Марта Кнушичкова влюбилась в Ежи Кравечка во время отпевания. Уж такой он лежал в гробу весь умиротворенный, чистенький, так хотелось прижаться губами к мраморному лбу, оживить. А что? Мужиков-то нынче не хватает, вот бабы и маются сдуру - то образование высшее получают, то рожают от кого ни попадя, потом пересчитать малых своих не могут - в глазах рябит.
А у Марты мужик-то свой был да вот также помер в одночасье. Схоронили, ну и осталась она одна, сынов бог не дал, а дочери - крылья оторванные. При жизни- то Ежичек с Мартой общались лишь изредка, больше по праздникам, а вот, поди ж ты, всем сердцем к нему вдруг потянулась. Да все бы ничего, вот только вдовой-то Ежички была родная сестра Марты, Марцела Кравечкова, жадная до мужского труда: - вечно тот что-то ремонтировал, то молотками стучал, то в сарайке чего-то мастерил. Беречь надо было мужика-то...
В общем, стояла Марта в раздумье и что-то там нежное все шептала и шептала, тут ветерок подул, окно чуть скрипнуло, и покойный Ежичек вдруг озорно подмигнул. Ей, Марте, а не стоящей рядом в простом черном платке Марцеле. Вот ревет, дуреха, а у самой глаза так по гульфику Иржи-кузнеца и шмыгают. Ох, вот увидит Ежичек, задаст им жару-то. А и хорошо, пусть с кузнецом сойдется, тогда Ежичек-то ей, Марте, достанется! Уж она его будет холить да лелеять.
Снова потянуло ветерком, и покойный, широко раскрыв глаза, повернул голову к святому отцу:
- Отче, кончай заупокойную, - и с этими словами под визги баб и яростный мат мужиков восстал из гроба.
Все кинулись, кто куда. Марцела рухнула в обморок, угодив прямо в объятья Иржичка.
Марта пала на колени перед воскресшим Кравечком:
- Любить буду, лелеять, на руках носить, ноги мыть и воду пить!!!- вцепилась в босые и холодные покойницкие ступни. Так, поди, то и холодные, что босые. Ох, Марцела, носки, и то пожалела! А ведь Марта сама лично лет пять назад носки Ежичку вязала - на Рождество из старой своей кофты всем подарки тогда сладила.
Оторопевший отец Георгий машинально махал кадилом, шаг за шагом отступая от странной парочки.
- Свят, свят, свят, - крестились бабы, мужики же, что посмелее, вернулись к гробу.
- Кравечек, ты давай решай, куда пойдешь? На кладбище или домой вернешься?
- Да куды он вернется-то, коли я его вскрыл и половину кишок выкинул? - всплеснул руками побледневший, как смерть, провизор.
- Кишки не мОзги! Меньше болеть буду! - парировал оживший Ежичек, чувствуя, и правда, необычную легкость в теле. А сам все же задумался. Куда податься-то? Обратно в дом? Это, чтобы стерва Марцела снова заставляла то косить, то пахать, то дрова рубить, пока сама с кузнецом милуется? Тьфу, пропади пропадом, до чего ж баба зловредная. И чего в ней, драной кошке, Иржичек нашел? Поди искры летят, когда ёрзают-то по наковальне. Тут Кравечек даже хихикнул в ладошку. Нет - в дом ни ногой! Да и поминки уже готовые, вон пирогами пахнет, да и водочки охота, ох, замерз вконец...
- На кладбище! - изрек он решительно и снова подмигнул Марте: мол, всё будет по-нашему. А что? Он и при жизни на Мартову пышную задницу украдкой поглядывал. Приняв решение, обратно в гроб полез, да тут мужики заспорили:
-Слышь, Кравечек, ты давай гроб-то свой сам тащи, мы ж тебя мертвого нести подговорились, а ты как есть живехонек!
- Да щас же,- укладываясь поудобнее, заявил Ежичек, - вон у Марцелки докУмент о моей смерти на руках имеется! А покойники сами не ходят! Да ещё на кладбище, вот обратно - это другой вопрос!
Короче, убедил мужиков. Те в затылках почесали да потащили гроб с покойным. Ежи в благодарность развлекал их анекдотами. Животы надорвали, пока в гору подымались, два раза гроб чуть не выронили.
- Слышь, Кравечек, так тебя, чего, и в землю опускать? И закапывать будем?
Тот нахмурился. Оно бы надо так, по правилам, да уж больно пирогов с водочкой захотелось, да и Марта вон многообещающе юбками трясет...
- Не, я в могилку- то забираться погожу, а крест-то ставьте - место ведь уже моё таперича. И айдате меня поминать, уже в животе урчит..
- А гроб? Оставим тут? А ну, как сбондят?
Марта вмешалась:
- Да чего это оставим-то? Деньги плачены! Заберем домой.
-Ну, давайте, крест ставьте да тащите меня обратно! - покойному уже совсем было невтерпёж.
- Э нет, Ежичек, вот обратно ты сам свой гроб тащи!
Марта взмахнула руками:
- А и потащим! Своя ноша!- и на счет три взвалила гроб на плечи и засеменила под гору, все быстрее и быстрее, Кравечек еле поспевал за шустрой бабой.
Отец Георгий в это время шептался с провизором:
- Ты точно видел, что он помер? Глянь - живее всех живых, вон как резво бегает!
- Точно, святой отец! Он же совсем не дышал, как есть, натуральный покойник был. Я ж его без всяких лекарствов резал, даже не пикнул ни разу.
- Надо было с лекарствами. Тогда бы точно не ожил. А чего у него там нашлось-то?
- Да че у всех - несколько метров кишок, я их выкинул, уж больно они у него раздутые были, никак обратно не входили, да две старые пуговицы, ну их я вымыл да себе забрал, мало ли...
- А чего мозги не вырезал?
- Да вот, бес, видать, попутал. Я ж не думал, что Марта его оживит.
- Так думай в следующий раз!
Тут провизор побожился, что когда святого отца препарировать будет, непременно сначала мозги вытащит, на что отец Георгий яростно перекрестился и трижды сплюнул, обозвав аптекаря идиотом.
Поминки прошли знатно. Покойный сам обошел всех гостей с чарочкой, со всеми выпил и к вечеру свалился мертвецки пьяным в сарае в обнимку со своим гробом. Марта заботливо укрыла Ежичка полушубком да ушла в дом приводить в порядок старую перину - а ну, как покойный очухается да бабьей ласки запросит?
...
Побежали дни. Марта, как и обещала, Ежичка лелеяла. Тот жил с сестрой своей вдовы, пил, ел, гулял на свежем воздухе, услаждался бабьими ласками да иногда наведывался в сарай, проверить, не утянул ли кто гроб.
Претензии Марцелки Марта отбрила криком, тасканием за волосы да тыканьем длинным сестриным носом в документ, где стояла дата Ежичковой смерти. В заключение послала бабу на наковальню к любвеобильному кузнецу.
Поздней осенью затеяли молодые свадебку, И, хотя у Кравечка документов никаких всё ещё не было, расписать пару никто не мог, да и отец Георгий не решился обвенчать, свадьба получилась веселой. Ох, и натанцевались все, и угощение было отменным - уж расстаралась Марта!
После любовных утех Ежичек собрался было подремать. Тут лежащая рядышком Марта, околевшая от покойницких объятий, поёжилась да и заявила сдуру:
- Крышу бы к зиме сменить, Ежичек, печку перекласть да ворота поправить...
У Кравечка заныли челюсти. Притворившись совсем спящим, он дождался, когда Марта засопела, встал, натянул портки да кинулся в сарай.
Полная луна удивленно наблюдала, как по дороге на кладбище медленно двигалась одинокая фигура, тащившая на плечах большущий гроб.
Отец Георгий проснулся от отчаянного стука в калитку. Перекрестившись, спустился с крыльца, как был, в исподнем, и осторожно спросил:
- Кто это балует по ночам?
- Я это, Ежи Кравечек. Усопнуть решил я, отец Георгий. Отпоешь меня?
Священник икнул, перекрестился:
- Дак может уж завтра, как рассветет?
- Нет, нет, сейчас надо, пока баба моя спит...
Как два призрака, поднялись они в гору к могиле. Ежичек улегся в гроб и прикрыл глаза. Отец Георгий дрожащим голосом затянул заупокойную. Перед закрытыми глазами Кравечка поплыли белые облака, потом появился большой длинный туннель, наполненный ярким светом. Вот туда в туннель-то и понеслась душа усопшего Ежичка, и так хорошо ей было, так легко...
Пока дикий женский вопль не прервал счастливого полета.
Марта Кнушичкова узрела-таки, что суженого нету рядом, видать, жарко ей стало, то и проснулась, кинулась - ан, и гроба-то нету, ну и побегла на кладбище. Пала в ноги Георгию, опрокинув того наземь.
- Святой отец, не отпевай мово мужика! - испуганный священник, неловко кувыркнувшись, покатился в могилу. Баба же так заголосила, что пришлось Ежичку, зависнув посередине туннеля, открыть глаза:
- Дай мне помереть уже Марта, устал я.
- Ежичек, прости меня, дуру! Погорячилась я. Сама, ужо, и крышу поправлю, и крыльцо починю, а тебя на руках носить всю жизнь буду, только давай вернемся!
Задремавшая было луна недоуменно наблюдала, как вниз под горочку бегом спускается чокнутая баба, таща на себе гроб с Ежичком. Отец Георгий до полудня провисел на Кравечковом могильном кресте, зацепившись подолом рясы. Сняли его три бабы, наперво до смерти перепугавшиеся. Пообещав бабам отпеть их опосля бесплатно, Отец Георгий степенно отправился в корчму обмывать воскрешение Кочмарека.
Хитрый Ежичек так и прожил много лет, почти не вылезая из гроба. Ну, попить, поесть, нужду справить да Марту приласкать выберется и шмыг обратно в гроб - мол, что с покойника-то взять? Там и спит под мерный стук топора или визг пилы, которыми Марта быстрехонько научилась орудовать.
Марцела с нетерпением ждала кузнецовой смерти - завидно было, что дуре-сестре так повезло.
***
Деревне же прибыль пришла большая от этого случая - со всей страны потянулись любопытные поглядеть на живого покойника. Ежичек с радостью позировал фотографам и принимал дары, не гнушаясь и наличными.
А провизор был в столицу приглашен главным патологоанатомом - воскрешать всяких высоких членов да баб ихних. Главное-то, мозги не трогать, а остальное, как вы сами видите - без надобности. Частенько, правда, конфуз случался - это когда и мозгов-то у усопших клиентов отродясь не было. Ну так это не провизорова беда, а божья забота о роде человеческом.
![Фишка Турнира [Калугина Елена]](/img/w/wasilxewa_t_n/wedding/04tauch.jpg)