Кафельная плитка усиливала звуки шагов, и они эхом уносились в глубину широкого коридора, теряясь в его утробе. Полумрак съедал краски, обесцвечивая это странное место. Пол под ногами медленно уходил вниз. Был слышен звон подающих капель и человеческий шепот. Сгущались тени. Осознание того, что со всех сторон холодная земля, вгрызалось в сознание. Запах плесени смешивался с запахом мяты и полевых цветов, напоминая о летнем солнце и теплом ветре, которые остались где-то далеко. Этот коридор был достаточно длинным, давая возможность приходившим слюда, подумать о том, зачем они здесь. Действительно ли они хотят увидеть то, что будет там, в конце.
Капра Кэлоул сильнее сжал руку девушки, которая привела его сюда.
- Ты боишься? - спросила она шепотом, таким же, как тот, что усиливался вокруг них. - Не бойся, - ее голос стал твердым. - Все, что ты слышишь, это не больше чем иллюзия, устроенная для того, чтобы скрыть убогость этого места. На самом деле это просто коридор. Вдоль него идут обыкновенные ржавые трубы, а потолок кишит старой проводкой.
- Здесь много людей, - Кэлоул обернулся. - Но я почему-то никого не вижу.
- Потому что их нет.
- Еще один эффект?
- Еще один.
- Чертово место, - Кэлоул передернул плечами. - Даже эта черно-белая плитка под ногами. Она, словно специально выложена, чтобы сводить с ума тех, кто приходит сюда.
- Те, кто приходят сюда, уже давно сошли с ума, - Полетта улыбнулась. - Скажи, разве ты считаешь себя нормальным?
- Я знаю, кто я.
- Правда? И что ты знаешь о себе кроме даты рождения да имени, которое тебе дали?
- Не понимаю, что ты хочешь услышать.
- Правду. Скажи, если бы ты был нормальным, то разве пришел сюда?
- Меня привела сюда ты.
- А ты считаешь меня нормальной?
- Вполне.
- Значит, ты такой же ненормальный, как и я.
На губах Полетты заиграла веселая улыбка. Кэлоул любил, когда она улыбается вот так - беззаботно. Он знал Полетту уже несколько лет, и за все это время она ни разу не разочаровала его. Его страсть, а вначале это была только страсть, медленно перерастала во что-то большее. Иногда, лежа в своей кровати, закутавшись в одеяло и пытаясь заснуть, он думал, что это любовь. Любовь, которая спасет его, не даст переступить черту, как это сделал когда-то его дед.
Кэлоул часто вспоминал о нем. Еще будучи ребенком, он с завистью рассматривал его ордена, мечтал вырасти и примерить военную форму, слушал рассказы деда о службе. Стать слабым и немощным значило для него тоже, что струсить на поле боя. Тогда Кэлоул смутно понимал, о чем идет речь. Для него важнее были рассказы о войнах, подвигах и героях. Его дед, несомненно, был одним из них. Это убеждение сохранилось и по сей день. Он до сих пор помнил, как ребенком, сбежав с уроков, пришел навестить деда. Он долго звонил в дверь, но ему никто не открыл. Зеленый газон возле дома был аккуратно пострижен, качели, которые дед когда-то сделал специально для своего внука, свежевыкрашены, сорняки в клумбах выполоты, и даже забор починен - старые доски заменены новыми и покрашены в прежний цвет. Маленький Кэл (так обычно называл его дед) вертел головой в поисках своего кумира. В конце концов, его внимание привлекла незакрытая дверь в старый сарай. Когда-то там жила большая дворняга, и Кэл боялся даже подходить к сараю, но дворняга сдохла год назад. Кэл помнил, как они вместе с дедом похоронили ее в саду - выкопали яму, положили на дно старого пса, постояли минуту, почтив его молчанием, затем забросали землей и отправились домой. Тогда Кэл подумал, что именно так и хоронят героев - быстро и молчаливо. Стоят минуту, глядя на свежий могильный холмик, а затем возвращаются к своим делам. Пересилив страх, маленький Кэл подошел к сараю, открыл дверь и заглянул внутрь. Там, в темноте, неподвижно висел его кумир. Старая табуретка валялась под его ногами. Маленький Кэл не двигаясь стоял до тех пор, пока занемевшие ноги не стали болеть, затем развернулся и хромая зашагал прочь. Сев в автобус, он вернулся домой, открыл дверь своим ключом и, дождавшись родителей, рассказал им о том, что увидел в сарае. Сначала они не поверили ему - слишком спокойно он рассказывал им о случившемся. Затем, когда они не смогли дозвониться до деда, отец съездил к нему домой. Суета, предшествующая похоронам была шумной. Приходившие люди, которых Кэл совершенно не знал, выражали соболезнования его отцу. Тот в свою очередь говорил, что дед был еще слишком молод и полон сил, чтобы совершать подобное. Еще долго в их семье обсуждался этот поступок, и маленький Кэл, слушая все эти разговоры, думал о том, что родители совсем не знали его деда, ведь смерть героев не обсуждают. Их хоронят молча и быстро, так же, как они когда-то с дедом хоронили старую дворнягу в саду.
До встречи с Полеттой Кэлоул часто думал о поступке своего деда. Наверное, он просто почувствовал, что старость, наконец, добралась до него и, не желая становиться обузой, сделал этот шаг. Он не хотел быть зависимым, не хотел быть беспомощным. Он боялся этих чувств, так же, как боялся их его внук. Маленький Кэл не стал военным, как мечтал в детстве, не стал героем, которых хоронят молча и быстро. Он потратил двадцать пять лет своей жизни в пустую, пытаясь отыскать себя в безумно вращающемся мире, и чувствовал тоже, что чувствовал его дед, разменяв свой восьмой десяток. Кэл знал, что конец близок, чувствовал, как стены вокруг начинают сжиматься, принося пустоту. И так было, пока не появилась Полетта.
Первые десять дней проведенные с этой девушкой были просто сказкой, и чуть позже Кэлоул окрестил это время первым этапом их отношений. Затем она ушла, сказала, что ей нужно куда-то уехать и оставила его одного. Он ждал ее. Ждал месяц, второй, третий. Стены снова начали сжиматься, напоминая о пустоте, которую несла в своем бесполом теле ненавистная ночь.
Память о Полетте начинала стираться. Кэлоул почти забыл ее, когда она снова появилась в его доме. Она принесла в его постель свое тело, свой запах и свои истории. Полетта рассказывала ему о людях, которых знала, о людях, с которыми была близка. Сначала это были рассказы об их жизни. Интересные рассказы. Потом к ним стали добавляться пикантные подробности, которые при других обстоятельствах Кэлоул не стал бы слушать, но Полетта умела заинтересовать.
Казалось, что этим историям не будет конца, но прошла неделя, и Полетта снова покинула Кэлоула. От нее остался лишь запах, да грязное постельное белье.
Кэлоул ждал, что она вернется. Ждал почти год.
Их новую встречу он окрестил "третьим этапом".
Полетта вернулась, принеся не только свое тело, не только запахи и истории, но и фотографии. Любительские снимки подтверждали ее слова. Она действительно знала всех этих людей. На некоторых фотографиях они сидели рядом с ней за праздничным столом, на некоторых гуляли по парку. Их дети шли рядом, мужья, жены - глядя на эти снимки, никто бы никогда не подумал, что истории, рассказанные о них - правда, но были и другие фотографии. Прежде Кэлоул счел бы их омерзительными, но сейчас они были лишь частью историй, которые он слышал когда-то.
Полетта пробыла рядом с ним всего один день. Напомнила о себе и снова исчезла на два долгих месяца.
Когда она вернулась, шел дождь. Мокрая, подавленная, замерзшая Полетта вошла в его квартиру и попросила принести одеяло и чашку горячего чая. Пока Кэлоул возился на кухне, она уснула. Он долго смотрел на нее, затем заметил коробку с видео фильмом, который она принесла с собой, включил проигрыватель.
На экране появилась дата, когда была сделана запись. Изображение вздрогнуло, и Кэлоул увидел счастливое лицо Полетты. Она заглянула в объектив камеры, отошла в сторону. На экране мелькнула ее обнаженная грудь. Камера повернулась, показывая большую кровать и лежавшего на ней мужчину. Ему не нравилось, что его снимают.
- Что в этом плохого? - обижено спросила Полетта.
- Ты считаешь это нормальным?
- Да. Хочешь, я покажу тебе мои записи с другими?
- С другими?
Камера продолжала снимать опустевшую кровать. Был слышен звук включенного телевизора, но Кэлоул не мог разобрать, что там говорят. Лишь иногда, сквозь этот фон доносились четкие голоса Полетты и ее любовника.
- Зачем ты мне все это показываешь? - спрашивал он.
- Затем, что мне это нравится.
- Ты что больная?
- Не вижу, что в этом плохого.
Их голоса начали звучать на повышенных тонах. Кэлоул слышал, как спор перерастает в скандал, сдобренный обильным количеством брани.
- Забирай свою камеру и катись отсюда, чокнутая дура!
- Хорошо, - сквозь ураган всей этой экспрессии голос Полетты прозвучал неожиданно спокойно.
- Извращенка! - продолжал неистовствовать мужчина.
Изображение вздрогнуло. Полетта оделась, забрала камеру. В объектив попал обнаженный мужчина. Размахивая руками, он продолжал кричать.
- Я зайду, когда ты успокоишься, - сказала Полетта.
На экране мелькнула дверь, коридор, еще одна дверь, лестница, дверь, улица, шум города, женская сумочка, темнота...
Откинувшись на диван, Кэлоул закрыл глаза. За окном по-прежнему шел дождь.
- Вот так мы с ним расстались, - услышал Кэлоул голос Полетты.
Она проснулась и, подняв голову, пыталась заглянуть ему в глаза.
- Ты ревнуешь?
- Нет.
- Это хорошо, - она села, продолжая кутаться в одеяло. - Сегодня я заходила к нему. Хотела помириться. Ничего не вышло.
- Поэтому ты пришла сама не своя?
- Я просто попала под дождь.
- А он, тот мужчина?
- Я в нем ошиблась.
- Ты разочарована?
- Нет. Время, проведенное с ним, было замечательным, но все когда-нибудь заканчивается.
- Обо мне ты скажешь так же?
- Все зависит от тебя.
- Я не знаю. Ты считаешь нормальным делать все эти записи?
- Если это приносит смысл, то да. Помнишь, каким ты был, когда мы встретились? В твоих глазах была пустота. Вспомни нашу первую ночь, вспомни последующие. Можешь ничего не говорить, но я видела твои глаза - они были живыми. Тебе нравилось мое тело, моя порочность, мои рассказы, фотографии, которые я тебе показывала. Ты находил в этой жизни смысл.
- У меня был смысл и до тебя.
- Значит, я снова ошиблась?
- Нет.
- Тогда почему ты отказываешься от того, что тебе нравится?
- Я не отказываюсь, просто... - Кэлоул вспомнил запись, которую недавно смотрел. - Там, - он машинально указал на телевизор, - ты показывала ему какие-то записи.
- Ты хочешь посмотреть их?
- Наверно, да.
Так начался четвертый этап их отношений, в конце которого Кэлоул оказался в грязном подвале, ведущем, как ему казалось, в самое сердце преисподней.
- Что это? - спросил он, увидев бесформенную груду одежды, прижавшуюся к теплым трубам.
Пара безумных глаз уставилась на него из-под скрывавшего лицо капюшона.
- Пойдем, - потянула Кэлоула за руку Полетта. - Таких здесь много. Постарайся не замечать их. Они не любят внимания.
- Мне казалось, ты говорила здесь нет людей.
- Сомневаюсь, что они все еще люди, в том плане, что человеческого в них осталось мало. Говорят, что некоторые из них это бывшие посетители, такие же, как ты. Они пришли сюда однажды, но не смогли уйти.
- Почему?
- Не знаю. Признаться честно, я не верю в эти рассказы.
- Но кем-то же они должны быть.
- Мне кажется, что это бездомные. Кто-то должен следить за чистотой в этом месте, наводить порядок и хранить молчание, оставаясь здесь всю свою жизнь.
Они прошли мимо еще одного мешка одежды, затем еще одного и еще.
- Как их здесь много! - прошептал Кэлоул.
- Может быть, они стали размножаться? - неуместно улыбнулась Полетта. - Сомневаюсь, что кто-то контролирует их численность.
- Ты это серьезно?
- Почему бы и нет?
- Не смешно.
Кэлоул замер, услышав хриплый, но от того не менее мелодичный голос. Далекий голос, почти такой же нереальный, как и шепот вокруг.
- Ты слышишь? - спросил Кэлоул Полетту, пытаясь разобрать мотив.
- Это Мервик, - шепотом сказала она, останавливаясь возле тяжелой железной двери.
Им открыл высокий чернокожий атлет. Хлынувший из дверного проема свет ослепил глаза. Хриплый голос, приносивший куплеты незнакомой песни, стал громче. Кэлоул оглядывался по сторонам, пытаясь определить, откуда доносится пение.
- Что ты делаешь? - удивленно спросила его Полетта.
- Хочу услышать. Отведи меня, - он шагнул к двери, за которой, как ему казалось, находился тот, чьи уста рождали эту странную песню.
- Это не то, что я хотела тебе показать.
- Отведи меня, или я пойду один, - сказал Кэлоул.
Им открыл еще один чернокожий крепыш.
- Осторожно. Там много крыс, - предупредил он. - Эти грызуны размножаются быстрее, чем их успевают съедать.
- Съедать? - Кэлоул удивленно посмотрел на Полетту.
Она лишь только устало улыбнулась ему.
- Ты хотел послушать, как поет Мервик? Так пойдем.
Она снова взяла его за руку. Висевшие под потолком редкие лампочки дарили этому грязному месту слабый желтый свет.
- Смотри под ноги, - предупредила Полетта.
Кэлоул опустил голову как раз в тот момент, когда его нога едва не наступила в еще свежую кучу человеческих испражнений. Несколько бездомных, гревшихся возле теплых труб, безразлично воззрились на непрошеных гостей. Тощая собака пробежала, путаясь под ногами, таща в зубах обглоданную кость. Старая женщина (Кэлоул понял, что это женщина, по отсутствию бороды) бросилась к собаке, вырывая у нее кость, и тут же сама впилась в нее гнилыми зубами.
- Что это за место? - Кэлоул нахмурился, слушая непрекращающийся стрекот швейных машин.
- Ты разве сам не видишь? - Полетта ускорила шаг. - Давай побыстрее удовлетворим твое любопытство и уйдем отсюда.
Голос, тянувший куплеты незнакомой песни, стал громче.
- Чертов Мервик! - не сдержалась Полетта. - Сколько раз я ему говорила, чтобы он не ходил сюда!
Они приближались. Кэлоул уже видел певца. Он сидел, прижавшись спиной к теплой трубе, скрестив перед собой ноги, сжимая в руках старую гитару. По его чернокожему лицу градом катился пот. Его глаза были закрыты, голова запрокинута назад, пальцы судорожно искали струны, а из приоткрытого рта вырывались звуки песни, которая казалась почти божественной в этом грязном и странном месте. Когда Кэлоул и Полетта подошли к нему, он смолк. Его широкие ноздри жадно, подобно животному, принялись втягивать в себя воздух.
- Но не глухой, - расплылся в улыбке Мервик. - Сделай еще один шаг, уважь старика, - его нос уперся в промежность Полетты, продолжая жадно втягивать воздух. Он назвал ее имя, протянув его так, словно оно было словом из его песни. - Ты привела гостя?
- Он сам захотел послушать тебя, - Полетта отступила на шаг назад.
- Он? - Мервик снова начал принюхиваться, пытаясь определить, где стоит Кэлоул. - Черт, и почему все мужчины пахнут одинаково? - заворчал он, затем улыбнулся. - Значит, говоришь, тебе понравилось мое пение?
- Мне хотелось посмотреть на того, кому принадлежит этот голос.
- Удовлетворен?
- Не совсем.
- Если поймаешь мне крысу, я спою тебе еще.
- Что?
- Не слушай его, - Полетта нагнулась, пытаясь поднять Мервика. - Вставай, мы отведем тебя обратно.
- Мне тепло и здесь.
- Там тебя накормят, к тому же, здесь никому не нужны твои песни.
- Да, - закряхтел Мервик. - Здесь все ловят крыс, - он вытянул руку, ища опору.
- Помоги мне, - бросила Полетта Кэлоулу.
Вместе они подняли Мервика. Его тело было тяжелым и пахло потом. Прижав одной рукой гитару к груди, он обнял другой Полетту за шею.
- Полегче! - цыкнул он на Кэлоула, когда тот попытался обхватить его за талию, чтобы Полетте было не так тяжело.
- Я всего лишь хочу помочь.
- Ну, если так, - Мервик расплылся в довольной улыбке, показывая свои желтые зубы.
- Ты не должен приходить сюда, - с укором сказала ему Полетта. - Здесь не безопасно.
Он не ответил, лишь снова начал к чему-то принюхиваться.
- Слышите? - завертел головой Мервик, утягивая своих поводырей в сторону.
Полетта попыталась его остановить, но его ноги, вдруг окрепнув, увлекли ее за собой, в сторону, туда, где среди мусора из бытовых отходов и старой одежды, два грязных человеческих тела слились в жалкой пародии на половой акт. Их поза, место и безразличие, с которым они не замечали посторонних, больше напоминали половой акт животных.
- Крысы спариваются, - прохрипел Мервик, повернувшись боком, чтобы лучше слышать доносившиеся до него звуки.
С минуту они наблюдали за происходящим, затем пошли прочь.
Они вернулись в помещение, которое Полетта называла домом. Темнокожий крепыш закрыл за ними дверь.
- А еще крысы любят петь, - подметил Мервик, глядя в пустоту перед собой.
- Петь? - удивился Кэлоул.
- Да. Иногда им удается раздобыть спиртное, и тогда они поют, - он брезгливо передернул плечами. - Мерзкое представление, скажу я вам.
- Это точно, - Кэлоул улыбнулся, вспоминая, как сам в изрядном подпитии нередко мог затянуть полюбившиеся строчки.
- Да-а-а, - протянул Мервик. - Но крысы не любят слушать. Те крысы, - он мотнул головой в сторону двери, которая недавно закрылась за ними. - Полетта права. Я им не нужен, - он повернулся к ней, но его взгляд прошел сквозь ее лицо. - Скажи, моя девочка, а ты показывала нашему гостю цепи?
- Не успела.
- Ты обязательно должна это сделать. У них такой прекрасный звук.
- Цепи? - Кэлоул удивленно посмотрел на Полетту.
- Это комната... Не думала, что стоит сразу показывать тебе это, но, раз уж Мервик сказал... Придется начать с нее.
Открылась еще одна дверь. Вопреки ожиданиям, Кэлоул не увидел за ней охранника. Полетта включила свет. Просторное помещение с выкрашенными в белый цвет стенами больше напоминало камеру пыток, нежели комнату для любовных утех, которую представлял Кэлоул. Рядом с дверью стоял гинекологический стул. Его конструкция четкими линиями проступала под белой простыней, которой он был накрыт. На вросших в стену стеллажах были разложены медицинские приспособления. Некоторые из них предназначались для осмотра, о назначении других Кэлоул боялся даже подумать. Иглы, крючки, спицы - все это было разложено на белых салфетках, в определенной последовательности. Дальше лежали медицинские зажимы, клизмы, жгуты, веревки. Кэлоул заметил несколько вибраторов, широких ремней, розги и пару кнутов. В центре комнаты стояло что-то, отдаленно напоминавшее стол. Его конструкция была настолько изощренной, что сложно было представить, какие формы он мог принять.
- Ты видишь цепи? - прохрипел Мервик.
Конечно, Кэлоул видел цепи. Они свисали с потолка в центре комнаты, имея в своем основании электромотор, с помощью которого можно было поднимать или опускать их. Некоторые из цепей заканчивались стальными крюками. Кэлоул вспомнил, что именно при помощи таких приспособлений поднимают туши животных на мясокомбинатах.
- Правда, они славные? - Мервик подошел к цепям, сгреб их рукой в охапку и, отпустив, отошел назад, слушая, как они звенят, ударяясь друг о друга. - Я не могу их видеть, но зато я их слышу, - он трепетно задержал дыхание. - Они славно поют. Очень славно.
- Что это за место? - Кэлоул смотрел на Полетту, требуя ответа.
- Разве ты ни разу ничего подобного не видел? - спросила она.
- Видел, но не в таком сочетании.
Мервик повторил трюк с цепями. Теперь они зазвенели еще громче.
- Музыка для ушей, - умиленно произнес он.
- Скажи, Кэл, - Полетта прошла в центр этой странной комнаты, - что тебе представляется, когда ты видишь все это?
- А что мне должно представляться? - Кэлоул нервно оглядывался по сторонам. - Все эти приспособления, вся эта комната... Боль, - выдохнул он последнее слово. - Мне представляется боль.
- Сладкая боль, - Мервик, устав стоять, уселся на пол. - Мелодичная, - он скрестил перед собой ноги, приняв положение, в котором Кэлоул впервые увидел его.
- О чем ты думаешь? - Полетта перехватила взгляд Кэлоула, сосредоточенный на иглах.
- О людях, которые приходят сюда.
- И что ты видишь?
- Эти иглы... Они...
- Ты видишь женскую грудь?
- Грудь?
- Боль может быть сладкой, Кэл, - Полетта провела рукой по холодной глади стола. - Разве тебе не нравится, когда царапают твою спину?
- Да, но грудь...
- И не только грудь, - прохрипел Мервик. Его рука отыскала ногу стоявшей рядом с ним Полетты и медленно поползла вверх. - Иногда эти иглы используют здесь. Верно, моя девочка?
Полетта улыбнулась.
- Человеческая плоть такая мягкая, - хрипел Мервик. - А кожа такая чувственная. Что может быть слаще песни боли? Что может быть искреннее, чем страсть, рожденная в страданиях?
- Здесь можно все, - сказала Полетта, глядя Кэлоулу в глаза. - Все, что ты видишь, все это для того, чтобы удовлетворить твое любопытство. Твою страсть. Хочешь увидеть, как протыкают женскую грудь? Как по щекам катятся слезы, а между ног горит огонь? А? Хочешь почувствовать, как игла, которую держит твоя рука, проходит сквозь мягкую плоть, вызывая оргазм? А может, ты хочешь, чтобы это сделали с тобой? А? Хочешь почувствовать, насколько это усилит твой оргазм? Хочешь понять каково это - страдать и любить эти страдания?
- Не бойся своих мыслей, - захрипел Мервик. - Они сильнее тебя. Прикоснись к ним. Прикоснись к своей сущности. - Его руки отыскала гитару. Пальцы коснулись струн, рождая звуки. - Прикоснись. Чувствуешь? Моя кожа пахнет болью, - затянул Мервик своим хриплым мелодичным голосом.
Чувствуешь, как дышит она? Чувствуешь, как просит еще?
Прикоснись, моя прелесть, ко мне дрожащей рукою.
Чувствуешь меня, чувствуешь мою боль?
Она твоя, бери, извиваясь в постели,
Проси, кричи, закусив простыню.
Чувствуешь меня? Чувствуешь мое тело?
Слышишь свой крик? Я слышу, шепчешь: "люблю".
Музыка стихла, но Мервик еще несколько долгих секунд продолжал затягивать последнее слово.
- Тебе понравилось? - спросила Полетта Кэлоула.
Он поднял на нее свои глаза. Все это время она смотрела на него. Следила за ним.
- Теперь ты мой должник, - сказал Мервик.
- Должник?
- Ты услышал мою песню, - он облизал пальцы, которыми недавно прикасался к Полетте. - Вкус женщины очень сладок, - подметил он. - Гораздо слаще мяса крыс.