Аннотация: Те искушения, что у каждого студента в жизни случаются (если он захочет учиться нормально).
По дороге в Университет.
Нет стыда - иди в Мед,
Нет ума - иди в Пед (студенческая поговорка).
После недельной подготовки: засидок в библиотеке со штудированием Васильева "Истории Византийской Империи" и его известного учебника по средним векам, студент исторического факультета XXXX Чмырев В. И., не сомневавшийся в своих силах и в своей непогрешимости, абсолютно был уверен в том, что за экзамен по истории средних веков получит оценку: eleganter, egregie, eximie (т.е. прекрасно, превосходно, отлично). К счастью, для Чмырева все произошло иначе и вовсе не так, как предполагал этот очаровательный и мечтательный юноша.
Чмырева можно назвать старательным студентом. Учась на втором курсе исторического факультета XXXX, он, по его мнению, был чуть ли не лучшим студентом среди своих сокурсников. Действительно, он много писал. Работы его были, что говорится, написаны от души: творчески и старательно. С докладом по истории России Чмырев вместе со своим другом Обличаевым А. М. ездили на конференцию в Самару. Вернувшись с конференции, Чмырев возомнил себя ученейшим мужем исторического факультета, на свою группу сокурсников смотрел свысока, как на пресмыкающихся пигмеев, держась при этом от нее подальше. Да и вообще, он особо ни с кем не общался, если что и обсуждал с кем-либо, то преимущественно философские вопросы, т.к. считал себя Великим философом. Любил также этот незаурядный студент и умело уязвить своего сокурсника или сокурсницу, обличить в них недостаток знаний, цинично посмеяться над логикой женского ума и проч.
Таким образом, сокурсники находили в Чмыреве интересного человека, сокурсницы его ненавидели, как ненавидела его и преподавательница по истории средних веков Бездарнова Т. Н.
Эта молодая девушка одновременно являлась старшим преподавателем и была воспитанницей одной старой ведьмы с кафедры истории древнего мира и средних веков, профессора Суходрищевой И. А. Только-только выпрыгнув из аспирантуры и почувствовав себя по-настоящему взрослой, Бездарнова впервые вышла на проповедь к студентам. Сама, недавняя студентка, она еще не вполне освободилась от школярных привычек и тупой зубрежки. Едва ли такая заурядная личность могла хоть как-нибудь воздействовать на группу пресмыкающихся пигмеев. И, конечно, мог ли такой контрастный студент, как Чмырев, не воспользоваться, дарованным ему от природы, язвительным языком, чтобы не обличить в Бездарновой всю ее подноготную нечистоту при первой же возможности.
Возможность представилась Чмыреву очень скоро и вот при каких обстоятельствах.
............
С первых же дней педагогической пассивности молодой практикантки в студенческом коллективе обнаружилось, что за отсутствием интеллекта и преподавательского таланта у Бездарновой не находилось ни сколько-нибудь ясного изложения предмета, ни элементарного умения поддержать творческую инициативу способных и выдающихся студентов, которых за исключением Чмырева в группе не существовало.
Чмырев, в свою очередь, представил и зачитал перед Бездарновой и группой два доклада, посвященные истории христианской церкви в средние века. Вместо того, чтобы оценить творческий порыв начинающего историка, верная воспитанница Суходрищевой сделала ему лишь несколько несущественных упреков и сократила на возможные будущие выступления лимит времени. Затем, Бездарнова высосала все соки из несчастного студента тем, что стала требовать от последнего конспекты советских медиевистов по безумной теме: "Эволюция общественного строя и развитие феодальных отношений во франкском государстве в эпоху “Салической правды” и последствия капитуляции франкских королей для истории становления крупной феодальной вотчины с подавлением статуса свободных земледельцев". Неудивительно, что возвышенный и оторванный от серой повседневности ум Чмырева долго сопротивлялся этому его заключению в рамки ограниченной феодальной вотчины. Не мог и не хотел Чмырев примириться с тем, что ему после двух докладов, которые он писал со свойственным ему воодушевлением и остротой, придется теперь снизойти до уровня сухих и безжизненных статеек классиков советской медиевистики только для того, чтобы получить внутреннюю аттестацию, без которой он не будет допущен до экзамена. Как было не возмутиться после такого философу "в осьмнадцать лет"!
Придя в полное отчаяние от безвыходной ситуации, Чмырев не постеснялся обличить малодушие и низость недопеченной аспирантки именно в тот момент, когда презренная кучка ничтожных лизоблюдов в очередной раз гадко пресмыкалась у волосатых ног Бездарновой, показывая ей какие-то замусоленные конспекты. Надо сказать, эффект обличения был значительный: несколько пигмеев сразу скосились и куда-то пропали. С Бездарновой же стали происходить видимые изменения. После каждого громогласного слова, произнесенного грозным обличителем, ее внутренний облик все четче и четче проявлялся на ее бренном теле: она как бы на момент вся оголилась перед ним и оцепеневшими пигмеями, выставляя напоказ свою истинную подноготную нечистоту. Обессиливший Чмырев покинул аудиторию и хлопнул громко дверью, что он умел делать особенно цинично и неповторимо.
Через месяц после случившегося его ждал час расплаты - экзамен.
............
Чмырев не выдержал натиска преподавателя: ему пришлось извиниться, написать заданные конспекты, казаться послушным студентом. Его особенность от остальных заключалась в том, что он не умел казаться - он умел только быть, а его воплотившееся искушение в образе Бездарновой только умело казаться вместо того, чтобы быть. И ему виделось, что его простили, поняли его горячую натуру. Он не заметил, что на самом деле образовался конфликт между безыскусной одичалостью и творческой предприимчивостью, он забыл, что жестокое женское сердце опаснее любого умственного тирана.
На экзамен Чмырев шел с хорошим настроением. Да и каким оно могло у него быть, если он не сомневался в отличной оценке. К тому же, как знаток церковной истории, он почему-то был уверен в том, что билет ему достанется на церковную тематику или по истории Византии, которую он проштудировал основательно. И он не обманулся в своей уверенности или, лучше сказать, в своем предчувствии: ему выпал билет по истории папства XII-XIII веков. Чмырев торжествовал, гордо сел за первую парту и стал подготавливать свой обстоятельный ответ.
Ответ Чмырева был неплохим, окажись другой преподаватель на месте Бездарновой, например, И. А. Опаздалкин или В. Е. Глючный они бы и не стали дослушивать ответ старательного студента до конца, похвалив юного мыслителя, поставили бы ему любимую оценку. Для Бездарновой дело не могло кончиться одними похвалами и нелестными отзывами в поддержку дарований студента. Ее заплывшее лицо изобразило что-то вроде недоумения. Ответ показался ей не исчерпывающим, т. к. в ответе не прозвучали слова о социальной сущности ереси альбигойцев. Великое в малом: из пустяка она сделала проблему и ответ Чмырева свелся лишь к удовлетворительной оценке. Униженный и оскорбленный Чмырев покинул аудиторию. Он даже забыл громко хлопнуть дверью, что было раньше для него привычным делом. Он ушел, как бы не помня себя. Можно было подумать, что он уходит навсегда.
............
В тот же вечер, после того, как все зубрилки и лизоблюды сдали экзамен Бездарновой на отлично, она, торжествуя, шла к себе на кафедру истории древнего мира и средних веков, рассказать Суходрищевой про сегодняшний казус, произошедший с Чмыревым. Открыв дверь ххх кабинета, Бездарнова увидела очень странную картину: на полу с авоськой в руках лежала задохнувшаяся Суходрищева, которая накануне вечером, уходя последней из кабинета, забыла открыть форточку на кафедре для того, чтобы проветрить помещение перед уходом. Надышавшись пыли, обильно исходившей с книжного шкафа, где хранились труды советских классиков-медиевистов, Суходрищева скоропостижно скончалась, не успев дойти до окна, которое, видимо, собиралась уже приоткрыть. По дороге в Университет Суходрищева купила на рынке мандарины, она знала, где можно купить подешевле; теперь эти мандарины рассыпались по всей кафедре и лишь только огурец остался в авоське, так сильно сжатой в руках покойного профессора, что нужно было, наверное, применить немалую силу, чтобы извлечь авоську из посиневших рук. Испуганная Бездарнова, глупо произнеся: "мамочка моя", скорее побежала к замдекану А. Ф. Загружалкину докладывать о несчастном случае в ххх кабинете.