АНАТОЛИЙ ВЕРЕМЬЁВ

              МОСКОВСКАЯ КАРУСЕЛЬ
                - рассказ -

     Последние дни студенчества пролетели для Кости
Истомина как сон, только сон, отражающий подспудную
сущность взбалмошной личности, созревшей во всеобъятной
столице для самостоятельной взрослой жизни.
     Его дипломный проект о методах интенсификации добычи
нефти на месторождениях Краснодарского края получился
излишне объёмным, под 200 страниц, что считалось не столько
достоинством, как недостатком. В научном исследовании нужно
уметь быть лаконичным! На защите присутствовали его лучшие
приятели - Толька Быков и Серёжа Пургин. Пытали
экзаменаторы его долго, наверное раскусили, что больше он
извлёк из публикаций о работе, чем из подлинной практики.
     Когда отпустили, чтобы через пару часов объявить
результат защиты (как будто неясно, чем завершается
последняя для студента формальность?), Костя придумал, чем
необычным заполнить время нудного ожидания. Он повёл Тольку
и Серёгу в рядом раскинувшийся Парк Горького, по дороге
купил две бутылки коньяка и заключил сумасбродное пари -
всего за один круг вращения колеса обозрения он умудрится
выпить "пузырёк клопиного зелья" один, сам, из горлышка и
без закуски. Второй "пузырь" он купил для них, для друзей,
чтоб им не скучно было смотреть на его фокус. Ребята, хоть
и хорошо узнали Костю за 4,5 года совместного выступления
на прекрасной арене молодости, тем не менее, сомневались,
что он справится с такой дуростью.
     День был сияющий, ласково-солнечный, чарующий
голубизной неба и предвкушениями светлого будущего. Чего бы
Косте было его не омрачить: ведь смотреть на такую
красотищу трезвыми глазами - это же с ума можно сойти! И он
совладал с первой за этот день нелепицей - вылакал до дна
бутылку коньяка за положенный интервал движения колеса,
хоть под конец и ощутил не радость, а мерзость пьяной
жизни. Они успели посидеть втроём над второй Костиной
бутылкой. В результате, когда Костю поздравили с успешной
защитой, с оценкой "хорошо", завоёванным им званием
"горного инженера", и декан протянул ему руку для пожатия,
Костя еле-еле её поймал. Чего-то показалось ему, что декан
Соловьёв стал многоруким, как Будда. Снисходительный
доцент, улыбаясь, сам нашёл Костину руку в неустойчивости
пространства.
     В общежитие продолжилось обмывание "корочек", пришли
знакомые и малознакомые парни, возникли какие-то девахи, но
Костя гулял недолго, часов около пяти вечера прилёг на свою
многодумную постель и вырубился как мёртвый.
     Проснулся около 11 часов вечера. Спросил у
готовящегося к защите Лёши Савина сколько времени, ощутил
себя совершенно трезвым, и его осенила вторая сумасшедшая,
но достаточно красивая идея. Он принял "соточку" для
оздоровления души, оделся и объяснил Лёше Савину:
     - Дал я сам себе обет, что в эту ночь пройду весь наш
вечный город, Москву-любимую от одного края до другого.
Причём один, без попутчиков! Вот я и пошёл - с нашего
Юго-Запада на северо-восток, с Воробьёвских гор до Сокола,
а, может, если наберу ход и до Покровского-Стрешнево. Пока,
Лёха!..
     Костя вышел в летнюю московскую ночь. Обещание такое
себе он, правда, давал, не был уверен, что мечта сбудется.
Даже маршрут разработал заранее - пройти весь Ленинский
проспект, с Октябрьской площади свернуть на улицу
Димитрова, выйти с неё на Фрунзенскую набережную, через
Большой Каменный мост пройти на Красную площадь, с неё на
улицу Горького, по Горького до конца, потом на
Ленинградский проспект и по окончании его выйти к остановке
автобуса на Красногорск и отцовский Подхоз.
     Оказалось, что всё-всё у Кости сбылось, ничто не
помешало его свершениям - ни лишняя рюмка водки, ни
женщины, ни собственная беспутность. Весёлый, радостный,
цветущий изнутри, как вожделение, он шёл всю ночь по
Москве. Можно было бы поэму написать об этой его заветной
дороге, если бы был поэтический дар, если бы голову не
туманили многие мысли, настороженные и беспечные, шутливые
и смрадные. Ведь ради таких мыслей он и вышел в свой
символический путь по ночному городу.
     Ещё на Ленинском проспекте возле него тормознула
уборочная горхозовская машина, шофёр крикнул:
     - Давай подвезу, парниша!
     - Не нужно, дорогой шеф! - ответил Костя. - Я гуляю
пешком, один, до утра!
     - Ну, удачи тебе, счастливчик! - проорал добрый шофёр.
     Возле Калужской заставы его окрикнул из подворотни
мужичок, вероятно, алкаш.
     - Парень, иди к нам, будем вдвоём жарить мою бабу. Она
уж меня замучила!
     - Иди, паренёк, и тебе места хватит, - хихикнула и
женщина.
     - Простите, маразматики, - ответил им Костя. - У меня
своя тропа удовольствий, своя дыра и погибель. Найдите
других беспросветных!
     И эта встреча не омрачила Костиного благолепия.
     Московские улицы моют по ночам моечные машины,
вылизывают столицу для пущего блеска. Одна из машин
освежила Костю прохладными брызгами, Косте только веселее
стало от такого омовения.
     Досталась ему в эту ночь ещё обескураживающая картинка
запрятанной от чужих глаз жизни. По Фрунзенской набережной
кучками бродили нарядные школьные выпускники - отмечали
Аттестаты зрелости. Костя помахал им приветственно рукой,
пожелал счастья. На одном из спусков к Москва-реке он
задержался у парапета, заглянул вниз и вдруг узрел другой
праздник молодости - зрелости половой. Три или даже четыре
парочки восемнадцатилетних, постелив на бетон газеты и
пиджаки, познавали плотские радости быта. Девчонки в белых
целомудренных платьях, задрав их повыше, чтоб не испачкать,
пачкали свои юные телеса. Мальчишки, выпившие, прыгали на
них козликами, подбадривали друг друга:
     - Хорошо дают... Давай, братва, наяривай! Сегодня
мамки... даже за такое... не заругаются!
     Здесь уже молча, Костя пожелал им познания настоящих
удовольствий, и для тела, и для души, отвернулся и зашагал
своей дальнейшей дорогой.
     Мысли его крутились в голове не о будущем - о уже
пройденном, о Москве, о любви. Сумбурно и нелепо, как
подлинная жизнь, зато обобщающе и округляюще.
     "Москва - это праздник жизни. А радость не бывает не
порочная, она должна показать не видимое рядовыми буднями,
обнажить и выставить на показ запретное. Когда наступает
время любить, большая удача постичь Москву, узнать здесь и
радости, и низости. Главное, не зациклиться на одном, не
упереться в безнадёжную стену, не наломать дров из
собственных убеждений. Москву нужно полюбить, поласкать и
покинуть, как любимых женщин, чтобы они дальше оставались в
памяти такими же любимыми, юными и прекрасными. А жить
нужно на земле простой, трудовой, неиспорченной.
Ограниченной, но не обескураживающей. Есть высокое
предназначение человека. Любовь и Москва сбивают с толку,
переворачивают ценности. Нужно вовремя от них сбежать,
вовремя смыться. На большом теле страны Москву можно
сравнить только с одним органом - женской половой щелью. Но
нельзя же жить не покидая ни на миг этой дырки. Вот, мой
медовый срок кончился! Я выползаю из пропасти. Теперь в
Москву я буду приезжать лишь гостем, лишь на несколько
дней. Зато помнить её буду как свою молодость, залихватскую
и разнузданную, которую не повторяют и повторить
невозможно. То, что доступно юности, недоступно никогда.
Слава тебе, Москва, будь вечной, но не распространяй свой
тлетворный дух за свои пределы. Когда вся Россия станет как
Москва, как женская ипостась, - это конец России и русской
цивилизации. Москва велика потому, что одна такая на всём
свете".
     Ещё размышлял на длинном своём пути Костя о
злонамеренной власти, о корыстном двуликом чиновничестве,
болезненной язвой поразившей тело Москвы-столицы, о их
разлагающем влиянии на мораль и всё будущее страны. "Они
думают, что всё знают, полагают, что имеют право учить
жизни народ. А по сути своей, подонки, вылезшие из грязи в
князи и туда, в свою исконную грязь, всех влекущие. Не дай
мне Боже в будущей жизни приблизиться на досягаемую
дистанцию к этой власти, недостойной великой страны!.."
     Вспоминал одну за другой всех женщин, встреченных за
годы его московской жизни. Не нашёл он здесь настоящей
любви. Но так и должно быть на этой сцене, в этом городе,
где жизнь игра, а не истина.
     Уже началось движение городского транспорта, с пяти
часов утра, зазвенели трамваи, зашуршали троллейбусы, а
Костя всё шёл и шёл по своей незабвенной Москве. Около семи
часов утра он малость притомился. Уже после высчитал по
городской карте, что прошёл 40 километров за восемь часов,
по пять километров в час - не тихо и не быстро, в ритме
своего молодого сердца, которое так и бьётся, как шаги по
Москве.
     У станции метро "Сокол" Костя решил не продолжать
дорогу. Всё, что положено, он испытал, и приключения жизни,
и злоключения мысли. Хватит! Он сел на 549 маршрут автобуса
и поехал к отцу, с которым всё-таки было положено отметить
завершение своей учёбы в институте и учёбы внутри, во
влагалище вечного всеобъятного города.