Аннотация: Кто виноват, когда случается беда? Виноваты все. Но кто виноват больше? Враги? Или всё-таки близкие люди? (Изменено в октябре 2005 года. Первоначальный вариант у автора.)
ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ
Дверь лифта захлопнулась. Затем послышался скрип внутренних дверей кабины, и лифт поехал вверх. Алина побежала вверх по лестнице, пытаясь успеть. Но на седьмом этаже она, споткнувшись, всё-таки отстала, но, прислушавшись, поняла, что в этом нет ничего страшного: лифт, поднявшись этажом выше, остановился, послышался грохот открывающихся дверей. Затем грохот тех же закрывающихся дверей дал ей понять, что кабина лифта опустела.
Еле дыша от усталости, девушка крадучись поднялась на восьмой этаж. В левом крыле площадки мелькала синяя куртка, которая затем скрылась в открывшейся двери квартиры. Когда дверь захлопнулась, Алина, переводя дух, тихо, как вор, поднялась на площадку.
В левом крыле было три квартиры. Девушка внимательно рассмотрела номер той, дверь которой, если встать к ней лицом, указывала на лестницу - квартиры 78. Конечно, запомнить эти цифры не составляло труда.
Затем, с чувством выполненного долга, Алина открыла дверь лифта и нажала на кнопку первого этажа.
"Вот хорошо было бы, - думала она, спускаясь вниз, - здесь, в лифте..."
Она с радостью представила себе, как она внезапно вбежит в лифт и, не дав "бедняжке" спастись бегством, нажмёт кнопку самого верхнего этажа, а потом... Потом испуганное лицо Нели, её глаза, полные мольбы о пощаде, крики о помощи, слова раскаяния в содеянном, и... её смерть.
А что потом?... Лифт остановится на шестнадцатом этаже, а там старушка, мечтающая попасть на первый этаж. Вот попадёт она в историю! Как она объяснит нечаянной свидетельнице, откуда в лифте взялся окровавленный труп? И это хорошо, если труп. А если Неля будет ещё жива?
"Нет, это не лучший выход", - решила Алина.
"Но Лиза, не могу же я всё время выслеживать их, как Шерлок Холмс. Если я и дальше буду за ними охотиться, меня в конце концов отчислят из "Станкина". Я и так уже скатилась по всем предметам, а ведь завтра у меня контрольная... Хватит, наконец, думать об одном и том же, хватит жить прошлым, пора уже начинать жить настоящим..."
Жить настояшим? Но как? Разве то, что произошло, когда-нибудь можно забыть? Разве можно как-то смириться с этим? Смириться с тем, что было так ужасно, так несправедливо?
"Прости, Лиза! Как я могла такое подумать! Забудь то, что я говорила про отчисление - это было моей минутной слабостью. Я сделаю то, что должна, обещаю тебе. Клянусь, они ещё пожалеют об этом! Горько пожалеют!... Я также узнаю, где живёт Женя, а потом... Но сначала я должна хоть как-то подготовиться к контрольной и сдать "Шерлока Холмса" в прокат".
С этими мыслями Алина вышла из подъезда.
Ночь, тёмная и глубокая ночь. В маленькую комнату не проникает ни единого лучика лунного света. Кругом такая тишина, что, кажется, можно было бы услышать, как падает лист бумаги. Ни звука не слышится в замершем, заснувшем доме.
Из щели тихо, неслышно выползает пёстрая лента. Извиваясь, она бесшумно спускается к кровать и обвивается вокруг шеи сонной жертвы. От этого жертва просыпается, и внезапно тишину дома нарушает полный смертельного ужаса крик:
- Змея! Змея!
И это кричит Неля. Она изо всех сил пытается оторвать змею от себя, но та впилась намертво и, грозно шипя, высовывает своё смертоносное жало...
Бред какой-то! Откуда в большом городе возьмётся ядовитая змея и через какую щель она заползёт на восьмой этаж? Не через форточку же в самом деле.
- Алина, ты чего? - голос однокурсника Стаса Аверченко вернул девушку к реальности. - Откуда у тебя в ответе взялся арккосинус трёх вторых?
- Да вот же решение, - Алина ткнула пальцем в исписанную цифрами тетрадь. - Косинус икс равен трём вторым.
- Так этого не может быть. Три вторых больше единицы.
- Ах, да, - Алина стукнула себя по лбу. - Совсем забыла... Значит, корней нет.
Это была уже третья глупая ошибка, которую она допустила в этом тесте.
Стас никак не мог понять, что произошло с его подругой. Совсем недавно Алина Уварова была одним из самых сильных математиков на факультете. Все лекции, который читал профессор, она схватывала на лету, все, даже самые сложные математические задачи, щёлкала, как орешки, все тесты писала на отлично. Словом, у Алины не было никаких проблем с математикой. И даже больше того, ни один предмет она не знала и не любила так, как математику. И вдруг три месяца назад её баллы по всем предметам, в том числе и по некогда любимой ей математике, резко снизились, да так, что уже поговаривали об её отчислении. Стас, как мог, помогал той, к которой совсем недавно подходил с непонятными ему вопросами, хотя она не просила его помощи. Но кто может помочь человеку больше, чем он сам? Как он мог понатаскать Алину, если ей было не до математики и её мысли были далеко от учёбы.
Аверченко не понимал, почему его подруга так резко изменилась. Должно быть, произошло что-то серьёзное, можно сказать, ужасное. Но что именно. Алина ему ничего не рассказывала, и оттого он страдал, мучился. Нет, не из любопытства, а оттого что, не зная причины, не мог ничем не то чтобы помочь, но даже утешить девушку, которую любил больше жизни. Да, больше жизни.
Но снижение успеваемости было не единственной странностью, которую он заметил в Алине: вдруг она внезапно стала увлекаться детективами и смотрела их часто во вред учёбе. Положа руку на сердце Стас готов был поклясться, что в его доме нет ни одной видеокассеты, которой он не одалживал ей. И "Пуаро", и "Мисс Марпл" - всё пересмотрела Алина. Аверченко уже начал сомневаться, её ли это были слова: "Не люблю детективы - они такие скучные" А теперь она, несмотря на низкую успеваемость, часами их смотрит.
Но главное было в том, что изменились не только Алинины вкусы, привычки, пристрастия, но и она сама. Ни следа не осталось от той весёлой общительной девушки, от девушки, которая никогда не унывала и оптимизма которой хватало на десятерых. За последние месяцы от неё часто стали слышать: "Лучше уже не будет", "Конечно, будет хуже" и другие, которые от прежней Алины просто невозможно было услышать. С друзьями и однокурсниками она теперь общалась мало и говорила осторожно, словно боясь, что они её предадут. Даже с ним, с лучшим другом, она уже не говорила обо всём. А ведь раньше она ему доверяла, как самой себе.
"Неужели она попала в плохую компанию? - в отчаянии думал Стас. - Или стала принимать наркотики? Что же с тобой случилось, Алина?"
- Что с тобой случилось? - Стас сначала не заметил, что сказал это вслух.
- Что ты говоришь? - не расслышала Алина.
- Я хотел спросить, - начал Стас. "Раз уж начал, - тут же подумал он, - надо задать вопрос". - Я хотел спросить, что с тобой произошло? - проговорил он, глядя ей прямо в глаза.
- А с чего ты взял, - пожала плечами Алина, - что со мной что-то произошло?
Она старалась говорить беззаботным тоном, но уже по голосу Стас понял, что ей это не удаётся: голос Уваровы был озабоченным.
- Я же вижу... - ответил он. - Ты совсем не такая, какой была раньше... Ты стала... другой...
- Ну и что? Что, люди не могут меняться?
- Но для того, чтобы человек изменился, должна быть какая-то причина. Тем более, чтоб так резко...
- У тебя отец психиатр, - отрезала Алина, - ты и догадайся!
Это было первый раз, когда Алина Уварова резко ответила. С того самого времени, когда она поступила в "Станкин", она ни разу никому не грубила, а тем более ему, Стасу. Но это было тогда. Как всё-таки меняют человека наркотики!
- Ладно, прости, что надоедаю, - сказал Стас. - Если не хочешь, можешь не говорить.
- Нет, это ты меня прости, что грублю, - вздохнула Алина. - Причина в самом деле есть, и очень серьёзная.
- Неужели наркотики? - шёпотом спросил Стас.
- Нет, - ответила Алина.
Услышав ответ, Стас вздохнул с облегчением. Глаза его, сначала расширившиеся, постепенно обрели обычные размеры. Но лицо всё же оставалось белым от пережитого испуга.
- Значит, всё не так страшно! - с надеждой спросил Стас.
- Страшно, - ответила Алина. - Всё гораздо страшнее, чем ты думаешь.
- Так что же?
- После контрольной расскажу, - сказала Алина, заметив входящего профессора.
На контрольной Алина была внимательнее, чем за последние месяцы и поэтому написала тест гораздо лучше. Зато Стас всё это время вертелся на стуле, а решая пример, каждый раз сбивался со счёта и, проклиная себя за невнимательность, начинал всё сначала. Тщетно пытался он сосредоточиться на тесте, но мысли об Алине не давали ему покоя. И в результате всего этого Аверченко мало того, что успел сделать небольшое количество заданий, да ещё то, что успел, сделал кое-как. И даже допустил ту же ошибку, что и Алина: пытался убедить профессора, что арккосинус трёх вторых всё-таки существует.
Домой они шли вместе - им было по пути. Сначала они разбирали написанный тест, пытались предсказать свои баллы. На этот раз Алина, как ни странно, была настроена оптимистичнее своего друга и даже поговаривала об отметке "хорошо". Надо ли говорить, что Стас по поводу своей отметки не питал никаких иллюзий.
- Говоришь, успела почти всё, - обрадовался Стас. - Видишь, ты можешь, когда хочешь.
- Просто, когда я поняла, что могу открыть кому-то свою душу, мне стало легче, - сказала Алина. - Но тебя я, кажется, загрузила своими проблемами, - виновато добавила она.
- Почему же? - возразил Стас. - Я готов разделить твою долю. Рассказывай же, что произошло.
- Произошло ужасное, - начала Алина. - Недавно у меня убили сестру. Причём убили жестоко и без всяких причин. Я даже не могу заявить на этих нелюдей в милицию.
- Почему? - спросил Стас. - Они вам угрожают?
- Нет, - покачала головой Алина. - Но они юридически не нарушали ни одного закона.
- Как же можно так убить, - удивился Стас, - чтобы не нарушить закона? Убийство это всегда уголовщина!
- Можно, - и Алина начала свой рассказ.
Её младшую сестру звали Лизой. Эта добрая милая девочка всегда была любимицей в семье Уваровых. Родители души в ней не чаяли. Все лакомые кусочки, все самые красивые одёжки, все самые лучшие игрушки - всё Лизоньке. Алина сначала ревновала, а затем постепенно привыкла к нелёгкой роли старшей сестры. Впрочем, не такой уж и нелёгкой - Лиза никогда не доставляла старшим особых проблем, слушалась их и почти никогда не капризничала.
Проблемы начались тогда, когда она пошла в первый класс. Что за коллектив ей попался! Что за люди были её одноклассники! Только ленивый не издевался над бедной Лизой и не осыпал её насмешками. Каждый старался или дать ей пинка под зад, или наклеить ей на спину неприличную наклейку, или просто сказать что-нибудь обидное. И это той девочке, которая никогда им худого слова не говорила! Больше того, которая давала списать всякому, кто попросит. Но это доброе дело не могло стереть поставленного на неё клейма "чучела", "тупой и заторможенной дуры" и всегда оставалось без благодарности.
О своих проблемах в школе Лиза не рассказывала ни родителям, ни учителям. Лишь один раз она сказала учительнице, что её обижают. На следующий день одноклассники дружно пристыдили её за это, и с тех пор она перестала "ябедничать". Как нетрудно догадаться, всё продолжалось по-старому. Родители тоже не так поняли её жалобу, ответив: "Надо как-то улаживать с ними отношения. Может, ты в чём-то не права" А сейчас жалели и проклинали себя.
После родительских поучений Лиза никогда не говорила им о своих проблемах, а с одноклассниками всеми силами пыталась поладить, добиться того, чтобы они изменили к ней отношение: давала списать, одалживала ручки, линейки, ластики, и даже, когда в классе кто-то совершал проступки, брала вину на себя. Но, как известно, сколько волков не корми, они всё время в лес смотрят. Так же и Лизины одноклассники: добротой девочки пользовались, но взамен ничего, кроме зла, не делали. Особенно усердствовала в насмешках над ней некая Неля Дашкевич, которой Лиза часто помогала с математикой. Неля была самой красивой девчонкой в классе, поэтому ей не составляло никакого труда заставить мальчиков как-то подколоть Лизу и сыграть над ней злую шутку. Но ни её, ни других одноклассников, Лиза не винила, а искала, в чём она виновата перед ними. Это-то и сгубило её.
Всё началось с того, что в восьмом классе к ним в школу пришёл новенький - Женя Жарков. Лиза сразу влюбилась в него, стройного, красивого. Он никогда не обижал её, но и не заступался, когда её обижали другие. Он просто смотрел со стороны. Сам же относился к Лизе вполне нормально. Ей иногда казалось, что он её тоже любит.
Но однажды на уроке, когда учительница вышла на минутку, Лиза написала Жене любовную записку и положила к нему, на заднюю парту. Прочитав записку, Женя рассмеялся и отдал её соседу. Тот тоже захохотал, как лошадь, а через минуту хохотал уже весь класс.
- Ну ты и дура, Лиза, - заржал Женя на весь класс, - думаешь, я тебя тоже люблю! Возомнила себя! Да кто ты такая? Вот Неля девушка как девушка! А ты-то кто!? Да никто!
Он говорил ещё что-то, но Лиза не слышала. Оставив портфель, она выбежала из класса и больше туда не вернулась. Алина в то время была в институте. Когда же она вернулась домой, на площадке её встретила взволнованная соседка.
- Лизу забрали в больницу, - сказала она. - Она выпала из окна.
Алина почувствовала, что у неё темнеет в глазах.
- Она жива? - только и смогла вымолвить она.
- Я не знаю, - покачала головой соседка, и по её взгляду Алина поняла, что та хотела добавить: "Вряд ли! Падение с пятого этажа - это не шутка".
Тогда Алина не могла в это поверить и до последнего надеялась, что её любимая сестра Лизонька жива. Но против судьбы ничего не попишешь: через день в больнице, куда забрали сестру, сказала, что Лиза умерла.
Что её падение из окна не было случайностью, Алина догадалась сразу. Её сестра всегда была осторожной и никогда не имела привычки высовываться из окна. А значит, не могло быть, чтобы она выпала случайно. А значит, или кто-то её выбросил в окно, или она сама прыгнула. Но кто мог её выбросить и вообще проникнуть в квартиру, если дверь была заперта? Значит, самоубийство. Но почему?
Лиза никогда не рассказывала ни родителям, ни Алине о своих школьных делах и на все вопросы отвечала "нормально", поэтому Алина решила, что, возможно, причина кроется именно там, в школе. На второй день после смерти сестры она пошла в школу. Там она пыталась поговорить с Лизиными одноклассниками, выяснить, в чём дело, но те только пожимали плечами. Наконец, одна девочка, её одноклассница, рассказала Алине о происшествии с запиской, о кошмарных школьных годах. Из её рассказа Алина узнала того, о чём столько лет даже не догадывалась.
- Если б я знала, что такое произойдёт, - оправдывалась одноклассница, которую звали Мария, - я бы...
- Но ты смеялась вместе со всеми! - гневно сказала Алина. - Значит, ты одобряла это убийство! - Ладно, не реви, - увидев слёзы на глазах кающейся грешницы, Алина смягчилась. - Хорошо, что ты мне всё рассказала... Ну а сделанного уже не вернёшь, так что вытри слёзы и становись человеком.
Также она рассказала Алине, что за всем этим стоит Неля. То, что Женя не делал Лизе ничего плохого, заставило Нелю ревновать своего парня, и однажды тихим вечером она спросила Женю:
- Ты меня любишь?
- Да, - ответил тот.
- А Лизу - нет?
- Лизу - нет.
- Так докажи! - капризным тоном приказала Неля.
- Докажу, любовь моя, докажу.
И доказал. После этого Неля взахлёб рассказывала своим одноклассницам, в том числе и Марии, о том, как Женька её любит и на что он готов ради любви.
И эта Лизина одноклассница, впоследствии ушедшая из той школы, была единственной, кто раскаивался в своих грехах. Неля и Женя вовсе не думали ни каяться, ни чувствовать себя виноватыми, ни даже просто пожалеть, что такое случилось. Раз, увидев Алину на улице, Неля, смеясь, показала на неё пальцем:
- Вот Лизкина сеструха! - сказала она Жене.
Женя в ответ засмеялся.
Также в грехах раскаивались родители Алины и Лизы.
- Если бы я не обвиняла её, - причитала мать.
- Если бы я тогда не сказал ей, что это всё потому, что она не умеет ладить с людьми, - говорил отец.
Сама Алина тоже чувствовала свою вину перед Лизой. Когда Лиза один-единственный раз пожаловалась на свои проблемы, Алина просто сказала: "Не обращай внимания", плохо представляя себе, что было в действительности.
Но, как нетрудно догадаться, больше всех страдала мать. Она корила себя за то, что внушила Лизе чувство вины и твёрдо верила, что если бы Лиза не уверовала в то, что такую как она, нельзя любить, они бы ни за что не покончила с собой.
- Вот почему я забросила учёбу и вообще стала другой, - объяснила Алина, кончив свой рассказ. - Единственное моё желание - отомстить этим отморозкам.
- И с этой целью ты смотришь детективы, - догадался Стас. - Если я правильно понял, ты хочешь их...
- Убить.
- Но тебя же посадят.
- Ещё чего! - засмеялась Алина. - Нет уж, у параши буду сидеть не я, а эти однокласснички. Пусть посидят, узнают каково это когда над тобой издеваются!
- Но есть способ лучше, - произнёс Стас после некоторого раздумья. - Гораздо лучше, чем убийство. Подумай, Нельке с Женькой будет лёгкая смерть, тебе - страх, что тебя поймают, а если преступление ещё и раскроется, будешь сидеть. Предлагаю отплатить им той же монетой.
- И как же? - удивилась Алина.
- А так: я знакомлюсь с ними, охмуряю Нельку и требую доказательств любви. Она ради меня высмеивает при всех Женьку, а потом я так же поступаю и с ней. Пусть на своей шкуре испытают, каково это.
- И что ты хочешь взамен? Ты же, наверное, не безвозмездно будешь мне помогать.
- Взамен?... Если бы я мог, я бы потребовал от тебя, чтобы ты была счастлива, чтобы не страдала!
Алина поглядела ему в глаза: если сказать, что в них было искреннее сострадание, это значило бы не сказать ровно ничего. В его глазах Алина прочла страдание. Да, Стас страдал, потому что страдала она. Алина нашла в себе силы улыбнуться Стасу.
- Я не могу обещать тебе, что не буду плакать по Лизе, - ответила она. - Но если ты это сделаешь, я обещаю, что буду меньше страдать.
- Тогда покажи мне эту Нельку, - попросил Стас. - Должен же я знать, кого кадрить.
- Тогда пойдём ко мне домой. У меня как раз есть фотографии.
Через несколько минут они оба сидели на кухне за столом и пили чай с клубничным вареньем. Сидя напротив неё Стас чувствовал, что в его жизни никогда не будет другой женщины, что Алина - любовь всей его жизни, единственная и вечная.
Родителей Алины не было дома, ей после долгих уговоров удалось отправить их в Новосибирск к дедушке. Собственно, из-за матери дедушки и начались эти насмешки над Лизой, как рассказала ей кающаяся одноклассница. Алина хорошо помнила, как Лиза рассказывала о том, как видела во сне пожилую рыжеволосую женщину, которая гладила её по головке, называла внучкой. Сама она представилась матерью деда Володи - того самого дедушки из Новосибирска.
Дедушка никогда не видел свою настоящую мать, не знал её. Воспитательница из детдома, в котором он провёл раннее детство, говорила только, что его мать была нехорошей женщиной, которая вместе со своим сыном предала Советскую Родину. Однако, как она предала свою страну, воспитательница умалчивала. Мальчик умолял назвать хотя бы её имя, и наконец, воспитательница, сжалившись, шёпотом назвала фамилию, имя и отчество его матери, наказав, чтобы он никому об этом не говорил и больше не упоминал о ней.
Затем, после блокады Ленинграда его усыновили супруги Уваровы. Эмма Уварова во время блокады попала под обстрел и была серьёзно ранена. То, что сказали ей врачи, прозвучало как смертный приговор: она никогда не сможет иметь детей. Чтобы утешить жену, Николай Уваров взял из детского дома мальчика и принёс его домой.
- Это наш сын, Эмма, - сказал он жене.
С тех пор Николай стал отцом мальчика, а Эмма - матерью.
И вот настоящая прабабушка приснилась Лизе; она вошла в её комнату, поцеловала внучку - всё это было так реально. Так Лиза на переменке и писала в своём дневнике. Подошедшая Неля попросила дать ей почитать и, не дожидаясь ответа, сама взяла дневник с парты и стала читать. Прочитав, она громко рассмеялась и заорала на весь класс:
- Люди! Уварова не знает, кто её прабабушка! Представляете!
С этого дня и началось то, что привело к трагедии.
После этого родителям Алины и Лизы находиться дома было невозможно, потому что всё напоминало им о Лизе, даже диван, на котором вечерами вся семья собиралась у телевизора. Теперь же Уваровы стали реже собираться на этом диване, чувствуя, что чего-то не хватает. Чего, а точнее, кого не хватает, все прекрасно знали. Потому Алина и отправила родителей к деду. С учётом того, что у них в то время был отпуск, это было нетрудно.
Рассматривая общеклассные фотографии Лизиных одноклассников, Стас отказывался верить, что Лизы, миловидной девочки с живыми глазами, больше нет. Также он не мог поверить, что красивая смуглая Неля могла убить её и ни капельки в этом не раскаиваться. Ему казалось, что Мария оклеветала эту девочку и её парня, голубые глаза которого тоже были очень чистыми.
- Ты мне покажешь, где они живут? - спросил Стас, внимательно изучив черты убийц.
- Конечно, - ответила Алина. - Пойдём.
"Радуйся, Лиза, теперь эти убийцы получат своё".
Две недели спустя Стас и Алина снова шли домой вместе и делились друг с другом своими успехами. Алина, к радости Стаса и к своей собственной тоже, подтянулась по математике. В этот день она впервые за последние месяца написала контрольную на семь баллов. Глупых ошибок, таких как с арккосинусами трёх вторых, она больше не допускала. Её даже перестали раздражать однокурсники, и с некоторыми она вновь стала общаться. Однако её страдания по Лизе никуда не улетучились. Жажда кровавой мести не погасла в ней. Уварова по-прежнему никому ничего не прощала и мечтала о том дне, когда Неля и Женя сами выбросятся из окна.
У Стаса тоже было чем похвастаться. Несколько дней назад ему удалось не только познакомиться с убийцами Алининой сестры, но и стать для них своим человеком. Он буквально из кожи лез, стараясь, чтобы Нели было с ним интересно. Но все его беседы с Нелей, все прогулки в тылу врага не имели бы смысла, если бы Стас не понял, какие парни представляют для Нели ценность. Ей было неинтересно встречаться с парнем просто так: его надо было увести у другой девушки (и чем крепче кажется парочка, тем интереснее). Но увести было мало - едва ли не самое увлекательное было окончательно добить и уничтожить соперницу. Поэтому Алине тоже пришлось участвовать в этом маскараде в качестве 'соперницы'.
Также он убедился, что всё, о чём говорили Алина и Мария, правда. Однажды, разговаривая с Нелей и Женей он как бы случайно упомянул, что в школе, где он раньше учился, училась одна девочка, которую он охарактеризовал как "дуру заторможенную". Он говорил неправду специально, чтобы вызвать у них ассоциацию с Лизой Уваровой. И у него получилось: Неля, Женя и их одноклассники стали смеясь наперебой рассказывать, что с ними училась такая же "дура" и как Женька "круто её обломал".
- Они сами признались в преступлении, - говорил он Алине, держа её за руку.
Он знал, что гуляет с Алиной, держит её за руку для того, чтобы Неля верила, что разлучает любящих, отнимает у Лизиной сестры любимого человека (который ещё и не слишком путёвый, раз позволяет себя отбить). Но прогуливаясь с ней по парку и разговаривая, Стас чувствовал себя счастливейшим человеком на свете. Когда Алина, едва завидев Нелю, буквально силой утаскивала его подальше, он сам был бы рад оказаться подальше, но по плану он должен был успокаивать её, уверять, что её подозрения напрасны. Конечно для того, чтобы Неля это видела и слышала и думала, что Стас разрывается между ней и Алиной и не может никак выбрать.
А что же Алина? Каждый раз, видя Нелю, она ловила себя на том, что ревнует совершенно искренне. 'Какая же я дура! - говорила она тогда себе. - Нельзя же так глупо ревновать. Ревность - это значит недоверие, а Стасу можно верить'. Но всё же иногда она опасалась, что он действительно влюбится в Нелю. А дальше? Он откажется мстить? Или перестанет дружить с Алиной? Честно говоря, девушка и сама не понимала, чего она боится больше. Может, больше всего боится его помощи? Ведь как-никак Стас собирается в чём-то уподобиться убийце её сестры. Глупость какая! Это абсолютно разные вещи. Лиза никому не сделала зла и никого на это не подстрекала, а значит, пострадала безвинно. А вот Неля такого вполне заслуживает. Притом, Стас ведь уже не маленький ребёнок: знает, с кем имеет дело. Кого-кого, а его красивая внешность с толку не собьёт. Нет, ревность глупа, напрасна и ничем не обоснована.
- А что ты сделаешь потом? - спрашивала она Стаса. - Рано или поздно тебе придётся-таки 'сделать выбор'.
- 'Выберу' её, скажу, что ты меня достала своей ревностью.
- А что дальше? Она ведь потребует, чтобы ты доказал ей свою любовь? Как доказывать будешь?
- Очень просто. Я приревную её к Женьке и сам потребую...
Не успел он закончить мысль, как внимание Алины и Стаса привлёк чей-то смех. Будучи заливистым, этот смех, как показалось им, был жутко неприятным, как будто кто-то смеётся над чернушными анекдотами. Алине подобные анекдоты никогда не нравились: в них она видела что-то садистское. Стас же относился к ним спокойно. Но когда Стас и Алина подошли поближе, они сразу поняли, что никто их хохочущих и не думал рассказывать садистские анекдоты. Это была компания молодых девочек. Их было шесть, но хохотали лишь пять. Они бросали друг другу какой-то предмет и что-то кричали. Шестая, которая бегала, пытаясь поймать тот самый предмет, напротив, готова была заплакать. Подойдя поближе, Алина и Стас заметили, что тем предметом, который бросали друг другу хохочущие девчонки, были очки. Тут они ясно услышали, что кричали эти девчонки.
- Она без очков слепая!
- Как курица!
- Эй, чучело, слабо поймать очки!
- А давай их разобьём!
Тут та девочка, у которой в руках были очки, сделала вид, что хочет бросить их на асфальт.
- Отдай! - попросила шестая, которая бегала за ними.
- Отдай! - передразнила её та. - А ты поймай!
Это была Неля, та самая, которая на фотографии казалась ему такой красивой, такой милой. Правду говорят:не суди по внешности. Раньше Стас и подумать не мог, чтобы человек с таким красивым лицом мог оказаться таким негодяем. Теперь же всё в некогда красивой Нели казалось ему уродливым: это лицо, полное садистской радости от чужих страданий, этот большой смеющийся рот, этот смех, не похожий на человеческий, а скорей подобный ржанию лошади. Стас думал, что здесь же и задохнётся от нахлынувшей на него ненависти. А другие девочки... До чего они противны и уродливы, когда самоутверждаются подобным образом!
- Отдай очки, стерва! - закричала Алина, бросившись к Нели и схватив её за грудки. - Или ты пожалеешь, что вообще родилась на свет!
Та оторопела, не ожидая такого. Её подруги тоже. Но это продолжалось лишь полминуты. Первая пришла в себя Неля.
- Ну а тебе-то что?! - нахально усмехнулась она. - К тебе-то мы вообще не лезем!
- Тебе мало того, что ты убила Лизу! - Алина едва сдерживалась, чтобы не ударить её. - Так ты хочешь то же сделать с этой девочкой! Нет, не выйдет! Я помешаю тебе это сделать! Я тебя сама убью! Убью!
- Люди! - рассмеялась Неля. - Эта сумасшедшая мне угрожает!
- Да угрожаю! - ответила Алина. - И убью, прямо при свидетелях!
Она уже готова была схватить Нелю за шею и душить, пока та не испустит свой дух, но Стас остановил подругу.
- Алина, нет, не делай этого!
- Пусти, Стас! - Алина попыталась вырваться, но Стас крепко держал её.
- Стас, убери свою подружку! - закричала Неля.
- Отойди, Алина, прошу тебя. Я сам...
Наконец, ему с трудом удалось оттащить Алину в сторону. Сделав это, он приказал Нели, пытаясь изо всех сил казаться вежливым:
- Отдай очки девочке, пожалуйста.
- Что? - переспросила Неля.
- Отдай очки этой девочке, - повторил Стас.
- Ты чего, Стас? Она же дура. Или ты пожалел её... - Гляди, чучело, мальчик тебя пожалел!
И захохотала. Стоявшие рядом девочки захохотали тоже.
- Я не собираюсь повторять ещё раз! - рассердился Стас.
- А что ты сделаешь? - искоса глядя ему в глаза, полюбопытствовала Неля. - Натравишь на меня свою психичку?
- Нет, я тебя просто-напросто ударю, несмотря на то, что ты девчонка! -ответил Стас, поняв, что уговоры на неё не подействуют.
Заглянув Стасу в глаза, Неля поняла, что настроен он был серьёзно, и если она тотчас же не отдаст очки, он её действительно ударит. А быть битой ну никак не входило в её планы, поэтому она нехотя отдала очки однокласснице.
- Смотрите, - предупредил Стас. - Если ещё раз увижу что-нибудь подобное... Пошли, Алина.
- Пошли, Стасик. Только давай проводим эту девочку до дома... Как тебя зовут, девочка?
- Надя, - ответила та, надевая возвращённые очки.
- Пошли, Надя. Мы проводим тебя до дома.
Надя в нерешительности застыла. Девочка, только что бросавшаяся на другую девочку с целью убийства, никак не внушала ей доверия. Да и её спутник тоже. Конечно, он защищал её, но если он может ударить Нельку, то что ему помешает ударить её, Надю.
- Не бойся, Наденька, - подбодрила её Алина, словно прочитав её мысли. - Мы тебе ничего плохого не сделаем.
И Надя пошла. Вслед ей раздалось насмешливое: "Нашла себе телохранителей!"
- Теперь расскажи, - попросила её Алина, когда они ушли довольно далеко от этой "тёплой" компании, - как всё это началось и почему началось?
- Я ни в чём не виновата, - испуганно сказала Надя.
- Никто и не думал говорить, что ты виновата, - сказал Стас. - Просто мы хотели узнать, как и из-за чего это началось?
- Мы вышли из школы, - начала рассказывать Надя, - и они начали обзывать меня чучелом. Потом сняли с меня очки, а дальше... дальше вы сами видели.
- Ни с того ни с сего? - уточнила Алина.
- Именно. Они всегда надо мной смеются?
- Понятно. А из какого ты класса?
- Из восьмого "Б".
Восьмой "Б"! Сколько ненависти было в Алине к этому классу! Сколько она мечтала о том, что на эту школу наконец, упадёт бомба, и все ученики этого проклятого класса погибнут! Сколько раз она в счастливом сне видела их окровавленные трупы!
- Но когда ты попала в этот... класс? - она хотела спросить "в этот притон".
- Два месяца назад.
Два месяца назад! Значит, она пришла уже после того, как Лизу убили, и поэтому ничего об этом не знала. Это был единственный человек из этого класса, к которому Алина не питала ненависти.
- А родители знают о твоих проблемах? - спросил Стас.
- Знают, - вздохнула Надя, - но они говорят, терпи.
- А учителя? - спросила Алина. - Они-то что?
То, что ответила Надя, настолько потрясло Алину, что, если бы Стас не придержал её, она бы наверняка упала в обморок. Учителя также бездействовали. Однажды, когда Надя пожаловалась на обидчиков классной, услышала в ответ циничное: "А что ты хотела, дорогуша?! Радуйся, что тебя вообще приняли в эту школу без прописки". У Нади Марсианской в самом деле не было московской прописки: Марсианские приехали в Москву из провинции и жили в однокомнатной квартире, взятой в аренду. Поэтому её родителям пришлось обойти не одну школу, прежде чем после многократных отказов её не приняли в ту. В самом начале директриса дала Марсианским понять, что Надя будет учиться в этой школе только из милости, а раз она учится здесь на таких условиях, то может в любой момент вылететь оттуда. Потому родители и говорили ей, терпи.
Слушая рассказ Нади, Алина не могла поверить своим ушам. Она вспоминала, как первого сентября, когда провожала младшую сестру в первый класс, она разговаривала с директрисой. Та произвела на ней самое что ни на есть приятное впечатление. И вдруг такое! Как порой обманчива бывает внешность!
- А как насчёт того, чтобы поискать другую школу? - осторожно предложила Алина. - Ту, где прописка не будет иметь значения.
- Ты что? - испугалась Надя. - Мама говорит, делай всё, чтобы из этой не выгнали. Ты знаешь, как трудно попасть в школу, если у тебя нет московской прописки! Её везде требуют.
Конечно, Алине стыдно признать, что она не знает таких элементарных вещей, которые знает девочка-восьмиклассница, но сделать это пришлось. Да, она в самом деле не знала и даже не представляла, что в её родном городе существует мода делить людей на имеющих московскую прописку и не имеющих её. Сама она жила в Москве с самого рождения, поэтому никогда не сталкивалась с теми проблемами, с которыми изо дня в день сталкиваются приезжие.
Чтобы лишний раз не травмировать девочку, Алина поспешила перевести разговор на другую тему.
- Как ты думаешь? - спросила Алина, когда они оказались у неё дома. - Реально ли найти в Москве такую школу, где не требуют этой самой прописки?
- Ты хочешь поискать школу для Нади, - догадался Стас. - Я не знаю. Я сам кореной москвич, поэтому не в курсе. Я думаю, нет ничего невозможного. Но, боюсь, найти её будет трудно...
'Нет, она не злая, - думал он, с радостью глядя на Алину: в её глазах не было зла. - Она ведь ни слова не сказала о моём провале: теперь ведь я не смогу заморочить Нельке голову. Но я ничуть об этом не жалею'.
Нет, она не только не сердилась на него за это. Она, было видно по глазам, даже гордилась им. 'Зря я опасалась его готовности помогать мне, - думала Алина. - Зря я сравнивала его с Женькой. У того придурка нет своего мнения: куда его Нелька поведёт, туда он, как баран, и пойдёт. А Стас не баран! Он - хороший человек'.
- Всё равно, - ответила Алина, - я найду ей школу. Лизоньку я не уберегла... Но с Надей всё будет по-другому!
- Тогда будем искать вместе.
- Стас, а зачем ты мне помогаешь?
- Потому что люблю, - произнёс Стас тихо. При этом его щёки покраснели от смущения.
- Меня или Надю?
- Тебя. С того самого момента, как я тебя увидел. Помнишь, когда мы сдавали экзамен по русскому. Ты сидела на первой парте, такая красивая. Я ещё тогда хотел с тобой познакомиться, но ты сдала свой листок раньше и ушла... И я боялся, что не увижу тебя больше - ведь русский язык был последним.
- Но мы же поступали в один и тот же институт! - удивилась Алина. - Поэтому всё-равно бы увиделись.
- Но ты могла передумать и забрать документы. Тогда бы я вскоре забыл о тебе: ведь я тебя совсем не знал. А теперь... Теперь я тебя никогда не забуду. И всегда буду любить.
- Значит, ты помогаешь мне, чтобы добиться моей любви?
- Я бы очень хотел, чтобы ты меня любила. Но не знаю, могу ли я надеяться?
- А если я скажу, что не испытываю к тебе таких чувств, что ты для меня не более чем хороший друг?
- Я всё равно буду помогать тебе. Просто потому что люблю.
- А знаешь, Стас: я тебя, кажется, тоже люблю.
- Кажется или любишь?
- Не знаю. С каждым днём ты становишься мне всё дороже. Чем больше я с тобой общаюсь, тем больше я хочу быть с тобой. А разлука становится всё тягостнее и невыносимее. Любовь ли это?
- Наверное, любовь.
- Почему наверное?
- Потому что это может быть просто привязанность. Скажи, кто я для тебя?
- Человек, которому можно доверять, который никогда не обидит человека зазря, который всегда готов защитить слабого. В тебе есть много хорошего, но именно за это я тебя больше всего и уважаю.
- Может быть, это просто привязанность и уважение?
- Пожалуй, ты прав, - согласилась Алина. - Но, по-моему, привязанность и уважение - это и есть настоящая любовь.
- Знаешь, - сказал вдруг Стас, - я начинаю понимать, почему сейчас расстаться с тобой для меня тяжелее, чем до того, как я тебя узнал. Просто тогда я не знал, за что тебя уважать, а теперь знаю.
- И за что?
- За то же, за что ты меня. За справедливое сердце, за готовность помочь нуждающемуся.
- А если я вдруг изменюсь? В худшую сторону? Если, например, стану как Нелька?
- Это уже будешь не ты, Алина. По сути это будет она, пусть в твоём обличьи. А я люблю тебя и только тебя.
- Хочешь, включу магнитофон? - неожиданно предложила Алина, и Стас понял, что красивая романтическая мелодия - это как раз то, чего не хватает для полного счастья.
Алина спешно побежала в спальню и вскоре вернулась оттуда с какой-то кассетой, которую затем вставила в магнитофон. Когда она нажала на кнопку, всё пространство маленькой кухоньки наполнилось приятными звуками какой-то итальянской мелодии, очевидно, любовной.
- Это "Рикки и Повери", - сказала Алина. - Лизина любимая.
"Кажется, и моя тоже", - подумал Стас и вдруг ему страстно захотелось крепко прижать Алину к себе, так крепко, чтобы слышать биение её сердца, и закружить её в медленном танце. Но хочет ли она того же?
- Жалко, - вдруг мечтательно произнесла Алина, - что мы не на дискотеке.
- Почему?
- Я хочу танцевать, - в голосе Алины был оттенок каприза.
- А что если нам попробовать прямо здесь, - осторожно предложил Стас.
- Что ж, давай попробуем.
Стас встал, галантно, как средневековый рыцарь, подал даме своего сердца руку и через минуту они, как он и хотел, нет, как хотели они оба, они кружились в танце, то и дело натыкаясь то на плиту, то на обеденный стол, а то и на стену.
- Вот бы кухню побольше, - сказала Алина, когда они в очередной раз плавно врезались в холодильник. - Давай что ли перейдём в зал, а то завтра придём в "Станкин" с синяками.
Стас, которого такая перспектива тоже не очень радовала, охотно согласился. Магнитофон был перенесён в зал, в окно которого выглядывала лоджия. Там, на балконе в коричневых и белых горшочках и ящиках стояли разные цветы: красные и белые тюльпаны, из раскрытых чашечек которых доносился сладкий запах, молочно-белые нарциссы, словно стремящиеся превзойти небо своей голубизной гиацинты, озорные пёстрые бархатцы, растущие близко друг к другу, белые, как платье невесты, пионы с их душистым запахом.
"Цветы... музыка... Алина... Что ещё надо для полного счастья?!", - думал Стас, полной грудью вдыхая аромат цветов.
- Это ты сама выращивала всю эту красоту? - спросил он Алину.
- Нет, это выращивала Лиза. Она очень любила цветы. Она ещё купила семена георгин и хризантем, чтобы посадить сейчас. Но, видно мне придётся сделать это за неё.
Через несколько минут они уже танцевали обнявшись. Никто уже не жалел, что находится не на дискотеке. Итальянская музыка и сладкий запах цветов словно вселял в них ощущение недалёкого счастья, наполнял их сердца чем-то высоким и прекрасным.
Алина не понимала, что с ней происходит. Она чувствовала себя счастливой, какой не чувствовала себя с момента гибели Лизы. Но всё же ей чего-то хотелось, но чего, она, как ни старалась, не могла понять. Тело Стаса, которое она чувствовала, заставляло её сладостно трепетать.
Неожиданно губы Стаса прикоснулись к алым губам Алины. Она не сопротивлялась, она не хотела сопротивляться. Алина хотела, чтобы этот поцелуй продолжался как можно дольше, чтобы его бездонные голубые глаза, в которых она видела себя, как сейчас смотрели на неё с близкого расстояния, которое ранее казалось таким недостижимым. Когда же, к её великому неудовольствию, Стас медленно отвёл свои губы, она подарила ему долгий поцелуй, первый в её жизни.
Алина не сопротивлялась даже когда Стас взял её на руки и понёс в её спальню. Более того, она поняла, чего она хотела. Того, что сейчас, того, что было минуту назад, и того, что будет очень скоро.
Стас донёс её до спальни и робко, неуверенно положил её на кровать. Вдруг смутился, убрал руки от её талии. Алина, напротив, осмелела: правой рукой она нащупала пуговицу на его рубашке и расстегнула её. Видя её смелость, осмелел и Стас. Он медленно расстегнул и снял с неё голубое платье, сшитое и подаренное Лизой на её день рождения. И то, о чём так много говорили их друзья и знакомые, удивлённые, что ни у Стаса, ни у Алины до сих пор не было такого, то, что строго осуждают старые люди и безгрешные непорочные монахи, произошло между ними. И оба они хотели, чтобы то, что происходит сейчас, никогда не кончалось, чтобы продолжалось целую вечность. Алина на мгновение представила, что было бы, если бы родители неожиданно вернулись из Новосибирска. Вряд ли их обрадовал бы тот факт, что их дочь до свадьбы стала женщиной. Ну не важно! Теперь уже всё равно стала. Да и она уже достаточно взрослая.
Утром оба встали поздно. Никто из них не догадался завести будильник перед тем, как лечь спать, да и вряд ли они бы проснулись так рано после такой бурной ночи.
- Тебе было хорошо со мной? - поинтересовался Стас после взаимных вопросов как спалось и что снилось.
- Да, я никогда не забуду того, что было...Как ты думаешь, - спросила Алина, посмотрев на часы, - надо ли нам идти в "Станкин"?
- Думаю, не имеет смысла, - ответил Стас. - Всё равно мы опоздали по крупному.
- Твоя правда, - согласилась Алина. - Я пойду приготовлю что-нибудь на завтрак, а потом пойдём искать школу для Нади. Ну а тебе как, хорошо было со мной?
- Да, даже не верится, что это случилось наяву, а не в счастливом сне. Кстати, мне всю ночь снилась ты.
- Ты мне тоже снился. Снилось, как мы где-то в деревне, около озера, целуемся.
Позавтракав яичницей с помидорами, Стас и Алина отправились в путь.
В тех школах, что они находили, директора были большей частью приветливы, дружелюбны, но лишь речь заходила о московской прописке, их лица резко менялись, взгляды становились высокомернее, и в ответ слышалось либо решительное нет, либо заводился разговор о необходимости ремонтировать школу и о нужде в деньгах для этого ремонта. И что самое странное, разговор о прописке всегда начинали директора.
Наконец, в одной из школ директор во время разговора ни словом не обмолвился об адресе регистрации, и Алина, желая удостовериться, что его в самом деле не волнуют подобные пустяки, сама заговорила об этом. Улыбающееся лицо директрисы вдруг стало яростно-злым.
- Что? Нет прописки! Нет уж, извините! У нас и своих девать некуда, а тут ещё и чужие поприезжали! Нет, мы её не возьмём! Пусть ищет школу у себя! У нас и так проблем немало, а тут ещё и эти провинциалы!