Глубокий сон одолел меня на городском пляже. Было очень жарко. На солнце - все полсотни! Я лежал в тени акации, чудом выросшей на острове песка. Под голову положил несколько коряг, точнее, толстых корней солодка, попавших с амударьинской водой в затон. Пахло сладким и больничным от этих корней.
Вероятно. Этот запах прибрежной пустыни и навеял этот сон.
Я сидел на легкой и послушной лошади. И я знал, что она была из Каракала, где выращивают ахалтекинцев. Ее звали Сона. Ее черный глаз косил на меня с некоторым удивлением, мол, как она оказалась под властью белого человека? Моя сабля постукивала концом по ее боку. Огромный наган лежал в кобуре. Полевой бинокль с цейсовскими стеклами, попавший моему предшественнику от убитого немца-офицера под Могилевом еще во время первой мировой войны, висел на кожаном ремешке на моей груди. Да, я кадровый офицер Первого Туркестанского конного батальона имени Клары Цеткиной.
За спиной раздался голос комвзвода:
- Товарищ командир, разрешите обратиться?
- Что у тебя, Поляков?
- Вот, приспешник Джунаид-хана. Расстрелять или допросить?
- Допроси.
- Здесь?
- Да.
- Когда ты видел в последний раз своего хана?
- Мен билем ек!
- Он говорит, что ничего не понимает. Расстрелять его?
- Нет, не нада, я понимай! - закричал человек в халате и теплой шапке на голове. Ноги же его были босы.
- Говори...
Пленного мы все равно расстреляли. А куда с ним в походе? Закопали его глубоко в прохладном песке под барханом.
- Андреевич, это пятьдесят километров отсюда, - сказал комвзвода.
Мы склонились над картой. Пленник говорил, что Джунаид-хан собрался бежать в Персию, но сначала его путь лежал к афганцам. Он взял много награбленного, с ним было двадцать женщин. Отряд - пятьдесят сабель. Следовательно, это был серьезный караван. Было ясно, что переплыть с таким сопровождением через Амударью Джунаид-хан не сможет. Пленник, чувствуя, что все равно его конец близок, рассказал на ломанном русском языке об удивительном факте. Оказывается в давние времена, когда к Амударье подошли войска Александра Македонского, был прорыт подводный тоннель. Мы слышали о нем и от одного из моих бойцов, Семичева, который был геодезистом. Он подтвердил такую возможность, потому что глина у Керкичи под Амударьей была очень плотной. Тоннель был возможен.
Позвали Семичева.
- Давай снова про тоннель под Дшейхун.
- Я слышал, что тоннель имеет вид дуги под рекой. И вход надо искать с крутого берега.
- Найдешь?
- Не найдет, соберем аксакалов, они расколются, - уверенно сказал Поляков.
Я посмотрел на него. Комвзвода показал ладонь, мол, будь спокоен, товарищ!
Солнце перевалило зенит. Через час можно будет отправляться. Мои командиры стали готовиться к новому броску по пустыне.
Я вернулся в дом Курбана. Женщины - взрослая и три девочки - забегали по двору, поставили чай. В казане уже жарилось мясо барана, который минут десять назад жалобно смотрел на старшего сына Курбана. Тот, не раздумывая, рассек шею животного острым ножом.
Хозяин ни о чем не спрашивал. Он подал мне пиалу чая, приложив руку к сердцу. Это бывший мулла, перешедший на сторону новой власти.
- Нет, сначала вы, - сказал я, - отказываясь от первой пиалы.
- Вы гость. А у нас гость дороже отца. Берите.
- Спасибо. Где вы научились говорить русскому языку?
- У меня первая жена была русская, хотя мне тогда исполнилось сорок лет. В то время я порвал с религией. А жена работала телеграфистом на станции. Сына мы назвали Александром. По-нашему Искандер.
- Как Македонский?
- Да, нам хотелось, чтобы первый мужчина в роду стал отважным воином.
- Сколько ему?
- Шестнадцать.
- Он хорошо знает места?
- Хотите взять его проводником до Керкичи?
- Откуда вы знаете, уважаемый?
- Джунаид-хан туда поехал... Берите сына, он знает, где вход в тоннель. Он пытливый мальчик был... Сейчас не знаю кто он. Растет!
- Вам надо быть разведчиком, Курбан-ага.
- Где ваша родина Беркут?
- По моему имени - Кавказ. А так, я из Смоленских краев.
- Вот в Смоленске вы тоже разведчик...
Мы оба улыбнулись. Он седой человек с бородкой, я тридцатитрехлетний командир, без единой седины в льняных волосах, но с двумя шрамами на голове.
- Гозель?
На пороге комнаты появилась женщина. Я уже знаю, что это вторая жена и от нее у Курбана три дочери.
- Искандер бар?
- Ова.
- Гит...
Появился сын.
- Поедешь с отрядом, - сказал по-русски Курбан, - проведешь по тоннелю в Керки.
- Рахмат! - с радостью сказал Александр.
- Собирайся! Беркут твой командир.
- Есть! - вытянулся в струнку парень.
Я встал и отдал честь.
Курбан строго смотрел на нас.
- Я знаю, что от жизни не убежишь, - сказал он, когда сын вышел. - Он хороший парень, но здесь с женщинами ему уже нельзя. Возьми его в отряд. Пусть послужит, дурь возраста переживет с вами. А после верни его мне. И береги. Вот тебе кинжал.
Хозяин дома протянул мне небольшой кинжал в ножнах. Я вынул кинжал. Сталь блестела, ни одной царапины, ни зазубрины.
- Из Дамаска...
- Ой, Димка, ты, что здесь делаешь один?
Я открыл глаза. Передо мной стояла в купальнике Динка.
- Эй, ты же уезжала в Ашхабад?
- Ты не рад, что приехала?
Динка стояла высокая и стройная. Ее волосы были перетянуты резинкой, но выбивались каким-то конусом, словно они были игрушкой на новогодней елке. Вообще здорово, что мы с отцом взяли Динку в эту поездку.
Она моя соседка по лестничной площадке. А дом стоит в центре Смоленска. Девчонка напросилась на поездку в Туркмению, потому что в Ашхабаде жила ее тетка. Значит, уже прилетела.
- Тетка у меня странная. Она заказала мне билет в Туркменабад, но ошиблась на два дня. Когда принесли билеты, махнула рукой, мол, переделывать не стоит. Поезжай раньше. А ведь я была у нее в последний раз пятилетней девочкой. Она крутая на характер, но совершенно рассеянная.
- А мне сон приснился какой-то чудный.
- Расскажи!
Динка бросилась на песок рядом со мной. Она положила руку на мои ноги, а на нее голову:
- Я жду!
Вот такая она! У нее очень красивые глаза. Большие и синие. Здесь уже несколько парней предлагали ей остаться и выйти за них замуж. Но она говорит, что не выйдет ни за кого.
Я ей рассказал про свой сон.
Она долго молчала, а после вдруг вскочила и возбужденно заходила вокруг меня кругами. Затем остановилась и, резко вытянув в мою сторону руку, крикнула:
- Это не сон! Нет, не сон! Эх, зачем я тебя разбудила! Если бы я знала!
- Динка, что с тобой?
- Это не со мной! Да ты не представляешь, что это тебя занесло в твою прошлую жизнь!
- Чего, чего?
- Тово самого! Это был не сон, а воспоминание о прошлой жизни! Потому что все как в кино. Ты же рассказал так, будто это было какое-то произведение. И в нем есть действующие лица.
- Что это значит?
- Это значит, что ты, точнее, твоя предыдущая сущность, каким-то образом вернулась в прошлое, и ты увидел себя в той жизни!
- У меня была та жизнь? Я что сейчас не живу?
- Да живешь! Но ты, вернее то твое тело умерло, а твоя душа уже в новом теле...
- Я еще не умер!
- Бестолковый!
- Ах, вот, какой я!
Я вскочил и обнял Динку, повалил ее на песок. Мы стали бороться. Затем я сжал девушку так, что она воскликнула:
- Димка, хватит, у меня кости хрустнули! Да и мне стало неудобно. Ты же хочешь меня?
- Глупости.
- Пойдем купаться!
Мы побежали к воде, теплой и зеленой от водорослей. Они были везде. Мы плыли на спине рядом друг с другом, и я чувствовал себя счастливым человеком лишь от того, что слегка касался при движении Динки. А она плыла, закрыв глаза.
- Эй, назад!
Это нам крикнул с теплохода матрос. Мы увидели, что проплыли середину залива и скоро окажемся у теплоходов, собравшихся на противоположном берегу.
Мы развернулись к пляжу.
Матрос помахал нам рукой.
Дома выяснилось, что Динка, узнав, что я пошел на затон, побежала за мной. Папина мама, бабушка Катя, накормила нас свежим борщом. Она очень вкусно готовит. И снова за ужином папа стал склонять ее поехать с ним в Россию.
- Не уговаривай, Вячик, - сказала она, - здесь я уже шестьдесят лет. Хочу умереть здесь. Я уже привыкла к теплу. А в России всегда холодно, лето кургузое... Да, мне скучно без вас, но лучше такие встречи.
Раздался телефонный звонок. Папа взял трубку:
- О, Бяшим! Салам, салам, дорогой! Ты откуда?
- Спасибо.
- У меня есть еще время.
- Приехать к тебе?
- С сыном. Ты и про него знаешь?
- Да девушка с нами, Дина...
Он положил трубку.
- Ну, что братцы, поедем в Керки? Мне звонил Бяшим Сахатов, мы с ним когда-то работали в обкоме партии. Сейчас он глава города. Машина будет в пять утра.
Мы с Динкой переглянулись. Вот, здорово поехать на юг! Там же граница с Афганистаном!
Я тоже помню Туркмению с детских лет. Мой брат Лешка даже учился здесь в школе. Сейчас он фирмач в Смоленске.
Мы долго сидели вечером на крыльце маминого дома. Было тепло, и ночь наступила, как это бывает в таких широтах, быстро.
- Обними меня, - сказала Дина. А затем спросила. - Ты бы полюбил такую девушку, как я?
- Нет.
- Почему?
- Потому что ты красивая, и с такой женой ходить одно мучение! Все будут пялиться, и пытаться отбить от мужа.
- Я верная. Для меня никого не существует.
- Но ведь существуют деньги, обольстители...
- Дурачок! Это все из фильмов. В жизни все по-другому. Уж если я кому отдамся, то это навсегда! У нас все такие женщины в роду. А мы из казачьего рода. Это только у Шолохова Лушка изменяет направо и налево!
- Ты меня уговариваешь жениться на тебе?
- Дурак! А почему бы и нет? Я бы не стала ждать свадьбы.
- Да?
- Да.
Она еще плотнее прижалась ко мне.
Я задрожал. Задрожала и Динка.
- Идите спать! - услышали мы призыв бабушки.
Мы вздохнули и пошли по своим комнатам.
2
Ровно в пять приехала шикарная черная машина. Это был японский Нисан. Было уже светло тем предутренним светом, когда вся природа дышит и не надышится уходящей прохладой ночи. У нас все с вечера было готово и мы через минуту выскочили на улицу. Водитель вежливо стоял у дверец машины, рассаживая нас в салоне.
Ехали очень быстро. Говорят, что дорога от Туркменабада до Керки занимает не меньше двух часов. Но уже через час мы въезжали в Керки. Машину пропускали так, словно в ней был сам президент страны.
- Твой хозяин здесь авторитет! - заметил мой отец.
Водитель кивнул головой:
- Бяшим-ага очень уважаемый человек. Я везу вас к нему домой. Сейчас он на работе.
- В семь на работе?
- Президент в Ашхабаде встает рано и собирает хякимов на селекторный разбор. На это уходит час. А после наше солнце снова ложится спать.
- Интересный режим, - заметил отец. Он сделал вид, что не понял иронии водителя.
Да и тот не собирался говорить, но через минуту сообщил:
- Как только вас расселят, то Бяшим-ага обещал приехать.
Да, так и произошло. Мы расположились в прекрасном доме с тенистыми аллеями и большим бассейном с чистой водой. Каждому прислугой была выделена комната. Когда нас пригласили на веранду, приехал хяким. Он радостно, раскрыв руки, шел на встречу отцу. Было ясно, что они очень были дружны в свое время.
- Какое у тебя прекрасное сопровождение, Вячеслав-джан!
Хяким подошел к нам с протянутой для пожатия рукой. Но вдруг обнял меня:
- Я помню тебя крошкой. Но сейчас ты джигит!
Дину он приветствовал взмахом руки. Она, было, обиделась, но сам хозяин сказал:
- Диночка, у нас восточная страна. У женщин свое место в жизни. Но ты европейка, можешь быть везде, никто не тронет. У меня в городе жесткий порядок. Мы не пользуемся замками. Все двери открыты.
- Вы победили криминал? - спросил отец.
- Мы вернулись к истокам восточной государственности. И смертная казнь у нас существует. Все это хорошо. Вот скажи, бывает ли такое чувство, когда видишь человека и знаешь его как родного?
- Это ты про меня? - спросил отец.
- Нет, это про твоего сына. Дима очень похож на одного человека, сыгравшего большую роль в жизни моей семьи. Но, что говорить, подождите немного.
Бяшим встал и пошел в угол комнаты. Она была около сорока квадратных метров. И современный чешский сервант стоял от нас в метрах семи. Вскоре он вернулся с альбомом старых фотографий.
- Это мой отец, Искандер Курбанович. Он работал в органах и вышел в отставку генерал-лейтенантом КГБ. У него очень интересная молодость. В шестнадцать лет он провел отряд красноармейцев по тоннелю под Амударьей и участвовал в пленении Джунаид-хана. А первым командиром был человек с гордым именем Беркут. Вот он!
И здесь Бяшим-ага посмотрел на меня:
- Вы, Дима, с ним на одно лицо.
Я взял фотографию, и увидел... себя, но уже, наверное, таким, каким должен стать в лет тридцать.
Динка выхватила фото. Она жадно разглядывала неизвестного нам Беркута и сверяла его со мной.
- Точно! Ты видел сон про себя. Ты и был Беркутом!
- Ей, дочка, о чем ты? Откуда ты знаешь имя этого человека?
- Сейчас расскажу! Это так необыкновенно. Но один вопрос к вам, Бяшим-ага: когда Беркут умер?
- Его расстреляли в 39-м году.
- Расстреляли?
- Да, тогда многих военных расстреливали. Моему отцу повезло. Его мать была какой-то родственницей Калинину. Ну, если знаете, его в СССР называли Всесоюзным старостой.
- Знаю, - хмуро ответил отец. - Он-то свою жену не спас от сталинских лагерей. Но о чем вы говорите Бяшим и Дина? О каком сходстве?
- Мы все сейчас расскажем, - воскликнула девушка. - Да, Дим? Расскажем?
Она посмотрела на меня. Я кивнул головой. Меня это история стала пугать. И я снова рассказал свой сон. Когда я остановился, а это были слова о кинжале из Дамаска, то Бяшим-ага схватился за сердце. Тотчас откуда-то выскочила его жена. Она стала что-то говорить по-туркменски, указывая на нас пальцами.
- Гит! - услышал я знакомое по сну слово.
Женщина тотчас же ушла.
- Это третья жена, - сказал Бяшим-ага. - Клавдия уехала на Брянщину. Детей у нас не было, но появились идейные, как говорили раньше, разногласия. Вторая жена была совсем дурой. Я отправил ее к родителям через месяц. А Бахар чуткая, но всегда в панике за меня. Она... Я, почему схватился за сердце? Нет, я не болею. Но, Дима друг, узнаешь ли ты вещь, которую я сейчас покажу?
Старый товарищ отца встал из-за стола и пошел к боковой стене, где висел огромный ковер. И только сейчас мы заметили на его фоне висящий кинжал. И когда он оказался совсем перед моими глазами я сказал:
- Это он! Это то, что я видел во сне...
И тогда я отключился.
3
Мы вышли под вечер и шли около пяти часов без остановки. Была уже полночь, когда мы оказались у северной части Керкичи. Небольшой привал у дома чабана, который зарезал двух баранов, а я отдал ему горсть золотых монет, которые мне вручили в виде валюты в штабе дивизии.
Около трех ночи всех склонило ко сну. Но я поднял отряд и попросил Александра вести нас к тоннелю. Когда мы подошли к предполагаемому входу, то оказались перед грудой камней. Кто-то взорвал спуск в тоннель. Бойцы приступили к расчистке. Лишь с первыми лучами солнца мы вошли в большую пещеру. Да тоннель был огромен, но лошади пугливо шли по его ровному дну в мерцании светильников. Через пятьдесят метров нас остановил шум.
- Это вода. Над нами самое глубокое место реки, - сказал юноша-проводник. - Я тоже в первый раз испугался. Это было два года назад, когда мы с отцом бежали из Чарджуя. Все-таки вода слегка просачивается.
Дальше мы пошли, издавая слякотные звуки - по копыта лошади были в воде. И когда последний всадник оказался в метрах ста от самой глубокой отметки, за их спинами раздался шум. Мы, с первыми бойцами уже выходили на поверхность со стороны Керки, как поняли, что обратного хода в тоннель нет и не будет. Вслед за последними, спешно погоняющими лошадей красногвардейцами, хлынула вода. И нам пришлось взорвать каменный выход пакетами пороха. Так Александр оказался отрезанным от дома и прошлой жизни.
Это была последняя, связанная в какой-то сюжет, картина из моего беспамятства. Затем замелькали сцены из погонь, стрельбы, связи с какой-то красивой женщиной, крика первого ребенка, появления людей в военной форме и повязкой на глазах. Последнее, что я почувствовал, это прикосновение дула нагана к моему затылку. Грохот в голове и темнота.
4
Я лежал на широкой кровати. Солнце пыталось пробиться сквозь жалюзи. Пахло лекарством и спиртом. Я увидел отца, Динку, Бяшима-ага и медсестру. Поодаль стоял врач-туркмен.
Он тотчас же подошел ко мне, когда я открыл глаза.
- Молодой человек, вы всех расстроили своим обмороком.
- Наверное, это так, - смутился я и попытался подняться.
- Нет, нет, лежите. Надо понять, что произошло?
- Ничего, - ответил я. - Я просто увидел всю оставшуюся жизнь Беркута.
И рассказал о том, что произошло 90 лет назад.
Мы снова все дома. Отец продал свою долю завода ювелирных изделий в Туркменабаде. Ведь он был одним из первых руководителей бывшего филиала Смоленского завода в Чарджоу. Мы, все-таки, уговорили бабушку Катю переехать к нам, и она согласилась, потому что перед отъездом из Туркменабада Динка шепнула, что беременна от меня. А как это случилось, это особая история.
Я больше не надеялся видеть сны о своей прошлой жизни. Так оно и было. Но вчера, когда я остался один, потому что Дина с двухгодовалым Валеркой поехали к морю на нашу дачу, мне во сне пришлось снова увидеть самого себя, но уже в одежде монаха.
Да, это был монастырь на границе с Польшей. Я спешил под звон колоколов к вечерней молитве. Было холодно, голодно, но меня и моих товарищей звала волнующая душу встреча с Богом и... Мы спешили еще и потому, что сегодня приехал сам патриарх Иннокентий. Моление рядом с ним - это великое событие.