Химера величественно восседала на своем троне. Окружившая ее бесформенная темная масса двигалась, обволакивая ее трон. Бессчетное количество теней, стекавшихся в это место отовсюду, казалось однородным существом, сотканным из множества лоскутов, живущих своей собственной жизнью. Нескончаемый поток информации, который приносили тени, заполнял сознание Химеры, рисуя картину мира. Тени, выступая в роли падальщиков, питавшихся воспоминаниями людей, приносили несчетное количество историй. Некоторые из них были пусты в своем содержании, другие имели лакомые части жизни земных созданий. Каждую из таких историй Химера пропускала сквозь себя, связывала похожие между собой, отсеивала ненужные, а затем возвращала голодным стервятникам, которые разрывали оставшиеся ошметки, не оставляя о них даже памяти. Каждую ночь полчища теней блуждали по свету, в поисках подобной пищи, затем приносили добычу хозяину, и терпеливо ждали, когда он позволит им полакомиться тем, что останется после его искушенной трапезы. Химера знала практически все, что происходит в Эдеме - стервятники всегда были слишком голодны, чтобы позволить себе упустить даже мелочь. Они изучали воспоминания людей, прослеживали цепочку, ведущую от одного человека к другому, и с присущей только им ненасытностью следовали по ней, обливаясь слюной, предвкушая более лакомые кусочки, чем те, которые им уже удалось узреть.
Гея смотрела на этот храм знаний, пытаясь побороть охвативший ее страх. Огромная лестница в виде пирамиды уходила высоко вверх, туда, где ее шпиль был увенчан троном Химеры. Этой трехголовой богини знаний, сочетавшей в себе козла, льва и змею. Поборов страх, Гея осторожно начала подниматься. Скользкие полотна безликих теней облепили ее ноги. Они цеплялись за ее длинные волосы, хватали за колени, пытаясь подняться выше. Скользкие и холодные. В глазах Геи вспыхнул огонь. Сколько еще будет продолжаться это унижение?! Голос Химеры прозвучал раньше, чем тело Геи охватило пламя. Он был таким же изменчивым, как и сама суть этого божества: грозный рык льва, блеяние козы и змеиное шипение.
- Не смей делать этого! - Приказала Химера.
- Прикажи своим тварям не прикасаться ко мне.
- Они не смогут причинить тебе вреда.
- Сделай то, о чем я тебя прошу! - Когда тени, окружившие Гею, расступились, огонь в ее глазах погас. Сшитая из лоскутов трепещущая масса замерла.
- Зачем пришла? - Прошипела Химера, изучая подошедшую к ней Гею.
- Ты узнаешь меня?
- Твои истории все еще хранятся здесь. - Три головы склонились, указывая на глубокий колодец, пронзивший центр пирамиды.
- Надеюсь, они уже успели покрыться плесенью.
- Вся история Аида покрылась плесенью здесь. - Проблеяла Химера.
- Я слышала, Сфинкс запретила тебе допускать своих падальщиков в наш мир?
- Это ее право.
- Твоя лесть воняет страхом.
- Не забывайся! - Теперь у Химеры говорила голова, похожая на льва.
- Мне нужна твоя помощь.
- После всего того, что ты сказала сейчас?
- Да.
- Твоя дерзость достойна того, чтобы я тебя выслушала. - Козлиное блеяние.
- Моя дочь. Темис. Мне нужно найти ее.
- Ты ведь знаешь, что у меня нет доступа к историям Аида.
- Она не в Аиде.
- Нет?
- Нет. - Гея горделиво подняла голову. - Эдем, Химера. Моя дочь в Эдеме, и ты должна помочь мне найти ее.
- Этого не может быть.
- Ты слишком долго читала историю не того мира.
- Я читала то, что мне было позволено.
- Так позволь и мне почитать это.
- Что я получу взамен? - Прошипела Химера.
- Историю.
- Твою?
- Нет. Аида. - Гея огляделась по сторонам. - Твои падальщики скоро станут настолько голодны, что разорвут твой колодец на части, а может и тебя вместе с ним. Их слишком много для одного Эдема. Ты знаешь это.
- Ты говоришь от имени Сфинкс?
- Правлению Сфинкс скоро придет конец. Я предлагаю тебе вернуть в этот мир то, что она отняла у нас.
- Наше прошлое?
- Можешь это и так назвать.
- Почему я должна верить тебе?
- Потому что перемены наступают тебе на пятки, и ты знаешь об этом. Кому ты будешь служить, когда не станет Сфинкс? Эринниям? Боюсь, они всего лишь слушатели твоих историй.
- Я позволю тебе самой найти ее. - Три головы снова склонились к колодцу. - Надеюсь, ты не заблудишься в этих историях?
- Ты доверишь мне одной изучать их?
- А ты разве боишься?
- Ты забываешь, Химера! - Гея гордо подошла к краю колодца. - Мать не может бояться за свою жизнь, когда речь идет о ее ребенке. - Она занесла ногу над зловонной пустотой колодца и сделала шаг вперед.
***
Зоргул, тот, что дал обещание Семеле отправить ее ребенка в Эдем, шел в окружении своих сородичей к мертвому озеру. Дочь Семелы, юная, но от этого не менее прекрасная, шла рядом с ним. Точная копия своей матери, но сохранившая в своей коже запах отверженных. Была ли она невинна, или же родилась, уже обладая пороком и способностью удовлетворить любую потребность, так же, как и ее мать? Этот вопрос терзал сознание зоргула, желанием проверить, вкусить страсть этого теплого тела. Его останавливало лишь данное обещание и присутствие своих сородичей, которые, он не сомневался в этом, думали о том же. Дорога была не близкой, а кружившие в небе фемиты были слишком любознательными, чтобы не обращать на них внимания. Поэтому, зоргулам приходилось быть осторожными. Несколько отверженных, которых им удалось встретить в пути, сослужили хорошую службу. Плененные зоргулами, они сумели скрыть в своем трио тело дочери Семелы и теперь для фемитов, они выглядели не больше чем процессия хозяев и их новых слуг, век которых обещал быть слишком недолгим. Несколько раз зоргулам приходилось отбивать нападения гриллов и иддалов. Сейчас закон не защищал их. В этой дороге они были обыкновенными жителями Аида. В одном из боев с голодными гриллами, один из зоргулов пал. Его тело пришлось оставить ориям. Эти стервятники слетелись и сбежались отовсюду с такой быстротой, что казалось преследовали зоргулов уже достаточно долго, чувствуя, что путь их будет полон оставленной падали. Они разорвали тело павшего зоргула, не успели его сородичи отойти так далеко, чтобы не видеть этого ужасного зрелища. Оставшиеся зоргулы шли дальше. Они жили достаточно долго и видели более ужасные вещи, которые позволяли им спокойно перенести смерть одного из них. Однако, охранять плененных отверженных стало сложнее. Поэтому, когда еще одна стайка голодных иддалов напала на их процессию, они отдали им одного из отверженных. Дочь Семелы холодно взирала на то, как иддалы насилуют эту женщину. Льда в ее сердце было не меньше чем льда в сердце ее матери. Когда их процессия, наконец, достигла берега мертвого озера, дочь Семелы была одна в компании трех зоргулов. Она не боялась их, напротив, ей нравилось касаться их высохшей чешуи, нравилось чувствовать их змеиные языки, обвивающие ее ноги. Она дарила им надежду так же, как они дарили надежду ей.
- Какая красивая девушка! - Запрокинув голову, Эрот разглядывал ее обнаженное тело. Дочь Семелы одарила его милой улыбкой, в которой не было и тени на снисхождение к нему, как к ребенку.
- Ее ты должен отвести в Эдем. - Напомнил ему зоргул.
- Где мой зверек? - Эрот деловито встал в позу. Зоргул достал спрятанную в камнях клетку с азолем. Глаза Эрота вспыхнули алчностью и детским возбуждением.
- Сначала уговор. - Остановил его зоргул. Эрот обиженно отнял от клетки руку и надул губы.
- Ну, можно, хотя бы его погладить?
- Нет. - Отрезал зоргул, и Эрот нетерпеливо затопал ногами. Всю дорогу, пока они шли к берегу мертвого озера, он ехидно сочинял песенку про женские сиськи и глупых зоргулов, которых они свели с ума.
- Старухи сейчас злы, как никогда! - Заявил он, устав рифмовать слова. Он взял дочь Семелы за руку и подвел к кромке застывшей воды. - Теперь иди вперед и ничего не бойся. - Она кивнула и сделала шаг вперед. Зоргулы провожали ее скрывающееся в воде тело вожделенным взглядом. Озеро сначала поглотило ее ноги, затем торс, и, наконец, от нее осталась лишь рябь. Эрот нетерпеливо мялся с ноги на ногу. Его волновал лишь зверек, оставленный в клетке. Он боялся за него. Что если, пока они стоят здесь, кто-нибудь найдет его и заберет себе? Эрот повернулся спиной к озеру в тот самый момент, когда его гладь вздрогнула, выплевывая поглощенное женское тело. Тяжело дыша и отхаркивая воду, дочь Семелы выбралась на берег.
- Эринии. - Произнесла она одно единственное слово, которого оказалось достаточно. Впервые в глазах этой девушки зоргулы увидели страх. Эрот развернулся и побежал прочь.
- Пронидиус! - Закричал он, увидев старика. - Почему озеро не принимает отверженного? - Эрот резко остановился, разглядывая демона. - Что это за урод с тобой?
- На какой из двух вопросов тебе ответить сначала?
- На какой? - Эрот принялся покусывать нижнюю губу. Он снова заволновался за судьбу оставленного в клетке зверька. - Давай, на первый.
- Все зависит от того, куда отверженный хотел попасть. - Пронидиус надел маску мудрого учителя. - Если на Остров Покоя, то потому он и отверженный, что его уже однажды не приняли туда, если, конечно, он не заблудший, который случайно поплыл на берег, вместо острова.
- Она хотела попасть в Эдем.
- В Эдем?
- Да. Она сказала, что старухи не пустили ее.
- Они охраняют род человеческий, Эрот. Может быть, твоя подруга хотела слишком многого?
- Никакая она мне не подруга. Хотя сиськи у нее что надо! Правда, ты наверное, уже слишком стар для этого! - Эрот захихикал, затем вспомнил про оставленного зверька и снова заволновался. - Что же тогда ей делать?
- Пусть позволит эриниям самим выбрать для нее место рождения.
- Озеро выплюнуло ее, глупец! - Нетерпеливо затопал ногами Эрот.
- Неужели она не заслужила за свою прожитую жизнь в Эдеме даже шанса родиться заново?
- Что ей делать-то?
- Остаться здесь.
- Нет! - Эрот снова хотел затопать ногами, но, увидев подошедших зоргулов и дочь Семелы, схватил ее за руку и потащил к Пронидиусу. - Вот она! - Нетерпеливо сказал он. - Скажи, что ей, делать? - Пронидиус промолчал. Посох в его руках начал извиваться.
- Это твои друзья? - Спросил он Эрота, глядя на зоргулов. Они ответили ему шипением.
- Только не сейчас! - Взвизгнул Эрот. - Мой зверек, с ним может что-нибудь случится, пока вы тут шипите друг на друга!
- Какой зверек? - Прищурился Пронидиус.
- Не важно. - Эрот сильно нахмурил брови. - Ты поможешь этой суке отправиться в Эдем или нет? - Зоргулы снова зашипели. Пронидиус попятился назад и посмотрел на демона.
- Вот таким ты когда-нибудь станешь! - Сказал он демону.
- Убей его! - Прошипел один из зоргулов, обращаясь к демону. Демон промолчал. - Убей старика, иначе мы убьем тебя!
- Эдем. - Негромко сказала дочь Семелы. Ее голос заставил всех посмотреть на нее. Очарование матери коснулось и ее своим божественным штрихом неотразимости. - Мне нужно попасть в Эдем. - Сказала она Пронидиусу. - Скажи, ты можешь помочь мне с этим? - Она подошла к шипящим зоргулам и обняла их за шеи, пытаясь успокоить. Их языки вожделенно обвинили ее тело.
- Какая мерзость! - Скривился Пронидиус. - Теперь понимаю, почему эринии не пускают тебя в Эдем!
- И почему же?
- Они еще не сошли с ума, чтобы позволить такому ребенку родиться в добропорядочной семье!
- Мне все равно, где рождаться.
- Судя по всему, нет. Что ты представляла, когда вошла в озеро?
- Сады. Детей. Улыбки. Зоргулы описали мне место, которое они видели.
- Боюсь, это было слишком чистое место для такой скверни, как ты! - Пронидиус сплюнул себе под ноги, увидев, как змеиный язык одного из зоргулов забрался в рот к этой девушке и там играл с ее языком.
- Где же тогда ей будет позволено родиться? - Спросил Пронидиуса другой зоргул.
- По-моему, она уже дома. - Скривился старик. - Для такой, как она лучшего места не найти!
- Это не ответ. - Зоргул шагнул вперед. Его сородич, нехотя оставил в покое женский язык и двинулся за ним следом. - Я могу разорвать тебя на части, старик.
- Это мы еще посмотрим!
- Не думай, что твой демон поможет тебе.
- Он не мой демон. Он не принадлежит мне.
- Кому же тогда?
- Ангелу. Ангелу, который остался в Эдеме. Он пришел сюда, чтобы просить Люция зажечь звезду для них.
- Для них? - Зоргул наградил демона презрительным взглядом своих змеиных глаз. - Я сделаю одолжение Эдему и лично разорву тебя, избавив его от твоей грязи, демон. - Прошипел он. Демон зарычал, вставая рядом с Пронидиусом.
- А потом я отправлюсь в Эдем. - Продолжил зоргул. - Найду твоего ангела и разорву его.
- Оставь его в покое! - Вмешался Пронидиус.
- Неужели, тебе самому не противно, от того, во что превращается этот мир, старик?
- Не нам это решать.
- Тогда помоги мне отправить эту девушку в Эдем и, обещаю, я не трону ни тебя, ни твоего падшего друга.
- Я не знаю такого места, где бы эринии позволили родиться этой порочной женщине.
- Значит, я зря трачу время? - Зоргул прижался к земле, готовясь к атаке.
- Постой! - Голос демона заставил его остановиться. Он не боялся зоргула. Он всего лишь не хотел умирать здесь, в Аиде, так и не увидев снова тот серый дом, за стенами которого был его ангел. - Я знаю место, где сможет родиться эта женщина.
- Ты? - Презрительно зашипел зоргул, но демон начал рассказывать о том, что видел в Эдеме, о том, где жил, и о том, что успел создать. - Что скажешь, старик? - Спросил зоргул у Пронидиуса.
- Надеюсь, там ей будет еще хуже, чем здесь.
- Что ж, - Зоргул облизнул шею дочери Семелы, узнавая в ней запах ее матери. - Так тому и быть. - Эрот облегчено вздохнул и взял ее за руку.
- Ты слышала, о чем рассказывал этот демон? - Спросил он ее. Она кивнула. - Ты сможешь, представить себе это место? - Она снова кивнула. - Тогда плыви. - Он шлепнул ее по заднице. - Плыви же, чего ты еще ждешь?! У меня там зверек скучает! - Она снова вошла в воду. На этот раз более осторожно. Озеро поглотило ее, оставив, как и до этого, только лишь рябь. Эрот нетерпеливо вглядывался в водную гладь, до тех пор, пока она снова не стала монолитной, а когда это случилось, радостно запрыгал и замахал руками. Дорога отверженных приняла дочь Семелы. Теперь она станет одной из тех отверженных, кто, покинув Эдем, желали попасть на остров покоя, но по дороге туда либо сбились с пути, либо их не приняли. Теперь она станет одной из тех, кто, выбравшись на берег, не сгинул в желудках бродивших здесь тварей, а получил еще один шанс родиться в Эдеме, чтобы в конце, когда его тело снова будет рождено в этом озере, во второй, а может в третий или еще какой-нибудь раз, попробовать отправиться на остров покоя, в надежде, что на этот раз его примут там.
- Ты удивил меня, демон. - Прошипел зоргул подходя к демону так близко, что их тяжелые дыхания стали одним целым. Я чувствую в тебе силу.... Или силу в твоем ангеле....
- Влюбленный демон! - Захихикал Эрот и снова принялся сочинять свои пошлые песенки.
- Надеюсь, Люций не заставит нас долго ждать. - Сказал Пронидиус, когда они с демоном снова остались вдвоем. Демон промолчал, провожая зоргулов взглядом и думая о том, что если ему придется выбирать, он уже знает, какое решение примет. Он не захочет становиться зоргулом. Никогда. По крайней мере, до тех пор, пока жив его ангел. Эти существа другие. Совсем не такие, как они. В его глазах появилась грусть, которая не смогла укрыться от Пронидиуса. - Скучаешь по своему ангелу? - Спросил он демона. Тот снова промолчал. - Или же скучаешь по Эдему? - Не отставал старик. - Я тоже скучал, но потом привык. - Он тяжело вздохнул. - И ты привыкнешь, если останешься здесь.
- Я не останусь. - Заверил его демон. Пронидиус смерил его внимательным взглядом и, снова тяжело вздохнув, покачал головой.
***
Грилл был слишком уродлив, чтобы знать, что такое страх. Люций долго наблюдал за ним, оставаясь в тени скал. Грилл был настолько свиреп, что его боялись даже сородичи. Отверженный, мужчина, которого они поймали, не смотря на все его попытки спрятаться, был все еще жив. Он извивался в крепких лапах гриллов, которые забавлялись с ним. Они не были настолько голодны, чтобы разорвать его. Нет. Сперва они хотели вдоволь наиграться с этим теплым телом, затем утолить свое вожделение, и уж потом, когда он будет еле живым, полакомиться его плотью. Люций вышел из своего укрытия и направился к этой галдящей ораве монстров. Один из них, самый молодой, увидев Люция, хищно оскалился и побежал к нему. Несколько прыжков и он уже стоял напротив своей жертвы. Но в глазах жертвы не было страха. В них было небо. Яркое, слепящее глаза. Тело грилла пробило в пот. Перед ним стояла не жертва. Жертва не может прятать в глазах такое чистое небо. Оно проникало в его голову, выжигало изнутри своим светом. Грилл заметался, ища спасение. И спасение пришло. Он нашел его все в тех же глазах. Это была ночь. Холодная и темная. Ее мрак сгущался, прогоняя заполнивший сознание грилла свет. Его было слишком много. Свет и тьма. Чего из них хотел больше грилл? Последний вопль вырвался из его рта. Последний, потому что, рот его начал выворачиваться наизнанку. Все его тело начало выворачиваться наизнанку. Его внутренности вылезали сквозь его открытый рот, его кожа выворачивалась, кости, сухожилия, даже дерьмо и то, вылезло наружу. Последним, что увидел грилл, была темнота. Его глаза смотрели внутрь его вывернувшегося наизнанку черепа. Затем его тело упало к ногам Люция, источая зловоние. Жизнь покинула его, впитавшись вместе с густой кровью в сухую землю. Остальные грилы зарычали и начали пятиться назад. Их жертва, отверженный был все еще жив, но страх был слишком сильным, чтобы сражаться за него. Лишь один из гриллов остался стоять. Тот, что был самым уродливым, чтобы бояться. И снова небо. Оно лилось из глаз Люция, простирало свои объятия к своре кровожадных гриллов. Они развернулись и побежали, спасаясь от этого неба. Побежали все, кроме одного. Люций подошел к нему. В глазах оставшегося грилла не было страха. Не было в нем и ненависти, злобы. В этих глазах не было ничего кроме неба. Мужчина, которого едва не растерзали эти существа, поднялся с земли. Он выпрямился и попытался заглянуть Люцию в глаза.
- Ты можешь идти. - Сказал ему Люций, отворачиваясь от него.
- Идти? - Мужчина разглядывал свое покрытое синяками и ссадинами тело. - Здесь некуда идти.
- Всегда есть куда идти. Всегда есть выбор.
- Выбор? - Мужчина выплюнул сгусток крови себе под ноги. - Я сделал свой выбор. Я позволил этим уродам поймать меня.
- Ты хотел умереть?
- Да.
- Это самая простая дорога.
- Но ты лишил меня даже этого.
- Ты можешь найти и других убийц для себя.
- Думаешь, это так просто? Я имею в виду сдаться.
- Тогда борись.
- Нет. Этот урод. - Он ткнул грилла кулаком в грудь. - Ты можешь велеть ему убить меня?
- Нет.
- Тогда ты сам сделай это. - Мужчина посмотрел на вывернутого наизнанку грилла. - Лучше так, чем от этих уродов.
- Ты можешь вернуться к озеру.
- И что? Я уже столько раз бросался в его воды, но оно выплевывает меня обратно на берег! К тому же я уже так долго прячусь, что забыл дорогу назад.
- Я могу показать тебе ее.
- Какой от этого прок?
- У тебя разве нет надежды?
- Нет.
- Тогда я могу зажечь ее для тебя.
- Слишком поздно. Я уже устал надеяться. Я не помню, что это такое. - Мужчина смотрел, как Люций безразлично изучает застывшего перед ними грилла. - Зачем он тебе?
- Он мне не нужен. Мне нужно его тело.
- Можешь взять мое.
- Твое слишком уязвимо. - Люций тронул грилла, но тот продолжил неподвижно стоять на месте.
- Могу я помочь тебе?
- Сомневаюсь.
- Почему нет? Ты же хочешь унести этого урода отсюда? Я могу помочь тебе в этом. - Мужчина взвалил тяжелую тушу себе на плечи. - Говори, куда его нести.
- У тебя есть имя?
- Джеронимо.
- Тогда иди следом за мной, Джеронимо. Дорога будет не близкой.
***
Хтону не нравилось его новое тело. Он был богом. Настоящим богом, который не нуждался в материи. Его история уходила корнями в канувшие в небытие времена хаоса и порядка, царившего в Аиде. Ужас на фундаменте жизни. Теперь все изменилось. Он видел это глазами неуклюжего грилла, чье тело он использовал для того, чтобы отправиться с Люцием в это дальнее путешествие. Безусловно, в этом теле была сила. Физическая сила. Но наравне с ней Хтон чувствовал глупость этого существа. Десятки столетий, проведенные в застывшем озере, научили его быть выше физических оболочек. Он был эфиром, в основе которого лежало его божественное происхождение. Сколько раз за это долгое путешествие он порывался разорвать сковавшее его тело. Такое несовершенное. Такое глупое. Хтон чувствовал, как недостатки этого тела начинают странным образом заражать и его. Пустота мыслей грилла звенела так громко, что он едва мог бороться с ней. Ему нужно было утолять голод, справлять нужду. Ему нужно было поддерживать жизнь в этом теле. В добавок ко всему, он больше не мог общаться с Люцием. Грилл был слишком глуп, чтобы понимать что-то кроме собственного голода и вожделения. Поэтому, Хтон был вынужден терпеть еще одно существо. Отверженного. Джеронимо. Его глазами он видел Люция гораздо лучше, чем глазами грилла. Глупое животное различало лишь добычу и охотника. Одних он преследовал, от других скрывался. Джеронимо же смотрел на Люция, как на равного. В его мыслях не было страха. Он контролировал свой голод, нужду и вожделение, позволяя им владеть лишь его плотью, оставляя разум в неприкосновенности. Но это тело было слишком уязвимо. Ни когтей, ни клыков, способных защитить свою жизнь. К тому же мысли. Их было слишком много. Подобно пустоте мыслей грилла, мысли отверженного звучали слишком громко, чтобы Хтон мог игнорировать их. Несколько раз его желанием было поглотить разум этого человека, спрятать в своей утробе, но он удерживал себя от этого. Что если, поглотив эту заразу в виде мыслей, он позволит ей размножаться внутри себя самого? Что если она станет заражать его своими мыслями? Поэтому, Хтон терпел, стараясь сохранить в неприкосновенности то единственное, ради чего он затеял весь этот поход. Карать и миловать. Ни меньше, ни больше. И ничего другого.
Тюрьма Оместеса предстала перед ними в своем чудовищном великолепии первородного ужаса. Древний полубог и еще более древнее существо, вобравшее в себя чистоту божественного эфира, встретились после многовековой разлуки. Хтон помнил те времена, когда Оместес начал свою жизнь. Он сам вдохнул в него частицу своего божественного эфира. Пролился кровавым дождем на тело одной из харит, оплодотворив его. Развивавшийся в ней плод был слишком прожорлив, чтобы она смогла выносить его. Пейофа похоронила свою погибшую дочь в земле своего цветущего храма, но ее плод продолжал развиваться даже в мертвом теле. Плоть Аида чувствовала в нем божественное начало. Она питала его силами, а оно питалась разлагающейся плотью своей матери. Алозии не выросли на могиле погибшей дочери Пейофы. Ее ребенок не оставил для них пищи. Он поглотил все, что можно. Переварил даже кости. А когда Пейофа пришла почтить памятью свою усопшую дочь, то увидела, что могила разрыта, а вместо погребенного тела осталась только лишь слизь. Оместес выбрался на поверхность, оставив в память о себе лишь свои выделения. Но и в этих выделениях была жизнь. Пейофа с ужасом смотрела на их осознанное движение. Они вздрагивали, перемещаясь по дну разрытой могилы. У них был разум. У них было лицо. Пейофа в ужасе отшатнулась от могилы, узнав в бесформенном пятне слизи лицо своей усопшей дочери. Она велела закопать могилу и покрыла ее лилиями и розами, в надежде забыть этот ужасный кошмар. Но почва, на которой проросли эти цветы любви и красоты, была слишком плодородна. Оставленная Оместесом слизь питала корни роз, лилий и миртовых кустарников. Это была часть божественного эфира, которым наделил Оместеса Хтон. Его сила досталась этой оскверненной могиле. Часть силы. Остальную Оместес оставил для себя. То, что должно было рождать из ужаса порядок, превратилось в первородный ужас. Оместес не стал бороться с восставшими из земли отверженными. С этими проповедниками боли и страданий. Он сам стал одним из них. Самым ужасным и самым ненасытным. Хтон проклял своего ребенка, отправив его в изгнание. И вот сейчас судьба снова свела их вместе.
Люций предусмотрительно отошел в сторону, увлекая за собой Джеронимо. Отцу и сыну не нужны были слова, чтобы общаться друг с другом. Но Хтон, это древнее божество, разве знало оно что-то, кроме милости и кары?! Земля содрогнулась. Многовековые валуны стали крошиться, превращаясь в песок. Армия Оместеса поднималась из небытия. Тысячи лиц восставали из растекшейся массы дерьма и крови. Они не помнили что такое целостность. Не представляли себя отдельно от этого потока зловонной слизи. Они были ее частью. Беснующимся озером, на поверхности которого переливалось множество глаз и ртов, тех, кто ждал слишком долго этого момента. Тех, чья боль была несоизмеримо мала, в сравнении с желанием нести эту боль другим. Боль и страдания.
- Что происходит? - Спросил Джеронимо Люция, но он не ответил ему. Тысячи ртов, кричали о своей боли, превращая воздух в какофонию страданий, от которой никто не мог скрыться. Тысячи лиц и глаз. И у каждого из них была своя история. И у всех них была одна цель. Тысячи голосов, вещавшие свои судьбы сливались в одно единственное слово. БОЛЬ. Они страдали. Они хотели, чтобы все узнали об их страданиях. Так же, как когда-то Оместес показал им свою боль и свои страдания. Он поделился с ними, и теперь они хотели поделиться с себе подобными. Рассказать им свою страшную историю и сделать их подобными себе, чтобы вместе искать тех, кто еще не слышал их историй. Вот о чем мечтал Оместес - рассказать Аиду о своей боли и страданиях. Рассказать свою историю, началом которой был тот, кто сейчас стоял перед ним. Хтон. Его отец. Тот, чья воля заставила сына питаться плотью своей собственной матери. Тот, кто обрек его на боль и страдания еще до того, как он родился. - Что происходит теперь? - Снова спросил Джеронимо Люция, когда голоса стихли. Земля под их ногами все еще вздрагивала, но и эти толчки уже затихали. Что-то определенно подошло к концу. Одно из действ закончилось, а другое только зарождалось.
- ЛЮЦИЙ! - Прогремел в тишине голос Оместеса. Велев Джеронимо остаться на месте, Люций шагнул в озеро искаженных болью лиц. Дрожащая слизь расступилась, позволяя ему пройти. Оместес, этот полубог, полу кто-то еще, смотрел на него своими налитыми кровью глазами. Внутри его тела извивалось тело проглоченного им грилла.
- Хтон там? - Спросил Люций, указывая на его вздымавшуюся изнутри плоть.
- Его больше нет. - Прохрипел Оместес. Но он ошибался. Хтон все еще был жив. Он видел Люция сквозь прозрачное тело своего сына. - Он успел сказать мне, чего ты хочешь. - Снова прохрипел Оместес.
- Зачем же тогда.... - Люций замолчал, наблюдая, как стихают судороги поглощенного Оместесом грилла. Его заклятый враг погибал. Погибал в тот самый момент, когда Люций меньше всего желал его смерти.
- Моя армия. - Громыхнул Оместес. - Она ждет тебя. Теперь ты поведешь ее в Аид.
- Нет. - Люций обернулся, услышав шаги за своей спиной.
- Отверженный! - Захрипел Оместес, изучая подошедшего Джеронимо своими налитыми кровью глазами. - Как посмел ты прийти сюда?!
- Оставь его. - Люций закрыл Джеронимо своим телом.
- Это твой дар? - Спросил Оместес Люция. - Благодарность за армию, которую я вручаю в твои руки?
- Нет.
- Верно. Ты принесешь мне больше. Сотни. Десятки сотен моих поверженных врагов.
- Все твои враги уже мертвы, Оместес.
- Тогда ты принесешь мне своих врагов.
- Нет.
- Ты отказываешься, от моего дара?
- Это не дар, Оместес. Это проклятие. Тебе ли не знать об этом.
- Тогда ты умрешь.
- Нет. - Небо нескончаемым поток света и тьмы хлынуло из глаз Люция раньше, чем зловонная масса озера из тысячи лиц смогла поглотить его и Джеронимо. Земля снова задрожала. Какофония голосов, кричащих о боли, прорезала воздух своими страданиями. Сейчас они кричали от отчаяния. От неспособности поразить своих первых жертв, приобщить их к своей боли, показать истоки страданий.
- Зачем ты спас меня? - Спросил Джеронимо Люция, когда они оказались на достаточно безопасном расстоянии от Оместеса и его армии.
- Ты хотел умереть?
- Да.
- Здесь ты бы не нашел смерть.
- Возможно, это место подходит для меня лучше, чем какое либо другое.
- Я обещал, что отведу тебя к мертвому озеру, ты помнишь? И я обещал, что зажгу для тебя звезду.
- Мне не нужны твои звезды, Люций. - Джеронимо остановился. - Разве ты не помнишь, для кого ты должен их зажигать?
- Хтон? - Люций осторожно обернулся.
- Только лишь часть. - Джеронимо опустил голову. Хтон опустил голову. Он стыдился своей слабости. Стыдился, что не смог принять смерть в желудке собственного сына. Стыдился нового тела, в которое он был заточен. Стыдился равенства с отверженным. С тем, кто обладал этим хрупким телом наравне с ним. Стыдился его мыслей, которые стали и его мыслями. Стыдился своих мыслей, которыми приходилось делиться с отверженным. - Нас ждет долгая дорога. - Сказал он Люцию.
- Ты знаешь, что нам теперь делать?
- В этом мире всегда есть куда идти. - Сказал ему уже Джеронимо. - Ты ведь сам сказал мне об этом, не так ли?
- Так. - Люций отвернулся и зашагал вперед. Следом за ним семенил Джеронимо-Хтон. Земля продолжала сотрясаться. Армия Оместеса рвалась на свободу. И свидетелями этого были только лишь камни и сухая земля, в которой всегда была жизнь. Должна была быть. Люций верил в это.
***
Даная смеялась. Прижавший ее к земле телеб удовлетворял свое либидо пыхтя и обливаясь потом. Его облик был копией облика отверженных, попыткой Аида создать то, что создавалось в браке с Эдемом, но попытка эта явно была неудачной. Здесь, где мертвое озеро выплевывало на берег отверженных, телебы были редкостью. Аид словно стыдился своего неудачного эксперимента, отправив этих существ в свои самые отдаленные и дикие участки. Туда, где все еще сохранились рудименты прежних эпох. Ужас и хаос. Они рождались там, находя себе место. Но в этих местах телебы были редкостью. Даная отдалась одному из них, променяв свое тело на его истории. Истории эти были такими же дикими и необузданными, как и сам телеб. Он расцарапывал своими грязными уродливыми ногтями ее нежное тело, впивался в него зубами, слизывал ее выделения, наслаждаясь вкусом породистой самки, и не переставал рассказывать истории. Рассказчик из него был никудышный, но, тем не менее, Даная привела его в свое святилище. Возможно, когда он удовлетворит свое неуемное вожделение, она оставит его здесь в качестве трофея. Не каждый день подобные дикари посещают ее желанную обитель порока. Но это будет позже, а пока Даная смеялась, растрачивая свою нежность и свою страсть. Дриадам, молчаливый свидетель совершаемых здесь оргий, горько вздохнул, вспоминая близость с этой жрицей любви. Этот подарок не имел цены. Ради этого он готов был гнить еще десяток веков. Но благодарность его была продиктована отнюдь не перед плотской забавой, которой наградила его Даная. Он был благодарен ей за жизнь, которую она подарила ему. Жизнь, которая стремительно развивалась сначала в нем, а теперь уже и за его пределами. Дриадам молился, чтобы Даная не узнала о ней и не растоптала своей изящной ступней. Зеленый лист, который распустился на его сухой ветке, превратился в плод, плод этот упал в землю. Дриадам молился, чтобы пара азолей, не откапала его и не разгрызла, в знак презрения над судьбой ненавистного им сухого дерева. Но азоли поступили иначе. Снова и снова они мочились на этот погребенный в земле плод, считая что так, их презрение будет куда более ощутимым для дриадам. Он благодарил их за их глупость. Теперь благодарил, когда его корни, ощущали, как плод начинает расти в земле. Он развивался уже достаточно долго и вскоре, дриадам ожидал увидеть его первые ростки. Он чувствовал, как эти побеги подбираются к поверхности земли. Возможно, это должно было произойти именно сегодня. Дриадам молился, чтобы так оно и было. Даная была занята ублажением своего любовника, азоли резвились рядом с ними. Никто ничего не заметит кроме самого дриадам. Его ветви задрожали, чувствуя, что долгожданный момент наступил. Земля треснула в том месте, где должны были пробиться первые ростки. Эти трещины заставили пошатнуться сухое дерево, но разве мог дриадам сейчас бояться за свою жизнь? Сейчас, когда рядом рождалась жизнь новая. Жизнь, продолжающая его собственную жизнь. Он трепетно попытался укрыть своими ветвями эти образовавшиеся трещины, но их становилось все больше и больше. Неужели это будет не слабый, беззащитный побег? Неужели это будет дерево, способное противостоять окружившей его враждебной среде? Земля вздыбилась, и ее сухие комья покатились в разные стороны. Содрогаясь всеми своими ветвями, дриадам наблюдал, как на поверхности земли появляется не побег. Нет. Это была рука. Сильная мужская рука. Она сжалась в кулак, ища опоры. Дриадам осторожно протянул ему одну из своих самых крепких веток. Пальца появившейся руки сжались, крепко обхватив ее. От силы, с которой рука потянула к себе ветвь, затрещал сухой ствол старого дерева. Вслед за рукой из земли появилось предплечье, затем голова, грудь. Это был мужчина. Выбравшись из земли, он упал возле оберегавшего его дерева. Какое-то время дриадам любовался своим детищем, затем осторожно прикоснулся к нему одной из своих ветвей. Мужчина вздрогнул. Его рука схватила эту ветвь и оторвала ее от ствола дерева. Подняв голову, он огляделся. Увидев Данаю и телеба, он растянул свои узкие губы в хищной улыбке. В его глазах вспыхнул хаос. Его движения были молниеносны. В какой-то момент его тело, казалось, готово было обрести форму собаки, в какой-то коршуна. Его руки были сильны. Крепкое тело телеба рвалось подобно бумаге. Оторвав ему голову, мужчина замер, держа ее в руке, придавив босой ногой испуганных азолей. Бездыханное тело телеба тучно повалилось набок, открывая взору белоснежный зад Данаи. Она удивленно обернулась. Теплая кровь телеба покрывала ее спину и ее белые волосы. Ее струйки стекали по ее ногам и лицу.
- Кто ты? - Спросила она мужчину, безразлично взирая на голову телеба в его руке. Он смерил ее своим холодным взглядом. В ней не было страха, и это нравилось ему. Он отбросил голову поверженного противника и назвал свое имя. - Арес? - Промурлыкала Даная, словно имя это было самым сладким, что когда-либо касалось ее губ. - Я слышала о тебе, Арес. - Она сменила позу, но по-прежнему продолжила стоять на коленях. Она не знала, как это создание богов оказалось в ее святилище, но одного воспоминания о его анархических и аморальных деяниях, творимых во время устраиваемых им войн, было достаточно, чтобы заставить ее уважать его.
- Мои сестры. - Спросил Арес. - Где они?
- Я не могу этого знать, мой господин.
- Значит, ты мне бесполезна.
- Вовсе нет. - Даная осторожно прикоснулась к его окровавленной руке губами, и так же осторожно облизала его пальцы, очищая их от крови телеба. Запрокинув голову, она проглотила окрасившуюся в красный цвет слюну и легла на спину, широко раздвигая ноги.
- Когда-нибудь тебя не спасет даже это, и я буду вынужден убить тебя. - Предупредил ее Арес.
- Как пожелаешь, любимый. - Прошептала она, отдаваясь ему. - Как пожелаешь.
***
Верхние этажи дворца Сфинкс. Иногда она поднималась сюда. Небольшая дверь, ведущая на одну из самых высоких башен, была надежно спрятана в тени белоснежной статуи, создателем которой выступил безумный скульптор, изваяв мужчину с тремя членами и влагалищем вместо рта. Руками он крепко держался за свои неестественно большие яйца, олицетворяя страх и гордость всей мужской половины. Сфинкс прошла мимо этой статуи, даже не взглянув в ее сторону. Ее интересовала дверь. Узкая лестница, извиваясь, круто брала вверх. Сфинкс поднялась по ней, оказавшись на смотровой площадке. Отсюда, как нельзя лучше, она могла увидеть величие созданных ею Фив. Неужели все это превратится в прах? Подумала Сфинкс, вспоминая визит мойрам. Они пришли в одну из холодных ночей, когда Сфинкс спала одна. Сейчас она уже не помнила, почему Пандоры не было рядом с ней. Возможно, причиной была обида. Такое иногда случалось, и Сфинкс в такие моменты предпочитала общество теней, чем теплое тело своей любовницы. Да. В ту ночь так оно и было. Сфинкс была одна, а Пандора развлекалась где-то в обществе гриллов и телебов. Последние нравились ей больше. Довольно часто она собирала целые оргии. Это помогало ей убить скуку, которая иногда становилась слишком назойливой, чтобы не замечать ее. Иногда Сфинкс и сама была не прочь принять участие в этих ночных мистериях. Телебы, гриллы, нимфы, музы, а бывало даже и отверженные, собирались в одном из многочисленных залов, чтобы предаться пороку. Бывало, что игры эти заходили слишком далеко и в память об этих ночных оргиях служили закупоренные двери залов, хранившие в себе следы случившегося. Пандора предпочитала оставлять все, как есть. Черви рано или поздно сожрут разлагающиеся тела и слугам останется лишь вынести кости. А до тех пор залы могут оставаться закрытыми. В ту холодную ночь Пандора убивала скуку в компании телебов. Теперь Сфинкс отчетливо вспомнила их трупы, которые слуги выносили утром. Ее прекрасная любовница не любила грустить, а Сфинкс.... Она просто смотрела, на оставленные кровавые следы, думая о визите мойрам. Они показали ей прошлое, показали настоящее и будущее. Словно три загадки, посягнувшие на ее мудрость. Или же нет? Но тогда в чем был смысл этого визита? Ответ пришел в следующую ночь. Вернее вопрос. Он прозвучал из уст Орфея, словно сам Лесбос вспомнил о той, кто когда-нибудь почтит его берега своим присутствием.
- Что будет, если в загадке спрятать загадку? - Спросил ее Орфей. - Куда приведет дорога, замкнутая в круг? И что будет, если блуднице подарить ребенка, азоля и жизнь? Ответ будет один, Сфинкс. - Дал ей подсказку он. А после ушел, растворившись в пелене сна. Ушел, дав ей возможность подумать. Вызов был брошен. Разве могла Сфинкс отказаться от него? Конечно, нет! Если это действительно был Орфей, то она принимает его вызов. Если же это был всего лишь сон, то она примет вызов самой себя. Дорога, замкнутая в круг, это, несомненно, было величие Фив. Но если отгадка была одна на все три вопроса, то, каким образом ребенок, азоль, жизнь и загадка в загадке вели к Фивам? Сфинкс поняла, что ответ сможет узнать лишь воплотив вопросы в реальность. Так у Данаи появились свои азоли, у Семелы ребенок, а у Алкмены ее прежнее тело. Но это было еще не все. Загадка в загадке. Сфинкс нашла выход, как проверить и это. Она спрятала в дочери Семелы, в этой загадке, свой врожденный дар. Свои загадки, которые когда-то давно она загадывала жителям Фив. Тех Фив, которые были построены в Эдеме. Это была своеобразная игра со своим разумом. Она забавляла Сфинкс, придя на смену скучным родам харит и любованием созданными в Аиде Фивами. Лишь страсть оставалась неизменной. Старый азоль изучил свою хозяйку слишком хорошо, чтобы позволить ей хоть однажды разочароваться в нем. Теперь, когда главные враги были повержены, она могла отплатить ему за его старания. Это тоже была ее забава. Послать в Эдем зоргулов, повелев им наполнить ее Фивы сородичами своего самого любимого существа. Лораны сочтут ее поступок великой мудростью, а ее страстная Пандора, назовет ее самой изощренной из всех, кого она когда-либо знала. Расчет и каприз, слившиеся в одно целое.
Сейчас Сфинкс снова думала о мойрам. Думала, разглядывая великие в своей неповторимости Фивы. Почему Атропос не показала их ей? Разве ее правление не будет вечным? Разве она не заслужила этого? Она, та, кто принесла спокойствие в царивший в Аиде хаос. Она научила этот мир любить. Старый азоль помог ей понять что такое страсть. Скоро это смогут понять все. Она заполнит этот серый мир сородичами этого старого существа, и не будет больше никаких войн.
Арес. Он был единственным, кто мог помешать ее планам. Но он был надежно спрятан. Сфинкс улыбнулась своей изощренности. Еще один подарок Данаи. Сухое дерево. Дриадам. Она отомстила Аресу во всех смыслах этого слова. Его сестры были убиты. Образцы раздора и кровавой войны теперь покоились в мирном эфире Лесбоса. Его армия давно превратилась в алозии, а сам он мог лишь лелеять надежду, что когда-нибудь его новая владычица смилуется и позволит ему умереть достойно. Но этого никогда не случится. Он слишком аморален, чтобы сдержать слово и умереть. В ее новом мире не будет места для таких, как он. Она построит его по своему образу и подобию. Жестокая, но мудрая правительница. Сфинкс вспомнила Пандору и мед растекся по ее сердцу. Она научит этот мир любить. Думала, Сфинкс, вспоминая оргии со своей возлюбленной, а неустанно следовавший за ней азоль, терся о ноги своей хозяйки, воспаляя ее воображение памятью о своих безумных танцах.