На космодроме многотысячные толпы, полиция оттесняет зевак за спешно выставленный барьер. К нам, впрочем, это не относится. Мы не зеваки или, вернее, не вполне. Мы - сотрудники "Земзвёзда", единственной организации на Земле, ведающей космическими полётами за пределы Солнечной. Так что мы - изнутри барьера и находимся на космодроме по долгу службы. Хотя именно без нас троих здесь прекрасно бы обошлись.
- Ещё полчаса, - говорит Ким.
Мы с Олафом разом киваем. Через полчаса на посадочную площадку должен приземлиться "Антей" - межзвёздник, ушедший к системе Тау Кита полтораста лет назад и до недавнего времени считавшийся погибшим. И не просто приземлиться - за последние двадцать лет здесь совершили посадку четыре ведомых автоматикой звездолёта. Все - с мёртвыми экипажами на борту. Команда же "Антея" - жива. Частично: второй навигатор Стивен Керри и судовой врач Лидия Семак, полтора века назад в экипажи ещё зачисляли женщин.
- Вот он, - шепчет у меня над ухом Олаф.
В небе - светлая точка. Она снижается, увеличивается в размерах и набирает яркость. Я закрываю глаза. На борту "Антея" со дня взлёта прошло восемь с половиной лет. Стивену Керри сейчас тридцать пять, Лидии Семак на два года меньше. Их родственники умерли век назад. Релятивистский эффект, мать его. На секунду представляю себя на месте Керри. Меня передёргивает.
Так или иначе, "Антей" отправляли вслепую. Полтораста лет назад, через четверть века после открытия принципа Орлова-Граббе, интуитов ещё не было. А скорее всего, были, но их не принимали всерьёз и считали везунчиками. До тех пор, пока какому-то умнику из Гарвардского университета не пришло в голову, что везение - суть величина, которую можно измерить.
Ким пробегает глазами список кандидатов, затем поднимает взгляд на меня.
- Шесть из ста двадцати, - произносит Ким задумчиво. - Скажите, Янош, давно хочу вас спросить. Как вы видите это?
- Простите?
- Как вы, интуиты, ставите диагноз? - Ким щёлкает пальцами, подбирая слова. - Как именно определяете, выбираете... чёрт! Видите же вы что-то? Или чувствуете? Или?.. Вы понимаете?
Я понимаю. Начальнику отдела по отбору кадров любопытно знать, как проявляется интуитивное предчувствие у таких, как я. А оно - никак не проявляется. Я просто иногда знаю ответ на вопрос "да или нет?". Согласно результатам проведённых в Гарварде тестов, ответ верен в девяноста случаях из ста.
- Я не могу объяснить, - признаюсь я. - Это приходит ко мне спонтанно. И возникает из ниоткуда.
Абсолютное большинство людей судит об окружающем мире, познавая его органолептически - на глаз, на запах, на вкус, на слух и на ощупь. Считанные единицы, такие, как я - ещё и интуитивно. Только где расположены органы интуиции и что они из себя представляют, я не знаю. Как называются - тоже. Иные остряки уверяют, что задницей.
- Ладно, - кивает Ким и зачитывает имена вслух. - Капитан Джозеф Уотербридж. Навигаторы Владимир Сазонов и Шломо бен Ицхак. Бортинженеры Родриго Монтойа и Самвел Абоян. Врач Ир Чен Хуа. Все шесть в списке Лунстрема. Поразительно.
Ничего поразительного на самом деле нет. Скорее наоборот - поразительно было бы, попади в список Олафа Лунстрема другие люди. Олаф - мой дублёр, интуит-90, как и я. Это означает, что его ответы на вопрос "да или нет?" так же, как и мои, верны в девяноста случаях из ста. Команду набираем мы вдвоём, независимо друг от друга. И, в соответствии со статистикой, девять раз из десяти пересекаемся.
Межзвёздное судно "Феникс" рассчитано на шесть человек. Им предстоит совершить полёт к Бете Водолея и обратно. По времени корабля полёт займёт десять лет. По времени Земли пройдут два столетия. Ни мы с Олафом, ни завкадрами Ким не знаем, сбудется ли прогноз. И никогда не узнаем. Нам бывает ведомо лишь, что на вопрос, вернётся ли такой-то, если уйдёт в полёт на "Фениксе", неизвестные нам органы интуиции ответили "да". Или - "нет".
Команду на "Феникс" мы подбирали полгода. Каждый из ста двадцати кандидатов прошёл через "примерку" - так мы называем процесс отбора. Он состоит из разработанных для интуитов тестов, разбавленных досужей болтовнёй ни о чём. И продолжается примерка до тех пор, пока интуит не приходит к ответу. Тому самому - на вопрос "да или нет?".
В нашем случае "нет" означает, что кандидат, окажись он зачислен в команду, назад не вернётся. Погибнет ли он в пути, умрёт от болезни или пропадёт без вести, мы не знаем. Мы лишь видим, что ему не светит.
А вот насчёт "да"...
Я полагаю, что "да" означает "есть шансы". Олаф более оптимистичен, он добавляет "хорошие". Проверить, однако, сумеют лишь наши отдалённые потомки. Если пожелают.
Мы не ясновидящие. Не предсказатели будущего и не гадатели прошлого. Спроси меня, кто будет через десять лет чемпионом мира по теннису, я не отвечу. Для того, чтобы получить этот ответ, кандидата на чемпионский титул надо доставить ко мне. Или меня к нему. И вот тогда...
По данным тех же гарвардских исследований, вероятность правильного ответа обратно пропоциональна отдалённости события по времени. С коэффициентом. Значение коэффициента пока неизвестно - не хватает данных. На год вперёд я интуичу с тем же девяностопроцентным показателем. На три - он уже падает до восьмидесяти девяти с половиной. На большие сроки - не высчитано, данных недостаточно для определения. На двести лет вперёд - господи, помоги мне.
Экипаж "Феникса" сформирован - у нас безделье. На работе мухи дохнут. Развлекаемся с Олафом в орлянку. Он бросает монету, я угадываю.
- Решка. Орёл. Орёл. Орёл. Решка.
Попадание, как обычно, девять из десяти. Достаём колоду карт и меняем орлянку на красное-чёрное. От карт переходим к лото - чет-нечет. Результат одинаков.
Ким застаёт нас за изучением линии тотализатора. Мы делаем ставки. Друг другу на воздушные деньги. Самое сложное для интуита - борьба с искушением сыграть. Оно, это искушение, преследует нас, давит, не даёт спать по ночам. Играть на интерес интуитам запрещено. По закону. С уголовной статьёй в случае нарушения. Статья грозит немалым сроком. И, тем не менее, сколько раз я видел во сне, как срываю банк в Монте-Карло или обнуляю годовой доход букмекерской конторы в Эдинбурге.
- Стартует новый проект, - говорит Ким. - Я только что был у главного. С завтрашнего дня начинаем работать. Утром нам, всем троим, предстоит дать подписку о неразглашении.
Такого у нас ещё не было. Я переглядываюсь с Олафом.
- В чём дело? - спрашивает он. - О каком неразглашении идёт речь?
Вместо ответа Ким скармливает встроенной в столешницу персоналке овальный чип. На мониторе лицо Лидии Семак, его сейчас знает на Земле каждая собака.
- ...пятая от звезды планета, - говорит Лидия. Голос у неё глубокий, но словно надорванный, под стать выражению белокожего, узкого, почти аскетического лица с не поддавшимися косметике морщинами в уголках больших серых глаз. - Несомненная цивилизация, технологически развитая, воинственная. "Антей" подвергся атаке через двое суток после выхода из витка Орлова-Граббе, мы ещё не успели погасить скорость. Атаковали внезапно, без попыток войти в контакт, практически беспричинно.
Ким смотрит на нас исподлобья.
- Вопросы? - роняет он.
Вопросов нет. Всё понятно без них.
- Операция военная, - говорит Ким. - Окончательно ещё ничего не решено, но, судя по всему, к Тау Кита пойдёт боевая эскадра. По словам главного, проект классифицирован по разряду "А" - чрезвычайной важности. Финансирование неограниченное, на реализацию брошены ресурсы человечества. Что до нас с вами - нам придётся отобрать несколько сотен солдат. За весьма короткий срок, ко всему.
Сержант-коммандер Луис Авила. Двадцать девять лет. Восемь боевых операций, три ранения, медалей полна грудь. Внешне похож на гориллу. Выпяченная челюсть, глубоко посаженные глаза, выдающиеся надбровные дуги.
- Какой ваш любимый цвет? Где предпочитаете проводить отпуск? Какой тип женщин вам нравится? - идёт примерка, я забрасываю сержанта вопросами.
- Красный. По хрен. Сисястые, - коротко отвечает Авила.
- Боитесь ли вы ядовитых насекомых? Змей?
- Я ничего не боюсь.
- Спасибо.
Ответ - "нет". Сержант Луис Авила из рейда в систему Тау Кита не вернётся.
Лейтенант Стефан Войнович. Ответ - "нет". Капрал Николай Беляков. Ответ - "нет". Рядовой Сайго Такамура. Ответ - "нет".
К ночи я выбиваюсь из сил. Примерка шла весь день. Результат нулевой. У Олафа тоже.
Назавтра ситуация повторяется. И через день. И через неделю. Ким ходит мрачнее тучи. Нас усиливают тремя интуитами-80. Ещё одна неделя, результат прежний.
Главный вызывает к себе. Расхаживает по кабинету - сутулый, длинный, усталый.
- Потенциальная опасность для человечества, - говорит главный. - Судя по записям с "Антея", они от нас отстают. Ненамного. Как только там найдут принцип Орлова-Граббе... Выйдут в межзвёздное пространство. И тогда...
Объяснять, что "тогда" не надо, понятно и так.
- Сколько у нас времени? - спрашивает Ким.
- Не знаю, - главный пожимает плечами. - Месяц. Может быть, полтора. Медлить нельзя, если не найдём людей, полетят те, кто отбор не прошёл. Камикадзе. Информация об уровне тау-китянской цивилизации нам необходима - жизнь горстки людей в данных условиях не имеет значения. Но нужен один. Хотя бы один, который вернётся. Как гарантия, что вернётся хотя бы один звездолёт. Пускай не гарантия, пускай даже надежда.
Примерки продолжаются. Капитан Радж Сириконда. Ответ - "нет". Старший сержант Лин Чанг. Ответ - "нет". Рядовой Антуан Леже. Ответ - "нет".
Наверное, полтора века назад Лидию Семак считали красавицей. Сейчас её, пожалуй, можно назвать миловидной. С натяжкой.
Лидию наладил к нам главный. Просил её повспоминать. Всё подряд, любые мелочи, на всякий случай.
- Навряд ли я смогу вам помочь, - говорит Лидия. - Всё, что я знала и видела, давно и неоднократно изложено и зафиксировано.
- Расскажите, что вы чувствовали, - прошу я. - Когда... Когда это случилось.
- А ничего, - Лидия улыбается, и лицо её внезапно преображается, молодеет, сквозь усталую маску проглядывают едва ли не детские непосредственность и доверчивость. - Совсем-совсем. Первый пилот бросил корабль в прыжок, я не успела ничего почувствовать. А затем пришёл страх. Вместе с перегрузкой, чудовищной, не знаю, как нам со Стивеном удалось выжить. И потом ещё четыре года... - улыбка слетает с лица, вновь превращая его в усталую маску. - Полумёртвый, едва управляемый корабль с десятью процентами расчётного экипажа на борту. Каждодневное ожидание смерти. Вот, собственно, и всё. Мне еженощно снятся кошмары, я не могу спать, снотворное не помогает. Я не герой, понимаете? Никакой не герой. Я не должна была тогда соглашаться!
Лидия беззвучно плачет. Олаф встаёт, наливает в стакан воды из графина, подносит.
Не знаю, как мне приходит в голову эта мысль. Но она приходит, и я на секунду замираю. И, не сдержавшись, шумно выдыхаю воздух, когда осознаю ответ - "нет".
- Ты тоже? - спрашивает Олаф, когда за Лидией захлопывается входная дверь.
- Что "тоже"?
- Примерял её?
Я чувствую, что краснею. Потом соображаю, что "тоже" означает - я не одинок. Олаф провёл примерку параллельно со мной.
- Да, - признаюсь я. - Проклятая работа. Хорошо, не примерил себя вместе с ней.
Олаф отворачивается, а я сижу, вцепившись в подлокотники кресла и стараясь унять дрожь. Хочется засветить самому себе по морде - так, чтобы от души, с размаху. В голове сумбур, и лишь одно слово бьётся в виски. То, которое я только что осознал, когда примерил на полёт нас обоих. Вместе - Лидию и себя.
"Да! - кричит во мне кто-то очень чужой и посторонний. - Да, да, да! У вас есть шансы, если вдвоём".
Медленно, очень осторожно я вновь примеряю Лидию. Ответ - "нет". Себя. "Нет". Нас вдвоём. Ответ - "Да". "Да. Да. Да. Да."...
Лейтенант Стефан Войнович. Примерка в изменившихся условиях. Ответ - "нет". Капрал Николай Беляков. Ответ - "нет". Сержант-коммандер Луис Авила. Ответ - "да".
У них есть шансы. У некоторых. В том случае, если с боевой эскадрой в систему Тау Кита уйду я и бывший судовой врач Лидия Семак. Не знаю, как объяснить этот выверт. Знаю лишь, что это несправедливо.
Что будет со мной, если она согласится. Я не хочу лететь. Не желаю. Не желаю пытать судьбу. Я не верю. Ни самому себе, ни Олафу, ни троице пришлых интуитов, никому. Я никакой не военный, не звездолётчик и боюсь отчаянно, боюсь крови и боли. И страха. Я и в самолёте-то летать боюсь.
Маюсь неделю, другую, месяц. Я попал в зависимость. В зависимость от решения незнакомой, по сути, истерички. Она согласится, и меня принудят, заставят. А даже если нет - я не выдержу. Я в глаза людям смотреть не смогу!
- Никто не может вас заставить, Янош, - говорит Ким вежливо и бесстрастно. Его узкие корейские глаза не выражают ничего. - Это ваш выбор, Янош, исключительно ваш.
Я не выдерживаю. Подаю заявление на увольнение, Ким подписывает не глядя. Несу главному. С меня довольно, к чертям. Пускай летит кто угодно, только не я. Пускай Олаф. Ах, да, его примерка дала ответ "нет" в любых сочетаниях. Плевать. Не полечу. Будь проклята та минута, когда я примерил себя. Хотя... Олаф наверняка примерял параллельно со мной, и утаить результат не удалось бы в любом случае.
У главного в кабинете сюрприз. Лидия Семак - сутулится, жмётся в кресло. Сейчас она похожа даже не на смертельно усталую, измождённую ночными кошмарами миловидную женщину, а на затравленного зверька.
Останавливаюсь в дверях, смотрю на неё, затем делаю шаг вперёд, другой. Главный, стараясь ступать бесшумно, огибает меня, бочком втискивается в дверь, прикрывает её за собой.
- Позавчера умер Стивен, - говорит Лидия тихо. - Общее истощение организма, сердечная недостаточность. Теперь моя очередь. У меня больше никого нет. И ничего. Сто пятьдесят лет разницы с любым и каждым. И я подумала... - Лидия вскидывает на меня глаза. - Я подумала, может быть...
- Что ты подумала? - я не замечаю, что обращаюсь на "ты".
- Это ведь не просто так, - говорит Лидия, почти шепчет. - Что-то произойдёт там. Ну, там, когда мы выйдем из последнего витка. Что-то, требующее мгновенных решений, интуитивных. Поэтому с интуитом у нас появятся шансы.
- "У нас"? - эхом повторяю я.
- У нас с тобой. Может, будет так, что я помогу тебе. Или ещё как-нибудь. Неважно. Я боюсь, смертельно боюсь. Я ненавижу себя за то, что сделала. Тоже неважно. Вчера я подписала контракт.
В казино прохладно, нарядно и весело. И людно. Подхожу к рулеточному столу, ставлю на красное. Удваиваюсь, теперь на чёрное. Снова на красное. На зеро. Не глядя, сгребаю выигрыш, бросаю за спину напарнику: "обналичь". Двигаюсь к столу баккара.
Я играю всю ночь, не думая ни о чём и ни о чём не заботясь. Завтра утром Луис положит выигрыш на счёт Стивена Полторацки. Это наш с Лидией сын, ещё нерождённый, донорские клетки заморожены в генетическом банке. Он родится, когда мы вернёмся. Или если мы не вернёмся. Или если один из нас.
Я не знаю, что означает "да". Возможно, у нас есть шансы. Возможно, хорошие. Возможно даже, что девять из десяти. И возможно, что их нет вообще.
Я делаю последнюю ставку. Осталось два дня, меня не успеют задержать. И доказать, что играл интуит, не успеют.