В каждой музыке

Бах,

В каждом из нас

Бог.

И. Бродский. Стихи под эпиграфом

Он стоял у открытой двери, слегка покачиваясь на пухлых детских ножках, и смотрел вниз. Малыш, младенец, как он попал сюда? Что это за пещера, из которой он вышел? Где его мать? Как много вопросов, и кто даст на них ответ? Молчание, тишина за его спиной, слепое безмолвие. Но впереди, за входом в пещеру лежал целый мир. И малыш знал - мир этот был прекрасен, он просто не мог не быть прекрасным, этот солнечный, свежий, разноцветный мир! Малыш видел птиц, порхавших в кружеве листвы, золотых оленей, танцующих у кромки леса, крадущегося в лесной чаще тигра. А в вышине небес, не двигая ни одним пером на могучих крыльях, парил огромный орел.

И все же, все же, этому миру чего-то недоставало.

А сзади, малыш знал, сзади к нему уже подкрадывалось неизбежное. Уже приближаются к нему тупые безглазые белые маски. Они приближаются, надвигаются, нависают над ним...

Что было ему делать? Что бы ты сделал на его месте, любезный читатель? Закричал бы, позвал маму? Что ж, это нормально. Всякий человек поступил бы так на его месте. Но наш малыш был богом. И он шагнул вперед, он вышел наружу, в прозрачную невидимую дверь.

Да, пока не забыла, не удивляйся, любезный мой читатель, наша история полна всяких древних и прекрасных богов. А где ты еще встретишь такое количество древних, прекрасных, и главное, знакомых богов, кроме как в Элладе? Да, в общем-то, нигде.

Ну что ж, ты угадал, место, где происходит действие нашей истории - самая что ни на есть древняя Эллада, а ее персонажи - сплошь боги и богини, великие боги и великие богини. В недурную мы компанию попали, а, читатель?

И сейчас пришло время заглянуть на самый верх, в опочивальню королевы богов, конечно, ты прав, дорогой - в опочивальню Геры. Браво, читатель!

Только, смотри, будь осторожен. Великая богиня изволит гневаться. А в гневе великие боги ужасны почти столько же, сколь и прекрасны.

- Ах, мерзавка! - Госпожа мотнула головой. - Осторожнее!

- Да, Великая госпожа! Простите, Великая госпожа! - ее служанка, расчесывающая волосы Геры изысканным гребнем, задрожала от страха. Мы не будем описывать тебе тот гребень, поверь, он сработан не хуже, чем знаменитый щит царя Агамемнона, о котором сказано столько велеречивых слов. Впрочем, время царей еще не пришло. А боги, о, с богами надо быть очень осторожным. Не многие долго удерживались в служанках Великой госпожи, ту в камень превратит, ту - в моллюска, и это, считай, еще повезло.

Госпожа взглянула в зеркало, что держала другая нимфа, и немного успокоилась. Ах, как она была прекрасна! Золотые волосы струились густыми потоками, ниспадая на ее роскошные белые плечи. Вечно молодая, вечно женственная, добродетельная, ах, сволочь! Сволочь, сволочь, сволочь! Ее супруг, проклятый бабник, он изменяет ей со всеми встречными молокососками, со всеми девчонками, ничтожествами!

Дорогой мой читатель, ты случаем не женщина? О, женщина могла бы ее понять! А мужчины, ну что с них возьмешь. Ну чего, скажите на милость, им не хватает? Непонятно. Просто уму непостижимо. Ну как можно изменять такой женщине?

И с кем?

Глаза Госпожи поменяли цвет. Они меняли цвет, как картинки калейдоскопа - глубокие, сияющие, холодные, бездонные, горящие, тепло-фиолетовые и ледяно-голубые, жгуче-черные и пронзительно-зеленые...

Надеюсь, читатель, ты хорошо спрятался? Не дай тебе бог, любой бог и любая богиня, не дай они тебе попасться сейчас на глаза Великой госпоже.

Служанки потупились, не решаясь взглянуть ей в лицо.

- Ну что, - спросила наконец Госпожа, - что там опять? Кто у него теперь? Вы, конечно, уже все знаете...

Служанки позеленели от ужаса.

- Да, Госпожа. Нет, Госпожа, - хором ответили они.

В глазах Госпожи что-то сверкнуло, казалось, лопнула туго натянутая струна, пронесся, сокрушая маленькие шхуны и средней величины скалы, разрушительный цунами, растаял антарктический снег, сошла лавина и хлопнула форточка.

Служанки упали ниц.

- Итак, на этот раз его пассия... - протянула Госпожа. Это "его", казалось, состояло из сплошных прописных букв, и вместе с тем произнесено было с таким презрением, что в нем можно было утопить средней упитанности слона. - Ну, и кто теперь у нас счастливая мать?

Его мать. Тишина за его спиной, там, где тьма. Липкая, жадная, безглазая белая тьма, поглотившая его мать. Была ли у него мать? Должно быть, была. Должна была быть, иначе как бы он появился на свет. Впрочем, процесс размножения богов разнообразен и полон чарующих особенностей. И все же, мать у малыша была. Она и сейчас, наверно, есть, где-то там, в глубине пещеры, у выхода из которой стоит он, покачиваясь на пухлых детских ножках. Он помнит ее бледную кожу, тонкие руки, нежные губы. Он помнит ее запах, запах асфодела, аромат невинности и смерти. Она - королева ничто. Конечно, тоже богиня, я же предупреждала тебя, любезный читатель, мы - среди богов и великих богов. И родословная нашего малыша круче некуда: мать - богиня, бабка - богиня, отец - о, вот в том-то и дело! Чего бы мы попадали в спальню Великой госпожи, тут все взаимосвязано, ты прав, мой дорогой читатель. Но, впрочем, матери малыша не позавидуешь. Не только ревности, что выпало на ее долю от законной супруги Великого господина, но и любви - его ли, братца ли его единородного. У этих богов все так закручено, никаким голливудским звездам не поспеть за их увлечениями. Ибо ныне мать его, даровавшая ему жизнь по случайной прихоти великого господина и снискавшая за то справедливую, скажем честно, ревность Геры, ныне мать его уже принадлежит смерти по прихоти другого великого бога, повелителя умерших, державного властителя Аида. Где она, его мать, та, по которой рыдает его сердце? Где она? Погибшая и живая. Незнакомая и родная. Любящая и любимая. Ему никогда не встретить ее. Он с ней никогда не расстанется.

Но сейчас он стоит у прозрачной двери, ты еще не забыл, мой дорогой читатель, где мы оставили малыша? Он не знает, как попал сюда, не знает, что ждет его впереди. Но он видит, что с миром, который простирается перед ним, что-то не так. Почему он так решил? Что он видит, или чего он не видит перед собой? Посмотрим же вместе с ним, посмотрим его глазами, ведь не каждый день предоставляется такая возможность - взглянуть на первозданный мир глазами новорожденного бога. А он внимательно, как это умеют делать только маленькие дети, до того, как они научатся говорить и услышат логичные объяснения взрослых, он внимательно смотрит сквозь раму двери, открывая для себя - ручьи и леса, моря и горные кручи, пустыни, водопады, вулканы и заснеженные дали.

Чего же недостает этому прекрасному миру?

Он вглядывался в его лицо. Птица пролетела прямо перед его пещерой. Быстро, близко. Не удержав равновесия, он покачнулся и начал падать в проем, но вдруг рука его уперлась в прозрачную грань, в холод стекла. Это и в самом деле дверь? Его глаза, не зря он приходился родственником Госпоже, изменили цвет - как калейдоскоп, как круговорот, черные, зеленые, золотые...

Но что же не так с этой птицей? Может, ее размеры? Как ты считаешь, читатель? Ты не знаком с наукой орнитологией? Может, форма? Цвет? Моторика, или попросту, способ двигать крыльями? Он взглянул птице в глаза.

У нее не было глаз.

Пустая белая оболочка. Липкая муть. Трясина безжизненного ничто в ее белесых глазах. Ничто распростерлось перед малышом, оно надвигалось, нависало, оно обрушивалось на него.

Он сделал шаг вперед.

- А ну стоять, мерзавки! - Госпожа желала знать все. - Значит, родился новый бог. И куда же мой повелитель определил его? Что выделил в собственность?

Служанки в ужасе замычали.

- Пошли вон, дуры!

А ее супруг, великий Зевс, господин и повелитель этого мира уже, не теряя времени, созвал земных божеств и повелителей. И объявил им свою волю. И воля эта была такова, что изумились и едва не зароптали боги. Но он был непреклонен, а чтобы не раздавалось бессмысленного ропота у подножья Олимпа, повелел Зевс запечатлеть слова свои в металле, камне и дереве. И вознеслось над Олимпом повеление великого бога: Ныне Вручаю я царский скипетр сыну своему и нарекаю ЕГО царем над вами ВСЕМИ, мои верные боги! Слушайте же Его, как Меня, ибо он отныне ваш Царь и Господин!

В спальне Госпожи звякнуло, разлетевшись сотней блестящих осколков, огромное зеркало.

А малыш, не ведая, какие страсти кипят на вершине мира, все стоял в темной пещере, внимательно вглядываясь наружу. Он смотрел в этот прекрасный бездушный мир и не мог понять - что, и другие птицы? И звери лесные? И рыбы? Черви? Жуки? У всех белесая пустота в глазах?

Слепое ничто, облепившее свет. Бескрайняя белизна отчаяния. Трясина безысходности.

Малыш шагнул вперед, разрывая прозрачную амальгаму невидимой двери, брызнувшую сотней сверкающих осколков.

- Быстро, вы! - Госпоже внимали уже совсем другие слуги. Эти не будут дрожать от взгляда, даже и от взгляда великой богини, не будут убегать, стоит ей повысить голос. Они богов не боятся, они в свое время сражались с богами, а проиграв, сумели смириться и пойти к богам в услужение. Некоторые из них. Наверно, в услужение. Они сумели стать полезными. И остались опасными - загадочными, дикими. Титаны. Пусть боги их опасаются, если только хотят остаться на вершине Олимпа, пусть боятся их.

Но только не сейчас, только не Великая госпожа.

- Чтоб места живого от него не осталось! - визжала она. - Немедленно! Жестоко! Немилосердно! Навсегда!

Служанки уже принесли новое зеркало. Она провела рукой по золотым волосам. Хороша! Как хороша! Как всегда.

- ...Да, он видит эти... кошмары. - продолжила она, понемногу успокаиваясь и устраиваясь на ложе, как грациозная и очень опасная кошка. - Так что, вы уж поспособствуйте малышу, личики белым намажьте, пусть он вас узнает, пусть поймет, что ожидает его, как только завидит вас...

- Белым мажьтесь, грит. Типа, как этот, ну, сон, что ли.

- Да не сон, а типа глюк, вишь. Хана, блин.

- Глюк, так глюк. Заказчику виднее.

- Гы-гы-гы!

- А клиент - всегда готов.

- Гы!

- А чем мазаться-то? Песком, что ль?

- Да не, песок осыпется.

- У тебя уж весь высыпался!

- Заткнись, козел!

- Р-разговорчики на службе! А ну, морды белой глиной намазали и на задание!

- Есть!

Они были сзади него, тупые, злобные, безглазые белые маски. Они приближались, надвигались, нависали над ним. Он видел их кругом себя, они заслоняли собою мир, тот бездушный мир, где пели в густой зелени деревьев безглазые птицы, танцевали на цветущем лугу безглазые олени, таился в кружевной тени тропического леса безглазый тигр, а в вышине небес парил безглазый орел.

Малыш, беззащитный и прекрасный, взглянул в глаза птице - и птица взглянула в Его глаза. Он взглянул в глаза рыбе, - звук, цвет, дуновенье ветра, удар молнии, запах клевера, - и рыба смотрит на Него. Он взглянул в глаза зверю, - вспыхивает пламя, падает капля, утихает боль, рождается дитя, - зверь увидел Его и скрылся в лесу.

Сколько отражений в Его глазах? Скольким Он передаст его - отблеск Своего света, зерно Своей надежды, осколок Своего знания, толику Своей любви?

Его любви хватит на всех нас.

Он шагнул сквозь прозрачную грань, глядя миру в глаза. О боги, о беспечные, ревнивые, сварливые олимпийские боги! Зеркало Его глаз...

- Он... Что он такое? Младенец? Муж? Птица? Лев? Конь? Змей? Телец?

- Не смотри на него! Бей!

- Еще!

- Бей его!!!

Зеркало Его глаз... оно разлетелось на сотни частей. Сотни, тысячи, миллионы, миллиарды малых осколков. Оно отразилось во всех тварях этого мира. Во всех нас, малых мира сего. Оно изошло в мир, малой толикой, малым сколком отразившись в наших глазах и в наших сердцах.

Нас так много здесь, в этом мире, на этой земле, отблески божественного света, что сияют в наших глазах - такие крошечные, слабые, почти неразличимые в блеклости нашего отчаяния.

И видим мы как бы сквозь тусклое стекло.