Ветер, рожденный смертью Джима Стоуна, возвращался к своему истоку. Мрачный каньон, куда он направлялся, обещал забвение. Здесь, в этом серпантине скалистых ущелий, ветер не был одинок. В такт ему подвывали другие ветра, сквозившие своим одиночеством. Заключенные в них существа уже не рыдали, они просто ожидали своей участи. Неизбежного финала, порожденного теми, кто, как и Джим Стоун добровольно ушли из жизни. Ветра нашли их. Они забрали существ, которые стали ненадолго свободны. Заключили их в свой густой поток, отправившись в последний путь памяти. Это была неизбежная дорога, которую должен был проделать каждый из подобных ветров. Навестить родных и друзей ушедшего, его знакомых, любовников или любовниц, позволить им проститься с ним, а затем вернуться в ущелье, принеся в своем теле одиноких существ, оставшихся от человека, даровав им долгожданный покой. Здесь не было судей и не было тех, кто мог дать еще один шанс - всех ожидало забвение. Единственный шанс уцелеть, спастись, был в недолгом рейде памяти, который устраивал ветер. Лишь в этот момент не желавшие мириться со своей участью существа могли найти себе новых хозяев или новых марионеток. Обычно первыми были демоны или ангелы. Они грызлись друг с другом, борясь за право покинуть пленивший их поток ветра, рвали его плоть, выбираясь на свободу, цепляясь за тех, кому был дорог человек, рядом с которым они находились раньше, за тех, кто как-то был связан с ним. Следом за ангелами и демонами в образовавшуюся брешь на свободу пытались выбраться более примитивные существа. Траджи, бульвайки, азоли - все те, кто не был еще настолько стар, чтобы потерять интерес к жизни. Они опустошали забравший их ветер, заставляя его вернуться в каньон ни с чем. Его изодранная плоть, извиваясь в конвульсиях, не могла сдержать их, и когда он возвращался, каньон наполнился естественным криком боли, который может породить лишь утрата. Этот крик не мог остаться не замеченным. Огромные белые птицы, хлопая своими крыльями, слетались в каньон. Фемиты - сторожили этого мира, бывшие ангелы, те, кто был уже слишком стар, чтобы участвовать в земном маскараде. Их умные глаза искали причину крика. Они кружили над каньоном, не в силах спуститься вниз. Гулявшие в его ущельях ветра были слишком сильны. Но туда, куда не могли добраться бывшие ангелы, могли проникнуть их вечные соперники. Зоргулы - уставшие от действ демоны, заслужившие право остаться в этом мире. Огромные ящерицы, извиваясь, ползли между камней, скрываясь от свирепых ветров, господствовавших в этом каньоне. Их так же привлекал крик. Они шли к нему, желая узнать причину, чтобы рассказать о ней тому, кто должен был принимать решения. Разочарованный стон фемитов потряс затянутое мглой небо. Некоторые из них снова попытались спуститься в каньон, едва не поплатившись за это. Им оставалось только смотреть, как их враги приближаются к источнику крика, готовые в любое мгновение узнать причину.
Склонив головы, фемиты почтительно расступились. Их дерзость не распространялась на спускавшееся с неба существо, обладавшее огромными крыльями. Его львиная пасть готова была проложить себе дорогу клыками в случае неповиновения, а на орлиных когтях все еще сохранились ошметки чей-то разорванной плоти. Грифон устало спускался на землю. Его мощное тело было слишком тяжелым для долгих перелетов. Когтистые лапы, вздымая вековую пыль, ударились о каменистую землю. Наполненный ветрами каньон все еще издавал свой душераздирающий крик. Пара зоргулов, спешно перебирая своими мускулистыми лапами, выбрались из узкого ущелья, направляясь к Грифону. В его величественной осанке застыло ожидание. Зоргулы приблизились к Грифону на расстояние, чтобы он мог слышать их, и поведали историю, которую принес им ветер памяти, вернувшись из далекого мира. Историю Джима Стоуна.
Тяжелые веки Грифона опустились на большие, мудрые, но беспощадные глаза. Неужели древняя ловушка дала сбой? Сбежал не один ангел или демон, как это было прежде. Сбежали десятки, сотни. Теперь они разнесут весть о несовершенстве закона по всему миру, послужат примером другим.
Грифон тихо зарычал. Нет. Он не может допустить этого. Придется найти их всех и вернуть в забытье. К тому же они не могли уйти далеко - незавершенные действа будут тянуть их назад, к друзьям и родственникам погибшего. И след этот будет свеж еще долгое время.
***
Прокурор Фил Берри гладил волосы Бэт. Она тихо посапывала во сне. За окнами была ночь, но спать прокурор не мог. Слишком о многом нужно было подумать, слишком многое взвесить. Во-первых, Антонина была на свободе. Это подрывало его авторитет. Тем более что она вышла не по счастливому стечению обстоятельств. За нее просил сам Донни Джонсон. Не просто просил, требовал, чтобы Берри освободил ее. Разве мог прокурор отказать ему. За проступки надо платить, какими бы старыми они не были. Оставался вопрос, откуда Джонсон узнал про эти проступки и почему стал помогать Антонине. Они не были родственниками, между ними никогда не было ни любовных, ни дружеских отношений. Скорее всего, Донни Джонсон не знал Антонину Палермо лично. Ее дядя некогда обладал определенным авторитетом, но он уже давно отошел от дел. Возможно, всему виной был охранник, который изнасиловал ее. О нем Фил Берри знал меньше всего. Но зачем Донни Джонсону вступаться за него? Что может быть между прокурором и охранником, который без зазрения совести изнасиловал заключенную? Да ему самому место в тюрьме. Мысли Фила Берри снова вернулись к состоявшемуся между ним и Донни Джонсоном разговору. Джонсон был хитер. Очень хитер. Он припер его к стенке, давая понять, что знает о нем намного больше, чем он может себе представить. Откуда у него была эта информация? Или же он уже давно собирал ее? Нужно было делать то же самое, в таком случае Берри нашел бы достойный контраргумент, а так он всего лишь безвольно согласился. Если так пойдет дальше, то он окажется в прямой зависимости от своего коллеги. Ему придется исполнять любую прихоть Донни Джонсона. Из этого капкана нужно срочно выбираться. Джонсон не идеален и при желании можно найти и его грехи. Тем более что у него есть сестра. Судья Кира Джонсон. Грязное судейское белье всегда хранит пару секретов, которыми можно воспользоваться, так же, как и белье прокуроров.
Фил Берри вспомнил своего сына. Сколько хлопот доставил ему это бездельник. У него могло быть все: карьера, деньги, работа, а что сделал он? Ничего. Спустил в унитаз свое будущее, доставив отцу немало хлопот и до сих пор продолжая их доставлять. Это была слабая сторона прокурора. Но почему Донни Джонсон не воспользовался ей? Было куда проще найти проступки сына, чем искать проступки отца. Значит, Джонсон уже давно копает под него. Но почему? И зачем выдал себя ради женщины, которую даже не знает? Фил Берри понимал, что для серьезных выводов ему не хватает информации. Нужно встретиться с Куртом, пусть он узнает, кто такой охранник, изнасиловавший Антонину, и как он связан с Донни Джонсоном. Второй вопрос, который мучил Фила Берри - что предпримет теперь сама Антонина. Изучив дело этой женщины, он знал, что она не будет сидеть сложа руки. Яростнее всего сражается умирающий зверь. Фил Берри знал это по примеру с Пери Лескоттом. Их вражда закончилась победой Берри, но был момент, когда прокурор сильно сомневался в своем успехе. Не будь Пери Лескотт столь болтлив, неизвестно кто бы из них праздновал победу.
Фил Берри снова провел своей огрубевшей ладонью по волосам Бэт. Его победа над Лескоттом в какой-то степени принадлежала и этой женщине. Она сообщила ему многое из того, что помогло упрятать бывшего судью за решетку. Она предала свою сестру, которой доверял Пери Лескотт, выменяла свободу своего отца ценой этого предательства, упав в его объятия, в качестве благодарности. Безусловно, Бэт была сильной женщиной. Именно такой тип и любил Фил Берри. Сильная, хитрая, умная. Любил и никогда не доверял им. Именно поэтому он все еще держал судьбу ее отца в своих руках. Один намек на предательство, и он снова отправит ее отца в тюрьму, заслуженно отправит. Фил Берри понимал, что играть с Бэт в эти игры весьма опасно, но и отпускать ее он не хотел, зная, что не сможет найти другой такой женщины, а если и найдет, то жизнь с ней не станет менее опасной, чем жизнь с Бэт, которую он уже изучил, которую поставил в зависимость.
Мысли прокурора снова вернулись к Пери Лескотту. Бывший судья был на свободе. Несмотря на все старания, этот старый лис сумел выпутаться и из этой ситуации. Безусловно, он был зол, безусловно, жаждал мщения. Но он был один. Фил Берри постарался, чтобы у Лескотта не осталось больше друзей. Кто-то из них испугался, кто-то потерял интерес к бывшему судье, когда тот лишился своего положения, кто-то просто счел свою дружбу с ним не достаточным поводом для того, чтобы жертвовать ради нее своим благополучием. Так что Пери Лескотт был один. Но он не был глуп, поэтому не стоило списывать его со счетов.
Фил Берри выключил ночник и притянул к себе Бэт. Ему нравилось засыпать, чувствуя тяжесть ее головы на своей груди, слыша ее дыхание, зная, что она принадлежит только ему.
***
Колин лежал на кровати поверх влажных простыней. Эмили, девушка, с которой он жил последние несколько месяцев, засыпала, начиная тихо посапывать. Колин знал, почему она живет с ним. Не будь его отец прокурором, не было бы сейчас ни Эмили, ни всего того, что она принесла в его жизнь вместе с собой. Квартира, машина, деньги - все, что сейчас окружало его, было всего лишь выгодным капиталовложением - в него, в Колина, чтобы он изредка просил своего отца о некоторых незначительных одолжениях для отца Эмили. Тело Эмили тоже было частью этого капиталовложения. Возможно, самой незначительной частью. Для Колина оно не значило ровным счетом ничего. Он пресытился им в первые дни знакомства. Сейчас Эмили больше раздражала его, нежели вызывала симпатию.
Колин ткнул недокуренную сигарету в пепельницу. Раскаленный уголь зашипел, прожигая латекс использованного презерватива. Запахло горелой резиной и чем-то сладким. Запах был резким, но он нравился Колину, напоминая о наркотиках и квартирах, где ему всегда будут рады.
Заснув, Эмили начала храпеть. Решив, что это достаточный повод для того, чтобы уйти, Колин оделся и, взяв ключи от машины Эмили, вышел на улицу. Сейчас ему больше всего хотелось оказаться в компании старых добрых друзей, которые всегда знают, чем порадовать его.
Мартин Суарес встретил Колина широкой улыбкой и дружеским похлопыванием по плечу. Никто не умел делать уколы так, как делал этот парень.
Когда-то давно Фил Берри, узнав о новых друзьях своего сына, хотел оградить его от этой пагубной компании, упрятав их за решетку, но те времена остались в далеком прошлом. Теперь закон зачастую обходил стороной это злачное место, понимая, что здесь может оказаться сын прокурора. Все знали об этом, знал об этом и Суарес, поэтому Колин был самым желанным гостем в его доме. Обитель порока, как называл свой дом Суарес в моменты, когда чувствовал себя непревзойденным философом.
В чем-то он был прав. Здесь, в его доме, помимо наркоманов, шлюх и прочих отбросов общества собирались и самые порочные существа мира теней. Обитель порока служила раем для примитивных азолей. Иногда их скапливались здесь десятки. Они тянули в этот дом своих хозяев, обещая буйство плоти и избавление от проблем...
Колин проснулся поздним утром. Пропахшая сигаретным дымом и потными телами комната в лучах пробивавшегося сквозь грязные стекла солнца выглядела удручающе, не смотря на то, что еще пару часов назад это было лучшее место на всем земном шаре. Сейчас, глядя на лежавшую рядом прыщавую девушку, Колин смутно вспоминал, что ночью, она казалась ему самой красивой из всех, кого он когда-либо знал. Он боготворил ее. Она была такой молодой и такой красивой. Но часы пробили полночь, и принцесса снова стала уродиной.
Колин выругался и начал одеваться.
***
Маргарита сразу поняла, что Лу Гамильтон ей симпатичен. Он был прагматиком, а это она всегда ценила в людях.
- Я хочу поговорить о Джиме, - сказала Маргарита. - Я его сестра... Двоюродная.
- Наверно, - Маргарита согласно кивнула. - Просто что-то не дает мне покоя, - она нахмурила брови, понимая, что знакома с Лу всего лишь пару минут. - Ты был его другом, ведь так? Почему он ушел?
- Иногда я спрашиваю себя о том же.
- И что?
- Какое теперь это имеет значение?
- Ты прав, теперь уже никакого. Для Джима. Меня просто не покидает странное чувство чего-то незавершенного. Словно Джим оставил какое-то дело незаконченным.
- Джим много дел оставил незаконченными.
- Ты говоришь о его письмах?
- Откуда ты знаешь?
Маргарита промедлила с ответом, вспоминая, что Курт просил ее не говорить о нем Лу.
- Мне сказала Шерил, - соврала она.
- Шерил?
- Да. С ней сейчас живет Алан Фостер. Так вот, Джим оставил ему письмо.
- И что было в том письме?
- Я не знаю.
- Шерил тебе не сказала?
- Я не хотела с ней общаться. Она едва похоронила Джима, а уже живет с другим мужчиной.
- Тебе это не по душе?
- Нет.
- Мне тоже.
- Так Джим ни о чем тебе не говорил? Не просил ничего сделать после его смерти?
- Сделать для кого?
- Ну, не знаю. Для Элизабет, например?
- Кто такая Элизабет?
- Девушка, в которую был влюблен Джим. Ты разве не знаешь о ней?
- Нет.
- Джим ничего тебе не рассказывал?
- У Джима было много секретов.
- Это я уже поняла.
- Так, кто такая Элизабет?
- Он был в нее влюблен.
- Джим во многих был влюблен.
- Не многие растили его ребенка.
- Откуда ты это знаешь?
- Джим рассказал мне, - снова соврала Маргарита. - Скажи, он точно не просил тебя ни о чем?
- Если и просил, то это касается не Элизабет.
- А кого?
- Ты ее не знаешь.
- У нее тоже был роман с Джимом?
- Нет. С Антониной они были просто друзьями.
- Должно быть, очень близкими.
- Должно быть.
Они замолчали. Находившийся рядом с Маргаритой ангел безучастно смотрел в немигающие глаза демона, застывшего за спиной Лу Гамильтона. Еще совсем недавно, они вместе бок о бок шли в длинной процессии позади Джима Стоуна. Теперь они были свободны, но эта свобода не была полной. Их словно тянуло друг другу.
- Странное чувство, - подметила Маргарита. - Как будто что-то должно случиться. Что-то неизбежное. Очень скоро.