Проснуться ровно в 5.30 утра, встать с кровати и, не протирая глаз, взбить подушку и застелить постель. Взять прозрачный неграненый стакан и на цыпочках подойти к умывальнику. Вымыть стакан дочиста и, вытерев насухо полотенцем, набрать в него холодной воды так, чтобы она заполнила его ровно на три четверти. Отнести стакан к кровати и поставить на тумбочку, предварительно подстелив под него чистую салфетку. Задернуть занавески. Сесть, скрестив ноги, на пол - рядом с кроватью. Сидеть надо лицом к окну, спиной к двери - соответственно.
Наконец, когда все приготовления закончены, нужно протереть глаза и трижды сказать призывающее Слово. Если так сделать, придет проводник.
Так говорит Нина, и у меня нет оснований ей не верить.
Вчера, во время вечерней прогулки, она сказала, что мое время почти пришло, и скоро она назовет мне Слово. Когда она произнесла это, меня охватило дикое волнение, которое, впрочем, быстро сменилось эйфорией. Я понял, что нахожусь от острова так близко, как никогда прежде. Мною завладело такое ликование, что я готов был рассмеяться во весь голос и, стиснув Нину в объятьях, кружить ее, пока от напряжения не потемнеет в глазах.
Вместе всего этого я просто кивнул ей и сдержанно улыбнулся, а она стиснула мою руку сильнее обычного.
Мы ни на секунду не забывали о тех, кто следит за нами.
- Ты уверен, что хочешь этого? - шепотом спросила Нина за обедом.
Отправив в рот очередную ложку безвкусного супа, я кивнул.
- Очень хочу, - так же тихо ответил я, ничуть не кривя душой.
- И тебя не пугает мысль о той, плате, что взимается за посещение острова?
- Конечно, пугает, - честно сказал я, - но если это - единственный шанс хоть ненадолго вырваться из этого...
Я обвел глазами окружающее пространство. Вокруг нас, не поднимая голов, безмолвно восседая за обшарпанными деревянными столами, поглощали свои порции наши товарищи по несчастью, так что было слышно лишь как постукивают о миски алюминиевые ложки. Два крепыша в белом, стоящие у входа в столовую, настороженно посмотрели в мою сторону.
- ... этого места, то любая плата не будет чрезмерной.
- Ну, раз так, то...
Толстая медсестра в застиранном халате, на котором красовался пустой бэйджик, неслышно подойдя к нашему столу, с грохотом поставила на него стеклянные пузырьки с таблетками. Тот, который был синего цвета и побольше, предназначался для меня, в другом - красном - лежали лекарства для Нины.
- Завтра утром, - продолжила моя подруга, - я отправляюсь на остров в последний раз. Это будет мой тридцатый визит - после этого для меня все закончится. А значит, уже послезавтра он будет тебе рад...
Она замолчала и, опустив взгляд, принялась водить указательным пальцем с коротким, но аккуратно подстриженным ногтем по коричневым пятнам, облепившим когда-то белую клеенчатую скатерть.
Мне всегда нравились ее тонкие, изящные пальцы. Ее теплые сухие ладони, которые я любил тихонько сжимать в своих, когда мы вместе гуляли по больничному парку в тот единственный отведенный для этого времени час.
- Значит, мы больше не... увидимся? - спросил я.
Нина кивнула.
- Я...
Договорить я не смог - дыхание перехватило, а в глазах предательски защипало.
- Мне будет...
- Не надо, - рука Нины вдруг легла на мою и я, до конца не осознавая, что делаю, подался вперед и прижался к ней губами.
Я думал, что она тут же уберет руку, но Нина лишь тепло посмотрела на меня и крепко сжала мое запястье.
Я вдруг подумал о том, что если медсестра сейчас смотрит на нас, то мы больше никогда не сможем вместе обедать, а вскоре кого-нибудь из нас переведут в другой корпус...
Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения.
- Не надо, - ласково повторила Нина, - Алька, хороший мой, не надо... Ты же знаешь, что так будет лучше для меня и, надеюсь, для тебя тоже. Здесь... здесь нет ни настоящего, ни будущего. Ни у кого из нас. Есть только осколки прошлого, которые изо дня в день выдирают из тебя, пока не останется лишь пустая кожаная оболочка с застывшей на губах дурной улыбкой. А остров... там я чувствую себя живой. Настоящей! Такой, какой я была до того, как меня упекли сюда... Алька, разве это не здорово?
- Да, - сказал я. - Конечно, ты права. Наверное, я просто...
- Смотри! - перебила она меня, показывая пальцем куда-то влево.
Я повернул голову - к нашему столику уже шли те двое санитаров, что стояли у входа - видимо, медсестра все-таки заметила нас.
- Помни, Алька, - быстро сказала Нина, - ты всегда сможешь повернуть обратно, если захочешь...
Она отодвинула миску и, встав из-за стола, кивнула санитарам. Но перед тем, как уйти, Нина наклонилась ко мне и прошептала на ухо:
- Моррок...
- Моррок. Моррок. Моррок...
Ничего не произошло. Прошла одна минута, вторая, третья... Я ни секунды не сомневался в том, что Нина не обманывала меня - она искренне верила в то, что говорила, но в душу стали закрадываться предательские сомнения. В конце концов, она ведь тоже принимала лекарства, и гораздо более сильные, чем я...
В это время позади меня раздался глухой треск. Я обернулся и на секунду лишился дара речи - в двери зияла дыра диметром около полуметра, а рядом, отряхиваясь и тихо ругаясь, стоял горбатый, морщинистый карлик с аккуратной бородкой. Волосы его были седыми, а одет он был в черные брюки с аккуратно отглаженными стрелками и ярко-красную рубашку.
- На Моррок? - как-то совсем недобро спросил карлик, выжидающе глядя на меня.
Я хотел ответить, но голос отказался мне повиноваться, и мне пришлось кивнуть.
- А вот хрен тебе, а не Моррок! - неожиданно огрызнулся мой гость. - Мне что, делать больше нечего? И так работаю с утра до ночи, спины, можно сказать, не разгибаю, так еще и перевози, кого попало...
- Я приготовил для вас кровать, - ответил я так, как научила меня Нина, - где вы сможете отдохнуть. И стакан холодной воды, чтобы вы смогли утолить жажду...
- Да ну? - недоверчиво ответил карлик, но, увидев, что кровать действительно застелена, а на тумбочке стоит стакан с водой, несколько смягчился.
- Что ж, - сказал он, почесав бороду, - такой подход к делу мне нравится. Сразу видно, человек вы обстоятельный - такому можно и помочь...
Сняв ботинки, карлик взобрался на кровать и, поправив подушку, улегся на простыню как был - в одежде. Натянув по горло одеяло, он зевнул.
- Разбуди меня через полчасика, - попросил он, - будем трогаться...
Наша лодка плавно скользила по зеленоватой морской глади. Всюду, куда хватало глаз, расстилалось спокойное, безбрежное море, и лишь прямо по курсу виднелся казавшийся крохотным силуэт острова.
Если бы меня спросили, как мы здесь очутились, я бы ни за что не смог ответить - взяв меня за руку, карлик попросил меня закрыть глаза, и в ту же секунду я услышал шум моря.
Мой спутник, которого, как оказалось, зовут Августин, сидел на веслах - я же просто наслаждался легким прохладным ветерком и брызгами, которыми меня обдавало всякий раз, когда небольшие волны ударялись о деревянные борта лодки.
Казалось, все мои чувства здесь обострились до предела - окружающие звуки были для меня слишком пронзительными, а цвета выглядели чересчур яркими, так что я время от времени жмурился и прикрывал глаза ладонью, что, видимо, не укрылось от внимания карлика.
- Ничего, скоро привыкнешь, - ухмыльнулся он. - Та дрянь, которой тебя пичкают день ото дня врачи, сильно притупляют восприятие. Но здесь ни одно лекарство не работает.
- Как такое может быть? - удивленно спросил я.
- А кто его знает, - пожал плечами Августин. - Лично я думаю, что Моррок - это вроде как заповедная зона для них. И пока ты здесь, ты под защитой.
Я кивнул.
- Что ж, это мне нравится.
Минут через пятнадцать-двадцать мы причалили к острову и лодка, ударившись о берег, застыла в неподвижности.
Нас уже ждали: метрах в десяти от нас стояла большая группа местных жителей, настороженно наблюдавших за мной.
Островитяне - как мужчины, так и женщины с детьми - были такие же низкорослые, как и Августин, но гораздо более загорелые. Одеты они были во вполне современные купальники, а на ногах носили плетеные сандалии.
- Ну, чего вы ждете? - закричал им Августин, выйдя из лодки и уперев руки в бока. - Поприветствуйте нашего гостя!
Безмолвствовавшая до этого толпа тут же взорвалась аплодисментами и приветственными криками, и уже через секунду я оказался в галдящем кольце дружелюбных островитян, каждый из которых желал со мной познакомиться и пожать руку.
Все, что было дальше, напоминало чудесный сон - я объедался местными фруктами, совершенно удивительными на вкус, купался в море и загорал под жарким, но не палящим солнцем, перезнакомился, кажется, со всеми островитянами, которые оказались очень гостеприимными и добродушными существами, и вдоволь наигрался в мяч с местной детворой. Потом, когда солнце взошло высоко и жара стала действительно невыносимой, Джерри, местный староста (во всяком случае, представился он именно так - "Джерри, местный староста"), пригласил меня погостить в его хижине, располагавшейся в центральной части острова. Не долго думая, я согласился.
Пребывая в блаженной прохладе его дома, мы с Джерри ели вяленое мясо и пили какой-то напиток, по вкусу очень напоминающий пунш, заботливо приготовленный его женой. Джерри оказался приятным и остроумным собеседником, чрезвычайно легким в общении, так что я замечательно провел послеобеденное время. А когда наступил вечер, Джерри собрал свое семейство и мы, захватив продукты для пикника, вновь отправились на пляж.
Мне давно не было так хорошо - выкинув из головы все проблемы и мысли о возвращении в больницу, я отдыхал, наслаждаясь жизнь. Полноценной жизнью... Незаметно для меня на остров опустилась ночь - тогда карлики разожгли костры и расселись вокруг них небольшими группами. Я заметил, что шум и разговоры начали понемногу стихать, а взгляды многих островитян стали настороженными.
Я как раз собирался спросить у Джерри, чем объясняется такая резкая перемена их настроения, как вдруг раздался оглушительный, леденящий душу рев. Всеобщие посиделки тут же закончились, и островитяне, затушив костры, стали поспешно расходиться по своим хижинам. Многие, прощаясь, бросали на меня сочувствующие взгляды. Я посмотрел на Джерри.
- Пришло время, - не глядя мне в глаза, произнес он.
Мы были единственными, кто еще не загасил костер. Языки оранжевого пламени отплясывали свой хаотичный первобытный танец, и по лицу Джерри, переплетаясь между собой в зловещие узоры, скользили хрупкие тени.
- Пойдем?
Я кивнул.
Встав, наша компания направились обратно. Мы вместе дошли до хижин, проводив домой семью Джерри. Там я тепло попрощался со всеми, но никто не сказал мне на прощание ни слова - лишь жена Джерри пожала мне руку и молча кивнула.
Дальше мы пошли вдвоем - по тропинке, выложенной крупными булыжниками, уходящей сквозь заросли дальше - вглубь острова. Староста шел впереди, я следовал за ним, стараясь не отставать.
- Ты знаешь, что тебя ждет? - спросил Джерри, когда мы достаточно отдалились от хижин.
- В общих чертах, - сказал я.
- Наш остров... это очень странное место, - продолжил староста, - мне кажется, он - и мы вместе с ним - существует только тогда, когда принимает очередного гостя. Сколько себя помню, каждое утро начиналось с того, что Августин привозил с собой чужака с испуганными глазами. И если кто-то из нас позволял себе быть негостеприимным, остров незамедлительно расправлялся с ним...
Джерри сглотнул.
- ... и его семьей.
- Так значит, вы - его рабы? Рабы этого острова? - удивленно спросил я.
- Здесь наш дом, - пожал плечами мой спутник, - и пока мы соблюдаем его законы, мы вполне счастливы. А остальное...
Джерри остановился так резко, что я едва не врезался ему в спину.
- Пришли, - сказал он.
Я осмотрелся - мы вышли на небольшой расчищенный от кустарника участок, посреди которого стоял круглый плоский камень, по форме напоминавший таблетку, светившийся тусклым желтоватым светом, так что это в этом месте, несмотря на поздний час, было довольно светло. Возле камня стояли двое мускулистых островитян, которых я раньше не видел.
- Ложись, - хмуро сказал один из них, указывая на камень.
Я лег, и мои руки и ноги накрепко привязали к камню веревками. Я огляделся, пытаясь найти взглядом Джерри, но того уже не было. Между тем один из крепышей расстегнул сумку, что висела у него на поясе, и начал доставать из нее один за другим блестящие хирургические инструменты. Другой в это время повернул мою голову налево, так что я щекой почувствовал холод светящегося камня.
- Будет больно, - сказал он мне.
Мой сегодняшний обед проходил в одиночестве. Голова болела уже не так сильно, как сразу после моего пробуждения, и почти не тошнило, так что я как обычно поглощал столовскую еду, набирая свою норму калорий и питательных веществ.
Нина рассказала мне обо всем, в том числе и о той процедуре, что служила входной платой на остров. Но я даже представить себе не мог, что это будет настолько ужасно. Я благодарил всевышнего, что вскоре после начала операции потерял сознание. При одной мысли о пережитом на острове меня начинала бить дрожь, и в ушах вновь раздавался визг, который издает маленькая, не больше столового ножа, пила, хищно вонзаясь в кость.
Говорят, что в нашем мозгу есть участки, без которых человек спокойно может обойтись.
Их ровно тридцать - так говорила мне Нина. Но если удалить их все, то человек умрет.
Так произошло и с моей подругой - тридцатое посещение острова оказалось для нее роковым. Пусть нам и объявили, что причиной ее смерти стала раковая опухоль, немилосердно сожравшая часть ее мозга, я знал, что случилось с ней на самом деле.
А еще я знал, что на Моррок я больше ни ногой. Каким бы адом не казался мне этот остров, огороженный от всего мира высокой кирпичной стеной, по которой спиралью бежала колючая проволока, вспыхивавшая электрическими искрами всякий раз, как какой-нибудь умник бросал в нее камень, здесь мне, по крайней мере, никто не собирался делать трепанацию черепа без наркоза, чтобы принести кусочек моего мозга в жертву местным духам.
Я еще раз с горечью посмотрел на пустовавшее место напротив меня и, вздохнув, отодвинул от себя миску с недоеденной кашей и направился к выходу из столовой.
...Будильник зазвонил ровно в пять тридцать утра. Я вздохнул - хотел ведь вчера его выключить, да забыл. Теперь еще не факт, что удастся заснуть...
Я заворочался. Повернув голову набок, посмотрел на белую штукатуренную стену, всю в выщерблинах и паутинках трещин. На зарешеченное окно, сквозь которое виднелось тусклое, будто выцветшее от многократных застирываний, полотно неба. Мне отчего-то вспомнились ежедневные процедуры, бесконечные таблетки, "промывка мозгов", безвкусная пища, которая, независимо от названия блюда, была одного вкуса, цвета и запаха, тюбик с вазелином, который все время носил с собой улыбчивый санитар Васятка - как он выражался, "на все случаи жизни"...
Я встал с кровати и, не протирая глаз, взбил подушку и застелил постель.