И почему говорят, что я злая? Я совсем не злая. Я очень даже добрая. Ну, строгая, это да. Не позволяю гладить себя кому попало. А самим бы понравилось, если бы совершенно незнакомый великан, наверное, раз в десять больше вас, стал бы трогать вас немытыми руками. На них, между прочим, ещё неизвестно какая зараза. Вот, и мне тоже не нравится. И что мне остаётся, кроме как зашипеть и выпустить коготки?
Но вы не думайте, я не со всеми так. Бабушка Нюра, моя добрая хозяюшка (дай Бог ей здоровья!) вряд ли вспомнит, чтобы я хоть раз подняла на неё лапу. Или зашипела. Наоборот, я за неё горой, за мою хозяюшку!
Она у меня самая лучшая. Утром чуть свет я стою у её кровати, жду, когда проснётся. Как только она откроет глаза, я прыгаю к ней и подставляю спинку. Хозяюшка нежно гладит мою разноцветную шёрстку (особенно мне нравится, как она чешет белую манишку). И я, зажмурив глаза от удовольствия, начинаю петь песни на своём, на кошачьем. А как ласково она кличет меня - Марусечка!
Ещё у меня есть другая хозяюшка - тоже Нюра. Её я вижу реже, чем бабушку Нюру. У неё, кроме меня, есть ещё и школа, и друзья. Но я не ревную. Наоборот, как только она приходит, прыгаю ей под ноги и подставляю животик. И не ухожу, пока она меня не почешет. Она у меня тоже очень добрая.
Раньше нас было четверо, но папа Олег и мама Люда уехали в Москву. Не знаю, правда, где эта Москва, но бабушка Нюра говорит, что там есть где работать. Не то что в нашем Ярцеве! Иногда они к нам приезжают, и я по привычки бросаюсь им навстречу. А как вы думаете, я ж соскучилась!
Но кроме них, я ещё разрешаю себя гладить некоторым хозяйкиным знакомым. Но только тем, кого хорошо знаю, к кому уже успела привыкнуть. Тех же, кто мне не нравится, близко к себе не подпускаю. Вот они и распускают слухи, будто я злая.
Что ещё рассказать о своей кошачьей жизни? Может, она и не Масленица, но живётся мне неплохо. В миске всегда еды вдоволь. Пускай не "Вискаса", который хозяйка даёт мне только по праздникам. Но мне, честно говоря, больше нравится домашняя, та, что бабушка Нюра сама готовит. Может, потому, что она готовит с душой.
После еды я люблю забраться на печку и подремать. Зимой она так приятно греет мою шерсть. А летом, когда печь не топится, наоборот, прохладно, хорошо.
Когда хорошая погода, я выхожу на огород, ловлю мышей или гуляю по окрестностям. Особенно люблю зайти в огород к дяде Мише или к бабе Наде. Они всегда рады мне. Погладят, угостят чем-то вкусненьким. Я в ответ потрусь об их ноги да помурлыкаю.
Но недаром говорят: в гостях хорошо, а дома лучше. Возвращусь домой, поужинаю, а вечерком, когда обе хозяйки смотрят телевизор, устроюсь на коленях у бабушки Нюры. А когда она занята - что-то вяжет, или бегу к маленькой Нюре (почему только бабушка называет её маленькой?) или сажусь на диван и любуюсь, как она вяжет.
Нюра уже легла спать, а бабушка всё ещё смотрит какой-то фильм. Наконец, и она выключает телевизор. Это значит, что пора ложиться. Но перед сном я люблю погулять. Зная об этом, хозяйка открывает окошко, и я выхожу на улицу. Когда возвращаюсь, бабушка Нюра уже спит. Я ложусь у её ног.
Но как гласит пословица: не всё коту Масленица. И в кошачьей жизни бывает такое, отчего шерсть дыбом становится. Вот и со мной однажды случилось. Даже сейчас, когда вспоминаю об этом, лапки подкашиваются. А тогда и вовсе думала, что с меня сдерут шкуру. И это те двуногие, которые называют себя не-животными! Но лучше всё по порядку...
Был тёплый летний денёк - всё как обычно. Нюра долго не приходила домой, и бабушка уже начала за неё волноваться.
- Где же Нюра? Уже пол-девятого, а её всё нет!
Только успела сказать - а та уже на пороге. Да такая радостная! Просто светится от счастья! Я, как обычно, бросаюсь ей под ноги. С каким же удовольствием она меня гладила! Казалось, так ласково она не гладила меня никогда в жизни. Целовала меня, буквально облизывала. Как в далёком детстве вылизывала меня мама. Я тогда сразу вспомнила её: мягкую, пушистую, такую ласковую. Жива ли она сейчас?
- Бабушка, он признался мне в любви! - радостно закричала Нюра.
Но бабушка почему-то не обрадовалась. Напротив, навострила уши, прямо как я, когда слышу мышиный шорох.
- Генка что ли? - спрашивает.
- Он, бабушка, он!
- Ох, Нюрочка, Нюрочка, ты смотри осторожнее с ним. Держи ухо востро. А то наговорит сладких речей, задурит голову.
- Ну что ты, бабушка! - возразила Нюра. - Генка не такой! Он хороший! Он самый лучший!
Генка! Не о нём ли маленькая хозяйка говорила каждый вечер? Ну да, точно! С тех пор, как однажды вернулась с вечеринки, только и говорит, что о каком-то Генке. Вроде бы он брат какой-то Кати, и у него необыкновенные синие глаза. (Действительно необыкновенные - у нас, кошек, в основном зелёные.) Но главное - Нюра его любит. И не только она. Он вообще красавчик, по нему сохнут все девчонки.
Бабушка Нюра говорит, что когда-то так же любила дедушку Стёпу. Тоже был красивый, и тоже все девушки за ним бегали. Что он с бабушкой сделал, я так и не поняла. Она говорит: поматросил и бросил. Как это поматросил и куда бросил? Поняла только, что он родной отец папы Олега.
С этого дня Нюра стала приходить позже. На вопросы: как прошёл день, она обыкновенно отвечала: гуляли с Генкой. Бабушка строго спрашивала: что делали? Гуляли, держались за руки - и больше ничего. Даже не целовались.
- Ну, что не целовались - я не верю, - отвечала бабушка Нюра. - Но смотри: ничего большего. Пускай сначала женится.
Я сразу поняла, о чём говорит хозяйка, потому как сама в молодости загуляла с рыжим Васькой, которого почему-то звали не то Чувася, не то Чубася. Через некоторое время у меня родилось трое котят. Одна трёхшёрстка, как и я, двои других - чёрно-рыжие мальчики. Один мальчик пропал, а другого и трёхшёртску бабушка отдала в хорошие руки.
А вскоре Нюра привела домой своего Генку. Ух, как он мне не понравился! Даже не знаю, почему? Вроде бы на вид ничего, не хам, не приставучий. Но как только он пытался меня погладить, у меня по коже прямо мурашки пробегали. И я начинала шипеть. Тогда он ойкнул и, к моему несказанному облегчению, отошёл.
Так прошло лето, наступила осень. Всё реже становились тёплые деньки. Нюра снова летала, как птичка, где-то ворковала с Геночкой, как голубка. А возвращаясь вечером, пыталась всеми силами доказать бабушке, что он хороший.
- Не знаю, - качала головой бабушка. - Сколько он уже к нам ходит? Два месяца. А Маруся всё никак к нему не привыкнет. Значит, наверное, не такой уж и хороший. Кошки лучше чувствуют людей.
Ещё бы, подумала я.
А ещё я заметила, что Нюра стала какой-то не такой. Стоит перед зеркалом и то и дело косится на свой живот. Ну, подумаешь, чуть потолстела! Зачем делать из этого трагедию и прятать от родной бабушки? Я вот тоже не очень изящная, но ничуть не стесняюсь. Только потом я поняла, в чём дело...
Был ноябрьский вечер. Нюра, как всегда, гуляла с Генкой, а мы с бабушкой смотрели телевизор. Я даже помню, какая тогда шла передача - только название забыла. Там собираются какие-то дяденьки и что-то горячо обсуждают. Что-то про политику, про партии какие-то. После нескольких просмотров я уже стала узнавать их в лицо. Особенно того, который всё время орёт. Я, кажись, так же орала, когда однажды, выйдя погулять, увидела, как двое молодых людей лезут к нам через забор. Фу, как от них пахло! Как от деда Володи, который, как говорит бабушка, "вечно пьяный в стельку". Я, естественно, навострила уши. А парни обнаглели вконец: залезли, направились к грядке с клубникой. Хоть бы под ноги себе посмотрели! Я, естественно, заорала благим матом - и на них. А как вы думаете: больно ведь, когда тебе со всей дури на хвост наступают. Истошный крик напугал не только парней, но и бабушку Нюру. Она открыла дверь, а парни не будь дураки - через забор и бегом отсюда с исцарапанными физиономиями. Хулиганьё, так их, кажется, обозвала бабушка. Потом так ласково взяла меня на руки, приговаривая: "Слава Богу - живая моя Марусечка! Я уж думала, тебя собаки дерут".
Вот глядела я на того дяденьку (которого вроде бы никто не драл и на хвост не наступал) и вспоминала про пьяных парней. И тут наконец-то приходит Нюра. И не сияющая, как обычно. Наоборот, вся в слезах. Я уж испугалась, что кто-то умер, потому что так же плакала соседка баба Ира, когда у неё зять разбился.
- Бабушка, он меня бросил! - закричала она ещё с порога.
- Есть Бог! - бабушка Нюра перекрестилась и вздохнула с облегчением. - Я уж думала, несчастье какое!
Если бы я умела говорить по-людски, я бы сказала: "Тоже мне - нашла о чём горевать! Да таких, как этот Геночка, пруд пруди. Другого найдёшь".
Но маленькая Нюра сказала:
- Бабушка, я от него беременна! Я ему сказала, а он...
- Что сказала? Ну, дурёха, дурёха! Я так и знала, что всё это до добра не доведёт! Говорила ж тебе...
Я слушала и не понимала: как это Нюра беременна, если они с Генкой только за ручку держались. Ах, нет, оказалось, не только. Они встречались у него дома, а бабушка ничего не знала.
- Что же делать?
- Что делать? - удивилась бабушка. - Что все бабы делают - рожать... Про аборт даже не думай: не по-христиански это - ребёнка убивать. Раньше надо было думать.
Поворчав ещё на внучку, бабушка принялась обнимать её, приговаривая: "Эх ты, Нюрочка-дурочка". А я не знала, плакать мне или радоваться. Никто ведь не умер. Наоборот, кое-кто должен родиться. Но отчего-то все плачут. Так ничего и не надумав, я встала с дивана и потёрлась о ноги хозяек. Нюра вытерла слёзы, погладила меня и сказала:
- Марусечка! Ты моя хорошая! Ты лучше этих парней - ты меня никогда не бросишь!
Естественно не брошу! Она ж моя хозяйка. А эти парни - чего из-за них плакать? У них, как и у котов, одно на уме...
Но не думала я тогда, не понимала кошачьим умом, что снова увижу этого хлопчика. Да ещё и в собственной хате. Тогда-то я едва не лишилась шкурки. Говорила же Нюре бабушка: "Не открывай дверь кому попало. Спроси сначала - кто там". В тот день бабушки, как назло, не было дома - ушла на юбилей к подруге, а внучке поручила "присматривать за Марусечкой". Надо сказать, с этим Нюра справилась мастерски. Я, довольная, сидела у неё на коленях, вполуха слушая, как Эду делает предложение своей невесте. Что это был за сериал, и как звали невесту я, уже, конечно, позабыла. И вдруг стук в дверь. Нюра напрочь забывает, чему её бабушка учила и бежит открывать. Мне бы взять да напомнить ей: спроси, кто. Но как я на своё, кошачьем, скажу? Не поймёт ведь.
Открыла, а на пороге - да, да, Геночка! Ну и видок у него был, скажу вам! Глаза красные, как у кота, который вот-вот прыгнет на мышь. Шатается весь, на ногах едва держится. Но главное - запашок-то какой! Лапу даю на отсечение - пьяный.
Нюра была просто в шоке. Оно и понятно - первый раз в жизни видела таким своего женишка. Теперь уже, правда, бывшего, но всё равно.
И давай так же, заикаясь, объяснять, что та девушка, с которой он в последнее время встречался, обманула его, разбила сердце и куда-то бросила (интересно, его всего или только разбитое сердце?). И звали её как-то: то ли Стерва, то ли Гадина. А он же мужик: ему невтерпёж как хочется. Вот он и решил прийти к Нюре.
- Да пошёл ты! - закричала на него моя хозяюшка.
У Генки, видимо, окончательно сорвало крышу - схватил Нюру своими грязными лапами, говоря при этом что-то такое, от чего у меня уши трубочкой стали сворачиваться. А хозяюшка тоже не робкого десятка оказалась - как даст ему по физиономии. Я сразу вспомнила кота Барсика. Ох и нахальный был тип! В молодости проходу мне не давал. Я ему сначала по-человечески (то есть, извините, по-кошачьи) - не хочу, мол, с тобой гулять. Культурно ведь хотела. А он не слушает, знай себе гоняет и бесстыдно лапает. Ну, я ему и заехала лапой по морде. Только тогда он, наконец, отстал.
Но этот и не думал отставать. Наоборот, ударил мою хозяйку по лицу и потащил в комнату. Нюра закричала, а он своей лапой закрыл ей рот. И что я должна была делать? Разбежалась да как прыгну на него. Да как вопьюсь всеми четырьмя лапами и зубами. Он от неожиданности аж подпрыгнул. А потом как заорёт:
- Ах ты, тварь! Убью!
Я слишком поздно поняла, что надо убегать. Генка схватил меня за шкирку да как замахнётся. Да, да, той же рукой, в которой держал меня. А впереди - стенка. Батюшки, сейчас он как шмякнет меня об стенку! И из меня, Маруси, дух вон. Нюра крикнула ему: "Стой!", а он толкнул её. Благо, она упала на диван, а то...
Я вырвалась и укусила обидчика за ухо. Он завизжал от боли, а наконец-то пустилась наутёк. Вслед мне летели разные предметы. Один раз магнитофон пролетел мимо меня, задев хвост. А просвистевший над ухом стул чуть не расколол мою голову.
Так же неожиданно негодяй перестал кидаться и по-собачьи заскулил. А я наконец-то повернула чудом уцелевшую голову. Он лежал на полу, а сверху сидел какой-то незнакомый мужчина.
- Слышь ты! - говорил он Генке. - Ещё раз тронешь девушку - убью! Ты понял?
Генка самым жалким образом расплакался и стал жаловаться, что его никто не любит.
- Мы ж оба мужики. Ты понимаешь?
- Пошёл вон! - закричал спаситель, вставая с него. - Чтоб духу твоего здесь не было!
Генка поднялся и заковылял прочь, шатаясь. А незнакомец подошёл к Нюре:
- Вы в порядке?
- Вроде бы, - ответила хозяйка.
Я была так напугана, что даже мяукнуть не могла. Нюра взяла меня на руки, успокаивающе гладила. Опомнилась я только тогда, когда спаситель притронулся к моей шкурке.
Мне бы зашипеть да выпустить когти, но что-то меня удержало. Кого я обманываю? Ведь мне понравилось. Его руки были тёплыми и такими ласковыми, что я не могла не замурчать. Даже глаза закрыла от удовольствия.
- Вы ей понравились, - улыбнулась хозяйка. - Обычно Маруся не разрешает себя гладить незнакомым людям.
Да, не позволяю. Но можно же, в конце концов, сделать исключение. Кабы не он, мне пришлось бы ой как худо.
- Будете чаю? - спросила Нюра нежданного гостя.
Тот кивнул и предложил:
- Давайте лучше на ты. Меня зовут Артём.
- Очень приятно. Нюра.
Минут через десять оба сидели за кухонным столом. Я пристроилась у ног хозяйки и всё слышала. Нюра спрашивала Артёма, каким чудом он очутился здесь и сейчас. Действительно, чудом. Он случайно нашёл потерянный паспорт на имя Владимира Павлюкова. В паспорте был адрес нашей улицы, потому он и пошёл сюда. И случайно услышал крики...
- Кстати, - спрашивал, - не знаешь этого Павлюкова?
- А, это дядя Володя вон из того дома на углу. Не первый раз уже по пьянке паспорта теряет.
Они говорили до поздней ночи. Тут как раз бабушка Нюра вернулась. Увидела незнакомого мужчину - испугалась было за внучку. Но когда та рассказала ей... Я думала, она просто задушит Тёму в объятиях. А не задушит, так зацелует до смерти.
Он ушёл, а мне вдруг стало скучно. Хотелось, чтобы он ещё почесал мне спинку. А Нюра... она отчего-то стала задумчивой.
В тот вечер я так вымоталась, что не стала дожидаться, пока обе хозяйки лягут спать. Вырубилась сразу же, а когда проснулась, солнце уже было высоко. Глянула на часы - два часа дня. Вот это я дрыхла! А на кухне бабушка разговаривала с дядей Володей.
- Спасибо, родная, вот спасибо, - первый раз я видела его трезвым, а вернее, слышала. Раз не заикается - значит, наверное, не пил. - Вовек не забуду.
- Да не за что, - ответила бабушка. - Смотри аккуратнее с паспортами-то. Хорошо, добрый человек попался - нашёл, отнёс. А то бы сейчас мыкался.
Дядя Володя клялся, что в следующий раз не будет таким разиней, а бабушка Нюра на прощание посоветовала: бросил бы ты пить.
И что вы думаете: дядя Володя бросил-таки. Наконец-таки на человека стал похож. Любо-дорого смотреть на него трезвого. Сплюнуть бы через плечо, чтоб не сглазить. Только плеч у меня нету. Ладно, постучу лапой по дереву, авось поможет.
Но не будь я кошкой, если не расскажу, чем кончилось знакомство Нюры с Тёмой. Моя хозяйка снова стала приходить поздно. Правда, на этот раз она, приходя домой, не говорила часами, какой Тёма красивый. Генке он, конечно, по красоте ой как уступает. Но зато глаза добрые. Бабушка на этот раз не читала нотаций. Видимо, Артём ей тоже понравился.
А через неделю он сам явился, держа за руку счастливую Нюру. Он шептал ей на ухо ласковые слова, от которых она расцветала, как роза. У самого глаза светились, как два маленьких солнышка. Завидев их, я тут же соскочила с подоконника и со всех ног побежала к калитке. Не боясь застудить шёрстку, легла прямо на землю, у их ног... Обожаю, когда меня гладят в две руки!