- Такую страну потеряли! Вся жизнь коту под хвост, тьфу! - Тартарыч плюнул на червя и насадил извивающегося беднягу на крючок. - Семьдесят лет, и всё зря. Ну, как говорится, ловись, рыбка, большая и всякая!
Тонкое удилище со свистом рассекло воздух, поплавок из гусиного пера бултыхнулся в воду. По тихой глади озера расплылись круги. Одинокий комар прожужжал у меня над ухом, откочевал к Тартарычу и запутался в его густой бороде. Тартарыч выругался, хлопнул себя по щеке и поднес ладонь к прищуренным глазам.
- Говорю, разве ж сейчас страна? На уровне африканского Мумбо-Юмбо. Только людей не кушаем.
Я дипломатично молчал. Тартарыч мог говорить бесконечно долго на любые темы. Жизнь у старика была насыщенной. Во время перестройки вышел из Партии, торжественно предав огню партбилет. Примкнул к правым. Не сошелся взглядами. Примкнул к левым. Не знаю, что не понравилось на сей раз, но в настоящее время Тартарыч завязал с политикой и косит под сельского жителя.
- Вот раньше воры были - не чета нынешним, - не унимался старик. - Сейчас всё шпана драная. Все эти олигархи - раз, демократы - два, националисты - три. Тьфу! Каждый под себя гребет с хитростью лисы, но интеллектом курицы. Возьми любого старого вора в законе. Он порядок любил, чтобы всё, значит, по закону.
Тартарычевое "значит" звучало по-украински с мягким знаком на конце и получалось этакое "значить".
- По воровскому закону, - уточнил я. - Собственному.
- А? - переспросил Тартарыч. - Ну да. - Он уставился на свою правую ладонь с тремя загнутыми пальцами.
- Может, помолчим? А то рыбу распугаете.
Я заложил руки за голову и лег на холодный деревянный причал. Мои будущие "я" легли передо мной. Кто-то из меня остался сидеть, продолжив беседу со стариком, кто-то встал и ушел, но я выбираю мелкие развилки времени, не задумываясь. И поэтому я лег. Первые солнечные лучи согревали лицо. Волны шлепались о привязанную к причалу плоскодонку. Скрипели старые доски.
- Не уловил ты смысла рыбалки, Гордей. Рыбалка - это тебе не рыбы нахапать. Тут поговорить надобно, воздухом подышать вдали от баб.
- Как скажете, Тарас Тарасович. - Я включил в кармане плеер, выбрал случайный трек, и в наушниках запел голос Макаревича:
Если сто раз с утра всё не так,
Если пришла пора сделать шаг,
Если ты одинок, значит, настал твой срок,
И ждёт за углом перекрёсток семи дорог.
- Чёй ты меня так официально-то? - забеспокоился Тартарыч, перекрикивая певца. - Выруби свою дурацкую музыку! Я тут с тобой как раз насчет баб поговорить хочу. Будешь к моей Марийке подгребать, я тебя на этом берегу и закопаю, усек?
Многие другие "я" в вариантах времени поднялись на ноги. Кто-то из меня остался лежать. Но удивились все. Я мгновенно выбрал один из вариантов своего будущего и слился с тем "я", который сел. Остальные возможные временные развилки растаяли, как неосуществленные в нашей вселенной. В отличие от других людей я мог выбирать.
- Не понял. - Я выключил плеер и уставился на Тартарыча.
- Тут и понимать нечего. Обычно закопаю, значит, и всё тут.
- Да не нужна мне ваша племянница!
- Э-э-э, - прищурился Тартарыч. - Ты у нас мужчина приезжий, видный, хоть и старый уже кобель. Тебе сколько годков - под сорок? Женат, небось?
- Тридцать семь, - буркнул я. - Не женат.
- Ну вот! А девке моей только восемнадцать. В нашей глуши любая на тебя западет. Я матери ейной обещал, что выращу дочурку, значит, как свою. Так что, когда аномалия наша закончится, ноги в руки - и дуй назад в свой город. А то вижу, как ты на Марийку заглядываешь. К тому же подозрительно, что не женат.
- Как скажешь, Тартарыч, - вздохнул я и снова лег.
Сердце колотилось. Хитрющий дед, всё замечает. Я должен уйти. Прямо сейчас встать и уйти из этого богом забытого села на десяток покосившихся хат, со стариком этим сумасшедшим, с Марийкой... Один "я" поднялся и ушел. Он уходил медленно, я следил за этим вариантом времени и видел, как Тартарыч стареет прямо на глазах. Кожа чернела, мясо облетало с костей струпьями. Кости рассыпались прахом. Мир сжимался в точку. Я помахал головой, ударившись затылком. Этого не может быть. Я же здесь! Лежу на причале. Тот другой "я" - это только один из возможных вариантов. Его не существует, потому что настоящий "я" остался.
Плеер молчал, но в ушах всё еще звучала музыка.
"Перекресток семи дорог жизнь моя".
- Разлегся, котяра мартовский! Клюет у тебя! - крикнул живой Тартарыч.
Я подскочил. Поплавок вело в сторону. Он остановился, вздрогнул. Еще раз. Еще. И полностью скрылся под водой. Я подсек. Удилище согнулось дугой под тяжестью рыбы.
- Давай-давай! Подводи к берегу, - суетился Тартарыч. - Медленнее! Не дергай - леску порвешь! Ну-ка, ну-ка...
Рыба взбурлила поверхность, глотнула воздух и снова ушла на глубину, показав белое брюхо. Дрожь рвущегося на свободу существа передавалась в ладони. Я подвел рыбину к пологой части берега и выволок на сушу вместе с пучком прицепившейся элодеи.
- Ох, ты, мать честная! - воскликнул Тартарыч. - Это что за рыба-то?!
Толстый, покрытый броней головастик хватал ртом воздух и бился, оставляя на траве белую слизь. Я оборвал леску, поддел рыбину носком туфли и столкнул в воду. Вильнув толстым хвостом, она ушла на глубину.
- Мутант какой-то, - сказал я. - Забудьте.
- Сказал тоже "забыть". Сам ты мутант. - Тартарыч вытащил сигарету, пожевал губами, раскурил с помощью старой зажигалки. - На! - протянул он мне пачку. - Или не куришь? Правильно делаешь. Здоровье надо беречь. Я таких рыб в книгах видел, в которых динозавры намалеваны. Древняя тварь, видать. Тоже часть аномалии?
- Возможно, - пожал я плечами.
Да, ты прав, старик, границы блоба тончают. Начинаются временные вторжения.
- Может это война, Гордей, как думаешь? Телевизор не работает, радио молчит. На мобильниках сигнала нет. Из города неделю маршрутки не ходят. Дороги пусты. Не уехать - машины глохнут. Прямо не село, а Бермудский треугольник какой-то.
- Вряд ли, - сказал я.
С какой стати я остался в этом богом забытом месте? Что меня здесь держит? Старик? Жена его, подслеповатая баба Оксана? Или приехавшая на лето соседка Светлана с ее двумя близнецами? В первый же день, когда я за бесценок снял комнату у Тартарыча, Светка тут же принялась бесцеремонно разглядывать меня через забор, демонстрируя круглое веснушчатое лицо и улыбку с широкими промежутками между зубами. Неужели я здесь из-за Марийки? Ради смазливого личика пожертвуешь всем? Уже пожертвовал. Дурак. Старый кобель. Всё равно выхода нет, и не будет. Ты никого не спасешь. За тобой пошлют "скорпионов". Сколько осталось мнимого счастья: день, два? Может, стоит уйти сейчас, вернуться, покаяться?
- Гордей!
По тропинке к озеру бежала Марийка с крынкой свежего молока. Все мои "я" рванулись ей навстречу.
День или два - это тоже очень много.
***
- Дядя Гордей, мы тут такэ бачылы!
На входе в село нас перехватили двое близнецов, Мишка и Сашка, до невозможности кучерявых и конопатых, как и их мать.
- Ну, что вы такое видели? - спросил я, ловя подбежавших мальчишек.
И, правда, что? Во временной блоб могло пролезть что угодно.
В небе светило яркое солнце. По краям дороги от теплого ветра колыхались спеющие подсолнухи. С чириканьем вспорхнула и унеслась шумная воробьиная стая. Идущая рядом с Тартарычем Марийка улыбнулась своим мыслям.
- Такэ вэлыкэ! - развел руки в стороны Сашка.
А может, это был Мишка, различать их у меня не получалось.
- С хвостом!
- На задних лапах, як кенгуру!
- И слиды ось таки!
Один из близнецов упал на четвереньки, пробуя ладонями изобразить в дорожной пыли, какие именно следы оставлял неизвестный зверь.
- Где видели? Когда?
- Там! - махнул рукой Мишка (или Сашка?) - У лиси, миж дэрэвамы.
- Вот сорванцы! - воскликнул Тартарыч. - Опять в лес бегали! Мать сколько раз говорила, чтобы из села ни на шаг! А ну, марш домой!
- Что, плохо? - спросил он у меня, глядя в спины удаляющимся мальчишкам. - И когда ты, наконец, расскажешь, что здесь происходит?
Я не ответил и пошел вперед.
- Эй, я тебя спрашиваю!
- Дядя, оставь его! - Марийка побежала следом за мной.
***
Она пришла этой ночью. Проскользнула в комнату и нырнула ко мне под одеяло.
- Мария, перестань, ты что! - Как скрипит старая кровать! Тартарыч же в соседней комнате проснется! - Что ты делаешь?
Можно подумать, что я испуганный мальчишка, впервые увидевший женское тело. Ладонь нащупала упругую марийкину грудь с набухшим соском. Нет! Я не могу! Всё должно быть совсем не так! Я убрал руку и прижал голову Марийки к своей груди, зарывшись лицом в мягкие волосы.
- Я некрасивая? - прошептала Марийка.
- Ты глупая, - сказал я. - А я никому ненужный старик.
Наверное, я хотел, чтобы меня убедили в обратном.
- Но я тебя люблю, - сказала Марийка.
"Я тебя тоже", - хотел ответить я, но промолчал.
На полу светилось лунное пятно. Черная ветка яблони шевелилась, и ее тень на желтом фоне напоминала скрюченную лапу. Марийка водила пальцами по моей груди, касаясь старого шрама, пробегающего наискосок от левого плеча.
Другой "я" в возможном варианте времени поднял Марийку со скрипучей кровати и неистово любил в этом лунном свете. Девушка стонала, обвив его руками и ногами. Ногти оставляли на спине царапины. Постепенно этот временной поток таял, его вероятность всё уменьшалась. Оставались лишь свет, стоны и стук марийкиного сердца.
Тонкие пальцы коснулись "хроноса" у меня на предплечье.
- Что это? - спросила Марийка.
- Так, прибор один.
- Что он делает?
Я не ответил.
Это пропуск отсюда, Марийка, но лишь для одного человека. Временной пузырь держится только из-за меня. Я есть в основном потоке времени. Тебя, Марийка, в нем нет. И Тартарыча нет. И Светки с непоседливыми близнецами - тоже нет. Всего этого села не существует. Оно стерто.
- Марийка, - сказал я. - Когда-то у меня был друг-ракетчик. Я спросил у него, снятся ли ему убитые люди? Нет, не снились. Он сказал, что никогда не видел дело рук своих. Ни в жизни, ни во снах. Он просто запускал ракеты. По трупам шли другие. Те, другие, видели мертвых детей и сгоревшие дома. Знаешь, далекая война, о которой не вспоминают, давно закончилась, но теперь я сам стал тем ракетчиком.
- Не понимаю, о чем ты, - прошептала Марийка. - Не хочу понимать.
- Не страшно, - сказал я. - Просто иногда хочется выговориться. Я из будущего, Марийка, не очень далекого.
- И какое оно, будущее?
Она не верила, но не хотела меня обижать. А мне было всё равно.
- Разное. Я корректор, тот, кто исправляет историю. Работа, как работа. Бывает и хуже. Аналитики рассчитывают, корректоры отправляются в прошлое. Главное, не видеть последствий своих действий. В этот раз я сглупил.
- В прошлое... А в будущее?
- В будущее, позже момента твоего отправления, нельзя. Нарушается связь. Те, кто отправлялись в будущее, сходили с ума. Выжил лишь один из нас.
- А мы? Что случилось с нами? Это ты натворил?
- Да.
Марийка ушла спустя час. Мне пришлось ее разбудить.
***
- Вставай, кобель! - Холодный металл ткнул меня под ребра.
Я открыл глаза. Возле кровати стоял Тартарыч и сжимал бандитский обрез.
- Я тебе говорил, значит, что закопаю, если к Марийке сунешься?
- Тартарыч, не глупи!
- Вперед! На улицу!
- Дай хоть одеться.
Я не спеша натянул рубаху и брюки. Тартарычу надо было дать время остыть.
Во дворе петух Петька - гроза окрестных котов и собак недобро глянул на нас желтым глазом. Марийки не было. Баба Оксана сидела на своей половине хаты. Веснушчатая Света спала вместе с детишками.
- Я не трогал вашу Марийку, - сказал я.
- Иди, давай! Не трогал он, - подтолкнул меня в спину Тартарыч. - Все вы не трогаете.
Мы вышли за калитку.
- Тартарыч, убьете меня, умрут все.
- Это почему еще?
Мы дошли до лавочки у дороги, здесь неделю назад останавливались маршрутки. Я сел.
- Закурить есть? - спросил у Тартарыча.
- Ты же не куришь! Держи, - протянул он пачку левой рукой.
Я увидел, как один из возможных меня бросился на старика, схватил обрез и вывернул в сторону. Но у меня не было желания это делать. Наверное, я просто устал.
Тартарыч прикурил мне сигарету. Густой дым забрался в легкие, вызывая кашель. Из глаз потекли слезы. Я бросил окурок на землю и затер подошвой. От последнего (и первого) в моей жизни курева ожидалось большего.
- Так почему мы должны ласты склеить? - поинтересовался Тартарыч. - И когда это закончится? Аномалия в смысле. - Он обвел стволом окружающее, удивленно посмотрел на обрез, сел на лавочку и положил рядом оружие. - Я ведь тебя не по настоящему убить хотел. Так, попугать просто решил.
- Знаю, Тартарыч.
Перед глазами стоял вариант времени, где я падаю в озеро с простреленной грудью, и панцирные рыбы жрут мое тело. Кто-то из меня убежал и спасся, покинув блоб. Кто-то, раненый полз по росистой траве к брошенному в панике обрезу.
- Когда это закончится? - повторил вопрос Тартарыч.
- Никогда. Мы все заперты во временном пузыре - блобе. Я работаю на организацию, корректирующую историю. Там, в будущем, совершено покушение на президента. Приказано исправить. Мы не убиваем людей в прошлом, это приводит к искажениям. Мы изымаем человека из времени. Но выбросить человека из временного потока можно только вместе с его окружением, теми, кто о нем помнит. Послали меня. Я же корректор. Я выполнил работу, но не вернулся.
- Почему?
- Даже не знаю. Ракетчик не должен видеть искореженные взрывами дома и убитых. Корректор - не замечать людей, которых стер. Стертое время образует схлопывающийся пузырь. Некоторые пузыри исчезают раньше, некоторые позже. Позже - если люди в пузыре цепляются за жизнь, врастают в него, сдерживают, сами того не замечая. Такие пузыри вредны для временного потока. Вносят погрешности и порождают необъяснимые явления. В нашем пузыре остался я, который существует в основном потоке времени. Пока я здесь - блоб не исчезнет.
- Что за организация? Впрочем, ответ понятен. Значит, ни о какой всемирной благотворительности речь не идет. Опять те же олигархи. Если они корректируют историю, у нас надежды нет. Хорошо хоть платят, не как Иуде?
- Платили, - поправил я. - Неплохо, наверное. Вы не хотите спросить, кто террорист?
- Не хочу, сам догадливый, - буркнул Тартарыч. - Та ерунда, прицепленная к твоей руке, значит, машина времени?
- Типа того.
- Многих может отсюда вытащить?
- Одного меня.
- Ясно. Из-за Марийки остался?
- Не только.
Опять захотелось закурить. Так и здоровье можно вконец испортить.
- Ну и?..
- Что?
- Что делать собираешься?
- Не знаю, - пожал я плечами.
- Тюфяк ты, - сказал Тартарыч. - Слушай! Это, значит, говоришь, что временные пузыри мешают твоим хозяевам? Тогда они их должны уничтожать?
- Конечно, - сказал я. - Для этого существуют "скорпионы". Нам не спрятаться. Отсюда нет выхода.
Где-то раздался женский крик, затем одиночный выстрел. Потом еще один, и выстрелы слились в барабанную дробь. Пуля попала Тартарычу в спину, он упал на дорогу лицом вниз, сжимая обрез. Я рухнул следом, оцарапав кожу на щеке об острый щебень.
***
Однажды я сидел за столом с Серегой Конюхом. Командир "скорпионов" выпил лишнего, сыпал шутками, балагурил, показывая всем, какой он рубаха-парень. Я хотел задать вопрос о снах, но, заглянув в его глаза, сам увидел ответ. Для него это всего лишь игра. "Как тир, - сказал он позже. - Но гораздо веселее. Эти люди уже давно мертвы".
У него молодая любящая жена и дочка. Дочка ходит во второй класс. Он хвастается ее успехами - чудо, а не ребенок.
Конюх меня спросил тогда, за столом, почему я не свихнулся, как остальные, побывавшие в будущем. Я не стал ему рассказывать, что вернулся не совсем таким, как был раньше. Пусть это остается моим секретом.
Сейчас Конюх шел к нам по дороге. Он и еще второй "скорпион", которого я не знаю по имени.
- Ну что, корректор, добегался? - улыбнулся Конюх. - Пошли к шефу, он хочет тебя видеть.
"Если пришла пора сделать шаг".
Я поднимаюсь.
- Руки за голову, - говорит Конюх.
Второй, с автоматом, подходит ближе, шарит по моей одежде, обыскивая, и отрицательно качает головой.
- Это твой террорист? - кивает Конюх на Тартарыча, под которым натекла лужа крови. - Старик совсем.
"Значит, настал твой срок, и ждёт за углом перекрёсток семи дорог".
Я оборачиваюсь, хватаю обеими руками автомат. "Скорпион" нажимает на спуск. Они очень меткие, ребята из отряда убийц. Настоящие профессионалы. Пули разрывают тела других "я", и множество меня падают на дорогу. Но часто существует вариант удачного исхода, пусть даже ничтожно малый. Я сливаюсь с тем единственным мной, который успел нырнуть под очередь, и которому не досталась пуля. Вырываю "калаш" из рук убийцы, бью прикладом, разбивая лицо. Враг падает. Конюх вскидывает пистолет. Время отсчитывает ничтожные доли секунды. Ищу вариант спасения, но всё зря - ни в одном из разветвлений мне не успеть развернуть автомат и выстрелить, прежде чем палец Конюха надавит на спусковой крючок. Но где-то же пистолет должен дать осечку!
Выстрел! Заряд картечи из обреза попадает в спину Конюха и взрывает грудь кровавым фонтаном. Командир "скорпионов" падает, так и не сообразив, кто его убил.
- Беги... Спасай Марию, - хрипит Тартарыч.
Борюсь с рвотным позывом.
- Иду, Тартарыч... Иду... Спасибо...
"Есть только семь путей, и ты один" - играет в голове выключенный плеер.
"И ты один"...
Срываю с руки Конюха "хронос", стараясь не смотреть на кровавые останки, и сую в карман. Подхожу ко второму "скорпиону". Он поднимается на колени. Я стреляю, врага откидывает назад. Отстегиваю его "хронос" и бегу к дому.
"И как повернуть туда, где светит твоя звезда".
Возле калитки лежит дохлый Петька, ветер разносит по двору грязные перья.
В дверях врезаюсь в "скорпиона", стреляю в упор. Очередь пробивает спину, корежит прибор на его предплечье. "Скорпион" падает, опрокидывая жестяной умывальник. Холодная вода хлещет струями и заливает мне ноги.
В комнате вижу Марийку с окровавленными руками. Она обнимает мертвую тетку Оксану.
- Гордей! - Марийка бросается ко мне, повисает на шее. - Они... Тетю... Убили.
Успел! Я успел. Кровь не ее.
"Где светит моя звезда".
Цепляю на руку девушки "хронос".
- Идем! Быстрее! - тащу ее во двор.
Мне нужно пустое пространство вокруг. Два метра в диаметре вполне хватит.
По дороге бежит заплаканный Мишка (или Сашка?). Я ловлю его, сбиваю с ног. Надеваю на худую, как у девчонки, руку оставшийся "хронос". Мальчишка бьется в истерике, судорожно открывает рот, и я только догадываюсь, что он хочет сказать. Я поднимаю его, прижимаю к себе, активирую "хронос".
- Нажми одновременно на три кнопки, - говорю Марийке.
- Какие? - всхлипывает она.
- По сторонам экрана. Быстрее!
Закидываю автомат за спину, беру Марийку за руку, и мы оказываемся в потоке времени. Впереди устремляются в будущее дороги нашей судьбы. По ним уходят седой человек с мальчишкой на руках и девушка. Вдали они расплываются, как картинка в калейдоскопе, дробятся на множество вариантов. Мне хочется спросить у других "я", что делать, но они не ответят. Они обречены. "Скорпионы" всё равно найдут нас. От них не спрятаться.
Но ведь попробовать можно? Вариантов времени бесконечность.
Мы уходили, и неработающий плеер звучал в моей голове: