Аид встретил Грифона тишиной и безразличием. Трудолюбивые свирты без устали латали оставленную за его спиной брешь, сквозь которую все еще виднелись тускнеющие очертания покинутого им мира. Песок. Грифон озирался по сторонам в поисках этих вездесущих крупиц, которые преследовали его в прошлый раз. Тогда здесь была пустыня. Камни и песок, окружившие жилище Гарпии, охраняя его неприкосновенность по воле богов. Сейчас на смену тем пейзажам пришли новые картины. Поляны цветов, аворов, перешептывающихся между собой. Где-то, среди их крепких стеблей сновали ийсы. Неизбежный круговорот жизни. Высоко в небе кружили ненасытные ории. Их зоркие глаза искали себе пищу, искали падаль.
- Тебе везет, демон, - сказал Грифон, жалея, что песок либо покинул это место, либо ждет возвращения Гарпии, чтобы снова окружить ее непроходимой пустыней.
- Ты ожидал чего-то другого?
- Да, - Грифон взмахнул своими мощными крыльями, оставляя демона одного.
- Тебе не место здесь! Тебе не место здесь! Тебе не место здесь!
Окружили демона нескончаемые голоса аваров. Это было так необычно. После стольких веков, проведенных в Эдеме, он снова был дома. Что он помнил об этом месте, кроме того, что был здесь рожден? Демон настороженно оглядывался по сторонам.
- Тебе не место здесь! Не место! Не место! - продолжали твердить ему аворы.
- Люций. Где я могу найти его?
- Тебе не место здесь!
Аворы не слушали его. Они были лишь вестниками. Несколько набухших бутонов склонились к ногам демона. Их лепестки задрожали. Сочные стебли начали пульсировать подобно венам. Несколько мгновений и бутоны лопнули, роняя на землю свои семена. Самые крупные из них задрожали, заставляя демона сделать шаг назад. Их оболочка растянулась, покрываясь слизью и начала лопаться. В образовавшихся трещинах появились ростки. Они разрывали оболочку еще больше, вытягивая за собой маленькие извивающиеся тела будущих ийсов. Демон отступил еще на шаг назад.
- Не бойся их, - услышал он голос за своей спиной.
Как он мог не услышать шагов этого седовласого старца?!
- Я - Пронидиус, - представился старик, разглядывая демона. Посох, зажатый в его руках, извивался подобно змее. - А ты кто? И как ты попал сюда?
Демон не ответил.
- Ты не похож на местных обитателей, - старец прищурился и громко выпустил газы. Его голое сморщенное пузо втянулось внутрь. - И на отверженных ты тоже не похож. Отвечай, кто же ты?
- Я демон.
- Демон? Почему демон разгуливает по Аиду? Что-то изменилось?
- Я пришел из Эдема.
- Эдем, - старик произнес это слово, обсасывая своим беззубым ртом каждую его букву. - Место цветущих садов, - он жадно втянул носом воздух, но тут же поморщился, учуяв собственную вонь. - Ты не мог прийти сюда из Эдема. Никто не может.
- Меня привел Грифон.
- Грифон? - старик хитро прищурился. - Если это действительно правда, то я определенно что-то упустил.
- Мне нужен Люций.
- Люций? - старик замахал перед своим лицом руками, желая разогнать неприятный запах. - Зачем тебе нужен Люций?
- Ты знаешь, где я смогу найти его?
- Тебе он не нужен. Тебе нужны Фивы.
- Позволь мне самому решать.
- Никто здесь не решает сам.
Старик шагнул вперед. Его трость изогнулась, пытаясь дотронуться до демона.
- Не бойся, - успокоил демона старец. - Подарок Сфинкс не опасен, - он ехидно прищурился. - Не опасен до тех пор, пока кто-нибудь не пожелает причинить мне зло. Ты ведь не хочешь этого?
- Ты мне не нужен.
- Тогда тебе нечего бояться. Подарок Сфинкс не тронет тебя.
- Ты покланяешься Сфинкс?
- Все поклоняются ей.
- С каких это пор она стала здесь богом?
- Никакой она не бог! - старец начал тужиться. - Боги не плетут интриг. Они либо милуют, либо карают, - он снова громко выпустил газы. - Вот!
***
Громкий крик прекрасной роженицы прорезал тишину покоев Сфинкс. Его эхо разнеслось по пустым коридорам. Губы Пандоры изогнулись в довольной улыбке. Иддалы задрожали, предчувствуя скорое рождение очередного тирана еще более кровожадного, чем они. Гея вздрогнула. Старая Гея, сохранившая видимость своей былой красоты, но утратившая живой взгляд. Ее глаза были белы, как снег. Она все еще могла видеть, однако делать это становилось все труднее день ото дня. Иногда она поднимала к своему лицу руку и думала о том, чтобы вырвать свои глаза. Ее останавливало лишь то, что после этого усилится ее слух, а слышать она не хотела так же, как и видеть.
- Мир пал, - сказала Гея, входя в покои Люция. Она закрыла дверь, но крики роженицы все еще были слышны. - Они научили харит рожать!
- Они лишь помогли им вспомнить, - голос Люция был тихим и ровным.
- Не смей говорить, что это нормально! - тряхнула головой Гея. Ее волосы, настолько длинные, что ее обнаженное тело скрывалось под ними, словно закутанное в одежды, вздрогнули, рождая волну, начавшуюся с ее головы и закончившуюся на разбросанных по полу возле ее ног локонах. - Хариты должны служить красоте, а не рожать уродов. Разве ты не видел, какие твари выходят из их чрева?
- Они всего лишь похожи на своих отцов.
- У них нет отцов! - выкрикнула Гея в гневе. - Не знаю, как харитам удалось зачать в начале, но теперь твари, которых они рожают, сами оплодотворяют матерей, чтобы те рожали еще более отвратительных созданий.
- Ты прекрасно знаешь, кто за этим стоит. Сфинкс обезумела. Ее любовь к Пандоре...
- Мы все безумны, Люций. Те, у кого была хоть доля здравого смысла, предпочли уйти в небытие, дабы не видеть то, что происходит здесь.
- Кто-то должен был остаться.
- Не оправдывай свою слабость. Ты в любом мире сможешь найти для себя работу. Твои звезды - это твое тщеславие.
- Мои звезды дарят надежду.
- Думаешь, Ндора до сих пор читает их?
- Да.
- Тогда почему бы тебе не зажечь звезду для себя? Может быть, Ндора исполнит твое желание и это сумасшествие закончится.
- Он не всесилен, Гея. Никто не сможет повернуть время вспять.
- Это правда. - Лишенные зрачков глаза, затянула пелена тьмы. - Нам нужно найти мою дочь.
- Ты знаешь, что Темис не справится одна.
- Что ты задумал?
- Хтон, Гея.
- Хтон - тиран!
- Сейчас этому миру нужен именно такой бог.
- Возможно, ты прав. - Глаза Геи превратились в черные дыры, но в их глубине лежала не ночь. Всего лишь черная плодородная земля. Почва, дарящая жизнь. - Ты предатель, Люций.
- Я предлагаю тебе присоединиться ко мне.
- И стать рабом, восставшим против своего хозяина?
- Я служу только лишь звездам, Гея.
- Как это высокопарно!
- Но, тем не менее, это так, и ты знаешь это.
- Знаю. - Ее глаза снова стали белыми.
- И ты поможешь мне?
- Я помогу себе.
- Боги оценят этот поступок.
- Мы давно забыли о наших истинных богах.
- Но они есть.
- Ндора?
- И не только он.
- Я завидую твоей вере, Люций. - Гея подошла к нему, желая заглянуть в его глаза, укрытые капюшоном. - Всего лишь на мгновение, - сказала она, протягивая к нему руку.
- Это опасно, Гея. Даже для тебя.
- Я знаю, - она осторожно прикоснулась к нему. - Но я должна увидеть их. Хотя бы однажды. Хотя бы сейчас.
***
Пронидиус вел демона по бескрайним полянам аворов.
- Они в чем-то правы, - сказал он, вслушиваясь в голоса кивающих бутонов. - Тебе не место здесь.
- Разве это не мой дом?
- Ты так считаешь, потому что помнишь, что был рожден здесь?
- Моя жизнь началась в этом мире и в этом мире она и должна закончиться.
- Ты за этим пришел сюда? Ты хочешь попросить Люция позволить тебе стать зоргулом?
- Я бы предпочел остаться демоном.
- Никто не позволит тебе этого. Есть определенные правила. Аид для зоргулов, Эдем для демонов. Здесь жизнь рождается в грязи. В теле этого гермафродита, - Пронидиус несколько раз подпрыгнул, сильно топнув ногами. - Понимаешь о чем я?
- Нет.
- Странно, ты же демон. Когда я услышал голоса аворов о том, что ты здесь, то решил, что ты сделаешь меня мудрее. Выходит, я ошибся?
- Я не знаю порядков Аида.
- А Эдем? Ты ведь жил в нем. Видел, как там рождаются люди? Священный процесс!
- Ты называешь сперму и кровь священным?
- Я называю самих людей священными. Законно рожденные дети. Думаешь, когда-нибудь он распадется?
- Кто?
- Брак, заключенный между Эдемом и Аидом? Неужели ты не знал и этого?
- Нет.
- Здесь все это знают. Все, кто может мыслить.
Старик поднял над головой свой посох. Где-то вдалеке несколько гриллов разрывали друг друга в клочья, не в силах поделить свою добычу.
- Это человек? - удивился демон, глядя на растерзанное юное тело, распластавшееся на земле возле дерущихся гриллов.
- Мы пришли слишком поздно, - Пронидиус горестно покачал головой.
- Разве такое возможно?
- Чтобы грилл убивал грилла?
- Человек в Аиде.
- Здесь для них самое место. Эдем прячет таинство барака с Аидом в утробе женщины, позволяя ей зачать ребенка, здесь эту роль выполняет озеро. Круг, как говорится, должен быть закончен. Аид тоже имеет право приласкать своих детей.
- Они рождаются здесь после смерти?
- Именно, демон. Именно! Утроба мертвого озера дарует им жизнь. Правда, странно? То, что несет смерть для рожденных в земле Аида, жизнь для зачатых в его браке.
- ЕГО?
- Он и она. Аид и Эдем. Думаешь, почему мир, который ты покинул, так прекрасен? Ее тело рождает цветы, моря, травы и деревья. Она следит за собой, как настоящая женщина. Следит ради того, чтобы всегда быть желанной. Чтобы у этого гермафродита стоял на нее! - Пронидиус снова затопал ногами. - Без этого и тебя бы не было, демон!
- Причем тут я?
- Их дети, демон! Зачем ты был бы нужен, если бы не было в Эдеме людей?
- Ты многое знаешь, старик.
- Я мудрец! - он с гордостью ударил себя кулаком в грудь и тут же сконфужено выпустил газы. - Ох уж эти аворы, - извиняясь сказал он, махая руками, чтобы разогнать вонь. - Как видишь, даже мудрец вынужден чем-то питаться. - Он заговорщически перешел на шепот. - Знаешь, иногда если вовремя не выпустишь газы, или не присядешь, как только приспичит, то кажется, будто ийс уже родился у тебя в кишках и сам пытается выбраться наружу через зад. - Он повысил голос. - И почему мужики такие недогадливые!
- Ты это про Аид?
- Про него! Как брак с Эдемом, так он в первых рядах, а сам родить что-нибудь съестное не может!
- Может быть, тебе тоже не место здесь?
- Может быть, - Пронидиус тяжело вздохнул. - Между нами, демон, я надеюсь, что когда-нибудь, правда, не знаю когда, меня отпустят. Сколько можно встречать отверженных и заблудших! Для этого есть Эрот и Гес. Они же могут, в конце концов, найти другого на мое место! Я отдам ему свой посох и научу, как правильно есть аворов, а сам отправлюсь на остров покоя. - Он огляделся по сторонам и снова начал шептать. - Знаешь, иногда мне хочется броситься в мертвое озеро и поплыть туда самому.
- Куда?
- На остров покоя, дурень! - он всплеснул руками и нахмурился. - Правда, мне кажется, что меня там не ждут, а если не ждут, то не пустят. Поэтому, у меня есть план. Когда-нибудь, я буду знать так много, что меня будет проще отправить на остров покоя или вообще на Лесбос, чем держать здесь. Тайны, секреты... Понимаешь, о чем я? - он хитро прищурился, но тут же скривился и начал яростно чесать свой зад, проклиная аворов, на чем свет стоит.
***
Фиванские стены хранили молчание. Раскинувшийся за ними мир был скрыт от обитателей Аида непреступным каменным монолитом. Это был собственный театр Сфинкс, позаимствованный ею у жизни, в те времена, когда она еще не была правителем этого мира. Ее парк развлечений, в котором она могла снова и снова придаваться былым воспоминаниям. Она собрала здесь всех: друзей, врагов, их слуг, любовниц и даже домашних животных. Бескрайние сады Эдема, скрытые от выжженных пустынь Аида высокими стенами. Своеобразная ловушка для всех тех, кого Сфинкс когда-то знала, кто поклонялся ей и кто проклинал ее - здесь были все. Мир внутри мира, жители которого никогда не должны были узнать о том, что происходит за стенами их цитадели. Они проживали отмеренный им век, повторяя свои судьбы, прожитые в Эдеме, умирали и снова рождались, чтобы повторить все заново. Забава Сфинкс и проклятие для тех, кто имел неосторожность встретиться с ней или же служить тем, кто встречался с ней, а иногда и служить тем, кто служил, служившим ей - чудовищный театр теней, который окружала их обыденная жизнь. Идеальная школа для ангелов и демонов, учителя которых могли вложить в их природу все необходимые знания, благодаря многоликой коллекции Сфинкс, объединявшей в себе тысячи некогда живших в Эдеме людей. Лораны - учителя демонов и ангелов, те, чьи лица видят эти существа в момент рождения, те, кто проводит их впоследствии в Эдем и те, кто становятся последними, кого ангел или демон видит перед тем, как стать либо фемитом, либо зоргулом. Они дают знания своим подопечным, вкладывают истоки природы, которая будет вести их, а затем, перед тем, как отправить в Эдем, забирают приобретенный опыт, оставляя только лишь природу поступков. Природу, которая была заложена в них в обнесенных высокой стеной Фивах - новая школа, построенная при Сфинкс.
Здесь были свои подземелья и свои храмы, свои шпили и свои сточные канавы. Обнаженные танцовщицы соблазняли своих господ. Короли справляли нужду, крестьяне молились богам урожая, дешевые шлюхи отдавались прямо на столах таких же дешевых таверн. Звенели монеты, и лилось вино. Чернь рождалась и умирила в сырых подвалах и убогих хижинах. Поэты складывали легенды и песни. Но все это было замкнуто в одном непреодолимом круге, разорвать который не мог никто из живущих здесь. Таковым было пожелание Сфинкс. Ее прихоть и ее подарок Лоранам, которые могли преподавать одну и ту же науку тысячелетиями. Науку человеческих пороков и всеподчиняющей похоти. Науку лжи и предательства. Науку правосудия и верности. Науку искренности и лести. Науку, созданную в Эдеме, но имевшую место быть здесь.
Иногда, когда Сфинкс начинала скучать в своих покоях, она отправлялась в Фивы. Раньше ее любимым местом была центральная площадь, где она загадывала случайным прохожим свои загадки, сбрасывая тех, кто не сумел дать ответ, в глубокий колодец. Сейчас же она делала это крайне редко, лишь в те моменты, когда нужно было утолить охватившую ее ярость. Загадки давно перестали быть темой номер один для Сфинкс. Для нее они утратили свою актуальность. Теперь она все чаще посещала это место просто ради забавы. Напугать непослушных детей, убив на их глазах родителей, растерзать торговца, озолотить его жену, покарать неверных супругов или же благословить их. Все зависело от ее прихоти. Иногда она приходила сюда просто смотреть. Сидела часами возле постели Гипподамии, которая снова и снова отдавалась Мертилу в благодарность за его помощь ее возлюбленному. Слушала его клятвы и заверения в любви, слушала, зная, что их слышит и Пелоп, тот, ради кого Гипподамия и легла в постель с Мертилом. Сфинкс знала эти истории наизусть, но они снова и снова приковывали ее к себе воспоминаниями. То, как она появилась в Эдеме, и то, что заставило ее покинуть этот мир цветущих садов. История в несколько веков, которая была поймана в этом городе в изощренную петлю. Влюбленный в свою дочь правитель, убивающий каждого, чей взгляд мог показаться ему претендующим на его собственность. Пелоп, воскресший по милости разгневанных богов, отказавшихся от трапезы, которую отец Пелопа приготовил для них из мяса собственного сына. Его божественная красота, дарованная после воскрешения и пленившая Гипподамию. Ее любовник, слуга ее отца, согласившийся предать своего господина ради возможности провести одну ночь с любимой женщиной. Его последующая смерть от руки Пелопа, как разгневанного любовника и как мудрого правителя доставшегося ему царства после гибели отца Гипподамии, стремившегося избавиться от ненужных свидетелей. Внебрачный ребенок Пелопа, зачатый от муз, сраженных его красотой. Дети Пелопа и Гипподамии. Борьба за престол. Ненависть Гипподамии к внебрачному сыну Пелопа. Ее предательство из страха, что Хрисипп имеет больше прав на престол, чем ее дети. Сговор с Лаийем, польщенным красотой Хрисиппа. Совращение юного наследника. Изгнание. Проклятие Пелопом Лаийа. Прорицатель, предсказавший Лаийю смерть от рук собственного сына. Эдип, выросший в матрилокальном браке и осуществивший пророчество. Эпика, жена Лаийа, полюбившая своего собственного сына, как пылкого любовника. Ее неведение. Откровения Тиресия, поведавшего ей правду. Рыдающий Эдип, возле повесившейся матери и жены. Его встреча со Сфинкс в надежде заслужить прощение своих подданных. Смерть. И новый виток истории, пойманной в чудовищную петлю изощренности Сфинкс. Не смотря на то, что ее интерес к этой забаве охладевал все больше и больше, она по-прежнему не могла отказать себе в удовольствии, насладиться последними днями созданного ею мира. Незримой тенью появлялась она в покоях Эпики, наблюдая за ее раскачивающимся телом, наслаждаясь видом, вытекавшей из нее жизни, образуя лужу под ее ногами. С точностью до мгновения, Сфинкс знала, что будет дальше - самое лакомое и самое желанное зрелище. Боль Эдипа, упавшего на колени возле матери. Его губы, лобзающие остывшие ноги, слезы, стекающие по его щекам. Его дети, зачатые в этом браке, которые ждут за дверью. Дрожащие руки, которыми он сжимает тело своей жены. Крик отчаяния и булавка, которую находят его пальцы в складках одежды Эпики. Его глаза, такие ясные и такие мудрые, стекающие густой массой по его щекам. Пустые глазницы и окровавленная иголка в его руках. Сфинкс знала этот момент до мелочей, но каждый раз восхищалась той болью, которую испытывает Эдип. Ослепший, он выходит к свои детям, надеясь получить прощение, но они отвергают его. Страх, отчаяние и темнота. Доведенный до безумия, он приходит к Сфинкс. Приходит к тирану, насланному на его город, как часть проклятья Пелопа. Последние мгновения эпохи. Сфинкс изменила их. Ее загадки на этот раз невозможно разгадать. Сфинкс наслаждается последними мгновениями жизни Эдипа, разрывая его тело слишком медленно, так, чтобы он успел вспомнить всю свою жизнь, а затем история начинается сначала. Даже лукавая Пандора восхитилась изощренности, с которой Сфинкс придумала кару для своих врагов. "Идеальное проклятие", - так сказала она однажды, отдаваясь Сфинкс на глазах у изумленной Эпики, рожающей ребенка от своего же сына. За этими соитиями наблюдал и Эдип и Пелоп. Для них это были просто видения. Миражи. Боги. Ничто не сможет изменить их истории. Крестьяне и чернь будут рождаться и умирать, любить и ненавидеть, разоряться и богатеть, дополняя картину мести Сфинкс, а у их правителей не будет иного выбора, как снова и снова переживать те ужасы, которыми они сами подвергли себя при жизни.
Такова была Сфинкс. Таковы были Фивы, которые она создала.
***
Воды мертвого озера казались монолитной гладью. Линии его берегов начинались далеко за горизонтом. Прибрежные камни источали запах крови и страха. Незримая грань, за которую не мог вступить ни один обитатель Аида. Даже фемиты и те не могли летать над этой безбрежной водной гладью. Закон был един для всех. Можно было только лишь ждать, когда еще один отверженный или заблудший ступит на берег. Ждать и надеяться, что маленькая Гес или старый Пронидиус будут слишком заняты, чтобы спасти его.
Небольшая группа гриллов, обтекая слюной, наблюдала за неподвижной водной гладью, надеясь именно на это. Их голод делал их более нетерпеливыми и более злыми. Люмиды, существа, готовые поспорить разнообразием форм с животной фауной Эдема, были редкостью в этих краях, поэтому гриллы могли либо убивать друг друга, чтобы утолить свой голод, либо ждать выброшенное на берег живое мясо. Живую плоть. Она вызывала не только голод. Мужчины и женщины, способные удовлетворить возникшее вожделение теплом своих тел. Насладиться их вкусом можно и чуть позже. Пасти гриллов жадно защелкали зубами. Поверхность озера вздрогнула, отхаркивая живое существо. Отплевывая скопившуюся в легких воду, молодая женщина плыла к берегу. Гриллы ждали, боясь спугнуть свою добычу.
- Боюсь, этого мяса на всех не хватит, - раздался за их спинами тонкий детской голосок.
Защелкав пастями, гриллы обернулись.
- Вас слишком много, - сказал им мальчик лет семи. - А она одна. Это не удовлетворит ваш голод, а лишь усилит его.
Гриллы зарычали, смутно понимая смысл сказанных им слов.
- Но вы можете сделать так, чтобы мяса было больше, - в глазах мальчика вспыхнул азарт. - Но для этого вас должно стать меньше.
Продолжая рычать, Гриллы посмотрели на плывущую к берегу женщину, затем друг на друга.
- Да, да, - подначивал их мальчик. - Вас слишком много, а мяса мало. Теплого, душистого мяса. Оно плывет к вам. - Он нетерпеливо топнул ногой. - Так чего же вы ждете, глупые гриллы?!
Они не могли ему ответить, но они понимали его. Страх и искушение боролись в их примитивных мозгах. Победила алчность. Довольно кивнув головой, мальчик побежал к берегу, огибая клубок вцепившихся друг в друга существ. Их острые зубы нещадно разрывали плоть себе подобных. Клочья мяса и брызги их слизистой крови разлетались в разные стороны. Несколько этих капель попали на обнаженное тело мальчика и он, продолжая бежать к берегу, старательно оттирал их. Ему это удалось только возле кромки темной воды. Чистое детское тело предстало перед глазами выбравшейся на берег женщины. Тяжело дыша, она лежала, уткнувшись лицом в песок. Первое, что она увидела, были босые ноги мальчика. Она подняла на него свои глаза и устало улыбнулась, затем поднялась на колени и смущенно попыталась прикрыться.
- Как я здесь оказалась? - спросила она.
Мальчик пожал плечами и по-детски беззаботно улыбнулся ей в ответ. Женский взгляд скользнул по его невинному лицу, плоской груди и остановился на его гениталиях, способных украсить любого взрослого мужчину. Это сочетание невинности и порока поразило женщину.
- Нравится? - спросил ее мальчик.
Она вздрогнула, и ее щеки вспыхнули румянцем.
- Если хочешь, я разрешу тебе его потрогать. Но только не сейчас.
- Что ты такое говоришь?! - щеки женщины покраснели еще сильнее.
- Я же говорю, не сейчас, - мальчик обернулся и посмотрел на дерущихся между собой гриллов. - Видишь тех тупоголовых уродцев? Они дерутся из-за тебя.
- Из-за меня? - женщина вглядывалась в неясные силуэты.
Даже издалека они ни чуть не напоминали людей. Скорее монстров, которых она видела когда-то в фильмах.
- Боже мой! Кто они такие?
- Тебе лучше не знать, - мальчик протянул ей руку. - У нас мало времени. Скоро они вспомнят зачем здесь, и тогда будет уже поздно.
Женщина смущенно озиралась по сторонам.
- Ты будешь сиськи свои прятать или зад спасать?! - недовольно поторопил ее мальчик. - Беги за мной! - Он сделал шаг в сторону и перед тем, как побежать, обернулся, желая убедиться, что его слова заставили женщину последовать за ним.
Когда свора гриллов осталась далеко позади, мальчик остановился, позволяя женщине отдышаться.
- Ты хорошо бегаешь, - похвалил он ее.
- Вера.
- Что?
- Меня зовут Вера.
Женщина стояла, согнувшись пополам, упершись руками в колени. Она все еще тяжело дышала. Ее груди, свисавшие между худых рук, вздрагивали. Большие коричневые соски набухли. Некогда бледная кожа покраснела, разгоряченная бегом.
- Не смотри так! - она снова вспомнила, что обнажена и недовольная наглым мальчишеским взглядом, попыталась прикрыться. - Как тебя зовут? - спросила она мальчика, желая отвлечь его от созерцания ее обнаженного тела.
- Эрот.
- Эрот? Какое странное имя.
- Какое место, такое и имя, - недовольный тем, что его лишили зрелища, он обиженно поджал губы. - Мы должны идти дальше.
- Ты знаешь, как отсюда выйти?
- Можно и так сказать, - он махнул рукой, указывая куда-то за каменную гряду. - Нам туда!
- Ты точно в этом уверен?
- Можешь оставаться здесь, если не веришь мне.
Он зашагал в указанном направлении, нетерпеливо оборачиваясь. Женщина неловко потопталась на месте и пошла следом.
- Догоняй! - весело крикнул ей мальчик и побежал.
- Постой! - Продолжая прикрываться, женщина побежала следом за ним. - Подожди! Я не могу бежать так быстро!
- Перестань прикрываться и сможешь! - смеясь, посоветовал ей мальчик.
- Ах ты маленький паршивец! Вот догоню и оттаскаю тебя за уши!
Песок закончился, уступив место каменистой почве. Острые осколки впивались в ступни своими гранями, заставляя снизить скорость.
- Еще совсем немного! - подбадривал женщину Эрот, не подпуская ее слишком близко к себе, памятуя об ее обещании оттаскать его за уши. - Еще чуть-чуть!
Они перебрались через каменную гряду.
- Теперь туда! - махнул рукой мальчик, указывая на грот, разинувший свою пасть, словно уже давно заждался своих гостей. - Зажгите огонь! - велел он, вглядываясь в темноту.
- Мы прекрасно видим и так, - донесся откуда-то из глубины шипящий голос.
- Кто это? - женщина испуганно взяла мальчика за руку.
- Мои друзья, - осторожно ступая, он повел ее вперед. - Ну, пожалуйста, зажгите огонь, - начал он канючить кого-то в темноте.
Когда костер разгорелся, и его дрожащие языки заплясали на каменных стенах, женский крик вырвался из грота, разнося по окрестностям охвативший ее страх и отчаяние. Затем также внезапно он затих. Длинный змеиный язык одного из зоргулов сдавил ее горло, заставляя упасть на колени. Эрот отошел в сторону, потеряв к своей спутнице всякий интерес. Его взгляд был прикован к ряду клеток, за прочными прутьями которых сидели сжавшиеся в комок азоли. Три пары больших глаз испуганно хлопали, взирая на подошедшего к ним мальчика. Женщина за его спиной, которую он привел, все еще пыталась вырваться, но силы быстро покидали ее. Эрот слышал ее хриплые мольбы, но его интересовали только азоли.
- Ближе не подходи, - прошипел ему зоргул.
- Я хочу их погладить! - глаза мальчика светились безумным блеском.
- Нет!
- Ну почему?! - он недовольно затопал ногами. - Разве я не привел к вам отверженного?
- Этого не достаточно.
- Этого не достаточно! - передразнил зоргула Эрот и обиженно надул губы. - Я хочу такого же зверька! Сколько еще отверженных мне нужно привести вам, чтобы вы отдали мне одного?
- Мы уже говорили об этом.
- Это не так просто! Гриллов становится все больше. К тому же моя сестра не дает мне покоя. И еще этот пердун Пронидиус! Уверен, когда у меня будет такой зверек, Гес тоже захочет, чтобы вы достали одного и для нее. Она тоже будет приводить к вам отверженных. Дайте мне одного сейчас. Обещаю, я приведу к вам столько отверженных, сколько вы захотите. А? - Эрот с надеждой воззрился в змеиные глаза зоргула. - Ну, пожалуйста!
- Нет.
- У-у-у, вредный! - он скрестил на груди руки и повернулся к зоргулу спиной.
Несколько минут он продолжал так стоять, испытывая его терпение.
- Ну и ладно! - обиженно сказал Эрот и зашагал прочь.
Зоргул ничего не ответил, лишь зашипел на одного из азолей, тянувшего свою кривую мохнатую руку вслед за Эротом. Скоро, очень скоро они доставят этих существ в Фивы. Поручение самой Сфинкс, открывшей для пары преданных зоргулов тайну дороги в Эдем, чтобы там они смогли отыскать этих невиданных прежде в Аиде тварей.
- Говорят, Сфинкс оставила одного из них себе, для особой остроты ощущений, - прошипел зоргул своему сородичу.
- Не смей даже касаться их!
- Да знаю я, - он посмотрел на женщину, которую привел к ним Эрот. - Кто будет первым?
- Отойди от клеток, пока эти существа окончательно не свели тебя с ума! Ты забыл для чего она нам?
- Эрот приведет еще отверженных!
- У нас нет времени ждать!
- Я буду осторожен.
Стоя возле входа в грот, Эрот слушал их разговоры, перебиваемые мольбами женщины, и недовольно хмурил брови.
***
Мир, заключенный за стенами Фив, продолжал свою размеренную и неторопливую жизнь. Где-то крестьяне сеяли пшено; где-то пекли хлеб; где-то казнили преступников; где-то неверные жены шли на встречу с такими же неверными мужьям; где-то плелись интриги; где-то слуги пытались угадить хозяевам; где-то строили новые дома; где-то сжигали мусор; где-то садились ужинать; а где-то народ шумел так громко, что жители близстоящих домов, те, кто вставал слишком рано, чтобы тратить вечер на что-то другое, кроме сна, не могли сомкнуть глаз. Толпа неистовствовала. Театр Торсия был заполнен до отказа. В честь премьеры вход был открыт для всех желающих. Этот факт вкупе с интересом объединил между собой как знать, так и чернь. Сделал их одним целым. Превратил в обыкновенную толпу, стершую родовые и сословные различия. Высокомерные дамы стояли бок о бок с дешевыми шлюхами, крестьяне наступали на ноги господ - новая постановка Торсия, наделавшая столько шума еще до своей премьеры, собрала под сводами его театра всех, кто был настолько ловок, чтобы протиснуться в зал. Остальные продолжали галдеть за закрывшимися дверьми, дожидаясь окончания представления в надежде узнать о нем из первых уст. Никто, кроме труппы актеров, не знал о чем оно, но у всех на языке крутилось лишь одно слово: "скандал". Именно оно и привело сюда столько народа. О порочных постановках Торсия ходили легенды, и вот еще одно его детище. Настолько таинственное, что на репетициях всегда были закрыты двери. Но час премьеры пробил. Замершие в томительном ожидании зрители облегченно вздохнули, услышав первые звуки арфы. Прекрасная Ариадна - эту роль исполняла бывшая танцовщица, которую Торсий встретил в одном из борделей и разглядел в ней талант актрисы - буквально выплыла на подмостки, окутанная прозрачными одеяниями, настолько легкими, что они, казалось, парили вокруг нее, купаясь в воздушных потоках. Ее длинные волосы, волочились следом за ней по полу.
Она смотрит куда-то вдаль. Несколько зажегшихся свечей выхватывают из темноты обнаженного мужчину. Его лица почти не видно, лишь только область паха, освещенная слабым светом. "Тесей", - Ариадна бросается к нему, но свечи гаснут слишком быстро, оставляя ей только лишь тьму. Арфы стихают. Ариадна падает на колени и достает тонкий блестящий нож. Взмах руки и ее волосы падают к ее ногам. Снова зажигаются свечи, забирая у темноты прялку. К ней и плывет Ариадна, выплетая из своих волос клубок нити. В тишине начинает горестно играть скрипка. Удар барабанов раздается настолько неожиданно, что толпа вздрагивает. Сотни свечей, вспыхнув, выхватывают из темноты плененного Тесея. Полуобнаженный и закованный в кандалы, он идет со своими спутниками к месту казни. Декорации вздрагивают, перестраиваясь. Ариадна бросается к ногам Тесея, передавая ему клубок нити, сотканной из собственных волос. Свечи гаснут, а когда загораются снова, то Тесея окружают стены лабиринта, а где-то вдали раздается грозный рык минотавра. Переданный Тесею клубок нити падает из его рук и спасает от верной смерти, помогая отыскать выход, где в его объятия бросается Ариадна. Страстные поцелуи и клятвы в любви. Новые свечи и усыпанное белыми лепестками ложе, выплывающее из темноты к их ногам. Свечи гаснут, и в кромешной тьме слышится, как Тесей клянется взять Ариадну в жены. К его клятвам добавляется завывание ветра и крики матросов. Свет то загорается, то снова гаснет. Появляются декорации парусов, корабельных снастей и бушующих волн. "Это кара богов!", - кричит напуганный Тесей. Он оставляет Ариадну на их любовном ложе одну, и шторм стихает. Свет становится ярче. За спиной Ариадны безбрежное море. Она одна на палубе покинутого корабля. Но вот она видит еще один корабль. Он приближается к ней. Морские разбойники. Они срывают с Ариадны ее одежды и приковывают к мачте, удары бутафорного кнута оставляют красные полосы на ее спине. Разбойники спорят за право обладать этой женщиной. Их ссора приводит к тому, что они не замечают, как к ним подплывает еще один корабль. Прекрасные девы - нимфы, в таких же воздушных одеждах, как те, что недавно были сорваны с Ариадны, зовут разбойников к себе. Головы нимф украшены венками из виноградной лозы, а в руках они держат наполненные до краев чаши вина. Разбойники падают в их объятья. Свет тускнеет, и яркие свечи горят лишь возле прикованной к мачте Ариадны. Слышатся унылые дифирамбы. Из пола возле ее ног появляется виноградная лоза. Она оплетает ступни Ариадны, поднимается к коленям и выше по спине, исцеляя полученные раны. Купаясь в этой нежности, Ариадна начинает тихонько стонать. В унисон с ней слышатся стоны матросов и нимф, которые скрыты темнотой. Из той же темноты выходит прекрасный золотоволосый юноша. "Я - Дионис", - говорит он Ариадне. Он снимает с нее кандалы, поднимает и помогает надеть сорванные одежды. Говорит, что ее красота не могла оставить его равнодушным. Стоны разбойников становятся громче. Дионис бросает в их сторону негодующий взгляд, и в этот самый момент вспыхивают свет, освещая место происходящей оргии. В объятиях разбойников заключены не прекрасные нимфы, а ужасные твари, сочетающие в себе формы львов и медведиц. Обезумевшие разбойники бросаются в море, превратившись в дельфинов, а Дионис предлагает Ариадне стать его женой. Тускнеет свет. Меняются декорации. Остров, виднеющийся на горизонте, причал, берег, столы, ломящиеся яствами. Верные нимфы окружают Диониса и Ариадну, к ним присоединяются сатиры и менады. Дикие и необузданные, облаченные в шкуры убитых животных и подпоясанные задушенными змеями. Надрываются скрипки и барабаны. Дикие пляски в честь свадьбы медленно начинают перерастать в неистовую оргию. Эйфория захватывает всех. Обезумевшие вакханки и менады, испачканные в крови убитых на глазах у публики овец, той самой крови, которую они жадными глотками поглощали из бокалов вместо вина, начинают совокупляться с прекрасными нимфами, образуя порочный полукруг из сплетенных в самых откровенных позах тел, в центре которого прекрасная Ариадна отдается Дионису. Дикий танец плоти заставляет полукруг сжиматься, и вскоре сатиры, менады и вакханки уже поднимают влюбленных на своих руках над помостом, а нимфы бережно начинают собирать их семя в зажатые между своих ног пустые чаши. Это продолжается до тех пор, пока акт Диониса и Ариадны не заканчивается. Их осторожно опускают на помост, а нимфы, слив содержимое своих чашей в один кубок, изготовленный в виде фаллоса, передают его Ариадне в знак благословления состоявшегося брака. Она выпивает его до дна и бросает к своим ногам. Последний удар барабанов, последний аккорд скрипок. Свет гаснет, и уже в кромешной тьме, после недолгой паузы раздается надрывный плач грудного ребенка. Затем снова тишина и медленно одна за другой начинают разгораться свечи, освещая опустевшую сцену, выглядящую неприлично голо без декораций и актеров. Затаившая дыхание публика снова начинает дышать. На сцене один за другим начинают появляться актеры. Торсий выходит последним и, встав во главе всей труппы, внимательно вглядывается в ошалевшие глаза собравшейся публики. Секундная пауза и зал взрывается аплодисментами.
- Я знала, что ты придешь сюда, - услышала сквозь шум стаявшая в первых рядах Афна.
Она обернулась, удивленно взирая на незнакомую ей женщину. Ее одежды были скромны, но изысканны.
- Ариадна была моей подругой, - осторожно сказала Афна.
Несколько восторженных зрителей, услышав это, обернулись к ней. Какая-то ухоженная дама презрительно фыркнула, определив в Афне дешевую жрицу любви. Афна отвернулась от нее.
- Почему так? - услышала она голос, говорившей с ней женщины. - Почему ты выбрала профессию шлюхи?
- А почему бы и нет? - Афна внимательнее присмотрелась к ней. - Мы разве знакомы?
- Конечно, знакомы. Ты сама просила найти тебя, когда настанет время.
- Я не помню.
- И об этом ты тоже просила, но уже не меня.
Взгляд женщины устремился за плечо Афны, заставляя ее обернуться. Еще одна женщина в таких же скромных, но изысканных одеждах.
- Что происходит? - заволновалась Афна. - Я пришла просто посмотреть на свою бывшую подругу. Ничего больше.
- Успокойся, - еще один голос за ее спиной. Еще одна женщина, похожая на тех двух, что стояли рядом с Афной.
- Кто вы такие?
- Бедняжка, - женщина прикоснулась к ее щеке. - Ты совсем ничего не помнишь.
Ее прикосновение было теплым и нежным. Оно дарило покой и что-то еще, что заполняло сознание Афны настолько стремительно, что у нее закружилась голова.
- Или же все-таки нет?
- Нет? - Афна закрыла глаза, не понимая, что с ней происходит.
Гудевшая толпа смолкла. Она перестала существовать, так же, как и весь театр, со всеми его актерами, декорациями и стенами. Теперь она стояла на ночной улице. Сточные канавы источали запах нечистот. Ночное небо было настолько низким, что казалось, стоит взобраться на крышу самого высокого здания и можно будет прикоснуться к нему рукой.
- Ну, вот и все, - услышала Афна голос женщины, которая недавно прикасалась к ее щеке.
- Еще мгновение, - это был ее собственный голос.
- Нет смысла ждать, - женские ладони сжали ее лицо.
- Обещай, что найдешь меня, - Афна требовательно смотрела на третью женщину, ту, что первой заговорила с ней минуту назад в заполненном зрителями зале. Ее имя. Она знала его. Она знала имена всех трех женщин.
- Обещай мне, Клото.
- Обещаю.
- Теперь пора, - она подставила губы страстному поцелую Лахезис.
Влажный язык проник в полость ее рта, слизывая хранящиеся в сознании воспоминания. Их поток был настолько огромен, что Афна не успела разглядеть в нем ничего, что напомнило бы ей о тех временах, зато она увидела свое будущее. Увидела себя одинокую и всеми покинутую. Над ее головой было все тоже небо, но теперь в нем она не видела ничего важного, как мгновение назад. Просто небо. Просто ночная улица. Скупое настоящее и темнота вместо прошлого. Теперь Афна видела себя со стороны. Испуганная женщина, сжавшаяся, услышав приближающиеся шаги. Эти воспоминания были знакомы ей. Иногда они приходили во снах, принося боль, объяснить которую она не могла.
- Кто ты? - спросил ее, подошедший мужчина.
Он не был молод. Его тронутые сединой волосы вьющимися локонами спадали на плечи. Его одежда, взгляд, голос - все, что Афна могла разглядеть в темноте, подчеркивало знатное происхождение.
- Кто ты? - терпеливо повторил он свой вопрос.
Афна долго копалась в памяти, затем сказала, что не знает.
- Такого не бывает, - мужчина нагло разглядывал ее. - Ты кем-то обязательно должна быть, - он протянул руку, трогая ее вьющиеся волосы. - Ты слишком красива, чтобы быть никем, - он склонился к ее лицу, вдыхая ее запах. - Сейчас слишком поздно, чтобы бродить по этим улицам одной, - прошептал он ей на ухо. - Ты позволишь мне позаботиться о тебе?
- Позаботиться?
- Да. В моем доме ты будешь в безопасности. Тебе там понравится. Негоже такой красоте бесхозно бродить по этим порочным улицам.
Афна увидела, как она пошла за ним следом. Как он привел ее в свой большой дом. Как овладел ее безропотным телом на огромной кровати.
- Моя прекрасная блудница, - говорил он ей день за днем, а она смиренно отдавалась ему. Отдавалась его братьям, когда ее тело наскучило ему, отдавалась их друзьям и друзьям их друзей.
Прекрасная блудница - это было все, что она знала о себе. Остальное служило подстилкой для времени, памятью, в которой не было и доли того, что можно было бы запомнить. За днями шли недели, месяца, года, столетия. Только теперь Афна осознала свой возраст. По крайней мере, ту его часть, которая брала начало с поцелуя Лахезис. Если раньше она помнила лишь свое имя и фразу, которую услышала в ту далекую и первую для новой себя ночь, то теперь к Афне и Прекрасной Блуднице добавились и другие нарицательные. Сотни, тысячи слов, которыми называли ее и которые она забывала с завидным постоянством, начиная каждое новое десятилетие с чистого листа, на котором написано лишь ее имя и профессия.
Гром аплодисментов ворвался в ее сознание, словно это рукоплескали ей, благодаря за то, что она показала всем свои воспоминания. Тяжесть прожитых лет навалилась на ее плечи, заставив колени дрожать под неподъемным грузом.
- Кто я? - прошептала Афна, возвращаясь в шумный зал в компанию Клото, Атропос и Лахезис.
- Ты разве не вспомнила? - Клото вопросительно смотрела на сестру. - Разве Лахезис не показала тебе твое прошлое?
- Я не верю, что это и есть вся моя жизнь. Тот поцелуй... Что-то было и до него?
- Было. Поэтому мы и здесь.
- Вы... - Афна нахмурила брови, пытаясь вспомнить что-то кроме имен этого трио. - Трио... - В ее голове послышалось какое-то пение. Детские голоса неохотно собирались в слоги. Их становилось все больше и больше, позволяя Афне различать отдельные слова этой песни. - Плету судьбу я мира, - прошептала Афна, глядя на Клото, затем ее взгляд устремился к Лахезис. - А я случайности твои. - Теперь она смотрела на Атропос. - Я их необратимость. - И уже прямо перед собой, в никуда. - Мы три сестры одной судьбы. - Афна закрыла глаза. - Мойрам! - выдохнула она.
- Ну, вот! - радостно сказала Клото. - А я уж боялась, что Лахезис слишком старательно спасала тебя от безумия, стирая воспоминания.
- Что все это значит? - Афна посмотрела на Клото глазами полными слез.
- Слишком многое, моя девочка, - Клото заботливо обняла ее.
- Тебе столько еще нужно вспомнить, - сказала Лахезис.