнего. Одна дырка в корпусе - и мы пойдём на корм первому же сторожевику, который нам попадётся... Хотя... - корветтен-капитан усмехнулся. - Всплываем! Расчёт и сигнальщик - приготовиться! - и он, ударив о колено, обтянутое грязными шортами, мятую фуражку, нахлобучил её на голову.

* * *

Около шлюпок никого не было. Кусая губы, Сергей держался рукой за борт. Как ни странно, но он сохранял относительное спокойствие - во всяком случае, не хотелось ни орать, ни прыгать за борт. Особого страха тоже не было - он видел, как деловито движутся на надстройках несколько человек, а капитан на мостике совершенно спокойно что-то говорит кому-то, словно у него всё ещё было целое судно, а не кусок оного, непонятно почему держащийся на воде. Около стомиллиметровки возились двое: один из них, матрос по имени Жора, крикнул Сергею:

- Правильно, держи шлюпку, а то все места займут! На нас там забей!

Мальчишка хотел ответить бодрой шуткой, но поперхнулся.

В каком-то километре от "Витуры" из моря плавно и быстро вознеслась чёрная масса - сперва небольшой островок, потом - длинное узкое тело чёрного цвета, с которого скатывались пенные белые водопады. В первую сумасшедшую секунду Сергею показалось, что он видит какое-то морское чудовище. Но потом он отчётливо - невероятно отчётливо! - увидел над этим чёрным "чем-то" упруго развернувшееся алое... и понял, что перед ним перечёркнутый чёрно-белым крестом флаг.

- Фашисты!!! - закричал он, вскидывая руку. - Жор! Фашисты! Вон они!

Мальчишка видел, как из рубки по трапу ловко скатываются светлые фигурки. Раз... два... трое побежали к носовому орудию, две - одна выше, другая ниже ростом - замерли наверху рубки.

* * *

Тёплый ветер рвал волосы, мокро щёлкал флаг. Фридолин не отрывал взгляда от качающегося на волне обломка (корма уже тонула, по воде расплывалось горючее). Расчёт срывал с орудия чехлы, подносчик уже стоял с длинным снарядом наготове.

- Пиши, юнга, - корветтен-капитан хлопнул ладонью по лееру. - "Кригсмарине приветствуют свою добычу!"

Засмеявшись, мальчишка раскинул руки с флажками и начал экономными красивыми движениями отбивать сообщение. Арндт, поощрительно покосившись на сына, повысил голос:

- Венцель, первым - по носовой! Там, кажется, нам готовят сюрприз! Фугасным!.. Заряжай!.. Целься!.. Огонь!

* * *

Разрыв снаряда швырнул Сергея в сторону от шлюпки, и он покатился по палубе. Послышался свистящий треск, откуда-то пахнуло жаром, словно открылась дверца топки, потом - серия взрывов, от которых носовая часть завибрировала. Сергей вскочил на ноги и понял, что палуба накренилась влево. Он увидел на носу подлодки бронзовую вспышку - и снова не устоял на ногах. На этот раз он упал лицом к лицу с тем, что осталось от Жорки - часть туловища, одна рука и голова с неожиданно спокойным лицом. Всё это сползало куда-то в сторону борта, оставляя позади широкий яркий след на палубе.

Сергей вскочил (ему почему-то очень важным казалось оставаться на ногах) и едва успе пригнуться - над его головой пронеслась раскачивающаяся на одной шлюпбалке (вторую переломило) шлюпка номер два. Он увидел, как по разлитому на воде топливу начинает всё активней разбегаться какое-то тёмное пламя, чадящее чёрным дымом, охватывая остатки "Витуры" кольцом.

Носовая стомиллиметровка поворачивалась. Она была цела, хотя щиток справа разорван - словно в бумажный листок ткнули пальцем. В этом разрыве Сергей увидел окровавленное, жуткое лицо с единственным уцелевшим глазом и истошно закричал:

- Па-па-а-а!!!

* * *

- Венцель! Фугасным!.. Заряжай!.. Целься ниже ватерлинии!.. Огонь!..

Фридолин сжимал леер. Ощущение, которое он испытывал, было сложным. Он впервые видел надводную атаку, и это оказалось захватывающе и жутковато. И отец совсем не был похож на того, который командовал атаками из-под воды - он явно волновался. Расчёт "восемь-восемь" работал с бешеной скоростью. Пушка коротко дёргала стволом. На мостик наносило пороховую гарь, кисло пахнущую чем-то приятным. Русский транспорт - точнее, его остаток - всё быстрее кренился, вокруг него густел огонь. И тут Фридолин увидел...

- Папа! - забыв о правилах обращения, закричал он. - На носу! У пушки человек!

- Венцель, отставить! - закричал Арндт. - Огонь по носовой!

Ствол "восемь-восемь" быстро начал подниматься и уходить влево. Сквозь тянущийся дым на русском корабле остро сверкнул огонь, и через миг перед носом "семёрки" встал фонтан воды.

- Промах, - выдохнул корветтен-капитан...

...Это был промах, да. Фугасный снаряд дал недолёт, но произошло то, что не так уж редко случается на войне - и во что потом, в мирные дни, отказываются верить.

Снаряд ударился об воду под таким углом, что срикошетировал.

Снаряд врезался в открытый люк торпедного аппарата.

Четвёртого.

Заряженного последней торпедой.

Через секунду полтораста килограммов взрывчатки разорвались в носовом отсеке...

...Фридолин запомнил две вещи.

Первая - как неожиданно красиво на всю длину до рубки раскрылась палуба.

Вторая - как отец повернулся к нему и сказал (а может, мальчишка прочёл это по губам): "Фриди, сынок..."

Потом был полёт - и пустота.

* * *

После ещё одной серии взрывов Сергей понял, что нос уходит под воду всё быстрей. Он уже не видел ничего - вокруг бушевало пламя, его языки, перемежаясь с дымом, взмётывались на огромную высоту.

"Сгорю... Нет, стоп. Горючее легче воды, оно горит сверху, а ниже - просто вода, можно поднырнуть... Папа, где ты, папа?.."

Краска на палубе шла пузырями; потом возле пушки палуба треснула с коротким щелчком, и оттуда вырвался огонь. Сергей сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, разбежался и, чтобы не успеть испугаться, сразу бросился с борта вниз, в жар и в пламя.

На миг его обожгло, но потом вокруг оказалась зеленовато-алая глубина. Он перевернулся в этой глубине. Наверху клубился какой-то багровый сумрак, пронизанный чёрными спиралями, медленный и страшный - и Сергей понял, что это горит на воде топливо. Его неудержимо потянуло вверх, хотелось вдохнуть, но мальчишка, заставив себя задержать дыхание до предела, начал бешено выгребать за пределы пылающего пятна. Оно не кончалось и не кончалось, лёгкие горели огнём, и перед глазами Сергея повисла огненная пелена...

"Я всё-таки вынырнул в пламени," - даже без страха и вообще без эмоций подумал мальчишка и приготовился гореть.

Фридолин Арндт.

Тихий океан.

Фридолин открыл глаза в невероятно красивом зале, пронизанном зеленовато-золотистыми отблесками. Он лежал на песке, и солнце переливалось где-то за этими отблесками мохнатым пятном.

"Я утонул, - подумал он. - Утонул и лежу на дне." Потом он вдруг понял, что ему чудовищно хочется дышать и, усилием воли запретив себе это делать, Фридолин бросил тело вверх, толчком ног - к этому размытому блику.

Краем глаза он заметил неподалёку, на светлом песке, из которого прорастали хрупкие кораллы, чёрный силуэт подлодки. Над ней поднимались цепочки пузырьков воздуха, и среди разорванных фестонов металла мальчишка увидел несколько застрявших тел.

Над лодкой уже спокойно ходила рыба.

Охваченный неожиданным леденящим ужасом, Фридолин пробкой выпрыгнул на поверхность, жадно хватая широко открытым ртом воздух.

Часть русского корабля всё ещё виднелась среди разлившегося пламени. Пожар, похоже, только усиливался. Подгребая руками и ногами, Фридолин крутился на месте.

Ни единой живой души вокруг не было.

- Па-па!!! - закричал мальчишка, переживая дикую тоску одиночества. - Па-па-а, где ты?! Кто ни-бу-у-у... - его крик захлебнулся кашлем.

Фридолин отдышался и, кувыркнувшись, нырнул. Стиснув зубы, он грёб - глубже и глубже, втискивая себя в беспощадно выталкивавшую его обратно воду, становившуюся всё более и более плотной с каждым гребком.

Лодка лежала глубже, чем могло показаться. Намного, и Фридолин понял это довольно быстро, но продолжал плыть. На песке вокруг лодки были разбросаны предметы. Самые разные.

Фридолин увидел дверь отцовской каюты. Возле неё лицом вверх лежал, раскинув руки, первый помощник Винкфилд. Его рыжая борода шевелилась, глаза были открыты.

Мальчишка пробкой выскочил на поверхность. Отдышался, мотнул головой и нырнул вновь...

...В третий раз он не стал нырять. Фридолин лёг на спину, раскинув руки, и прикрыл глаза. Пекло солнце, и во всём мире больше не было никого и ничего. Мальчик медленно думал, что неплохо бы...

...а что? Перевернуться и уйти поглубже, а там открыть рот. И лечь на песок возле лодки - где-то там, где должен лежать его отец. Вот и всё. "Семёрку" спишут, как пропавшую без вести. И их всех - тоже. Во славу Рейха. Он вдруг подумал, что никогда не пытался представить себе, как погибали другие лодки. Какими были их последние минуты? Может быть, кто-то вот так же лежал на воде один посреди океана и не понимал, как ему жить дальше?..

Что-то толкнуло его в плечо, и Фридолин, охваченный неожиданным ужасом, перевернулся в воде - ему представились акулы и другие морские чудища.

Но это был плотный серо-зелёный свёрток с отштампованными чёрными буквами и цифрами. Он снова толкнул Фридолина, словно живой, и мальчишка, всё это время непонимающе таращившийся на свёрток, вдруг вспомнил: лодка. Спасательная "резинка", выброшенная взрывом с "семёрки".

Нашарив выпускной шнур, Фридолин рванул его на себя-влево. Лодка с хлопком развернулась.

Остров, вдруг подумал Фридолин. Нет, надо добраться туда, а потом, может быть, и до своих. Обстоятельства гибели "семёрки" должны - должны! - стать известны. Экипаж и его капитан погибли, выполняя свой долг. Это важно. Очень важно.

Взбрыкнув ногами, Фридолин перевалил себя в лодку. На бортах изнутри крепились два маленьких весла, но Фридолин не обратил на них внимания - он подобрался к торцу лодки и, раздёрнув шнуровку, начал вытаскивать наружу предметы аварийного набора.

Тут были вода в запаянных банках, консервы, шоколад и галеты. Непромокаемые спички. Небольшая аптечка, гелиограф, рация, компас. Потом он достал два тесака и два финских ножа в жёлтых кожаных ножнах, ракетницу с патронташем, рыболовный набор. И наконец - два "парабеллума" и коробку с полусотней патрон, завёрнутые во флаг Кригсмарине.

Рация... Фридолин покусал губу, потёр голые плечи, на которых начала уже запекаться порская соль. Нет, тут кругом чужие. Знать бы, где та база, о которой говорил отец...

Фридолин уронил пистолеты, посмотрел вокруг. Потом уткнулся лицом в пахнущий резиной и тальком борт - и заплакал навзрыд, сотрясаясь всем телом; одетый в быстро сохнущие тропические шорты мальчишка в спасательной лодке посреди океана.

Сергей Горбачёв.

Тихий океан.

Сергей избавился от туфель и штанов - те не хотели слезать с ног, цеплялись за них и едва не утопили мальчишку. Он плавал очень хорошо, но в эти минуты его охватило отчаянье одиночества. Сергей начал кричать, отчаянно надеясь услышать хоть один голос в ответ - ведь не могло же так случиться, что он остался один?!

И не сразу поверил в то, что это - так.

Глухой, утробный булькающий звук возвестил о том, что "Витуры" больше нет. Разошедшаяся волна качнула Сергея.

Он довольно долго плавал вокруг пылающего пятна - пока не устал и не понял, что почти не может вытаскивать из воды рук... а ещё - что это правда.

Больше никто не спасся.

Ни капитан, ни боцман Сергей Сергеич, ни Сашка...

...ни отец.

Поворот в воде. Ещё поворот. Сергей всхлипнул. Ему не было страшно, но вдруг со всех сторон накатила тоска, от которой расхотелось жить.

Но это было только на мгновение. Остров! С палубы был виден остров... да, вон он, и сейчас виден на горизонте, синяя расплывчатая масса...

Не доплыву, подумал Сергей. Далеко, не доплыву - но оборвал себя: это океан, тут легче плавать, надо доплыть.

Он поплыл - экономно, брассом. Подумал успокаивающе: "Поплыву - отдохну, поплыву - отдохну, так и доберусь... А, может, кто-то ещё спасся, доберётся?.. Да, конечно же, как же я не подумал!"

Оценивать расстояния на море Сергей, конечно, не умел. И едва ли добрался бы до острова, но...

Сперва Сергею показалось, что справа лежит на воде то ли кит, то ли дельфин, то ли вообще непонятно кто. И только всмотревшись, он понял, что это лодка. Точнее - шлюпка с "Витуры".

На какой-то миг Сергей поверил, что там, в шлюпке, его ждёт отец. Но когда он, уже не экономя сил, вразмашку подплыл к ней и перекинул себя внутрь, там, конечно, было пусто.

Сергей тяжело опустился на банку, откинулся назад, придерживаясь руками за вёсла, уложенные в пазы вдоль бортов. Кажется, он потерял сознание - во всяком случае, какое-то время не помнил, что с ним было.

Усевшись на банке вновь, Сергей вскрыл рундук. Там оказались вода, консервы, шоколад и сухари. Тут же лежали топор, спички, компас, моток троса, фляжка со спиртом, аптечка, три складных ножа, ракетница и наган, а к нему - патроны в коробках.

Сергей внезапно ощутил, что ему страшно хочется пить. Он выбил затычку из анкерка и долго глотал воду, отдававшую деревом. Потом - заткнул бочонок, положил его обратно и начал вставлять тяжёлые вёсла в уключины.

Грести Сергей умел, но не очень хорошо. И всё-таки, невзирая на усталость, он сделал ещё один круг по краю пылающего пятна, по временам отчаянно выкрикивая:

- Эй! Кто-нибудь! Да отзовитесь же! Эй!

Ему хотелось плакать.

В начале второго круга он понял, что никто не отзовётся. С трудом уже сдерживая слёзы, подступившие к самым глазам, Сергей развернул шлюпку и, с усилием наваливаясь на тяжёлые вёсла, упрямо зарывавшиеся в воду, погрёб к острову, синевшему вдали.

Остров.

Тихий океан.

Фридолин всегда считал себя - и не без оснований - сильным парнем. Но как он намучился, догребаясь вёслами, похожими на теннисные ракетки, к маячившему на горизонте острову - это словами не передать. Он даже начисто забыл о своей тоске, о страхе, об отце и команде лодки, которая была к нему добра, словно старшие братья - всё это вытеснила усталость, замешанная на боли в руках - от кончиков пальцев до плеч. Кроме того, за болью мальчишка не заметил, что сжёг на солнце спину, ноги и вообще всё, что не было закрыто шортами.

Казалось, что остров не приближается. Но это всё-таки было не так. Сперва из голубой расплывчатой массы он стал разноцветным - жёлтым, зелёным, коричневым, серым, синим. Потом возникли звуки - шорох волны, шум древесных крон, крики то ли птиц, то ли животных, шелест ветра - и запахи, резкие и странные. А ещё через какое-то время - очень долгое! - лодку стало ощутимо бить в плоское днище, и по дрожи, передававшейся ногам, Фридолин понял, что вошёл в полосу прибоя.

Грести сразу стало бесполезно. Мальчишка спрыгнул за борт (тут было по живот) и, уцепившись за буксировочную петлю, поволок лодку за собой. Прибой высасывал из-под ног песок, бил в грудь и спину попеременно пенными толчками. Отфыркиваясь, мотая головой, Фридолин чуть ли не впереди себя вышвырнул "резинку" на песок подальше, потом выбрался сам... и, охнув, упал на четвереньки, зажмурившись и вцепившись в песок руками. Ему показалось, что остров встал дыбом, стараясь сбросить мальчишку обратно в океан.

- Спокойно, - процедил Фридолин, тиская песок в кулаках. - Это морская болезнь. Сейчас пройдёт.

Круговорот, заметавшийся возле него, в самом деле улёгся. Он сел, отряхнув руки, и прислушался.

Шипел прибой. В лесу, начинавшемся за полоской пляжа, метров за сорок, среди общего негромкого, но постоянного шума резко и размеренно покрикивал кто-то. Над зеленью поднималась гора - почти ровным конусом, она казалась невероятно высокой.

Фридолин, конечно, помнил карты - он находился где-то на острове, представлявшем собой одну из возвышающихся над океаном гор Восточно-Океанского хребта, примерно в трёх тысячах километров и от Галапагосских островов на северо-востоке, и от Французской Полинезии на юго-западе, причём Перуанское течение тащит отсюда именно на юго-запад.

Но, впрочем, ни там ни там немецкого мальчишку никто не ждёт с распростёртыми объятьями. Единственной страной, насколько он знал, где можно сразу рассчитывать на помощь, была Чили. А о тайных базах Кригсмарине в этой части света он, конечно, ничего не знал.

Мысль о том, что ему, возможно, придётся провести тут немало времени, заставила Фридолина обмереть.

Но, может быть, остров кому-то принадлежит и тут есть люди? Фридолин огляделся... А что, тут вполне может быть база... Мальчишка мгновенно решил искать людей, а там ничего не объяснять - притвориться контуженным и потерявшим память, речь, вообще - всё потерявшим, к чертям собачьим! Грубо, конечно, но может и пройти. А что вещи немецкие - так нашёл, и всё тут, и не помню, где. Когда - тоже не помню.

Поразмыслив, Фридолин решил, что проще всего обследовать остров, поднявшись на эту гору. Она была не низенькой, да - но и не крутой, а как лазить по горам, мальчишка знал, учили в лагерях "гитлерюгенда".

Он волоком затащил лодку к кустам поближе. Среди кустов кое-где были наносы песка, и Фридолин понял, что в штормы волна достаёт и сюда. Он не поленился протащить лодку ещё дальше. Идти, кстати, было не очень-то удобно - под босые ноги то и дело что-то очень больно подворачивалось.

Подумав минутку, мальчишка отпорол клапан аварийного рундучка и, обернув кусками ноги, закрепил рыболовной леской. Потом сунул в карман шорт шоколадку, повесил на пояс финку, тесак и кобуру с заряженным "парабеллумом", втиснув в гнездо запасную обойму.

- Ну что ж, - пробормотал он, приглаживая волосы обеими руками, - вперёд...

* * *

- Вот зараза!

Сергей невольно всхлипнул и, ударив кулаком по планширу, с размаху сел на песок возле шлюпки, невозмутимо покачивающейся на волне прибоя.

Как и следовало ожидать, у пятнадцатилетнего мальчишки не хватило сил вытащить на берег шестивесельный ял дальше, чем на полметра.

Сергей подул на пальцы, нывшие от усилий (напрасных, чёрт побери!) и, хмуро поглядев в океан, перелез в шлюпку, где начал потрошить рундук, сердито швыряя вещи на берег. Все шесть вёсел он перетащил туда же и как можно крепче привязал шлюпку к самому толстому и самому ближнему дереву.

Когда он закончил перетаскивать вещи под деревья, то обнаружил, что тонкие тропические носки разлезлись начисто. Он зашвырнул обрывки в шлюпку. Потом Сергей залез в неё сам и, подумав, обмотал остатками носков стёртые в кровь ладони.

- М-м-м... - не удержался мальчишка от стона - морская вода, которой обрывки были пропитаны, показалась ему расплавленным свинцом. Но Сергей, помня о том, что у морской воды обеззараживающие свойства, заставил себя ещё и сунуть руки в воду. - О-о-охх...

Покачавшись на банке, Сергей перебрался к вещам и поднял компас. Так, там - Галапагосс, там - Полинезия... и туда, и туда - по три тысячи километров. Если отгрести от берега и просто бросить вёсла, то течение вынесет в Полинезию само. Шлюпка, наверное, достаточно крепкая, чтобы выдержать шторм, но хватит ли еды и воды? Да и вообще - сначала лучше осмотреть остров. Сергей не помнил такого на картах, но это не значило, что на нём не может быть людей. Сейчас везде натыканы военные базы, а неподалёку японская зона оккупации, так что тут могут быть американцы или австралийцы...

Сидя на корточках, Сергей ещё раз перебрал вещи и пожалел, что утопил туфли. Если бы знать, что наткнёшься на шлюпку - стоило бы подождать... Вряд ли по джунглям можно ходить босиком - а тут он видел именно джунгли, прямо как в книжке.

Аккуратно развязав галстук, Сергей стащил тенниску, оставшись в спортивных трусах. Помедлил - а стоит ли повязывать галстук снова, но потом ему стало стыдно этой мысли, и он решительно повязал его. Что бы там ни было, но он останется пионером.

А вот тенниску придётся пустить на портянки...

...У "нагана" был широкий ремень, и Сергей смог пристроить на нём топорик и складной нож. Потом немного поцелился в кусты. Можно идти вдоль побережья. Люди всегда живут на побережье... Но остров может оказаться немаленьким. Лучше подняться на гору - это будет трудновато, зато оттуда можно увидеть сразу всё.

* * *

Вопреки ожиданиями, вопреки образам из книжек - джунгли оказались вовсе не непроходимым местом, где с деревьев свешиваются лианы и анаконды, а под ногами кишат пауки, скорпионы и ягуары. На самом деле тут довольно далеко друг от друга стояли деревья, кроны которых даже не смыкались, а перепутывались, не пропуская вниз, к земле, ни единого лучика солнца. Было душно, на влажной земле коричневого цвета ничего не росло, кроме лишайника вдоль древесных корней. С живностью тоже было негусто, хотя звуки слышались отовсюду, а в кронах то и дело кто-то перемещался. Духотища царила, как в парилке турецких бань.

Без компаса Фридолин заблудился почти сразу. Он просто не имел представления, куда идти дальше и вынужден был остановиться, прислушиваясь. До него донёсся шорох прибоя, и, стараясь ориентироваться на него, Фридолин двинулся дальше, держа шорох за спиной. Но скоро стало неясно, то ли это у него в ушах шумит, то ли джунгли подают голос, то ли это всё-таки прибой...

В этот момент начался резкий подъём, Фридолин вскарабкался на него - и оказался над джунглями, на скальном хребте. Дальше опять начинались джунгли, там гулко гремел водопад и виднелась река. За этой полосой лежала пустошь, а дальше начинался собственно склон горы. По прямой до него было километра три-четыре. Дул сильный и ровный ветер, отгонявший мошкару, которая успела атаковать мальчишку в низине.

Это расстояние он вполне мог пройти за час - в нормальных условиях. А тут... Фридолин почти решил повернуть обратно и поискать по берегу, но потом смерил расстояние до горы снова и начал спускаться с гребня в джунгли.

* * *

Река скакала по камням откуда-то сверху, и джунгли расступились от её каменистых берегов. Сергей прикинул, что направление-то приблизительно верное и зашагал по берегу.

По камням идти было плохо - и неудобно, и чисто физически. Обмотки разлезлись после первой сотни шагов. Сергей остался босиком, но он фактически видел прямой путь на склон и не был настроен сворачивать. Такие реки, мальчишка это знал, начинаются из горных ручьёв, а значит, он идёт правильно.

Он пожалел, что не взял с собой если не консервы, то хоть шоколад. Есть хотелось уже сейчас.

Сергей, приостановившись, умылся и попил. Вода была холодной, приятной в здешней жаре, чистой. Совсем рядом с тем местом, где мальчишка пил, из-под каменной глыбы упругая струя родника добавляла себя к реке. Скорей всего, из вот такого же родника где-то наверху и начиналась река.

Немного отдохнув, Сергей вновь упрямо полез вверх. Судя по всему, ему повезло набрести на эту реку - она выводила если и не на вершину, то, по крайней мере, в том направлении. Проблема была только в одном: подниматься стало тяжеловато. Сергей скоро запыхался и подумал раздражённо, что запустил себя за время плавания.

Мысль о погибших резанула тоской. Вспомнился отец. Неужели он не выбрался?.. Но как же так, как же так...

Упрямо мотнув головой, Сергей перевёл дух и продолжил карабкаться, огибая самые крупные валуны. В некоторых блестели прожилки ярко-серебристого металла, похожие на впаянные в изоляцию провода. Мальчишка подумал: "Не серебро ли? Похоже..."

Ему показалось, что впереди, метрах в ста, что-то быстро мелькнуло за глыбами. Сергей тут же расстегнул кобуру, остановился и всмотрелся. Какие тут могут быть крупные животные? На Галапагосах - черепахи, а тут? Пума?

Нет, показалось, наверное...

...Река ушла под землю, не так, как ожидал Сергей - не истончаясь, а сразу. Она вырывалась из какого-то почти правильного арочного отверстия. Не удержавшись, Сергей любопытно склонился сбоку к этой дыре - и почти сразу отшатнулся. Ему стало не по себе от мощного, монотонного звука подземных пещер, где гудело наслаивающееся эхо.

Дальше по склону джунглей уже не было, да и сам склон переходил в ровное плато, на котором волнами раскачивалась серо-жёлто-зелёная, выше пояса, трава. Было тепло, но не жарко, и Сергей понял вдруг, что это и есть собственно вершина. Ещё полсотни шагов - и он оказался на самом плато... и замер, глядя сразу во все стороны, как ни смешно это звучит. По крайней мере, так казалось ему самому, потому что отовсюду сразу обрушился на него звонкий простор.

Небо.

Океан.

Оказывается, остров походил на каплю - длиной километров десять и шириной в самой большой части около пяти. Берега были окаймлены жёлтым кантом пляжей; всё остальное пространство, кроме части склонов горы (она стояла почти посередине острова) и протянувшегося к левой стороне узкой оконечности острого скалистого хребта занимали джунгли. У подножья горы с той же стороны лежало небольшое озеро. Большая река была одна - та, вдоль которой поднимался Сергей - но ещё несколько, помельче, вились среди зелени.

Но нигде - совсем нигде, вообще - не было видно ни дымка, ни зданьица, ни лодки; ничего, что говорило бы о присутствии человека.

* * *

- Сволочь, вот сволочь, - пробормотал Фридолин, стараясь унять дрожь. Потом зло швырнул в воду, кипевшую на перекате, кусок лианы, всё ещё зажатый в руке. - Вот сволочь...

Остатки казавшейся такой прочной лианы покачивались над бурлящей водой. Ещё миг - и Фридолин, доверившийся её прочности, угодил бы головой точно в булыжники, масляно блестевшие под водой. В последний момент мальчишка извернулся и грохнулся левым коленом на берег. От боли он минуту, не меньше, катался по камням, сжимая залившуюся кровью коленку и шипя ругательства.

Колено уцелело, но было рассечено. Несколько шагов Фридолин сделал, тяжело хромая, но потом разошёлся, заставив себя не обращать на боль внимания. Ещё в лагерях "гитлерюгенда" ему прочно внушили, что на боль обращать внимания нельзя, тогда она уйдёт сама.

Он вновь спустился в джунгли - тут "настоящие" в его представлении, густые и переплетённые множеством лиан, под ногами сразу зачавкало. Увидел тут Фридолин и долгожданного паука - здоровенная чёрно-серая тварь, колючая и волосатая, сидела на лиане, которую перерубил тесаком мальчишка и, плюхнувшись в грязь, неохотно ушла куда-то под кусты.

- Ничего себе, - определил Фридолин, с некоторой опаской обходя эти кусты по дуге и несколькими ударами расчищая себе дорогу. Он снова почувствовал, что перестаёт ориентироваться, но заставил себя собраться и полез наверх, справедливо рассудив, что где-то там должна всё-таки быть вершина.

Несколько раз ему казалось, что он видит какое-то движение впереди - движение чего-то крупного и бесшумного. Но видимость была плохой, донимала разная кусачая пакость, и Фридолин даже думать об этом перестал. Потом внезапно джунгли кончились - сразу, перейдя в каменную осыпь, довольно крутую.

- Так, - сказал Фридолин, внимательно прикидывая самый лучший путь восхождения. - Ну это ничего, это мы влезем. Верёвочку бы, тросик, канатик... Ладно. Без.

Насвистывая песенку егерей, он подошёл к намеченному месту на откосе. Примерился и. подпрыгнув, повис на пальцах. Нашарил левой ногой выступ, оттолкнулся, уперся правой, перехватился руками, перебрал пальцами, вновь толкнулся обеими ногами и, навалившись животом на ребро скалы, перекатился на неё целиком. Потом встал в рост, ощупал вторую часть стены и хмыкнул - она была глаже. Впрочем, Юлиус Винкелькраус, который вёл у них альпинизм, говорил, что абсолютно гладких стен природа не создаёт... ага! Вот.

Фридолин вспомнил вдруг, как они с Эрхардтом однажды влезли на внешнюю стенку стадиона - и как Бах их обоих потом выдрал ремнём.

Но они влезли. А там была не скала, а стена. Разница...

... - Остров, - Фридолин внимательно осматривался. Нигде не было видно никакого признака человека. - Необитаемый остров... Чёрт!

* * *

Ноги Сергей, конечно, посбивал в кровь и к шлюпке еле дотащился. Сел на нос, опустив ноги в воду, на миг окаменел от боли, но потом отошёл и потянулся за консервами, решив наконец поесть.

Итак, остров необитаем. Это факт. Он долго топтался по плато туда-сюда, всматривался, но ничего не обнаружил. Совсем ничего...

Робинзон просидел на своём острове двадцать восемь лет. Когда читаешь - интересно... но ведь по-правде-то он потерял свою жизнь зря. К тому же он жил в капиталистическом мире, а Сергей - совсем в другом, где один год стоит четверти века Робинзона.

Ему снова захотелось зареветь.

Комментарии: 15, последний от 10/05/2017. © Copyright Верещагин Олег Николаевич (tambwolf.73@yandex.ru) Размещен: 17/01/2012, изменен: 17/01/2012. 63k. Статистика. Глава: История Ошмётки и кусочки		Ваша оценка:
Аннотация: Вот такое дело написалось аж пять лет назад. Продолжение вряд ли будет, но сегодня произошли сразу два события - одно привычно-радостное, другое - радостно-печальное - которые меня понудили выложить, что есть...

Верещагин Олег Николаевич : другие произведения.

Ты и я