Вербовая Ольга Леонидовна : другие произведения.

Яхонтова книга

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сказочная история с волшебниками, саламандрами, тёмными лесами и морскими приключениями. Опубликовано издательством Altaspera. http://www.lulu.com/shop/olga-verbovaya/yahontova-kniga/paperback/product-21821064.html
  ***
  Когда Аристарха убила взбесившаяся лошадь, никто в деревне о нём особо не жалел. Ни батраки, которые видели от хозяина не столько жалования, сколько брани и побоев, ни девки-служанки, коих он изрядно подпортил, ни соседи, которых он перестал почитать за ровню, как только женился на богатой невесте. Одна лишь вдова с семнадцатилетней дочерью убивались у его могилы, да Теодор украдкой утирал слёзы - брат всё же.
  - До сих пор не могу поверить, что отца больше нет, - одетая в чёрное платье Стефания вытерла слёзы. - Целая неделя прошла, а мне всё кажется, вот-вот окликнет. Как я его порой ненавидела! А теперь... если бы ты знала, Камилла, как мне его не хватает!
  - Я тебя понимаю, Стефа, - темноволосая девушка обняла плачущую кузину. - Мне жаль, что так случилось. Правда.
  В этот момент Камилла сама, пожалуй, не понимала, что куда больше жалеет не дядю, а кузину. Дядю Аристарха она всегда недолюбливала, считая его человеком высокомерным и самовлюблённым. К тому же богатства он добился не собственным трудом, а умением нравится дочерям богачей. Отец рассказывал, что когда-то его брат был другим. А разбогатев, стал стыдиться не только соседей, но и собственную родню.
  Особенно ненавидела его Камилла лет пять назад. Тогда у них сгорел хлев вместе с запасами на зиму. Аристарх тогда отказал брату в помощи. Клавдия едва убедила мужа взять брата и его жену в работники. Тот, в конце концов, согласился, но сколько унижений пришлось натерпеться родителям Камиллы.
  Это ещё больше отдалило братьев друг от друга, но не смогло испортить дружбы между их дочерями. Рождённые в один и тот же год, они были неразлучны с самого детства. Вместе ходили в лес за грибами и ягодами, вместе убегали на речку и плели веночки из полевых цветов, вместе пряли пряжу и вышивали, вместе отбивались от мальчишек, которые дразнили их "медью и сажей" и норовили дёрнуть их за косы. Особенно доставалось от них рыжеволосой Стефании.
  Когда на смену детству пришла юность, не было на свете никого, кто знал бы лучше сердечные тайны одной, чем её кузина. Сколько слёз было пролито на плече у Стефании, когда родители пожелали выдать Камиллу за сына кузнеца Эдмундаса!
  - Феликс - прекрасный человек, я его уважаю, но я никогда, никогда не смогу его полюбить! - рыдала несчастная. - Моё сердце принадлежит Марку. Он - моя жизнь!
  Стефания как могла утешала кузину. Она прекрасно знала, что дядя Теодор никогда не позволит дочери выйти за Марка. Недолюбливает он паренька. Знала она также о тайных встречах Марка и Камиллы под покровом ночи. Их жаркие объятия, пылкие клятвы, поцелуи при луне - для Стефании это давно не было секретом.
  Вот и сейчас девушки, отдав дань сожаления безвременно ушедшему родственнику, стали говорить о своём, о девичьем.
  - Я не знаю, что мне делать? - задумчиво проговорила Камилла. - Завтра к нам придёт кузнец Эдмундас вместе с сыном - свататься. Если я соглашусь - стану женой Феликса, если откажу - опозорю жениха. К тому же пойду против воли отца с матерью.
  - Если бы я только могла тебе помочь! - ответила Стефания, обнимая подругу. - Я могла бы сказать: покорись судьбе, как покорилась я. Но покорилась бы я, если б знала, что такое любить всем сердцем, любить каждой частичкой своей души? Я могла бы сказать: борись за свою любовь до конца, но стала бы я за неё бороться? Хватило бы у меня сил? Я ведь, признаюсь, не особенно огорчилась, что моя свадьба с Горацием откладывается.
  - Но ты не любишь Горация.
  - Не люблю, - призналась Стефания. - Хотя и уважаю. Но не будь у меня к нему уважения, я ни за что не согласилась бы за него выйти. Даже если бы отец забил меня насмерть. Но Горация я знаю с детства. И наверное, я смогу его полюбить. Да и меня он, надеюсь, тоже когда-нибудь полюбит.
  - Тебе повезло, Стефа. Как бы я хотела, чтобы и Феликс меня уважал, но не любил! Но он меня любит, и это ужасно! Ведь если я даже смирюсь и пойду за него, я не смогу ответить ему той же любовью.
  - А может, тебе стоит поговорить с Феликсом? Если он тебя любит, может... сам от тебя откажется?
  - Боюсь, потому и не откажется, что любит.
  - Но когда любишь, хочешь, чтобы человек был счастлив...
  - Да, но влюблённый думает, что только он сможет сделать счастливым того, кого любит. Даже если это не так.
  - Но ты, Мила, неужели если бы Марк любил не тебя, не отпустила бы его?
  Камилла на мгновение задумалась.
  - Отпустила бы, - ответила, наконец, глубоко вздохнув. - Потому что если Марк меня разлюбит, я умру здесь же, где стояла... Стефа, милая, а ведь я убью Феликса, если откажу ему! - вскричала вдруг с ужасом. - А если не скажу?.. Тогда я обреку его на медленную смерть. Медленную и мучительную... Нет, лучше я убью его сразу!
  Через минуту девушки тщательно подбирали слова, которые Камилла скажет нелюбимому жениху сегодня же. До того, как он и его отец придут свататься. Пусть эти слова будут горьки, но благородны.
  Когда же оные были найдены, девушка растерянно обвела глазами гостиную. Её взгляд зацепился за книгу, лежащую на спинке кресла. Никогда раньше Камилла не видела таких книг. Бронзовый переплёт, покрытый позолотой, казался сделанным из тончайшего кружева. Хитрый узор дополняли яхонты, разбросанные по обложке, словно капельки росы.
  - Это я нашла в кабинете отца, - объяснила Стефания, заметив, с каким любопытством кузина рассматривает книгу. - Как раз хотела почитать.
  - Красивая! - отозвалась Камилла. - Можно, я посмотрю поближе?
  - Да, конечно...
  - Барышня, Вас матушка зовёт, - сообщила внезапно вошедшая служанка.
  - Хорошо, Лилия, иду... Ты пока смотри, Мила, я скоро вернусь.
  Причина, по которой Клавдия вызвала дочь к себе, оказалось не столь серьёзной. Заметив, что нитки, которые Стефания подобрала для вышивки нового гобелена, крайне безвкусны, мать отпустила её восвояси.
  Вернувшись в гостиную, Стефания застала жуткую картину. Камилла, бледная и измученная, лежала, откинувшись на спинку кресла. Тонкие руки, побелевшие от напряжения, закрывали книгу, словно из неё норовило выскочить нечто ужасное.
  - Камилла, что случилось? - девушка в испуге бросилась к кузине.
  Но та не отвечала. Стефания принялась её тормошить, но Камилла никак не реагировала.
  Вскоре на крики сбежался весь дом. Долго Клавдия вместе со слугами пыталась привести племянницу в чувство, но безуспешно.
  - Она жива, но в глубоком сне, - сообщил доктор, которого вызвали по такому случаю. - Я сделал всё, что мог, но вижу, медицина здесь бессильна.
  Тогда Клавдия вместе с обеспокоенными родителями отправились к колдуну.
  Взяв из рук Клавдии золотой, старик долго смотрел на спящую и, наконец, заговорил:
  - Непростой это сон. Сама она проснуться не сможет. Кто-то позавидовал ей, молодой невесте, и напустил проклятие. Только чешуйка серебряной саламандры способна вернуть её к жизни.
  - А что за саламандра? - в один голос спросили отец и мать.
  - Она живёт далеко отсюда. В Королевстве Зелёных Вод.
  Больше колдун не сказал ни слова, сочтя, что на золотой наговорил вполне достаточно. А через минуту и вовсе покинул дом, оставив родственников в полной растерянности.
  
  ***
  - Королевство Зелёных Вод? - лицо Марка было бледным, голос дрожал. - До него же в жизни не дойти! Зачем, зачем ты дала ей эту проклятую книгу?
  - Да если бы я знала! - оправдывалась Стефания.
  - Она же лежала в твоём доме.
  - Но она принадлежала отцу. Я не смела трогать его вещи.
  - О, горе, горе! - воскликнул юноша, закрывая лицо руками.
  Он рыдал, а Стефания не решалась сказать ему хоть слово, опасаясь, что Марк снова обрушится на неё с гневной тирадой. Ещё горше было осознавать, что его упрёки заслужены. Если бы она знала, что всё так получится! Да она бы скорее сожгла эту книгу в печи!
  
  ***
  Феликс, которому рассказали о случившемся несчастии отец и мать Камиллы, сперва побледнел, как мел, но в следующий момент с трудом взял себя в руки.
  - Чешуйка серебряной саламандры... Королевство Зелёных Вод, - проговорил он отчётливо, почти по складам. - Так знайте, я найду это королевство! - вскричал вдруг юноша. - Где бы оно ни было!
  - Но сын мой... - начал было кузнец Эдмундас, но Феликс его оборвал:
  - Не надо, отец, не отговаривайте меня. Лучше пожелайте мне доброго пути.
  Никогда ещё Эдмундас не слышал в голосе сына столько решимости. На мгновение он даже подумал: он ли это, тот мальчик, который прежде всегда слушал отца?
  - Что ж, сынок, доброго пути, - вздохнул кузнец, обнимая Феликса. Незаметно смахнул при этом скупые слёзы, выступившие на глазах. - Будь осторожен. Я буду молиться за тебя.
  
  ***
  Утро выдалось особенно хмурым. Хотя последние три года Юлиан не помнил, чтобы какое-нибудь из них было солнечным. Небесное светило редко посещало этот лес. Но даже тогда оно с явной неохотой заглядывало в окна замка. Замка, хозяином которого был теперь он, граф Юлиан де Блувердад. До конца своей жизни.
  "Хозяин! Это ж надо!" - молодой человек невесело усмехнулся собственным мыслям.
  Глубоко вздохнув, он надел плащ, чёрный, как лес вокруг замка, и плотно закутал шею. Он и сам не понимал, зачем это делает. В замке, кроме него и слуги, нет никого, кто мог бы увидеть чудовищные шрамы. В лес едва ли кто рискнёт соваться, если ему, конечно, жить не надоело.
  - Вы куда, сударь? - спросил старый слуга, когда Юлиан вышел в прихожую.
  - Я ненадолго, Ираклий. Пойду прогуляюсь.
  - Будьте осторожны. В лесу опасно.
  - Благодарю. Я постараюсь.
  "И ведь действительно стараюсь, - думал Юлиан, неспешно бредя вдоль зловещих, похожих на покрытые листвой скелеты, деревьев. - Только зачем? Зачем я так цепляюсь за свою никчёмную жизнь?"
  Часто ему в голову приходила мысль, что было бы лучше, если бы его жизнь оборвалась тогда. Но преданный Ираклий не дал этому случиться. С каким терпением выхаживал он полумёртвого хозяина! Сам Юлиан тогда не надеялся, что останется жив. Но верный слуга не сдавался. В конце концов, упорство сделало своё дело. Да, это было благородно с его стороны. Но не стоило.
  Много раз Юлиан задумывался о том, чтобы попытаться бежать, забыв об опасности. Но всегда его останавливал или Ираклий, который без колебаний подверг бы себя риску, следуя за ним, или собственный страх. И этот страх всегда появлялся внезапно, когда казалось, что бояться уже нечего.
  Ираклий предостерегал хозяина, чтобы тот во время прогулок не уходил слишком далеко. Юлиан обещал, но сдержать слово удавалось далеко не всегда. Часто, увлёкшись прогулкой, он обнаруживал, что отошёл от замка на опасное расстояние. Тогда он возвращался назад.
  Вот и сейчас, опомнившись, молодой человек обернулся. Замок скрылся за деревьями, и если бы он зашёл в этот лес случайно, то не догадался бы, что здесь вообще может быть след пребывания человека.
  Неожиданно совсем рядом хрустнула ветка. Юлиан вздрогнул. Саламандра?
  Если она близко, то бежать бесполезно. До замка не успеет. Если только чем-нибудь отвлечь...
  Быстро повернув голову туда, откуда этот хруст доносился, молодой человек застыл в изумлении. Перед ним стояла девочка, дурно одетая, растрёпанная. Прижимая руки к груди, словно прикрываясь от удара, она смотрела на Юлиана испуганными глазами. На вид ей было не больше десяти, но глаза излучали недетское страдание. Словно кто-то её сильно обидел.
  - Девочка, ты кто? - обратился к ней Юлиан. - Что ты здесь делаешь?
  Она не ответила - лишь ещё сильнее сжалась. Юлиан сделал к ней шаг, но девочка отпрянула от него, словно это был не человек, а саламандра.
  - Не подходите! Не трогайте меня! Пожалуйста!
  Она смотрела на него так умоляюще, что Юлиан не решился больше к ней приблизиться.
  - Как родители отпустили тебя сюда? Разве ты не знаешь, что в этом лесу живёт серебряная саламандра?
  - Мне всё равно. Я сама ушла.
  - Всё равно?! - повторил Юлиан взволнованно. - Ты радуйся, что до сих пор её не встретила. Иначе она бы тебя съела.
  - Пусть ест, - ответила девочка равнодушно. - Жить мне всё равно незачем.
  Юлиан был поражён. Меньше всего он ожидал услышать такое от ребёнка.
  - Что ты говоришь, глупая? У тебя ещё вся жизнь впереди, а ты от неё так легкомысленно отказываешься.
  - Не нужна мне такая жизнь! - прокричала путница. - Не нужна!
  Где-то вдалеке послышался треск.
  - Беги к замку!
  Но девочка не сдвинулась с места. Тогда Юлиан схватил её за руку. Та тотчас же принялась вырываться.
  - Отпустите! Не надо! Я не хочу!
  - Успокойся! Есть я тебя не собираюсь.
  Видя, что идти с ним странная девочка и не думает, Юлиан взял её на руки и быстрым шагом двинулся к замку. Его ноша, устав от попыток высвободиться, тихонько плакала.
  
  ***
  Нет такого мужчины, который отказал бы себе в удовольствии овладеть девочкой. Эту истину Миранда усвоила за те несколько месяцев, что жила с матерью. Сколько грязных рук трогало её тело под пьяный смех последней! Поначалу Миранда сопротивлялась, пыталась вырваться, за что была наказана. Мать, разгневанная, что монета упущена, избила её в кровь и заперла в чулан. "Не будешь работать - не будешь и есть", - сказала она при этом.
  И Миранда работала. Когда посетителей было много, мать с довольной улыбкой пересчитывала серебро. "Умница дочка", - хвалила она тогда Миранду. Когда же везло не особенно, мать была сильно не в духе и срывала всю злость на дочери.
  Соседи же открыто называли девочку бесстыжей и гулящей. Подруги, которых она обрела ещё в приюте, стали откровенно её презирать, словно Миранда сама избрала такой путь.
  Тот день обещал быть таким же, как все. Шум, пьяное веселье, драки и ругань, гости, от которых пахло дешёвой брагой. Один из них был особенно груб. Если бы Миранда удержалась от крика, когда он сделал ей больно, всё могло бы этим и закончиться. Но она не удержалась. Рассерженный самец ударил её по лицу. В тот момент девочка сама не понимала, что на неё нашло. Опомнилась лишь тогда, когда обидчик, оглушённый ударом ухвата по макушке, упал на пол.
  "Теперь мать меня точно убьёт!" - пронеслась в её голове страшная мысль.
  Тогда она и решила убежать. Всё равно куда. Лишь бы подальше от этого проклятого дома, который так и не стал для неё родным. А ещё лучше в лес. Пусть она там, скитаясь, умрёт от голода. Пусть её съедят дикие звери или даже серебряная саламандра. Лишь бы только умереть подальше от похотливых самцов и жестокой матери.
  
  ***
  Сказать, что Ираклий удивился, когда Юлиан вернулся в замок с ребёнком на руках - значит, ничего не сказать.
  - Где Вы были, сударь? - вскричал он.
  Затем, сообразив, что если бы даже хозяин попытался бежать, невзирая на саламандру, за такое короткое время далеко бы не ушёл, стал спрашивать, как же занесло в этот лес девочку.
  - Говорит, она сама ушла.
  - Святое Небо! - воскликнул старый слуга, приблизившись к Юлиану и потрогав рукой детский лобик. - Да она же вся горит! Отнесите её в комнату, а я сейчас холодной воды принесу.
  Через несколько минут слуга и господин сидели у постели больной, положив ей на лоб и щёки смоченные водой тряпицы. И Юлиан подробно рассказывал Ираклию о встрече.
  - Непонятно только, почему она меня так испугалась, - закончил он рассказ. - Шрамов она видеть не могла, кто я такой, вряд ли узнала. Король, скорее всего, приложил все усилия, чтобы Юлиана Блувердада вычеркнули из памяти.
  - Должно быть, кто-то её обидел. Кто-то из мужчин. Может, от отца-пьяницы убежала.
  
  ***
  На третий день жар у Миранды спал. Увидев, что находится в замке в окружении двух мужчин, девочка вначале испугалась. Потом стала удивляться. В те минуты, когда она приходила в чувство, она видела у своей постели то молодого хозяина замка, то его старого слугу. Граф рассказывал ей сюжеты из каких-то книжек, Ираклий развлекал девочку разными житейскими историями: то забавными, а то поучительными. Но ни один из них не делал попыток её тронуть. Не малейшей нескромности не было в их поведении, ни намёка на то, что ей придётся удовлетворять их желания.
  Вскоре испуг и удивление девочки сменились искренней привязанностью к этим людям. Особенно полюбила она дедушку Ираклия, который в её присутствии становился просто образцом живости и весёлости.
  - Дедушка, а почему граф никогда не снимает плаща? - спросила его как-то Миранда.
  - Видишь ли, внученька. Моего хозяина жестоко били и мучили. И от этих мучений остались шрамы.
  - За что его так?
  - Люди злые. Такие не выносят тех, кто лучше и благороднее их самих. А тем паче тех, кто не боится сказать правду.
  - И вы убежали от них в лес? От злых людей?
  - Моего хозяина сослали в этот замок против воли. А я сам поехал. Я не мог оставить графа одного, потому что с детства люблю его, как сына родного.
  Миранда хотела спросить ещё что-то, но в этот момент в комнату вошёл Юлиан.
  - Ваша светлость... - Миранда попыталась встать, но Юлиан сделал ей знак лежать.
  - Как ты себя чувствуешь?
  - Уже лучше, благодарю Вас... Дедушка Ираклий он... он лучший дедушка в мире!
  - О, это правда, - согласился Юлиан, слабо улыбнувшись.
  Ираклий от такой похвалы несколько смутился.
  - И Вы, Ваша светлость. Вы хороший, добрый. Вы не такой, как они.
  - Они - это кто? - осведомился граф.
  Миранда замялась. Она не знала, стоит ли рассказывать такое. Вдруг эти мужчины после этого сочтут её бесстыжей? Тогда, в лучшем случае, от неё с презрением отвернутся или выгонят вон. А в худшем... О том, что будет в худшем, Миранда уже знала.
  - Впрочем, если не ты хочешь об этом говорить, - добавил Юлиан, заметив её смятение, - никто не будет заставлять тебя это делать.
  - Но если ты когда-нибудь захочешь рассказать, - прибавил в свою очередь Ираклий, - знай, что я и Его светлость сохраним это втайне. Даже если мы когда-нибудь выберемся из этого леса.
  - Я расскажу, - ответила Миранда. - Только не сейчас. Хорошо?
  
  ***
  До семи лет Миранда не знала, кого называть отцом и матерью. Своих родных она в глаза не видела. Нянечки в приюте говорили, что её мать - горькая пьяница. Отец - человек и вовсе случайный, каких у матери были десятки.
  Так и росла девочка среди таких же сирот, как и она сама. Многие, как и она, были выброшены собственными родителями, как ненужные вещи. У других смерть отняла любимого отца и мать. Последним Миранда втайне завидовала. Ведь они знали, что такое отеческая любовь, видели ласковые руки матери. Их обнимали, целовали, о них заботились. Миранду же никто не обнимал, не целовал.
  Каждый свой день рождения девочка загадывала одно и то же желание - чтобы мама пришла и забрала её к себе. А на седьмой она благодарила Небо за то, что даровало ей родителей. Они явились неожиданно, как будто из волшебной сказки. Королевство Рыжего Солнца, о котором Миранда слышала на уроках географии, теперь казалось девочке по-настоящему сказочным. Потому что там жили мать и отец, и туда они её заберут. Совсем скоро, как только уладят все формальности. Она уже видела сны, где она плывёт на корабле через огромный океан вместе с матерью и отцом, над ними светит солнце, и все счастливы.
  Но так же неожиданно детская мечта разбилась в прах. В одно утро Миранда проснулась от грохота барабанов и услышала голос королевского глашатая. Отныне, по указу Его Величества короля Симеона Пятого, строжайше запрещается отдавать детей на усыновление жителями королевства Рыжего Солнца. В случае неповиновения провинившегося ждёт смертная казнь через отсечение головы.
  "Почему?" - спрашивала Миранда.
  "Потому что, - отвечали ей нянечки, - жители королевства Рыжего Солнца увозят наших детей для того, чтобы там скормить их золотой саламандре".
  "Но мать и отец говорили, что она добрая", - пыталась возразить Миранда.
  "Это они тебя обманывали, чтобы ты охотнее с ними поехала, - был ответ. - А на самом деле наша серебряная в сравнении с ней безобидный цыплёнок".
  Долго отказывалась девочка верить, что такие добрые и милые люди, которых она уже считала родными, могли так жестоко её предать. За что? Она же им верила, как самой себе.
  Больше она не просила Небо даровать ей мать и отца. Такова жизнь, что чужие дети никому не нужны. В добрые намерения желающих взять себе сироту девочка больше не верила.
  Но в десять лет Миранду ждал ещё один сюрприз. Мать, родная мать явилась в приют. Когда же она сказала, что намерена забрать её домой, девочка с лёгкостью простила ей все годы одиночества и заброшенности. Она вспомнила о дочери - и это главное. Единственное, чего боялась Миранда, так это то, что её не отдадут родной матери. Вдруг чиновников смутит, что она была пьяницей? Или откажут потому, что живёт без мужа?
  Перестала волноваться лишь тогда, когда вышла за ворота приюта вместе с матерью. Тогда ей казалось, что всё самое худшее позади, а впереди её ждёт новая жизнь - счастливая жизнь в родном доме с любящей матерью.
  Но это только казалось. Родной дом оказался жалкой заброшенной лачугой, пропахшей дешёвой брагой, с кучей мусора, который не убирали, наверное, с того самого момента, как Миранда появилась на свет, с валяющимися на лавках пьяными мужиками, по которым ползали клопы и тараканы.
  "Запомни, - сказала ей мать, как только девочка переступила порог дома. - Я взяла тебя не для того, чтобы с тобой возиться. Тебе десять лет, ты уже работница. Будешь делать то, что я тебе скажу".
  Так девочка стала торговать своим телом.
  
  ***
  - Гнида гадкая вонючая! - Ираклий сжал кулаки. - Задушил бы эту гадину своими руками! И пусть Небо меня за это осудит!
  - Что случилось, Ираклий? - спросил слугу удивлённый Юлиан. - Кого Вы хотите задушить?
  - Да матушку Миранды! Таким тварям на земле не место! Истреблять их надо, как бешенных собак!.. Клянусь, если кто-нибудь ещё хоть раз попытается Миранду обидеть, я ему такое устрою - пожалеет, что на свет родился!
  Юлиан невольно отшатнулся - такой свирепый взгляд был у Ираклия. Не надо было большой фантазии, чтобы догадаться, что клятву его слуга исполнит, даже если тот, кто посмеет обидеть его названную внучку, будет его хозяин.
  Юлиан не знал, что именно рассказала его слуге Миранда на следующий же день после того, как обещала, что когда-нибудь поделится своей тайной. И сейчас она изъявила желание поделиться с дедушкой Ираклием - и только с ним. От этой мысли Юлиану стало немного грустно.
  - Вы не обижайтесь, сударь, но я не могу Вам рассказать. Я обещал Миранде...
  - Я всё понимаю. Более того, я безмерно уважаю тех, кто умеет хранить тайны и держать слово.
  
  ***
  - Дурак Феликс! Герой выискался! Уши развесил! Уже, небось, идёт и представляет себе, как добудет чешуйку и спасёт свою Камиллу. Что ж, мечтай, мечтай, голубчик! Посмотрим, какими будут твои мечты, когда саламандра станет тобой обедать!
  Это злобное шипение слышит Стефания, притаившаяся за дверью. А ведь минуту назад она только что собралась с духом, чтобы постучаться. "Будь что будет, - думала девушка. - Пусть колдун на меня рассердится, пусть ругается. Может, в конце концов, скажет что дельное?" Ведь он - последняя надежда.
  Теперь надежда рухнула в одночасье. Благородный Феликс в ловушке. Первой мыслью Стефании было бежать прочь от дома колдуна. Нет, нельзя - он может заметить. Подумав так, девушка попятилась от жуткой двери. Если что, можно будет сделать вид, будто она идёт к нему за советом. Хотя возможно ли обмануть колдуна?
  Так, пятясь, она дошла до плетня. А оказавшись снаружи, стремглав понеслась прочь, через поля с золотыми подсолнухами.
  - Эй, Стефа, ты куда несёшься? - окликнул её Гораций, которого она едва не сбила с ног. - Уж не пожар ли случился?
  - Феликс в опасности! Надо что-то делать!
  - Да стой же ты! Расскажи толком.
  Чуть отдышавшись, Стефания рассказала ему о том, что услышала за дверью дома колдуна.
  - Матушка моя говорила, что он скользкий тип, - проговорил парень после некоторого раздумья. - Но я никогда не думал, что настолько... Вот что, Стефа, беги домой, а я попытаюсь догнать Феликса. Он не должен был уйти слишком далеко. И держись от колдуна подальше, обходи его дом стороной. Поняла?
  - Поняла, - кивнула Стефания.
  Однако домой пошла не сразу. Она ещё видела, как, наскоро собравшись в дорогу, Гораций вскочил на коня и понёсся прочь.
  
  ***
  В то время, как Стефания пыталась узнать правду у колдуна, кузнец Эдмундас направлялся к её матери.
  "Ясно, что дело в проклятой книге, - размышлял он по дороге. - Недаром же Камилла прикрывала её руками. Но я загляну в эту книгу. Докопаюсь до истины. Кузнецы - народ крепкий, их так просто не возьмёшь!".
  Несколько дворов - и вот уже Эдмундас у дома Аристарха. Нет, Клавдии. Той милой, любимой и горячо желанной Клавдии. Девушки с солнечной косой, одетой нынче во вдовьи уборы. Той, которую он так долго и безуспешно пытался забыть.
  Лилия поспешила доложить хозяйке о приходе Эдмундаса. Вскоре Клавдия вышла к нему. Поприветствовав его как друга и соседа, она велела служанке сделать чай, но гость от чая отказался.
  - Вот что, Клавдия, - кузнец буквально силой подавил в себе порыв обнять несчастную вдову, заставляя себя перейти сразу к делу. - Я хочу знать, какое зло сразило мою будущую невестку.
  - Я бы и рада тебе помочь, но мне и самой неизвестно. Но я подозреваю, дело в той самой книге, что она читала.
  - За этим я сюда и пришёл. Позволь мне самому посмотреть эту книгу.
  - Но Эдмундас, это опасно! - воскликнула Клавдия, услышав просьбу. - Одно лишь Небо знает, что может с тобой случиться. Камилла...
  - Камилла - хрупкая барышня, - оборвал её кузнец. - Я же здоровый и крепкий мужик. Испугать или навести на меня злые чары не так-то и просто.
  В конце концов, ему удалось уговорить хозяйку принести злосчастную книгу.
  Теперь только Эдмундас почувствовал, как страх подступил к горлу. Когда желанная вещь лежала в кабинете покойного Аристарха, держаться и храбриться было куда проще. Теперь же, когда она рядом, на коленях, и стоит только её раскрыть, голос изнутри настойчиво советовал поберечь себя.
  Вот так взять и отступить? Ну уж нет! Кроме страха, у него есть ещё и гордость. И эта гордость говорила, что нужно довести начатое до конца.
  С этими мыслями он решительно распахнул книгу.
  Клавдия стояла рядом, твёрдо решив не покидать Эдмундаса, пока он читает.
  Неожиданно из людской донёсся тревожный крик Лилии:
  - Пожар! Пожар! Горит!
  - Что случилось? Где горит? - спросила хозяйка, выбежав в коридор, по которому в панике металась служанка.
  - Там, сударыня! Конюшня!
  Огонь, к счастью, удалось быстро потушить. Ни животные, ни батрак серьёзно пострадать не успели.
  Убедившись, что всё в порядке, Клавдия вернулась в гостиную. Эдмундас сидел над книгой, бледный, как полотно, лицо выражало напряжённую борьбу.
  - Что с тобой, Эдмундас? - спросила обеспокоенная хозяйка. - Что ты там увидел?
  - Зло...оно...очень сильное, - прошептал кузнец. - Не смотри...
  Больше он ничего сказать не успел, упав без сил на спинку кресла. Напрасно Клавдия звала его по имени, умоляла очнуться. Разбудить его было невозможно.
  
  ***
  Вся следующая неделя тянулась для Стефании, подобно кошмарному сну. Камилла и отец Феликса спали беспробудным сном, и не было больше надежды на их исцеление. На Марка рассчитывать было бесполезно - с тех пор, как с Камиллой случилось несчастье, редко кто в деревне видел его трезвым. Сломленный горем, парень целыми днями просиживал в кабаке. Гораций с Феликом должны были вернуться в три дня, но обоих всё не было видно.
  Иногда девушке казалось, что колдун узнал о замыслах Горация и убрал его с пути злыми чарами. А то и вовсе загубил, дабы не мешал бедному Феликсу идти навстречу своей смерти.
  Что делать с проклятой книгой, никто не знал. Пробовали сжечь, но огонь не причинял ей вреда. Топили в реке - не тонула.
  Другая неделя вслед за этой также не принесла добрых вестей. Тогда, отчаявшись, девушка решила снова навестить колдуна. Но на этот раз она не собиралась стучаться в дверь, смиренно надеясь, что он смилостивиться. Она залезет к нему тайком, когда он отлучится из дому.
  Наконец, такой день настал. Увидев, что колдун идёт к лесу с корзиной в руках, девушка обрадовалась. Это значит, он будет весь день собирать травы. За это время она, может быть, найдёт в его доме что-то, что поможет разбудить Камиллу и узнать, что стало с женихом и соседом.
  Проникнуть к колдуну труда не составило. Он никогда не закрывал двери, ибо никто прежде не осмеливался заходить без спросу к могущественному магу. Гораздо труднее было преодолеть страх, охвативший девушку на пороге. Он поймал её, словно ловец зверька, в железные сети. Стефания на минуту даже пожалела о своей дерзости. Хотелось бежать, пока не поздно.
  Бежать? Сейчас, когда судьба Камиллы, Феликса, Эдмундаса и Горация на волоске. И от её решимости, возможно, зависит сама их жизнь. Нет, отступать уже поздно. Раз она уже начала, то пойдёт до конца.
  Стараясь не думать о том, каков может быть конец, девушка переступила порог, аккуратно закрыла за собой дверь и огляделась. Обстановка внутри была достаточно богатой: добротная деревянная мебель, кованые сундуки, ковры с золотым шитьём, медвежьи шкуры, на оленьих рогах висела шуба - в деревне такая не всякому была по карману.
  В кухне пахло травами. На верёвках висели связками засушенные жабы, мышиные хвосты, на полках рядами выстроились склянки с разными жидкостями. Из большого котла на печи доносились запахи благовоний.
  Миновав кухню, Стефания оказалась в рабочем кабинете хозяина. Книги... Как раз то, что нужно.
  Схватив с полки первую попавшуюся, девушка перелистнула страницу. Заклинания, заклинания... Чтоб куры неслись, чтоб корова доилась, на рост моркови, защитить огород от сглаза, чтобы лук родился... В другое время Стефания бы с удовольствием рассмотрела их получше, но сейчас ей было не до этого.
  Далее шли порчи и сглазы. "Венец безбрачия", "печать одиночества", отнять удачу, наслать кликушество, повенчать с покойником, привязать дух умершего, порча на бедность, чары на след, на ветер, чары для калек, кладбищенский приворот... От разнообразия порч и проклятий и девушки зарябило в глазах. Но нет, наводить порчу она не собирается. Вот было бы что-то о том, как её снять.
  Целебные заговоры... Наконец-то! От желтухи, от зубной боли, от припадков, от сухого кашля, унять боль. На последнем Стефания остановилась, чтобы выучить. У матушки порой бывают жуткие мигрени. Может, хотя бы заклинанием ей помочь.
  Повторив про себя несколько раз эти слова, девушка стала листать дальше. Целебных заговоров оказалось до обидного немного, а на снятие порчи - и того меньше. Да и те избавляли либо от одиночества, либо от невезения в торговых делах.
  Не найдя ничего подходящего, Стефания закрыла книгу, поставила её на место и взяла с полки следующую.
  Травник. Может, какая-то из трав исцелит Камиллу и Эдмундаса? Чтобы не тратить время зря, она сначала смотрела, от чего та или иная трава помогает. Но вдруг что-то привлекло внимание девушки.
  "Легенда гласит: в стародавние времена, когда землю населяли саламандры, юноша по имени Герман был помолвлен с девушкой Анной. Когда Герман уходил на войну, его невеста обратилась к магу с просьбой уберечь её возлюбленного. Маг дал ей заговорённый корень, наказав, чтобы Герман всегда носил его с собой, тогда и стрела мимо пролетит, и меч его минует. Анну же предостерёг, чтобы никому про этот корень не сказывала.
  По легенде, Анна нарушила запрет и рассказа обо всём своей кузине Джуне, чью любовь Герман когда-то отверг. Желая отомстить, Джуна выкрала у него этот корень, и Германа убили в бою. Анна вскоре умерла с тоски по нему. Её похоронили рядом с возлюбленным. На третий день на их могилах выросли цветы с зелёными лепестками. Сами цветы нежные, хрупкие, но корни их мощные".
  Но "Германов корень", или "корень Анны" - как называют растение - никак не смог бы помочь Камилле. По поверью, он защищает от всякого оружия.
  Стефания хотела была перелистнуть страничку, но вдруг в сенях послышались шаги.
  Колдун вернулся! Мигом поставив книгу на место, девушка принялась лихорадочно оглядываться, ища, куда бы спрятаться. Да и можно ли? Вдруг неведомый страж уже дал хозяину знать, что у него гости? Тогда она пропала!
  Шаги тем временем становились всё громче. Стефании ничего не оставалось, как, бесшумно выскользнув из кабинета, забежать в кладовку, умоляя Святое Небо, чтобы колдуну не пришло в голову туда заглянуть.
  В какой-то момент ей показалось, что колдун движется именно туда. Со страху бедная девушка вжалась в стенку. И не смогла сдержать крика, почувствовав, что падает.
  
  ***
  Стефания не сразу поняла, где находится. Море, кругом бескрайнее море. Куда ни повернёшься, нигде не видно берега. И вот она одна среди водной глади. Как она здесь оказалась?
  Впрочем, раздумывать было некогда. Сейчас главное - доплыть хоть до какого-нибудь клочка суши... Знать бы только, куда плыть.
  "Да куда-нибудь, - подумала она в следующее мгновение. - Хотя бы вперёд".
  Она гребла изо всех сил, уворачиваясь от волн, так и норовивших накрыть свою жертву с головой и утащить в подводное царство. Они словно забавлялись с ней, то затихая, а то разыгрываясь вновь, то давая призрачную надежду, а то отнимая её.
  Силы были явно неравны. Вскоре Стефания, совсем измученная, стала захлёбываться солёной водой.
  "Прощайте, матушка! - подумала она с отчаянием. - Я больше никогда Вас не увижу... Камилла, прости, родная, я не хотела! Ты же знаешь, я бы никогда... Прощай и ты, Гораций, свадьбе нашей не быть. Теперь ты свободен... если жив".
  Солнце, как ей вдруг показалось, блеснуло особенно ярко. Стефания задрала голову - хоть увидеть его в последний раз.
  Над морем парила саламандра. Солнечные лучи отражались от её золотых чешуек. Красивое зрелище!
  Приблизившись, золотая ящерка стала дуть на водную гладь. Стефанию охватило чувство, будто волны опускаются всё ниже.
  "Наверное, иду ко дну", - подумала она с сожалением.
  Противиться она уже не могла - лишь не отрываясь смотрела на саламандру.
  Неожиданно под ногами оказалось что-то твёрдое. Что это? Девушка огляделась. Она стояла на мокром песке. По обеим сторонам от неё возвышались стены вод, образуя узкий коридор.
  Девушка ещё раз взглянула на саламандру. Та продолжала дуть на воду. При этом, как показалось Стефании, в её сапфировых глазах был упрёк: чего же ты медлишь?
  - Бегу, бегу! - спохватилась девушка.
  На деле бежать не получилось. Сказывалась усталость от плавания. Сначала она брела, шатаясь, вперёд, по песчаной тропе. Когда и на это сил перестало хватать, поползла на четвереньках. Саламандра следовала за ней, терпеливо продувая проход.
  Наконец (Стефании показалось, будто прошло несколько вечностей), водяные стены стали совсем низкими, а потом и вовсе пропали. Тогда девушка в полном изнеможении рухнула на песчаный берег.
  
  ***
  О печальной участи Миранды Юлиан узнал на следующий же день после того, как это стало известно Ираклию.
  - Теперь, Ваша Светлость, Вы станете меня презирать? - спросила девочка.
  - Никогда! - воскликнул Юлиан, с трудом справившись с волнением.
  Не потому он от неё отвернулся, когда она вела свой рассказ, а лишь для того, чтобы девочка не испугалась при виде его лица, искажённого яростью.
  - Я никогда не буду презирать тебя за то, в чём нет твоей вины, - проговорил он затем, поворачиваясь к Миранде и глядя ей прямо в глаза. - Я буду презирать твою мать, негодяев, что тебя трогали, короля, но только не тебя, Миранда.
  - Короля?! - глаза у девочки расширились от удивления. - Неужели из-за меня можно презирать самого короля?
  "По крайней мере, я уже позволил себе эту вольность", - мысленно ответил ей Юлиан, а вслух сказал:
  - Я презирал и буду презирать всякого, кто обидит ребёнка. Кто бы он ни был. Кстати, ты должна знать: золотая саламандра не ест людей.
  Миранда посмотрела на него недоверчиво. Впрочем, Юлиан и не ожидал, что девочка ему поверит. Сколько людей, включая самого короля, говорят, что золотая саламандра питается детьми. С чего же ей, спрашивается, игнорировать всеобщее мнение ради слов изгнанника?
  - Вы хотите сказать, Ваша Светлость, что король обманывает?
  - Я не хочу сказать, что люди, которых ты почитала за родителей, тебя предали.
  Если бы Юлиан знал, какую бурю вызовут его слова в душе девочки! Нелегко смириться с предательством тех, кому веришь, к кому успел привязаться настолько, что считаешь самым близким. Чтобы избежать боли, начинаешь цепляться за надежду, что это не так, это какая-то ошибка, ну не мог он так поступить. Теперь же, после слов графа, эта надежда воскресла с новой силой. Прежде Миранде казалось, что она свыклась с мыслью о предательстве. А ведь она всегда втайне мечтала, чтобы саламандра-людоедка оказалась страшной сказкой.
  "Может, эти люди меня действительно любили? - думала девочка. - Но почему, если золотая саламандра не ест людей, король не разрешает увозить детей в Королевство Рыжего Солнца? Он ведь такой добрый и справедливый! Для него подданные - что дети родные. Разве может отец хотеть зла своим детям?"
  Миранда вдруг со стыдом вспомнила, как в минуты отчаяния думала, будто королю всё равно, что с ней происходит. Не видит он ни её, ни других несчастных. Живя в роскошном дворце, он даже не думает, что у кого-то нет крова. Эта же мысль полезла ей в голову и теперь.
  "Нет, это я плохая, если так думаю, - оборвала девочка саму себя. - Король не может быть равнодушным. Это всё придворные льстецы - они его обманывают, а он им верит. Если бы король знал всю правду, он бы никогда не допустил, чтобы его подданные страдали".
  Или может, это граф ошибается? О том, что он врёт, не хотелось и думать. Вдруг золотая саламандра и вправду ест людей, только граф Блувердад этого не знает?
  Наконец, устав от размышлений, Миранда решила, что утром обязательно поговорит об этом с дедушкой Ираклием.
  
  ***
  - Нет, золотая людей не ест. Это наша, серебряная, человечиной питается.
  - Так значит, дедушка, короля обманули! - от волнения Миранда приподнялась на подушках. - Надо будет сказать ему правду. Ведь мы скажем, правда скажем, дедушка? Как только выберемся из леса?
  Ираклий в ответ грустно улыбнулся. Очень ему не хотелось огорчать ребёнка. Но ещё меньше ему хотелось врать.
  - Король её уже знает.
  - Как знает? Ему уже кто-то сказал?
  - Сказал, причём давно. Три года назад. И жестоко за эту правду поплатился.
  - А что с ним стало, дедушка?
  - Его бросили в темницу, били, пытали...
  - Пытали? Это как?
  - Жгли пятки на медленном огне, рвали щипцами, растягивали на дыбе, колесовали, морили голодом... Потом, забитого и измученного, сослали далеко в лес, в тёмный замок...
  - А что же король? Он об этом знал?
  - Конечно. Всё это сделали по его приказу.
  - А что этот человек? Он жив?
  - Хвала небесам! Но тогда на него было страшно смотреть. Я боялся отойти от него хотя бы на шаг - он мог умереть в любой момент.
  То, что сказал Ираклий, поразило девочку до глубины души. С детства привыкшая к мысли, что Королевство Зелёных Вод - самое справедливое и самое свободное королевство в мире, Миранда никак не могла взять в толк, как в этом королевстве могут сослать за правду. Нет, это бред - ссылают только преступников. Король не может наказать ни за что. Если графа Блувердада сослали, значит, он действительно провинился. Пусть даже он этого не осознаёт. А дедушка Ираклий... Он так любит хозяина, что упорно не желает верить в его виновность.
  Но в чём граф провинился? В том, что ошибся насчёт саламандры? Получается, его наказали за ошибку? Нет, значит, было ещё что-то - о чём дедушка Ираклий умолчал.
  Но всё-таки одна мысль не давала Миранде покоя. Она не понимала, какое преступление мог совершить человек, чтобы его нужно было подвергать жестоким пыткам. И зачем было везти его умирающего в лес?
  Впервые в жизни девочка задалась вопросом: а такой ли король добрый и справедливый на самом деле?
  
  ***
  Мало-помалу Миранда выздоравливала. Вскоре она уже гуляла около замка с дедушкой Ираклием. Иногда компанию им составлял Юлиан, однако чаще предпочитал прогулки в одиночестве. Ираклий с беспокойством замечал, что хозяин стал реже бывать в замке и уходил всё дальше в лес. Казалось, что Юлиан желает быть съеденным саламандрой. Но нет - с появлением в замке Миранды он, напротив, стал живее.
  Да, эта девочка действительно стала смыслом его жизни. С того самого дня, как он узнал её историю, он дал себе клятву во что бы то ни стало вывести её из леса. Но не для того, чтобы вернуть жестокой матери. В глухом лесу девочке и то будет лучше, чем с ней. Мысль отправить её в Королевство Рыжего Солнца захватила Юлиана настолько, что он готов был часами бродить по лесу, рискуя попасться саламандре, чтоб только найти дорогу, по которой можно выбраться. У Миранды узнавать было бесполезно - она блуждала несколько дней и мало что помнила.
  Да, своей жизнью он мог бы рискнуть. Но как вывести Миранду? Подвергать риску её жизнь совершенно не хотелось. Он не знал, что будет делать, когда найдёт дорогу. Но твёрдо решил: делать что-то будет обязательно.
  
  ***
  Очнувшись, Стефания увидела над собой группу людей. Они о чём-то переговаривались между собой.
  - Вот смотрите, глаза открыла, - проговорил один. - Значит, жива. Кто ты: человек ли, или дева морская? Откуда ты?
  - Человек я, человек, - ответила девушка.
  - Как же тебя занесло-то сюда?... Саламандра? Воды раздвинула? Так ты что, по воде пришла, не приплыла?
  На их лицах было недоумение. Оно и понятно - в такое трудно поверить.
  - Что вы тут столпились, бездельники? - неожиданно громко их окликнул богато одетый господин. - Живо работать!
  - Да тут, сударь, девка пришла... по воде.
  - Что?! - лицо господина вытянулось.
  - Всё как есть, сударь. Сама так сказала.
  Господин приблизился к Стефании, которая тут же встала и поклонилась. Сделала она это крайне неохотно, ибо сей знатный господин ей сразу не понравился. И выражение лица у него какое-то неприятное, и с работниками разговаривает грубо, совсем как её отец.
  - Как твоё имя? - спросил он.
  - Стефания.
  - Откуда ты?
  - Из Королевства Подсолнухов.
  - Говоришь, по воде пришла?
  - Именно так, сударь.
  - Как это было?
  Девушка в нескольких словах рассказала ему о том, как, забравшись в дом колдуна, очутилась среди моря, и как золотая саламандра её спасла.
  - Ты, наверное, очень устала? - произнёс знатный господин с сочувствием, которого Стефания, по правде говоря, никак не ожидала. - Так будь моей гостьей. Я барон Мисуллан, буду рад принять тебя в своём доме. Ну-ка, Стефания, садись в карету - мой кучер доставит тебя прямиком в моё имение.
  - Благодарю Вас, Ваша Светлость.
  Когда карета с запряжённой тройкой несла её прочь от берега, Стефания с любопытством глядела на проплывающие мимо дома горожан: богатые - с садами, коваными оградами, большими окнами, и бедные - деревянные, с прохудившимися кровлями, кое-где покосившиеся; на бакалейные лавки, швейные мастерские с вывесками, аптеки, фабрики. Особенно же внимание девушки привлекало море, мелькавшее по левую сторону. Только сейчас она заметила, что вода не голубая, а чуть зеленоватая.
  "Не это ли Королевство Зелёных Вод?" - пришло девушке на ум.
  И точно - чем дальше карета отъезжала от города, тем чаще на пути стали попадаться ручейки и речушки. Их воды также отливали зелёным.
  По мере того, как путешествие приближалось к концу, на пути стали встречаться крестьянские хижины, поля с золотой пшеницей и рожью, заливные луга. У речки, зелёной, как и все воды, стояли рыбацкие лодки.
  Вскоре карета подъехала к роскошному дворцу, напоминавшему шкатулку, с колоннами, с башенками. Там она и остановилась. Лакей в ливрее помог девушке выйти из кареты.
  Внутри убранство поражало роскошью. Картины, стены с отделкой из мрамора, золочёные перила на лестнице, гобелены с золотым шитьём - всё это говорило о сказочном богатстве владельца.
  Стефания жалела, что сначала подумала про барона плохо. Всё-таки он отнюдь не бессердечен, если подобрал и привёз к себе во дворец уставшую путешественницу. Её отец точно бы не проявил такого благородства.
  Барон распорядился отвести гостье комнату. Слуга принёс еду, на которую проголодавшаяся Стефания набросилась с жадностью.
  После еды ей нестерпимо захотелось спать. И едва её голова коснулась мягкой подушки, она тут же забылась сном.
  Проснулась девушка оттого, что кто-то её бесцеремонно расталкивал. Открыв глаза, она увидела мальчика лет эдак четырнадцати.
  - Стефания, просыпайся! - шептал он. - Скорее!
  - Что-то случилось? - сонно пробормотала девушка.
  - Беги отсюда! Мой отец на тебя донёс. Спасайся, иначе тебя казнят!
  - Твой отец... Он...
  - Барон Мисуллан. Я его сын Фредерик.
  - Но я же ничего не сделала.
  - Ты пришла по воде, не плавая. По закону, за это следует смертная казнь.
  Остатки сна мигом улетучились. От удивления девушка выпучила глаза и села на кровать.
  - Ничего себе! Интересные у вас в королевстве законы!
  - Пойдём скорее! Я знаю, где тайный ход. Я тебя выведу.
  - Да, да, конечно, Ваша Светлость.
  Оглядываясь, молодой баронет вышел из комнаты, дав гостье знак следовать за ним. В конце коридора была тёмная, едва освещаемая канделябрами лестница, по которой Фредерик и Стефания осторожно спустились. И оказались в подвале. Только там девушка рискнула полюбопытствовать, кому пришло в голову принимать такой необычный закон.
  - Это наш король Симеон Пятый. Он издал этот указ ещё в начале царствования.
  - Да, в чём, в чём, а в чувстве юмора вашему королю не откажешь.
  - Да какое там чувство юмора! Обыкновенная паранойя.
  За то время, что они брели по сводам подземелья, Фредерик успел поведать гостье о предсказании, которое один старый ворожей сделал королю.
  "Вы, Ваше Величество, будете царствовать спокойно, пока со стороны океана юная дева не придёт по воде, не плавая. После этого Ваша власть пошатнётся".
  На следующий же день Симеон Пятый издал указ, запрещающий под страхом смерти любое передвижение по воде, кроме как вплавь или на кораблях, лодках, паромах.
  - И как, много нашлось тех, кто посмел его нарушить? - спросила Стефания.
  - Ты первая.
  К тому времени они уже выбрались наружу - к хозяйственным постройкам. Именно там, по словам Фредерика, находился тайный выход.
  - Прощай, Стефания, - проговорил сын хозяина. - Постарайся как можно скорее покинуть королевство. Возьми, - он протянул девушке несколько золотых. - Это на то, чтобы доплыть до Королевства Рыжего Солнца - через океан. И с голоду не пропасть.
  - Благодарю Вас, Ваша Светлость! Я всегда буду помнить Вас.
  - А теперь беги. Королевские слуги будут здесь очень скоро.
  
  ***
  Монеты, которые дал Стефании молодой баронет, и вправду позволили девушке не испытывать нужды ни в еде, ни в ночлеге. Хотя останавливаться на постоялых дворах было рискованно, и ночевать девушка предпочитала в поле и на лесной опушке. Она шла и шла, а океана, как, впрочем, и города, откуда её везли в карете, не было видно.
  На третий день пути она осмелилась спросить дорогу у встречного крестьянина.
  - Это вон за тем лесом.
  Стефания решила последовать его совету. Целый день блуждала она по лесу. Уже начало смеркаться, а лесная чаща никак не редела.
  "Заблудилась?! - подумала девушка в панике. - Только этого ещё не хватало!"
  Пришлось ей заночевать в лесу. Наутро продрогшая и исцарапанная девушка снова пыталась сориентироваться, но выйти из леса ей так и не удалось.
  "Вот так и пропаду!" - пришла в голову невесёлая мысль.
  От усталости она буквально упала на траву, прислонившись к дереву. И вдруг заметила, что под соседним кто-то лежит... Фредерик! Это он! Но как он здесь оказался?
  Девушка подползла к нему поближе и позвала по имени. Молодой баронет вскрикнул и открыл глаза.
  - Стефания? Это ты? - прошептал он еле слышно.
  - Я, я. Ты как здесь, Фредерик?... То есть, простите, Ваша Светлость, - поправилась она тут же, вспомнив, что он ей не ровня.
  - Зови меня Фредериком. Теперь я беглец, как и ты.
  - Беглец? - удивилась Стефания. - Это всё из-за меня? Король на вас рассердился?
  Рассердился? Не то слово! Узнав, что барон Мисуллан, его верный вассал, упустил преступницу, король пришёл в неописуемую ярость. Слуги, по его приказу, забрали Фредерика, а барону передали: если на третий день беглянка не найдётся, ему пришлют уши сына, на четвёртый день - его нос, а на пятый - голову.
  Сам Фредерик тогда ещё об этом не знал. Напротив, в королевском дворце его приветствовали как дорогого гостя. Сам король обращался с молодым баронетом так дружелюбно, словно хотел назначить его своим личным пажом. Это дружелюбие и насторожило Фредерика. При дворе были хорошо наслышаны о привычке Его Величества внезапно приближать к себе тех, кого он собирался казнить. Некоторые до сих пор помнили о королеве Алисии - первой жене Симеона Пятого. За пару недель до того, как обвинить её в измене и приговорить к смертной казни, король вдруг сделался к своей супруге таким внимательным, таким галантным. Фрейлины, небось, рыдали от зависти. Ещё бы! Король стал её буквально забрасывать цветами, задаривать золотыми украшениями, не скупился на комплименты. Любой каприз королевы он стремился тотчас же удовлетворить. Казалось, пожелай Её Величество звёздочки с неба, супруг в лепёшку разобьётся, а достанет. Правда, к слову сказать, ему так и не удалось казнить королеву - та скончалась в темнице.
  Помнил эту историю и Фредерик. Оттого он ничуть не удивился, когда, случайно подслушав разговор двоих слуг, узнал, что король намерен с ним сделать.
  - Тогда-то я и сбежал. Благо, никому в голову не пришло, что я о чём-то догадываюсь. Думали, что я буду делать всё, чтобы задержаться во дворце надолго... Но если ты знаешь дорогу, нам лучше покинуть этот лес как можно скорее. Здесь опасно.
  - Его Величество любит здесь охотиться? - спросила Стефания упавшим голосом.
  - Ничуть. Он боится саламандру.
  - Серебряную?
  - Её. Она здесь живёт.
  - Тогда зачем ты пошёл в этот лес? - удивилась девушка. - Ладно, я об этом не знала, но ты-то знал.
  - У меня не было выбора...
  Действительно, выбор перед молодым баронетом встал небогатый: либо быть пойманному слугами короля, который, лишь только обнаружив пропажу, послал за ним погоню; либо попытаться укрыться в лесу. Второе показалось Фредерику меньшим злом.
  - Но к своему несчастью, я заблудился, - закончил он свой рассказ. - И ты, похоже, тоже заблудилась... Отводишь взгляд? Значит, так оно и есть.
  - Не отчаивайся, Фредерик, - проговорила Стефания. - Мы обязательно выберемся.
  - Обязательно!
  Стефания невольно улыбнулась - с такой твёрдой решимостью это прозвучало из уст юного баронета.
  
  ***
  Весь следующий день Фредерик и Стефания блуждали по лесу, подбадривая друг друга, останавливаясь иногда, чтобы подкрепиться ягодами и орехами или напиться воды из ручейка. Молодой баронет держался мужественно, стараясь не показать девушке, насколько он измучен физически и морально.
  - Ничего. Погуляем немного по лесу, - утешал он Стефанию, и на его бледном лице мелькнула слабая улыбка. - Заодно и проверим, есть ли здесь замок?
  - А что, тут ещё должен быть замок? - поинтересовалась девушка.
  - Есть поверье. Говорят, его когда-то давно один колдун построил. Вроде как держал там девушку за какие-то провинности. Скорей всего, это только легенда. Но король три года назад выслал туда графа Блувердада.
  - А за какие провинности, тоже неизвестно?
  - Это как раз известно. Король тогда как раз издал закон против сирых...
  Стефания вздрогнула. О том, какие дикие указы издаёт Симеон Пятый, она уже была наслышана. И прозвала его не только Симеоном Коварным (как его, по словам Фредерика, зовут все соседи), но и Симеоном Сумасшедшим. Это и вправду было безумием. Несколько лет назад у Королевства Зелёных Вод вышел конфликт с Королевством Рыжего Солнца, находящимся на другом берегу океана. Причиной был барон Маусбайтен, горячий любимец короля Симеона и, как говорили шёпотом, главный казнокрад во всём королевстве. Все наиболее важный должности были в руках у Маусбайтена и его друзей. Что он там сотворил такого, что король Рыжего Солнца на него разгневался, Стефания толком не поняла. Но в Королевстве Рыжего Солнцна распорядились его не пускать. В ответ Симеон Коварный заявил, что отныне не позволит ни одному жителю этого королевства принять в семью ребёнка-сироту, рождённого в Зелёных Водах. А чтобы среди своего народа прослыть справедливым правителем, объявил, будто жители Рыжего Солцна обманом забирают детей, чтобы скормить их золотой саламандре. Да, да, той самой, что спасла Стефанию.
  Придворные льстецы, в числе коих, увы, оказался и барон Мисуллан, не уставали восхищаться мудростью короля. Только граф Юлиан де Блувердад осмелился с ним спорить. "Король, который превращает детей в средство политических манипуляций, недостоин трона!" - заявил он, за что и был наказан.
  - Говорят, когда графа держали в темнице, от него требовали, чтобы он признался, что шпионит на Рыжее Солнце, что намеревался убить короля и захватить власть, а заодно чтоб выдал своих сообщников.
  Но несмотря на жестокие пытки, граф Блувердад ни в чём не признался и никого не выдал. Тогда король повелел сослать его в этот замок.
  - Но я думаю, его здесь же в лесу и убили, - закончил Фредерик. - Или бросили умирать... Извини, я...
  - Так, Фредерик, если ты сейчас скажешь, что королеву Алисию тоже отвезли в этот лес, я буду визжать так, что распугаю всех саламандр.
  - О, Стефания, я бы рад был и соврать, но её мы здесь вряд ли встретим. Хотя король её унизил - и весьма цинично.
  "Да ваш король, судя по всему, только так и может", - подумала девушка.
  О том, как именно унизили покойную королеву, Фредерик так и не успел рассказать, ибо в следующий момент они услышали шорох. Подняв голову вверх, Стефания увидела саламандру, похожую на ту, что видела в океане. Но у этой чешуйки отливали серебром.
  - Бежим! - выкрикнул Фредерик.
  Усталость была забыта мгновенно. Перепрыгивая через пни и буераки, наши беглецы неслись прочь.
  Слишком поздно Стефания заметила выступающий корень дерева. Растянувшись во весь рост, она всё отчётливее слышала над собой взмахи огромных крыльев. Саламандра неумолимо приближалась.
  Фредерик, уже успевший вырваться вперёд, обернулся и, заметив, что его спутница упала, поспешил к ней.
  - Беги, Фредерик! - прокричала девушка.
  Но молодой баронет даже не подумал её послушаться. Подбежал к ней и подал руку, помогая подняться.
  Саламандра была уже совсем близко. Стало понятно: бежать уже поздно. Эх, Фредерик, Фредерик! Зачем ты не убежал? Зачем не спасся? Пусть бы лучше одну и съели.
  Но почему-то нависшая над беглецами чёрная тень оставалась неподвижной. Будто что-то мешало саламандре спуститься и напасть. Или чудовище решило поиграть в кошки-мышки, понимая, что те всё равно никуда не денутся?
  "Может, она нас гипнотизирует?..."
  Не успела Стефания закончить эту невесёлую мысль, как вдруг какой-то человек в чёрном плаще кинулся на саламандру с толстой веткой.
  - Граф Блувердад?! - вскричал Фредерик, ошеломлённый.
  - Бегите вправо! - крикнул нежданный спаситель. - К замку! Я её отвлеку!
  Но неожиданно чудовище взмыло обратно ввысь. Опомнившись, Стефания и Фредерик помчались прочь что есть духу. Тот, кого назвали графом Блувердадом, устремился вслед за ними.
  Только когда их взорам предстал мрачный полуразрушенный замок из серого камня, беглецы, наконец, позволили себе остановиться и перевести дух.
  - Значит, замок - это всё правда? - Фредерик никак не мог оправиться от изумления. - Это не сказки! Вы, граф, действительно здесь живёте?
  - Можно сказать и так. Раз вы имели несчастье оказаться в этом лесу, будьте моими гостями.
  - Благодарю Вас, Ваша Светлость! - ответила Стефания, поклонившись.
  Фредерик последовал её примеру.
  В замке их встретили старый слуга графа, которого звали Ираклием, и девочка, его внучка, как поняла Стефания. Да, король ихний, Симеон, и впрямь бешенный! Можно как-то объяснить его жестокость к самому графу, но слуга-то в чём виноват? А главное, зачем было ссылать в это жуткое место десятилетнюю девочку?
  Приготовив для гостей ванную, Ираклий и его внучка принялись хлопотать по хозяйству. Вскоре гости вместе с хозяином, его слугой и внучкой сидели за небольшим столом, неказистым, как, собственно, и вся обстановка в замке. Граф расспрашивал путников, как они оказались в этом лесу. Стефания, у которой после ужина сил прибавилось, рассказала всё с самого начала: и про книгу, усыпившую кузину, и про злого колдуна, заманившего её жениха в зубы серебряной саламандры, и про саламандру золотую, спасшую её в океане... Дальнейшее им поведал Фредерик, сидевший рядышком с Мирандой, которая оказалась старику Ираклию никакой не внучкой, а такой же гостьей.
  Узник, очевидно, был не слишком удивлён. Видимо, жизнь в заточении притупила его чувства. Его слуга, похоже, успевший познать в жизни многое, тоже особо не удивлялся. Зато Миранда слушала с жадностью и интересом. Когда гости закончили свой рассказ, она с минуту сидела задумавшись, а потом вдруг воскликнула:
  - Нет, он не добрый! Он злой, злой!
  
  ***
  Над лесом взошла полная луна. Впрочем, Юлиану не надо было глядеть в окно, чтобы это понять. Истерзанное пытками тело отзывалось болью. Проворочавшись два часа, граф уже похоронил всякую надежду заснуть. Вздохнув, он встал с постели и вышел на балкон.
  В лунном свете родной лес казался ещё более зловещим. Казалось, где-то недалеко затаилась саламандра, которая жаждет жертву. Впрочем, сегодня она чуть было её не получила.
  Юлиан вдруг поймал себя на том, что сейчас боится саламандру больше, чем когда-либо. Это и радовало, и огорчало. Радовало потому, что он знал: чем больше боишься смерти, тем больше хочется жить. Но именно сейчас приходится рисковать собой. Рисковать ради той несчастной, которую не смог защитить года три назад.
  Хотя несчастная уже не одна. Есть ещё молодой парень, по отцовской глупости ставший заложником, и рыжеволосая девушка, рискнувшая собой ради любимой кузины. И попадись они королевским слугам, им обоим грозит смерть.
  "Хорошо, здесь они в безопасности, - думал Юлиан. - Вряд ли кому придёт в голову искать их в этом замке".
  А значит, есть время всё тщательно обдумать. А там уж вывести всех троих из леса и отправить в Королевство Рыжего Солнца. Миранду там, возможно, до сих пор ждут. Стефания оттуда сможет, не опасаясь за свою жизнь, вернуться к себе в Королевство Подсолнухов. Да и Фредерику там будет безопаснее, чем у себя на родине.
  "Вот так, Юлиан! - думал граф, окидывая взглядом густой лес. - Три года у тебя не было гостей, и вдруг целых трое! Мог ли я о таком даже подумать?"
  Он не сразу заметил, как на балконе, находившимся через две комнаты, показалась девичья фигура.
  Сначала Стефания думала, что заснёт сразу, но лишь её голова коснулась подушки, сон как рукой сняло. Случившееся с ней было настолько необычным, что мозг отказывался в это верить. Подумать только - её, всегда стремившуюся вести себя как добропорядочная девушка, объявляют вне закона, и она вынуждена скрываться. Да и где? В тюрьме, окружённой лесом с саламандрой-людоедкой. А спаситель её, страшно подумать, ссыльный преступник.
  "Нет, он не преступник, - оборвала она поток мыслей. - Он жертва неправедного короля".
  Поняв, что заснуть всё равно не получится, девушка вышла на балкон. Хозяин стоял к ней спиной, задумчиво глядя вдаль.
  Неожиданно он обернулся. Луна осветила его бледное лицо, а вместе с ним - шею, грудь, руки...
  "Святое Небо!" - только и могла подумать Стефания.
  Никогда в жизни ей не приходилось видеть таких ужасных шрамов, коими было покрыто всё тело графа. Казалось, его рвали на части, которые Ираклию удалось каким-то чудом собрать.
  Юлиан, заметив испуг в глазах девушки, горестно посмотрел на неё и, не сказав ни слова, удалился.
  - Простите, Ваша Светлость! - проговорила девушка, но запоздало - графа на балконе уже не было.
  Дышать свежим воздухом тут же расхотелось. Постояв немного на балконе, она вернулась в комнату и рухнула на кровать. Ей было мучительно стыдно, и от этого хотелось реветь в подушку.
  "Я же не хотела, не хотела его обидеть!" - думала она.
  Только под утро Стефания, вконец измученная, забылась тревожным сном. Снился ей Гораций. Вроде бы он самый, но вместе с тем какой-то другой. Он что-то говорил, но она не слышала, что-то о свадьбе, а она не представляла, как назовёт его своим мужем.
  
  ***
  Что же сталось с Горацием? В первый день, покинув родную деревню, он скакал до позднего вечера. Лишь ближе к ночи остановился на постоялом дворе.
  Остановившись, он первым делом расспросил хозяина, не случалось ли ему видеть молодого человека с тёмными волосами.
  - Да видел вчера одного. У меня останавливался. Феликсом звали. Чудной он какой-то, всё про каких-то серебристых ящериц говорил.
  Выяснив, в какую сторону он поехал, Гораций решил, что сегодня, пожалуй, будет неразумно продолжать погоню. А завтра с утра поскачет дальше. Тогда он ещё до вечера сумеет нагнать Феликса.
  В таверне было шумно. Один из постояльцев разгулялся не в меру: кружками глушил дорогое пиво, кричал на трактирного слугу, чтоб быстрее подавал ему закуску, ругался, что столы слишком маленькие, что молоко "дерёвней воняет", а огурцы слишком кислые. То щупал за грудь дородную кухарку, отпуская пошлые комплименты. Хозяин же перед ним буквально стелился, всячески стремясь угодить. Слуга и кухарка следовали его примеру.
  Старик, сидевший напротив Горация, осуждающе качал головой:
  - Вот что значит богатый купец! Деньги есть, считай, всё дозволено. Мы-то люди простые, с нами церемониться не станут. А с ним, вишь, носятся, как с писаной торбой!
  Наскоро поужинав, Гораций лёг спать. Богач внизу продолжал шуметь, но парень уже не слышал.
  
  ***
  Проснувшись следующим утром, Гораций не мог понять, что происходит. Люди в трактире о чём-то тревожно переговаривались. Двое в полицейской форме ходили туда-сюда, заглядывали в комнаты.
  - Купца-то ночью зарезали, - сообщил парню старик, тот самый, что сидел с ним вчера за одним столом. - Самого-то ножичком, а деньги украли. Убийцу вон ищут.
  Один из полицейских тем временем подошёл к Горацию, стал спрашивать, что он делал ночью, не видел ли чего, не слышал ли звуков каких подозрительных. Тот в ответ клялся: ничего не видел, не слышал - спал как убитый.
  - Сейчас, господа, мы будем осматривать ваши комнаты и ваши личные вещи, - сказал другой полицай, собрав хозяина и посетителей в таверне. - Следуйте за нами.
  Горацию ничего не оставалось как повиноваться.
  Перевернув вверх дном две комнаты, находившиеся по соседству с убитым, полицейские взялись за ту, в которой остановился наш герой. Заглянув под кровать, они вдруг вытащили окровавленный нож. Люди во все глаза уставились на ошеломлённого Горация.
  - Подумать только! - пронёсся в толпе сдавленный шёпот. - А по виду так приличный человек!
  - Что, доигрался, любезнейший! - проговорил полицай, надвигаясь на него. - Не мудрено, что ничего не видел, не слышал. Больно занят был, поди, человека-то убивал.
  - Это неправда! - воскликнул бедный Гораций. - Я его не убивал!
  - А нож под кроватью откуда?
  Напрасно парень убеждал, что ничего про нож не знает - верить ему никто не собирался.
  - Все вы так говорите. Только разговор у нас с преступниками короткий. Посидишь - сам это поймёшь.
  - Но мне некогда сидеть - моего земляка убить хотят...
  Толпа тут же принялась возмущённо роптать:
  - Вы только посмотрите, каков наглец! Прямо заявляет, что хочет убить ещё и земляка.
  - Нет уж, голубчик! - пробормотал полицейский, надевая на него наручники. - Хватит тебе и одного убийства.
  Как ни пытался Гораций объяснить, что убить Феликса хочет вовсе не он, его не слушали. Вывели из таверны на улицу, затолкали в карету с зарешёченными окошками, наглухо заперли и повезли куда-то.
  - Прошу вас: найдите Феликса! - крикнул он полицаям. - Скажите, что колдун обманул - серебряная саламандра его съест!
  - Сказки будешь рассказывать своим сокамерникам, - был ответ.
  
  ***
  Феликс тем временем шёл вперёд, не подозревая, что идёт навстречу собственной гибели. Покинув таверну за день до того, как там остановился Гораций, он целы й день шёл лесом, покуда ночь не застала его. Он уже свыкся с мыслью, что заночевать придётся под открытым небом, как вдруг его взгляд привлекла невзрачная хижина.
  Феликс подошёл ближе и постучался.
  - Входите, открыто, - раздался изнутри старушечий голос.
  Парень толкнул дверь. Та со скрипом отворилась.
  Внутри обстановка была такой же убогой, как и снаружи. Покосившийся стол с тремя наполовину сгнившими лавками, полуразрушенная печь. У печи на трёхногом табурете сидела сморщенная старуха.
  - Проходи, сынок, не стыдись, - прошамкала она почти беззубым ртом. - Устал, небось, проголодался. Садись за стол, раздели трапезу со мной, старой.
  - Благодарствую, бабушка! - с чувством произнёс Феликс.
  Вскоре хозяйка и гость сидели за столом, поглощая нехитрый ужин.
  - Куда же ты, сынок, путь держишь? - расспрашивала старушка.
  Когда Феликс рассказал, что направляется в Королевство Зелёных Вод за чешуйкой серебряной саламандры, хозяйка отчего-то решила, что юноша возжелал несметного богатства, а заодно и славы. И принялась его поучать:
  - Ты богатеть богатей, да про совесть-то не забывай. Нечестно нажитое - оно до добра не доводит.
  - Не до богатства мне сейчас, - ответил Феликс. - Невесту спасать надо...
  - Ой, прости, сынок, ошиблась я в тебе! - произнесла старушка после того, как гость рассказал ей свою историю. - Страшная это вещь - яхонтова книга, в ней и вправду зло несусветное. Теперь живу и проклинаю тот день, когда дала её в руки своему сыну.
  - Он тоже заснул? Как моя Камилла?
  - Лучше бы заснул! Погубила она его совсем!
  И старушка поведала грустную историю о том, как, рано овдовев, осталась с маленьким сыном. Жили в нужде. Чем больше мальчик подрастал, тем больше матери не давала покоя мысль: что с ним будет? Так всю жизнь и промыкается в бедности.
  В конце концов, женщина, прихватив единственную корову, отправилась к колдуну. Тот сперва не хотел её принимать.
  "Худющая, - сказал, - корова твоя".
  "Это единственное, что у нас есть, - ответила бедная женщина. - Оттого я и пришла к тебе помощи просить, что прозябаю с сыночком в нищете".
  "Ладно, отдавай корову, - смягчился колдун. - Только имей в виду: этого мало, чтобы отплатить мне за помощь. Как обретёте желаемое богатство, так и рассчитаетесь со мной сполна".
  Женщина поклялась, что так и сделает. Тогда колдун протянул ей книгу, усыпанную яхонтами, со словами:
  "Пусть твой сын заглядывает в неё каждый день. Эта книга подскажет ему, как стать богатым".
  - И ведь не обманул, бестия! Мой сын и впрямь разбогател.
  Как велела мать, он заглядывал в книгу. Но с каждым днём мать всё меньше узнавала того милого, доброго мальчика, каким он был прежде. Всё больше в его словах проявлялось пренебрежение к людям, глаза всё чаще излучали злорадство и жестокость, поступки его становились всё злее и подлее. Никогда прежде не вравший, он стал обманывать людей, глядя им в глаза и нисколько не краснея. Предать друга быстро стало для него привычным делом. Всякие попытки матери вразумить сына встречали насмешливое:
  "Мораль - это для дураков. Вроде Вас, матушка. А я парень умный!"
  И вправду к шестнадцати годам он уже научился искусно влезать в доверие, играть на людских пороках, извлекая из них выгоду, оборачивать против людей их же слабости и даже добродетели. И годам к восемнадцати парень стал таким искусным мошенником, что не всякий бородач рискнул бы с ним тягаться. Друзья и товарищи и оглянуться не успевали, как отдавали ему свои деньги, мужья помогали согрешить с их же супругами, девушки не успевали опомниться, как оказывались в его объятиях. И все они, в конце концов, были брошены и осмеяны тем, кому так безоговорочно верили.
  А вскоре он и собственную мать из дома выгнал, сказав на прощание, что она ему более не нужна.
  - Вот с тех пор и живу в лесу, - закончила старушка свой рассказ. - А мальчик мой так и вовсе на каторге. За мошенничество сослали.
  - Мне очень жаль! - воскликнул Феликс.
  Ему вдруг подумалось: не это ли самое произошло с дядей Камиллы? Ведь говорили, покойный Аристарх не всегда был таким.
  Но почему же тогда саму Камиллу эта книга не сделала злой и бессердечной? Юноша вдруг вспомнил, какой истощённой видели несчастную девушку, когда она спала над книгой. Наверное, Камилла боролась до последнего - одна против колдовских чар. Победить у неё не хватило сил. Но и сдаваться она, по-видимому, тоже не пожелала, за что и была наказана.
  "Держись, Камилла, держись, мой хорошая! - думал Феликс, укладываясь на лавку, когда хозяйка погасила свечи. - Обещаю, я найду саламандру, даже если мне придётся перевернуть весь мир вверх дном".
  
  ***
  Утром чуть свет Феликс отправился в путь, поблагодарив хозяйку за тёплый приём. Выбравшись из леса, бродил по просёлочной дороге. Мимо него быстро промчалась полицейская повозка.
  "Должно быть, едут в город, - подумал парень. - Пойду-ка и я по следу".
  Однако до города он добрался лишь к вечеру. Там остановился в дешёвой таверне и стал расспрашивать про путь до Королевства Зелёных Вод. Но сегодня людям было мало дело до Феликса. Вся таверна живо обсуждала убийство известного в городе купца. Кто-то жалел бедолагу, но больше было тех, кто говорил: поделом ему - нехороший был человек! Добро, что убийцу-то поймали, говорят, Горацием звать, и на его совести не одна загубленная жизнь. Так что ушлют его, скорей всего, на каторгу - на галеру. Естественно, Феликс и подумать не мог, что речь идёт про его односельчанина.
  Утром следующего дня он двинулся дальше. Погода выдалась ужасно ветреной. Вскоре улочки маленького городка сменились просторными полями и пашнями, а те в свою очередь плавно перешли в густой лес.
  Феликса поначалу удивило то разнообразие грибов и ягод, которое он там нашёл. Они росли буквально под ногами - даже искать не приходилось. В следующую минуту парень подумал, что люди, очевидно, стараются избегать заходить в чащу.
  "Должно быть, местные, деревенские, кого-то боятся", - рассудил он.
  Только знать бы, кого. Злых духов? Или разбойников, которые грабят всякого, кто им попадётся? Феликс вдруг вспомнил, как посмотрели на него люди, которых он встретил на дороге. То-то они косились на пришельца недружелюбно, словно в чём подозревали. За разбойника, что ли, приняли?
  Неожиданно парень вздрогнул, услышав детский плач. Ребёнок в лесу? Да ещё и в "нехорошем"?
  Он спешно зашагал к тому месту, откуда этот плач доносился, думая, что наверняка чьё-то непослушное дитя ушло в лес тайком от родителей, а теперь заблудилось и плачет. Либо же он сам надумал про этот лес всяких страшилок.
  Пройдя немного, он увидел девочку лет примерно десяти: босую, в ветхом платьице, с выбившимися из-под платка светлыми кудрями. Она сидела под деревом и плакала. Заметив приближение незнакомого человека, она подняла испуганные глаза.
  - Не бойся, я тебя не обижу, - ласково обратился к ней Феликс. - Что ты делаешь одна в этом лесу? Ты заблудилась?
  - Нет, меня хозяин погнал. Осердился, что я застудилась и чихнула. Так что жить мне теперь негде.
  - Где твои мать с отцом?
  - Умерли. Давно.
  Самым ужасным было то, что оба умирали долго и тяжело на глазах у девочки. Она видела все их муки, надеялась на чудо (только оно могло бы помочь несчастным), но чуда, увы, не случилось. Тётка родная выгнала сиротинушку из дома. Чтобы совсем не помереть с голоду, девочке приходилось прислуживать у богача, выполнять всю самую чёрную работу.
  Сердце юноши сжималось от жалости к бедной девочке. Совсем ещё ребёнок, а сколько горя повидала! Такая хрупкая, такая беззащитная! Любой может обидеть бедняжку.
  И обижают. Хозяин ей попался злой и немилосердный - за малейшую провинность (а то и без таковой) палкой бьёт, хозяйка без конца ругается, зовёт голытьбой безродной, дети хозяйские пинками да тумаками привечают. Вчера забавы ради водой холодной облили, отчего она и застудилась...
  Благородный гнев овладел всем существом Феликса. Страстно захотелось юноше взять палку-дубинку и отходить этого богача так, чтобы потом неделю подняться не мог. Чтоб навеки запомнил, как бедных сироток обижать!
  Неожиданно его ноги подкосились, и он, обессиленный, рухнул на землю. Попытался встать, но, к своему ужасу, обнаружил, что весь, с ног до головы, опутан паутиной. А девочка... она надвигалась на него, перебирая паучьими лапками. На теле, покрытым хитином, вертелась голова со злобно ухмыляющимся лицом. Феликс дёрнулся, пытаясь высвободиться, но его испуг лишь обрадовал паучиху.
  "Вот тебе и беззащитная сиротка!" - подумал парень невесело.
  Ему вдруг вспомнились слова отца:
  "Если видишь, что тебя вот-вот околдуют, попытайся рассмеяться. Иногда помогает".
  Сейчас это было, пожалуй, единственным, что мог бы сделать Феликс. Хотя смешного тут было мало. Но всё же ему, в конце концов, удалось собрать остаток сил...
  Паутина вдруг с треском порвалась, а хищника какая-то неведомая сила подбросила кверху. Падая, паучиха зацепилась за ветку дерева и так и осталась висеть, злобно шипя и болтая лапками.
  Феликс попытался встать снова, но тут же упал обратно. Ползком добрался он до дерева и обхватил руками ствол. Силы стали медленно прибывать.
  Сверху злобно пыхтела паучиха, пытавшаяся слезть. Не дожидаясь, пока ей это удастся, юноша стремглав кинулся прочь. Вслед ему неслось писклявое:
  - Тварь! Тварь!
  Только оказавшись довольно далеко от этого места, Феликс позволил себе отдышаться. Теперь ему было понятно, чего боятся местные жители.
  Стало смеркаться, и парень ускорил шаг. Провести ночь в лесу с пауками ему хотелось меньше всего. Сколько их ещё там, кроме знакомой "девочки"?
  Неожиданно до его ушей донёсся крик, полный ужаса:
  - Помогите! Спасите! Кто-нибудь!
  "Наверное, ещё кто-то попал в лапы пауку", - подумал юноша.
  Первым его побуждением было бежать отсюда. Но он вовремя опомнился. Вдруг тот несчастный даже не знает, что надо смеяться? А у него, Феликса, есть какое-никакое оружие.
  Но добравшись до места, он увидел, что никакого паука нет. Вокруг было сплошное болото. На поверхности валялись куски материи и обломки деревянного каркаса. В воде по самую грудь стоял человек и просил о помощи.
  "Надеюсь, он не паук", - подумал Феликс, осматриваясь в поисках подходящие ветки.
  Наконец, таковая ему подвернулась. Бедолага был уже в воде по шею.
  - Держите! - крикнул Феликс, протягивая ему ветку.
  Утопающий тут же схватился за неё обеими руками. Юноша усилием воли заставил себя засмеяться.
  - Очень смешно! - пробормотал человек.
  Тогда Феликс потянул его на берег.
  - Спасибо тебе, добрый человек! - проговорил спасённый, как только чуть отдышался. - Кабы не ты, пропал бы я тут. Честно сказать, не чаял увидеть человека в этом лесу. Местные-то сюда не ходят - боятся паука-вампира.
  - Знаю теперь - отозвался Феликс. - Сам с ним повстречался.
  От этих слов глаза спасённого сделались большими, словно плошки.
  - Как же ты живой-то остался? Паук-то хитёр - чувствами питается. А там уже силу всю и высосет.
  Тогда парень рассказал ему, как путы паучьи порвал, а самого злодея на дерево забросил.
  - Так вот оно что! - воскликнул собеседник. - А я-то уж подумал: дурачок - хохочет без причины. За паука меня, оказывается, принял... Да ладно - не возражай. Самому бы мне, на твоём месте, такая мысль пришла... Как тебя звать-то?... А я Ипполит. Живу в деревне, что за лесом... А ты куда путь-то держишь?
  Узнав, что Феликс направляется в Королевство Зелёных Вод, Ипполит на мгновение задумался. Затем проговорил:
  - Да, далековато ты собрался. Хуже всего, что неподалёку отсюда есть речка чёрная, широкая. Только ни вброд её никто переходить не решается, ни на лодке плыть. А всё потому, что в ней рыбы живут с одним глазом и тремя ртами. Уж больно они большие и зубастые. Хоть по воздуху летай.
  - Но я не умею летать, - начал было Феликс.
  - Я тоже. Иначе не изобретал бы крыльев. Пойдём, будешь сегодня моим гостем. Заодно и поделюсь.
  Дорога до деревни, в которой жил Ипполит, заняла немногим больше получаса. За это время словоохотливый попутчик успел рассказать о себе очень многое: и о том, что в родной деревне его считают сумасшедшим изобретателем, что жена без конца ворчит, когда же он, наконец, станет серьёзным. Ругалась, когда он крылья изобрёл. А теперь наверняка будет недовольна, что из-за них он едва не погиб. Когда он летел над лесом, поднялся сильный ветер. Человека с крыльями стало кидать из стороны в сторону. И так его бросало, пока кроны и ветви деревьев не изломали и не изорвали в клочья все крылья. Упади Ипполит чуть в сторону, непременно бы разбился. А так болотная вода несколько смягчила удар.
  Также рассказал Ипполит о том, что его сестру выдали замуж на чужбину. И поныне живёт она в Королевстве Алых Пионов, соседним с Зелёными Водами. Для того-то он и изобрёл крылья, чтобы через лес и речку перелететь - сестру проведать. Не получилось.
  Затем он поведал Феликсу о жутком произволе, творящимся в Королевстве Алых Пионов после свержения старого короля, о несчастной судьбе его дочери, выданной замуж за короля Зелёных Вод, о старшем принце, мечтающем вернуть себе право на престол.
  - Как бы войны не случилось! - говорил он с беспокойством.
  Дома Ипполит, притомившись, почти не раскрывал рта. Говорила в основном его супруга. Она то сердечно благодарила гостя, что не дал ей остаться вдовой, то отчитывала мужа: мол, пора бы уже и образумиться да не маяться чепухой, отнюдь не безопасной. Но, судя по лицу хозяина, этот совет пропал даром.
  
  ***
  На четвертый день пребывания в замке Стефания уже почти смирилась со своим положением. Гостья - не гостья, пленница - не пленница. Это замок - тюрьма, и умом девушка это понимала. Но каждый раз, когда она слышала весёлый смех Миранды, ей казалось, что её обманули. Бедная девочка не скрывала, что именно здесь впервые в жизни почувствовала себя по-настоящему счастливой. Ираклий - замечательный дедушка. С каким удовольствием Миранда помогала ему по хозяйству. Стефания пыталась было тоже помочь, но Ираклий сказал: нет, нет, даже не думайте - Вы наша гостья. Он, как и полагается слуге, делал всё, чтобы гостям хозяина было комфортно - настолько, насколько это возможно здесь, в заброшенном замке. Но держался со Стефанией довольно холодно. Видимо, обидно ему было за графа.
  А что же сам граф Блувердад? Его Стефания почти не видела. Казалось, он нарочно старался как можно меньше попадаться ей на глаза. Когда всё-таки избежать встреч не удавалось, граф делал всё возможное, чтобы девушка не слишком замечала его присутствия. И конечно же, почти с ней не разговаривал.
  "Он очень обижен на меня, - думала Стефания. - Оттого и избегает".
  Она чувствовала, что должна с ним помириться, и если она этого не сделает, то будет последней дрянью. И лучшего посредника, чем Ираклий, было не найти.
  Однажды, выбрав момент, когда граф вышел на прогулку, а Миранда, раскрыв рот, слушала, как Фредерик рассказывает ей о дальних странах с морями и попугаями, она подошла к Ираклию.
  - Я хотела бы с Вами поговорить.
  - Я Вас слушаю, - отозвался старый слуга с обычной сдержанностью.
  - Понимаете, в тот день, когда меня чуть не съела саламандра, я была чересчур нервной. Я хочу, чтобы граф знал: я очень сожалею, что оскорбила его. Знаю, он имеет полное право на меня сердиться. Но клянусь, я не хотела. Скажите ему об этом. Пожалуйста.
  Ираклий с минуту молчал. Но Стефания с удовлетворением заметила, как чёрные тучи неудовольствия на его лице рассеиваются.
  - Милая Стефания, - заговорил он, наконец. - Я непременно передам хозяину всё, что Вы сейчас сказали. Но знайте: у графа нет на Вас ни гнева, ни обиды. Но он полагает, что после того, что Вы видели ночью, он Вам неприятен. Оттого и старается лишний раз не смущать Вас своим присутствием.
  - Неприятен?! Но это не так! Я была бы рада видеть его почаще.
  - Я мог бы подумать, что Вы говорите так, чтобы утешить моего бедного хозяина, - Ираклий поглядел на девушку так внимательно, словно хотел заглянуть ей в самую душу. - Но по глазам вижу, что Вы ничуть не лукавите.
  Это положило начало миру между ней и Ираклием. В его глазах не осталось ни следа от прежней холодности. Не было больше в его сердце обиды на девушку - той обиды, которую он сам считал глупой, но с которой, однако, никак не мог справиться. Умом-то он понимал, что изуродованное тело хозяина - зрелище не для слабонервных. А сердцем... сердцем он настолько его любил, что любое недоброе чувство в отношении графа задевало его за живое.
  Но было нечто, о чём Стефания умолчала. И пожалуй, никогда бы не осмелилась ему признаться. Это были её чувства к молодому графу.
  Сначала, услышав о нём из уст Фредерика, она невольно восхищалась его образом. Был бы жив отец, как жестоко посмеялся бы он над её наивностью, а таинственного графа назвал бы не иначе как идиотом. Что он поимел от своей честности? Только нажил несчастий на свою голову.
  Когда же легенда стала близко, загадочности поубавилось - вместо неё появилась благодарность. За спасение и за гостеприимство.
  А при виде шрамов минутный испуг сменился состраданием. Не тем полуунизительным, называемым жалостью, какое она могла бы питать к нищему или калеке - это была смесь сострадания и восхищения. Человек пострадал за правду. И чем больше Стефания узнавала графа, тем больше ей хотелось поклониться ему в ноги. И вовсе не потому, что он по сословию выше.
  Возможно ли, чтобы человек, испытав такие страдания, сохранил благородство души? Отец Стефании всегда говорил, что жизнь жестокая. Что чем суровее она обходится с человеком, тем скорее его сломает.
  "Вы с матерью с детства как сыр в масле катались, - говорил он дочери, словно укоряя. - А у меня детство было трудное".
  Стефания верила, и любому деянию отца находила оправдание. После всех невзгод, что он пережил, поневоле начнёшь и батраков платой обижать, и девушек деревенских бесчестить, и старую служанку из дома погонишь. Иначе быть не может.
  Теперь же девушка не знала, что и думать. Её отцу с малолетства приходилось работать, чтобы без куска хлеба не остаться. Но никто, слава Небесам, его в темнице не мучил и в лес дальний не ссылал. Почему же он озлобился, а граф Блувердад - нет?
  А в том, что граф остался благородным, не было никаких сомнений. Достаточно было посмотреть, как он относится к Миранде. Мало того, что приютил бедную сиротку, так потом ещё ни словом, ни взглядом не попрекнул её этим.
  Стефании невольно вспомнилось, как поступил её отец холодным осенним вечером, когда нищая, одетая в лохмотья девочка, еле передвигая ноги от голода, попросила кусок хлеба.
  "Пошла прочь, оборвашка! - крикнул он ей. - А то собак спущу!"
  Стефании, рискнувшей подать бедняжке кусок пирога, тогда здорово досталось.
  А уж как относился её отец к дяде Теодору, когда ему волей обстоятельств пришлось пойти к нему в работники. Совсем не так почтительно, как граф Блувердад относится к Ираклию. А потом ещё до гробовой доски попрекал брата: вот я тогда помог твоей семье, теперь ты передо мной в глубоком долгу. Стыдно вспоминать!
  Но если бы отношение графа к Ираклию можно было бы объяснить благодарностью, то она, Стефания, его благодарности ничем не заслужила. Более того - это она ему обязана. А он не только обращается с ней как с равной (это с простолюдинкой-то!), но и не желает пугать её своими шрамами.
  Видимо, кузина была права, когда сказала: хочешь узнать, каков человек на самом деле - посмотри, как он относится к самым беззащитным.
  "О, Камилла, Камилла! - обращалась Стефания к подруге в своих мыслях, так, словно так могла её услышать. - Что за безумие со мной творится? Мне хочется взять его за руку, коснуться губами его шрамов. Каждый его взгляд, брошенный на меня, как солнце ясное. Каждое его слово - музыка в моих ушах. Если бы он говорил со мной почаще! Нет, пусть бы просто был рядом. Тогда я могла бы произнести заклинание. Ему, наверное, бывает очень больно".
  Стефания помнила, как пять лет назад её отец сломал руку. Рука вскоре зажила, но с тех пор каждое полнолуние болела. В такие дни отец становился злее, чем обычно, и вымещал свою злость на слугах, на жене, на дочери. Граф Юлиан, в отличие от него, ни на ком зла не вымещал, хотя страдал, наверное, больше.
  "Но ведь в моей власти облегчить его муки. Правда, Мила?"
  Ей показалось, будто Камилла откуда-то издалека ободряюще кивнула.
  
  ***
  В эту ночь физические страдания не терзали Юлиана, чему он несколько удивился. Однако сон всё равно не шёл. Разные мысли роились в его голове.
  Думать о Стефании было и сладостно, и мучительно. Как в бреду, ему представлялось, что огненные волосы девушки коснутся его груди, что её нежные ручки доверчиво лягут на его плечи, а глаза так ласково на него посмотрят...
  Но тут же, словно очнувшись, Юлиан понимал: этого не будет. Никогда. Да, Стефания может быть к нему добра, но разве она его полюбит? Нет, он не так глуп, чтобы сострадание принять за любовь.
  "Я не прошу тебя о её любви! - мысленно восклицал узник, глядя в бездонное равнодушное небо. - Я даже её сострадания у тебя не прошу. Я согласен даже быть ей отвратительным, только бы она была счастлива. Но я не могу сделать её счастливой, пока мы все здесь. Помоги же мне, Святое Небо! Ты, отнявшее у меня семью, здоровье, молодость - не разрушай жизнь Стефании!"
  А в этом самое время та, о которой он молился, стоя на балконе своей комнаты, просила Святое Небо:
  "Спаси Юлиана! Если даже он в чём-то перед Тобой провинился, разве он уже не искупил всего с лихвой? Я готова смириться с тем, что он никогда не ответит на мои чувства, но пусть он обретёт свободу".
  
  ***
  Следующим днём Юлиан уже не избегал Стефанию - за завтраком охотно разговаривал как с ней, так и с остальными.
  Миранда отчего-то была излишне весёлой - много смеялась, глаза её озорно блестели. Трудно было узнать в ней ту бедную напуганную девочку, которую Юлиан принёс в замок. Стефания и Фредерик слышали от хозяев, что Миранда сирота при живой матери. Но если бы они знали, какие несчастья выпали на её долю, такая перемена поразила бы их ещё больше.
  Много времени девочка проводила в обществе Фредерика. Как только им случалось перекинуться хотя бы парой слов, оба напрочь забывали, что он баронет, а она простолюдинка. Фредерик, к слову сказать, тоже был довольно оживлённым, то и дело улыбался. Особенно Миранде. Она дарила ему ответные улыбки. Дедушка Ираклий, наблюдая эту картину, тайком вздыхал. Ревновал? Или считал, что его названная внучка слишком увлеклась баронетом?
  Но заметил ли Ираклий другие взгляды? Тайные и робкие, и вовсе не такие весёлые, а скорее печальные и торжественные, которые Стефания то и дело кидала на его хозяина? Заметил ли их сам граф Юлиан?
  Он взглянул на неё как будто невзначай. Девушка не успела отвести глаз...
  "Смотри же на меня, смотря подольше. Глаза в глаза... даже одна минута как целая жизнь"
  Целую минуту Юлиан смотрел на неё, пока мощным усилием воли не заставил себя отвести взгляд.
  После завтрака граф, как обычно, вышел на прогулку.
  - Пожалуй, я тоже выйду прогуляюсь, - сказала Стефания.
  - Только не вздумай следовать за графом, - предостерёг её Ираклий. - А то ещё попадётесь в зубы саламандре.
  Пообещав быть осторожнее, девушка вышла из замка. Тёмный лес вокруг неё притих, словно подстерегая жертву. На мгновение Стефании стало так жутко, что захотелось вернуться.
  Юлиан тем временем неспешно удалялся к дубовым зарослям. Стефания последовала за ним незаметно, стараясь держаться далеко позади, чтоб только его видеть.
  Так она и шла за ним некоторое время. Его присутствие придавало ей чувство некоторой безопасности.
  Не успели они отойти достаточно далеко, как Юлиан вздумал обернуться.
  - Стефания!? Что Вы здесь делаете?
  - Да вот, стало душно в четырёх стенах - решила немного прогуляться.
  - Не лучшее место для прогулок, - заметил Юлиан. - Вам лучше вернуться обратно, пока не появилась саламандра.
  - А как же Вы, Ваша Светлость? Неужто сами не боитесь?
  - Я бы не стал гулять здесь просто так.
  - Вы пытаетесь найти дорогу, чтобы бежать? - догадалась Стефания.
  - Вы меня совсем не знаете, если думаете, что я способен убежать и оставить здесь тех, кого люблю.
  - Я так не думаю.
  - Тогда возвращайтесь к замку.
  - Нет, Ваша Светлость.
  Они стояли друг против друга: узник и упрямая девушка. Но и на этот раз игре в гляделки не суждено было продлиться больше, чем на минуту.
  - И всё-таки я прошу Вас вернуться.
  - Хорошо, Ваша Светлость, - ответила Стефания неожиданно для самой себя.
  Но на следующий день она снова пошла за графом, стараясь быть ещё более незаметной. И опять они не успели отойти от замка не почтительное расстояние, как Юлиан сам её окликнул:
  - Будьте осторожней, Стефания. Здесь мох очень скользкий.
  Прятаться дальше не имело смысла.
  - Благодарю, Ваша Светлость, - ответила девушка и двинулась прямиком к Юлиану.
  На этот раз граф, к радости Стефании, не стал настаивать на её возвращении.
  Девушка была почти счастлива. Несколько часов смотреть на любимого человека, слышать его голос, идти с ним одной дорогой. Если бы она раньше знала, какое это наслаждение, как бы завидовала она Камилле, готовой за один взгляд Марка отдать полжизни! И пусть Юлиан ничего не знает о её чувствах, пусть удивляется, отчего его спутница так задумчива, отчего улыбается и смеётся невпопад. Она будет любить его молча.
  Часы пролетели как один миг. Не успела Стефания вдоволь насладиться прогулкой в его обществе, как услышала от графа:
  - Довольно. Пора возвращаться домой. А то в замке решат, что нас уже и съели.
  Обратная дорога показалась девушке до обидного короткой. Хоть она немного устала, с радостью прошла бы с Юлианом ещё столько же. Или больше. Последнее было даже предпочтительнее.
  
  ***
  Ираклий, как всегда, ворчал:
  - Сударь, Вы невыносимы! Мало того, что себя опасности подвергаете, ещё и девушку в лес потащили. Она же за Вами хоть на край света пойдёт.
  - За мной? - от волнения Юлиан встал с кресла.
  - Ну не за мной же, стариком. Она же Вас любит!
  На лице молодого графа отразилась горькая усмешка.
  - Неужели Вы всерьёз думаете, что женщина может полюбить узника со шрамами?
  - Я не думаю, - ответил Ираклий. - Я вижу. По её глазам... Но что с Вами, сударь? Почему Вы вдруг сделались мрачнее тучи? Вы же тоже её любите? Или мой жизненный опыт меня подводит?
  - Нет, Ираклий, не подводит, - проговорил Юлиан с глубоким вздохом. - Я люблю Стефанию. Но она не должна меня любить. Не должна.
  - Но никто не может ей запретить любить Вас.
  - И это печально. Такая любовь испортит ей жизнь.
  - Или наоборот, сделает счастливой.
  С этими словами старый слуга загадочно улыбнулся.
  Но ни он, ни его хозяин не заметили, что та, о которой они говорили, стоит за дверью и слышит каждое слово.
  Нет, Стефания отнюдь не собиралась ничего подслушивать. Она как раз шла к Ираклию поинтересоваться, не нужна ли ему с Мирандой помощь. И случайно услышала, как он говорит с хозяином о её чувствах. Тогда её в жар бросило:
  "Они знают, что я его люблю! - думала она с ужасом. - Теперь граф будет меня презирать".
  И вдруг - о, счастье, - Юлиан сказал: я люблю её. Сам Юлиан!
  Обратно девушка летела, словно на крыльях.
  "Он меня любит! Любит!"
  Сердце её билось, словно желая выпрыгнуть из груди. Прямо к нему, к тому, чьё имя выстукивало. Прыгнуть в его ладони и в них растаять!
  Радостная и возбуждённая, Стефания пролетела мимо галереи, на которой Фредерик с Мирандой смотрели вниз и о чём-то увлечённо болтали. Её они не заметили, чему девушка даже обрадовалась.
  "Он сказал, что любит меня!"
  От этой мысли захотелось обнять весь мир.
  Ей вдруг вспомнилась Камилла, счастливая, с горящими глазами.
  "Стефа, Марк сказал, что любит меня!"
  Правда, от него Камилла услышала это не случайно - Марк признался ей в любви робко, взволнованно, глядя ей в глаза. Юлиан же сказал об этом своему слуге - не самой Стефании... А впрочем, какая разница, кому? Он её любит, и это главное.
  
  ***
  "Вот и сбылась мечта! - думал Гораций невесело, стоя на палубе большого корабля. - Мечта идиота!"
  С детства он желал хоть раз увидеть море. Теперь же видел его каждый день. Куда ни глянет - волны так и плещутся, набегая одна на другую.
  Как и вся команда, он был на этом корабле каторжником. Кто-то был сослан сюда за воровство, кто-то - за разбой, а кто-то, как и Гораций - за убийство.
  Матросы, узнав, за что парень попал на этот корабль, приветствовали его как героя.
  - Вот и правильно! Резать их надо, богатеев!
  После этих слов Гораций предпочёл благоразумно умолчать о том, что сам он не из бедных. Сказал только, что в действительности не он купца зарезал. В ответ услышал возгласы разочарования:
  - Как жаль! Убивай, не убивай - всё равно засудят. Лучше б ты его и вправду ножичком - чик. Хоть удовольствие бы получил.
  Постепенно Гораций привык к трудностям корабельной жизни, научился всему, что должен уметь матрос. И всегда пытался справиться со своими обязанностями наилучшим образом.
  "Если уж взялся за дело, - говорил отец, - делай на совесть. Халтуры я, сам знаешь, не терплю. Замечу - выпорю как следует".
  Здесь же, на корабле, отца не было. Да и халтура была делом привычным. Матросы, оказавшиеся на борту не по своей воле, зачастую считали, что им оно даром не надо, и каждый норовил спихнуть свою работу на товарища. Но Гораций не привык работать кое-как, чем вызвал недоумение других ссыльных.
  Уже несколько недель корабль плыл к берегам Королевства Рыжего Солнца.
  - Лучше бы к Зелёным Водам! - ворчали матросы. - Уж там бы можно сбежать и жить припеваючи.
  - Грабить, воровать, людей резать...
  - Главное, супротив короля не выступать.
  - Да и не будем. Оно нам надо?
  - И с чинушами награбленным делиться.
  - Поделимся.
  - Эх, обидно-то как! Рядышком, а не дотянешься.
  Горацию тоже было жаль, что плывут не туда. Но не потому, что у Рыжего Солнца с преступниками не церемонятся. Помышлять разбоями юноша вовсе не собирался. Но туда, в Королевство Зелёных Вод, направлялся Феликс.
  "Всё равно едва ли я мог бы там ему помочь, - думал он в следующую минуту. - Феликса ещё найти надо, а мне как заключённому разгуливать там особо не дадут".
  Его мысли неожиданно прервала белоснежная чайка, камнем упавшая на палубу в нескольких шагах. Судорожно дёрнув крыльями разок-другой, птичка затихла. Один из матросов вдруг зарыдал в голос.
  Мошенник по кличке Фокусник. Тот самый, который со смехом рассказывал о смерти ребёнка. "Родила баба, а он не дышит, ха-ха-ха. Ну, я ему могилку выкопал. Не с ложечки же мне его кормить, ха-ха-ха". И вдруг он оплакивает какую-то чайку!
  Матросы сначала глазели на него с удивлением, затем принялись со смехом расспрашивать:
  - Чего ревёшь? Птичку жалко?
  - Да шут с ней с птичкой! - ответил Фокусник сквозь слёзы. - Умру я скоро.
  - Да не бойся, - был ответ. - Похороним, чаркой помянем. Что мы, не люди, что ли?
  Фокусника это, судя по всему, не слишком утешило. С того дня он, самоуверенный насмешник, превратился в брюзжащего нытика. И так надоел он матросам своими жалобами, что те пригрозили бросить его за борт, если он сейчас же не успокоится.
  Тот горько вздохнул и пробормотал:
  - Будь проклят тот день, когда я вздумал обмануть колдуна!
  Гнев его товарищей тут же сменился живым интересом.
  - Да ты что, Фокусник, так прямо колдуна обманул? Ну ты даёшь!
  - И как обманул-то?
  - Долг ему не отдал.
  - А за что должен был?
  - От хвори вылечил?
  - Девку приворожил?
  - Да нет, - ответил мошенник. - Я с матерью в бедности жил, а колдун меня богатеем сделал. Книжку умную дал, мать мне каждый день в неё заглядывать велела. По ней я уму-разуму и учился. Только мать отчего-то недовольна, говорит: "Что же ты, Никифор, таким недобрым стал?". А я просто-напросто жить научился.
  - И что же ты в этой книге нашёл?
  - Ответы на все вопросы. Главное, подсказала мне книга, что и честь, и совесть, и справедливость - не более чем пустые слова. Надо брать от жизни всё.
  - Интересно! Вот бы и мне такую книгу!
  - Может, поделишься, а, приятель?
  - Да я бы и рад, - вздохнул Никифор. - Только отобрали её у меня. Она же была с камнями драгоценными - с яхонтами.
  - С яхонтами?! - воскликнул Гораций, до этого не раскрывавший рта. - Это что же за колдун дал её тебе?
  - Его Александром звали. Он ещё у матери моей корову забрал как задаток. Сказал: станет твой сын богатым, тогда и долг отдадите. Ну, я думал, он к матери и придёт, ан нет - ко мне заявляется: давай, мол, пришло время рассчитываться. Я ему: я-то причём? Мать обещала, пускай и отдаёт. А колдун мне: мать твоя голытьба, у неё брать нечего, а ты вон какие хоромы себе отстроил, так что выкладывай, говорит, золотые, не то худо будет. А мне жалко золото отдавать, стал я ему обещать: погоди, мол, через неделю отдам, сейчас никак не могу. Так и эдак увиливал, причины разные придумывал...
  Колдун до поры до времени покупался на его трюки - недаром Никифор был искусным мошенником. Только, в конце концов, терпение колдуна лопнуло - понял он, что не собирается Никифор отдавать ему долг.
  - Тогда он меня проклял. Сказал: упадёт с неба мёртвая чайка - недели после этого не проживёшь. А завтра как раз неделька кончается...
  - Ну и дурак же ты! - заговорили матросы, когда Никифор-Фокусник закончил свой рассказ.
  Тот опустил голову: мол, сам знаю.
  "Так вот ты каков, колдун по имени Александр! - думал Гораций. - Небось, отцу Стефы тоже книгу подсунул, шельма эдакая!"
  А ветер всё усиливался. Волны за кормой становились всё выше. Где-то вдалеке прогремели первые раскаты грома.
  - Кажется, надвигается буря...
  
  ***
  Пока Гораций против своей воли плыл к Рыжему Солнцу, его односельчанин Феликс потихоньку, ступая по земле, приближался к соседнему королевству. Иногда на него пути вставали реки широкие, леса дремучие, и тогда он надевал крылья, что подарил ему Ипполит в благодарность за спасение. Натягивал на деревянный каркас мешковину, ремнями привязывал к туловищу и поднимался ввысь, махая руками, держащими крылья.
  Ни о какой лёгкости полёта не было и речи. Напротив, за полчаса махания крыльями Феликс уставал сильнее, чем за весь день ходьбы. В ветреную погоду полёт и вовсе становился мучением. Поэтому юноша использовал крылья редко - когда ничего другого не оставалось.
  Чёрную речку он миновал без приключений. Сверху ему было видно, как несколько ужасных рыбёшек показались на водной глади цвета пепла. Как, сверкая одним глазом, раскрывали рты с белоснежными зубами. Но в этот раз им пришлось уйти под воду ни с чем.
  После речки был лес, в котором Феликс заблудился. Пришлось надевать крылья и, осторожно взмахивая, чтобы не порвать о ветки, подняться над лесом.
  Постепенно лесной ландшафт стал сменяться горным. Никогда прежде не видел Феликс таких крутых склонов, покрытых редкой растительностью, вершин, упирающихся в самое небо, быстрых речушек, стекающих вниз водопадами. От глубины ущелий захватывало дух. Сверху с горы открывался такой красивый вид на леса и деревни у подножья, что было невозможно не залюбоваться. Феликсу тогда казалось, будто он летит. Но нет - крылья оказывались сложенными, а тряпицы, аккуратно свёрнутые, лежали на дне котомки.
  В конце концов парень дошёл до ущелья, по ту сторону которого начиналось Королевство Алых Пионов. Обойти его - весь день займёт. Поэтому Феликс, недолго думая, надел крылья.
  Перелетев на другую сторону, он уже начал расстёгивать ремни, как вдруг от мощного толчка едва не упал. Следом послышался ещё толчок, а за ним ещё и ещё. Гора затряслась, будто в лихорадке. В нескольких шагах от места, где стоял Феликс, от скалы отвалился большой кусок и полетел вниз, шумно рассекая воздух.
  Тогда Феликс решил не рисковать и взлетел снова. Сверху ему было хорошо видно, как отделяются огромные валуны, несутся с бешеной скоростью вниз по склону, подпрыгивают на выступах, летят в ущелья. Глядя на это, юноша с содроганием думал о том, что было бы с ним, упади на него хоть один такой камень.
  "Да благослови тебя Святое Небо, Ипполит!" - мысленно молился он за изобретателя.
  Неожиданно его внимание привлёк бегущий человек. За ним следом катился камень размерами с буйвола. Спасаясь, несчастный ухватился за выступ и, подтянувшись, стал взбираться наверх. Но тут же хлипкий кусочек под ним треснул и полетел вниз. Из горла человека вырвался крик отчаяния.
  Феликс едва успел схватить его за руку, прежде чем два куска породы столкнулись. Смертельно бледный, горный путешественник поднял голову. Увидев человека с крыльями, удивлённо вскрикнул.
  - Держи! - сказал ему Феликс, протягивая одно крыло.
  Тот ухватился обеими руками.
  Вдвоём лететь было тяжелее вдвое. Чтобы удержать высоту, приходилось чаще делать взмахи. В довершении всех бед поднялся ветер.
  - Держи крепче! - прокричал Феликс, боясь, как бы спасённый не выпустил крыло.
  Тот держался изо всех сил.
  - Махай давай, сильнее! Ещё немного!
  Спасённый молча повиновался.
  Феликсу показалось, что прошла целая вечность, прежде чем злосчастная гора, наконец, осталась позади. Тогда, приземлившись, оба молодых человека без сил упали на землю.
  Сколько они так пролежали, никто из них не помнил. С трудом придя в чувство, спасённый принялся благодарить Феликса.
  - Если бы не Вы, я был бы уже мёртв. Я в глубоком долгу перед Вами.
  - Это Вы Ипполита благодарите, - отозвался Феликс. - Кабы не его крылья, не жить бы нам обоим.
  - Так передайте от меня Ипполиту искреннюю признательность. Но прежде я хотел бы выразить благодарность именно Вам. Ведь Вы спасли не только меня, но и моего отца. Он тяжело болен, а я его единственный сын. Будьте же моим гостем. Прошу Вас, не откажите.
  
  ***
  Илларион - так звали спасённого - жил у подножья горы в маленькой хижине вместе с отцом. Старик, измождённый тяжкой болезнью, уже несколько лет не вставал с постели. Когда вместе с молодым хозяином вошёл Феликс, старик улыбнулся гостью.
  - Прошу прощения, - проговорил он слабым голосом, - что не могу встать и поприветствовать Вас как полагается. Располагайтесь же, чувствуйте себя как дома.
  - Отец, - начал Илларион. - Феликс спас мне жизнь. Позвольте же отблагодарить его, как велит обычай.
  - Конечно, сын мой. Принеси сюда меч.
  Феликс был ошарашен таким заявлением. Что же у них за обычаи такие? Или же он успел уже, сам того не ведая, нанести хозяевам оскорбление?
  - Что с тобой, Феликс? - поинтересовался старик, заметив его замешательство. - Неужели ты подумал, будто мы собираемся тебя убить? О, Святое Небо!
  Феликс не знал, что и думать. Но слова старика его успокоили.
  Илларион тем временем принёс меч с золотой рукояткой, украшенной изумрудами и бриллиантами, вложил его в ножны и протянул отцу.
  Тот в свою очередь протянул меч гостью со словами:
  - Ты спас моего единственного сына. Прими же от меня в благодарность нашу фамильную реликвию.
  Судя по тому, какой бедной была обстановка в доме, этот меч был, очевидно, единственной ценной вещью.
  - Но я не могу...
  - Так велит обычай, - оборвал гостя Илларион. - За спасение жизни полагается отдать самое ценное, что есть в доме. Не принять считается оскорблением.
  Только тогда Феликс протянул руку, чтобы взять подарок, и с поклоном поблагодарил старика. Тот, судя по выражению лица, нисколько не сожалел о расставании с реликвией. Оно и понятно - сын родной дороже.
  - Впрочем, если меч тебе не нужен - продай. За него дадут хорошую цену.
  - Кстати, - добавил Илларион, - по легенде, именно этим мечом Джуна разрубила тело мага.
  - Какая Джуна? - спросил Феликс.
  - Неужели не слышал легенду про Германов корень?...
  После гибели Германа Джуна первое время торжествовала: отомщена. Но вскоре торжество сменилось пустотой и разочарованием. Не бросится теперь Герман ей в ноги, моля о прощении, не обнимет её гибкого тела, не оценит её прелестей. Но вместо раскаяния девичьей душой овладела злоба и ненависть. К кузине, к магу, ко всему белому свету. И Джуна решила отомстить.
  Давно уже заметила девушка, что любил маг золотых саламандр. Да так, что в своём тайнике в чаще леса хранил чучело одной из них. Часто уходил он в чащу, становился перед чучелом, произносил заклинание. И тотчас же падал на землю бездыханным. А ожившая саламандра, махая золотыми крыльями, устремлялась ввысь. Когда же магу надоедало быть в её облике, саламандра приземлялась на то же место, и тогда оживало его человеческое тело. Саламандра же вновь становилась чучелом.
  Стала Джуна ходить следом за магом, пока, наконец, не нашла место заветное. Лишь только волшебник саламандрой обернулся, схватила она меч, что у брата взяла, и разрубила неподвижное тело. С тех пор маг так и летает в образе саламандры и не может превратиться обратно в человека.
  - Но есть поверье, что если этим самым мечом отрубить саламандре одну чешуйку, маг снова обретёт человеческий облик.
  Пока Илларион рассказывал, его отец задремал. Осторожно, чтобы его не разбудить, хозяин и гость стали готовиться ко сну.
  Уже которую ночь Феликсу отчего-то снился отец Камиллы. И всегда он беззвучно шевелил губами, словно пытался что-то сказать, но не мог поколебать воздух.
  Проснулся он ещё до рассвета, услышав шаги и слабый шёпот старика:
  - Илларион, подойди ко мне...
  - Отец...
  - Поклянись, сын мой... Поклянись, что вернёшь себе престол... И отомстишь... за Алисию...
  - Клянусь, отец... Отец!
  Голоса старика больше не было слышно. Илларион, сражённый горем, зарыдал.
  
  ***
  "Интересно, что будет, если этим мечом отрубить чешуйку саламандре серебряной, - думал Феликс, вертя в руках подарок умершего старика. - Может, она тоже превратится в человека?"
  Прежде он знал о саламандрах лишь то, что они были порождениями огненной стихии и вымерли после Великого Потопа. Когда же колдун сказал о серебряной саламандре, Феликс думал, что она единственная, кто выжил. Теперь же он узнал, что существует на свете ещё одна - золотая.
  Впрочем, Илларион утверждал, что всё это суеверия - ни в кого золотая саламандра не превратится. Да и был ли этот маг? В истории с Германом, Анной и её завистливой кузиной, скорей всего, больше вымысла, нежели правды.
  Всё это Феликс понимал, но иногда в голове проскальзывала мысль: а вдруг не сказка? Может, колдун имел в виду: встретишь саламандру - сруби ей чешуйку, и тогда она превратится в мага - более сильного, чем я? Если кто и сможет помочь Камилле, то только он.
  Впрочем, едва ли. Колдун Александр был известен всей деревне своим тщеславием. Для него убедить страждущего в своей незаменимости всегда было важнее, чем помочь. Незаменимому платят охотнее. Да и говорил он не о золотой, а о серебряной.
  "Ладно, хватит думать о легендах - пора идти".
  Феликс решительно убрал меч в дорожную сумку и встал с пригорка.
  Вскоре на его пути стали попадаться покосившиеся домики. У некоторых ещё держались куски кровли, сквозь которую пробивались деревья. Пустые глазницы окон смотрели угрожающе. Вдоль заборов, от которых, в лучшем случае, остались две-три дощечки, буйно цвела малина и ежевика.
  Пройдя мимо полей, заросших высокой травой, Феликс очутился у старого колодца, обветшавшего, как и всё остальное в этой заброшенной деревне. В зарослях земляники что-то белело. Парень хотел было подойти поближе, посмотреть. Но неожиданно из кустов малины вынырнула женщина в чёрном платье и преградила ему путь.
  На вид она была вполне обычной: полная фигура, светлые вьющиеся волосы, падающие на плечи, светлые глаза. Нет, не уродина, но было в ней что-то неприятное, даже пугающее.
  Презрительно усмехнувшись, она протянула к Феликсу руки с грязными длинными ногтями, загнутыми, словно когти хищника. И улыбнулась, обнажая гнилые зубы в два ряда.
  Феликс от неожиданности отпрянул. Тотчас же его спина упёрлась во что-то мягкое. Обернулся. Перед ним стояла другая женщина, тоже в чёрном: худая, как жердь. Волосы, прямые и тёмные, под цвет платья, падали ей на плечи. Узкие карие глаза косились на путника с недоброй усмешкой.
  Один миг - и она прыгнула на Феликса и вцепилась ему в шею костлявыми руками. Парень попытался шевельнуться, чтобы их сбросить, но его руки словно приросли к телу. Попытался крикнуть, рассмеяться, но губы ему не повиновались. И тело, и лицо словно окаменело.
  Женщины, злобно ухмыляясь, застучали зубами. Феликс с ужасом наблюдал, как острые клыки приближаются к его шее. Всё явственнее ощущался запах сырого мяса. Парень не мог даже закрыть глаз, чтобы не видеть собственной смерти.
  "Прости, Камилла... Отец..."
  Зубы хищниц уже готовы были вцепиться в его шею, как вдруг один за другим раздались два выстрела. Обе женщины истошно закричали и упали на землю.
  Тогда Феликс и увидел своего спасителя. Высокий человек с усами, убелённый сединами. Величавая осанка выдавала благородное происхождение.
  - Человек, ты живой? - спросил он, опустив ружьё.
  Феликс, наконец, смог пошевелиться.
  - Живой, - ответил с поклоном. - Спасибо Вам, Ваша Светлость! Если бы не Вы, убили бы.
  Спаситель в ответ кивнул, затем, глядя на тела, проговорил, обращаясь скорее к самому себе, нежели к Феликсу:
  - Я так и знал, что серебряные пули их успокоят. Всех людей в деревне поели, никого не оставили.
  Затем, направившись прямо к зарослям земляники, нагнулся и поднял с земли что-то белое. Это был человеческий череп.
  - Бедняга! Надо теперь позаботиться о достойном погребении.
  Феликс на минуту представил, что опоздай его спаситель на несколько минут, сейчас бы держал в руках его череп. От этой мысли стало не по себе.
  "Он же мне жизнь спас. Было бы свинством не отблагодарить его за это, как полагается".
  В его дорожной сумке не было вещей более ценных, чем тот меч, что подарил ему отец Иллариона. Да и в доме, пожалуй, таковых бы не нашлось.
  - Примите от меня в благодарность, - сказал Феликс, протягивая вещицу.
  Его спаситель, увидев меч, удивился, выпучил глаза.
  - Откуда он у тебя?
  - Не бойтесь, не ворованный.
  Чтобы окончательно успокоить спасителя, пришлось ему рассказать про Иллариона и его отца. Весть о смерти старика, по-видимому, огорчила собеседника.
  - Старый король скончался! - воскликнул он горестно. - Теперь принц Илларион - наша последняя надежда! Позволь же, в благодарность я пожму тебе руку!
  Конечно же, Феликс был польщён такой честью. Получается, старик не бредил, когда говорил про престол.
  Вспомнился ему также разговор с Ипполитом. Илларион, Алисия... Не эти ли имена называл безумный изобретатель? Жаль, у Феликса на них дурная память.
  "Вот бы удивился Ипполит, если бы узнал, что его крылья спасли жизнь тому самому принцу".
  - А меч оставь себе. Я тебе его дарю. За спасение наследника.
  
  ***
  - Я всё знаю!
  Таким Фредерика Миранда видела впервые. Его лицо было бледным, губы плотно стиснуты, глаза бешено сверкали.
  - Ты всё это время морочила мне голову! Ты лгала мне! Я думал, ты божество, луч света. А ты... ты просто грязная девка!
  - Фредерик...
  - Молчи, бесстыжая! Ничего не желаю слушать!
  С этими словами молодой баронет наотмашь ударил Миранду по щеке.
  - И не называй меня Фредериком! Нашей дружбе конец!
  Затем, не глядя на плачущую девочку, он удалился прочь. Напрасно Миранда звала его, напрасно кричала: постой - Фредерик даже не обернулся. Лишь иволга зарыдала ей в ответ.
  
  ***
  Миранда проснулась. Вздохнула с облегчением. Но вдруг внезапная мысль пронзила ей, как стрела: Фредерик ведь ничего не знает. Поэтому и считает, что она достойна быть ему другом. Но что будет, как узнает? А он рано или поздно узнает. Не от дедушки Ираклия и не от графа Блувердада - им Миранда верила, как самой себе. Но всё тайное так или иначе становится явным.
  Не лучше ли самой всё рассказать? Тогда молодой баронет не станет тешить себя иллюзиями и тотчас же отвернётся от неё, высказав всё, что думает.
  "Ну уж нет! - подумала девочка в следующую минуту. - Я сама отвернусь от него прежде, чем он успеет меня растоптать"
  Да, она так и сделает. И сделает это прямо сегодня.
  Но только она успела выйти из комнаты, как встретила дедушку Ираклия, графа, Стефанию. Они суетливо расхаживали взад-вперёд с обеспокоенными лицами. Из разговоров Миранда поняла, что Фредерик серьёзно болен, у него сильный жар и лихорадка.
  
  ***
  Всю последующую неделю молодой баронет находился между жизнью и смертью. Ираклий и Юлиан со Стефанией ухаживали за ним. Миранда, несмотря на строгий запрет, всякий раз, обманывая дедушку Ираклия, проскальзывала к больному и подолгу с ним сидела.
  "Я здесь", - говорила она, когда Фредерик метался в бреду, шепча её имя.
  И так она сидела около него, пока шаги за дверью не вынуждали её спрятаться или пока кто-нибудь не заходил и не прогонял её.
  "Святое Небо, сохрани жизнь Фредерику! - молилась Миранда. - Я скажу ему горькие слова, я не подойду к нему после этого, но пусть он поправится".
  Увлечённая молитвой, она едва успела спрятаться в шкаф, прежде чем вошла Стефания.
  - Миранда здесь. Она тебя слышит, - ответила девушка, потрогав горячий лоб больного.
  Знала бы она, как близка была к истине!
  Покинув комнату, она вскрикнула от неожиданности, оказавшись в объятиях мужчины.
  - Юлиан, это Вы? - в тот момент она забыла, что перед ней человек выше по положению.
  - Простите, я Вас напугал... Как он?
  - Да всё так же. Позвольте, я...
  Она не договорила. Нет, ей не хочется сейчас уходить. Уходить от этих глаз, что смотрят на неё с такой нежностью, от этого бархатного голоса.
  - Стефа...
  Девушка подняла голову и улыбнулась, встретившись с ним взглядом. В следующий момент её рука оказалась в ладонях Юлиана. Осторожно, словно боясь разбить хрустальную вазу, он коснулся руками её тонких пальчиков. Она не рассердилась, не отдёрнула руки.
  
  ***
  В этот раз Небо услышало молитвы смертных - Фредерик остался жив. Миранда навещала его всё реже. И вовсе не из боязни заразиться. Очень уж она не хотела, чтобы охлаждение было внезапным - как гром среди ясного неба.
  Когда Фредерик поправился окончательно, Миранда и вовсе стала его избегать. Она уже не слушала его, раскрыв рот, лишь только он начинал что-то рассказывать. Напротив, под любым предлогом старалась от него отделаться. Фредерик не мог не заметить перемены. И однажды прямо спросил её:
  - Что случилось? Я тебя чем-то обидел?
  Миранда в ответ покачала головой.
  - Тогда в чём дело? Почему ты вдруг стала меня избегать?
  - Потому что Вы больше не должны со мной разговаривать! Никогда! - прокричала девочка с неожиданной злобой. - Оставьте меня в покое! Слышите?
  Ошеломлённый Фредерик вжал голову в плечи, словно от удара.
  - Миранда!...
  Но та его уже не слушала. Бежала со всех ног к дедушке. Через минуту она рыдала у него на плече, рассказывая о ссоре с молодым баронетом.
  - Прошу Вас, дедушка, не подпускайте ко мне Фреде... барона Мисуллана. Я не хочу его видеть!
  - Хорошо, внученька. Только не плачь. Всё будет хорошо.
  "Нет, хорошо уже не будет, - подумала Миранда. - Без Фредерика не будет".
  
  ***
  Всё как будто бы изменилось. Пропал куда-то звонкий смех Миранды, почти не слышно было весёлой болтовни Фредерика. В замке как будто поселилась грусть.
  Стефания была уверена, что виной тому Фредерик и Миранда. С некоторых пор она ни разу не видела их вместе. Зато постоянно видела рядом с девочкой Ираклия. Он буквально не отпускал её от себя ни на шаг, словно сторожевой пёс, готовый броситься на всякого, кто посмеет на неё косо взглянуть. Особенно суров старый слуга стал к Фредерику. Впрочем, так он относился к нему вполне дружелюбно, но стоило молодому баронету кинуть взгляд на его внучку... Тогда Ираклий смотрел на него так, словно вот-вот вцепится в горло.
  Однажды девушка поделались своими мыслями с Юлианом:
  - Бедный Фредерик! Не понимаю, отчего он впал в такую немилость? У меня такое впечатление, будто Ираклий не даёт ему общаться с Мирандой. И я вижу, они оба этим удручены.
  - Фредерик не виноват. Просто Ираклий очень любит внучку и не хочет, чтобы её обидели ненужными упрёками.
  "Упрёками?! Но она же ничего не сделала!" - хотела было воскликнуть Стефания, но осеклась.
  Ей вдруг вспомнилось, что то же самое она говорила, когда Фредерик разбудил её, чтобы сообщить о готовящейся казни. Может, и Миранда так же нарушила какой-то из диких законов Симеона Сумасшедшего?
  - Что же она сделала? Гуляла по воде? Летала по воздуху? Или что ещё здесь запрещено?
  - Этого я не могу сказать даже тебе. Я обещал молчать. Но одно скажу: Миранда ни в чём не виновата... Кстати, летать по воздуху у нас не запрещено, - добавил Юлиан с улыбкой.
  - Слава Небесам! - улыбнулась в ответ Стефания. - Хоть что-то разрешается... Но за что ж её тогда упрекать?
  - За то, что не всем повезло родиться в любящей семье. Те, кому повезло, часто бывают глухи к сиротским слезам. Они не знают, что это такое!
  - Но Фредерик знает, что Миранда сиротка.
  - Да, но он не знает кое-чего другого.
  - Скажите, Юлиан, а это другое - оно очень страшное?
  - Очень.
  "Значит, и вправду дело худо", - подумала девушка.
  Она прекрасно знала: страдания не озлобили Юлиана, не убили в его душе сочувствия к чужим несчастьям. Но едва ли он станет их преувеличивать.
  Но ни Стефания, ни Юлиан ещё не знали о том, что происходило в другом крыле замка. Миранда рассказывала Ираклию о страшном сне.
  - Мне снилось, дедушка, будто я опять дома, с мамой, и меня снова трогают пьяные гости. И хотя мне к этому не привыкать, так противно ещё никогда не было. Я вырываюсь, плачу, кричу: "Дедушка, родной, спасите!". А мама смеётся, говорит: "Нет у тебя никакого дедушки. Он тебе приснился. Так что выкинь эти бредни из головы и давай работай". И я испугалась. Даже не столько того, что мне опять придётся ублажать весь этот сброд. Я испугалась, что вдруг Вас, дедушка, и вправду нет. И за графа испугалась: вдруг его в самом деле замучили до смерти? Я даже когда проснулась, дрожала от страха. Только когда вас увидела, успокоилась.
  Ираклий ласково гладил девочку по головке.
  - Не переживай, внученька, я здесь, с тобой. И никому не дам тебя обидеть.
  Фредерик, стоявший за дверью, содрогнулся от отвращения, представив, как куча грязных рук лапает Миранду. Его Миранду! А мать, родная мать смотрит и смеётся.
  "О, земля, сколько же в тебе ненужного терпения, чтобы носить таких мерзких созданий! И ты, Небо, как могло ты терпеть такое. Зачем не разразило громом эту мать, эту пьяную скотину?".
  Молодой баронет до боли сжал кулаки. К отвращения прибавилась ярость.
  - Клянусь, Миранда! - вскричал он, позабыв, что та, о которой он говорил, могла его услышать. - Клянусь, пока я жив, эти твари не подойдут к тебе на пушечный выстрел!
  
  ***
  Когда Гораций пришёл в себя, солнце поднялось высоко над горизонтом. Сколько он так лежал? День? Два? И где он вообще?
  Парень встал, отчего голова отозвалась резкой болью. В глазах потемнело. Чтобы снова не упасть, он сел, огляделся. По правую руку простиралась бескрайняя гладь моря. По левую - за песчаной полоской берега - виднелся лес, за ним - невысокие горы.
  Спереди очередная волна набежала на песок. Горацию показалось, над водой мелькнуло что-то круглое. Что-то похожее на голову.
  Молодой человек осторожно встал и, держась руками за воздух (единственное, за что можно было держаться), двинулся туда.
  Другая волна вынесла на берег человека с неестественно вывернутой шеей. Никифор-Фокусник!
  Память стала медленно возвращаться к юноше. Буря была страшная. Волны поднимались до самого неба. Ветер свистел, рвал паруса, ломал мачты. Корабль бросало, словно щепку. Люди метались по палубе, перепуганные. Последнее, что помнил Гораций - это сильный удар головой о палубу.
  "Значит, корабль утонул, - подумал он, хватаясь за голову. - А меня вынесло на сушу".
  Первым делом он решил, что надо осмотреть территорию, куда его вынесло. Вполне возможно, кроме него ещё остались выжившие.
  Гораций снова встал и, борясь с головокружением и тошнотой, медленно побрёл вдоль берега. Вскоре он увидел обломок мачты с парусом. Рядом, подгоняемая волнами, скорбно плыла шапка одного из матросов. Подплыв поближе, Гораций ухватил эти вещи и вынес на берег.
  До самого вечера бродил он по острову в надежде встретить кого-нибудь из товарищей или местных. Но безуспешно. Никто на его зов не откликнулся.
  В полном отчаянии юноша наловил в воде несколько крабов, развёл огонь, поужинал, затем наскоро соорудил шалаш из веток.
  Один, совсем один на этом острове. Придётся теперь выживать одному, рассчитывать только на себя. Одному добывать пищу, одному обустраивать крышу над головой, одному спасаться от диких зверей и не надеяться ни на чью помощь.
  "Ничего, выкручусь, - подбадривал он сам себя. - А там, может, корабль будет проплывать - подберёт. Главное - продержаться... Надо, кстати, похоронить Никифора - человек ведь".
  С этими мыслями он и заснул.
  
  ***
  "А вы не болтайте - слушайте и запоминайте. Может, придёт время - вы меня ещё добрым словом вспомните", - говорил деревенский учитель Евлампий.
  А как его слушать, если он зануда редкостный? Только и разговору, что о первобытных людях: как жили, как охотились, как от хищников защищались, как разводили огонь, как шкуры выделывали, как орудия изготовляли. Скукотища да и только!
  Неизвестно, многие ли из его бывших учеников поминали его добрым словом, но Гораций был ему теперь благодарен как никогда. Именно сейчас, оказавшись на острове, он был особенно рад, что прилежно учил его уроки. Старик-то был суровый - розог не жалел.
  "Если я выживу, - думал Гораций. - Если когда-нибудь вернусь домой, первым делом поклонюсь могиле старика. Полезным вещам научил".
  Что ни говори, каменный топор, который юноша сделал на второй день своего пребывания на острове, здорово его выручал. С его помощью можно было и жилище построить, и охотиться, и туши разделывать, и землю копать, и даже камни дробить.
  Остров по-прежнему таил в себе много неизведанного и даже опасного. Однажды, блуждая по горным тропам, Гораций заметил пещеру. На следующий день, вооружившись факелом, он наведался туда, чтобы получше её исследовать.
  Неожиданно край утёса хрустнул у него под ногами. Гораций, потеряв равновесие, рухнул вниз.
  Приземлился он удачно - на правую ногу, которая тотчас же отозвалась дикой болью.
  "Кажется, сломал, - подумал он, вставая. - Хорошо, не шею".
  Однако через несколько минут его радость сменилась разочарованием. Со всех сторон возвышались отвесные стены скал. Самая низкая была где-то в три его роста.
  Несколько раз, преодолевая боль, Гораций отчаянно пытался уцепиться за них, но тщетно - гладкие камни выскальзывали у него из-под ног.
  "Нет, самому мне не выбраться, - подумал парень с отчаянием. - Тем более, со сломанной ногой".
  - Помогите! Люди! - закричал он без особой надежды.
  Кто ему здесь поможет, когда на острове ни души? Он замурован, и смерть его будет мучительной. Может, когда-нибудь люди высадятся на этом острове и найдут между скалами его скелет.
  Гораций обхватил голову руками и застонал. Он думал об отце и матери, которых никогда больше не увидит, о невесте, которая так и не узнает, где его на самом деле нелёгкая носит, об односельчанине, которого он так и не смог спасти от гибели. Он мысленно просил у них у всех прощения - у тех, которые даже похоронить его не смогут.
  "Умереть бы во сне, как старик Евлампий. Тогда и мучений особых не будет. Просто не проснусь".
  Но заснуть всё никак не получалось. Мучила больная нога, а ещё нестерпимая жажда. Только к ночи усталость, наконец, взяла своё.
  
  ***
  Как же не хотелось Горацию просыпаться утром, чтобы обнаружить себя в плену у скал! Но сколь ни пытался он продлить спасительных сновидений, пришлось, в конце концов, открыть глаза. Солнце заглядывало в его "тюрьму", словно дразня. Пока ещё оно не набрало силу, но к полудню обещало быть беспощадным.
  Погружённый в свои невесёлые мысли, Гораций не сразу заметил, как что-то блестящее пролетело над солнечным диском и начало стремительно снижаться. Когда оно, наконец, приблизилось, парень увидел крылатую саламандру.
  "Сейчас она меня съест, - мелькнула мысль. - Хотя она не серебряная, а золотая..."
  Первым его побуждением было сопротивляться. Но вспомнив про своё отчаянное положение, Гораций решил: пусть ест. Хуже всё равно уже не будет.
  Саламандра тем временем слетела в ущелье и, ухватив парня когтистыми лапами, взмыла вверх. Горацию казалось, будто к нему прикоснулись раскалённой сковородой - такой нестерпимо горячей была чешуя.
  "Похоже, сперва меня поджарят, - подумал он. - А потом уже и есть будут".
  Но к его удивлению, оказавшись подальше от зловещего "колодца", саламандра аккуратно положила свою ношу на землю и затем скрылась из виду. Гораций заметил, что махала она при этом одним крылом. Второе безжизненно висело.
  "Она спасла меня и повредила крыло".
  Неужели спасён? Горацию с трудом в это верилось. Неужели это случилось наяву?
  - Спасён! Я спасён! - закричал он во весь голос.
  
  ***
  На следующий день, едва рассвело, Гораций наловил рыбы и побрёл в горы. Идти с привязанной к ноге веткой, опираясь на палку, было тяжело. Несколько раз юноша останавливался передохнуть, чтобы затем продолжать взбираться вверх.
  Он не представлял, где искать свою спасительницу. Может, она вернётся на то место, где спасла человека? Да нет, с больным крылом ей, наверное, тяжело летать. Может, отлёживается где-то в пещере? Возможно даже, в той, которую Гораций хотел исследовать.
  Пока он размышлял, в небе сверкнула золотая чешуя.
  - Саламандра! Саламандра! - стал он громко звать её.
  Та, к его удивлению, быстро спустилась. Как будто поняла, что её зовут. Её крыло болталось так же безжизненно, как и вчера.
  - Я тебе рыбы принёс, - проговорил Гораций.
  Она слегка кивнула, будто желая поблагодарить, затем взяла из его рук рыбёшку. Потом, перебирая ящеричными лапками, двинулась к пещере. У самого входа обернулась и посмотрела на человека, словно приглашая следовать за ней. Гораций послушался и пошёл следом.
  Очутившись внутри, саламандра положила несколько рыбёшек на своё тело. Те медленно поджаривались. Затем часть протянула гостю, как бы прося присоединиться к трапезе.
  - Спасибо.
  Саламандра в ответ кивнула.
  - Ты понимаешь человеческую речь? - воскликнул удивлённый юноша.
  Снова кивок.
  - А говорить можешь?
  Та отрицательно помотала головой.
  Так началась дружба человека и саламандры. На следующий день новая подруга сама прилетела к Горацию, принесла с собой заячью тушку и пучок целебных трав.
  Одиночество больше не грозило юноше. Золотая ящерка часто наведывалась к нему, помогала там, где без неё пришлось бы туго. Отвечала, когда Гораций спрашивал её о чём-то. Правда, ему приходилось задавать такие вопросы, на которые можно было ответить "да" или "нет".
  - Есть ли люди вообще на этом острове?
  Отрицательное покачивание.
  - Близко ли Королевство Рыжего Солнца?
  Кивок.
  А Зелёных Вод?
  "Да".
  - Можно ли добраться туда на лодке?
  "Нет".
  - Скажи, саламандра, ты рождена до Великого Потопа?
  "Да".
  - А серебряная?
  "Да".
  - Она твоя сестра?
  "Нет".
  - Вы единственные из саламандр, что выжили после Потопа?
  "Да".
  - Саламандра, у тебя есть имя?
  В ответ ящерка начертала лапой на песке: "Леонидас".
  С тех пор Гораций обращался к ней по имени. Частенько он спрашивал Леонидаса о жизни саламандр. Правда ли, что они были рождены из огня? Правда ли, что их существовало два вида: ползучие и летающие? Правду ли говорил учитель, что последние обладали магической силой? Ладили ли саламандры с людьми, жившими до Потопа?
  "Да, да, нет, да", - отвечал Леонидас.
  Шло время. Крыло саламандры постепенно заживало. Заживала и нога у Горация.
  А однажды утром, проснувшись, юноша увидел вдали корабль. Осторожно, стараясь не повредить ногу, он забрался на скалу и принялся махать руками. Неожиданно к нему подлетела саламандра и замахала крыльями, подставляя солнцу золото чешуи.
  Корабль приближался к острову. Вскоре на берег высадились люди. Направляясь по торговым делам из Королевства Рыжего Солнца в Зелёные Воды, они совершенно случайно заметили золотую саламандру, а рядом - человека.
  - Мне жаль с тобой расставаться, Леонидас, - говорил Гораций. - Но я должен ехать. Спасибо тебе за всё. Без тебя мне пришлось бы плохо. Я всегда буду помнить тебя.
  Одна из золотых чешуек упала ему под ноги. Гораций нагнулся, поднял её.
  - Я буду хранить её как память. Прощай же, Леонидас! Даст Святое Небо, может, свидимся.
  Ящерка слегка похлопала Горация крылом по плечу и кивнула головой. Затем принялась быстро чертить на песке:
  "Прощай, Гораций! Будь осторожен".
  
  ***
  Речка, блестевшая на солнце изумрудными волнами, возвестила Феликсу, что он достиг, наконец, Королевства Зелёных Вод. Атмосфера, здесь царившая, поразила юношу. Казалось, каждая травинка дрожала от страха, каждый камешек дышал несвободой. Люди всё время оглядывались, боялись говорить громко и почти не улыбались. Полицейские дежурили чуть ли не на каждом углу. Хотя Феликс понимал, что не совершал ничего противозаконного, но от их пристальных взглядом становилось не по себе.
  В таверне, куда он зашёл поздно вечером, было много пьяных. Но не это удивило Феликса больше всего. Следом за ним зашёл какой-то рыжеволосый парень, по одежде не сказать, чтоб бедняк. Хозяин ему намекнул, что нет смысла ему здесь задерживаться. Зато оборванного и пропитого старика, пришедшего после, принял без возражений.
  - Что же он приличному человеку отказал? - спросил Феликс сидевшего напротив него мужика.
  - Он рыжий, - ответил сосед, наливая себе из графина браги. - И этим всё сказано.
  Феликсу это, напротив, ни о чём не говорило.
  - Ну и что из этого?
  - Как что? Приветишь рыжего - потом неприятностей не оберёшься. Придут полицаи, станут допытываться: а чем вы, господа хорошие, тут занимаетесь? А чего у вас ведро с водой не в каждой комнате - вдруг пожар? А чем это у вас постояльцев кормят? А что у вас тут в документах не там запятая стоит? Да у вас тут, по-видимому, и не таверна вовсе, а штаб заговорщиков. И тогда уже головы полетят. Скольких людей уже казнили! И всё из-за этой рыжей твари, чтоб её!
  - Из-за этого самого рыжего? - не понял Феликс.
  - Да нет же! Рыжая там была. Девушка молодая. Пришла по воде. И зовут её не то Стефания, не то Степанида. Король обещал триста золотых за её голову.
  - Она заговорщица?
  - А лукавый её знает! У нас по воде шагать, не плавая - уже преступление. И чего её к нам понесло? Сидела бы у себя в Королевстве Подсолнухов!
  Стефания из Королевства Подсолнухов... Нет, едва ли это сестра Камиллы. Та не умеет гулять по воде, как посуху.
  Собеседник тем временем опрокинул в себя пару кружек, отчего заметно повеселел.
  - И что - не поймали? - спросил Феликс как можно безразличнее.
  - Почти. А она сбежала. Где её носит - никто не знает, - затем, нагнувшись к парню, почти прошептал ему прямо в ухо. - Так король теперь, что называется, умом тронулся. Везде ему заговорщики мерещатся. Особенно как отравили королеву.
  - Это Стефания отравила?
  Уж этого сестра Камиллы точно не стала бы делать.
  - Да какая Стефания! Это мог быть сам король. Поговаривают, надоела она ему, на фрейлину глаз положил. Вот и решил от супруги избавиться. Или барон Маусбайтен...
  Второй человек в государстве, барон, как тихонько шептались, пользовался милостями не только короля, но и королевы. В её покоях он был желанным гостем в любое время дня и особенно ночи. Возможно, он и задумал отравить Его Величество, чтобы жениться на вдове и стать королём самому. И королева, вполне вероятно, была в курсе. Да только ошибся барон - подсыпал яд не в тот кубок и вместо короля отравил свою любовницу.
  А может и не случайно он отравил именно её. Говорят, королева в последнее время как-то охладела к барону и всё чаще привечает герцога Саббана. Страх остаться ни с чем да ещё и поплатиться за измену мог толкнуть его на такой шаг.
  Хмель сделал собеседника весьма разговорчивым, но Феликс уже слушал вполуха. Он думал: может ли девушка, пришедшая по воде, быть его односельчанкой? Конечно, придти по воде самостоятельно Стефания бы не смогла - так же, как и он не смог бы летать без крыльев. Но вдруг какой-то безумный изобретатель подарил ей ласты? Ну или что-то в этом роде. Двинуться в это королевство она бы, пожалуй, могла. Она очень любит свою кузину.
  - Скажи, мил человек, - неожиданно прервал Феликс болтовню соседа. - Вот найдут, допустим, эту Стефанию - что с ней сделают?
  - Как что? Казнят, конечно... Скорей бы уже! Может, тогда король, наконец, успокоится...
  "Я должен её найти, - думал Феликс. - И сделать это до тех пор, пока её не нашли другие".
  
  ***
  Трудно отыскать человека в незнакомом городе. Особенно того, кто никак не хочет быть найденным.
  Безуспешно обходя город, Феликс вглядывался в лица прохожих, хотя умом понимал: едва ли Стефания станет открыто разгуливать. Утешало лишь то, что скрывается она не от Феликса.
  Но опять же, доверяет ли она ему настолько, чтобы, увидев односельчанина, кинуться к нему? Или же предпочтёт пройти мимо и сделать вид, что не заметила?
  Но эту глупую мысль Феликс почти сразу отогнал.
  "Нет, Стефания знает меня с детства. А я друзей не предаю".
  Однако на смену им тут же пришли другие мысли, куда более тревожные. Жива ли Стефания? Может, беглянка погибла от голода или попала в лапы дикому зверю? Может, её тело давно лежит на дне зелёной речки?
  "А может, она заблудилась в лесу? Или её завалило камнями? И она ждёт, когда же ей кто-нибудь поможет".
  Иногда Феликс думал, что Стефания, возможно, сидит дома и не знает ничего о несчастной тёзке. Ну, а если это она? Тогда он никогда себе не простит, что оставил односельчанку в беде. И посмотреть в глаза Камилле не сможет.
  "Но где же мне её искать?" - думал он с отчаянием, глядя вдаль - туда, где зелёное море уходило за горизонт.
  Неожиданно кто-то окликнул его по имени. Обернувшись, парень так и застыл в изумлении.
  - Гораций?! Ты ли это? Какими судьбами?
  - Слава Небесам, успел! - проговорил Гораций после того, как односельчане обнялись, словно братья родные. - Уж не надеялся живым тебя увидеть!
  - Бывал я от смерти на волосок - не скрою, - ответил Феликс. - Да уберегли Небеса. А тебя-то, Гораций, как в эти края занесло?
  - Долго рассказывать. Слушай, что хотел сказать: ты к саламандре-то не ходи. Заманил тебя колдун ей на съедение...
  - Так вот оно что! - вскричал Феликс, когда земляк рассказал ему о том, что услышала Стефания у дома колдуна. - А я, как дурак, поверил!
  - Ничего, дружище! - подбадривал его Гораций. - Счастье, что жив-невредим. Вернёмся домой. Стефания уже, по-видимому, заждалась.
  - Похоже, Стефания где-то здесь. Я не могу бросить её.
  По мере того, как Феликс рассказывал, что ему известно, удивление Горация сменялось досадой.
  - Вот неугомонная! Говорил же я ей: сиди дома, не ввязывайся. Так нет же, не послушала!... Что ж делать - будем искать.
  
  ***
  Немного знал Феликс о Королевстве Зелёных Вод. Не намного больше знал о нём Гораций. Из разговоров погибшей команды он понял, что это - настоящий рай для преступников: воров, грабителей, торговцев дурманом. А значит, одной девушке-чужестранке здесь опасно. Могут и ограбить, и зарезать, и чести лишить и даже поместить в притон, не спрашивая при этом саму девушку. Тем более если эта юная особа недурна собой. Впрочем, Стефании в том положении, в котором она оказалась, это едва ли грозило.
  - Хотя владельцы таких заведений - великолепные шантажисты, - говорил Гораций. - У одного матроса сестру так заставили торговать собой. Иначе, говорили, расскажем полицаям, что воровку поймали.
  - Но одно дело - воровка, а другое - государственная преступница, за чью голову триста золотых обещали.
  - Да, триста золотых - это немало. Но я вот что думаю: если Стефанию до сих пор не поймали, должно быть, она где-то прячется. Или попала в лапы разбойникам. Я слышал, лес за старым кладбищем просто кишит ими.
  - Так чего же мы ждём? - с волнением произнёс Феликс. - Бежим туда.
  - Погоди, не так быстро. Думаю, есть смысл пока обследовать глухие переулки. Вдруг она где-то там? Ты иди в северную часть города, а я в южную.
  Можно сколь угодно убеждать себя, что на кладбище нет ничего страшного. Сколь угодно при дневном свете можно говорить и верить, что легко сможешь обойти его вдоль и поперёк в любое время. Но как только на землю спускается ночь, и луна серебрит кресты и надгробия, просыпается безотчётный страх. Камни тогда кажутся черепами, шум ветерка - вздохом из-под земли, и ветка дерева - высунувшейся из могилы рукой.
  Горацию и прежде приходилось бывать ночью на кладбище. Тогда в детстве захотелось острых ощущений. Деревенские мальчишки с радостью поддержали эту идею. Полные энтузиазма, они с трудом дождались вечера.
  Когда же, наконец, желанная тьма укутала землю, идти уже не особенно хотелось. Но Гораций боялся показаться трусом. Другие мальчишки, по-видимому, тоже храбрились изо всех сил.
  На середине кладбища тишину внезапно прервали отборные ругательства. Мальчишки, перепуганные, кинулись прочь.
  Только наутро выяснилось, что ругался не оживший мертвец и не какая-нибудь сила зла, а мельник Рудольф, забредший туда под хмельком.
  Вот и сейчас Гораций шёл по городскому кладбищу, зябко кутаясь в плащ и до боли стискивая побледневшие руки. Почти как тогда. Но теперь он, во-первых, уже не мальчик, а во-вторых, он был один. Храбриться было не перед кем, ибо некому было назвать его трусишкой, даже если он побежит прочь. Лишь мысль поскорее добраться до южных кварталов помогала преодолеть страх. Да и Рудольф (Гораций от души на это надеялся) едва ли здесь окажется.
  - Помогите! Выпустите меня! - неожиданно раздалось откуда-то из-под земли.
  Гораций вздрогнул. Он готов был поклясться, что слышит этот голос снизу. От ужаса его ноги приросли к земле.
  - О, Небо... - прошептал он одними губами.
  - Выпустите меня! Я живая! Кто-нибудь!
  Живая! Только сейчас до Горация дошло, что кричала женщина. И по-видимому, она испытывала куда больший ужас, чем он. Проснувшись, обнаружить себя в гробу - тут и рассудка можно лишиться.
  - Я здесь! Я Вас слышу! - прокричал он. - Потерпите немного - я Вас вытащу!
  Присмотревшись к могиле повнимательнее, чтобы запомнить, Гораций со всех ног побежал к сторожке.
  Из-за двери доносился храп. Юноша ударил по ней кулаком, отчего дверь со скрипом отворилась. Куча бутылей внутри и помятое лицо сторожа явственно говорили, что старик сильно пьян. Разбудить его Гораций не смог.
  "Ну и шут с тобой! - подумал он. - И без тебя откопаю. Только бы лопату найти".
  Наконец, ржавая лопата была найдена. Стараясь не терять более ни минуты, парень помчался к могиле.
  - Я уже здесь! - крикнул он. - Вы меня слышите?
  - Помогите! Пожалуйста! - ответил ему слабый голос.
  - Уже копаю!
  Копать было не так легко. Земля затвердела, поросла травой. Так обычно случается с могилами, за которыми много лет не ухаживали.
  Наконец, лопата упёрлась во что-то твёрдое. Похоже, гроб.
  Вскоре Гораций, изрядно вспотевший, нагнулся и поддел лопатой деревянную крышку. Та поддалась с удивительной лёгкостью.
  Парню вдруг подумалось: а что если он попросту спятил, и голос - ничто иное, как плод его больной фантазии? Что если, открыв гроб, он увидит скелет? Или, в лучшем случае, полуразложившуюся массу, изъеденную могильными червями?
  Но нет. Она лежала на шёлковых подушках, такая юная и прекрасная, что у Горация захватило дух. Её золотые волосы струились в лунном свете мягкими волнами.
  Вдруг она открыла глаза и стала судорожно глотать воздух.
  - Вы? Это Вы? - не в силах продолжать дальше, девушка поднялась и зарыдала.
  - Дайте же мне руку, я Вас вытащу.
  Она молча повиновалась. А Гораций вдруг поймал себя на том, что никогда в жизни не держал в ладонях такой изящной ручки.
  Вытащив заживо погребённую на поверхность, он с большой неохотой выпустил её. Женщина продолжала всхлипывать, опершись на сильное плечо юноши.
  - Я буду помнить Вас... всю жизнь, - почти шептала она. - Я буду молить Святые Небеса, чтобы послали Вам всех благ... Назовите же мне своё имя...
  - Гораций.
  - А я Алисия.
  - Красивое имя. Давайте, я провожу Вас до дома.
  Алисия неожиданно вздрогнула, задумалась, будто что-то вспоминая. Затем скорбно покачала головой.
  - Нет. Мне туда нельзя. Если я там появлюсь, мне верная смерть.
  - Вот как? - удивился Гораций.
  - Но Вы не беспокойтесь - я что-нибудь придумаю.
  Однако во взгляде Алисии читалась полная растерянность. Как же она была прекрасна - такая беззащитная. Горацию вдруг страстно захотелось прижать её к себе, схватить на руки и унести прочь от этого жуткого места. С трудом ему удалось подавить этот внезапный порыв.
  - Пойдёмте отсюда, Алисия. Я сожалею, что не могу привести Вас к себе домой. Я чужеземец, мой дом далеко отсюда...
  - Нет, Вам нельзя... не стоит находиться со мной рядом. Не сочтите за неблагодарность. Я не хочу, чтобы у Вас из-за меня были проблемы. Мой муж...
  Она вдруг умолкла, словно боясь вот-вот выдать какую-то страшную тайну.
  - Если он узнает, что я жива, - продолжала Алисия после некоторой паузы, - мне грозит смерть. А если узнает, что со мной были Вы, Вас тоже могут убить.
  После этих слов Гораций решил, что безопаснее будет привести Алисию в заброшенный дом на окраине - в тот самый, который он намедни обнаружил вместе с Феликсом. Наполовину превратившийся в руины, дом был непригоден для нормальной жизни, но для того, чтобы спрятать Стефанию от вездесущих полицаев, лучшего места найти было трудно.
  - Простите, Алисия, ничего лучшего, чем развалины, предложить не могу. Вы как, согласны? Обещаю вести себя пристойно и не позволять себе лишнего.
  - Я Вам верю, Гораций, - ответила женщина. - Тем более, выбора у меня всё равно нет.
  - Тогда пойдёмте скорее.
  Покинув кладбище, они прошли несколько кварталов, прежде чем достигли убежища. Алисия, порядком уставшая от пережитых волнений, вскорости заснула. Гораций невольно залюбовался ею. По-хорошему (он это понимал), надо было вернуться на кладбище и сделать дело, ради которого он шёл. Но оставить Алисию одну казалось ему тягчайшим преступлением. Нет, он подождёт, пока вернётся Феликс. Благо, встретиться они договорились недалеко отсюда.
  Мысленно попросив у спящей прощения за то, что вынужден её ненадолго покинуть, Гораций вышел на улицу.
  Ждать друга ему пришлось недолго - тот вскоре вернулся ни с чем.
  - Много бродяг и нищих я видел, но Стефании среди них не было. Ну а ты что скажешь, Гораций?
  Тому пришлось признаться, что ни в один подвал он даже не зашёл.
  - Пошли в дом - по дороге расскажу. В общем, я выкопал девушку...
  - То есть, как выкопал? - удивился Феликс.
  - Из могилы. И спрятал её в доме...
  Ошеломлённый таким признанием, Феликс воззрился на Горация.
  - Ты с ума сошёл! Разорять могилы - это же кощунство! Во имя Небес, верни её на место!
  - Об этом не может быть и речи, - отрезал тот. - Пойдём побыстрее, а то я её и так одну оставил.
  Собственно, до дома оставалось рукой подать. Минуты через две они переступили порог.
  - Ты побудь здесь - присмотри за Алисией, - сказал Гораций. - А я наведаюсь в южную часть.
  - О, Небо! - воскликнул Феликс. - Ты просишь меня о соучастии в таком...
  В тот момент в углу, где лежала женщина, раздался крик:
  - Нет! Нет! Я не изменяла! Пустите меня!
  Не глядя на Феликса, побледневшего, как полотно, Гораций кинулся к ней и стал тормошить:
  - Алисия, Алисия, проснитесь!
  Очнувшись, наконец, от кошмарного сна, женщина удивлённо взглянула на него и, узнав, вздохнула с облегчением.
  - Гораций, это Вы? Какое счастье! Мне снилось, будто меня ведут на казнь. Но я была верна мужу! Клянусь!
  - Я Вам верю. Но неужели у вас в королевстве измена считается преступлением?
  - Иногда считается.
  Эти слова, однако же, не слишком удивили Горация. Если уж за хождение по воде можно головы лишиться, стоит ожидать какого угодно абсурда.
  - Я никому не скажу, что Вы живы. И Феликс не скажет - я уверен. Я его с детства знаю.
  Когда Алисия, наконец, успокоилась и заснула, Феликс набросился на товарища:
  - Что ж ты сразу не сказал, что она живая? Я чуть было не испугался.
  - Ты же мне слова сказать не дал.
  - Куда деваться? Иди с миром - так и быть, присмотрю за твоей королевой.
  - О, да! - произнёс Гораций мечтательно. - Она настоящая королева!
  Он шёл тем же маршрутом, что и в первый раз. И даже не заметил, как свернул на кладбище и без тени страха прошёл между могилами на другой конец. Наверное, вздумай в тот момент покойники вылезти из гробов, Гораций бы и этого не заметил. Все его мысли занимала девушка. И отнюдь не та, которую он искал.
  
  ***
  До самого рассвета бродил Гораций по южной части города. Сколько сброду он повидал, но ни одной рыжеволосой девушки не встретил. Нищие, бродяги, пьяницы - эти уж точно не стали бы её прятать. Перспектива получить за её голову золота для этой публики - соблазн непреодолимый.
  - Придётся идти в лес - ничего не поделаешь, - сказал он Феликсу, вернувшись в дом. - Вечерком их навещу. Как, кстати, Алисия?
  - Спала спокойно. И до сих пор не проснулась... Значит, вечером идём в лес.
  - Будет лучше, если я пойду туда один. Мне как-никак приходилось иметь дело с подобной публикой.
  Феликс категорически воспротивился:
  - Ну уж нет! Мы же поклялись искать Стефанию вместе.
  В этот момент проснулась Алисия. Феликс решил зайти в ближайшую булочную, оставив друга с королевой.
  - Как Вам спалось? - спросил Гораций.
  К его удивлению, Алисия ответила:
  - Я впервые за много лет проснулась счастливой! Когда я прежде просыпалась под балдахином, на шёлковых простынях, утро казалось мне началом кошмарного сна. А здесь, на голых досках... Здесь мне даже дышится легче. Душой клянусь, это правда!
  Гораций недоверчиво уставился на женщину: уж не смеётся ли она над ним? Но нет - лицо Алисии и впрямь светилось счастьем.
  "Это ж каким адом должна была быть её прежняя жизнь, - думал он, - если заброшенный дом видится ей раем!"
  - Я случайно услышала, что вы с другом кого-то ищите.
  - Да, - признался Гораций. - Свою... односельчанку.
  Что-то не давало ему сказать "невесту". Только не здесь, не сейчас, не в присутствии Алисии. Стефания... его невеста. При этой мысли юноша вдруг почувствовал невыразимую горечь. Он должен пойти с ней к алтарю, целовать её губы, делить с ней ложе...
  - Что с Вами, Гораций? - в голосе Алисии слышалось неподдельное участие. - Вы как будто сам не свой. Вас беспокоит её судьба? Вы её любите?
  - Нет, - юноша покачал головой. - То есть, судьба Стефании мне не безразлична - мы вместе выросли. Моя матушка её ещё малышкой помнит. Но я... Я не люблю её... Нет, люблю. Но не той любовью, о которой Вы подумали. Стефа мне как друг, как сестра.
  - Понимаю, - ответила Алисия с улыбкой. - У меня у самой есть брат. Но он далеко... А Стефания... она Вас любит?
  Не зная, что ответить, Гораций посмотрел на Алисию в упор. Она тут же опустила прекрасные голубые глаза, её щёки залились румянцем.
  Нет, Стефания никогда не краснела от его взгляда. Ни разу он не видел в глазах невесты того сладостного томления, что видел сейчас у Алисии.
  - Нет. Наверное, нет.
  Алисия подняла глаза. Горация захлестнуло волной. Он словно тонул в этих голубых озёрах. И желал одного - тонуть в них вечность.
  "Отныне я твой раб навеки,
  Под власть попавший глаз твоих".
  Кому эти строки принадлежали, Гораций не помнил. Сам он не мог похвастаться талантом стихотворца. Но наверняка тому, кто их сочинил, было знакомо это пламенное чувство, за которое, не задумываясь, отдал бы жизнь.
  "Да что есть жизнь? - думал Гораций. - Настоящая жизнь - вот она - в твоих глазах".
  Однако вслух он не произнёс ни слова. Алисия тоже молчала. И это молчание говорило больше, чем могли бы сказать все слова, какие только есть в мире.
  Неожиданно очарование было нарушено появлением Феликса.
  "Принесла же его нелёгкая!"
  В другое время Гораций бы обрадовался другу, но сейчас им овладела досада.
  В руках у Феликса был батон хлеба и тёмное покрывало.
  - Это для королевы, - объяснил он своё странное приобретение. - С открытым лицом Её Величеству здесь небезопасно.
  Услышав это, Алисия вздрогнула, а Гораций в недоумении уставился на земляка.
  - Простите, Ваше Величество, я не хотел Вас пугать.
  - Ничего страшного, - так же неожиданно Алисия взяла себя в руки. - Благодарю Вас за покрывало. Это было весьма любезно с Вашей стороны.
  - Кто-нибудь мне объяснит, что происходит? - спросил Гораций, окончательно сбитый с толку. - Почему ты зовёшь Алисию "Ваше Величество"?
  Теперь пришёл черёд удивляться Феликсу.
  - Как?! Я думал, ты всё знаешь.
  - Что я должен знать?
  - Это моя вина, - ответила за Феликса королева. - Я умолчала, что мой муж - король Симеон Пятый.
  Гораций был ошеломлён. С минуту он стоял, как каменный, не в силах поверить услышанному.
  - Простите, Ваше Величество, - пробормотал он, как только к нему вернулся дар речи. - Я позволил себе непростительную дерзость, обращаясь с Вами как с равной.
  - А я позволил себе такую же по отношению к Вашему отцу и брату, - заметил Феликс. - Если бы я знал, что передо мной законный правитель Алых Пионов и наследный принц, то проявил бы должное почтение.
  - Вы их видели?! - вскричала Алисия. - Расскажите же мне, ради Небес, как они, что с ними?
  Феликс рассказал всё с начала, не утаив и печальной вести о смерти отца.
  - Простите, что огорчил Вас, Ваше Величество, - добавил он, видя, что из глаз королевы полились слёзы.
  - Вам не за что извиняться, Феликс. Вы правильно сделали, что сказали правду. Даже горькая, она лучше, чем сладкая ложь. Позвольте мне ненадолго удалиться в другую комнату.
  Юноши не возражали, понимая, что сейчас королеве, по-видимому, нужно побыть одной.
  - А теперь слушай, что я тебе скажу, - обратился Феликс к другу. - Пока я был в булочной, случайно услышал... В общем, мне удалось узнать кое-что про Стефанию.
  - Так говори скорее, - поторопил его Гораций. - Где её искать?
  - Так вот слушай. Пока я стоял у прилавка, выбирал хлеб подешевле, хозяин беседовал с каким-то оборванцем...
  "Когда ты, наконец, за ум возьмёшься? - спрашивал хозяин. - Чем день-деньской пить и клянчить, пошёл бы лучше работать".
  "Так работал я, - отвечал оборванец. - Да и у кого! У самого барона Мисуллана!"
  "Да ладно! Врёшь!"
  "А вот и не вру. Чем хочешь поклянусь. Служил верно, покуда не выгнали. Говорю тебе как на духу: редкий мерзавец!"
  "Понятно, что раз прогнал, то мерзавец"
  "Да он и прежде был таким. Слуг своих поедом ест. Другое дело - баронесса, жена его покойная. И сын - Фредерик - весь в неё пошёл. Околдовала его эта рыжая".
  "Ведьма, что ли?"
  "А то! Нормальные бабы по воде, как посуху, не гуляют. А ты думаешь, почему Стефанию эту всё поймать никак не могут? Да ведьма же она. Сама сказала: по воде пришла. Своими ушами слышал. Барон хотел её полицаям выдать, а та, видимо, почуяла что-то - сбежала. Да ещё его сына заморочила - помогать себе заставила".
  "А ты почём знаешь, что он ей помогал?"
  "Да сам видел, как он в её комнату заходил. Ну, думаю, не иначе как молодой баронет пошалить вздумал, поэтому ничего хозяину не сказал. Сам же потом и виноватым оказался. Выгнали меня метлой поганой! А потом и сын хозяина пропал, как сгинул. Видать, приворожила его ведьма рыжая".
  Весь этот разговор Феликс и передал Горацию, стараясь не упустить ни малейшей детали. Тот слушал внимательно, затем задумался.
  - Понятно, что колдовством Стефания не владеет, - проговорил он, наконец. - Поэтому бесследно исчезнуть не могла. Да и Фредерик (или как его там) не мог сгинуть без следа. Думаю, имеет смысл в первую очередь наведаться во владения Мисулланов. Надо только выяснить, где оно.
  - Я знаю, - отозвалась Алисия, вошедшая в тот момент к друзьям. - Когда я была королевой, мы останавливались в его замке.
  - Расскажите же нам об этих местах, Али.. Ваше Величество.
  
  ***
  Владения барона Мисуллана поражали своей роскошью. Поля, пастбища, реки с изумрудными водами, густые леса - чем-чем, а землёй король не обижает своих приближённых.
  - Вот в этом лесу мы охотились, - сказала Алисия, показывая вперёд.
  Они шли по узкой тропинке, окружённой со всех сторон золотистой рожью.
  - Думаешь, Фредерик может скрываться здесь со Стефанией? - засомневался Гораций.
  - Нет, едва ли. Здесь бы их давно уже нашли. Но наверняка в деревне, что за лесом, есть кто-то, кто мог бы видеть Фредерика в день исчезновения. Можно бы местных расспросить.
  - Ника права, - поддержал Феликс. - Кто знает, может, от них услышим что-то стоящее.
  - Тем более, я видела, как Фредерик обращался с крестьянами, - продолжала Алисия. - Совсем не так, как его отец. Поэтому кто-то из них может знать если не местонахождения, то хотя бы то малое, что может нам помочь.
  Горацию ничего не оставалось, кроме как согласиться.
  Как раз один из местных шёл им навстречу.
  - Скажите, добрый человек, - обратился к нему Гораций. - Далеко ли до Базиля-колдуна?
  - Ой, милые, это вам ещё долго идти, - отозвался тот. - Да и не знаю, по-честному, примет ли он вас. Базиль за свою работу дорого берёт.
  - А колдовство его хотя бы помогает?
  - Это уж как будет воля Небес.
  - Денег-то нам не жалко, - продолжал Гораций. - На мою жену какая-то рыжая ведьма порчу наслала. Всё лицо язвами покрылось.
  Крестьянин сочувственно посмотрел на Алисию: понятно теперь, отчего она лицо под покрывало прячет, людям не показывает.
  - Была и в наших краях одна рыжая... - сказал он. - Ведьма? Да ещё и какая!.. Слушайте, вашу рыжую часом не Степанидой звали?... Говорите, незнакомы были... Куда делась? А лукавый её ведает! Сгинула куда-то... Не навела ли порчу? Да нет, вроде, если не считать нашего молодого господина. Охмурила мальчишку, морок навела - так его потом король казнить пожелал... Как за что? За то, что ведьме помогал... Да не порчу наводить - сбежать.
  - И что стало с несчастным? - поинтересовался Феликс. - Так и пропал, бедолага?
  - Этого никто не знает. Сбежал, говорят. Прямо из дворца. Может, ведьма оказалась не такой уж и неблагодарной - помогла.
  С этим Феликс и Гораций готовы были согласиться - в неблагодарности Стефанию уж точно никто не мог бы упрекнуть. Она бы никогда не предала тех, кто ей помогал.
  Гораций сделал вид, будто не поверил:
  - Как же он из дворца-то сбежал? Да и куда?
  - Куда - не знаю. Куда ведьмы обычно людей уводят? В лес, на болото. А может, она его саламандре в зубы кинула. Кто знает?
  Так друзья узнали, что молодой баронет бежал не вместе со Стефанией, а после неё, и совсем из другого места. Но куда он мог бежать из дворца? Возможно, в отчий дом с надеждой, что родной человек пожалеет, спрячет. Но если он думал, что именно там его будут искать в первую очередь, то наоборот, постарался бы, наверное, уйти в другую сторону.
  - В любом случае, нам надо в столицу, - заключил Гораций. - Ведь если он бежал оттуда, может найтись кто-нибудь, кто видел хотя бы, в какую сторону он бежал... Видите, даже врать не пришлось, будто к Базилю идём. Всё-таки по пути.
  Хотя все трое прекрасно знали, что к Базилю даже не зайдут. Алисия придумала назвать его имя для прикрытия. "А так никакой он не колдун - обыкновенный шарлатан".
  - А вообще я думаю, если бы ты, Гораций, привёл меня к этому "колдуну" и сказал бы про жену и про порчу, он бы купился. Да ещё сказал бы, что "видит" эту "рыжую ведьму".
  - А ты, Ника, была у него?
  - Я - нет. Но одна из моих фрейлин была. Вернулась вся в слезах. Колдун сказал, что на ней порча не бездетность, что не сможет она ребёночка зачать.
  - Соврал, наверное.
  - Ещё и как соврал. Потому что через день она узнала (уже от доктора), что скоро станет матерью.
  - Вот шельма! Прямо как и наш Александр!
  Сам не зная зачем, Гораций принялся рассказывать Алисии о той подлости, что колдун учинил его другу, и о зловещей книге, которой он испортил Никифора и Аристарха, и которая усыпила бедную Камиллу.
  - Книга с яхонтами?! - воскликнула вдруг Алисия. - У моего мужа тоже была такая. У первого мужа, - добавила поспешно, вспомнив, что для людей она жена Горация.
  И хотя сейчас рядом не было никого, кто мог бы их услышать, решено было называть Алисию Никой и говорить друг другу "ты". Так меньше риску в самый неподходящий момент случайно оговориться.
  Умом Гораций понимал, что всё это обман, но как он хотел сам в него поверить! Забыть напрочь, что перед ним королева и видеть в ней просто женщину. Женщину, которую ему позволено любить, потому как нет между ним и Никой пропасти, называемой "сословия". И порой он действительно попадал под власть этой иллюзии.
  Никто не знал, о чём думала Алисия, но вела она себя так, словно и вправду была просто Никой. Живая и разговорчивая, она словно освободилась от оков дворцового этикета и жадно ловила каждый миг жизни.
  Глядя на неё, Гораций вспоминал себя. Так же весел он был, когда избежал мучительной смерти.
  - Представляю, какой ужас ты тогда пережил! - откликнулась Алисия, когда Гораций, рассказывая о своих приключениях на острове, дошёл до знакомства с саламандрой. - Но за что тебя отправили на каторгу?
  Пришлось Горацию рассказать о том, как в его комнате нашли нож, коим убили купца.
  - Тебя подставили - я уверена.
  Ночь тёмная, словно платье вдовы, опускалась на землю, а до города оставался ещё долгий путь. Поужинав тем, что было в дорожных сумках, друзья разожгли костёр, чтобы уберечься от холода, а заодно и отпугнуть диких зверей, и расположились на ночлег.
  Феликс и Алисия заснули сразу. Горацию отчего-то не спалось. Осторожно, чтобы не разбудить товарищей, он встал и на цыпочках подошёл к Алисии. Долго он, сидя на корточках, любовался спящей, восхищался белизной её кожи, золотом её волос. Её гибкий стан сводил его с ума. Как страстно хотелось юноше прикоснуться к её пухлым губкам и ощутить сладость поцелуя! Но он не посмел.
  
  ***
  - Это Германов корень!
  Стефания его сразу узнала по описанию в травнике. Густые заросли зелёных цветов она видела здесь впервые. Никогда прежде они не отходили от замка так далеко.
  - Да, - ответил Юлиан. - Его ещё называют корнем Анны. Есть такая легенда...
  И хотя Стефания уже знала о печальной любви Германа и Анны, предпочла услышать её из уст Юлиана.
  Слушая о смерти Анны с тоски по любимому (по другой версии - самоубийстве), девушка ловила себя на мысли, что никогда ещё не понимала её горя так, как сейчас. Смогла бы она сама жить, если бы (не приведи Небо!) что-то случилось бы с Юлианом?
  "Я бы умерла на месте", - так, наверное, сказала бы Камилла, если бы представила, что беда стряслась с её Марком.
  - А что потом стало с Джуной? - спросила Стефания. - Наверное, до конца жизни страдала из-за своего поступка?
  - Страдала? Может быть. Но прежде она отомстила магу, который дал Герману корень...
  Золотая саламандра - обращённый маг... Всё это, конечно, было интересно, но ни девушка, ни Юлиан, конечно же, всерьёз в это не верили. Скорей всего, обе саламандры каким-то чудом выжили после Потопа.
  - А серебряная откуда появилась?
  - Наверное, из огня, как и все саламандры. Кстати, есть версия, что она съела Джуну.
  - Теперь понятно, отчего она так озверела, - улыбнулась Стефания.
  С интересом слушала она, что Джуна, по легенде, жила в том же замке, где сейчас находится она с Юлианом, Ираклием, Фредериком и Мирандой. Жила против воли, запертая в этом лесу заклятием, который наложил на неё ученик мага.
  "Никуда не выйдешь ты из этого леса, - сказал он ей, - покуда не проснётся в тебе хотя бы капля доброго и светлого, и ты не раскаешься в своих злодеяниях".
  Только раскаяться Джуна то ли не успела, то ли просто не пожелала.
  Едва Юлиан успел договорить, как вдруг воцарилась тишина. Странная и пугающая. И в этой тишине уже знакомый шелест показался просто оглушительным.
  - Ложись! - прошептал Юлиан, увлекая девушку в высокую траву и ложась туда же следом за ней. - Может, она нас не заметит.
  Стефания лежала, боясь пошевелиться, со страхом прислушиваясь к каждому звуку. Шумела трава, потревоженная дуновением ветерка, где-то вдалеке заливалась сойка, дятел отстукивал барабанную дробь, а крылья саламандры... Их звук становился всё громче. Лёжа на боку, девушка не могла видеть врага, но чувствовала, что тот парит прямо над ними.
  - Не бойся, Стефа, - произнёс Юлиан одними губами так, что девушка едва его расслышала.
  Он лежал напротив, пытаясь улыбаться, но его лицо было бледным и сосредоточенным. Его губы были совсем близко. Прикоснуться бы к ним перед смертью!
  Она чуть шевельнулась, придвинулась к Юлиану.
  Он вздрогнул. Затем обхватил её стан обеими руками. В тот же миг его губы коснулись её губ. Сначала робко, потом - страстно, горячо. Какие же они сладкие! И вечности не хватило бы, чтобы ими насытиться. Сколько их ни целуй, а сполна насладиться невозможно.
  Саламандра отчего-то не спешила приближаться, хотя (Стефания это чувствовала) неотрывно смотрела на целующуюся парочку.
  - Кажется, у саламандры пропал аппетит, - прошептала девушка, когда они оба повалились на землю, тяжело дыша.
  Её голова покоилась на груди Юлиана. Теперь она видела противника прямо над собой. И тот не спешил снижаться.
  Юлиан с минуту размышлял о чём-то своём, затем резко поднялся.
  - Сейчас проверю, - проговорил он.
  И прежде чем Стефания успела спросить, что он задумал, выдернул с корнем травинку и выскочил из зарослей.
  - Юлиан, ты куда? - крикнула девушка.
  Саламандра, к её удивлению, не погналась за ним.
  - Так я и подумал - она боится Германова корня.
  Тогда Стефания поднялась с земли и, отряхнувшись, стала вместе с Юлианом собирать траву. Они уже не видели, как улетела ни с чем серебряная саламандра.
  Когда они возвращались к замку с букетами зелёных цветов, Стефания, глядя на Юлиана счастливыми глазами, вспоминала поцелуй - первый в своей жизни.
  - А ведь ты, прежде чем поцеловать, не спросил моего позволения.
  - Извини, - пробормотал молодой граф смущённо. - Я думал, мы погибнем. Чем я могу загладить свою вину?
  В ответ девушка томно взглянула ему в глаза и разомкнула губы.
  - Поцелуй меня снова.
  
  ***
  Алисия дожарила двух перепёлок и тяжело вздохнула. Где же Гораций с Феликсом? Почему их так долго нет? Неужели.... Да нет, быть не может! Алисия видела, с какой неохотой Гораций оставлял её одну на поляне. Ведь было бы странно, появись он в притоне со своей женой.
  Всё началось с разговора деревенских мужиков про "рыжую бестию", с которой вчера "так здорово погуляли". Гораций, как всегда, поинтересовался: что за девица? уж не та ли ведьма, что на жену мою порчу наслала? А в ответ услышал: да какая ведьма? девка гулящая - за грош продаётся.
  Думать, что эта девка - Стефания, никому не хотелось. Но кто знает: может, её насильно заставили торговать своим телом? Или сама пошла на это от голода и безысходности? Словом, решили Феликс и Гораций наведаться в притон.
  "А ты, Ника, подожди нас здесь - приготовь пока перепёлок. Мы скоро вернёмся".
  Как просто и естественно это прозвучало из уст Горация, словно он действительно разговаривал с женой.
  Нет, Алисию это отнюдь не обидело. Более того, ей нравилось быть Никой - просто Никой, просто женщиной. Жаль только, что приходится закрывать лицо покрывалом. Но если судьбе будет угодно, она покинет королевство и тогда уж "исцелится от порчи". Главное - теперь у неё есть надежда. Лишь бы она снова не обманула, не сыграла злой шутки, как с принцессой Алисией.
  Она была совсем юной, когда её выдали замуж. Увы, принцесса не может распоряжаться своей судьбой - этого требовали интересы обоих королевств. И её выдали - за человека, который на двадцать лет старше неё.
  С тех пор, как переступила порог дворца Симеона Пятого, Алисия не знала счастья. В первую же брачную ночь он овладел испуганной девушкой так грубо, что она не смогла сдержать крика. И тут же услышала: "Отныне я твой муж и буду делать с тобой всё, что захочу".
  И это было только начало. Ночью он делал ей больно. Днём сыпал градом оскорблений и упрёков. В чём он только не укорял жену! Когда после нескольких месяцев совместной жизни Алисия не начала прибавлять в весе, рассерженный муж кричал: "Мало того, что ты никчёмная жена, так ещё и пустоцвет!" Дальше начались подозрения, будто в его отсутствие королева делит ложе с молоденькими фаворитами.
  Понятно, что за годы супружества в сердце Алисии не только не пробудилось любви к мужу, но и пропали последние крохи уважения. Ревновала ли она его к фрейлинам, за которыми король непрочь был поволочиться? Отнюдь. Ведь увлёкшись очередной фавориткой, он оставлял её в опочивальне одну, отчего Алисия была просто счастлива.
  Когда её отец лишился трона, Симеон Пятый неожиданно стал к ней внимательным и заботливым - буквально пылинки с неё сдувал. Придворные дамы завидовали. Но саму королеву такая перемена пугала. Она чувствовала: её муж задумал что-то недоброе. А вскоре её предчувствие сбылось... Он даже не удостоил её чести похоронить на кладбище, где упокоилась королевская семья.
  Впрочем, это даже к лучшему, что король решил так унизить свою супругу. Ведь благодаря тому, что Его Величество не смилостивился над "покойной", она до сих пор жива. Пошёл бы Гораций, её муж, на королевское кладбище?
  "Ах, я уже и думаю как Ника!" - спохватилась Алисия.
  Умом женщина понимала, что никакой Ники нет - Гораций её выдумал. Но сердце каждой своей клеточкой желало в эту выдумку поверить.
  Но с другой стороны, королева Алисия, по сути, такая же выдумка. Эта бледная несчастная тень, не ждущая от жизни ничего хорошего. Такая ли она настоящая? Такой ли она хотела быть?
  Нет, всё-таки Гораций придумал намного лучше.
  Но где его носит с Феликсом на пару?
  Исходив всю поляну в ожидании друзей, женщина вышла к озеру. Изумрудная вода манила, сверкая на солнце, обещала спасение от жары. Тогда Алисия решила искупаться. Сбросив покрывало, одежду, она грациозно погрузила в воду обнажённое тело.
  Она не видела, как из-за кустов за ней наблюдает пара любопытных глаз. Не заметила, как их владелец вдруг поднялся и побежал к домику на отшибе.
  Искупавшись, молодая женщина вышла из воды, вытерлась покрывалом. Только она успела надеть платье, как перед ней словно из-под земли выросли двое мужчин. Да так неожиданно, что она вскрикнула.
  - Ну что, красавица, снимай платье, - присвистнул один из них.
  - Нагая ты просто конфетка! - усмехнулся другой, трогая её за грудь.
  Алисия с отвращением сбросила его руку. Мужчин это только развеселило.
  - Надо же, строптивая малышка! - захохотал во всё горло отвергнутый и тут же полез её обнимать.
  Оглядевшись, Алисия заметила на поляне ещё троих - явно разбойничьего вида.
  - Пустите меня! Пожалуйста!
  - Отпустим, непременно отпустим, - так же смеясь, проговорил разбойник. - Не бойся, девка, сейчас поиграемся и иди куда хочешь. Не убьём же, в самом деле. Что мы, звери - такую красотку...
  Крича, Алисия пыталась снова сбросить разбойничьи руки, которые соскользнули ниже талии. Но на помощь никто не спешил. Горация с Феликсом также не было видно.
  Наконец, каким-то чудом ей удалось вырваться. Разбойники побежали за ней, явно не желая просто так упускать свою жертву.
  Бежать становилось всё труднее. С каждым шагом разбойники нагоняли Алисию. Из последних сил женщина бросилась к лесу. Единственное место, где можно было спрятаться. Она прекрасно знала, что разбойники едва ли рискнут бежать туда вслед за ней. Если они, конечно, не совсем уж безумные.
  "Лучше мне погибнуть в зубах саламандры, - думала Алисия, - чем быть обесчещенной этими скотами!"
  
  ***
  Лишь когда солнце стало, прощаясь с землёй, удаляться за облака, Феликс и Гораций вернулись на поляну, довольные и вместе с тем озадаченные.
  В самом притоне они пробыли всего несколько минут. Убедившись, что рыжеволосая девка не Стефания, друзья ушли прочь, так и не притронувшись ни к одной женщине.
  Но не успели они покинуть деревню, как встретили полицейских. Меньше всего это обрадовало Горация, которые уже имел печальный опыт общения с ними. В голове мелькнула мысль: что же будет с Алисией, если их обоих сейчас арестуют?
  Полицейские задержали их надолго. Остановили и сообщили, что в доме купца случился пожар - всё сгорело дотла. Подозревают, что не случайно всё это - кто-то по злому умыслу поджёг. Местные, понятное дело, рассказали, что видели утром в деревне двух мужчин, а с ними - женщину с закрытым лицом.
  "Ну-ка рассказывайте, любезнейшие, что вы тут делаете?"
  Что делаем? В притон ходили по балам. Или это уже незаконно?.. Где жена? На гостевом дворе оставили. Какой же дурак в притон с женой пойдёт? А лицо у неё закрыто оттого, что всё в язвах и струпьях. Понятно, что не повинна баба в своей болезни, но мужику-то с красавицей погулять охота. А Феликс так и вовсе холост - отчего бы не поразвлечься, покуда не женили?
  Полицейские оказались дотошными - привели Феликса и Горация в притон: бывали ли у вас эти люди? Хозяин ответил: да, бывали, только странно как-то себя вели - приглянулась им вроде Делла рыжеволосая, посмотрели так и эдак, развернулись и ушли, не погуляли, не заплатили.
  "Ну что, любезнейшие, отчего развлекаться-то не стали?"
  Да какое уж тут развлечение? Думали, красавицы там будут. А как эту самую Деллу увидели - тут же охота пропала.
  На этом вопросы не закончились.
  "Кто вы вообще такие? Откуда пришли? Куда путь держите?"
  "Мы из Королевства Подсолнухов. Меня зовут Гораций, а это мой брат Феликс... Жена? Да, и Ника оттуда"...
  Далее Гораций сказал, что прослышали они про колдуна Базиля и теперь к нему направляются в надежде, что он сумеет Нику от хвори исцелить.
  "Ишь ты, какой заботливый выискался! А коли жену так любишь, чего тогда по бабам пошёл?"
  "Соблазн был велик - не удержался... Ладно, мстить я туда пошёл".
  Гораций подумал, что наверняка деревенские успели рассказать, что чужестранец про рыжую ведьму расспрашивал.
  "Вот я и подумал: если та девка в притоне - та самая ведьма, что Нику портила - удушу проклятую!"
  Пожар в доме купца был тут же забыт. Разговор теперь зашёл о разыскиваемой Стефании. Гораций сделал вид, будто поверил, что его враг и Стефания - одно лицо.
  "Да если я её увижу! - вскричал он. - Я эту рыжую тварь притащу к вам за волосы!"
  После этого его и Феликса отпустили, заверив, что больше ни в чём их не подозревают.
  - Вот так, дружище, - мрачно пошутил Гораций, как только они вышли из деревни. - Теперь мне можно поджигать всё, что вижу, грабить людей на большой дороге, насиловать женщин без счёту - за то, что я враг Стефании, мне всё простится... Но где же она? Где Ника?
  Угольки костра тлели. Рядом на траве лежали остывшие перепёлки. Дорожные сумки, что друзья оставили на поляне, лежали на том же месте нетронутыми. Но нигде не было Алисии.
  Феликс и Гораций обошли поляну вдоль и поперёк. У озера им, наконец, удалось найти её покрывало.
  - Она пошла купаться и утонула, - Гораций сделался бледным, как мертвец.
  - Но тогда на берегу осталась бы её одежда, - возразил Феликс. - Вот, кстати, рыбак идёт, сейчас у него спросим... Эй, мил человек, ты не видел здесь женщину молодую?
  - Как же? Видел. В лес она побежала. Разбойники за ней гонялись.
  - А ты стоял и смотрел? - воскликнул Гораций.
  - А что мне было делать? Я один, а их пятеро, да ещё и разбойники. Они бы меня на кусочки порезали, а у меня жена, детишек двое.
  - Хорошо, спасибо, что сказал. Пойду поищу её там.
  - Постой, Гораций! - крикнул Феликс, догоняя друга, стремительно двинувшегося к лесу. - Вместе поищем.
  - Мужики, там же саламандра, - растерянно бросил им вслед рыбак.
  Но друзья даже не оглянулись.
  
  ***
  - Ох, упрямцы, упрямцы! - по щеке Ираклия скатилась слеза. - Съела их саламандра. Говорил же я: не ходите, сударь, далеко - опасно. Не послушался, как всегда. И Стефания с ним пропала, бедная девочка!
  - Не плачьте, дедушка, они вернутся, я верю.
  - Ох, Миранда, Миранда! - вздохнул старик, обнимая внучку.
  - Я тоже верю, что они живы, - поддержал девочку Фредерик. - Вот, я же говорил! - добавил он, потому что в тот момент в коридоре послышались шаги.
  Через минуту вбежали Юлиан со Стефанией, оба раскрасневшиеся, с букетами зелёных цветов.
  Ираклий, обрадованный, вскочил с кресла и поочерёдно обнял хозяина и гостью.
  - Я уже думал: никогда больше вас не увижу!
  Юлиан и Стефания переглянулись: несколько часов назад они и сами так думали. Однако рассказывать об этом не стали - зачем лишний раз пугать старика?
  - У нас хорошие новости, - сообщил Юлиан. - Мы, кажется, нашли способ уберечься от саламандры. Только чтобы быть до конца уверенными, нужно, чтобы Фредерик вспомнил... Скажи, Фредерик, в тот день, когда на вас со Стефой напала саламандра, при тебе не было никаких трав?
  Молодой баронет на мгновение задумался.
  - Нет... Наверное, нет... Разве что здесь, - он прикоснулся к висевшему на груди медальону из серебра, украшенному изумрудами. - В нём - волосы моей матери. Она надела его на меня перед смертью, сказала, что он сбережёт меня от семи несчастий. Там ещё травы разные.
  - Так здесь может быть и Германов корень. Защита от всякого оружия.
  - Да, мать говорила об этом.
  - Что и требовалось доказать, - проговорила Стефания. - Понимаешь теперь, почему саламандра нас не съела?
  - Неужели медальон?...
  С удивлением юноша слушал о зарослях Германова корня, в которых Юлиан и Стефания укрывались от саламандры. С не меньшим удивлением слушала это и Миранда, и Ираклий. Правда, о поцелуе молодые люди умолчали, но румянец на щеках и блеск в глазах говорили куда красноречивее. А если ещё Ираклий заметил, что его хозяин за всё время разговора так и не выпустил руки Стефании из своей... Хотя почему "если"? Вот и Миранда, поглядев на них, хитро подмигнула. В ответ Стефания кинула взгляд на сплетённые руки - её и Фредерика - и подмигнула Миранде.
  - Вот так, - заключил Юлиан. - Теперь, когда у нас есть оружие против саламандры, мы можем покинуть замок.
  На лицах всех обитателей отразилось волнение. Для кого-то этот замок был тюрьмой, для кого-то - убежищем, но не было среди присутствующих ни одного, в чьей жизни он не оставил следа. Даже Юлиан вынужден был признаться, что познал здесь не только горести и страдания. А уж Миранда... Она могла бы сказать: "Это мой дом родной". И не было бы в этих словах ни крупицы фальши.
  Ещё вчера ни один не думал, что этот этап жизни сегодня закончится. Так просто и так внезапно. А впереди - неизвестность.
  Впрочем, нельзя сказать, чтобы эта неизвестность сильно страшила Стефанию. Особенно если вслед за ней рождается надежда помочь Камилле и соседям. И если в эту неизвестность шагать рука об руку с любимым.
  "Спасибо тебе, Святое Небо! Ты меня услышало!"
  
  ***
  Всю ночь Гораций и Феликс бродили по лесу, звали Алисию, но не слышалось в темноте её голоса. Феликс даже хотел подняться на крыльях, чтобы сверху легче было увидеть её. Да и она быстрее заметит летящего. Но Гораций в ответ возразил, что так их заметит не только Алисия, но и саламандра.
  "И зачем я только оставил её на поляне одну?" - корил себя юноша.
  А теперь, по его вине, бедняжка ходит по лесу, напуганная и продрогшая. Если только... О том, что она досталась хищнику, Гораций боялся даже подумать.
  - Где же ты, Алисия? - повторял он в отчаянии, теребя в руках её покрывало...
  Молодая женщина тем временем безуспешно пыталась докричаться до кого-нибудь. Но ответом ей была тишина. Наконец, уставшая и измученная, она села на землю, обхватив колени руками, чтобы хоть немного согреться.
  Так она всю ночь и просидела, дрожа от холода и страха. Под утро Алисию стало клонить в сон, и она сама не заметила, как, уронив голову на колени, задремала.
  Из сна её вырвали звуки. Как будто кто-то далёкий звал её. Или не её? Нет, кажется, её.
  Подняв голову, женщина с удивлением обнаружила, что звуки никуда не пропали. Издалека по-прежнему слышалось: "Ника! Ника!"
  - Гораций! Феликс! Я здесь! - крикнула она, вскакивая с места.
  Спотыкаясь, Алисия побежала в ту сторону, откуда зов слышался, и вскоре увидела несущегося ей навстречу Горация. Ещё мгновение - и она кинулась ему в объятия, всхлипывая и шепча его имя.
  - Всё хорошо, Ника, любимая, - утешал он Алисию. - Я здесь, с тобой.
  Накинув плащ на её озябшее тело, он взял её руки и, отогревая их своим дыханием, проговорил:
  - Прости! Если бы не полицейские... Нет, не арестовали, но допрашивали долго... Кого-то нелёгкая дёрнула дом купца поджечь...
  - Нам надо поторопиться, - заговорил Феликс. - Пока саламандры не видать.
  Феликс шёл впереди. Гораций, прижимая к себе Алисию, следовал за ним. Женщина не оскорбилась, не пыталась высвободиться. Напротив, она обняла Горация покрепче, словно и в самом деле была его женой.
  Так они и шли вперёд, пока Феликс неожиданно не остановился.
  - Виноват, - проговорил он, опустив голову. - Кажется, мы зашли не туда... Ничего, сейчас поднимусь вверх, посмотрю, где мы.
  Бросив на землю котомку, он вытащил крылья. Только он собрался натянуть ткань, как Алисия вдруг вскрикнула:
  - Саламандра!
  - Бежим! - Гораций потянул Алисию за рукав.
  Схватив в одну руку котомку, в другую - крылья, Феликс последовал примеру друзей.
  Они бежали со всех ног. Саламандра, мелькая серебристой чешуёй, летела следом.
  Неожиданно Гораций чертыхнулся, почуяв, как нога ступила на скользкий мох. И не удержавшись, упал. Феликс и Алисия обернулись.
  - Бегите! - крикнул им Гораций.
  Саламандра, почуяв себя победителем, нависла над ним, спускаясь.
  Но не успела она как следует приблизиться к Горацию, как Феликс вытащил меч и со всей силы ударил чудовище.
  Рассерженная саламандра зашипела и бросилась на обидчика. Тот увернулся и нанёс ей ещё удар. Но саламандра, по всей видимости, не желала сдаваться. Изловчившись, она ударила Феликса хвостом по руке, взмахом крыла выбила меч. Тот отлетел, звякнув о корень дерева.
  Феликс рванулся в сторону, но не успел - страшные когти вонзились ему в грудь. В последний момент он резко отпрянул. На груди тут же показалось кровавое пятно.
  Гораций к тому времени поднялся и теперь соображал: как помочь другу? Не сразу он заметил, как к месту побоища идёт группа людей. Только он кинулся, чтобы поднять оружие как от группы отделился человек в чёрном плаще. Подбежал, схватил оброненный Феликсом меч и вонзил его саламандре в шею.
  Чудовище захрипело, упало на землю. Чешуйки вдруг стали тусклыми, затем почернели и рассыпались. А через миг вместо неё лежала дряхлая старуха со сморщенным, словно кора дерева, лицом, и злыми, глубоко посаженными глазами.
  - Будь ты проклят, Леонидас! - прошептала она окровавленными губами. - Будь ты проклят, Александр! Будь ты проклят, Юлиан... Будь...проклят...
  Больше старуха не проронила ни слова. Никто так и не узнал, кого ещё она хотела проклясть, но не успела. Феликса? Горация или Алисию? А может, кого-то из этих людей?
  К победителю тут же бросилась рыжеволосая девушка.
  - Стефания!?
  - Горация! Феликс! Это вы?!
  - Ваше Величество?! Королева!?
  Феликс вдруг побледнел, как смерть и со стоном упал на землю. Гораций и Стефания с Алисией бросились к нему.
  - Феликс, очнись! Скажи что-нибудь!
  - Камилла, ты здесь... Камилла... - еле слышно прошептали его побелевшие губы.
  Остальные: молодой победитель, мальчишка, девочка и старик - также оказались подле несчастного, глядя на него с испугом и сочувствием.
  - Он ранен...
  - Вся рубаха в крови...
  - Он умирает?
  - Рана серьёзная, - заключил Ираклий. - Сорвите-ка подорожника. Надо остановить кровь, иначе он умрёт.
  Через пару минут каждый принёс по нескольку листков.
  - Скажите, Ираклий, он выживет?
  - Не знаю, сударь. Могу только сказать, что шансов у него немногим больше, чем было у Вас.
  - Что это значит? - испуганно воскликнул Гораций.
  - Это значит, положение не безнадёжное, - успокоил его Юлиан. - Но сначала нам всем нужно выбраться из леса.
  - Вы знаете, куда идти?
  - Самое худшее, что нет.
  - Тогда попробую подняться посмотреть.
  К удивлению всех присутствующих, Гораций намотал ткань на каркас крыльев, пытаясь вспомнить, как это делал Феликс. Вроде бы так, вроде бы правильно. Затем привязал их к себе, ухватился обеими руками, взмахнул. Его душа ушла в пятки, когда он поднялся над лесом.
  - Вижу, вижу! Нам туда! - закричал он с высоты.
  Когда он стал снижаться, одно крыло зацепилось за ветку дерева. Изловчившись, Гораций ухватился за неё руками, взобрался, сбросил мешавшие ему крылья и спустился вниз по стволу.
  - Так я и не научился летать, - проговорил он чуть виновато, когда уже будучи внизу, сматывал крылья.
  Вскоре вся компания двигалась в том направлении, что указал Гораций. Феликса положили на носилки, которые наскоро соорудили из веток и травы. Двое, поочерёдно сменяя друг друга, несли раненого.
  - Где же тебя носило, Гораций? Я уже думала, ты погиб.
  - Что же тебя, Стефа, понесло в это королевство? Отчего дома не осталась? Мы всю округу обыскали.
  - Простите, что так получилось. Я надеялась, что смогу вам помочь. А тут ещё кузнец Эдмундас... Он пытался спасти Камиллу...
  - А меня на галеру отправили. За убийство купца.
  Стефания не верила в его виновность - она-то знала Горация с детства. Не в его характере резать людей из-за денег. А Юлиан сочувственно пожал ему руку. Он-то знал, каково это - быть безвинно осуждённым.
  - Надеюсь, Вас не слишком жестоко пытали?
  - Да меня и не пытали, - ответил Гораций. - Доказательства и так налицо - чего уж там?..
  Не избежала расспросов и Алисия.
  - Как же, Ваше Величество?! Вы же умерли!
  - А Вы как здесь, граф Блувердад? Баронет Мисуллан?... Вы объявлены преступниками!... Как и я...
  Через пару часов они знали друг о друге почти всё - те люди, многие из которых ещё вчера не подозревали о существовании друг друга. А то, чего они не спешили рассказывать, было заметно по их взглядам, по их жестам.
  Стефании достаточно было заметить, как смотрел Гораций на "покойную" королеву, чтобы понять, чьё имя написано в его сердце. Как нежно он берёт её за руку! Её саму точно так же брал за руку Юлиан.
  На минуту взгляды Горация и Стефании встретились.
  "Ты знаешь, я никогда тебя не любил".
  "И я тебя никогда не любила".
  "Так зачем нам друг друга ревновать?"
  "Давай лучше пожелаем друг другу счастья".
  
  ***
  Только к ночи путники, наконец, выбрались из леса. Как только чаща сменилась поляной с редкими деревьями, они, уставшие, буквально свалились с ног. Феликс по-прежнему лежал неподвижно, и ни звука не сорвалось с его бледных губ.
  - Держись, друг, только не умирай, - просил его Гораций, словно тот мог его услышать.
  И наверное, слышит. Юлиан вспомнил, как он сам, избитый и растерзанный, ждал смерти и видел суетившегося над ним Ираклия.
  Теперь Ираклий суетился над Феликсом и иногда просил помочь ему то Миранду, то хозяина. Не менее охотно помогали ему и другие. Даже королева Алисия старалась быть полезной, и после пары попыток Ираклий уже не стеснялся сказать ей: "Ника, будь другом - помоги".
  Да, не забыть бы, кстати, что она Ника - жена Горация. Хотя если они пойдут лесами и безлюдными пустырями, об этом можно и не вспоминать.
  Стефания вдруг взглянула на небо и что-то быстро зашептала. Следом за ней туда поглядел и Юлиан. Так и есть - полнолуние. Он давно заметил за любимой такую странность - как на небе показывается полная луна, Стефания вдруг начинает шёпотом разговаривать сама с собой. Обычно это случалось по вечерам и длилось несколько минут. Поначалу её пытались отвлечь, но девушка в те моменты, похоже, не слышала никого и ничего. В остальное же время она была вполне нормальным человеком. Ираклий связывал эту странность с теми ужасами, что Стефания пережила в полнолуние. "Счастье, что совсем умом не тронулась", - говорил он.
  Не менее удивительным было и другое. Тут уже ни он, ни Ираклий не могли придумать разумных объяснений. Сколько полнолуний успело смениться, а Юлиан не замечал их приближения. Боль в теле не мешала ему заснуть, ибо он её не чувствовал. Когда Ираклий вернул его буквально с того света, предупреждал, что отныне всю оставшуюся жизнь полнолуние будет для него пыткой.
  И всё же этой ночью Юлиану никак не удавалось заснуть. Одна шальная мысль вертелась в его голове. Свободен! Неужели он свободен? Вот так просто - взял и сбежал из тюрьмы...
  А вдруг это всё только сон? И уснув сейчас, он проснётся наутро в том же замке: с Ираклием, Стефанией, Мирандой и Фредериком. Или с одним Ираклием. Вдруг остальные - тоже сон?
  Молодой граф встал и прошёлся по поляне. Раскинул руки, не зацепившись ни за одно деревце. Да, теперь он на свободе!
  Он пытался заставить себя не думать о проклятии. Но мысли о нём лезли в его голову против воли. Хуже всего было то, что проклятие предсмертное. А такие имеют обыкновение сбываться. Как сбудется именно это проклятие, Юлиан не знал.
  "Но как странно, что прежде она прокляла не меня!" - думал он.
  Кто такой Леонидас? Гораций говорит: это имя золотой саламандры. Если это Джуна, всё логично - мага, чьего имени Юлиан не знал до сих пор, она всегда ненавидела, считая виновником всех своих бед. Александр... Стефания называла это имя, когда говорила о колдуне, заманившем Феликса в зубы саламандры. Но что он сделал Джуне? Или может, так же звали ученика Леонидаса - того самого, что заточил её в этом лесу? Да и как она вообще превратилась в серебряную саламандру, если не была ведьмой? Может, это Александр её превратил?
  Вправду ли саламандра ненавидела их сильнее, чем даже своего убийцу или просто вспоминала по порядку тех, кто её обидел, так и осталось загадкой.
  - Ладно, пусть я проклят, - проговорил молодой граф, обращаясь к Небесам. - Но помоги же тем, кто разделил со мной неволю! Помоги Стефании и её односельчанам, помоги бедной королеве. Они же ни в чём не виноваты!
  Неожиданно от ветки ближайшего дерева оторвался зелёный лист. Ветерок подхватил его, закружил и бросил в ладонь к Юлиану. Тот воспринял это как счастливое предзнаменование.
  
  ***
  К счастью, Юлиан хорошо знал эту местность. Неплохо знали её и Фредерик с Мирандой, и Ираклий, и Алисия. Оттого им не составило труда выбрать такой маршрут, чтобы путь пролегал через леса, поля и пустыри. К вечеру путники вышли к имению графа Блувердада.
  Имение нельзя было назвать роскошным. Господский дом смотрелся просто, но добротно, не аляповато, в отличие от дворца барона Мисуллана.
  Странная смесь чувств охватила Юлиана при виде родных, знакомых с детства полей. Неужели он снова их видит? С жадностью смотрел он на деревья, среди которых играл с братом и сестрой; следил взглядом за течением ручейка, извивающегося зелёной змейкой.
  Дверь открыл мальчик-слуга. Увидев среди гостей, пришедших в столь поздний час, молодого господина, несказанно удивился и побежал докладывать старому графу.
  Вскоре к ним вышел и сам хозяин. Совершенно седой, но по-прежнему статный, каким Юлиан видел его в последний раз. Только глаза утратили прежнюю живость. Теперь вместо весёлости в них поселилась печаль.
  - Юлиан, сын мой!
  - Отец!
  Не помня себя от радости, старик крепко обнял сына, восклицая при этом:
  - Ты жив, Юлиан! Я думал, что больше никогда тебя не увижу!
  - Я жив благодаря Ираклию. Это он меня выходил.
  - О, Ираклий, ты вернул мне живого сына! Дай же я тебя обниму!
  Затем старый граф обратился к гостям:
  - Простите меня. Просто я столько лет не видел сына... Проходите же. Рад приветствовать вас в своём доме... Юлиан, может, представишь мне своих друзей?
  - Да, конечно...
  Вскоре вся компания сидела за столом. Только Феликса с ними не было. Доктор сказал, что рана тяжёлая, и неизвестно, выживет ли. Оставалось, пожалуй, столько молиться.
  Гораций чувствовал себя последней скотиной.
  - Если он умрёт, я никогда себе этого не прощу!
  Остальные, включая старого графа, пытались его утешить.
  - Доктор сказал: есть шанс. Надо надеяться... Но какая нужна привела вас в лес к саламандре?
  Слово за слово - и по окончании ужина отец Юлиана уже знал многое про его спутников. Весть о том, что женщина, закрывающая лицо покрывалом, и есть королева Алисия, поначалу поразила его, как громом. Но впоследствии по его лицу все увидели, что видеть её живой для него радостно.
  - У меня, Ваше Величество, тоже есть для Вас новость. Хотя должен заметить, что Вас она порадует больше, нежели нас всех.
  Радость заключалась в том, что в Королевстве Алых Пионов принц Илларион сверг узурпатора и занял трон как законный наследник. Став королём, он выдвинул ультиматум Симеону Коварному: либо тот по доброй воли приезжает на Поляну Возмездия, чтобы сразиться с ним в честном поединке, либо он, Илларион Третий, объявляет войну Зелёным Водам. Симеон Пятый наотрез отказался ехать на Поляну, мотивируя тем, что, зная "исключительную честность" короля Алых Пионов, уверен, что там его ждёт ловушка.
  - Но скорей всего, наш король просто струсил. А значит, война неизбежна.
  - Война - это плохо! - произнесла в испуге Миранда. - Я не хочу войны!
  - Я тоже! - воскликнул Фредерик.
  - И я не хочу, - проговорила Алисия. - Симеон не так смел, как мой брат - он спрячется, сбежит, а пострадают те, кто не виноваты. Да и Иллариона могут убить.
  - Вы всё правильно говорите, - отозвался старый граф. - И я всецело разделяю ваши опасения. Тем более, мой сын Альберт заканчивает военную академию.
  - Как он, отец?
  - Месяц назад приезжал меня проведать. Как раз на той неделе уехал. Как жаль! Вот бы обрадовался!
  - А как Ида?
  - Ида замуж вышла. Теперь она графиня Китироха.
  Вскоре старый граф велел приготовить для гостей комнаты. Сам же, запершись вместе с сыном в кабинете, долго обнимал его, уже без посторонних. Из глаз старика катились слёзы.
  - Погостите у меня хотя бы недельку, - уговаривал он Юлиана. - Я так долго тебя не видел. Отчего же ты хочешь покинуть меня завтра?
  - Поверьте, отец, так будет лучше для всех. Если узнают, что Вы прячете в своём доме сына-преступника, пострадаете не только Вы. На будущем Альберта можно будет ставить крест, а Иду ни в одном обществе не примут.
  Старый граф тяжело вздохнул. Он и сам отлично это понимал. Оттого сразу же после ареста Юлиана он убрал все его портреты и запретил другим детям произносить его имя. Но и Ида, и Альберт знали, как часто бессонными ночами отец сидел у себя в кабинете и подолгу смотрел на портрет старшего сына.
  - Но почему ты не снимаешь плаща? - спросил отец. - Тебе холодно? Я велю затопить камин пожарче.
  - Нет, не надо, - ответил Юлиан, чувствуя, что ещё немного - и он сварится.
  - Да ты же весь вспотел! - воскликнул отец, заметив у него на лбу выступившие капельки. - Сними плащ.
  И не дожидаясь ответа, сам расстегнул верхнюю пуговицу. Ужасные шрамы тут же бросились ему в глаза. На мгновение старый граф застыл, словно каменная статуя. Затем прижал сына к своей груди, горестно восклицая:
  - Юлиан! Сын мой! Что они с тобой сделали!
  
  ***
  Ночью старый граф не сомкнул глаз. Раз десять, наверное, заходил он в комнату к спящему сыну, чтобы убедиться, что его появление в доме - не сон, поправить одеяло, а то и просто чтобы посмотреть на него.
  Умом старый граф понимал, как разумно решение Юлиана уехать завтра, но всё же как бы ему хотелось, чтобы его сын задержался в доме хоть на несколько дней!
  "Вот жизнь! - думал он с тоской. - Честных людей, таких, как мой сын, мучают, сажают по темницам, объявляют преступниками. А бессовестные и лживые живут припеваючи, горя не знают".
  Так может, лучше и впрямь расстаться с совестью? Тем более, оказывается, это так легко. Просто зайти в кабинет, взять с полки книгу в бронзовом переплёте, украшенную яхонтами... Ту самую, которую ему продал некто по имени Александр.
  Это был как раз тот день, когда Юлиана увозили в лес.
  "Купите у меня книгу, Ваша Светлость, - убеждал он убитого горем старика. - Поверьте, Ваша судьба и судьба Ваших детей висит на волоске. А умная книга поможет вам всем не только выжить, но и добиться благополучия".
  Не то чтобы граф ему тогда поверил - скорее отчаяние толкнуло его ухватиться за эту хрупкую соломинку. И заглянул бы он в книгу, пожалуй, больше из любопытства, чем действительно надеясь на спасение. Но старая кухарка, увидев это приобретение в руках у графа, заголосила:
  "Сударь, ради Небес, не открывайте книгу! В ней зло!"
  Какое в ней зло, он так и не спросил, но охота заглядывать в книгу пропала. Ему и самому сделалось несколько не по себе, лишь только он взял её в руки. Кроме того, продавший её даже на вид казался человеком недобрым.
  Тогда он хотел и вовсе сжечь книгу, но огонь не причинил ей никакого вреда. Это ещё сильнее убедило графа, что здесь замешаны какие-то силы, отнюдь не светлые. Поэтому, устав от бесполезных попыток избавиться от книги, он спрятал её в дальний угол, решив никогда к ней не прикасаться. И даже, по возможности, близко не подходить.
  "Так может, стоит в неё заглянуть?" - думал он теперь, бесцельно меряя шагами свою библиотеку.
  
  ***
  - Я не хотел бы Вас пугать, Ваша Светлость, - сообщил за завтраком Гораций. - Но мне кажется, за Вами следят.
  Глаза всех сидящих за столом тут же устремились на него.
  - Почему Вы так думаете? - осведомился хозяин.
  Гораций мог бы и не узнать об этом, если бы не дурной сон, увиденный ночью. Приснилось ему, будто Феликс от полученных ран скончался.
  - Матушка моя говорит: чтобы сон не сбылся, надо, проснувшись, посмотреть в окно и рассказать кому-нибудь.
  Когда же он подошёл к окну, то увидел двух полицейских. Сначала они о чём-то говорили, потом разбрелись по сторонам и притаились за деревьями.
  - Значит, нас не видели, - Юлиан вздохнул с облегчением. - Иначе бы уже ворвались в дом и арестовали. Но Вы, отец, под подозрением.
  - Сейчас, наверное, каждый под подозрением, - вздохнул старый граф. - Но нам следует быть предельно осторожными. Достаточно любого подозрительного шороха, чтобы сюда ворвались полицейские.
  Разумеется, о том, чтобы покинуть дом сейчас, не могло быть и речи. Узнают, что граф Блувердад укрывает "преступников" - ему не жить. Да и Юлиана со Стефанией, Алисией и Фредериком схватят, лишь только они выйдут за порог.
  Ираклий, пожалуй, не преступник, но раз он последовал в ссылку за молодым хозяином, его внезапное появление в доме графа может насторожить полицию.
  Миранда тоже преступницей не объявлена, однако если её найдут, вернут матери. А этого девочка боялась ещё больше, чем тюрьмы или приюта.
  Оставались только Феликс и Гораций - единственные из всех гостей, кто могли выйти из дома без опаски. Но Феликс всё не приходил в сознание. Поэтому Гораций решил выйти сам и разузнать, насколько серьёзно положение графа Блувердада.
  Удача улыбнулась ему почти сразу. Едва он отошёл от дома, как его окликнули по имени.
  Гораций сразу узнал полицейского, который допрашивал его в деревне.
  - Ну что, поджигателя-то нашли? - осведомился он после приветствия.
  - Не знаю - меня отстранили от дела. Теперь веду другое. Ты-то, дружок, как раз и можешь мне помочь.
  - Я?! - удивился Гораций. - И что же я могу сделать?
  - Поедем-ка в контору - расскажу подробнее.
  Несколько минут путешествия в карете - и Гораций с полицейским остановились у сурового здания.
  Приём ему оказали удивительно тёплый - даже чайку с сахаром поставили: ешь, пей.
  - Ты мне вот что расскажи, как ты оказался в доме у графа Блувердада?
  - Случайно. В тот день, когда я встретил вас в деревне, у меня пропала жена. Рыбак сказал: в лес от разбойников убежала. Мы с Феликсом пошли её искать...
  - И как? Нашли?
  - Нет, не успели. На нас напала саламандра. Я остался невредим, но Феликс... Она его сильно ранила.
  Далее Гораций рассказал, как, блуждая по лесу с раненым товарищем на плечах, вышел на какой-то пустырь, а оттуда дошёл до поместья. Граф Блувердад, добрая душа, пустил их в дом, позвал врача.
  - Да, трудно мне теперь будет искать Нику, - закончил Гораций с сожалением. - Феликс ориентировался в лесу куда лучше.
  - Насчёт этого не переживай, - полицейский дружески похлопал его по плечу. - Мы сделаем всё, чтобы найти твою жену. Ты лучше скажи: не замечал ли за графом Блувердадом ничего странного?
  - Да нет вроде, не замечал.
  - А ты знаешь, что у него сын в тюрьме?
  - Альберт?! Нет, не знал. Граф о нём говорил только хорошее... Юлиан? Какой ещё Юлиан? Я вообще о нём впервые слышу.
  - Теперь, когда ты знаешь о графе кое-что интересное, смотри за ним в оба. Слушай, что говорит, подмечай каждую мелочь. Если что заметишь - нам докладывай. Я понимаю, тебе нелегко сдать человека, давшего кров тебе и твоему товарищу, - продолжал полицейский, видя, что Гораций колеблется. - Но есть подозрение, что он может прятать у себя Стефанию... Да, да, эту рыжую ведьму. К тому же, если ты откажешься нам помочь, мы будем заняты и можем не уберечь твою Нику. Ты же не хочешь, чтобы с ней что-то случилось? Тем более, в этом лесу твоей жене грозит двойная опасность.
  - Двойная?! Что Вы имеете в виду?
  - Да, забыл сказать, что Юлиан Блувердад сослан в замок - как раз в этот лес. Представляешь, на что способен преступник, изголодавшийся по женскому телу?
  Эти аргументы возымели действие - Гораций пообещал не спускать глаз со старого графа.
  Распрощавшись с полицейскими, он побрёл в сторону леса. Отчасти это создало бы видимость, будто он пытается отыскать жену самостоятельно, отчасти позволило бы привести мысли в порядок. Второе проще было осуществить вдали от людей.
  Итак, графа Блувердада, по всей видимости, хотят арестовать и ищут для этого какой-нибудь предлог. И скорей всего, поймать его собираются на встречах с какими-то подозрительными людьми. Может даже на попытке спрятать Стефанию... Впрочем, Стефания - скорее всего, лишь средство давления на Горация. Вернее, попытка сыграть на его ненависти к ней.
  Точно так же и Ника. Едва ли они и вправду будут её искать. Гораций намеренно не сообщил о гибели саламандры. Но использовать его любовь к жене и страх за неё эти люди, безусловно, умеют. И про графа Юлиана полицейские, похоже, упомянули не случайно. Если бы Гораций не был с ним знаком, то наверное, опасался бы его не меньше, чем саламандру.
  Ну что ж, пусть "благородная полиция" думает, что он их послушная марионетка. Так они, возможно, станут наблюдать за домом графа менее пристально. Главное - суметь убедить полицейских, что граф сломлен и запуган, и поэтому ничуть не опасен. Он и слова не сказал о старшем сыне. Хорошее начало! Боится, значит.
  "Да, Гораций! - подумал юноша. - Докатился ты, однако! Обманываешь, плетёшь интриги - не хуже Никифора-Фокусника".
  Нет, пожалуй, Никифор сдал бы графа, не задумываясь. А вместе с ним - и своих друзей. Да ещё нашёл бы способ заработать на этом побольше монет.
  Гораций же хотел спасти друзей и графа, давшего им приют. Никогда прежде ему не приходилось врать, чтобы отвести от кого-то смертельную опасность. Теперь же он делал это на каждом шагу. И эта ложь не доставляла ему ни капли удовольствия. Более того, Горация пугала мысль о том, что он может попасться. Тогда и у его друзей, и у графа Блувердада могут быть большие неприятности. И самая худшая из них - гибель.
  Первый раз юноша обращался к Небесам с просьбой помочь ему кого-то обмануть.
  Погружённый в свои мысли, он не сразу услышал, как кто-то произнёс его имя. Золотая саламандра? Она!
  - Леонидас!
  - Здравствуй, Гораций! Вот мы и свиделись. Радуйся - теперь ты невиновен. Можешь возвращаться домой.
  - Так что же - убийцу нашли?
  - Нашли. Купца, за которого тебя сослали на галеру, убил хозяин таверны. Он же подбросил нож, пока ты спал. Теперь он в тюрьме. Я бы давно слетал в Королевство Подсолнухов, если бы не заклятие.
  До Горация не сразу дошёл смысл сказанного - настолько он был удивлён этой встречей... Сказанное... Так ведь там, на острове, саламандра не разговаривала. И что за заклятие? Кто мог наложить его на бывшего мага? Неужели Джуна?
  Как и на острове, юноша засыпал Леонидаса вопросами. Но на этот раз не на все можно было ответить "да" или "нет".
  - Погоди же, Гораций, не так быстро! - рассмеялась саламандра. - Я не успеваю за твоими вопросами... Нет, заклятие на меня наложила не Джуна - она только разрубила моё тело. Я не мог превратиться обратно в человека и лишился магической силы - ведь саламандры не обладают магией. Великий Потоп погубил саламандр - всех, кроме двух обращённых: меня и Джуны. Но ещё тогда я мог разговаривать, и никакая сила не держала меня над океаном и на острове. Потом в Королевстве Зелёных Вод появился Александр...
  Давно это было. Королевством тогда правил Марк Девятый. Было у него четыре сына, и один из них - бастард Симеон - родился от связи короля с фрейлиной. О престоле ему, при таких обстоятельствах, мечтать не приходилось.
  Тогда Александр за щедрое вознаграждение взялся помочь незаконнорожденному принцу - вручил ему книгу со словами, что именно в ней он найдёт ответы на все вопросы.
  Очень скоро юный Симеон освоил искусство плетения интриг. В результате его козней, король рассорился со старшим сыном и отправил его в изгнание, где тот вскоре скончался. Другой принц умер от лихорадки, которая, предположительно, была вызвана действием яда. Следом за ним умер и младший - на охоте упал с коня и разбился. Говорят, неспроста - кто-то подсыпал ему сонного порошка. Потом ушёл и старый король, который перед смертью, как говорят очевидцы, жаловался на боли в желудке.
  - Уже после гибели среднего принца я понял, кто за этим стоит, - продолжал Леонидас. - И хотел остановить Симеона, предупредить короля, а заодно и младшего наследника. Но Александр не дал мне этого сделать.
  "Отныне ты не сможешь сказать ни слова. Твоим домом будет океан и один из островов - и воздух над ними. И никуда больше не ступит твоя нога", - последнее, что услышал от него Леонидас, прежде чем очутиться на просторах океана. При этом в руках у Александра блестело зеркало, какие вешают на стены.
  - А это зеркало могло висеть у него в кладовой? - спросил Гораций, вспомнив случай со Стефанией.
  - Скорей всего, там и висит. Чтобы заклятие работало, зеркало держат в тёмном месте.
  - Но что сейчас произошло? Кто с тебя заклятие снял?
  - Никто, - ответил Леонидас. - Просто Александр потерял магическую силу. Видимо, Джуна перед смертью прокляла не только меня...
  - За что же она на него прогневилась? Это он её в саламандру превратил?
  - Нет, это она сама. Она слышала, как я читаю заклинание.
  Когда ученик Леонидаса наложил на девушку заклятие, Джуна стала искать способ обмануть его и выбраться, наконец, из леса. И однажды, увидев мёртвую саламандру, решила, что это её шанс. В саламандру-то она превратилась, но вместо того, чтобы её дух вселился в тело ящерицы, получилось, что облик последней попросту наложился на её тело. По-видимому, саламандра в момент произнесения заклинания была ещё жива. Да и Джуна запнулась, прочитала неправильно. Но выбраться из леса ей так и не удалось.
  Гораций поначалу недоумевал: причём здесь Александр?
  - Для того, чтобы изготовить яхонтову книгу, - объяснил Леонидас, - магу нужна была чешуйка серебряной саламандры.
  Чешуйку он попросил у Джуны. Она согласилась, но поставила условие - чешуйка в обмен на снятие того заклинания, что держит её в лесу. Александр пообещал, но обманул.
  - А теперь её посмертное проклятие лишило его силы. Знать бы, кого она ещё успела проклясть?
  - Она назвала имя Юлиана.
  - Значит, это он её убил. И ты это видел? Но я избавлю его от проклятия... Помнишь, я тебе на острове чешуйку сбросил?
  Гораций в ответ вытащил её из-за пазухи.
  - Я ношу её с собой как талисман.
  - Это не просто так. Достаточно притронуться ею к тому, кого эта книга усыпила - он проснётся. А положишь её на книгу яхонтову - она сгорит. Теперь прощай, Гораций! Мы больше никогда не увидимся.
  - Почему же? - воскликнул юноша с горечью.
  - Я уже взял на себя это проклятие. На закате мой дух покинет тело. Не стоит печалиться - я должен был умереть ещё до Потопа. Так бы и случилось, останься я человеком. Но мне уже им никогда не стать - я обречён существовать в теле саламандры до конца своих дней. Всё, о чём я мечтал в последние годы - это умереть на родной земле. Теперь время пришло. Прощай, мой друг!
  С этими словами саламандра взмыла в небо, подставляя заходящему солнцу золотую чешую.
  - Прощай, Леонидас! - крикнул Гораций.
  Помахав ему на прощание крылом, саламандра в последний раз сверкнула золотом и скрылась за лесом.
  Долго стоял Гораций, прислонившись к дереву, и смотрел в пустое небо. Чешуйка саламандры искрилась в его руке. Память о друге, которого он больше не увидит. От этих мыслей стало грустно и тяжко.
  
  ***
  Скотный двор по праву считался самым грязным местом в городе. Своё название он получил не потому, что там держали скотину, но потому, что его обитатели каждый день по-скотски напивались. Частенько выпитое не давало им добраться до дома, поэтому ночёвка под забором была здесь делом обычным. Бывало, что спали вповалку - мужчины и женщины, и даже дети, начинавшие приобщаться к местным нравам. Там же под забором совокуплялись, плодили потомство. Повсюду стоял смрад.
  Обитатели двора были удивлены, когда посередине остановилась карета, и оттуда вышел статный господин в напудренном парике, с накрахмаленным воротником и манжетами.
  - Могу я поговорить с Марианной? - осведомился граф Блувердад у троих мужчин, что, похрюкивая, сидели, прислонившись к забору.
  - Д-д-да, к-к-конечно, В-в-ваша С-с-светлость, - ответил один из них, заикаясь и отрыгивая. - Т-т-там она.
  И рукой показал куда-то влево. Затем, повернувшись к одному из своих товарищей, принялся убеждать его не дёргаться - граф, по закону, имеет право первой ночи.
  "Действительно, дёргаться ему незачем, - подумал граф. - Не нужна мне эта Марианна ни для первой ночи, ни для последней".
  Когда же он увидел эту самую Марианну, то взмолился, чтобы Небеса были к нему милостивы и позволили умереть... да хотя бы на плахе, только бы не в объятиях этой женщины. Собственно, и женщиной назвать её было сложно. Вся пропитая, прокуренная, с гнилыми зубами, пропахшая потом и естественными отправлениями, она не вызывала у графа ничего, кроме неприязни.
  Увидев знатного господина, Марианна неловко поклонилась.
  - Я пришёл поговорить о Вашей дочери Миранде, - граф решил перейти сразу к делу.
  - Я не знаю, где шляется эта девка. Я тут ни при чём!
  - Верю. Как я понимаю, пользы Вам с неё никакой.
  - Да какая польза? - вздохнула мать Миранды. - Я уже третий день ничего не ела - не на что. А эта дрянь, вместо того, чтобы работать, бегает неизвестно где. Родную мать бросила, чтоб ей пусто!
  - Так может, отдадите её мне? - предложил граф, доставая кошель с золотыми монетами. - Я Вам за неё заплачу.
  Он видел, как загорелись глаза у пьяной женщины, лишь только она увидела золото. Пожалуй, если бы он потребовал за это её душу, продала бы, не колеблясь.
  - Забирайте её, - голос Марианны сделался заискивающим. - Девочка хорошая - многое умеет.
  - Слов недостаточно. Мне нужен письменный отказ. И расписка, что Вы отдаёте девочку под мою опеку.
  Женщина малость оробела, но решив, что от этой сделки она сейчас обретёт больше, чем потеряет, поставила свою подпись.
  Графа поразило то расчётливое хладнокровие, с которым она продавала дочь, словно это была всего лишь навсего курица, переставшая нести яйца. Казалось, даже если бы он сказал, что собирается Миранду резать на части или сжигать живую, мамаша бы сделала то же самое.
  Получив расписку, граф Блувердад молча бросил кошель на стол и, не прощаясь, удалился.
  У самого порога он всё же не выдержал - обернулся.
  - Неужели Вам неинтересно знать, что я сделаю с Мирандой?
  Марианна в ответ пьяно усмехнулась:
  - Мне-то что? Хоть живьём её ешьте!
  - О! - воскликнул граф и кинулся прочь, словно ужаленный.
  
  ***
  Стефания и Алисия тем временем сидели в гостиной. За время пути девушка всё больше проникалась симпатией к бывшей королеве. К сопернице? Нет, пожалуй, это слово нельзя было употребить. Скорее Алисия была для Стефании вроде невесты брата или друга. А значит, вроде сестры.
  - Когда Камилла спрашивала, бороться ли за любовь или послушаться воли родителей, я ничего ей не ответила. Я тогда не знала, что такое любовь. А теперь я, пожалуй, не побоялась бы рассердить матушку, только бы быть с Юлианом.
  - Ты счастливый человек, - произнесла Алисия с некоторой завистью. - Я бы никогда не пошла за Симеона, если бы от этого не пострадали интересы всего королевства. Даже если бы мне пришлось разругаться с отцом и братом. Хотя если бы я его уважала, как ты Горация...
  - Сейчас я уважаю его даже больше, чем прежде. Но я не хочу за него замуж.
  - Тогда борись, Стефания.
  Только успела она сказать эти слова, как вошёл тот, о ком они только что говорили. Вид у него был потерянный, даже убитый.
  - Что-то случилось? - спросила Алисия.
  - Он умер...
  - О, бедный Феликс! - воскликнули женщины в один голос.
  - Я не про Феликса, я про Леонидаса.
  - Золотая саламандра?!
  - Она самая, - проговорил Гораций. - Добрый маг... Кстати, он сказал, что снял проклятие с графа Юлиана. И что золотая чешуйка может спасти Камиллу и Эдмундаса.
  Стефания, услышав об этом, вскрикнула от радости. Мысль о спасении Камиллы и Юлиана затмила собой горечь по саламандре.
  - Только бы нам выбраться!
  - Потерпите немного, - сказал Гораций. - Я буду делать всё возможное, чтобы за графом как можно скорее перестали следить.
  Подробно свой план он изложил за ужином. Все присутствующие, в том числе старый граф, единодушно признали, что мысль неплохая - сыграть в шпиона и доносчика (а возможно, и в провокатора, если потребуется). Постепенно полиция, убедившись, что бедный граф и слова лишнего сказать не смеет, потеряет к нему всякий интерес. И тогда гости смогут, наконец, уйти.
  - Только хочу сказать, что Миранде никуда уходить не придётся, - сообщил старый граф. - С сегодняшнего дня она под моей опекой и находится в этом доме вполне законно.
  Эта новость внесла небывалое оживление. Все наперебой принялись поздравлять сияющую Миранду. Особенно радовались Ираклий с Юлианом и Фредериком, знавшие, что бедной девочке пришлось вытерпеть от родной матери. Да и остальные в тот момент забыли о собственных невзгодах.
  Ираклий рыдал, как ребёнок, обнимал внучку и бросался в ноги графу, клянясь, что отныне обязан ему жизнью.
  - Теперь ты дома, Миранда, - говорил Юлиан, которого этот факт, по-видимому, осчастливил даже больше, чем весть о снятом с него проклятии. О том, какой ценой оно было снято, Гораций предпочёл умолчать.
  Когда девочка, счастливая, легла спать, старый граф отправился в свой кабинет, взял с дальней полки книгу, которой так и не раскрыл.
  - Это одно из тех зол, что развращает и усыпляет, - обратился он к Горацию, бросив книгу на стол. - Пусть же оно сгорит.
  Юноша робко поднёс чешуйку к бронзовому переплёту. Книга тотчас же занялась, да так живо, что Гораций невольно отскочил. Пламя взметнулось чуть ли не до самого потолка. Но через миг утихло, а на столе осталась лежать кучка пепла и бронзовая обложка с яхонтами - всё, что осталось от зловещей книги.
  
  ***
  Уже целую неделю беглецы жили в доме графа Блувердада, а полиция всё не спешила ослаблять надзор. Хотя Гораций клятвенно заверял, что ничего вольнодумческого от старика не слышал. Так что гости пока оставались пленниками.
  Эта неволя не особенно тяготила Юлиана. Здесь, в родных стенах он чувствовал себя намного лучше, чем в замке в лесу. Отец, которого он там не мог и надеяться увидеть, был теперь рядом. И уж тем более не тяготился этим пленом Ираклий, большую часть жизни проведший в этом доме.
  Фредерик, вынужденный прятаться, всё же радовался каждому дню, когда ещё может видеть Миранду.
  Сложнее приходилось Стефании. Утешало одно - что рядом любимый человек. Он-то всячески старался её ободрить.
  Для Алисии же невозможность выйти из дома стала настоящей пыткой. И не за себя опасалась бедная женщина. Она бы многое отдала за то, чтобы оказаться рядом с братом, сказать: "Я живая". Тогда, может, король Алых Пионов передумает воевать с Зелёными Водами.
  А так как возможность войны никого из живущих в доме не прельщала, хозяин и гости вскоре стали думать о том, как бы незаметно вывести отсюда Алисию. Ведь стоит несчастной выйти за порог, как её схватят.
  - Хоть подкоп делай, - заметил как-то Юлиан. - Или по воздуху летай.
  - По воздуху, - отозвалась Стефания. - А вот это мысль... Ника, ты летать не боишься? На крыльях.
  - Но это крылья Феликса, - возразил было Гораций.
  Сам Феликс по-прежнему лежал без чувств и сказать ничего не мог.
  Стефания также чувствовала неловкость. Никогда прежде она и мысли не допускала, чтобы без спросу взять чужое. Тем более, у друга и соседа. А уж если он к тому же тяжело болен.
  - Стефания права, - поддержал её старый граф. - Вашему другу крылья сейчас не помогут, но с их помощью можно спасти другого человека. К тому же, возможно, они позволят избежать войны.
  Гораций поколебался, но в конце концов, уступил. Умом он и сам понимал, что граф говорит правильные вещи. К тому же, зная Феликса, он был уверен, что будь его друг в сознании, не пожалел бы крыльев для той, к которой успел привязаться.
  Оставалось лишь научить Алисию летать. И это оказалось нелегко. Гостиная, хоть и была достаточно просторной и имела высокие потолки, оказалась тесноватой для полётов. Алисия походила на птичку в клетке, то и дело натыкаясь на стены.
  Слуги граф, глядя на это, дивились: вот до чего прогресс дошёл - эдак мы все скоро по небу полетим.
  - У Вас хорошо получается, Ваше Величество! - с восторгом кричала Миранда.
  Сама же Алисия так не считала. Почти обессиленная, она продолжала стойко махать крыльями, пока Юлиан не разрешил ей прекратить.
  Наконец, настал момент, когда королева научилась более-менее сносно обращаться с крыльями. Тогда решено было отправить её в полёт.
  Чем ближе становился тот день (а вернее, та ночь), тем печальнее делался Гораций. Ника, этот сладкий сон, улетала, заставляя его пробудиться. Только теперь он осознавал роковые последствия своей неосторожности. Зачем он только поверил в собственную выдумку? Зачем позволил себе полюбить её?
  Он тайно наблюдал, как она прощалась с раненым другом.
  - Прости, Феликс, - говорила она, склонившись над неподвижно лежащим телом. - Я сейчас должна улетать. Поправляйся, слышишь? Ты должен жить. Ради Камиллы. Ты должен жить, чтобы спасти её.
  В какой-то момент Гораций даже понадеялся, что имя возлюбленной сможет привести его друга в чувство. Но Феликс оставался недвижим.
  Засмотревшись на Алисию, он не сразу понял, что она выходит из комнаты. Опомнился лишь тогда, когда столкнулся с ней лицом к лицу.
  Он смотрел на неё молча, не отводя глаз.
  - Неужели ты не хочешь мне ничего сказать?
  Хотел ли он что-то сказать? Да, хотел. Но вместе с тем понимал, что должен сказать нечто другое - горькое и жёсткое. И сейчас, когда Алисия смотрела ему в глаза, чувствовал, что не в силах этого сделать.
  - О, Ника, ты мне приснилась, - начал он. - И я сейчас сплю, потому что вижу тебя. Но ты не явь... ты не можешь быть явью, потому что... потому что слишком совершенна для этого.
  - Мне порой тоже кажется, будто я сплю. А может, сошла с ума, и ты - моё видение. Если так, то я не хочу излечиться. Потому что я никогда не была так счастлива, как в своём бреду. А ты... ты хочешь проснуться?
  - Я хочу умереть в твоих объятиях!
  "Что же ты делаешь, идиот? Что ты делаешь?" - ругал Горация его внутренний голос - голос разума.
  Словно в безумии, он обхватил тонкий стан Алисии, затем коснулся её алых губ... Задыхаясь от восторга и наслаждения, он не мог от них оторваться. С большим трудом ему удалось собрать волю в кулак.
  - Прости... простите... Ваше Величество.
  Алисия, взволнованная и раскрасневшаяся, покачала головой.
  - Нет... не прощу, - ответила она почти шёпотом. - Никогда.
  И впилась в его губы с таким жаром и страстью, что земля почти уплыла у юноши из-под ног. Он не ведал, что творил, целуя Алисию снова и снова. И желал всей душой, чтобы время остановилось.
  Но всему на свете рано или поздно приходит конец.
  - Тебе пора? - произнёс Гораций печально.
  - Пора, - вздохнула Алисия. - Но ведь мы увидимся? Пообещай, что мы увидимся.
  - Я не могу этого обещать. Но я хочу, чтобы ты знала: самое счастливое сновидение в моей жизни - это ты. И если я был рождён только для того, чтобы его увидеть... я появился на свет не зря. Теперь прощай, Ника.
  - Прощай, Гораций! Я буду ждать тебя, слышишь?
  - Не надо...
  Он хотел ещё что-то сказать, но неожиданно вошёл слуга, держа в руках обтянутые чёрной тканью крылья.
  - Всё готово, Ваше Величество!
  Следом тут же зашли граф с сыном, Стефания, Фредерик с Мирандой и её дедушкой. С каждым из них Алисия тепло прощалась.
  Когда она, одетая в чёрное платье и закутанная в покрывало, вышла на балкон, Горацию хотелось крикнуть: "Не исчезай! Не улетай! Побудь со мной ещё немного! Совсем немного!". С трудом подавил он этот порыв.
  Не говоря ни слова, смотрел он, как Алисия, укрытая темнотой ночи, взлетает всё выше, и вот уже на чёрном небе не видно её силуэта. Исчезла, растворилась...
  Уже забрезжил рассвет, а Гораций всё стоял у двери балкона и смотрел в небо.
  
  ***
  С отлётом Алисии в доме графа как будто стало холоднее. Скучала по подруге Стефания, скучал и Фредерик, знавший Её Величество ещё в лучшие времена. Особенно тосковал Гораций. С того дня он сделался сам не свой. Он то подолгу стоял у окна, то бродил по дому, как призрак, бывало, что целыми днями не говорил ни слова и, погружённый с свои мысли, не сразу откликался, когда к нему обращались.
  Напрасно Юлиан и Стефания уговаривали Горация не переживать.
  - За расставанием будет встреча, - говорил ему молодой граф. - Надо только ждать и надеяться.
  Гораций в ответ покачал головой:
  - Нет, Ваша Светлость, с Никой мне больше не встретиться. Её нет.
  - Но ведь Ника - на самом деле Алисия...
  - Именно! Принцесса Алисия, королева Зелёных Вод. А я не принц, не король. И я сделал свою Нику из королевы.
  - Но она сама, похоже, не особенно возражала. Более того, по-моему, именно тогда она как раз была собой.
  - Но она королевской крови... Простите, Ваша Светлость, мне надо идти в полицию...
  Его угнетённое состояние не могло укрыться от полицейских. Те списала это на тоску по пропавшей жене, тревогу за её жизнь. И ведь не ошиблись, по правде говоря.
  - Я всё это время следил за графом. Я вам рассказал всё, что знаю. Почему же вы мою Нику не ищете? Может, пока мы тут разговариваем, её поедает саламандра? Или Ваш Юстиниан (или как его там?) над ней глумится?
  - Успокойся, - полицейский дружески похлопал Горация по плечу. - Жену твою мы нашли.
  Гораций взволнованно поднялся с места.
  - Как она? Что с ней? Могу я её увидеть?
  - Живая, невредимая. Ты её обязательно увидишь. Но сейчас, ради её же безопасности, она должна находиться под охраной.
  Гораций ожидал, что "жену" ему не покажут, потому как искать её полиция и не думала. Но всё же для вида осведомился: какая же опасность может угрожать Нике рядом с собственным мужем?
  - Дело в том, что Юлиан Блувердад сбежал из тюрьмы. Ещё бы немного, и он бы над Вашей женой надругался. Да не переживай - он её не успел и пальцем тронуть. Напугал - не без этого.
  Естественно, избежать худшего помогла "доблестная полиция". Сам преступник успел скрыться в неизвестном направлении, но он из тех, кто привык доводить дело до конца. И если Юлиан Блувердад сказал себе: овладею этой женщиной, - он будет за ней охотиться, пока не получит желаемого. Именно поэтому Нике будет лучше побыть под присмотром полиции, пока преступник не будет пойман.
  - Есть предположение, что он появится в отчем доме. Попробуй-ка проверить отца...
  - Значит, я уже на свободе и готов насильничать, - горько усмехнулся Юлиан, когда Гораций рассказал ему о своём походе в полицейскую контору. - Что ж, послушайтесь полицию и скажите об этом моему отцу. Он будет раздавлен стыдом за сына...
  - Его Светлость был в ужасе. Он воздел руки вверх и воскликнул: "О, Небо! Упустил я сына, потерял! Если бы я знал, что из него вырастет!". Жаль графа. Стыдно ему за отпрыска своего, - врал Гораций в полицейской конторе на следующий день...
  - Полиция знает об исчезновении серебряной саламандры и побеге молодого Блувердада. Вас ищут, Ваша Светлость.
  Так, бегая в полицейскую контору почти каждый день, Гораций узнавал свежие новости и рассказывал своим друзьям. Новости были не из весёлых. То в лесу нашли мёртвой золотую саламандру. То какой-то пьяница зарезал в подворотне свою собутыльницу, у которой непонятно откуда взялись золотые монеты. Но самым худшим было другое.
  Недовольство народных масс, становившихся год от года беднее, нарастало. Угроза войны с более сильным противником и грабительский налог, введённый указом короля, всё больше доводили людей до отчаяния. Принесла плоды и безмерная подозрительность короля. Жители королевства день ото дня теряли веру в его справедливость, и даже убеждение "сиди тихо, не говори лишнего - и тебя никто не тронет" очень скоро перестало работать.
  Король в ответ ужесточал террор. Любого подозрения в нелояльности было достаточно, чтобы повесить или отправить на плаху.
  Ненужное насилие озлобляло народ ещё сильнее. Мирные люди превращались в озверевших бандитов, готовых грабить, убивать. Нападения на полицейских, поджоги особняков богатых горожан с убийствами целых семей становились обыденностью. Полиция зачастую опасалась связываться с бандитами, получая свою долю награбленного, закрывала глаза.
  В одной из провинций зверства и вовсе переходили всякие границы. Захватившие резиденцию губернатора разбойники жестоко насиловали женщин и девочек, после чего им всем отрубили головы. Мужчин, включая самого губернатора, сожгли живьём.
  Конечно, эта весь не могла остаться незамеченной для королевского двора. В гневе Симеон Пятый приказал проделать то же самое с несколькими семьями в этой провинции. В ответ похожие зверства стали происходить в соседних. Верные королю вассалы в страхе за свои жизни бежали прочь с насиженных мест.
  Не лучше обстояли дела и в армии. Солдаты, не испытывая особого желания погибать за прихоти трусливого короля, дезертировали, убивали командиров, перебегали на сторону врага. Всё больше среди них находилось тех, кто готовы были принести врагу голову своего короля. И ни патриотические призывы, ни жестокие казни не могли навести порядка среди войск.
  Власть короля серьёзно пошатнулась.
  
  ***
  В один прекрасный день Гораций, как обычно, отправился в полицейскую контору, стараясь не попадаться на глаза кучкам беснующихся людей, озверевших от бесконечного насилия, бьющих окна в домах, ломающих двери, швыряющихся камнями, которые отрывали от булыжных мостовых. Вчера такие же на его глазах избивали человека в полицейской форме. Тот, к своему несчастью, не успел убежать и теперь лежал в подворотне лицом вниз.
  Полицейская контора, куда Гораций дошёл без каких-либо происшествий, представляла собой жалкое зрелище. Окна в здании были выбиты, верхние этажи остались без крыши. Двери сиротливо болтались на петлях. Внизу вперемежку лежали осколки стёкол, обломки стен, кусочки черепицы. Похоже, Горация здесь никто не ждал.
  Развернувшись, парень побрёл прочь.
  "Похоже, напуганные полицаи разбежались кто куда, оставив город на произвол погромщиков, - думал он. - Вот тебе и доблестная полиция, вот тебе и защитники порядка!"
  Хотя, с другой стороны, прекратилась, по всей видимости, слежка за графом. С утра, выйдя из дома, Гораций, к своему удивлению, не заметил ни одного полицейского.
  Вернувшись, он обошёл окрестности ещё раз, тщательно проверил каждый закоулок. Так и есть - полицейских нигде не было.
  - Ушли, - доложил он графа. - Больше за Вами не следят.
  И радостной, и печальной была эта новость. Она означала, что теперь и Юлиан, и Стефания, и Фредерик могут бежать. Но она же означала и скорую разлуку.
  - Не грусти, Миранда, - Фредерик пытался ободрить плачущую подругу. - У тебя теперь есть дом, и дедушка остаётся. Здесь тебя никто не обидит.
  - Да, но без тебя будет плохо. Увидимся ли мы когда-нибудь?
  На глаза молодого баронета навернулись слёзы. Он отвернулся, чтобы скрыть их.
  - Наверное. Может быть.
  Но по его голосу Миранда поняла - он сам в это не верит. "Может быть" прозвучало как "никогда". Ах, если бы можно было всё бросить и бежать в месте с Фредериком! И неважно, что впереди, главное - вместе. Но нельзя - старый граф ни за что не позволит своей подопечной покинуть дом и пуститься в опасный путь. Да и граф Юлиан не согласится взять её с собой в никуда.
  Всё происходящее казалось Миранде невероятным. Она, брошенная простолюдинка, живёт в имении графа, а его родной сын вынужден скрываться. Его тоже будет очень сильно не хватать. И Стефании - за то время, что жили в лесу, в замке, Миранда успела к ней привязаться.
  Прощаясь со старшей подругой, девочка протянула исписанный листок, свёрнутый в свиток.
  - Здесь то, о чём я тебе не рассказывала. Раскрой это только когда уже будешь дома. Обещаешь?
  - Обещаю, - улыбнулась Стефания. - Если доберусь благополучно.
  - Я буду молиться.
  Неожиданный стук в дверь застал врасплох всех, кто находился в гостиной. Стефания с Юлианом и Фредерик едва успели спрятаться в соседней комнате, как вошли трое. Их форма давно уже не предвещала ничего хорошего. Отборные полицаи самого короля, мастера по борьбе с "особо опасными преступниками". Старый граф и его подопечная невольно вздрогнули - такие не приходят просто в гости.
  - Чем могу быть вам полезен? - отозвался хозяин, кое-как овладевший собой.
  - Где Ваш сын?
  - Альберт...
  - Альберт нас не интересует... пока. Юлиан старший и, возможно, живой. Где он? Только не говорите, что он в замке - все мы прекрасно знаем о его побеге.
  - Откуда же мне знать, где он?
  - В таком случае, может, Вы, юная барышня, что-то знаете? - обратился один из полицаев к Миранде. - Скажи, и мы вас не тронем.
  - Нет, ничего не знаю, - ответила девочка, едва дыша.
  - Отлично, Ваша Светлость, никто ничего не знает! - в голосе полицейского сквозила усмешка. - Заберём-ка мы Вашу подопечную с собой, поговорим как следует - может, память прорежется.
  Граф испуганно прижал Миранду к себе, словно надеясь защитить от беды. Только он успел это сделать, как услышал голос Юлиана:
  - Вы хотели меня видеть?
  Он стоял в дверном проёме, белый, как ткань его рубахи с глухим воротником. Но в его взгляде чувствовалась такая решимость, перед которой хотелось снять шляпу и поклониться.
  - Приказано доставить Вас во дворец, Ваша Светлость, - полицейский даже показался слегка оробевшим.
  - Поехали, - бросил Юлиан с нарочитой небрежностью.
  Проходя мимо старого графа, он на мгновение остановился, склонил голову со словами:
  - Прощайте, отец.
  Затем, пожав руку Миранде, удалился. Следом вышли полицейские.
  - Ваша Светлость, спасибо Вам... за всё, - слышался голос маленькой подопечной.
  Через минуту глухая повозка без гербов отъехала от особняка. Старый граф, стоял на крыльце и долго смотрел вслед, пока она не скрылась из виду. А после закрыл лицо руками и громко зарыдал.
  
  ***
  Никогда ещё Стефания не думала, что будет всей душой желать смерти человеку, которого любит. Даже сгоряча, сильно обидевшись. Теперь же она молила Святые Небеса:
  "Пожалуйста, пусть Юлиана убьют сразу. Или пусть он погибнет по дороге. Всё, что угодно, только бы не пришлось ему снова пройти через ад!"
  Надежды, что король смилуется над Юлианом, почти не оставалось. Стефания давно поняла, что всякое благородство и великодушие Симеон Пятый расценивает как слабость. Не прощает этого и другим. А значит, он постарается придумать пытки пострашнее и поизощрённее.
  "Подох бы он, что ли! - подумала девушка со злостью. - Зачем такие на свете живут? Только зло от них".
  В какой-то момент ей пришло в голову: зачем она сама появилась на свет? Может, это наказание за грехи отцов или какие-то деяния в прошлом воплощении? Наказание - жить на свете и видеть, как страдают родные и любимые.
  Безумно хотелось заснуть и больше не просыпаться. Если бы только можно было оказаться на месте Камиллы!... Но ведь она проснётся, стоит только провести ей по щеке золотой чешуйкой. А Юлиан... только чудо может его спасти.
  Стефания не знала, сколько времени она просидела, глядя в одну точку - в проём, через который ушёл Юлиан. Девушке казалось, будто он был здесь только что. Фредерик и Гораций ей что-то говорили. Стефания невпопад кивала.
  Полицейские... Как они оказались в комнате? Чего им надо? Нет, кажется, не им, а королю. Вроде как прозвучало, что Его Величество желает кого-то видеть.
  - Нас всех? - удивлённый голос Горация.
  - Не надо всех, - устало проговорила Стефания, поднимаясь с кресла. - Вот она я - рыжая ведьма. Я околдовала, заморочила. Все они жертвы злых чар.
  - Не волнуйтесь, никто вас не обидит. Король не велел. Просим вас в карету... Ваша Светлость, граф... барон Мисуллан...
  Следом за знатными особами в карету усадили простолюдинок и Ираклия. Последним сел Гораций - в ту же карету, в которой везли несчастного Феликса. Уговоры пощадить хотя бы раненого ни к чему не привели.
  Во время поездки Миранда безутешно плакала, прижимаясь к Фредерику. Тот, как мог, пытался её утешить.
  - Не бойся, ты ничего не сделала. Тебя не тронут.
  - Но я не за себя боюсь - я боюсь за тебя.
  - Прости, Миранда, я не могу прикрываться женщиной. Это недостойно мужчины.
  - Я знаю, - ответила девочка.
  Дворец, в который вскорости привезли наших путников, поражал великолепием, удивительным образом сочетавшимся с безвкусицей. Стены были выложены дорогими камнями, смотревшимися вместе настолько аляповато, что по одному взгляду можно было сказать - король Симеон Пятый стремится показать себя любой ценой. Особенно если эту цену платит не он, а его подданные.
  Кто-то из царедворцев, случайно оказавшихся рядом, посетовал, что могли бы ради приличия траурный флаг вывесить...
  
  ***
  - Симеон Пятый умер, - сообщил Юлиан. - Вернее, убит. Сегодня ночью.
  Он не надеялся на спасение, когда его в полицейской карете везли во дворец. Не надеялся он даже на скорую смерть, о которой молила Стефания.
  "Я приму свою судьбу, какой бы ужасной она ни была, - говорил он шёпотом, глядя в безжалостно высокое серое небо. - Но прошу тебя: сохрани тех, кто мне дорог!"
  Юлиан тогда не знал, что теперь Симеон Пятый не прикажет больше ни пытать, ни казнить.
  "Простите, Ваша Светлость, - извиняющимся тоном говорил секретарь Его Величества. - Я велел полицейским быть максимально почтительными. Наверное, я допустил ошибку, не сообщив, с какой целью желаю Вас увидеть... Вы в курсе, что Его Величество убили?"
  В последнее время Симеон Пятый был особенно раздражительным, плохо спал, вздрагивал от каждого шороха, всё чаще прикладывался к вину. Было очевидно, что сложившаяся ситуация его пугает.
  Придворные интриганы втихомолку шептались: "Алые Пионы разобьют нас в два счёта. Иллариону Третьему нужен наш король. Что если сдать его врагу? Или принести королю Иллариону его голову? Тогда в благодарность победитель подарит нам земли и титулы".
  Такие настроения не укрылись от Симеона Коварного. Видимо, представлял, что сделал бы он сам, окажись он на месте придворных. Иначе чем объяснить его неожиданную любезность к барону Мисуллану?
  Барон, также будучи неглупым, прекрасно понимал, что ничего хорошего такая любезность не предвещает.
  Вечером король, принимая барона у себя в кабинете, сказал:
  "Только тебе, мой друг, я могу полностью доверять".
  "Я весь Ваш, мой господин, - отвечал барон. - Вы мне дороже самой жизни".
  "Что-то в горле у меня пересохло, - пожаловался вдруг король. - Налей мне вина из этого графина".
  Когда барон послушно исполнил приказание, Его Величество сказал:
  "Давай же, мой верный друг, выпей со мной".
  Пока барон Мисуллан наполнял свой бокал, король успел поднести к губам свой.
  "Вот что значит, доброе вино", - похвалил он.
  Барон улыбнулся и со словами: "Ваше здоровье, мой король!" - залпом осушил бокал. И вдруг, пошатнувшись, упал мёртвым.
  "Вот так тебе, шельма!" - проговорил Симеон Коварный, который на самом деле к вину так и не притронулся.
  Даже если бы он не предполагал, что барон подсыплет ему яд, то прекрасно знал, что вино в графине отравлено. Специально для барона приготовил.
  Потом король принимал у себя другого своего приближенного - барона Маусбайтена.
  "Я не собираюсь погибать в собственном дворце, - говорил Его Величество. - Что я, дурак, что ли? Не зря я за годы правления накопил столько золота. С ним я в любом царстве смогу жить не зная нужды".
  "Вы, как всегда, разумны, мой король".
  Наутро Симеона Пятого нашли мёртвым. Из его спины торчала рукоять кинжала - именного оружия Маусбайтена. Сам барон бесследно исчез. А с ним - почти всё золото из королевской сокровищницы.
  "И меня теперь подозревают в заговоре против короля?" - спросил Юлиан, услышав эту историю.
  "Нет, что Вы, Ваша Светлость! У Вас таких способностей к интригам сроду не было. Беда, что король умер, не оставив наследника".
  Это была чистая правда. Хотя Симеон Пятый и укорял Алисию за то, что не может родить ему мальчика, от второй жены детей тоже не было. Даже многочисленные фаворитки оказались бесполезны - ни одна не понесла от Его Величества.
  Братья Симеона также умерли бездетными. Его отец - Марк Девятый - считался единственным сыном своего отца. Да, сыном он был единственным.
  Однако дед Симеона обществу своей супруги предпочитал общество графини Фоксибель. Стараниями королевы фаворитку, в конце концов, выдали замуж за немолодого графа, и вскоре после замужества она родила дочь. Многих тогда насторожило, что девочка родилась раньше срока и совсем не похожа на отца... Через много лет девушка, в чьих жилах текла королевская кровь, стала женой графа Максимона, а через год после свадьбы умерла при родах. Девочка, убившая её своим появлением на свет, были никто иная как будущая графиня Блувердад.
  "Вы и Ваш брат - единственные наследники..."
  Старый граф отказывался верить своим ушам.
  - Так значит, сын мой, - проговорил он удивлённо. - Теперь ты король Зелёных Вод?
  - Почти, - ответил Юлиан так просто, словно не о нём вовсе шла речь. - Коронация будет через час.
  Миранда с Фредериком с минуту сидели неподвижно, ошеломлённые внезапной новостью. Затем с радостными криками повскакивали с мест.
  Несколько сдержанней оказался Гораций:
  - Наконец-то в этом королевстве приняли разумное решение, - проговорил он. - Хотя было бы лучше, если бы сделали это раньше. Но я Вас поздравляю, Ваше Величество!
  Стефания молча смотрела на Юлиана и улыбалась. Только сейчас до её сознания начало доходить, что всё самое страшное позади. О том, что будет дальше, думать пока не хотелось. Главное - её возлюбленного не казнят, не подвергнут пыткам.
  
  ***
  Коронация прошла достаточно скромно. Не слишком подходящее было время для пышных церемоний. Глядя на облачённого в королевские одежды Юлиана, Стефания всё больше чувствовала, какая пропасть ложится между ней и её возлюбленным. И с каждой минутой эта пропасть катастрофически расширялась. То, что не имело значения там, в лесу, здесь, во дворце приобретало особую важность.
  Неужели молодой человек в мантии с золотым шитьём, с короной на голове - это и есть тот самый Юлиан? Это с ним она жила в замке, с ним же бродила по пустырям и пряталась в его родовом гнезде. Могло ли ей тогда придти в голову, что этот несчастный, попавший в немилость человек вдруг в одночасье станет Его Величеством? Всё это было настолько невероятно, что порой Стефании казалось, что это сон.
  "Хороший сон, только явь сложнее", - так часто говорила её мать.
  "Да, Вы правы, матушка, - подумала девушка с глубоким вздохом. - Явь сложнее"...
  
  ***
  Утром королю Юлиану Первому доложили, что Стефания ночью покинула дворец вместе с Горацием, забрав с собой на носилках Феликса.
  - Она оставила письмо, Ваше Величество.
  Король взял из рук слуги исписанный девичьим почерком лист и спешно развернул.
  "Дорогой, любимый Юлиан, - гласило письмо. - Впрочем, теперь мне следовало бы обращаться к Вам - Ваше Величество. Но я пишу эти строки Юлиану - тому Юлиану, которого полюбила с первых же дней, как попала в замок. Тогда я и не думала, что ты станешь королём. Да, ты достоин им быть - не только потому, что ты знатный, что в тебе течёт королевская кровь. Всё это ничто в сравнении с тем благородством души, с тем отважным и смелым сердцем, за которое я тебя так полюбила. Жителям Зелёных Вод крупно повезло, что ими будет править такой король.
  Прости мне мой внезапный побег. Я надеюсь, рано или поздно ты поймёшь: я не могла поступить иначе. Я тебя искренне любила и люблю до сих пор, но мы не можем быть вместе. Ты король, я простая деревенская девушка. Не пара я тебе. Ты возьмёшь в жёны принцессу, а я... жить в блуде, будучи королевской фавориткой, я не хочу. А на титул королевы как я осмелюсь претендовать?
  Может, мне следовало, прежде чем уезжать, хотя бы попрощаться с тобой. Но я бы этого не смогла. Взглянув тебе в глаза, я не смогла бы уже поступить разумно.
  Спасибо тебе за счастье, которое я познала рядом с тобой, спасибо за любовь! Спасибо, что ты есть на этом свете!
  Прости и прощай!
  Стефания.
  P.S. Если в полнолуние боль начнёт тебя беспокоить, читай заклинание..."
  "Так вот что Стефания шептала каждое полнолуние", - думал Юлиан, пробежав глазами последние строки.
  На глазах молодого короля выступили слёзы.
  
  ***
  Когда Юлиан читал прощальное письмо, Стефания с Горацием и Феликсом были уже далеко. Экипаж довёз их до порта, и утром они уже плыли на корабле в Королевство Подсолнухов. Домой.
  Напрасно Стефания пыталась не думать о Юлиане. Напрасно представляла себе, как, вернувшись домой, обнимет мать, Камиллу, дядю с тётей, Лилию...
  "Теперь я знаю, Мила, что такое любовь, - скажет она кузине. - Юлиан... он самый лучший человек на свете!"
  И так всегда - о чём бы девушка ни подумала, мысли неизменно возвращались к любимому.
  
  ***
  - И ты так просто ушла? От человека, которого любишь!
  Сказать, что Камилла была удивлена, означало не сказать ничего.
  - Я ему не ровня. Юлиан теперь окружён прекрасными фрейлинами. Женится на знатной девушке королевских кровей, а обо мне и думать забудет.
  Камилла в ответ покачала головой.
  - Если любит - не забудет.
  Они шли по просёлочной дороге. По обеим сторонам желтели, словно солнышки, крупные подсолнухи, устремив к небу сотни чёрных глаз.
  - Прости меня, Стефа, - проговорила Камилла после некоторого раздумья. - Из-за меня вам столько невзгод пришлось пережить. Знала бы я, какое зло в этой книге! А потом... я не могла иначе... Когда я её открыла, у меня в голове появились такие мысли... Они были ужасны и нечестивы. Если ты узнаешь, станешь меня презирать. Я сама себя презираю. До сих пор не понимаю, как я могла так думать... Как будто голоса внутри меня звучали. Я пыталась их отогнать, но они меня не оставляли. "Прими, - говорят, - иначе заснёшь и никогда не проснёшься". Но я ответила: "Нет, я не могу. Стефа мне доверяет, как самой себе. Тётя Клавдия ко мне всей душой. И Феликс... Я не могу поступить с ними так подло". Потом была жуткая боль. Как будто живую на части рвут. Дальше ничего не помню.
  Стефания крепко обняла кузину.
  - Напрасно ты думаешь, Мила, будто я стану тебя презирать. Дурным мыслям мы все подвластны. А ты сумела сказать им "нет". Жаль, отец не сумел...
  "А сумела бы я?" - промелькнула в голове шальная мысль.
  На мгновение Стефания представила: что было бы, если бы в тот роковой день Камилла не увидела этой книги? Без сомнений, она бы заглянула в неё, как и собиралась. И если бы она всё-таки устояла перед этим злом, заснула, кто пошёл бы на край света за чешуйкой? Гораций? Матушка? Или, может быть, кузнец Эдмундас? Недаром последний смотрит на её мать с таким обожанием. По глазам видно: ради любимой женщины он готов на всё. И похоже, его чувства не безответны...
  А может, никто бы и не пошёл никуда? Может, кто-то рискнул бы залезть в дом колдуна? Как она и дядя Теодор...
  Нет, колдун в тот день не вернулся домой раньше. Не его шаги слышала напуганная Стефания. Когда она плыла среди океанских волн, отец Камиллы увлечённо рылся в книгах Александра. Ему повезло больше, чем его племяннице. И к вечеру, когда вернулся настоящий хозяин, дядя Теодор уже знал, что его дочь, а заодно и соседа спасёт не серебряная саламандра, а золотая. И что, встав лицом на восток и прочитав заклинание, можно явиться во сне человеку, как бы далеко они ни был.
  "Я являлся к Феликсу несколько раз, - сокрушался Теодор. - Говорил ему, что знаю. Но он почему-то не услышал".
  
  ***
  Больше недели прошло с тех пор, как Гораций и Стефания привезли Феликса домой, понадеявшись, что родные стены помогут ему придти в чувство. Его состояние с тех пор нисколько не улучшилось. Не оживал он и от голоса Камиллы, которая заходила к нему каждый день. На пару с Горацием она была самой частой гостьей в доме Эдмундаса.
  - Зачем ты туда мотаешься, как помешанная? - укорял девушку Марк. - Неужели с живым трупом тебе интереснее, чем со мной?
  - Дело не в этом, - оправдывалась Камилла. - Просто Феликс рисковал жизнью из-за меня. И может погибнуть от ран.
  - Кто его просил кидаться на саламандру? - парировал Марк.
  - Но тогда бы Гораций погиб.
  - Значит, ты ходишь туда не ради Феликса, а ради прекрасных глаз Горация! Отлично!
  Разговор, как всегда, закончился ссорой. Камилла уже порядком устала от всего этого.
  - Я не узнаю прежнего Марка, - пожаловалась она как-то кузине.
  Где же он, тот нежный и любящий, каким был раньше? Иногда девушке казалось, что Марка околдовали.
  После каждой ссоры парень бежал в кабак и напивался до бесчувствия. А проспавшись, приходил к Камилле с цветами - мириться. Родители девушки встречали его довольно холодно, но после случившегося с дочерью не противились их свиданиям. Теодор прямо так и сказал:
  - Если хочешь за Марка замуж, мы с матерью дадим своё благословение. Но всё же, дочка, приглядись к нему повнимательнее, подумай, как следует.
  - По-моему, совет разумный, - Стефания была с дядей полностью согласна.
  - Вот я и думаю, - ответила ей Камилла. - Сказал бы отец это раньше, я бы ответила "да" без колебаний. А теперь даже не знаю, хочу ли я. Если бы вернуть того Марка!
  - Но прежде всё было по-другому. Может, оттого Марк и был другим?
  Действительно, трудно ли, дрожа от нетерпения, бежать на свидание с любимой, клясться ей в вечной преданности, целовать в губы, любоваться, взявшись за руки, на залитую лунным светом, поляну? Когда вокруг тишь, благодать - и никаких тебе саламандр.
  - Знаешь, я иногда думаю, - продолжала Камилла. - Продолжал бы Марк меня любить, если бы меня арестовали, сослали? Или если бы обесчестили, как Миранду? Вдруг бы я его потеряла... Хотя, если он меня ревнует, значит, наверное, любит...
  Не раз во время бурных примирений Марк говорил:
  "Ты должна понять. Я тебя люблю до безумия, потому и ревную".
  И Камилла верила, хотела верить в его любовь.
  
  ***
  Путники в деревне - явление нередкое. Иные неспешно бредут по дороге с котомками за плечами и охотно вступают в разговоры с местными. Другие проносятся галопом на лошадях, спеша куда-то по своим делам. Некоторые, правда, остановят на дороге первого встречного, спросят, как проехать - и помчатся дальше. Тех, кто пришёл или приехал в гости к кому-то из местных, как правило, знает вся деревня.
  Но бывают и исключения.
  - Скажите, мил человек, - молодой всадник остановил лошадь и обратился к встреченному на дороге старику. - Как называется эта деревня?
  Старик недобро посмотрел на путника и процедил название сквозь зубы.
  - Да, эту-то мне и надо. Скажите, где здесь живёт Гораций?
  - Чего пристали? - огрызнулся старик. - Убирайтесь к лешему с Вашим Горацием!
  Ответить путник не успел, потому что в тот момент по дороге проходил молодой человек.
  - Это я, - ответил он, услышав своё имя. - Вы ко мне?
  - Получается, что к Вам. Я из Королевства Алых Пионов. Меня послал король Илларион Третий...
  Старик отошёл прочь, бормоча себе под нос:
  - Ишь, важная персона! Уже и короли к нему посылают!
  Гораций, услышав про брата Алисии, оживился.
  - Пойдёмте в дом. Вы, наверное, устали с дороги?... А на Александра не сердитесь. Он потерял магический дар, поэтому такой злой... Как там Алисия... Её Высочество?
  Гонец принялся рассказывать подробно, в каком шоке был весь королевский двор, когда в один прекрасный день появилась "покойная" принцесса. Как падали в обморок придворные дамы и читала молитвы дворцовая челядь. Сам король, хоть и достаточно смелый, при виде сестры едва удержался на ногах.
  - Стало быть, ваше королевство теперь не воюет с Зелёными Водами?
  - Да куда там! Они теперь наши верные союзники. Симеона Коварного уже нет в живых - так что и мстить некому.
  Кроме того, Алисия отказалась от своих прав на престол, которые у неё имелись как у вдовы Симеона. Своё решение она объяснила тем, что слишком много страданий перенесла на той земле. И жить в том дворце (да даже видеть его) для неё теперь нестерпимая мука. К тому же, Юлиан Первый - достойный правитель, и с задачей управления королевством справится лучше, чем она, слабая женщина.
  Порывшись в сумке, гонец вытащил золотую чашу, украшенную алмазами.
  - Его Величество просил передать, что сердечно благодарит Вас за спасение своей единственной сестры. Примите от него в дар эту чашу.
  Первым побуждением Горация было отказаться. Но он вовремя вспомнил слова Феликса, что не принять такой подарок считается оскорблением. А оскорбить брата Алисии он хотел меньше всего.
  - Ещё Её Высочество позаимствовала у вас вот это, просила вернуть.
  Крылья Феликса Гораций узнал сразу.
  Вместе с крыльями Алисия передала ему письмо, скреплённое королевской печатью. С замиранием сердца юноша раскрыл его.
  "Здравствуй, Гораций! Надеюсь, когда моё письмо дойдёт до тебя, и ты, и Феликс, будете уже дома. Я молю Святое Небо о том, чтобы вы счастливо добрались до родного королевства. Спасибо вам за всё! Эти крылья не только спасли мне жизнь, но и позволили мне снова увидеть брата".
  О том, как непрост был путь домой, Алисия писала довольно скупо. Видимо, привыкнув к трудностям во время прошлых скитаний, она перестала их замечать.
  "В ту ночь, когда я покинула дом графа Блувердада, я до самого рассвета летела, не останавливаясь. Счастье, что ночь выдалась тихой. К утру начал подниматься ветер. Тогда я приземлилась на опушке леса. Сил едва хватало на то, чтобы отцепить крылья и смотать материю. От усталости я почти сразу заснула.
  Проснувшись, я увидела человека и с ужасом подумала, что не закрыла лица.
  "Не бойся, - сказал он мне. - Я не причиню тебе зла. Откуда ты, красавица? Отчего в лесу ночуешь?".
  Я ответила, что дом мой далеко - в Королевстве Алых Пионов. Там брат мой живёт, и отец покойный жил.
  "Что же привело тебя сюда?"
  Я сказала, что вышла замуж, а муж меня из дома прогнал. Сказал: не нужна ты мне, бездетная. Вот я и решила вернуться в отчий дом.
  Как ты уже знаешь, я почти не врала. Симеон действительно попрекал меня этим.
  "Мы с Дорой, царство ей небесное, тоже деток не нажили, - вздохнул мой новый знакомый. - А без неё худо... Пойдём ко мне в дом, бедолажка - накормлю. Голодная, небось? Как тебя звать-то?"
  Я называлась Горацией, ибо это имя мне милее остальных. И его я ни за что не забуду. Называться Никой я побоялась. Конечно, я, как и ты, не особо верила, что полиция будет искать меня в лесу с саламандрой. Но всё-таки бережёного Небо бережёт..
  Феб - так звали доброго крестьянина, и слушать не пожелал, когда я сказала, что ушла из дома не с пустыми руками.
  "Деньги в пути пригодятся, - сказал он. - Алые Пионы - это всё-таки не ближний свет".
  Потом мы ехали на телеге, запряжённой сивой кобылой. Добрый Феб сам вызвался довезти меня до границы.
  Он так и не узнал, кто я. Хотя однажды признался, что давно догадывался: не муж меня прогнал.
  "Знаю, что ты беглая. Ты ж, как полицая видишь, дрожишь вся, как осиновый лист. Да и лицо всё время прикрыть норовишь... Да ты не бойся, выдавать я тебя не собираюсь... У меня жену сожгли по приговору"...
  После этого Феб долго молчал, глядя куда-то в небо. Я не стала спрашивать, в чём обвинили несчастную женщину. Но спустя несколько дней Феб сам всё рассказал.
  Дора, так звали жену, была казнена два года назад. За молитву. "Святое Небо, Симеона Коварного прогони!" Слово в слово - я бы охотно повторила за ней, если бы тогда не лежала под толщей земли. Сказано это было в святилище - вся деревня слышала. Кто-то сообщил властям...
  "После того, как Дору сожгли - продолжал Феб свою грустную историю, - одна из её подруг стала захаживать ко мне по-соседски, вроде как утешала. Недурна собой, незамужняя. Сначала мне казалось, что она разделяет мою скорбь. Но потом понял, что она давно мечтала выйти за меня замуж. Она-то, как оказалось, и донесла на Дору. И тогда я прогнал её, сказал, чтоб не смела больше появляться в моём доме. Вот так, милая Горация... Хотя зовут тебя на самом деле по-другому... Да неважно. Только научись-таки откликаться на это имя. А то начинаешь искать кого-то глазами".
  Я обещала, что научусь непременно. Ведь научилась же я откликаться на то имя, которым называли меня ты и Феликс. И вскоре точно так же я стала откликаться и на "Горацию". Так, словно меня с рождения так звали".
  Конечно, такой наблюдательный человек, как Феб, не мог не заметить странную конструкцию с деревянным каркасом и большой пласт чёрной ткани.
  "Я сказала, что эти крылья дал мне мой друг, чтобы я могла спастись. Феб оборвал меня на полуслове:
  "Ладно, ни говори больше ничего. Не рассказывай о себе... Ты не думай, будто мне неинтересно - просто всякое бывает. Вдруг под пыткой что-нибудь расскажу. Да и просто проговориться могу. Дора говорила, что я болтлив, как сорока".
  Я понимала - он по-своему прав. Поэтому ничего о себе не рассказывала".
  Когда до границы оставалось полдня пути, на них напали разбойники. Один из них грубо сдёрнул с Алисии покрывало. И присвистнул: "Ух ты, какая красавица!". Трое его товарищей стали снимать с неё платье. Но Феб не дал им этого сделать.
  "Горация, беги!" - крикнул он, нанося обидчикам удары кулаками.
  "Я колебалась: может, я смогла бы Фебу помочь. Но Феб сказал:
  "Да беги же! Я отобьюсь!"
  "Глядя на его крепкое телосложение и здоровые кулаки, которыми он ловко отбрасывал в стороны всех четверых, я верила: отобьётся.
  Я убежала вперёд и оставшиеся полдня ждала, когда Феб догонит меня на телеге. Солнце уже садилось за горизонт, а Феба всё не было видно. Тогда я вернулась назад - посмотреть, всё ли с ним в порядке.
  Он лежал лицом вниз, истекая кровью, с ножевой раной на спине. Я принялась звать Феба. На мгновение он открыл глаза:
  "Это ты, Горация?"
  Рядом с ним стояла телега без лошади. Чуть в стороне сиротливо лежали деревянные рамы и валялась чёрная ткань - единственное, на что не позарились разбойники. Я попыталась было поднять Феба и положить на телегу, но он меня остановил:
  "Не надо. Оставь меня здесь. Я хочу умереть на родной земле".
  Последний раз он взглянул на меня, улыбнулся, прошептал: "Прощай". Затем, к великому горю, этот добрый смельчак умер. Я закрыла ему глаза. Упокой Святое Небо его душу! Хочется верить, что на том свете он встретит ту, которую любил до последнего вздоха".
  Так, с крыльями за спиной, Алисия одна добралась до границы, а после - до королевского дворца...
  "Когда моё письмо попадёт к тебе в руки, пожалуйста, напиши мне ответ. Расскажи, что с Феликсом.
  Навеки твоя Алисия".
  Взволнованный Гораций прижал письмо к груди. Листок бумаги, которого касались руки Алисии, казался ему в сто раз драгоценнее, чем золотая чаша - подарок от благодарного брата.
  Золотая чаша... самая драгоценная из королевской сокровищницы. С какой радостью Гораций отдал бы её Фебу! И не только чашу. Ибо не было такой вещи, которую он бы пожалел для человека, помогавшего Алисии. И даже будь он так беден, что имел бы одну лишь рубаху - и ту бы отдал, не задумываясь. Ибо Феб стал для него дороже брата родного. Как жалел Гораций, что не сможет теперь пожать ему руку, обнять его по-родственному со словами: "Отныне ты всегда желанный гость в моём доме".
  Оставив матери потчевать гонца, юноша взял в руки перо и бумагу.
  "Дорогая любимая Алисия..."
  Нет, так не пойдёт. Не подобает ему, деревенскому парню, так обращаться к принцессе.
  "Здравствуйте, Ваше Высочество! Сердечно благодарю Вас за то, что Вы беспокоитесь обо мне и моих друзьях. Также благодарю Его Величество за подарок - это большая честь для меня. Весьма соболезную по поводу кончины Феба. Жалею, что не могу высказать ему благодарности и признательности за Ваше спасение".
  Он тщательно подбирал слова, стараясь придерживаться холодного почтительного тона.
  Написал он ей и о том, что случилось с ними со всеми после того, как Алисия улетела. Хотя о многих из тех событий она наверняка уже знала.
  Рассказал ей Гораций и о том, что было после возвращения на родину. И о том, как чешуйка золотой саламандры разбудила Камиллу и отца Феликса, и о том, как ею же, наконец, сожгли злосчастную книгу, и о Феликсе, который по-прежнему находился между жизнью и смертью.
  Его рука так и рвалась написать, как он любит Алисию, как скучает по ней. Написать, что каждую ночь она является ему в сновидениях, и по утрам не хочется просыпаться. Хоть слово о любви, одно лишь слово! Но вместо этого он заставил себя написать несколько фраз о политике.
  "Я рад, что войны между вашим королевством и Зелёными Водами не случилось. С пониманием отношусь к Вашему решению отречься от престола в пользу Юлиана Первого.
  Моё почтение Вам и Его Величеству!
  Гораций".
  - Вы так бледны и взволнованны, - заметил гонец, когда юноша отдавал ему письмо. - Что-то случилось?
  - Нет, ничего. Скажите Алисии... Её Высочеству... Впрочем, ничего не говорите. Она и так всё поймёт. Счастливого пути!
  Попрощавшись и поблагодарив за гостеприимство, гонец вскочил на лошадь и понёсся быстрее ветра - назад, в своё королевство.
  Гораций остался стоять на пороге дома и смотрел в ту сторону, куда он уехал. Как бы ему сейчас хотелось быть на месте того счастливца! Увидеть бы Алисию... хотя бы издали... Нет, лучше и думать забыть. Всё равно вместе им быть не суждено.
  Будто во сне он видел, как подбежала к нему взволнованная Стефания. Что-то она ему говорила... Феликс... Кажется, она назвала ему имя.
  - Гораций, что с тобой? Ты в порядке?
  - Да... Ты сказала, Феликс... Что с ним?...
  
  ***
  - Раньше всё было по-другому. А теперь между нами как будто кошка пробежала. Что ни день - то ссора.
  При этих словах Марк вздохнул, сорвал ближайший к нему колосок и принялся мять его в своих руках.
  - Пойми, так больше не может продолжаться. Ты ведь любишь меня? Скажи, любишь?
  "Я люблю тебя, Марк!"... Сколько раз это бескрайнее поле было свидетелем этих слов! Сколько раз лёгкий ветерок передавал Марку всю их нежность и страстность, и любопытные колоски покачивали головками, глядя на сплетение рук, на слияние губ, и шелестели ей в такт: "Любиш-ш-шь, любиш-ш-шь".
  - Да, - ответила Камилла и сама себе удивилась: насколько неуверенно это прозвучало теперь.
  Юноша, казалось, не услышал в её голосе этих ноток.
  - Тогда пообещай мне, что никогда больше не придёшь в дом кузнеца Эдмундаса... Ну, чего молчишь?
  - Нет, Марк, я не могу этого обещать.
  - Значит, ты любишь Феликса?
  Лицо его запылало от ярости. В следующую секунду он схватил Камиллу за плечи и принялся трясти с такой силой, что, казалось, вот-вот вытрясет из неё всю душу.
  - Говорит, тварь, ты его любишь?
  - Прекрати, Марк, пожалуйста...
  - Значит, любишь. Только вот не быть вам вместе.
  Раньше девушка сказала бы, что и не желает быть вместе с Феликсом. Хотела она сказать это и сейчас. Но, к своему собственному изумлению, лишь спросила:
  - Почему?
  - Потому что он тебя не возьмёт... порченую.
  Прежде чем до Камиллы дошло, что он собирается делать, Марк схватил её в медвежьи объятия.
  - Никто не возьмёт... кроме меня, - шептал он, как обезумевший, пытаясь сорвать с неё платье.
  - Пусти, Марк... не надо... пожалуйста.
  Девушка пыталась вырваться, но Марка это только раззадорило ещё больше. Повалив её на землю - прямо в колосья - он быстро снял с себя портки и, зажав ей рот рукой, задрал платье...
  И тут же упал от удара кулаком.
  - Ишь, насильничать он тут удумал! - сердито проворчал кузнец Эдмундас. - Сейчас я тебе задам, щенок!
  - Я не виноват, - заскулил Марк, боязливо косясь на его кулаки. - Она сама!
  - Я тебе дам - сама! А ну пошёл отсюда! Да смотри: обесчестишь девку против воли - так отделаю, мать родная не узнает!
  Марк не стал дожидаться, пока кузнец выполнит обещание - ушёл, надевая на ходу портки.
  - Поднимайся, Камилла, - обратился Эдмундас к девушке. - Пошли, чайком, что ли, напою. По-соседски.
  Вскоре она сидела за столом в доме кузнеца, и самые разные мысли роились в её голове. Неужели Марк мог так чудовищно измениться? Или он всегда был таким? Сказал бы ей кто-нибудь раньше, что её возлюбленный способен снасильничать - ни за что бы не поверила. А теперь...
  Что будет теперь, Камилла не знала. Понимала только одно: как раньше уже не будет. Никогда. После того, что случилось сегодня... Даже если оного, собственно, и не случилось - неважно. Ибо нет больше главного - доверия.
  Ещё девушка думала о том, как у людей язык поворачивается осуждать Миранду. Ладно бы, у мужчин, а то у женщин, у девушек. И ведь каждая из них наверняка уверена: уж со мной-то никогда... Разве что Стефания всё понимает.
  "Знаешь, я всё думаю, - призналась ей как-то кузина. - Если бы у моей матери родилась Миранда, а я родилась бы у её матери - тогда бы я точно так же писала бы ей о том, в чём постеснялась признаться, глядя в глаза. А она бы читала сейчас моё письмо".
  Виновата ли Миранда, что на Скотном дворе не нашлось никого, кто сказал бы похотливым самцам: тронете девочку - битыми будете?
  - Может, ещё чаю налить?
  Не успела Камилла ответить, как из соседней комнаты послышался стон. Забыв про чай, девушка и Эдмундас бегом устремились туда.
  - Феликс! Феликс! Ты живой!
  - Камилла...
  - Я здесь...
  - Камилла... отец... Где я?
  - Ты дома, Феликс.
  - А что с Горацием... с Никой...
  Он хотел было ещё что-то спросить, но голос его не слушался.
  - Они все живы и невредимы, - поспешно ответила Камилла. - Мне Стефания рассказала. Если хочешь, я тебе расскажу. Но сейчас...
  - Ты проснулась, Камилла... Значит... значит, всё не зря...
  - В жизни ничего не происходит зря, сынок, - ответил Эдмундас, украдкой смахивая слёзы радости.
  Феликс посмотрел на Камиллу. Слабая улыбка тронула его бледные губы. Девушка улыбнулась в ответ.
  
  ***
  Новость о том, что Феликс пришёл в себя, быстро разнеслась по всей деревне, вызвав среди сельчан всеобщую радость. Не разделяли оной, пожалуй, только двое: Марк и бывший колдун Александр. Последний пытался уговорить Марка:
  - Заплати мне, и я сделаю Феликсу порчу на смерть.
  - Вот тебе дуля, старый пень! - ответил парень со злобой. - Вся деревня знает, что ничего ты уже не сделаешь. Ищи другого дурака!
  Через пару дней Феликс чувствовал себя лучше, хотя был ещё слишком слаб, чтобы встать с постели. К тому времени он успел уже узнать от Горация всё, что происходило с ними в Королевстве Зелёных Вод.
  - Ну ты даёшь, Гораций! - воскликнул Феликс, когда услышал, как ловко его друг провёл тамошнюю полицию. - Никогда не думал, что ты так хорошо преуспеешь в интригах!
  - Я и сам не ожидал... Надеюсь, ты не обижаешься, что я отдал Алисии твои крылья?
  - О, нет, нисколько! Ты же знаешь, Алисия мой друг... Но почему ты не хочешь больше её увидеть? Ты же её любишь.
  - Ты понимаешь, она принцесса, а я... Что я могу ей дать? Да и захочет ли она всё бросить и уехать со мной в деревню?
  - Мне показалось, она бы поехала с тобой хоть на край света.
  Не успел Гораций возразить другу, как в дверь постучали.
  - Я открою.
  На пороге стоял Марк, весь красный, взволнованный. Прежде чем Гораций успел что-то сказать или сделать, незваный гость поставил ногу в дверной проём.
  - Я пришёл поговорить с Феликсом.
  - Может, не сейчас? Просто Феликс ещё не совсем здоров...
  - Нет, нам надо поговорить прямо сейчас. Пусти меня!
  - Потише, Марк, не кричи...
  - Кто пришёл? - спросил Феликс слабым голосом.
  - Это я, Марк! Поговорить надо.
  - Если так, то проходи.
  Горацию ничего не оставалось, как впустить Марка и, закрыв дверь, последовать за ним в комнату Феликса.
  - Вот что, любезный, - начал Марк без всяких предисловий. - Забудь о моей Камилле вовсе. Она любит меня. К тебе же испытывает только жалость. Она моя и будет моей. Ты меня понял?
  Феликс внезапно побледнел. Гораций испугался, что его друг сейчас лишится чувств. Но тот неожиданно взял себя в руки.
  - Да... да, я понял.
  - Вот и замечательно! - откликнулся гость, довольный, что так быстро удалось достичь согласия.
  Горация так и тянуло сказать ему что-нибудь резкое. Лишь нежелание затевать скандал в комнате больного сдерживало его от этого.
  "Если ты такой умный, - думал он, закрывая дверь за уходящим Марком, - сам бы и пошёл за чешуйкой. Сам бы и спасал свою Камиллу. Ан нет - запоем пить проще!"
  И всё же он не сдержался и хлопнул дверью громче, чем хотел.
  
  ***
  - Куда прёшь? Слепая, что ли? - грубый окрик Александра вывел Камиллу из задумчивости.
  - Простите, я Вас не заметила.
  - Оно и понятно, - огрызнулся бывший колдун. - Какой-то старик. Тебе лишь бы перед Феликсом хвостом вертеть! А что твой Феликс? Ни рыба ни мясо! Тьфу!
  При этих словах он брезгливо поморщился, плюнул на землю и продолжал злобное бормотание:
  - Весь в бабку! Та была страшной, как ночь. А туда же! Заплатила бы, не поскупилась - я бы её красавицей сделал. Да и женишка бы приворожил - заглядение. А так вышла замуж за такое ничтожество. Ну, так ей и надо!
  - Злой Вы человек, - сказала Камилла, обернувшись.
  - Будешь тут добрым, когда жизнь такая! - пробормотал Александр ей в спину.
  "Так вот отчего он так ненавидит Феликса", - теперь девушке многое стало понятным.
  От своих бабушек она слышала, как любили друг друга родители Эдмундаса. До самой смерти прожили душа в душу. Дед Феликса, хоть и хромой был, да руки имел золотые. Работа у него так и спорилась. А бабка, хоть и красотой не отличалась, такая была весёлая, смешливая. Не простил, видимо, Александр, что не сломалась девица, вопреки его воли счастье обрела.
  Через несколько минут девушка уже была в доме Эдмундаса и разговаривала с его сыном. Феликс выглядел взволнованным и озабоченным.
  - Скажи мне правду, Камилла, - проговорил он, глядя ей в глаза. - Ты любишь Марка?
  Вопрос застал Камиллу врасплох. В смущении она отвела взгляд и уставилась в потолок, словно там можно было найти ответ.
  "Неужели Марк ему всё рассказал? - первый раз в жизни она по-настоящему разозлилась на того, кто ещё недавно был для неё верхом совершенств. - Но зачем? Кто его об этом просил?"
  - Прошу тебя, только правду.
  - Я любила его, - произнесла Камилла тихо, почти шёпотом.
  - И сейчас любишь?
  - Я не знаю... Да теперь это уже и неважно. Скоро я стану тебе женой.
  Да, всё решится очень просто. Она не станет идти против воли отца и матери, не сбежит, не откажет Феликсу. Человек, рисковавший жизнью ради неё, заслуживает лучшего обращения.
  - Но я не хочу, чтобы ты шла замуж против воли.
  - Я сама так решила. Я думаю, что смогу полюбить тебя.
  - Это правда? - в глазах юноши загорелся огонёк надежды.
  - Душой клянусь.
  
  ***
  Через несколько дней вся деревня обсуждала помолвку Феликса с Камиллой. Молодая невеста отнюдь не выглядела удручённой. Даже Стефания, знавшая кузину как саму себя, готова была поклясться, что давно не наблюдала за ней такой живости и весёлости.
  - Ах, Стефа, мне всё видится таким забавным, - призналась Камилла. - И то, что я буду плакать, когда мне станут расплетать косу, и то, как Феликс меня выкупать будет.
  Как и в тот роковой день, они сидели на диване в гостиной. Тогда Камилла чуть не плакала. А сейчас... как горели сейчас её глаза! Кровь прилила к её щёчкам, делая их удивительно румяными.
  Стефания была искренне рада за подругу. Но всё же временами её охватывала какая-то грусть, которую Камилла тут же уловила в глазах кузины.
  - Тоскуешь по Юлиану?
  - Не могу я его забыть, Мила. И никогда, наверное, не смогу. Матушка говорит: надо жить дальше. Наверное, она права. Выйду за Горация, стану ему примерной женой. Пусть всё будет как должно.
  - Может, ты и права, - ответила Камилла, немного подумав. - Знаешь, я ведь уже почти люблю Феликса.
  - Может, и я смогу полюбить Горация. Если не той страстной любовью, какой моё сердце пылает к Юлиану, но хотя бы как мужа, как отца моих детей.
  - Я буду молить Небо, чтобы это случилось.
  - Кстати, матушка вчера вернулась домой такой задумчивой. Говорит: кузнец Эдмундас предложил ей руку и сердце... Матушка обещала подумать. Но признаться, я по глазам вижу, что ответом будет скорее "да", чем "нет"...
  
  ***
  - Нет, Гораций, ты не ослышался. Мой отец сделал Клавдии предложение.
  Самого Феликса это нисколько не удивило. Он давно знал о чувствах отца к этой женщине. Кузнец Эдмундас никогда не позволял себе раскисать, но Феликс видел, с каким трудом отец сдерживает слёзы, глядя на её мужа. Как-то раз тот даже проговорился:
  "Смотреть больно! Клавдия, такая милая женщина, а у такого недоброго человека во власти".
  Когда Аристарх умер, Эдмундас в глубине души был даже рад этому. Этот человек не сделал Клавдию счастливой, хотя мог бы. И должен был бы сделать.
  - Я рад, - проговорил Гораций, машинально глядя в небо.
  Ему вдруг почудилось в небесной вышине знакомое движение. До боли знакомое... Но это оказалась всего лишь мельница, потревоженная порывом ветра.
  В последнее время Гораций часто смотрел на небо.
  - Знаю, что это глупо, - признался он другу. - Знаю, Алисия не прилетит ко мне, и всё равно как будто чего-то жду... Отец прав: хватит мечтать попусту. Женюсь на Стефании, если она не будет против. Надо жить дальше.
  Последние слова он произнёс с некоторой яростью.
  - Знаю, Феликс, ты будешь возражать, - добавил он уже спокойнее, видя, что тот открыл рот, чтобы что-то сказать. - Но я уже всё решил. Алисия - это сказка. А в жизни всё не так просто. В жизни звёзды не падают в руки смертных.
  Возразить Феликс не успел, ибо в тот момент на пригорке показалась Стефания. Увидев Горация, она ускорила шаг навстречу друзьям.
  - Прости, друг, я должен поговорить со своей невестой.
  Феликс понимающе кивнул и удалился прочь, с сожалением глядя на друга.
  "Хотя, может, Гораций, и прав", - подумал он.
  Оказавшись почти у самого дома, он встретил свою невесту. Взволнованная и растрёпанная, Камилла носилась по улице, словно за ней волки гонялись. А на бегу вертела головой, смотря по сторонам.
  - Феликс, ты Стефу не видел?.. У мельницы... с Горацием... Бежим! Быстрее!
  Не успел парень спросить, что, собственно, случилось, как девушка, тряхнув угольно-чёрной косой, понеслась обратно. Феликсу ничего не оставалось, как побежать вслед за ней...
  
  ***
  - Я не хочу тебе лгать, Стефа, - говорил Гораций, глядя девушке в глаза. - Я люблю Алисию.
  - Я знаю, - ответила Стефания с дружеским сочувствием. - Ты никогда не сможешь её забыть. Так же, как и я не смогу забыть Юлиана.
  - Это правда. Но если ты выйдешь за меня замуж, я обещаю сделать всё, чтобы ты была как за каменной стеной, чтоб нужды и горя не знала.
  - Я согласна. Я не обещаю любви, но и в радости, и в горести я буду с тобой. До самой смерти.
  Гораций подал девушке руку. Стефания её приняла.
  - Спасибо, что ты есть!
  - И тебе, Стефа, спасибо!
  Неожиданно издалека послышался топот лошадей, что заставило обоих повернуть головы в ту сторону.
  К мельнице стремительно приближалась запряжённая тройкой карета с гербом Зелёных Вод. Когда она остановилась, оттуда вышли двое - судя по одеждам, знатные особы, находящиеся в услужении у самого короля.
  Стефания и Гораций поклонились, как подобает в обращении с такими особами.
  - От имени Его Величества короля Зелёных Вод приветствуем вас!
  С этими словами оба сняли шляпы. Затем один из них обратился к девушке:
  - Его Величество Юлиан Первый послал нас за будущей королевой. Его Величество сожалеет, что не смог приехать, чтобы попросить Вашей руки. Дела в королевстве таковы, что требуется его личное присутствие. Поэтому он передал Вам это послание.
  Ошеломлённая Стефания не сразу протянула руку, чтобы взять письмо, скреплённое королевской печатью. Очнулась лишь когда услышала голос Горация:
  - Стефа, тебе письмо.
  Дрожа от волнения, девушка читала строки, полные любви и надежды. Каждое слово, написанное рукой любимого, отзывалось в её сердце и сладостью, и горечью.
  "... Фавориткой?.. Нет, никогда. Я хотел бы видеть тебе своей супругой, королевой Зелёных Вод. На меньшее я не согласен..."
  "Будь моей супругой"... Слова, за которые Стефания готова была полжизни отдать. Если бы только они прозвучали чуть раньше! Тогда бы девушка, не раздумывая, ответила "да" и поехала за Юлианом хоть на край света. А теперь, когда она только что дала слово Горацию... Это было бы нечестно.
  "Что же делать?" - думала девушка, беспомощно переводя взгляд то на письмо, то на жениха.
  - Ну, чего смотришь? - не выдержал тот. - Иди за любимого, коли зовёт.
  Стефания взглянула на него с благодарностью.
  - Спасибо, Гораций! Ты настоящий друг.
  - Не за что. Будьте счастливы. Поклон Его Величеству от меня...
  
  ***
  Недолго колебалась Клавдия, прежде чем дать благословение на брак дочери с иноземным королём. Не в последнюю очередь помог в этом кузнец Эдмундас.
  "Главное, чтобы человек был надёжный, - говорил он Клавдии. - Тогда и трудности не будут помехой. А Юлиан этот, по всему видно, не какой-то там балованный ветреник".
  Вот и уехала Стефания в чужие края. Уехала, чтобы стать, не больше не меньше, самой королевой. Вот ведь жизнь!
  А Камилла сводня, ох какая сводня! Хоть и грустит о разлуке с кузиной, а видно, довольна, что ей выпала честь первой встретить карету от Юлиана и доложить посланникам о местонахождении Стефании.
  И Феликс, по всей видимости, радуется, что хоть чем-то помог со своей стороны. Сводник, что и говорить!
  Впрочем, Гораций на них не злился. Пусть Стефания будет счастлива рядом с тем, кого любит. Как Феликс и Камилла. Вот они, кстати, идут рука об руку вдоль поля, не пряча довольных глаз от любопытных цветов.
  Гораций, чуть пришпорив коня, поравнялся с ними.
  - Уже едешь? - догадался Феликс, увидев узелок с пожитками.
  - Да, решил, зачем откладывать?
  - Ты безумен, - покачала головой Камилла, хотя по лицу было видно: она всей душой одобряет задуманное им.
  - Говорят же, с кем поведёшься, - Гораций многозначительно посмотрел на Феликса.
  - Ну что же, друг, счастливого пути! Кстати, подожди-ка минутку - я сейчас...
  Феликс убежал, а через минуту-другую вернулся, неся в руках крылья вместе с куском ткани.
  - Возьми, вдруг летать придётся. Я-то от своей Милы никуда не полечу, а тебе могут пригодиться... Кстати, увидишь Ипполита, привет передавай. И Его Величеству от меня поклонись.
  Гораций сердечно поблагодарил друга и пообещал: непременно.
  - Ну, а теперь, счастливо. Удачи тебе!
  В последний раз окинув взглядом Феликса и его невесту, и родные с детства поля, юноша поскакал прочь.
  Безумен... Да, пожалуй, Камилла права. А ещё, к тому же, невероятно дерзок. Пусть так, но он достанет звезду с неба. Он отправится прямо во дворец короля Алых Пионов и, представ перед Его Величеством, вернёт ему чашу со словами: "Простите, но я не могу принять подарка. Потому что женщина, чью жизнь я спас, моя будущая жена".
  Улыбнётся ли ему удача или нет, но на этот раз он сыграет с судьбой по-крупному.
  
  ***
  Ярмарка в ближайшем городе - для деревенских жителей событие значимое. Крестьянин, вырастивший с помощью погоды и труда хороший урожай, радостно потирает руки в предвкушении монет, которые он сможет получить за мешок-другой пшеницы, бурой свёклы, за горшок душистого мёда, бочонок квашеной капусты. Девицы надевают лучшие платья в надежде встретить там парней молодых да поводить с ними хороводы. Хозяйки с весёлой болтовнёй обходят торговые ряды с тканями, дабы нашить рубашек ребятишкам.
  А как весело бывает догнать телегу, поздороваться с соседом и всю дорогу ехать вместе, обсуждая последние новости.
  Две телеги уже с самой деревни ехали рядышком. На одной сидели кузнец Эдмундас, его жена, сын и молодая невестка. На другой - Гораций со своей супругой - молодой голубоглазой женщиной. Судя по большому животу, она должна была вот-вот разродиться.
  Клавдия взахлёб рассказывала, как в далёком лесу чудак один золото нашёл. Аж десяток мешков. Причём, один мешок лежал рядом с телом человека, судя по одежде, нездешнего и знатного. Остальные же остались в карете. Да и обнаружил его, как ей рассказала мельничиха, чудак какой-то, когда пролетал над лесом.
  - Как пролетал? - осведомился Гораций. - На крыльях, что ли?
  - Да, именно что на крыльях, - вспомнила Клавдия.
  В ответ раздались восклицания, перемешанные с расспросами:
  - Ай да Ипполит!
  - И где же он летал?
  - В деревне живёт рядышком?
  - А этот, чьё тело нашли, уж не из Зелёных ли Вод?
  Но этого Клавдия не знала. Да и мельничиха, по-видимому, тоже. Заметила только, что в этом лесу, по слухам, паук живёт страшный. Попадёшься ему - всю силу жизненную высосет.
  Феликс, прекрасно знавший этого паука, сразу понял, что произошло с несчастным обладателем золота. По-видимому, он и попался. Возможно, ему удалось бы убежать, только жаль было бросить мешок золота. Так и пропал несчастный.
  - И золото он, говорят, украл.
  - Так вернуть бы его надо, по-хорошему. Ты, Мила, напиши, что ли, Стефании. Она же нынче королева Зелёных Вод. Если это сбежавший Маусбайтен, пусть золото в казну вернётся.
  Камилла пообещала свёкру, что так и сделает.
  - Ох, что же это я всякие ужасы-то рассказываю, - спохватилась вдруг её тётя и свекровь. - Лучше скажите, - обратилась она к Горацию и его жене. - Имя-то уже для ребёнка придумали?
  - Почти, - ответил будущий отец. - Алисия уверена, что будет девочка. Тогда Германикой назовём.
  - Ну, если будущая мать говорит, значит, скорей всего, так и будет. Женщины обычно чувствуют такие вещи. Сама мать, знаю, что говорю.
  С этими словами Клавдия горько вздохнула. Ох и ругал её Аристарх покойный, когда много лет назад вместо желаемого Стефана родилась "бабья дочь". А ведь чувствовала женщина, что именно так и будет. По-видимому, до гробовой доски ей первый муж этого не простил.
  Нынешней же, услышав это, покачал головой:
  - Да ну! Не иначе как простое совпадение. Кто ж это может знать заранее?
  - Так потом ещё матушка моя, царствие ей небесное, рассказывала, что видела сон, будто она внучку нянчит.
  - Ну и что ж? Моя матушка тоже много чего во сне видела. Когда я женился в первый раз, приснилась ей птица-аист, говорит: будет у тебя внуков двое, одного ты даже понянчить успеешь. Феликса-то она и впрямь успела, только больше детей-то у меня нет.
  Клавдия промолчала, но в глазах её мелькнула лукавая улыбка. Она не хотела говорить сейчас, потому как сама ещё не была до конца уверена. Но похоже, не зазря матери Эдмундаса птица-аист привиделась...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"