Обернувшись, Афна в последний раз посмотрела на оставшиеся за ее спиной Фивы. Теперь ее окружал новый мир. Мир, который она знала когда-то, но мир, который давно стал для нее чужим. Все изменилось. Абсолютно все, даже она сама. Кем была она теперь? Нитью в руках мойрам? Клочком огромного лоскута их пряжи? Нимфой, у которой было великое прошлое? Но разве в прошлом можно жить? Прошлое - это всего лишь воспоминания, которые отнимают время у настоящего. Иногда, чтобы жить, нужно уметь забывать. Афна хотела жить, поэтому она готова была забыть. Забыть свое великое прошлое и насладиться никчемностью настоящего. У нее будет шанс. Она не сомневалась в этом. Мойрам не обманут ее. Они не плетут интриг, они плетут ковер жизни, создают его неповторимый рисунок.
Хмурое небо укрыло землю своей густой плотью, когда Афна достигла цели. Она шла целый день. Ни одно существо не встретилось ей на ее пути, чтобы преградить дорогу. Иногда Афна видела вдалеке гриллов и люмидов, иногда видела даже отверженных, прячущих свои теплые тела среди камней, аворов и алозий. Иногда она видела существ, названий которых не знала. Все они оставались позади. Безопасный путь по небезопасной земле. Это не удивило Афну. Мойрам крепко держали нить ее судьбы в своих руках. Всегда держали.
Афна остановилась и огляделась по сторонам. Она представляла это место не так. Храм плотских утех не должен вонять гнилью. Возможно спермой и потом, но не разлагающейся плотью. Этот запах убивает желание, каким бы сильным оно не было. Смерть. Она была повсюду. Гниющие тела некогда прекрасных жриц любви покрывали землю. Невольно, Афна изучала их раны, пытаясь определить причину смерти. Причины эти были такими же разными, как лица погибших жриц. Некоторые из них были задушены, спины других разорваны когтями, кто-то умирал от боли, кто-то от потери крови. Некоторые были все еще живы, но жизнь стремительно покидала их, вытекая из изувеченных тел вместе с их теплой кровью. Несколько четвероногих люмидов жадно лакали собравшуюся в канавках все еще теплую кровь. Один из них, прыгая от тела к телу, искал тех, в ком еще осталась жизнь. Даже сейчас они все еще были способны рождать вожделение. Афна осторожно перешагнула через распластавшееся на земле тело жрицы. Ее ноги были широко раздвинуты в стороны, открывая взору одну единственную рану между ними. Из нее все еще вытекала кровь и куски разорванных внутренностей. Афна шла дальше. Один из люмидов ткнулся ей в ногу своим холодным носом, и она осторожно погладила его по яйцевидной голове. Эти существа не могли послужить причиной случившегося. Они были слишком трусливы и слишком малы для подобного.
- Кого-то ищешь? - Услышала Афна милый женский голос. Чувственное тело, все еще дышало жизнью и красотой.
- Мне нужна Алкмена. - Сказала Афна этой жрице любви.
- Ступай прямо и ты найдешь ее. - И уже вдогонку, словно предупреждая. - Она плачет. - Девушка, чье лицо скрывали длинные черные волосы, подняла голову и посмотрела на подошедшую к ней Афну. По ее щекам действительно катились слезы. Это были не рыдания, не плач, просто слезы, которые она не могла остановить.
- Странно, правда? - Сказала Алкмена, разглядывая Афну. - Их никогда не бывает много.
- Их?
- Слез. - Она улыбнулась, но слезы, по-прежнему продолжали течь из ее глаз, словно кровь из раны умирающего. - Надеюсь, когда придет смерть, они прекратятся. - Сказала Алкмена. Афна осторожно назвала свое имя. Возможно, думала она, имело место спросить о том, что здесь случилось, но ей было достаточно и того, что она уже видела, и слушать об этом ей совершенно не хотелось.
- Мойрам прислали меня к тебе.
- Мойрам? Они научили тебя поворачивать время вспять?
- Нет.
- Я так и думала. Ин-Незы показали мне вечность. Там не было меня.
- Ты ходила к Ин-Незам?
- Кто-то должен был помочь разгадать загадку Сфинкс.
- Помогли?
- Ты разве не видишь? Всего лишь рисунки. Глупые рисунки! - Алкмена закрыла лицо руками.
- Я принесла тебе сердце.
- Зачем мне сердце? У меня уже есть оно. - Алкмена потрогала свою грудь. - Я даже слышу, как оно бьется.
- Возможно, оно добавит тебе тепла.
- Тепла? Тепло вон там, за твоей спиной. Вытекает и разлагается. А здесь только мое тело. - Она поднялась на ноги и подошла к Афне. - Было время, когда такие, как ты падали передо мной на колени, в надежде получить разрешения прикоснуться к моей ступне.
- Судя по всему, это время прошло.
- Правда? - Алкмена прикоснулась рукой к щеке Афны. - Скажи, разве ты ничего не чувствуешь?
- Нет. А должна?
- Я не знаю. - Алкмена снова села на землю, прислонившись спиной к холодному камню. - Я уже ничего не знаю.
- Я тоже. - Призналась Афна, садясь рядом с ней. - Я тоже.
***
Пронидиус встретил Люция радостными воплями. Ему не терпелось поведать о зоргулах и девушке, которую они привели с собой, чтобы отправить ее в Эдем. Рассказывая о состоявшимся между ними и демоном разговоре, он так старался не упустить подробностей, что иногда, не замечая этого, начинал громко пердеть от натуги.
- И знаешь, что, Люций. - Закончил Пронидиус. - По-моему, у нашего демона и того ангела из Эдема любовь.
- Они не могут любить.
- Ну, что-то в этом роде. Я тут подумал. - Он извиняясь посмотрел на демона. - Ты не мог бы попросить Ндора, чтобы он позволил им попасть на Лесбос? Мне кажется, их чувства достойны того, чтобы слиться в одно целое в божественном эфире этого острова.
- Ты ведь знаешь, что это невозможно.
- Мне кажется, его ангел думал именно об этом.
- Попробуй. - Вмешался в разговор Джеронимо-Хтон. - На Лесбос попадали и те, кто совсем этого не заслужил.
- Это кто сейчас говорит в тебе? - Спросил его Люций, разглядывая неподвижную гладь мертвого озера.
- Мы оба.
- А как на счет тебя? Вернее вас? Обоих?
- Джеронимо не создан для Лесбоса. А Хтон не создан для Эдема.
- Я имею в виду Оместеса. Его армия, он ведь не сможет ее долго удерживать.
- Армия Оместеса?! - Подпрыгнул Пронидиус и громко пернул, толи от страха, толи снова от натуги.
- Помолчи старик! - Одернул его Джеронимо-Хтон. Подойдя к Люцию, он встал рядом с ним, любуясь водной гладью. - Пока мы шли сюда, я успел о многом подумать. - Сказал он. - Этот отверженный.... Я видел его мысли. Видел так, словно они принадлежали мне. Знаешь, он был тираном в Эдеме. Хладнокровный убийца, на счету которого сотни жертв. Не насильник, не психопат и не отверженный любовник. Он делал это, потому что жестокость была у него в крови. Он родился тираном. Понимаешь?
- Нет.
- Я и он. Мы делим не только тело. Мы одинаковы с ним. Он делится со мной своими воспоминаниями, а я делюсь с ним своими. И знаешь, что я вижу в них? Одиночество. Он первый, кого не страшат мои мысли, а меня не смешат его. Мне кажется, это не случайность.
- Позволь ему решать за себя.
- Он волен поступать так, как захочет.
- Тогда дай ему самому поговорить со мной.
- Ты уже говоришь с ним.
- Джеронимо?
- Я слушаю тебя, Люций.
- То, что сейчас сказал Хтон. Это правда?
- Ты слышал не только его слова но и мои.
- И что вы теперь собираетесь делать?
- Я видел убежище, в котором долгое время прятался Джеронимо.
- Хтон?
- Прими нас как одно целое, Люций.
- У вас разная судьба. Разное прошлое.
- Но настоящее теперь у нас одно. И когда-нибудь оно станет прошлым.
- Будь по вашему. Только я не думаю, что сейчас самое время для того, чтобы прятаться, наслаждаясь обществом друг друга.
- Мы не будем прятаться, Люций. Мы всего лишь нити в руках мойрам. Уверен наша встреча была не случайной. У нас будет еще шанс исправить наши ошибки. Вместе. Понимаешь?
- Нет, но надеюсь, что вы оба понимаете это.
- Мы понимаем, Люций. Поэтому, мы должны оставить тебя. Наше прошлое ждет нас. Наше общее прошлое.
- Могу я узнать, что это за место?
- Как ты думаешь, кто еще в Аиде, кроме жриц любви мог приютить отверженного?
- Никто.
- Теперь ты знаешь, где нас искать.
- Надеюсь, вы найдете меня раньше.
- Мы постараемся. - Когда Джеронимо-Хтон ушел достаточно далеко, чтобы превратиться в небольшую точку, Пронидиус нетерпеливо подскочил к Люцию.
- Странный это союз. - Заявил он, извиняясь за испорченный им воздух.
- Ты слышал наш разговор?
- Только лишь краем уха!
- И что ты думаешь об этом?
- Эдем всегда была изящной и более гибкой, нежели Аид.
- Причем тут это?
- Притом, что ее дети более нежны и умны. Дети Аида рождены для войны, а дети Эдема для того, чтобы прекращать эти войны.... Или же разжигать их. Женщины ведь так непостоянны. Они менее фундаментальны, чем мужчины. Понимаешь, о чем я?
- Нет.
- Наверное, эта мудрость слишком сложна для тебя.
- Если в этом вообще есть мудрость.
- Ты прав. - Пронидиус тяжело вздохнул. - Кто вообще знает, что объединяет нас, помогает находить друг друга. - Он скорчил недовольную гримасу, сжимая свое вздувшееся пузо. - Нет, я все-таки сделаю это. - Он замахал руками, разгоняя вонь. - Нельзя ждать. Понимаешь? - Он обернулся, прося демона подойти к ним. - Позволь ему вернуться в свой мир, Люций, а после, я обещаю, мы вместе подумаем о том, что будем делать дальше.
***
Гес подозрительно смотрела на своего брата. Эрот был по-детски возбужден. Его глаза блестели. Он привел ее в свое убежище и теперь крепко держал за руку.
- Ты должна его увидеть! - Сказал он, отыскав сестру на берегу. Теперь, предлагая ей войти в небольшой каменный грот, он снова начал повторять это.
- Здесь слишком темно. - Заупрямилась Гес.
- Это, чтобы никто не увидел моего зверька.
- Зверька? Ты что поймал ийса?
- Не-а! - Он начал нетерпеливо разгребать камни, освобождая клетку с азолем.
- Какой мохнатый. - Нахмурилась Гес, подходя ближе. - Почему ты держишь его в клетке?
- Так безопасней. - Эрот открыл дверцу, выпуская азоля. - Не бойся, он не укусит тебя. - Азоль запрыгнул ему на руки и обнял за шею.
- Забавный. - Гес осторожно погладила его. - Он умеет разговаривать?
- Нет, но он все понимает. - Эрот тоже погладил азоля. - Он очень пугливый.
- А мне он нравится.
- Мне тоже. - Он опустил его на землю и сел рядом с ним. Гес последовала примеру брата. Азоль испуганно смотрел своими большими глазами то на Гес, то на Эрота. Ноги его тряслись. Он переминался, словно пытался начать какой-то сложный танец. - Что он делает? - Гес весело заулыбалась.
- Подожди. Сейчас он привыкнет к тебе и начнет танцевать.
- Танцевать?!
- Смотри! - Эрот радостно хлопнул в ладоши, увидев, как азоль описал в воздухе причудливый пируэт.
- Здорово! - Гес тоже захлопала в ладоши, задавая ритм. Танец азоля становился все более забавным, заставляя своих зрителей смеяться.
- Ну, все. Хватит! - Недовольно заворчал Эрот, забирая азоля из рук сестры. - Ему вредно много танцевать.
- Не говори глупостей! - Обиделась Гес.
- Я же знаю! - Эрот посадил азоля обратно в клетку. - В прошлую ночь я играл с ним слишком долго, и он чуть не умер.
- Представляю, как ты с ним играл!
- Он чуть не умер от тоски, дура!
- Сам дурак!
- Он грустил весь день и ничего не ел. Он и сейчас ничего не ест. Я боюсь, что если дам ему заснуть, то он умрет.
- Ты не даешь ему спать?
- Я же говорю, что боюсь, как бы он не умер!
- Ты жестокий, Эрот.
- Не учи меня, как обращаться с моим зверьком.
- Ну и больно надо! - Гес надула губы и повернулась к нему спиной. - И вообще мне пора.
- Ну и уходи! - Эрот снова спрятал клетку среди камней. - Уходи, уходи! А я.... Я никогда не скажу тебе, где взять такого зверька.
- И где же?
- У зоргулов.
- Фу-у-у!
- Они привозят их из Эдема. Ты даже не представляешь, через что им приходится пройти ради этого!
- Я не общаюсь с зоргулами. - Гордо заявила Гес. - И никогда не стану. Тем более, что и зверек мне твой не нужен.
- Тогда уходи.
- Ну и ладно.
Гес шла к берегу мертвого озера, думая о том месте, где можно попасть из Аида в Эдем. Она представляла его скрытым среди скал. Клочком земли, медленно переходившей в цветущие поляны, о которых рассказывал ей Пронидиус. Там она видела лоранов, мудрых наставников, которые провожали своих учеников в цветущий мир. Ангелы и демоны, выстроившиеся в ряд, в ожидании своей очереди. И где-то среди них стояли зоргулы. Но в действительности все было совсем не так. Сейчас там, где зоргулы проходили в Эдем, чудовищная армия Оместеса разрывала своего создателя. Ожившее озеро зловонной жижи поглотило его так же, как он когда-то поглощал тех, из кого сейчас состояло это озеро. Но на этом проповедь боли не закончилась, а страдания не утихли. Это был хаос. Бесконтрольная сила, лишенная своего предводителя. Она перетекала по земле, сохраняя свою целостность. Тысячи лиц, заключенные в ней устремили свои взгляды вперед. Туда, где можно было утолить свой голод. Туда, где есть те, кто услышит их проповедь. Туда, где боль и страдания смогут слиться в один протяжный крик. Крик ужаса и отчаяния.
***
Арес. Он не мог не услышать крик ужаса, рожденный проповедниками боли. Это была его стихия. Стихия хаоса и войны. В ней он черпал свои силы. Лишь в ней он находил свой смысл. Она ласкала его нежнее, чем опытные руки Данаи. И только она могла пробудить в нем истинное вожделение. Его единственная возлюбленная, с кожей, покрытой шрамами, с устами, искаженными болью, с глазами полными страха. Ее руки были в крови, а прикосновения заставляли страдать. Ее речи были аморальны, а поступки анархичны. Неукротимая и неподвластная.
Арес вышел из святилища Данаи, взирая на ее прекрасных слуг. Скоро это место изменит свое первоначальное предназначение. Скоро скучающие жрицы любви забудут о том, что такое отдых. Он обратит их красоту во благо. Красоту, которую смогли бы затмить его сестры, но они были далеко. Божественный эфир Лесбоса ласкал их тела, принося покой. Разве могло быть что-то более ужасным, чем эта безмятежность?! Энио и Эрида. Сфинкс отняла у них жизнь. Когда-нибудь Арес доберется до этой кудесницы загадок и свернет ей шею. Нет. Он велит ее коварной Пандоре свернуть шею своей госпоже, а затем отдаст ее бездыханное тело своим войнам, чтобы те надругались над ней. Достойный трофей для беспощадной войны, существование которой обусловлено самой войной. Войной, которая любит лишь себя и живет ради себя.
Арес вдохнул пропитавшийся похотью воздух. Сколько семени было пролито в этом месте! Сколько жизней дышало здесь своим вожделением! Земля, превращенная в идеальное лоно. Где как не здесь, он сможет возродить свою армию. Вдохнуть жизнь в свой легион анархии и беспорядка. Глупая Сфинкс! Она уничтожила его воинов, не зная, что его армия это и есть он сам. Отец войны, ведущий своих детей в бой. Теперь, когда это лоно, пропахшая спермой тысяч приходящих сюда земля этого места, впитала в себя его семя, она сможет плодоносить. Теперь она станет частью его хаоса. Матерью его воинов.
Слуги Данаи в ужасе вскочили на ноги. Сухая почва дрожала, пульсировала, словно живое существо. Ее поверхность вздымалась, распираемая зарождавшейся внутри нее плотью. Затем она разверзлась. Вздувшиеся пузыри лопнули, изрыгая скопившуюся в них слизь. Гигантское лоно рожало. Оно тужилось, выдавливая из своих глубин детей Ареса. Детей, в создании которых участвовало не только его семя. Они вобрали в себя черты всех, кто приходил сюда. Дети порока. Армия, зачатая в страхе и желании, в поклонении разврату и вожделению, граничащему с безумием. Они выбирались из согревшего их лона земли. Представители мужской половины. Об этом свидетельствовали их гениталии, такие же разнообразные, как и те, из которых проливалось в этом месте семя. Десятки, сотни, тысячи воинов. Их лица и формы, так же, как и их члены, напоминали о тех, кто дал им жизнь. Гриллы, иддалы, телебы, зоргулы, фемиты..... Но не смотря на это многообразие у них всех были общие черты их истинного отца. Арес. Он смотрел на своих детей, готовый добить любого, кто будет слишком слаб, чтобы выбраться на поверхность самостоятельно. Но в этом не было необходимости. Его новорожденные дети сами добивали слабых. Тысячи тел сплелись в один клубок слизи и плоти.
- Они прекрасны. - Прошептала Даная, глядя, как клубок медленно начинает расплетаться, образуя шеренги. Сильные и беспощадные. Их глаза горели так же, как глаза их истинного отца. Родившись, они знали не только, как дышать. Каждый из них знал свое место и свою роль. Формы некоторых из них были настолько причудливы, что определить в них одно целое было крайне сложно. Они объединяли в себе тела гриллов и иддалов, зоргулов и фемитов. Четвероногие твари с двумя головами и четырьмя руками. Странный гибрид кентавра, рожденный от слияния двух не предназначенных быть вместе тел. Их было три сотни. Грозные и самые ужасные из всех. Остальные выглядели куда безобиднее. Телебы с руками гриллов, иддалы с ногами зоргулов, фемиты, чьи спины были покрыты множеством глаз иддалов, делая их почти неуязвимыми для противника. Порядок, который был заложен в них от рождения, заставил их построиться в строгие шеренги. Три тысячи триста отборных воинов ждали благословления своего отца. Благословление к хаосу и анархии.
- А теперь, дети мои. - Сказал Арес, насладившись величием своего легиона. - Вкусите порочность этого места. - Он поставил Данаю на колени и овладел ее телом, подавая пример. - Нас ждет великий хаос! - Прокричал он, перекрывая воцарившийся гомон, и его армия, услышав эти слова, загудела еще громче. Несколько дней и ночей они без устали терзали пылкие тела жриц любви. Те несчастные, что имели неосторожность прийти в обитель Данаи в эти дни, надеясь найти здесь удовлетворение своему вожделению, находили смерть. Новорожденные воины разрывали их тела на части, заливая теплой кровью землю под своими ногами. Они были безумны в своем неистовстве. Хаос не рождался вокруг них. Они сами были хаосом. И хаос этот не мог ждать. Он покинул залитое спермой и кровью святилище Данаи, устремив свои взгляды в самое сердце Аида. Туда, где его ждали. Туда, где он мог найти себе применение. Туда, где проповедники боли несли стройность своих страданий. Арес мечтал ворваться в это рациональное войско, уничтожив его порядок, уничтожив его стройность. Растоптать его, превратить в грязь. А затем.... Затем он отправится к Сфинкс, сея анархию и хаос на протяжении всего пути. Он уже чувствовал, как трещит по швам ее мир. Чувствовал это, слыша, как завывает его первоочередная цель. Цель, которая обещала боль и страдания. Что ж, он разрушит ее целостность. Разрушит все, что встанет у него на пути. Потому что он и есть хаос. Чистый, перворожденный хаос.
***
Сначала была лишь тьма. Гея ничего не видела и ничего не слышала. Пустота. Она поймала ее разум в свою ловушку. Даже пространство и то перестало существовать, растворив в себе осязание. Гея поняла, что ее тело больше не принадлежит ей. Оно стало частью этого склепа историй, этого памятника времени, склонившего перед его неизбежностью свои колени. Истории, хранившиеся здесь, были настолько стары, что Гея чувствовала исходивший от них запах плесени. Это было единственным, что она ощущала, поэтому она пошла на этот запах. Потянулась к нему своим сознанием. Истории, которые она отыскала в конце этого пути, были настолько стары, что рассыпались, едва ее разум касался их. Но в них был свет. Они все еще дышали жизнью. Жизнью, которая была запечатлена на этих истлевших полотнах. Она вспыхивала яркой вспышкой перед тем, как кануть в небытие, позволяя Геи увидеть свои последние агонии. Где-то, среди всего этого разбросанного беспорядка историй должна была быть и ее история. Такая же древняя, как и те, что извивались, погибая перед ее глазами. Она шла по этим историям, оживляя их в своем сознании. Ее дети, их смерть и новое рождение. Эти картины были ужасны. Боль утраты. Она становилась невыносимой, но она разгоняла мрак и пустоту, окружившую скорбящую мать. И вот в одном из таких просветов Гея увидела Темис. Свою последнюю дочь. Увидела момент ее зачатия. Увидела себя, нашедшую убежище от своих врагов в Каньоне Ветров. Увидела ужасный вихрь, который поглотил ее, притянул к самому центру. Здесь начинался Закон. Он наполнил ее лоно своей пульсацией, оставив внутри него свое семя. Он подарил ее ребенку часть себя. Гея увидела свой растущий живот. Увидела маленькую белокурую девочку. Увидела, как она растет. Увидела ее величие, силу и мудрость. Затем снова наступила темнота. Она пришла вместе с последней историей, которую Сфинкс позволила Химере сохранить в своем склепе. История восхождения Сфинкс на престол. Но темнота больше не могла сковывать разум Геи. Не могла окружать ее пустотой. Она уже видела просвет. Знала, как он выглядит. Поэтому она снова нашла его. Нашла полотно историй. В них был Эдем. Прекрасный и хрупкий в своем начале. Обглоданные временем холсты жизни. Гея хаотично пыталась отыскать в нем следы Сфинкс. В этих заплесневевших историях. Она неторопливо шла вперед, листая истории векам до тех пор, пока их плоть не стала слизкой и сочной. Демон, о котором рассказал ей Люций. Она инстинктивно искала его следы, как единственное из того, что она знала в этом непонятном для нее мире. Она доверилась своему инстинкту. Позволила ему вести себя, надеясь отыскать искомое так же, как пчела находит дорогу в улей. Десятки тысяч историй, добытые ненасытными стервятниками Химеры, проносились в ее сознании. Никчемные, бесполезные сюжеты коротких жизней. Серые и невзрачные, блеснувшие лишь однажды, бросив стервятникам немного пищи, и снова став серой никчемной массой. Гея отплевывала их, не пытаясь даже пережевать. В них не было соков. Лишь только иллюзия сочности. Она искала что-то большее. Что-то более лакомое, способное утолить ее голод. Именно голод. Здесь, в этом склепе, она перестала быть собой. Быть стервятником или быть его пищей. Гея выбрала первое. Она стала одной из теней, собирателем сочных историй, который роется в закромах своего хозяина. Теперь ее вел только лишь голод. Она увидела дом Мольбрантов. Услышала тысячи голосов, перешептывающихся о нем. Ощутила сочный, ни с чем не сравнимый запах аппетитных историй. Они расползались от этого дома по улицам, наполняли собой город и выходили за его пределы. Она жадно глотала их, забывая жевать. Она хотела лишь одного - насытиться. А когда голод был утолен, она превратилась в гурмана. Она смаковала истории. Вдыхала их аромат, сравнивала вкус. Где-то здесь, она знала, таится самая сладкая из всех. Смерть Мольбрантов. Эта история охватила десятки жизней и измарала еще сотни, заставив тысячи шептать о ней. Гея изучала ее со знанием знатока. Теперь она знала, что такое вкус. Теперь она была истинным гурманом этого блюда. Она искала продолжение этой лакомой истории. Она шла по ее следу. Три свидетеля. Три соучастника и три истории, объединенные одной. Дидье Мольбрант, Паскаль Донато и Лукас Стаб. Она изучала их жизнь, смаковала детали. Она видела, как в этом трио появился четвертый. Натан Бэл. Он не был новым персонажем. Она жевала его истории и до этого, когда он приходил со своей женой в дом Мольбрантов. Теперь его жена была мертва. Убита хозяином этого дома, одним из ее многочисленных любовников, который не пощадил никого, кроме своего приемного сына, а затем и сам свел счеты с жизнью. История Натана сверкала ярче других. Она пахла алчностью и пороком, а это (Гея уже давно поняла, где собираются самые сочные истории) было самым сладким началом, способным удовлетворить настоящих гурманов. Гея вкусила ее плоть. Испробовала вкус. Историю за историей этого человека. Но чем дальше она шла по их следу, тем более блеклыми становились они. Потеряв интерес, она была готова уже вернуться назад и проследить другие истории, но неожиданно, угасающая история Натана Бэла зажглась с новой силой. Ее плоть стала слишком сочной, чтобы позволить себе отпустить ее. Его история, сделав круг, возвращалась к своим истокам. Она снова сплеталась с историями прежних участников. Новый клубок забытых вкусов, разбавленных новыми историями. Новыми жизнями. Так Гея узнала о сестре Натана, о его новом друге Шелле и их общей любовнице Мун. Ссора с сестрой заставила историю Натана вернуться к Паскалю Донато, Дидье Мольбранту и Лукасу Стабу. Гея видела, как преобразились их истории, обросли новой сочной плотью, которая не могла не вызывать аппетит. У всех были свои жизни, у всех были свои судьбы. Такие независимые и в тоже время такие обобщенные, связанные между собою невидимыми нитями. Увидела Гея и Урсулу. Сначала история этой девушки сплелась с историей Паскаля Донато в доме Мольбрантов, затем продолжила свое независимое течение. Так Гея узнала о Габриэле. Увидела созданную ей обитель боли. Дэрек, Полетта, Кэлоул. И уже от них Долли, Паола, Люсия. Патрик, Сергей, Говард. Джад, Виктория, Маркус. Кэрри, Роланд, Триша. Кирилл, Лора и Курт. Берри, Джонсоны, Лескотт. Бэт, Сью, Нина. Лекс, Алан, Джеймс. Роксана, Джессика, Сильвия. Сотни историй, тысячи лиц, замкнутые в одной огромной круговерти. Гея поняла, что не сможет испробовать их все. Поэтому она стала искать что-то общее. Одну большую историю, которая собрала бы в себе вкус всех остальных. Но такой истории не было. Она могла лишь сама создать ее. Сложить огромный пазл из рваных лоскутов отдельных историй. Так она и поступила. Это был многослойный рисунок, в котором каждый новый слой был новым витком времени. Невозможно было отыскать начало. Оно уходило корнями слишком глубоко в прошлое. Слишком много мелочей. Начало нужно было придумать самой, отрезав все, что было до этого. Сделать набросок, на который уже можно будет неторопливо накладывать слой за слоем. А затем, когда эта картина будет готова осторожно сложить ее и попробовать вкус. Вкус тысяч историй. Но чем больше усилий прилагала Гея, тем больше понимала, что эта картина никогда не закончится. Истории будут всегда. История Эдема. История Аида. Они будут менять друг друга до тех пор, пока существует отведенное им время. Единственное, что можно сделать, это попытаться отыскать среди всего этого многообразия свою собственную историю. Короткую и затерявшуюся среди других. Голод уступил место воспоминаниям. Гея. Она вспоминала кто она, зачем она здесь. Темис! Она должна найти свою дочь. Это тоже была история. История у которой был привкус потерь. Горький привкус. Гея изучала созданную ею картину. Ее дочь была здесь. Она чувствовала это, как мать. Она видела свою дочь. Вот дом Мольбрантов, вот люди, которые приходят в него даже после того, как он опустел. Вот Габриэла, создавшая обитель боли, вот сестра Натана - Глэмси. Вот и сам Натан. Его друг Шелл и Мун. Вот история их поисков. А вот и встреча. Шелл смотрит на Габриэлу, а Натан просит прощения у своей сестры. Сладкие истории, но совсем не те. Вот Глэмси, которая не хочет простить своего брата. Вот снова Габриэла, которая позволяет Натану, Шеллу и Мун остаться. Совсем не то, но где-то рядом. Голос. Слишком часто в историях слышится этот глубокий хриплый голос. Такой сухой, но такой манящий. Он напомнил Геи голос Орфея. Сколько мудрых песен он спел, живя в Аиде! А здесь? Срывая пласты со своей картины, Гея пыталась отыскать те истории, в которых она слышала этот божественный голос. Глэмси, Габриэла, Кэлоул, Полетта.... Нежели подобный голос может исходить из уст этого чернокожего старика? Гея изучала историю Мервика. Ее вкус был таким же горьким, как вкус ее собственной истории. Вкус утраты. Боль. Страдания. Дети. Гея увидела Флой. Увидела ее историю. Маленькая девочка, которую бросил отец, и которая выросла и отомстила ему за это. Заставила его страдать так же, как страдала она. Теперь Мервик был один. Он нашел спасение от своей боли. Спасение в сумасшествии. Но, не смотря ни на что, у него все еще была цель. Мечта. Надежда. Гея слышала о ней в одной из историй. Мервик стер из своей памяти дочь и помнил только об одном. Сын. Гея вернулась к истории Флой. Отыскала в ненужном хламе ту ее часть, которая касалась ее сводного брата. Дидье Мольбрант. Флой ненавидела его так же, как их общего отца. Она хотела, чтобы он страдал. Хотела, чтобы он мучился за то, что его жизнь была слишком легкой. За то, что его еще ребенком усыновили Мольбранты, подарив ему счастливое детство. Гея видела десятки, сотни подобных историй, но сейчас ее интересовала лишь одна. Она отыскала ее среди множества нанесенных слоев. Историю Мольбранта. Она была тесно сплетена со многими другими историями. Одной из них была история Лукаса Стаба. Гея уже видела ее. Видела в ней страх и вожделение. Страх интересовал ее больше. Он показал ей Дидье Мольбранта, как единственного выжившего в тот день, когда его отца охватило безумие. Нет. Это был праведный гнев. Теперь Гея видела это. Разве может безумного человека остановить простая картина? Картина, которую нарисовал его приемный сын. Картина, которая заставила его рыдать, как младенца. Гея проследила другую историю. Историю Кэрри. Отсеяв отца и другие мелочи, она увидела, как Кэрри разглядывает полотна Мольбранта. Осторожно снимает скрывающие их саваны, пока ее любовник принимает душ. Одна картина, другая. Гея узнала бы этот рисунок из тысяч других. Мольбрант рисовал ее не один год. Что-то на ней было удалено за это время, что-то появилось вновь. Но суть была одна. Белокурый ангел, обладающий прекрасным лицом. Его оторванные крылья не интересовали Гею. Она уже знала его историю. Ей рассказывал об этом Люций. Ангел, прогневавший саму Сфинкс. Ангел, пославший в Аид демона. И ангел, который стоял за спиной Самуэля Мольбранта, когда тот совершал свои зверские убийства. Именно это было изображено на картине Мольбранта. Гея смотрела на лицо этого ангела, вернее того, в кого превратила его Сфинкс после трагедии в доме Мольбрантов. Сходство было потрясающим. Темис! Впервые за все время пребывание в этом склепе, Гея ощутила свое тело. Тяжесть навалилась на нее и потянула куда-то вниз. Просвет, что позволил ей найти ключ ко всем хранящимся здесь историям, растворился, оставив только лишь тьму. Но пустоты не было. Гея чувствовала слизь обступивших ее историй, плоть, которую принесли сюда стервятники Химеры. Теперь не Гея, а эти истории пробовали ее на вкус. Они изучали ее, желали оставить здесь. Темис! Гея держалась за эту мысль, пытаясь остаться на плаву, но тени беспощадно тащили ее вниз. Запах плесени и гнили вцепился в ее горло. Она знала, так пахли самые древние истории. С них она начала свои поиски. Истории Аида, часть из которых рассыпалась в ее руках. Неужели ей суждено рассыпаться подобно этим хрупким полотнам? Ведь она такая же древняя. Такая же старая. Гея в ужасе поняла, что ее тело рассыпается на части. Она уже снова не ощущала его. Ничего не видела и ничего не слышала. Темнота и пустота. Бездна. Гея смотрела в ее бездонность, в ее глубину. Неожиданно, где-то там, на самом дне, она разглядела себя саму, склонившуюся над этой пропастью. А через мгновение Гея уже чувствовала, как падает вниз. Летит к себе самой.
Она с ужасом отпрянула от края колодца и посмотрела на Химеру. Аид. Старый добрый Аид снова окружал ее. Она вернулась.... Или же она никуда и не уходила?
- Ты узнала, то, что хотела? - Спросила ее Химера своей змеиной головой.
- Да. - Голос Геи дрожал.
- Тогда ты выполнишь свою часть уговора. - Холодные, слизкие тени облепили ноги Геи. - Ты возьмешь их с собой. - Гея долго смотрела на них, затем начала спускаться. Она должна была рассказать Люцию о том, что узнала. И уже вместе они должны были решить, что им делать теперь дальше.
***
Эринии безучастно смотрели на странную пару, пришедшую к ним. Ангел и демон. Те, что оставили Джессику. Те, кого направил к эриниям узник. Что он хотел донести до них? Старухи слушали историю этой пары молча. Их долгом было оберегать Эдем от посягательств Аида, а не венчать влюбленных. О каком благословлении шла речь? Или же это был всего лишь предлог? Ангел и демон, способные избежать наказания, объединившись в одно целое. Что ж, для старух это будет урок. Мир не стоит на месте, и их ухищрения стареют вместе с ними. Ловушка для жителей Аида теряет свое совершенство. То, что когда-то пленило ангелов, демонов и азолей, заставляя их возвращаться в Аид, в каньон ветров, где они обретали вечный покой, теперь лишь на время задерживало их. Так произошло с Джимом Стоуном. Так произойдет и с другими, кого эринии выбрали в качестве носителей своей изощренной ловушки. Аид оказался более изобретательным нежели хранительницы Эдема. Но ничего, они исправят ошибки. Доведут свою ловушку до идеала. Однажды им это уже удалось. Удастся и во второй раз. Дар Лескоттов послужит им примером. Их первая самая удачная попытка противостоять неизбежному взаимодействию Эдема и Аида. Они позволили злу пожирать самого себя. Пожирать и становиться сильнее, тем самым, развивая все больший аппетит. Они назвали это своим даром, но дар этот нельзя было разнести по миру, подобно ловушке, из которой сбежали пришедшие к ним ангел и демон. Этот дар не должен был умирать. Он должен был становиться сильнее из века в век. Поэтому, эриниям пришлось выбрать человека, кровь которого была настолько алчной, что он не мог оставаться в стороне от событий, где правили балом ангелы, демоны и азоли. Человека, чей разум был от природы изощрен и коварен, умен и изворотлив. Человека, кто смог бы нести груз этого дара на плечах своего фамильного дерева, передавая его от отца к сыну, от матери к дочери. И такой человек нашелся. Его звали пройдоха Лескотт. Его мать умерла при родах. Его отца отравила любовница. Ни родных, ни близких. Пройдоха Лескотт вырос в конюшне, вычищая дерьмо за породистыми скакунами. Он был хитер, как змей и плутоват, как лиса. Ни одна афера не проходила мимо него стороной, вернее он сам не проходил мимо них. На всем белом свете его интересовали лишь три вещи: секс, деньги и власть. Иногда коварством и хитростью, иногда обольщением и лестью, но он добивался того, чего хотел. Когда ему исполнилось двадцать пять, конюшня, впрочем, как и лошади, рядом с которыми он вырос, уже принадлежали ему. Он женился на дочери своего хозяина, бесплодной и страшной, как сама смерть. Рядом с ним она ощущала себя королевой. Высокий и стройный красавец, который не переставая твердил ей о своей любви. Не смотря на свое детство, он быстро обучился хорошим манерам и изощренности интриг, которыми оплетали его влюбленные подруги жены. Это была его стихия, и он чувствовал, что может добиться намного большего, чем у него уже есть. Идеальная марионетка для демонов, ангелов и азолей, но эринии решили по-другому. Они вложили в его руки свой дар. Секс, деньги, власть - слишком много для одного человека, чтобы одно из этих зол (или благ?) не сыграло рано или поздно с ним злую шутку. Поэтому эринии и выбрали его. После смерти пройдохи Лескотта - он умер в тридцать пять, отравленный одной из любовниц - дар перешел к его детям. Двое сыновей, рожденные его третьей и четвертой женами поделили между собой этот дивный светоч. Его сила распалась, чтобы снова соединиться в их внуках. Вернее в единственном внуке, младшего сына пройдохи Лескотта. Три истины: секс, деньги и власть, зачастую губили род Лескоттов в самом зародыше, но тем не менее, он изворачивался и выживал, а дар врученный их прародителю с каждым веком становился все сильнее. Эринии не знали, сколько ангелов, демонов, линков и азолей он поглотил за столетия своего существования, но от него исходила сила. Грозная и неконтролируемая сила, особенно когда он собирался возле одного из Лескоттов. Эринии знали, что не смогут управлять ей. Возможно, никто не сможет, но также они знали и то, что эта сила, жизнь этого дара, зависит от жизни ставшего уже давно древним рода Лескоттов, который не раз и не два был уже на грани вымирания. Когда-нибудь эта линия крови прервется, и земля Эдема поглотит этот дар вместе с телом последнего из Лескоттов. Ничто не вечно, кроме Аида, Эдема и отведенного им времени. Когда-нибудь закончится и время эриний, и на их место придет кто-то другой, но до тех пор, они будут бережно охранять эти цветущие сады.
Старухи внимательно выслушали пришедшую к ним пару. Джим Стоун, Алан Фостер, Грифон, узник, Гарпия, дом Мольбрантов. Мир менялся у них на глазах. Аид и его перемены неизбежно должны были затронуть земли Эдема. Их брак подразумевал общность, допуская различия. Мужчина и женщина. Муж и жена. Посланники узника, пришедшие к старухам, знали немногое, но и этого хватило, чтобы понять: в Эдеме появилась новая грозная и неконтролируемая сила. Сила, которая в своей животной стихийности могла родиться лишь в недрах Аида. Перемены. Старухи выдыхали это слово из своих беззубых ртов. Они видели, что происходит в Аиде, по ту сторону владений свиртов. Но разве это давало ему право посягать на святое святых своей возлюбленной? Нет! Пока они живы, они будут блюсти уставы земли и преследовать всякого, кто осмелится выступить против Эдема и прав материнского рода. Они не станут больше спрашивать разрешения Сфинкс. Не станут просить о помощи. Когда-то давно их боялись и уважали. Они вспомнят те времена, как стары они бы не были. Но сначала.... Сначала они отыщут этого узника. Они должны знать, с чем им предстоит бороться. И предстоит ли вообще.
- Вы отведете нас в этот дом! - Сказали они пришедшей к ним паре, не оставив им иного выбора, кроме как подчиниться.