Если вы думаете, что бомжи в нашей стране появились в период перестройки, вы глубоко ошибаетесь. Они были всегда, просто судьба редко с ними нас сводила, да и контроль за ними был построже.
В жизни я столкнулась с несколькими мужчинами и женщинами, по разным причинам получившими презрительно-жалостливую характеристику "лица без определенных мест жительства", то
бишь бомжами.
Первой из них была женщина.
Её я встретила в далёких семидесятых. Работала тогда главным бухгалтером в Мастерских Художественного Фонда. Как-то придя на работу, мы увидели во дворе мастерских в большом коробе с застывшим цементом странную незнакомую женщину с папиросой в руке.
- Кто, кто она? Грузчик?!- не было в тот день ни одной сотрудницы, не задавшей такого вопроса инспектору кадров.
Конечно, у дамы были имя и отчество, была прописка - а как же иначе-то? Но её дружно назвали Красной Шапочкой за красный берет, который она никогда не снимала. Настоящее имя запомнила - Леокадия, а вот фамилию и отчество уже не помню.
Красная шапочка реально работала грузчиком: таскала мешки, разгружала контейнеры с красками и мольбертами, переносила холсты и умудрялась помогать кочегарам перекидывать уголь, а в минуты отдыха попыхивала "Прибоем", стоя в той самой коробке из-под цемента.
Всем Шапочка улыбалась, была вежлива, даже стеснительна. Зубов передних у неё не хватало, всё прикрывалась ладошкой, а вот глаза были на редкость выразительные, одновременно яркие и усталые.
При этом дама не была никогда ни в каких не столь отдалённых местах, могла сматериться, но как грузчику без крепкого словца да ещё если по делу?
В то время наш комбинат, расположенный в бывшем монастыре, окружали, за небольшим исключением, частные дома, в которых, кстати, жили многие из сотрудников, в том числе и наша Красная Шапочка. Но никто её не помнил! Хотя по возрасту грузчица наша была не такой уж и старой.
Конечно же, нашлись любопытные, что пытались вывести Шапку на чистую воду. Та отшучивалась: мол, у любовников живу!
Ну, может оно и так, только узнали мы, что ночует наша дама в кочегарке. Там, на старом грязном топчанчике, который ей уступили работники кочегарки, она и проводила зимние ночи. Питалась чаем с булочкой, иногда кефиром или молоком с батоном, изредка бегала в столовую или кафетерий - их было в то время немало. В дружной кочегарской обмывке заработанного, может, и участвовала, но в увлечении спирным замечена не была.
Её уважали, всегда здоровались, хотя слегка и посмеивалась: баба-грузчик в Красной Шапочке! Иногда мы угощали её конфетами или пирожками.
Был у нас как-то курьёзный случай. Стояли в очереди в магазине за курами. Впереди и позади чисто одетые, в основном, офисные служащие. И тут очередь как-то странно задвигалась, мы же, увлечённые разговором, не сразу поняли, что к чему. И тут слышим:
- Здравствуйте, Татьяна Николаевна, здравствуйте, Валентина Яковлевна,- и так далее, со всеми нами.
Наша Шапочка! В рабочей одежде, пыльная и грязная. Очередь начала роптать... мы в дурацком положении - сказать ей, что так нельзя, но, возможно, это всё что у неё есть из одежды!
А глаза Шапочки уже пожирали тушку синющей курицы за витринным стеклом. И наша Валечка первая нашлась, что сказать, обратившись тоже по имени-отчеству:
- Леокадия ... Подождите на улице.
Та кивнула и вышла из магазина. Очередь облегчённо вздохнула и, поворчав, успокоилась.
Мы купили Шапочке курицу. Ту самую, синюю, словно пешедралом добиравшуюся до прилавка. Стоила птичка 2-65, была достаточно съедобна, хороша для бульона.
А Красная Шапочка ещё и пыталась отказаться! Нет, нет, не надо, она сама купит, как только деньги получит, и всё такое. Но мы настояли.
В тот вечер они с кочегарами ели суп, и Шапочка рассказывала про добрых девочек из бухгалтерии и плакала, а так как мужики поделились с ней долей спиртного, то расслабилась и рассказала...
Уже много лет она вот так скитается по предприятиям, где можно найти и работу, и место для ночлега - была и уборщицей, и сторожем, и вахтершей, подолгу нигде не работала. Оказалось - из-за сына. Он мог избить мать, отобрать деньги, устраивал пьянки, водил разных грязных баб, пропивал всё, что было в доме. И однажды она ушла, но, видимо, душа не отпускала далеко от дома, может, Шапочка надеялась, что всё образуется? Иногда и самую паршивую овцу приласкать хочется, кровинка же родная. Вот и находил её сын, тащил домой, она радовалась, какое-то время жили нормально, но всё повторялось заново.
Про неё нам рассказали кочегары, когда Шапочка уволилась, честно отработав и получив деньги, забрала трудовую и помахала всем рукой, выходя за ворота.
А через месяц один из кочегаров принёс в бухгалтерию три рубля - их при увольнении оставила Шапочка, велев передать нам. С расстройства мужики их тогда честно пропили и отдали нам с очередной зарплаты.
Куда ушла наша Красная Шапочка? Вернулась домой, словно в дремучий лес у к злому Волку, чтобы все начать сначала? Или нашла новое, надёжное, пусть и опять временное укрытие? Мы так и не узнали, что с ней стало, но долго ещё вспоминали: всем казалось, что вот она - грустная женщина в Красной Шапочке, с "Прибоем" в замерших губах и с широкой улыбкой на усталом лице. И уныло пустой стояла во дворе коробка из-под цемента...