Васильева Светлана Викторовна : другие произведения.

Рукопись чернокнижника

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Васильева Светлана
  
   Рукопись чернокнижника
  
  
   "Увы! Когда я буду здесь в состоянии неопределённости
   воспринимать реальность,
   Отогнав всякий страх перед всеми (призрачными
   видениями),
   Да осознаю я, что все (видения) являются отражением
   моего сознания,
   Да осознаю я их иллюзорность.
   Да не устрашусь я Мирных и Гневных (богов) -
   созданных мной мыслеформ.
   И в этот решающий час достигну великой цели".¹
  
  
   Тибетская Книга Мёртвых Чикхай Бардо и Чёньид Бардо.
   Часть II. Бардо, в котором познаётся реальность.
   Из вводного наставления о познании реальности.
  
   Глава первая
  
   1
   Маргарита проснулась, как всегда, в восемь часов. Она посмотрела на себя в зеркало. "Да уж.... Неужели это я" - подумала она. Узкое бледное, слегка желтоватое лицо, прямые, почти чёрные, далеко не густые волосы и неровная кожа её не обрадовали. Глаза, правда, были ничего, тёмные, большие, внимательные. Красиво очерченный, крупный рот с чувственными, но не пухлыми губами, тоже производил впечатление. Тонкий, невесомый чёрный китайский халат, на котором извивались золотые драконы, почти ничего не скрывал да, собственно говоря, и скрывать то было нечего - доска доской: ни бюста, ни талии, ни зада нет. Не дистрофик, и то хорошо - её худоба не была пугающей, кое-какая мышечная масса всё же имелась в наличии. Зато ноги и рост то, что надо, и никаких проблем с лишним весом. Всё, что не так, можно исправить. Через час на неё из зеркала глядела высокая изящная красавица-брюнетка. Пушистые волосы легли волнами на плечи. Огромные глаза внимательно смотрели из под чёрных, густых ресниц. Ярко-красные губы притягивали взгляд. Да, тому, кто придумал косметику, памятник надо поставить. На ней была черная, чуть выше колена юбка, красивые, дорогие колготки, изящные чёрные туфельки, украшенные стразами, белая блузка; очень дорогая, подогнанная по фигуре так, что талия казалась осиной, а грудь, увеличенная специально подобранным бюстгальтером, невероятно соблазнительной. Удлинённая чёрная сумочка со стразами на длинной цепочке дополняла внешний вид. Стразы Марго прикрепляла сама, тогда таких вещей ещё не было в магазинах. Она не зря закончила в своё время художественную школу. Что только мужикам надо? Кто только не задавал этого вопроса! Ответа на него по-прежнему не было. Марго выпила утренний кофе. Пора на работу.
   Она работала художником-оформителем. То, что она делала, всегда отличалось изяществом и хорошим вкусом. На работе её ценили, вернее, она всех устраивала. Здесь не нужны гении, здесь нужен человек, который вовремя и хорошо делает свою работу, угождая отнюдь не изощрённым вкусам потребителя. Перестройка была в разгаре, с работой было плохо. Тот институт, где она служила чертёжницей, развалился, и её, ещё до полного развала, уволили по сокращению штата. Там она получала мало, очень мало, но ей повезло, с её художественным ПТУ устроится на работу можно было разве что рабочей от выработки. Такой тяжёлый труд был явно не по силам болезненной и слабенькой Маргарите. Тогда, при социализме, на работу её устроил отец. Теперь искать работу пришлось самой.
   Мать Маргариты умерла, когда ей было шестнадцать, через год погиб отчим. Он был в командировке. Что с ним произошло, никто теперь уж точно не узнает. Отчим утонул, деньги пропали. Тело долго пролежало в воде. По-видимому, его убили. Следы насилия то ли были, то ли их не было. В общем, не такая он был шишка, чтобы с ним долго разбирались, да и пропавшая сумма была не столь велика, чтобы правосудие этими деньгами заинтересовалось. Доискиваться, что да как, не стали.
   После смерти отчима заботу о дочери взял на себя её родной отец, правда, ненадолго.
  
   2
  
   В том, что родители Маргариты развелись, отец был не виноват. Её мать пухленькая, беленькая, женственная любила танцы, развлечения, ухаживания, мужчин. Она изменяла мужу, гуляла. Ей было девятнадцать, кода родилась дочь, мужу - двадцать семь. Свекровь сидела с Ритой. Бабушка всё понимала, просила сына подождать с разводом, ребёнок всё-таки, авось одумается. Её мамочка не одумалась. Она влюбилась, подала на развод и вышла замуж второй раз. Любовь оказалась "не сахар". Новый муж зарабатывал мало. Маргариткин папа был ведущим инженером, очень начитанным, интеллигентным человеком, а отчим умом не блистал, хорошим специалистом не был, работать от выработки на износ не хотел, проблема денег "встала" сразу.
   Мамочка Маргариты, в сущности, была пустой, глупенькой бабёнкой. Нового мужа она выбрала по себе, но не учла, что её жизнь изменится так круто. Бабушка жила далеко; о гулянках пришлось забыть, более того, она вынуждена была пойти на работу, грязную и низкооплачиваемую, другой не предвиделось с её образованием, вернее, с его отсутствием. Теперь вся семья Маргариты жила в одиннадцати метровой комнате её отчима на первом этаже красного кирпичного дома на Пушкарской. Окно выходило в глухой двор-колодец. Большая коммунальная квартира с двенадцатью квартиросъемщиками сильно отличалась от залитой солнцем небольшой, но отдельной уютной квартиры в Пушкине. Огромные старинные парки остались в прошлом. Маргаритка скучала по бабушке и отцу, по зелени садов, по той атмосфере любви и достатка, в которой она жила прежде. Грандиозные развалины башен, церкви и дворцы стояли перед глазами ребёнка, сияли зеркала озёр, невесомые, казавшиеся призрачными колоннады взлетали над ними. Но и здесь, в этом мрачном, сером городе было что-то такое, что гипнотизировало её, околдовывало. Здесь царила какая-то странная тоска, сплавленная с наслаждением, а ещё здесь было одиночество и постоянное нервное напряжение. Всё, что её окружало, отзывалось в душе невероятным ощущением жизни. Что-то гулко отдавалось, жило в колодцах дворов, в звуках пустынных улиц, в темноте парадных, в широких пролётах лестниц старых питерских домов. Что-то, похожее на птицу, слетало с крыш в "пропасть" улиц, и захватывало дух, и сердце замирало от сладкого ужаса. Казалось, сама смерть касалась лица девочки, заставляя страстно желать её прихода, и одновременно с этим желанием Маргаритой овладевала жгучая потребность видеть, чувствовать и существовать. В этом сером мире нищеты, и безнадёжности была такая мощная энергия, такая гордость и сила жизни, о которой едва ли что-либо известно детям богатых и успешных родителей. Красота города ускользала от неё, она ещё не видела её, но предчувствовала, предвидела. Красота уже жила где-то рядом, дух её уже коснулся души Маргариты.
   Родители скандалили. Отчим бил мать. Марго защищала её, плакала. Нервы рёбёнка были испорчены. Она болела больше всех детей в садике, а потом и в школе.
   Каждый год Маргарита с нетерпением ждала лета. На летние каникулы бабушка забирала её к себе на дачу, построенную ещё прадедом много лет назад в Посёлке среди сосен. Белки бросали сосновые шишки на тёмную, кое-где покрытую мхом крышу. Холодная, как лёд, коричневая река текла между крутых берегов, стрижи носились над водой, а в траве цвели колокольчики и ромашки. В старом, деревянном доме на столе сверкал хрусталь, а в нём удивительными, чистыми красками горели просвеченные солнцем цветы. Нежность малины, прозрачность белой и красной смородины, яркий цвет яблок, красота ткани, человеческих лиц и тел - удивительный мир, наполненный формой, цветом и светом - мир художников и поэтов был её миром.
   Лето, проведённое на даче, было для Маргариты настоящим праздником. К ней приезжал отец, привозил подарки. Она была на него похожа и внешне, и по характеру, правда, способности отца ей не передались, но девочка была талантлива по-своему! Маргаритка умела рисовать, хотя никто её этому не учил. У неё был прекрасный слух, она была музыкальна, хорошо пела.
   Бабушка знала о талантах внучки, знала она и о том, как живётся Маргарите с матерью и отчимом. Бабушка жалела её, плакала, но ничего не могла изменить. Отец женился второй раз на женщине своего круга и теперь уже удачно. Вторая жена была сдержанной, сухощавой, расчётливой и хорошо образованной женщиной. Отец её не любил да и бабушка тоже не жаловала, но эта женщина смогла стать необходимой в семье мужа, сумела сделать их жизнь пусть и чрезмерно рассудочной, но размеренной и удобной. У отца Маргариты появился сын, а потом и дочь. И всё было хорошо. Дети росли, учились, всё было так, как и должно быть, и, в конце концов, отец со своей второй женой пришли если и не к любви, то к тому безраздельному чувству, которое называется одним словом - семья.
   Отчим Маргаритки бил жену не зря; измены не прекращались, жизнь ничему не научила недалёкую женщину. Они решили завести общего ребёнка, но это ничего не изменило в их жизни, вернее, изменило её в худшую сторону. Маргаритка оказалась в няньках, мама опять на гулянках, отчим от бессилия сходил с ума, жалея своего ребёнка. Мальчик заболел туберкулёзом. Сказались плохие условия, сырая комната постоянные скандалы, да и Маргаритка была слишком болезненной и малопригодной нянькой. Не помогли врачи и больницы, в которых мальчик провёл всё своё последнее время, не помогла и операция. Второе лёгкое спасти не удалось. Костя умер, когда Рите было двенадцать. Промучился он недолго. Им даже не успели дать новую квартиру, они получили смотровую, но отказались от предлагаемого жилья, мечтая получить квартиру в обустроенном районе поближе к месту работы, да и не до квартиры им тогда было.
   Мама Маргариты всё ещё была молода. Она по-прежнему хотела какой-то другой жизни и новой любви. Сына мама оплакивала искренне и не забывала о нём никогда, но жить иначе не умела. Отчим после смерти сына потерял интерес и к жизни, и к жене. Он считал, что она была виновата в болезни сына. Мама вскоре нашла себе утешителя и подала на развод, у неё опять появился "мужчина всей её жизни". Дочь выросла - можно всё начинать сначала.
   Диагноз - рак ей поставили слишком поздно, сделать уже было ничего нельзя. Разводиться не имело смысла. "Мужчина всей её жизни" "испарился", а Маргарита принялась ухаживать за мамой. Бедная девочка уже поняла, что не только детства, но и юности, скорей всего, у неё не будет. Мама прожила недолго. Тяжёлая, мучительная её смерть стала для Маргариты ещё одним испытанием.
   Школу она окончила с трудом, а потом поступила в художественное ПТУ. Отец после смерти матери и отчима помогал ей деньгами, но потом как-то быстро забыл о ней и даже не пытался поддерживать отношения. Одна только бабушка по-прежнему не оставляла Маргариту. Она любила её больше других своих внуков никогда не забывала о ней, отдавая ей последние деньги и последнюю свою любовь. Бабушка была единственной опорой, единственным близким человеком в жизни Маргариты. И всё же она жила отнюдь не рядом. Марго была одна, совершенно одна в этом городе, который принадлежал ей, с которым она сроднилась. Гулко отдавались её шаги в темноте пустынных улиц. Всё сливалось воедино: печаль и надежда, полнота и жажда жизни, желание умереть и ощущение вечности. В страшном мире запутанных коридоров огромных коммуналок зрела новая необыкновенная жизнь. А рядом сверкал шпиль Петропавловки, над синим "огнём" Невы содрогались мосты от грохота трамваев. У Марго захватывало дух от красоты дворцов и парков, от золота церквей. Дул свежий ветер с Финского залива, плыли по волнам куда-то ржавые баржи и белые прогулочные корабли, портовые краны виднелись вдали там, где город сливался с Финским заливом. Красота города, его огромность, его наполненность множеством смыслов вошли в её жизнь, и одарили новыми яркими и мучительными её ощущениями. Что мы знаем о роскоши. Вот она роскошь чувств, и не купить её за всё золото мира, и не украсть эту роскошь юности, нищеты, одиночества и красоты... Не всем дано это почувствовать, а сохранить тот высокий уровень чувств, который бывает у людей в юности, тем более.
  
   3
  
   Теперь Марго работала в центре города в крупном универмаге. Она любила эту работу. Сюда устроил её один из мужчин, с которым она когда-то была близка, устроил не по блату; о талантах подруги он хорошо знал. Вообще-то Рите не везло с мужиками. В юности она считалась самой некрасивой девочкой в классе, а потом и в училище. Маргарита была нескладным, забитым и очень плохо одетым подростком. Жирафа, доска и прочие нелестные прозвища преследовали её с детства. Но со временем всё изменилось, и Марго стала ловить на себе восхищённые взгляды парней и завистливые взгляды приятельниц. Она была влюбчива, нерасчетлива и очень темпераментна. Некоторых представителей сильного пола именно темперамент от неё и отпугнул. Марго не была распущенной, нет, наоборот, она страдала оттого, что не может обойтись без мужчин, и вынуждена поддерживать отношения, стоящиеся на сексе. "Дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня", - Марго библию знала плохо, осилить Ветхий Завет не всем по силам, однако эту фразу она запомнила. Её нравственное начало протестовало, ей было больно. Но любовники этого не знали и считали её распутной, слишком доступной. Доступной она не была; мужчин в её жизни было по нынешним меркам очень мало.
   Первый мужчина появился у неё в двадцать три года. Воспоминания детства не способствовали раннему сексу. Об этом молодом человеке она хотела забыть. Маргарита бы дорого заплатила за то, что бы его вообще не было.
   Вторым был сослуживец. Её бешеный темперамент испугал его не на шутку. Он ей нравился, она думала, что любит его, их связь продолжалась несколько лет, но всё кончилось ничем: встречами два раза в неделю, а потом разрывом. Через месяц после расставания он женился на другой. Маргарита её видела: пухленькая, маленькая, немолодая, не очень красивая. Она недоумевала, почему он женился не на ней, а на этой бабёнке, иначе её и не назовёшь. Он ведь не был в неё влюблён, Маргарита это знала точно. Подходящая жена? Подходящая мать для его детей? Почему она оказалась неподходящей? Маргарита стеснялась его спросить, а зря. Интересно, что думают мужчины, когда женятся таким образом. Рита знала, что мужу она не изменит никогда, что она будет хорошей матерью, но мужа в ближайшее время не предвиделось. Появился, правда, ещё один любовник. С ним её познакомила приятельница. Опять была страсть, ревность, жаркие ночи - на этом всё и закончилось. Он был разведён, у него был маленький сын и нервы, начисто испорченные разводом, семейными склоками, изменами бывшей жены и дележом имущества. Второй раз в ЗАГС он идти не хотел, на Мендельсона у него была стойкая "аллергия". Он был умнее, понимал разницу между темпераментом и развратом, и знал цену Маргарите, но боялся новых проблем, особенно детей. Это было больное место! Сына он жалел, прекрасно понимая, что для ребёнка пять "пап" за пять лет, пожалуй, многовато будет. Кроме "папочек" были ещё и "дяди", счет которым ребёнок давно потерял. Он хотел забрать сына, его родители вырастили бы его, и он, естественно, тоже не остался бы в стороне, но бывшая жена сказала, что сына ни за что не отдаст. Дедушка с бабушкой ездили к внуку каждую неделю, сидели с ним, когда мать позволяла им такую роскошь, но дать ребёнку нормальную жизнь не могли.
   Рита долго надеялась изменить ситуацию, побороть его страх, не все же такие, как его "бывшая", но у неё ничего не вышло. От него она ушла сама после безобразной пьяной ссоры. Много плакала, переживала, надеялась на то, что он поймёт, вернётся, только любимый довольно быстро утешился и нашёл другую "гражданскую жену". Новая сожительница не могла иметь детей и не заморачивалась лишними проблемами, к тому же была ухожена и очень неплохо выглядела.
   Собственно говоря, серьёзных отношений у неё больше ни с кем не было, да и несерьезных тоже было немного. Так, питала она пару раз какие-то иллюзии на счёт ещё каких-то мужиков, но ничего кроме разочарования и обиды ей эти встречи не принесли.
   Рита часто себя спрашивала: "Почему именно моя жизнь с самого начала сложилась так неудачно" - и не находила ответа. Странно, но если уж судьба вцепится, как бульдог, и начинает преследовать человека, то изменить что-либо становится почти невозможно. Вся эта цепь несчастий, смертей и неудач лишает его уверенности и свободы. Он привыкает к той жизни, которая есть, смиряется с ней. Вот и ей уже скоро сорок. Надеяться не на что, а она так мечтала о свадьбе, о белом платье, о счастье. Она представляла себе это платье, туфельки, букет из маленьких, как будто фарфоровых, розочек. Как же часто, с самого детства Маргарита думала об этом! И что? Ничего. Теперь уже поздно вздыхать о свадебном платье, старовата она для него. Да, выглядит она для своего возраста великолепно, но любят-то молоденьких, свеженьких. Мужики остались разведённые, пьяницы, извращенцы всякие, психи и импотенты - остальные все разобраны, да и этим, не разобранным, она не нужна.
  
  
  
   Глава вторая
  
   1
  
   Марго сидела на своем рабочем месте, перебирая ненужные бумаги. Длинные красивые пальцы, продолговатые розовые ногти - никакого лака не надо. Что-то сегодня было не так как всегда. Она чувствовала какую-то нервозность, подавленность. Красивые руки нервно теребили исписанные листы. Ах да, она встретила на улице парня: сухощавого, темноволосого, с удивительными губами, прямой спиной и изящными, лёгкими движениями. Она обернулась и долго смотрела ему вслед. Он был очень молод и удивительно похож на того первого и единственного, которого она вспоминать не хотела. Было в этом молодом человеке что-то, что нельзя было спутать ни с чем. Это "что-то" было в глазах, в губах, в руках, в каждом движении, в складочке возле губ - оно проглядывало во всём существе юноши. Можно забыть, но разлюбить невозможно. Любовь вспыхнула снова, захлестнула страданием и отпустила, но не совсем. В этом парне можно было любить то, что она любила когда-то много лет назад в том необычном человеке, встреченном ею много лет назад, и ей не могло это померещиться. Она чувствовала какое-то невероятное духовное родство между этими людьми. Разве можно это почувствовать сразу, с одного взгляда? Можно. Как мы узнаём людей близких по духу? У Марго нет ответа. Узнавание происходит мгновенно, оно, как удар тока, поражает душу, и она долго ноет и страдает от неутолимой жажды близости с человеком родным по духу.
   Что стало с Сашей? Память о нём возвращалась толчками. Она забывала про него, но он продолжал жить где-то глубоко внутри её сознания неистребимо и вечно. Такие встречи, как сегодня, выводили её из равновесия, причиняли боль, раздражали и будоражили. Один раз ей стало плохо на улице: голова закружилась, она побледнела, оперлась о стену. Это оказался не он. Она обозналась. Маргарита с трудом добралась до скамейки. Чёрт! Если так будет продолжаться, она плохо кончит. Умрёт где-нибудь на улице. Умереть от любви - это конечно очень романтично, но в идеале. На самом деле, смерть на заплёванном асфальте от инсульта или инфаркта отнюдь не так уж прекрасна, как кажется. Хотя... едва ли существует "прекрасная смерть". Что ей делать, как избавиться от этого? Забыть? Она забыла, только вот малейший толчок, и память возвращается обратно.
  
   2
  
   Маргарита познакомилась с Александром случайно. Они оказались вместе на какой-то нелепой и тоже случайной пьянке, куда её притащила Марина - одна из приятельниц. В коммунальной квартире с четырёхметровыми потолками и огромными комнатами было пусто, неуютно и грязно. Ремонта там не было лет двадцать, а то и больше. Коричневые от времени обои кое-где отклеились, потолки были серыми, паркет под мебелью почернел от многолетней грязи. В большой комнате стоял обеденный стол, накрытый потёртой клеёнкой, хлипкие колченогие стулья с драными сидениями, старый диван, на котором валялась пьяная парочка, дополнял этот жутковатый интерьер. За столом сидело четверо парней и крупная похожая на пацана девица. Высоко, под самым потолком, висела маленькая нелепая пяти рожковая люстра с одной тусклой лампочкой; все остальные перегорели. Сильно пахло "травкой", её перечный аромат ни с чем не перепутаешь. "Притон, какой то", - подумала Маргарита. Она хотела сразу же уйти, но побоялась спускаться по тёмной, какой-то бесконечной лестнице, где не горела ни одна лампочка и было страшно, и холодно, как в могиле.
   Компания им обрадовалась. Маргарите плеснули вина в грязный, липкий стакан. Закуски не было, на столе валялись остатки чёрного хлеба. Приятельница вытащила бутылку. Парни оживилась. Все стали бурно обсуждать, где бы достать закуски. Денег ни у кого не оказалось.
   Маргарита пошла на кухню, помыть стаканы. Длинный коридор, заваленный всяким хламом, убогая, крашенная зелёной, покоробившейся и почерневшей от времени и грязи масляной краской кухонная мебель, почти совсем осыпавшаяся с потолка побелка, закопченные стены, черная раковина, с которой сошла вся эмаль... Черт её понёс сюда с этой идиоткой!
   Они выпили приторного, отвратительного портвейна. Вместо закуски ей предложили курнуть. Маргарита не курила. Обкуренные приятели вели бессвязные полупьяные разговоры. Она с ужасом подумала, что домой ей всё-таки придётся идти одной, что уже скоро одиннадцать, а нужно попасть в метро до двенадцати часов. Парни явно собирались продолжать "банкет", двусмысленно поглядывая на девиц. Кто-то попытался её "облапать". Рита испугалась и вздрогнула так, что парень от неё отшатнулся, и немного подумав, сказал: "Дура". "Вот уж точно, нечего добавить", - подумала Марго, она была с ним полностью согласна. На неё перестали обращать внимание. Её приятельница Марина уже переместилась на потёртое кресло и целовалась там с одним из кавалеров. Рита вышла в коридор и попыталась незаметно ускользнуть из квартиры. Какой-то парень вышел вслед за ней. Он сидел в полутёмной комнате так тихо, что она за всё это время не обратила на него внимания ни разу. Парень зажёг в коридоре свет.
   - Можно тебя проводить? - спросил он, - меня зовут Сашей.
  Саша был с неё ростом, сухощав, строен, у него было измученное лицо и красивые губы.
   - Да, - ответила она.
   Он долго не мог открыть дверь, старый замок заело. А потом, они медленно спускались в абсолютной темноте по гулкой лестнице. На улице было тепло, пустынно, тихо. Машин тогда ещё было немного. Улицы казались широкими. Горели фонари. Они договорились встретиться в воскресенье, чтобы поехать в Ораниенбаум.
  
  
  
   3
  
   Маргарита долго думала, что ей одеть на это свидание. Таких парней она никогда не встречала. Странный какой-то. Острым взглядом художницы она заметила его красивые руки, природную грацию и удивительную лёгкость движений. Был ли он красив? Она преклонялась перед красотой. Красота телесная имела для неё важнейшее значение. Нет, в её понимании он не был красив. "Опять нельзя надеть туфли на каблуке", - Маргарита с тоской посмотрела в зеркало. Она не любила брюки. Тонкие колготки, юбка, как красивый колокольчик, из светло-коричневой шерсти, шёлковая белая блузка, старинные бабушкины бусы из янтаря цветом напоминавшие переспевшую вишню, алая помада - просто здорово, а туфли похожи на узкие тапочки. Эх, ей бы каблучки. Угораздило же её такой дылдой уродиться!
   При встрече Саша как-то внимательно, профессионально оглядел её, но потом больше не обращал на неё внимания. Они долго гуляли по паркам. Он за целый день не вспомнил о еде ни разу. Маргарите иногда приходилось заставлять себя поесть, так что подобное поведение её не удивило. Алкоголь ему тоже был не нужен. Ему нужны были впечатления, сильные впечатления. Они лазали по каким-то развалинам. Дворец тогда ещё не был отреставрирован. Марго даже не поняла, что он ищет в этих парках. Красоту? Но то, что считала красивым она, оставляло его равнодушным. Саша учился в техническом ВУЗе на пятом курсе и собирался в аспирантуру. Всё в нем как-то не вязалось. Марго рядом с ним ощущала странное чувство неполноценности, ущербности. Он ничего не делал для того, чтобы унизить или обидеть её, но чувство неполноценности было постоянным. Рядом с ним она испытывала напряжённость и неловкость. Его лицо было чужим, отстранённым. Рита хотела быть с ним, несмотря ни на что. Ей было неловко на него глядеть, но она не могла отвести глаз. Что это такое? Кто он такой. Не похож на аспиранта, не "книжный червь" - вообще ни на кого не похож. У него тоже было ощущение неловкости рядом с ней. Он не знал, как себя вести. Похоже, с девушками у Саши были проблемы.
   Они договорились, что он ей позвонит. Она подумала: "А что если нет? Ну и не надо". Что-то было не так. Она всем своим существом чувствовала это. Было бы даже лучше, если бы он не позвонил.
   Маргарита ждала его звонка, она не хотела в этом себе признаваться, но после работы не выходила из дома ни на минуту. Она мечтала о том, что он позвонит, и боялась этого звонка. Он позвонил через два дня. Они встретились, долго гуляли по городу, а потом целовались в парадной, в метро... везде. Старухи шипели на них, как змеи: "Другого места не нашли". Они ничего не видели и не слышали. Они были счастливы.
   О жизни Маргариты наконец-то наступили по-настоящему прекрасные дни. Он смотрел на неё счастливыми глазами. А глаза у него были странные, светло коричневые, чуть рыжеватые, их и карими не назовешь, с какими-то зеленоватыми точками. Тёмные волосы слегка выгорели и лежали волнами. Он очень хотел быть красивым. Скуластое волевое лицо, впалые щёки, горькие складочки возле красивых губ, небольшой неправильной формы нос - а ведь, пожалуй, красив. Маргарита всё время хотела его нарисовать, но красота его была неуловимой, с листа смотрело, неприятное, жёсткое, чужое лицо. Ей не хватало мастерства. Маргарите было неудобно попросить его позировать, ничего кроме насмешки она бы не получила. К её талантам Саша относился снисходительно, или даже пренебрежительно, хотя и проявлял к её работам живой интерес. Марго рисовала его лицо по памяти, рисовала снова и снова. Мистика какая-то, портреты других людей у неё получались похоже, а с этим ничего не выходило. Неприятное, какое-то старое, отчуждённое лицо даже не напоминало шарж или карикатуру. Казалось, сама нечистая сила водила её рукой, выявляя скрытую, порочную сущность Саши.
   Он не дарил ей цветов, не делал подарков. Саша относился к ней, как к другу, вернее, подруге. Она не подруга, с подругами не спят. О свадьбе не было и речи. Маргарита обижалась, но молчала. Она вообще почти всё время молчала. Говорил он. Он рассказывал о старых домах, дворцах, об архитекторах, стилях, о тех известных и не очень известных людях, которые жили в них когда-то. Он рассказывал ей о редких книгах. Они ходили в музеи, слушали оперу. Это был совсем другой мир, с которым Марго соприкоснулась впервые. Александр знал очень много, но это было не главное. Главным в нём было то, что он мог чувствовать на том уровне, который был недоступен Маргарите. У него было особенное видение красоты. Феноменальная способность отличать истинное искусство от подделок. Маргарита впервые осознала, что образование, упорный труд, хорошие учителя и даже талант не сделают подлинным художником человека, пусть даже одарённого, но не одержимого чувством красоты.
   Была у Саши и другая жизнь, о которой он перед ней не распространялся. То чем занимался он в институте, явно было Маргарите не по уму. Она знала, что он химик. Иногда они встречались в холле его института, и Маргарита смотрела с завистью на то, как он выходит с толпой студентов и студенток, явно выделяясь среди них своей артистической наружностью.
   Да, то ощущение неполноценности, которое испытала она рядом с ним в первый день знакомства, её не обмануло. Она действительно рядом с ним была неполноценной, убогой и по уму и по уровню чувств. Только тогда, в молодости она этого не осознавала, да и сейчас не хотела в этом признаваться даже самой себе. "А кто рядом с ним был бы не убогим? Другие лучше что ли? А вообще-то он психопат, параноик, нищий ублюдок. Эгоист! Нечего им восхищаться, неудачниками не восхищаются", - злилась она.
  
   4
  
   Марго не хотела больше вспоминать. Сейчас будет обед. Есть не хотелось. Она достала бутерброды, поставила чайник. Есть надо. У неё и так недостаток веса, и больной желудок.
   Марго посмотрела на себя в зеркало. Плохая кожа и морщинки. Этот парень, что она встретила на улице, уже не "про её честь", ей не на что надеяться. Сбросить бы лет пятнадцать. Бывают же такие, как он. Бывают. Надо было тогда ребёнка родить от Саши, не бояться. У неё мог быть такой же сын, во всяком случае, похожий.
   Сегодня работы не было, нужно посидеть до трёх - и домой. Собственно говоря, рабочий день у неё был ненормированный, но это не значит, что на работу можно совсем не приходить.
   Читать она не хотела. Конечно, можно почитывать детективы, они хорошее лекарство, отвлекающее от действительности, но детективы уже надоели ей до отвращения. Женские романы даже от реальности отвлечь не могли, слишком уж много в них бабьей глупости и разных пустых мечтаний. Кино? Раньше она обожала французские фильмы, а теперь была и к ним равнодушна.
   Маргарита вспоминала. Она, конечно, хотела ребёнка. Но Александр был против. Он студент, денег нет, у него нищая мать и коммуналка, у неё семидесяти рублёвая зарплата и комната отчима, похожая на гроб, стоящий в сыром подвале, из которого вот-вот встанет какой-нибудь вампир. У неё, облезлая наверно ещё дореволюционная ванна и туалет один на кучу съёмщиков, и кухня, где стояло десять кухонных столов.
   Он сказал, что рёбенок будет, когда-нибудь потом... тогда, когда они смогут его себе позволить. Формально был прав - шансов на счастливую жизнь у них было ничтожно мало. У них ничего не было кроме нищеты и неустроенности. Детей нельзя мучить. А не формально?
   Она так и не смогла до сих пор позволить себе ребёнка. Она любила. Кода любят, хотят детей. Хотят, несмотря ни на что! Он не любил. Тогда это выяснилось окончательно и бесповоротно.
   Жил Саша в ужасных условиях, в убогой мансарде на шестом этаже. Его мать получала мизерную зарплату. Образования у неё не было, она была какой-то мелкой служащей. Одет он был плохо, ботинки протекали, ноги были вечно мокрыми. Потёртое пальто, вязаная мамой из старой шерсти шапочка, какие-то нелепые свитера, шарф похожий на кишку - всего этого он стеснялся страшно. Стоило ли на него обижаться? Стоило. Марго теперь поняла это точно. Детей рожают даже в войну, даже в голод, от людей больных, чуть ли не умирающих. Ничего нельзя бояться!
   Сейчас у неё есть квартира. Бабушка прописала её ещё при жизни в однокомнатную квартирку своей старенькой одинокой сестры. Сделали родственный обмен, фиктивный конечно. Когда старушка умерла, жильё досталась Маргарите. Тогда ещё никто никакой приватизации и представить себе не мог. Теперь бабушки нет, но есть оставленная ею часть старой дачи. Отец скоро продаст дом и отдаст дочери причитающуюся ей часть наследства. Теперь есть всё, но ребёнка нет.
   У Марго было скверное детство. Почему же она не боялась родить ребёнка, не боялась нищеты, болезней, почему она не хотела жить для себя? Ведь она знала, как выглядит семейная жизнь с самой неприглядной стороны? Она знала, что Саша, как семьянин, никуда не годится. И всё же, женись он тогда на ней, она бы родила ребёнка и была бы счастлива. Она любила, любовь мудра, как-то по-своему, не на обывательском уровне. Эта мудрость лежит где-то за гранью заштампованного, запрограммированного человеческого ума, вне нравственности, морали, и гораздо глубже человеческих понятий о добре и зле. Желания Марго жили там, в том, другом мире, где нет ничего, кроме мудрости любви. Марго понимала, что даже теперь обманывает себя. Во первых, он бы женился, а во вторых, женился бы он или не женился - это, по сути дела, не имеет никакого значения. Дело было в ней самой. Объяснить всё то, что тогда происходило, она себе не могла. Может и правда: "Лицом к лицу лица не увидать..."
   Был ли Саша хорошим любовником? Нет. Она не получала никакого сексуального удовлетворения с ним. С другими, потом, да, а с ним нет. Её страсть была всепоглощающей, неутолимой и неудовлетворённой. Почему? она не знала, у неё нет, и не будет на это ответа. Возможно, тёмная глубина полового влечения, которая была ему известна, сдерживала его желания, а, может быть, потому, что он всегда был эгоистом? Нет, он не эгоист. Это она зря тогда так думала. Саша просто был одержим другим. Не женщиной. Серьезных отношений у него не было даже в прошлом. Может быть, любовь и мучила его, но это была любовь не к реальному человеку, а так - химера какая-то. Им владел очень редкий яркий дух красоты и познания одновременно. Наверно такими были люди возрождения - титанами по духу. У титанизма есть обратная сторона, сторона тёмная, бесчеловечная. И всё же, притягивает нас мятежный дух человека, любят люди этот дух, но не всегда готовы смириться с его извращённой жестокостью и отсутствием сострадания.
   Жажда красоты и жажда её осмысления - забрали в плен душу Саши. Тогда она догадывалась, но не понимала, что, собственно говоря, с ним происходит, а теперь она могла это сформулировать, она научилась понимать, хотя и не всё, и не совсем, но многое. Правда, она до сих пор чувствовала, что что-то очень важное так осталось для неё недоступным.
   Сложно быть с человеком, который слишком остро чувствует красоту, не только воплощённую в материю, но и красоту человеческой мысли и чувства. Малейшее несовершенство в ней и других людях раздражало и коробило его. Она как-то спросила Сашу:
   - Зачем тебе аспирантура, ведь это так скучно, какие-то формулы. Как можно любить математику или химию, ведь там ничего нет человеческого, интересного, одни закорючки.
   - Ты же любишь красивые картины, красивые дома, ты любишь музыку. В них вложено не только чувство, но и мысль. Красота зарождается там, где чувство и мысль прекрасны. Почему нельзя наслаждаться красотой мысли? Чем прекрасная мысль хуже прекрасного чувства? Почему нельзя восхищаться её совершенством, ведь мысль математика совершенна? Математика, пожалуй, единственное, что приносит радость в наше время и примиряет с жизнью. Это умный мир, куда закрыт доступ дуракам, мир красоты мышления: логического, парадоксального, абстрактного... В ней задействованы все виды мышления кроме, пожалуй, образного, но и на этот счёт я могу ошибаться. Математиков не так уж мало, и это вселяет надежду на то, что человечество не выродится окончательно в самое ближайшее время. Надо бы создать что-то вроде клуба, куда закрыт вход всем не математикам. Знаешь, иногда бывает противно жить, и это было бы хорошей отдушиной, прекрасной возможностью провести время с "братьями по разуму". Должен же, в конце концов, умный мир как-то дистанцироваться, пытаться выжить в этом бедламе. Странно, что никто не додумался до этого. Он с тоской посмотрел на неё.
   Опять она сказала глупость. Почему он всегда прав? Почему для него легко и понятно то, что для неё невозможно. Она не бездарная. В художественной школе, в училище Маргарита была лучшей рисовальщицей. Её рисунки с натуры, были самыми удачными, а натюрморты восхищали специалистов, никто не верил, что их нарисовала обычная девчонка, и ей никто не помогал. Если бы у неё были нормальные родители и хоть чуть-чуть думали о будущем своего ребёнка, её жизнь сложилась бы иначе.
   Рисунки Саши выполнены были не так тщательно, они не были так точны и натуралистичны, как у Марго, но от них нельзя было "оторвать" глаз. Его рисунки притягивали человека, забирали его душу сразу и навсегда. Специалисты смотрели на работы Саши с раздражением и злостью. Странно, но бездарность специалистов не раздражает, к ней они относятся с пониманием. Они её любят учить, наставлять. Бездарность не служит своему Гению, она прислуживает и подражает чужому. С ней легко, она не спорит, не возражает. Маститые художники старались не замечать гения Александра, не видеть. Зачем им чужой Гений, чужой и чуждый?
   Почему несовершенные работы Саши были в тысячу раз совершенней её мастерски выполненных работ? Наверно не было у Марго своего Гения. Да и сам Саша мог притягивать к себе людей - харизматическая личность, как теперь говорят, но эта личность только то и делала, что ссорилась и с отвращением отталкивала от себя даже тех, кто тянулся к нему, и Марго, в конце концов, он оттолкнул тоже. Но его рисунки, его талант, не отталкивали, они мучили и не отпускали, заставляя бесконечно возвращаться.
  
   5
  
   Были у Саши друзья, были. Она их знала. Какой-то непонятный Андрей, непонятно кем работающий, непонятно, как и на какие средства живущий в комнате, похожей на комиссионку, заваленной книгами и антиквариатом. Этот Андрей был его старше лет на десять. Жил один. Где находились его родители - неизвестно. У него была любовница, страшненькая, с морщинистым лицом, похожим на печёное яблоко. Она таких лиц никогда больше не видела у молодых женщин. Эта Леночка смотрела на него, как на какого-то наместника Бога на земле, слушала Андрея, не проронив ни слова, можно сказать, не слушала, а внимала. Она была образованной девушкой - филологом с университетским дипломом. Эта парочка вызывала у Марго очень тяжёлое чувство. Была в их отношениях какая-то фальшь.
   Она не встречала человека, который бы разбирался в искусстве лучше Андрея. У него было абсолютное чувство стиля, чувство старины и красоты. Саша был рядом с ним дилетантом. И всё же именно Сашино мнение было для друга определяющим. Виделись они редко, как будто между ними оставалось что-то недосказанное, что-то запретное. Нет, не были они гомосексуалистами, ничего подобного, в то время такие отношения являлись вообще чем-то из ряда вон выходящим. Тогда, что же было между ними? Маргариту многое настораживало, отталкивало и притягивало к Андрею. Слишком вежлив и снисходителен он со своей подругой. Слишком отстранён и осторожен с ней самой.
   Был ещё один друг - сосед Илья. С ним Андрей дружил с детства. Тут были просто драки и всякое безобразие; пьянство, девочки, травка и прочие радости жизни. Но были и музеи, парки, книги, была какая-то умная жизнь. Вот эта умная, остро чувствующая среда, отвлёчённая от какого-то ни было быта, и была тем самым, что притягивало к Саше людей. Самых разных людей, в том числе и её. Этой среде надо было соответствовать. Саша жестко указывал на дверь тем, кто опошлял его мир. Но ведь все в той или иной мере опошляют свою и чужую жизнь. Жить всё время в таком, как он напряжении, обычный человек не может, не дано. Маргарита тоже не могла и получала жёсткий отпор. Он хотел, чтобы она жила на том же уровне чувств, обладала таким же видением!
   - Неужели ты не видишь, не получится, никогда не получится! - говорила ему Маргарита.
   - Можешь. Должна. Потом научишься.
   Жестокость, непорядочность, подлость, эгоизм он прощал, а вот обыденности и пошлости - нет. Доброта и человечность для него были "звук пустой". Маргарита очень быстро поняла: "Семьи не будет. Детей не будет. Никогда ничего не будет".
  
   6
  
   Воспоминания не давали ей покоя. Марго бездельничала весь день, так бывает довольно часто. Лучше бы сегодня была работа. Она плакала впервые за много лет. Пришёл шеф. Она сделала вид, что что-то попало в глаз, извинилась. Тушь размазалась. Черт бы побрал этого Сашу!
   Много лет назад он встретил её будущего шефа в филармонии, представил ему Маргариту и сказал:
   - Возьми к себе девочку, она ничего рисует, хорошая девочка и для твоего дела будет лучше других.
  Маргарита стояла молча, как истукан. У неё тогда была неприятная особенность - чуть что краснеть, как рак.
   - Да, девочка хорошая - представительный мужчина окинул её взглядом, - у меня сейчас места нет, но твою рекомендацию учту, - он протянул ей номер своего домашнего телефона, - позвоните через пол года. У меня сотрудник уезжает в Израиль. Марго позвонила через девять лет, и шеф взял её на работу, Он был уже не руководителем, а хозяином, но Сашина рекомендация не потеряла силы.
   Иногда работы было много, она оформляла торговые залы, витрины, буклеты, работала с документами, закупала все необходимое для мелких, косметических ремонтов и выполняла ещё много других заданий, а иногда она скучала или просто уходила домой.
   Маргарита посмотрела на часы - можно уходить, хватит. До конца рабочего дня было три часа. После КБ эта работа казалась ей раем.
   Она решила пройтись. Шла мимо Летнего сада вдоль Марсова поля, через Неву по Троицкому мосту и дальше, мимо Татарской мечети до Большого проспекта и тихих улочек детства: Ропшинской, Лахтинской, Гатчинской... Её город! Нева сверкала на солнце. Кто там говорит о свинцовых водах? От её блеска рябило в глазах. Город горел в лучах солнца. Тонкий шпиль Петропавловки был похож на плоский золотой меч, занесённый над городом. В лёгкой дымке поблёскивал старым золотом Исаакий. Блестели маковки Спаса на крови. Со здания расположенного напротив Татарской мечети, Божья мать печально смотрела с изразцовой иконы в Александровский сад. Конец августа: теплые стены домов, позолоченные солнцем, старые деревья садов и скверов, уже теряющие листву, гулкие колодцы дворов...
   Когда-то она могла пройти чуть ли не через всю Петроградскую проходными дворами. Город был маленьким, густонаселённым. В скверах стояли дровяные сараи, паровое отопление было не у всех. Дети любили играть на их крышах, покрытых толем. Изредка они проваливались сквозь гнилые доски вниз, в тёмные глубины сараев, заваленных хламом и дровами. Синяки и царапины заживали быстро. Подвалы домов были тоже разделены на клетушки, там хранили дрова, лыжи и санки, и прочий нехитрый скарб.
   Иногда она чувствовала себя изгоем, как и многие из её подруг, но не тяготилась этим. Весь город принадлежал ей, она срослась с ним, с его простором и с ещё неосознанной ею, непонятой напряжённой внутренней жизнью. Иногда он казался ей живым существом, наделённым чувством и мыслью.
   Теперь город был грязным, с самого начала перестройки здесь, похоже, не было ни одного ремонта, но уже появилась расселёнка и первые пластиковые рамы. Несмотря на не ухоженность город был красив. Марго ощущала такое же острое чувство красоты, что и архитекторы, построившие эти дома. Какая-то странная печаль нахлынула на неё, сдавила горло. Воспоминания детства, ощущение красоты, чувство безвозвратно уходящего времени охватили её, сжали в беспросветном кольце. Нищее детство, нищая юность, тёмный город, тянущая за душу пустота одиночества. Она почти бегом направилась к метро.
  
  
   7
  
   Дом, та самая квартира, которая так нужна была для счастья, находилась в "доме-корабле" на восьмом этаже на Гражданке. Маленькая кухня, окно под потолком, коридора почти нет, комната вроде ничего, слышимость, правда, ужасная. Телевизор, мамина стенка, швейная машинка...
   Маргарита давно не рисовала. Готовить для себя одной не хотелось. Она поставила чайник. В холодильнике колбаска, булка на столе.
   Зазвонил телефон. Это была приятельница Инна. Она долго рассказывала о дочери, а потом о любовнике, о том, что он такой, сякой, то ли женатый, то ли разведённый, в общем, чёрт его знает. Сама она была разведена дважды, но по-прежнему искала приключений. Работала Инна продавцом в небольшом промтоварном магазине недалеко от дома. Наконец подруга предложила провести субботний вечер в компании, где будет какой-то разведённый и вроде бы даже нормальный мужик. Маргарита согласилась. Собственно говоря, никого у неё сейчас не было, выбирать не приходилось.
   Потом позвонил друг. Нет, не любовник, а именно друг, для того, чтобы быть его любовницей она была старовата. Лёнечка был младше её года на три, но выглядел намного моложе своих лет. С ним её познакомил "аллергик на Мендельсона".
   Леня был журналистом и ещё писал какие-то "литературные" глупости. У Маргариты были его книжонки, величиной, чуть больше тетради.
   Лёнечке просто нечего было делать, и он хотел потрепаться и похвастаться новым достижением в литературе. Он выпустил ещё одну книгу, целых сорок две страницы! Маргарита выразила восхищение. В конце концов, не так уж много друзей у неё осталось. Это был хороший день. Иногда ей никто не звонил по пол месяца. Ни одного звонка!
   Увиденное утром лицо застряло в памяти. Ничего, пройдёт. Такое уже было и проходило, и она забывала Сашу на многие, многие годы. После их разрыва она видела его один раз, мельком. Был вечер, уже стемнело. Он шёл ей на встречу с каким-то парнем, почти мальчиком. У парня было хорошее, светлое лицо, такие лица встречаются нечасто. Маргарита сделала вид, что не узнала Сашу. Она свернула на Свечной переулок и заскочила во двор. Сердце билось быстро, толчками, горло перехватил спазм. Она прислонилась к влажной, серой стене. Проходящая мимо старуха посмотрела на неё подозрительно, как на алкоголичку. Ей было всё равно. Дыхание возвращалось медленно. Тёмный двор навалился на неё своей тяжестью. Она, опираясь о стены, выбралась на улицу и побрела к Достоевской. Дыхание восстановилось, сердце перестало биться о рёбра, у неё даже не было слёз, чтобы поплакать.
   Он и не снился ей никогда. Обидно конечно, что даже во сне она ему не нужна. Снились ей сны в основном эротические или кошмары, от тех и других она долго не могла придти в себя.
   Эти сегодняшние воспоминания были не такими, как раньше; обида в них, конечно, оставалась, но была и жалость не только к себе, но и к Саше. Чем старше она становилась, тем лучше понимала его, тем очевиднее виделась ей его исключительность и незащищённость. Чем ожесточённей и несправедливей делалась окружающая её жизнь, тем сильней был страх за Сашу. Как он перенесёт всё это? Ведь он слишком сильно чувствует. Что он делает сейчас? Что сделала с ним эта жёсткая, утробная жизнь? Как-то не так поступила она сама тогда, много лет назад. Всё конечно правильно, но... Но ведь он другой, к нему общие правила не применимы. Получается, что для одних одни нравственные законы, а для других другие. Опять как-то нехорошо получается!
   И всё-таки что-то не сходилось в её воспоминаниях, что-то было не так! Если бы она смогла связать концы с концами, добраться до сути, до чего-то очень важного, возможно, Маргарита забыла бы о Саше, её перестали бы мучить тени прошлого. Да и что такое важное тогда произошло? А ничего, обычная тривиальная история влюбленной наивной дурочки и мужчины, которому она была не нужна. Нет. Это она опять обманывает, оправдывает себя. Она была нужна, необходима ему. Просто он этого не осознавал. А потом, когда осознал, - она ушла.
  
   8
  
   Этой ночью она проснулась на бегу. Во сне она вскочила с постели и закричала от ужаса. Но ведь ей ничего не снилось. Она довольно часто просыпалась таким образом. Маргарита из-за этого стеснялась оставаться с мужчинами на ночь, неохотно ездила на поездах дальнего следования, а на верхней полке отказывалась спать наотрез, мало того, что всех напугаешь, так ещё и разбиться можно насмерть. Причин своих непонятных ужасов она не знала.
   Откуда берётся этот необъяснимый, дикий ночной страх? Страхи мучили её часто. Ей казалось, что она что-то забыла, очень важное, то от чего зависит вся её жизнь. Она проверяла документы, звонила родственникам, но всё было в порядке. Что-то не так, как надо, было с ней самой. Нервы? Может быть, спятила? Она подумала: "Ладно, пока жить можно, а там видно будет". После таких пробуждений она долго не могла заснуть, включала свет, чтобы отогнать ночной ужас. Когда нервный зуд отступал, она опять засыпала.
   На следующий день у неё было много работы, и она забыла наконец-то о той боли, что когда-то причинил ей Саша. Всё не так уж плохо. У неё есть родственники, двоюродный брат с которым она почти дружна, работа, приятельницы, друзья. На неё заглядываются мужчины, да и женщины поглядывают с завистью. Никами диетами добиться таких потрясающих результатов дамы не могут. Марго посмотрела на себя в большое зеркало: "Модельная внешность". Не случайно шеф приглашает её на все банкеты и фуршеты вместе с руководством. Жаль только, что такие праздники бывают редко.
   Маргарита возвращалась с работы поздно. Она устала. Город, освещённый заходящим солнцем, был необыкновенно красив. Свет "золотой парчой" украсил стены домов, окна сверкали тысячами солнц, голубым пламенем "горела" Нева. Почему она ничего не рисует, не читает, почему она не пытается написать что-нибудь, как Лёнечка. То, что она делает на работе - не в счёт. Красивость, которую так ценит её руководство, и не только руководство, к искусству не имеет никакого отношения. Саша знал цену её "красивым" работам, его невозможно было обмануть. Почему её жизнь стала такой серой, обыденной. Этого больше всего боялся Саша, именно вот такого существования, неумного и бесчувственного! "Скоро сорок, наверно это всё", - подумала она безнадежно, - "высохшая старая дева - и больше ничего"! Хотя, она даже девственностью похвастаться не может.
   Что с ней случилось? Почему именно сейчас она не может перестать думать о Саше? После их расставания прошло много лет. Она прикинула, наверно, около пятналцати, а может быть и больше? Почему именно теперь память не даёт ей покоя? Почему ей так плохо?
   Маргарита решила пойти туда, где любил бывать с ней Саша. Она прошла по Дворцовой набережной к Эрмитажу. Заходящее солнце заставило светиться дворцы каким-то странным, как будто исходящим из нутрии стен здания светом. Колонны, пилястры, казалось, ожили в своей абсолютной классической красоте. Скульптура сияла розовой "кожей" в лучах закатного солнца. Красота города была живой, одухотворённой. Она сливалась, с небом и водой, с закатным солнцем в абсолютном своём совершенстве. Что-то новое, никогда прежде невиданное ею, показывало ей свою скрытую сущность, и эта сущность была прекрасна. Маргарита увидела совсем другой мир. Этот мир был создан человеком, но по каким-то другим, нечеловеческим, неземным законам. В нём не было ничего обыденного, обычного, это был огонь, спустившийся с неба и опаливший душу человека, вернее не человека, а творца, ведь творец и человек - это совсем не одно и тоже. Её горло сжало, ей стало плохо, она выдохнула, как-то странно, как это делал Саша, медленно, через почти сжатые губы. Красота опалила её горло огнём, и грудь наполнилась каким-то новым дыханием. Наверно это и есть то лёгкое дыхание, о котором писал Бунин. Да, это оно. Тело стало невесомым. Она забыла об усталости. Но пришло, то о чём она не имела понятия - пришло невыносимое, неразделённое и безысходное страдание. Если бы можно было найти Сашу, ели бы можно было его встретить, всё было бы по-другому, и эта красота сверкающая, вдохновенная перестала бы её мучить. Абсолютное одиночество постижения красоты было невыносимым. Город светился в розово-голубом закате слоновой костью колон, великолепием скульптуры, тонкими шпилями и золотом куполов. Маргарита почувствовала, что дальше жить нельзя, дальше что-то такое, что находится уже за гранью жизни. Она потеряла чувство времени, она перестала быть человеком. Все человеческие понятия как-то почти сразу отступили от неё. Это был другой мир. Это был мир Саши, вернее даже не его, а чего-то большего, чем он, но связанного с ним. Мир по ту сторону обычных человеческих понятий, мучительный мир любви и красоты.
  
   9
  
   Маргарита ехала в метро и плакала. Она забыла, когда так горько и безнадёжно плакала. Слёзы лились, как вода. На неё смотрели. Плакала она бесшумно, и у неё не краснели глаза. Она плакала дома и заснула в слезах.
   Утром ей не надо было идти на работу, суббота. Можно было поспать, но она проснулась в восемь часов. Сердце билось быстро, как будто пыталось убежать, ей казалось, что случилось что-то ужасное, мучил какой-то необъяснимый, непонятный, страх. Спать не хотелось. Она встала, думая о том, что ей делать, как выбраться из этого мучительного состояния. Марго вообще не понимала, что с ней. Она приняла душ, посмотрела на себя в зеркало. Из зеркала смотрело чужое лицо. Нет, это была не она. Уродливое, измученное страданием, с сумасшедшими глазами, со спутанными волосами существо смотрело на неё, корчась от душевной боли. Но ведь нет повода для страдания. Никакого повода нет. Ничего не случилось!
   Позвонила Инна и сказала, что встреча с потенциальным кавалером отменяется. У неё заболела дочка, перекупалась на даче. Бабка с ней не справляется, и девчонка делает, что хочет. Придется ехать к ней, выхаживать. Она опять говорила о любовниках, о мужиках, которые все не мужики, а так, чёрт знает кто. О том, что ей подарил очередной кавалер, и что она надеется у него выпросить, пока тот не сбежал. Весь этот набор штампованных фраз, пошлостей и глупостей стал невыносим для Маргариты.
   Она молчала. Ей было трудно говорить. У неё не было сил вести пустые разговоры. Инна что-то спрашивала, Марго отвечала невпопад. Наконец приятельница повесила трубку. Раньше она легко поддерживала такую беседу, а теперь какая-то непреодолимая преграда легла между ней и такими людьми как Инна. Лучше быть одной.
   Маргарита хотела увидеть Сашу. Он может помочь ей, он такой же, она это точно знает. Никто кроме него от этого страдания её не избавит. Она так и будет задыхаться от него всегда. Марго не могла, есть, пить. Она включила телевизор, но смотреть телевизионные передачи было невозможно. Её передёргивало от отвращения. Неумный, отвратительный, презираемый мир, нагло лез в её дом, в её голову, в её жизнь. Изредка она всё же могла видеть и слышать то, что показывали и говорили по "ящику", но это бывало редко. Сцены жестокости, непереносимые ею раньше, перестали её волновать. Человеческие мучения показались ей мелкими и ничтожными рядом с её нечеловеческим, безысходным и безумным страданием. Откуда всё это? Почему? Для переживаний не было повода. Но осознание этого факта никак не влияло на её состояние.
   Маргарита стала делать физкультуру, пытаясь размять негнущиеся суставы, она плакала от бессилия, но продолжала бороться. Она будет красивой, у неё будет другое лицо, другое тело. Она найдёт Сашу, и страдание уйдёт, оно превратится в невероятное счастье. Боли не будет, но даже если она останется, то это неважно, это уже не будет иметь никакого значения, рядом с ним даже боль станет наслаждением.
   Марго стала получать от музыки сложные, глубокие переживания. Она хотела, но очень часто просто не могла её слушать. Музыка, доводила её до помешательства, ей было так тяжело, что она не хотела жить. "Я схожу с ума, я схожу с ума. Господи! За что ты так наказываешь меня, в чём я перед тобой провинилась. Зачем ты насылаешь на меня безумие. Я не могу жить", - думала она. Классическая музыка захватывала её душу целиком. Великие произведения искусства будоражили, мучили, потрясали её больное воображение. Мир остался таким, как был, ничего в нём не изменилось, но всё в этом мире стало другим. То, что ей казалось важным, потеряло смысл. А то, мимо чего она равнодушно проходила раньше, стало смыслом её новой жизни. Разум отказывался ей служить.
   Она пошла в магазин, купила выпивки, но водка не исцелила её, наоборот, ей стало ещё хуже. Два дня прошли в угаре, в слезах.
   Маргарита с трудом решалась теперь на какие-либо поступки. Воля покинула её. И наоборот, то, что раньше было трудно, теперь давалось ей с лёгкостью, лёгкое дыхание не уходило, не оставляло её. Она попыталась читать, но те книги, что были дома, то есть художественная литература, ей совершенно не нравились, а фильмы окончательно опротивели.
   Она пыталась найти хоть какой-то выход из этого полубезумного состояния, но у неё ничего не получалось. Каждый раз Маргарита с ужасом шла на работу. Ей было очень трудно справляться со своими обычными обязанностями, вести тупые разговоры, переносить общество пустых и отвратительных людей, которые раньше ей были даже приятны. Давняя её приятельница Инна, почти подруга, иногда знакомившая её с мужчинами, вызывала в ней такое отвращение, что она больше не смогла встретиться с ней ни разу. Те кавалеры, с которыми она изредка проводила время, показались ей ничтожными, те люди, чьей привязанностью она дорожила, перестали для неё существовать. Нервы не справлялись с теми ощущениями, которые давала ей жизнь. Каждое утро превращалось в пытку. Она лежала в постели, а ей казалось, что всё её существо плавает в ванне с адреналином. Она не понимала, откуда взялось это страдание, каким образом её давняя страсть вдруг вернулась и захлестнула всё её существо невероятным постижением красоты
   Теперь обычная прогулка по городу превращалась в великолепное путешествие, и каждый шаг приносил недоступные ей прежде наслаждения. Красота зданий, ударяла каким-то хмелем ей в голову, скрытая ранее гармония садов и парков открывала ей неведомые прежде ощущения. Чем сильнее было наслаждение, полученное ею, тем сильнее было страдание. Она мечтала разделить это наслаждение-страдание с человеком, чувствующим на том же уровне, что и она, но его не было. Город кружил её в каком-то немыслимом танце, обжигая огнём красоты и одиночества.
  
  
   10
  
   С работой она справлялась почти титаническим усилием воли. Дело, правда, было не в работе, а в людях, с которыми приходилось общаться. Они, заметили, что с ней что-то не так, что она стала конфликтной, раздражительной. Она перестала всех устраивать и всё стала делать не вовремя, но ... Шеф как-то посмотрел на оформленный ею новый бар и сказал: "Ты меня разорила, с ума сошла, но ... чёрт, это когда-нибудь окупится".
   За счёт зеркал, и тёмных зеркальных поверхностей пола, стен и потолка она зрительно увеличила площадь в несколько раз, а умело подобранная подсветка и блики хрусталя превратили пространство бара в пещеру Али Бабы, сверкающую золотом, тёмным деревом и переливающимся блеском зеркал. Зал получился не ярким, нет, он получился таинственным, притягательным, пугающим и желанным. Всё в нём было странным - блики света и блеск золота отражались в зеркалах, а потом повторялись и повторялись в почти черных зеркальных неосвещённых поверхностях стен, потолка и пола. За такую работу платят бешеные деньги, но шеф не очень расщедрился. Подкинул, правда, премию, и всё. Видно решил подождать, пока окупится. Собственно говоря, она и не должна была вообще этим заниматься, это не входило в её обязанности. Хозяин - барин, она на шефа не в обиде. Время было тяжёлым, посетителей едва ли много наберется.
   Марго старалась, как можно меньше времени проводить на работе и вообще среди людей. Часа по три в день она занималась своей фигурой, доводя себя до переутомления. Рисовала она по-прежнему мало, но несколько новых рисунков были почти гениальными и нарисованы так, как будто нарисовала их не она, а кто-то другой. Саша? Нет не Саша, кто-то похожий на них обоих сразу. Рисунки принесли ей облегчение, но что делать дальше? Она не знала, что ей рисовать. То, что её мучило, не находило отражения в её работах. Лютики-цветочки не привлекали, а то, что владело ею, было ей не по силам. Сашин Гений пришёл к ней, и она не смела сделать что-либо не соответствующее ему. Она, поражённая его мощью, остановилась перед ним в бессилии.
  
   Марго пошла к дому Саши. Он находился в районе Сенной площади. Недалеко от канала Грибоедова, во дворе. Она почему-то знала, что там его нет, но она надеялась, что он туда придёт. Он любил эти места, он должен чувствовать то же, что и она. Он должен там бывать. Марго шла по тёмным улицам. Ноябрь подобрался как-то неожиданно быстро. Было холодно. На ней было старое некрасивое пальто. Она чувствовала себя плохо. Измученное уродливое лицо не спасала даже косметика. Она сердилась на Сашу. Она ненавидела его. Она хотела, чтобы он был несчастлив, одинок, чтобы он раскаялся и страстно желал исправить то, что произошло между ними тогда, много лет назад. Ей хотелось, чтобы он ничего в жизни не добился. Она мечтала придти к нему и всё изменить. Маргарита думала о счастье, которое даст ему. Она поняла то, что он тогда хотел донести до неё. Ну и что ей теперь с этим пониманием делать? Как ей жить в таком аду? Зачем ей это одной?
   Марго долго искала Сашину улицу. Это невозможно, она очень хорошо все помнила, но, как будто нечистая сила запутала её, и его дом исчез навсегда. Она испытала мучительное чувство полного возвращения в прошлое и невозможности его обретения. Каждый шаг приносил страдания. Всё было таким, как прежде, время спеклось в какой-то жгучий поток, и эта обжигающая лавина обрушилась на неё. Она помнила его шаги, каждое слово, его улыбку. Она помнила каждое движение его души, словно всё это, происходило вчера, словно не было прожитых лет. Её жизни не было! Она всё это время не жила. То существование, что она влачила без него нельзя называть жизнью. Маргарита плакала. Выражение её лица не менялось, слёзы не были видны в темноте, и она всё плакала и плакала.
   Наконец, она нашла его улицу, его дом, но там Саша уже не мог жить. Дом был расселён, покрашен, мансарды исчезли. Марго смотрела на него и не узнавала. Она может не узнать и Сашу. Столько лет прошло! И он, наверно, не узнает её. Она стала похожа на старуху. Марго металась по улицам города. Вот сквер, скамейка, где он курил, поджидая её, здесь они целовались...
   Маргарита плакала и в метро. Она оплакивала свою жизнь. Что она сделала не так? Что она могла сделать тогда? Ведь она была ему не нужна. Или всё-таки надо было ждать, терпеть, любить, понимать - и всё было бы иначе. Он хотел её вернуть! Потом хотел, когда уже было поздно. Или... никогда не бывает поздно?
  
   Тело Маргариты менялось. Многочасовые занятия давали результат. Она становилась гибкой, лёгкой в движениях. Волосы наполнились жизнью, кожа стала такой, какой была лет двадцать тому назад. Нет, чуда не произошло. Она не стала юной красавицей, но изменилось выражение её лица, изменился взгляд, появилось что-то притягательное и чувственное в её губах. Молодость возвратилась к ней. Она стала патологически чувственной. Ей всегда было трудно, а сейчас Марго больше не могла и не хотела соблюдать правил приличия. Наверно, поэтому изменял ей Саша? Он тоже не мог себя обуздать? Но это не оправдание. У неё никого нет, а у него была она. Чтобы им там не владело, можно было сдержаться. Она с ужасом подумала о том, что вернись сейчас Саша, и она пойдёт за ним куда угодно и сделает всё, что ему угодно, простит ему даже то, что простить невозможно. Он творил тогда всё, что заблагорассудится: изменял со всеми подряд, обижал её, абсолютно не считался с её мнением..., и она не прощала, а сейчас она поняла... Может быть лучше этого не понимать? Такие мелочи, как её страдания, душевная боль или просто ревность, были недостойны его внимания. Обидно. Сейчас для неё тоже не существовало чужих страданий, слишком велико было своё собственное. По сравнению с ним чужие переживания - мелочи недостойные внимания. Страдание не учит любви, оно учит жестокости, учит наслаждению страданием. От страдания нет пути к состраданию. От него можно придти к любви к тому, кого когда-то любил страстно, а потом попытался забыть или возненавидеть, но не к тем, кто любит тебя.
   От любви к ней никто не страдал, почему бы и ей ни позволить себе то, чего хочется? От её поступков, к сожалению, никому ни жарко, ни холодно. А если бы было "жарко", остановило бы её это?
  
   11
  
   Она как-то встретила на Невском своего приятеля Лёнечку. Он, наконец, обратил на неё внимание и провёл с ней несколько незабываемых ночей по дружбе. Приятель был в восторге и долго возмущался: "И где ж я раньше был, такой кайф, можно сказать, все время находился под боком". Маргарита наконец-то отвела душу. Она потрясла Лёню не только сексуальностью, но и фантазией, эстетическим разнообразием и красотой их отношений. Однако, он хоть и рассыпался в комплиментах, но даже сейчас был для неё, можно сказать, другом. Тех сложных отношений, которые возникают между мужчиной и женщиной проводящих время в одной постели, у них не было. Эта лёгкость была нужна сейчас Маргарите. Она бы не вынесла всяких осложнений и переживаний. Ей было не до этого. Страсть к человеку, которого она не видела много лет, поглотила всё её существо.
   Страсть заставляла каждое утро просыпаться с бешено бьющимся сердцем, сводила с ума, почти убивала и заставляла снова воскресать. Маргарита хотела и не хотела этого безумия. Оно вернуло ей молодость, оно подарило ей минуты невероятного наслаждения произведениями искусства, да и самой жизнью тоже. Красота доводила её до исступления. Мир сбросил маску обыденности и приоткрыл ей своё подлинное лицо, но оно оказался сумасшедшим, лишённым здравого смысла и логики. Этот новый мир подчинялся другим, законам. Он был кровавым чудовищем без морали, нравственности, доброты, жалости. В нём не было простых человеческих чувств, но в нём не было и подлости, лицемерия, жадности, глупости... Он не был миром человеческим. Или наоборот, он был именно таким, каким должен быть мир человеческий? Но тогда этот мир может существовать только для избранных. Мир для немногих художников, писателей, музыкантов... Но она обычный человек, она живёт обычной жизнью. "Господи, помоги мне разобраться в этом, не дай мне сойти с ума" - бедняжка Марго плакала по нескольку часов в день. Она молилась то Богу, то чёрту, осознавая святотатство собственных мыслей и полное противоречие между двумя её жизнями - человеческой и нечеловеческой, то есть жизнью духа. В одухотворённом мире было очень мало людей, с которыми можно было бы поговорить, в нём было одиночество. В нём был Саша, пусть даже вне реальности, за гранью здравого смысла на грани сумасшествия, но он был. Она боялась быть откровенной даже сама с собой.
   Саша приснился ей впервые за много лет. Она всё время удивлялась, почему он ей не снится. Наверно он о ней до этой ночи ни разу не вспомнил. Саша не был похож в этом сне на себя. Он был очень смуглым, с чужими чертами лица, с шоколадными большими, внимательными глазами, только губы были немного похожи. И фигура у него была другая. Она узнала его сразу. Видимо есть какое-то духовное зрение, оно видит то, что нельзя увидеть с помощью обычного. Какое-то облако духа, общее для них обоих накрыло их и на мгновение и утолило её страсть. Саша сказал, что скоро вернётся к ней.
   Маргарита проснулась счастливой. Сердце билось неровно, но уже по-другому, оно стучалось в "дверь", где ждал её Саша, но "двери" сна были заперты. Он пришел к ней, не забыл, она ему нужна. Сон? А какая разница? Ей всё равно во сне или наяву быть с ним, она просто хотела его видеть, чувствовать. Ей всё равно, в каком обличии она его увидит, в своём или чужом, старым или молодым, здоровым или больным. Ей нужно духовное узнавание этого человека. Им не надо говорить - они и так всё друг о друге знают. Она посмотрит на него и всё поймет, потому что в мире духа не надо слов, там можно всё понять и так.
  
   12
  
   На работе начались конфликты. Её стали считать чокнутой, неадекватной, но доходы хозяина росли, ему она нравилось, он её ценил. Дамы плели интриги. Марго мало чего вокруг себя замечала. Она и раньше не любила женщин, а теперь обходила стороной большую часть своих знакомых с какой-то гадливостью и раздражением, как будто боялась запачкаться. Обновлённый мир открывал ей новые грани, новые оттенки чувств, и это захватывало её целиком.
   Она сделала ещё одно открытие - ей стал понятен язык мифа. Маргарита нашла книги, которые хотела читать. Мифы создавались не на основе здравого смысла, рассудка и логики, они не были плодом фантазии, нет, они были порождением духа человеческого. Мифы были тайным его шифром. Духовная составляющая связывала бытие и инобытие, сознательное и подсознательное каким-то алогическим, чувственным знанием. Патологическая жестокость мифов не вызывала у неё отторжения, наоборот, была ей близка и понятна. У Марго перехватывало дыхание от восторга, который пришёл к ней во время невероятного путешествия в этот древний, умный, жестокий и непревзойдённый по красоте мир. Был ли он безнравственным? Нет, он таких слов не знал! Он жил по другим правилам, по другую сторону морали. Может, так и надо жить? И тогда всё было бы у них с Сашей замечательно? Но в то время она жила в мире обыденном, человеческом и с этим ничего нельзя было сделать. Теперь всё изменилось, но появилась другая проблема. Ей нужно было научиться приспосабливаться к обывательскому, неумному миру, который её окружал, а это не так-то просто, когда теряешь с ним связь.
   Лучше ей не становилось. Её по-прежнему изматывала почти постоянная душевная боль. Ей казалось, что только одна встреча с Сашей изменит её жизнь. Стоит только один раз его увидеть и.... начнётся счастье, необыкновенное, невероятное счастье. Она теперь слишком сильно чувствовала, слишком ярко и пронзительно, слишком... Пусть будет слишком, потому что ту её обычную, прежнюю жизнь, по сути дела, и жизнью назвать нельзя. Но и это её мучительное горение на грани безумия было порой слишком болезненным, иногда ей хотелось вообще не родиться.
  
   13
  
   Маргарита попробовала узнать адрес Александра в ЖЭКе. Из этого ничего не вышло. Тётка в окошке сказала, что мансарды снесли ещё при социализме, а сейчас этот дом - частная собственность, и вообще, она справок не даёт, она ничего рассказывать ей не имеет права, да и не знает ровным счётом ничего. Её отправили в архив. Архивариус спросила точный адрес Александра, но номера квартиры Марго не помнила. Она не помнила его отчества, и уж тем более, паспортных данных. С ней не стали дальше разговаривать.
   Марго расстроилась страшно. Она попробовала найти их общих знакомых, но не нашла никого. К Илье она обращаться не хотела. У Андрея она была только пару раз и найти его квартиру ни за что бы не смогла. Жизнь разбросала людей. Город, где раньше попадались знакомые на каждом шагу, смотрел на неё чужими, незнакомыми и равнодушными глазами. Наконец она вспомнила про ту приятельницу, благодаря которой познакомилась с Сашей. Ей было очень трудно сделать над собой усилие и пойти к ней. Воля так и не возвратилась к Марго, но желание встретить Сашу было сильнее её нерешимости. Она знала, где живёт эта самая Марина, но заставить себя пойти к ней домой после стольких лет, проведённых врозь, так и не смогла. Телефона Марины она не помнила. Старую записную книжку, где был записан Сашин телефон, Маргарита выбросила в урну после ссоры с ним, так что все старые телефоны друзей и подруг были давно потеряны. Она выбросила её вместе с теми немногими вещами, которые напоминали ей о Саше. Сколько раз Маргарита потом жалела о своём опрометчивом поступке, но тогда записная книжка жгла ей руки, она не могла к ней прикасаться. Сначала она вырвала из неё страницу с номером его телефона, но это не помогло. Его номер не уходил со страниц вопреки здравому смыслу, он там был, и с этим ничего нельзя было сделать. Она боялась, что позвонит ему опять...
   То, что Марина живёт в той же самой квартире, где жила раньше, она знала точно. Маргарита залезла в разбитый почтовый ящик и обнаружила квитанции на её имя. Она решила, что лучше подождать Марину возле парадной в сквере, находившемся недалеко от театра Поэтов. Она решила встретиться с ней, как будто случайно. Марго бегала после работы в этот заснеженный сквер дней десять подряд. Сидела на скамеечке до позднего вечера, но Марины не было. Она ужасно мёрзла в своём пальто на "рыбьем меху" и, совсем отчаявшись, уже хотела прекратить это глупое занятие.
   Придётся всё же обратиться к Илье. Об их отношениях он знал всё. Марго было стыдно. Илья был человеком проницательным, в нём ещё осталась природная порядочность, человеческие переживания не были для него "пустым звуком". Он жалел её. Он хорошо знал, кто такой Саша. Эта его жалость была унизительна. Идти нему и расспрашивать о Саше? Что он о ней подумает? Подумает, что она готова унижаться и дальше, ради этой своей любви, способна терпеть всё что угодно, готова разыскивать это "чудовище" после стольких лет разлуки. Нет, она не пойдёт к нему. Илья не одержим, не одухотворён, он не поймёт. С Андреем было бы проще - ему бы ничего не пришлось объяснять. Осторожность, отстранённость - вот оно как вышло, оказывается, не так уж далеко они "отстранились" с Андреем друг от друга и у неё с ним гораздо больше общего, чем Марго думала. А она даже дома его найти не сможет.
   Марго всё же пошла после работы на набережную канала Грибоедова к дому Ильи. А вдруг она встретит его случайно. Это был большой доходный дом, построенный в конце восемнадцатого века. У родителей Ильи была огромная квартира с высокими потолками, старинными люстрами, шикарная библиотека... У него было всё. Проблема была в том, что ему тогда родительское "добро" не казалось чем-то нужным и привлекательным. Его родители были какими-то учёными, не знаменитыми, но хорошо оплачиваемыми. Что делать с сыном и как его образумить, мама с папой не знали. Сын жил другими интересами
   Марго нашла окна той квартиры, где жил Илья. В них горел свет. Марго постояла, глядя на закованный льдами канал, на грязный снег внизу, и повернула обратно. Не будет она его здесь поджидать, глупо всё это, да и догадается он о том, что с ней происходит. Стемнело, город зажигал огни. Пошёл снег. Из тёмных подворотен дуло. Началась метель. Людей было мало. Снег полз по асфальту призрачными белыми "змеями", взлетал, "крылатые змеи" вились вокруг Маргариты. Улицы заметало снегом. Ноги утопали в нём. Марго не было холодно. Какой-то жгучий восторг коснулся её. Она уже видела такую метель, всё это с ней уже было. С ней или с Сашей? Она не знала, чьи чувства обуревают её. Марго шла домой, как таинственная фея, в окружении белых вьющихся призраков. Стало совсем темно. Она прошла мимо дома Саши, и сердце опять остановилось, горло обожгло огнём. Нет, нельзя ей сюда приходить. Боль была такой сильной, что она добрела до метро, как в чаду, и только там почувствовала усталость.
   На следующий день она опять сидела в сквере возле дома Марины. Но её приятельница так и не показалась. "Нет, это никогда не кончится", - подумала она, - может она в больнице. Что с ней?"
  
   "На ловца и зверь бежит" Маргарита неожиданно встретила Илью в метро по пути домой. Он изменился. Полный, самодовольный, сытый, великолепно одетый господин выделялся из толпы и был чужд её тёмной массе, видно было, что попал он сюда случайно и обычно ездит на машине. "Этого не может быть, - подумала Марго, - это не он, тот стройный, измотанный, потерянный парень и этот господин - это разные люди". Она прошла мимо, сделала вид, что не заметила его. Он её тоже не узнал. "Толстый и тонкий" - классика. Высокая, тонкая Марго в своём потрёпанном пальтишке смотрела вслед кругленькому господинчику в расстегнутой шикарной дублёнке, в отутюженном новом костюме и сверкающих ботинках. "Этот господин ничего о Саше знать не может" - подумала она, - и даже если бы что-то и знал, я к нему не подойду".
  
   14
  
   Маргарита продолжила своё дежурство возле дома Марины, и ей, наконец, повезло - приятельница прошла мимо её скамейки. Марина сильно изменилась, растолстела, подурнела, однако у неё всё было хорошо. С ней рядом шёл муж, высокий крупный мужик, под стать ей. Они обсуждали весьма живо проблемы сына. Марго узнала её по голосу. Не удивительно, что Марго просидела здесь столько времени, так можно было сидеть годами. Маргарита окликнула её. Марина обрадовалась: "Ритка, ты совсем не изменилась, а я то, я .... Пойдём к нам, ты мне всё расскажешь, молодость вспомним...". Замёрзшая Марго, измученная ожиданием, обрадовалась ещё больше.
   Соседка Марины умерла, и она получила её комнату бесплатно. В начале перестройки такие "чудеса" ещё были возможны. Теперь вся эта квартира принадлежала ей. Повезло Марине с жильём. В самом центре города рядом с Маяковской находилась её большая трёхкомнатная квартира; высокие потолки, парадная лестница, хороший вид из окна.
   Её родители давно умерли, но у неё есть муж, двое сыновей и бабка, по нынешним меркам - большая семья. Марина поставила на стол нехитрую домашнюю еду и бутылку белого креплёного вина. Она с удовольствием вспоминала их институт, конструкторское бюро, своих кавалеров, гулянки, танцы по праздникам в актовом зале, пикники и отдых в доме отдыха. Маргарите о себе и рассказать было нечего. Марина сочувственно поглядывала на неё:
   - И чего мужикам надо! Какая ты красавица, ты и в молодости такой не была. Слушай, а этот, Сашка Ивлев, Почему у тебя ничего с ним не вышло? Ведь вы два сапога пара были.
  Марго покачала головой и спросила:
   - А как там у него дела, ты не знаешь?
   - Нет, ничего толком. Он женился. С женой жил плохо, по бабам бегал. Детей у них не было. Да, его жена знаешь, где живёт? - Марина сделала многозначительную паузу, - прямо напротив нашего института, на Гражданке. Я у них дома была, лет десять назад. Вот уж точно мир тесен! Я его давно не видела, года три, наверно, а, может, и больше. Как-то раз, мы с Юркой встретили Сашку в гостях у одного из наших знакомых. Он там с какой-то бабёнкой был, ну уж очень она была неприличной и страшненькой. Она опять сочувственно посмотрела на Маргариту.
   У Марго потемнело в глазах от душевной боли, от ревности, от чего-то щемящего, чудовищного, несправедливого. "Женился, жил с женой, с какой-то бабёнкой. Чего он хочет от неё? Почему так неистребимо живёт в душе? Почему он сводит её с ума, а не этих своих баб", - думала она.
   Марина открыла бутылку. Марго, как и все язвенники, предпочитала водку, но сейчас ей необходимо было выпить. Алкоголь её чуть-чуть успокоил. Ей было очень трудно всё это принять. Она чуть не плакала, но всё же спросила:
   - Кто его жена?
   - А, какая-то девица, так, ни рыба ни мясо. Мы с ней тёзки. Работала она где-то... то ли искусствоведом, то ли экскурсоводом, то ли филологом что ли.... Не помню я точно.
   - А Саша где работал в последнее время, ты не в курсе?
   - Он в своём институте преподавал, и ещё где-то подрабатывал. Я точно не знаю. Да, он защитился, по-моему, но, всё равно, ни черта не зарабатывал. Сама знаешь, сколько теперь в институтах платят, меньше чем дворникам.
   Домой пришли дети. Одному чаду было лет пятнадцать, а второму - лет десять. Очень крупные и высокие для своего возраста, румяные мальчишки принесли с собой атмосферу радости. Марина "расплылась" от счастья.
   - Сейчас, сейчас накормлю. Как вы съездили? Понравилось?
   Дети были где-то на экскурсии. Они шумели, переругивались. Маргарита поблагодарила приятельницу, обменялась с ней телефонами и засобиралась домой. Муж Марины вышел из соседней комнаты её проводить. Они улыбались ей на прощание. Дверь захлопнулась. Марго было тяжело и стыдно. "Женился, но почему не тогда, на мне? Почему на этой, "ничего не представляющей из себя девице"? Маргарита страдала, она ревновала. Боль была такой острой, как будто Саша изменил ей, предал её. Любовь эгоистична. Она почему-то думала, что Саша одинок. Ей было бы легче, если бы он не женился. Представить его женатым она не могла. Что с ней? Он ведь пришёл потом. Просил остаться. Он бы женился на ней, она это знала. Потом.... Она спускалась по лестнице и плакала. Она слишком часто плакала в последнее время.
  
   15
  
   Маргарита долго пыталась заставить себя съездить в Сашину академию. Мысль о его жене доводила её до исступления. Глупо. Сколько лет прошло. Она должна найти его. Ах, как глупо, больно, но с этим надо покончить. Какая-то сила гонит её, заставляет искать Сашу. И это сильнее её. Сильнее здравого смысла. Она долго бродила по парку возле академии, но так и не решилась открыть её двери.
   Марго приехала домой замёрзшей и очень усталой. Не успела она войти в прихожую, как зазвонил телефон. Это был Лёнечка. Он предложил ей на завтрашний день развлекательную программу с продолжением, т.е. скромная презентация, посещение выставки, о которой он должен хоть что-то написать, а дальше, ... а дальше он в её личном распоряжении, так сказать в безраздельном пользовании и желательно у неё дома. Она улыбалась сквозь слёзы: "Лёнечка, да чтобы я без тебя делала. Подъезжай, только не очень рано, мне надо выспаться, чтобы на твоих презентациях никого не напугать". Марго уснула почти счастливой.
   Выходные прошли замечательно. Леня возил её на машине по городу. Падал снег. Город был украшен к Новому году. Ощущение праздника витало в воздухе. На презентации они пили хорошее шампанское и ели бутерброды с икрой и красной рыбкой. Там было много богатой, нарядной публики, и Марго была не хуже других, даже лучше. Лёнчик был доволен.
   Вечером, почти ночью, началась настоящая метель. Они оставили машину на Дворцовой набережной и гуляли все засыпанные снегом по тёмному, красивому городу. Маргарита думала о Саше, и ей казалось, что он идёт рядом с ней. Она чувствовала его присутствие. Ощущала его прикосновение и видела его улыбку. "Я схожу с ума, - думала Маргарита, - ну и чёрт с ним с этим умом". Она иногда абсолютно точно знала, что Саша где-то рядом, стоит только руку протянуть. Иногда она протягивала руку в пустоту, но сейчас с ней рядом был друг, или как там это называется - любовник и друг, хотя слово любовник предполагает любовь, а вот любви то, как раз и не было. Друг по жизни и сексу, так что ли? Какой там к чёрту друг! У Марго дома всё было ещё лучше, и она отвела душу. Лёнчик был доволен. Да, но это - не семья. Это так, это - разновидность одиночества. Воскресенье не сулило ей радости, всё возвращалось на круги своя.
   Утром опять замирало в груди сердце, а потом колотилось, как бешенное, адреналин гулял по жилам, и ей хотелось умереть. Может быть там будет лучше, кто знает? Любая мелочь выводила её из равновесия, заставляла сердце замирать. Любое новое дело, мизерное по своему значению, превращалось в непреодолимую преграду. Жизнь становилась пыткой, и она не знала, что можно ожидать от себя самой. Сашины глаза смотрели на неё сквозь время: "Ну что получила? Хотела такого же, как у меня, уровня чувств? Талант! Думала это даром. Вот теперь попробуй решиться на что-нибудь сама! Попробуй родить ребёнка, Попробуй его вырастить, сменить работу. Теперь ты поняла, как я жил?". Марго поняла, но обида всё равно оставалась, жгла огнём, заставляла ненавидеть Сашу, любить его и опять ненавидеть. Тысячи оттенков чувств сменяли друг друга. Память прокручивала и прокручивала каждую минуту тех дней, когда они были вместе. Спираль памяти казалась бесконечной. Она жгла её, уносила от реальности, погружала в прошлое, и оно было даже более реальным, чем сама реальность. Маргарита переживала перипетии своей любви куда острее и сильнее, чем тогда, в молодости. Она блуждала по лабиринтам своей памяти и не могла выбраться обратно. Что с ней? Она не знала.
  
   Марго пошла в церковь. Обычно посещение храма приносило облегчение, но теперь и это не помогало. Она плакала в церкви, молила исцелить её душу, прекратить эти бессмысленные мучения. Вид у неё был явно ненормальный. Ей нечем было покрыть голову, и она надела белый целлофановый пакет. Прихожане смотрели на неё, как на сумасшедшую. Хотя, мало ли "блаженных" ходят сейчас по церквям. Маргарита помянула умерших родственников. Вот и всё, что ей осталось! Старая богомольная дева, нет, не дева, а просто дура. Детей нет, нет, нет! Его ребёнка нет! Марго оплакивала своих не рождённых детей, свою, похоже, безвозвратно потерянную любовь, свою никчёмную жизнь. А город окружал её воспоминаниями. Она шла по улицам. С крыш свисали сосульки, сугробы преграждали ей путь. Было морозно, но она не чувствовала холода. Сказочная, зимняя красота города казалась ей волшебством, нереальным, фантастическим видением. Изящество архитектурных деталей, красота зданий, чувство старины терзали её. Страдания и наслаждения были неутолимы. Её душа, казалось, не выдержит всего этого. "Я схожу с ума, если это не прекратится, я попаду в сумасшедший дом", - думала Маргарита.
   Тихо падал снег. Рядом с ней шёл Саша, она ощущала его физически. Он смотрел на неё любящими глазами. Тогда, много лет назад, он так на неё не смотрел. Неужели это иллюзия. Только бы встретить его, и всё кончится, все её муки. И будет абсолютная полнота человеческого счастья, пусть больше ничего не будет, больше ничего и не надо. Ей необходимо именно это мгновение, в котором сольётся целая вечность любви и страсти, безраздельная и единая для них с Сашей вечность. Как Фауст, она готова была отдать душу за это мгновение. Церковь ей не помогла. Боль не ушла, её душа, жаждавшая исцеленья, в то же время не хотела исцеляться.
  
   Утром Марго довели до слез сотрудницы. Они предъявляли ей претензии, говорили, что в таких условиях невозможно работать, требовали, чтобы она все свои действия согласовывала с ними, хотели диктовать ей, как она должна делать свою работу, что она должна делать, а что нет. Для них праздничное убранство было всего лишь поводом для скандала. Дамы почувствовали беззащитность Маргариты и напали, сплочённой стаей. Зачем они это делали? Да просто так! От скуки, от раздражения и злобы, от неудовлетворённости. Женщины в основном были разведёнными с детьми, обременённые множеством проблем. Они завидовали даже ей, её лёгкой работе, её внешнему виду. Лёнчик, заехавший к ней на машине, окончательно их добил. Неумный, примитивный мир грубо лез в её жизнь. Ей хотелось хлопнуть дверью и уйти навсегда, как в таких случаях делал Саша, но вместо этого она расплакалась. Дамы, удовлетворённые результатом своих усилий, ушли, пару раз "пнув" её на прощанье, естественно словесно. До руководства всё это не дошло. Марго собралась с силами. Позволить себе хлопать дверьми она не может. Жаловаться шефу нельзя, придётся давать отпор самой, а там, будь что будет.
  
   Маргарита продолжала откладывать поездку в Сашину академию. Придти туда, врать, расспрашивать - стыдно и тяжело. Там все знают, что у него есть жена. А что если она встретит Сашу? Она умрёт от стыда!
   Бабы на работе оставили её в покое. Маргарита понимала, что это только временная передышка, но теперь они уже не застанут её врасплох. Хотя это все как-то перестало её волновать. Тот мир, в котором она жила, заслонил собой отвратительный мирок нравственной и душевной нищеты. Сослуживицы не заслуживали её внимания, и она забыла о них, а они о ней. Они, видимо, поняли, что больше не смогут её серьёзно задеть, и потеряли интерес к травле.
  
   16
  
   Прошёл месяц. Маргарита не оставляла попыток найти Сашу. Она продолжала ходить в те музеи и театры, где когда-то была с ним. Она стояла часами возле его любимых картин и скульптур. Она прогуливалась возле его академии. Она гуляла в тех садах и парках, где любил гулять он. Его не было. Может быть, он вообще уехал из страны, а может она его не узнаёт, как не узнавала Марину. Нет, она не может его не узнать, она его узнает в любом обличии. "Господи, почему я не могу его найти. Почему ты, такой всемогущий, не можешь помочь мне?" - Марго молилась, злилась на Бога, на себя, на Сашу. Сколько это будет продолжаться? Что ей теперь делать.
   Иногда Маргарите делалось легче, и тогда она с ужасом думала, что если эта боль, это сумасшествие пройдёт, то и чувствовать она будет так, как раньше, как все. Исчезнет это потрясающее ощущение красоты, исчезнет из её жизни Саша, и уже никогда не сможет она глядеть, пусть и мысленно, в его любящие глаза.
   Примерно раз в неделю к ней заезжал Лёнечка - лучший друг и любовник своих подруг. Он спасал её от хандры и отчаяния, а себя от скуки. Как-то раз позвонила Марина.
   - Ритка. Приезжай послезавтра ко мне, у меня друзья соберутся. Мне ведь исполняется сорок. Страшно подумать. Ты некоторых из них знаешь. У меня и холостяк для тебя в загашнике имеется. Приезжай.
   - Она меня жалеет, хочет помочь - подумала Маргарита, и на её глаза навернулись слёзы.
   - Спасибо Марина, я приду. Твои-то как.
   - Да, нормально. Как всегда. Младший почти целый месяц проболел, вот, сижу с ним, занимаюсь. Он от школы сильно отстал, теперь догонять надо. Ты смотри, сейчас грипп "ходит", осложняется тяжёлым бронхитом.
   Они ещё немного поболтали. Марго была рада услышать её голос, голос из её молодости, из того времени, когда рядом с ней был Саша.
  
   У Марины было полно народу, в основном мужчины. Её друзья, друзья мужа, сыновья. Было несколько Марининых подруг с мужьями. Холостяк, припасённый для Марго, очень быстро напился, шумел, чему-то радовался и совсем её не замечал. Марина почти не пила, меняла тарелки; холодное, горячее. Марго скучала и чувствовала себя лишней. Марина подсела к ней.
   - Марина, а помнишь того парня, с которым ты целовалась в той задрипанной квартире, откуда я ушла с Сашей. Тот, высокий, это не он?
   - Нет. Тот теперь крутой. У него какой-то там бизнес. Я его недавно встретила, и он меня узнал. Представляешь! Меня никто не узнаёт, а он узнал. Затащил в свой "мерс", отвёз в ресторан. Я говорю ему:
   - Какой там ресторан в таком виде, дай мне переодеться. В кои веки в ресторан пригласили, а я лохудра-лохудрой из дома выскочила в магазин. А он:
   - Наплевать.
   - Денег у него полно, девок у него полно. Он мне знаешь, что сказал? Что нравилась я ему очень, что он даже влюблен был в меня. Я ему говорю:
   - Так, ты бы сказал, я же не знала, я думала, ты просто так тогда за мной ухлёстывал, по пьяной лавочке. А он:
   - А я тебе нравился"?
   - Ну, конечно. Иначе я с тобой бы тогда не целовалась.
   - Я же дурак был, стеснялся, в трезвом виде подойти к тебе не мог.
   - Да чего там вспоминать, - Марина вздохнула, - кому я сейчас нужна? Разве что Юрке своему, да детям, да бабке.
   - А ты любила кого-нибудь, - спросила Марго.
   - А я и сейчас люблю. Вот Юрку люблю, мальчишек своих.
   - Нет, я о другой любви.
   - Знаешь, я, как замуж вышла, мне некогда стало о "другой любви" думать. Сразу дети пошли. Мальчишки болели, Юрка работал с утра до вечера. Сейчас вон бабка старая, её одну дома не оставишь, ничего не соображает.
   - Но ведь кого-то ты любила.
   - Юрка мой конечно не Ален Делон, и талантов у него немного, и всё же есть у него один талант, редкостный, особенно в наше время. Мой муж - хороший, порядочный человек. Кто-то должен ценить и любить человека. Ты Маргаритка вечно на каких-то марамоев западаешь.
   Марина, когда говорила о муже, улыбалась какой-то детской милой улыбкой. Что-то юное промелькнуло на полном немолодом лице. И Маргарита подумала, что не зря её приятельницу "мерседесники" до сих пор забыть, не могут. В конце концов, она права: "Кто-то должен любить человека, просто порядочного, хорошего человека и рожать от него детей". А она сама кого любит от безделья? Тень? Призрак? Гормоны в голову ударили? Маргарита пила водку, но это не помогло избавиться от горьких воспоминаний. Нужно любить вовремя. Пришёл же к ней тогда Саша, просил вернуться, а она уже путалась со своим сослуживцем. Не вернулась. Надо было всё простить. Надо было любить больше, сильнее. Теперь поздно. Но Саша не этот Юрка. Он не порядочный, он не хороший. А как ему было быть хорошим и порядочным, с его-то нервной системой, с его ощущением жизни? Не всё так просто и понятно, как многим кажется.
   - А вон видишь мужик... в коричневых штанах и в свитере. Это мы у него тогда на квартире пили, - продолжала Марина, - их квартиру расселили, а им с мамашей дали двушку, у них там ещё кто-то прописан был, я уж не помню кто, на Ленинском проспекте его двушка. Мамашка у него допилась до упора и умерла. А он женился, у него дочка, они часто к нам приезжают.
   - А он сам то пьёт?
   - Да нет. Это он сегодня чуть-чуть перебрал. А так его жена быстро от всех дурных привычек отучила, и в квартире у них чистота, порядок.
  Марина сохранила всех своих друзей и приятельниц. Марго подумала: "Вот молодец".
   Подвыпивший обладатель коричневых джинсов подошёл к ним. Он Маргариту не узнал и пришёл познакомиться. Он её так и не вспомнил, как Марина ни старалась. Они опять заговорили о Саше. Этот Костя тоже о нём ничего не знал. Сказал только, что что-то с ним вроде случилось, а вот что, он не знает. У Маргариты замерло сердце. Нет, надо идти в академию завтра. Дальше затягивать с этим нельзя. Маргарита побледнела. Неужели умер, но... она чувствует его присутствие. Она ощущает его более живым, чем тогда, когда они были вместе.
   Маргарита ушла от Марины поздно. Город казался вымершим. Огромные подземные залы Метрополитена были пусты. Почти пустые поезда неслись по черным туннелям. Под ногами катались банки из под пива. На полу подсыхала липкая лужа.
   Она вышла из метро. Было темно, "соты" окон потухли. Падал мокрый снег. Было сыро и печально. Она шла одна в этой пустоте, и ей не было страшно.
  
   17
  
   Маргарита ушла с работы после обеда, купила коробку конфет и поехала в Сашину академию. В то время охранники ещё не загораживали вход в неё широкими плечами. Марго свободно прошла в одел кадров. Пожилая дама пила чай.
   - Извините, я зайду попозже.
   - Нет. Заходите, присаживайтесь.
  Маргарита вытащила коробку конфет и сказала:
   - Помогите мне, пожалуйста, я разыскиваю своего троюродного брата Александра Ивлева. Я приехала в Петербург из Петрозаводска в командировку, и мне скоро надо уезжать. Мои родственники беспокоятся, он им совсем не пишет, и жена его на наши письма не отвечает.
   Пожилая дама, с большим удовольствием поглядывая на коробку конфет, сказала:
   - Спасибо, спасибо... Они не зря беспокоятся. Он действительно у нас учился в академии, а потом в аспирантуре, и работал довольно долго, но сейчас его здесь нет. Он не увольнялся, уехал куда-то за границу в отпуск или командировку, не помню точно, и не вернулся - пропал. Жене звонил, сказал, что приедет, сообщил, когда встречать и где, и ... исчез. Наверно там остался, только вот почему он никому ничего до сих пор не сообщил? Непонятно.
   - Давно это случилось?
   - Да уж... Около двух лет прошло, даже больше. Жена недавно приходила на кафедру, спрашивала, может, объявился. Нет его. Нет. У нас человека и в городе, если пропадет, не найдёшь, а как его, скажите пожалуйста, искать за границей?
   - А на какой кафедре он работал?
   - На Органике. Да там вам всё равно ничего не скажут. Хотя ... вы зайдите к Евгению Петровичу, может, он вам поможет. Правда, Евгений Петрович ... Вы не удивляйтесь ничему, он человек неплохой. Жаль парня. Красивый, перспективный... Он над докторской работал. Да, кстати, и жена Александра Павловича что-то говорила такое, несусветное... Вы и к ней зайдите. Странная там была история, может лучше и не ворошить. Запомните на всякий случай, Евгений Петрович Мельников. Он здесь почти каждый день бывает.
   - Да, да конечно зайду и к жене Александра и к профессору, если успею до отъезда.
   Маргарита поблагодарила женщину и вышла. Около отдела кадров напротив гардероба стояли скамейки, возле которых толпились студенты с куртками и дублёнками. Марго села на краешек. Её лицо было белым. Одна из девушек спросила: "Вам плохо". Маргарита не смогла ответить. Горло сжало. Воздух не проходил в лёгкие. Она, опираясь о стену и задыхаясь, пошла к выходу. На улице ей стало легче. Она опять могла дышать. Она его не найдёт. Всё это глупо и бесполезно. Она сошла с ума. Всё кончено! Как ей могло придти в голову бегать по городу и искать Сашу через столько лет? Это всё совершенно невозможно!
   Марго шла по улице и плакала бесшумно и горько. Она сразу должна была понять, что тут что-то не так, что с Сашей случилось что-то ужасное. Та сила, что толкает её на его поиски, не может быть случайной. Такие вещи не бывают случайными. Что с ним? Он нуждается в её помощи, и она должна помочь. Как она может ему помочь? У неё денег нет. Да и с деньгами найти человека за границей, даже зная язык, едва ли возможно. Какой язык? Где его искать, в какой стране?
   Было холодно. Стемнело. Снег скрипел под ногами, обжигал мокрые от слёз щёки. Ноги замёрзли, ветер продувал пальто насквозь. Кожаные перчатки, казалось, примёрзли к рукам. Марго шла пешком к метро. Она ничего не замечала и ничего не чувствовала кроме ноющей, изматывающей душевной боли. И опять ей показалось, что рядом идёт Саша. Опять она ощущала его присутствие. Он смотрел на неё с любовью и жалостью, и таким глубоким было его чувство к ней, что Марго улыбнулась сквозь слезы. "Спасибо", - сказала она ему.
  
   18
  
   Новый год Маргарита встретила у тётки - маминой сестры. Двоюродный брат уехал на гастроли вместе с Мариинским театром, где он работал осветителем. Так что собрались одни "бабы". Кроме неё и тётки - жена братца и её дочка десяти лет. Марго примиряла на себя участь старой, одинокой тётушки; телевизор, елка в разноцветных огоньках, шампанское, салатики, грибочки, мороженное и так далее, и тому подобное. Нерадостным был этот праздник. А что ждёт её дальше? Это всё-таки праздник, а есть ещё и полное одиночество в Новый Год.
   После выходных опять было много работы. Маргарита уставала, приходилось даже задерживаться. По ночам она тихо плакала, испытывая постоянное чувство вины за то, что время идёт, а она ничего не делает, для того чтобы разыскать Сашу. Эта слезливость раздражала её, но изменить, что-либо она не могла. Наконец, свободного времени стало больше, но дело так и не сдвинулось с мёртвой точки.
   Марго долго собиралась с духом, для того, чтобы только подойти к дому Сашиной жены. Она не представляла себе, как она будет искать её квартиру. Через несколько дней, после упорных и бесполезных поисков Марго, наконец, нашла её, воспользовавшись услугами словоохотливой соседки. Об исчезновении Саши бабушка, кормившая возле подъезда всех бездомных котов, ещё не забыла и очень обрадовалась, когда нашла благодарную и искренне заинтересованную слушательницу.
   Диски с компьютерной базой данных тогда ещё не продавались, а может, уже продавалась, но у Марго и её знакомых не было компьютеров. На работе её, правда, предупредили, что скоро ей придется осваивать новую технику, она не возражала. А пока у неё поиск необходимых людей отнимал очень много сил и времени.
   Ночью, лёжа в постели, она вдруг отчётливо и безнадёжно поняла, что никогда не сможет пойти к его жене. Она не сможет ей врать, Сашина жена обо всём догадается сразу. Врать бесполезно. И сказать правду она не сможет, уж очень глупо и нереально выглядит эта правда.
   Помог ей Лёнечка. Герой-любовник явился к ней с бутылкой в растрёпанных чувствах. Что-то там не ладилось у него на работе. Он долго и путано объяснял ей о каком-то материале, о деньгах, о том, что он не может найти общего языка с новым начальником. Маргарита не имела никакого понятия о работе Лёни, вдаваться в подробности у неё не было никакого желания. Они немного выпили и занялись "любимым делом". Измученная и тоскующая душа Маргариты окунулась в чувственность, о которой немногие люди имеют хотя бы отдалённое понятие. Она была ненасытна, она была одержима жаждой запретных извращённых наслаждений. Конечно, Марго сдерживалась, но желания читались на её лице, да и тело помимо её воли выдавало то, что она пыталась скрыть. И всё же тело было вторичным, сам пламенный сжимающий горло дух обжигал её нечистым и безумным огнём желания.
   У Лёнчика глаза полезли на лоб: "Маргариточка, цветочек мой, ну ты даёшь, чем дальше, тем больше". Лёнчик закатывал глаза, насмешливо и ехидно улыбаясь.
   Маргарита смущённо наливала вино в хрустальные мамины фужеры. В конце концов, чего ей этого Лёньку стесняться, он и сам хорош. Мужа у неё нет, что ей теперь до конца дней онанизмом заниматься что ли. Кому плохо оттого, что она не может удержаться в общепринятых рамках.
   В трезвом виде Марго никогда не попросила бы Лёню о помощи, но этим вечером язык у неё развязался. Она рассказала ему, что не может найти своего старого друга, который исчез при загадочных обстоятельствах, что его жена скорее расскажет всё, что знает, профессиональному журналисту, чем ей. Она попросила его что-нибудь придумать, какой-нибудь предлог, и узнать всё, что только можно, любые сведения о пропавшем человеке.
   Ленчик издевательски хмыкнул, но пообещал исполнить желание "столь страстной и прекрасной дамы". "Наговорит этот Ленька под большим секретом о ней всяких глупостей всем кому не лень, - подумала она, - но не одной же ей сидеть, да и не найти ей самой Сашу" Особенно неприятно для Марго было то обстоятельство, что все её "приключения" станут, известны "аллергику на Мендельсона". Хотя, это раньше, лет десять назад, надо было стесняться, теперь сексуальность и темперамент в большом почёте. Марго пила в этот вечер много. Она хотела забыться, но у неё это получалось плохо. Она больше не пьянела, только наваливалась усталость, и всё больше подводила координация движений.
  
   19
  
   Маргарита ждала звонка Лёнечки. Никогда она не желала услышать его голос так сильно. Она надеялась на то, что он всё выяснит у Сашиной жены. Саша жив. Он не может умереть и оставить её одну опять. Она тогда была не виновата в том, что они расстались. Никто не стал бы этого терпеть! Она живой человек; ей нужно было ощущать хоть какое-то понимание, хоть какую-то жалость, хоть немного человеческого тепла. Он никогда не был человечным. Он всегда делал то, что считал нужным, то, что хотел, вернее то, что желал его дух, который им владел. Он был похож на бесплотное, почти утратившее всё человеческое существо, состоящее почти из одних нервов. Всё думают, что духовность это благо. Нет, это не благо, это ... Она не знает что это такое, но она этого хочет. Особенно теперь, когда Саша опять пришёл в её жизнь таким странным образом, когда он смотрит на неё понимающими и любящими глазами. Пусть кто-нибудь ответит ей, откуда взялся этот взгляд. Она о Саше почти забыла. Она не смогла бы всё это нафантазировать. Откуда эта боль? Почему она ищет его по всему городу, как сумасшедшая? Она не сумасшедшая! Возможно, ещё сойдёт с ума, но не сейчас.
   Лёня позвонил через две недели в воскресенье. Он сказал, что сейчас приедет к ней и всё расскажет, что дело это очень интересное даже с его профессиональной точки зрения.
   Марго бегала по квартире. Она судорожно пыталась привести себя в порядок. Её била нервная дрожь. Она выпила валерьянки. Похоже, предчувствие её не обмануло, с Сашей случилось что-то из ряда вон выходящее, и ему нужна её помощь. Она не зря мечется по городу. Она не зря стала такой красивой, гибкой и лёгкой. Она ему нужна!
  
   Солнечный свет заливал квартиру. За окном радостно чирикали воробьи. Весна света! Действительно, снег ещё не стаял, но на солнце было тепло, капали капли с крыш, блестели ветви берёз, похожие на тонкую паутину. Света было столько, что было больно смотреть, свет ослеплял и радовал, вселял надежду.
   Маргарита приняла душ, накрасилась, потом нечаянно размазала краску и начала красится снова.
   Ленчика она встретила, как королева. Она была в длинном, шёлковом, чёрном халате с красными драконами и золотыми цветами, полы халата распахивались и открывали взору белоснежное откровенное бельё. Она была в китайских золотых тапочках и чёрных чулках. Волосы блестели, блестели почти чёрные бархатные глаза, алели крупные красиво очерченные губы. Эх, если бы в таком виде ей встречать Сашеньку. Но Леня заслужил её благодарность, да и не перед кем ей больше появляться в "таком виде".
   Леня был так взволнован тем, что узнал, что на её старания должным образом не отреагировал. По своим каналам он выяснил, что Александр Павлович Ивлев, 1956 года рождения, пропал в августе 1996 года.
   Его жене Лёня позвонил по телефону, представился и сказал, что готовит материал о людях пропавших за границей, что может быть это поможет их найти. Он договорился с ней о встрече.
   Жена Саши на него большого впечатления не произвела. Это была интеллигентная, женщина тридцати восьми лет, очень одинокая, высокая, темноволосая, худощавая и слегка сутулая. Она немного напоминала Маргариту, но в ней не было шарма и утонченности последней. В её рассказе о муже было слишком много горечи, не горя, а именно горечи, обиды и безысходности. Леня работал над докторской. Внешне в их семье было всё хорошо, но Леонид не хотел детей, и... она не понимала, зачем он на ней женился. Он изменял ей с какой-то совершенно невозможной женщиной, которая пила и ругалась матом, да и с другими изменял тоже. Сашину жену передёргивало от таких воспоминаний.
   - Эта его жена, Марина, не дура, но ... я этого твоего Сашу понимаю. С ней поговоришь ..., и хочется напиться, материться и вообще ... У них, знаешь, очень красиво дома. Старая, дореволюционная дубовая мебель, Тяжёлые стулья, резной письменный стол, шкаф - всё покрыто тёмным старым лаком. Часы дорогие, напольные тоже старые, книг полно, всё ими заставлено. На стенах картины, Марго, твой этот Саша - гений! Он так рисует, в жизни ничего подобного не видел! У них красивая посуда с ручной росписью и столовое серебро. Эта его жена обычная, она проще той обстановки, которая её окружает. Она ... какая-то покорная, обиженная и злая. Она своего мужа ненавидит и ищет его, и любит, если только можно назвать это любовью. Она относится к нему так, как будто с ним всё в порядке, а это он её обманул, обокрал и бросил.
   Александр ей позвонил из Парижа, из гостиницы 28 августа и сказал, что приедет 11 сентября в Пулково в 14 часов 20 минут. Уехал твой Саша во Францию 2 июля. Он поехал на какую-то конференцию, а потом из Парижа отправился в Брюссель и ещё куда-то, жена точно не знает. Она говорит, что он искал какую-то антикварную, редчайшую рукопись, что она подслушала разговор мужа по параллельному телефону с Мельниковым. Они ссорились. Саша что-то доказывал профессору, говорил, о важности этой рукописи для него.
   После исчезновения Александра Марина съездила в академию к Мельникову. Он ей сказал, что был против поиска рукописи, что предупреждал его, просил её не искать, сказал, что не знает толком ничего об этой книге и знать ничего не хочет. Он был не в курсе того, как Саша вышел на информацию о рукописи. Мельников этот говорил, что Саша был очень талантлив, и ему его искренне жаль. Ей показалось, что Мельников что-то скрывал от неё.
   Марина ещё сказала, что постоянная любовница твоего Александра жила на проспекте Энгельса в сталинском доме рядом с заводом "Светлана" напротив парка Челюскинцев на третьем этаже и звали её Татьяной Вадимовной Сидоровой. Адрес я её вычислил, он у меня есть. Жена говорила, что мужа к ней не ревновала, она считала, что к таким вообще не ревнуют. Лёня замолчал.
   Марго рассыпалась в благодарностях. Зажгла свечи, попросила открыть бутылку, а сама пошла на кухню за курицей в сметане.
   До плиты она не дошла, откинулась к стене. "Господи, дай мне силы пережить всё это"! - Марго бесшумно плакала, от обиды, боли и тупой безнадёжности, ей было не до курицы в сметане, но она сдержалась, и, когда вернулась в комнату, Лёня ничего не заметил.
   Коньяк привёл её в чувство. Она вздохнула полной грудью. Надо жить! Она сделает то, что хочет от неё Саша. Или ей кажется, что он этого хочет? Что ж, она, даже если ей это кажется, всё равно должна его найти, ей нечего терять.
   Марго раскрадывала по тарелкам курочку с грибами и запеченной картошкой.
   - Ах, Маргариточка, ты ещё и кулинар! - Лёнечка был явно голоден.
   - Лёнечка, может, ты и к этой Сидоровой сходишь. Вдруг она что-нибудь знает?
   - Для тебя, Марго, что хочешь, сделаю!
   Леня поел, выпил коньячка и, наконец, обратил внимание на её старания. Её откровенный наряд произвёл на него должное впечатление. Вечер оказался хорошим. Уже поздно ночью они допили коньяк, доели конфеты и вышли на улицу "проветриться". Было морозно. Лёдок хрустел под ногами. Хрустели сугробы, "изъеденные" весенним солнцем. Лужи затягивало длинными стрелками льда. Небо было каким-то странным, то ли ядовито-синим, то ли ярко васильковым, Маргарита не могла определить точно этот цвет. Месяц светил очень ярко. По ярко голубому снегу ползли лунные тени, они были сине-фиолетовыми, как будто нарисованными фосфоресцирующей краской. Фонари тоже были яркими, оранжевыми. Вечер был удивительно красив, и в воздухе пахло весной, счастьем, надеждой. Марго дышала полной грудью, не так уж часто бывают такие минуты. Даже Лёня притих, поражённый удивительной красотой наступающей ночи в этом самом, что ни на есть, обычном, типовом микрорайоне города.
   Где же она, красота, вне нас или в нас самих? Почему мы так редко её видим? Почему она вдруг проявляется во всей своей полноте? Почему иногда покидает нас и не показывает больше свою сокровенную сущность?
  
  
  
  
   20
  
   Лёня выполнил своё обещание и сходил к Татьяне Сидоровой. Он представился ей и сказал, что пришёл от Марины Ивлевой. Татьяна жила в коммуналке, небольшой, всего три комнаты. Коммуналка была чистенькой с безвкусно выкрашенными тёмно-синей, масляной краской стенами, с хорошо отмытой сантехникой, очень чистой плитой и мебелью в стиле бедности. В комнате Татьяны не на чем было остановить взгляд, тоже чисто, безвкусно, бедно. Всё, что окружало Татьяну, да и сама она, было абсолютно противоположно тому, что Лёня видел у Сашиной жены. Что он нашёл в этой грубой, бесформенной безвкусной торговке? Брюнетка, жидкие волосы, серые глаза, полное отсутствие талии, невысокая, некрасивые грубые руки - видно, что предки её зарабатывали себе на жизнь тяжёлым трудом. Да уж, не красавица.
   Татьяна ничего не знала об Александре, она, собственно говоря, и знать ничего о его жизни не хотела. Она как-то некрасиво и нелепо расплакалась и почти ничего не смогла о нём рассказать. Она его жалела самой настоящей бабьей жалостью. Жена жалела себя, а Татьяна его. Каким-то особым чутьём поняла она Сашино одиночество, его рисунки, и то, что он делал в науке, то, как он чувствовал. Она знала, какой прекрасной представлялась ему жизнь, ощущала полноту и красоту его мира. Скупо в нескольких словах она сумела рассказать об этом Лёне.
   - Я бы ему ребёночка родила, но не могу, у меня с этим проблемы. Я лечилась, да толку мало. Сашенька детей заводить боялся, не этим жил, а жена эта его - дура малахольная слушалась его, своей башкой не думала и бесилась. Он хотел от неё уйти, но почему-то возвращался, да я и не мечтала о том, что он на мне женится, я ему не пара. Хотя ....
   - А он что говорил?
   - Что говорил? Да ничего не говорил. Плохо ему, было, не умел жить как все, и я не могла помочь, тоже не умела.
   - А он вас любил?
   - Он никого не любил. Но меня ... Я была ему нужна. Ему со мной было проще, чем с другими, и он отдыхал со мной.
   - Он вам звонил из-за границы?
   - Денег у него вечно не хватало, даже на то, чтобы поговорить, но он звонил из Франции в июле два раза, потом из Бельгии и ещё откуда-то, я не помню откуда. Сказал, что приедет 11 сентября и будет у меня вечером, что скучает, и не приехал. Я сначала думала, что он меня бросил, только потом узнала, что он ....
   У Татьяны быстро высохли слёзы, и она с интересом поглядывала на Лёню. Он к ней ответного интереса не проявил, он не этот бедняга Саша. Полно хорошеньких куколок, и эти Сашенькины старые перечницы ему не к чему, хватит ему одной Маргориточки. И с ней то он зря связался, ну да ладно.
   - А у вас, его фотографии есть, - спросил Лёня.
   - Есть, есть.
  Татьяна вытащила из серванта коробку из под зефира и высыпала её содержимое на диван.
   - Вот смотрите. Вот здесь он похож, и это хорошая фотография, а здесь мы вдвоём в Павловске, а здесь ...
  Татьяна выбрала для него три фотографии.
   - Только верните, пожалуйста.
  Она хотела напоить его чаем, но Лёня сказал, что и так опаздывает на деловую встречу, и быстро распрощался.
   Он сел в машину. Она долго не заводилась, наверно опять барахлил аккумулятор. Морозов уже не было, а эта дрянь не заводилась.
   Снег весь растаял. Город был чудовищно грязным. Всюду валялись пластиковые бутылки, бумага, целлофановые пакеты. Было промозгло. Небо заволокло тучами; толи сумерки, толи просто погода такая. Лёня посмотрел на часы: "Четыре часа, надо бы заехать на работу. Может свечи пора менять, Когда он их менял последний раз? Хоть бы до гаража доехать", - подумал он.
   Он вынул свечи, опять поставил. В конце концов, машина завелась. Лёня подумал, что до гаража он доедет, а вот до работы - вряд ли.
   До гаража он действительно доехал. Он пошёл домой пешком. Почти у самого подъезда вспомнил, что забыл фотографии в машине, пришлось возвращаться. Он подумал: "Две остановки - не развалюсь. Ещё и в магазин надо зайти".
   Дома, когда Лёня снимал куртку, фотографии выпали из кармана. Он подобрал их и рассмотрел внимательно лицо человека, которого помогал разыскивать, и ... замер.
   Сухощавое, одухотворённое лицо смотрело на него насмешливо и мудро.
  "Горькая сладка возле губ. Короткая стрижка. Красивая голова. Сколько ему здесь лет? - Лёня прикинул, - тридцать пять, сорок, или тридцать? А фигура у него отличная, строен, лёгок, как в двадцать лет. И рисунки его, обалдеть! Талантлив".
   Лёня посмотрел на себя в зеркало: "Да... Я рядом с ним - тюфячок, ничего не скажешь. Не зря Маргарита забыть этого Сашу не может. Он стоит потраченного на него времени. Но вряд ли жив. История тёмная какая-то, можно с этими поисками огрести неприятностей. Хотя прошло более двух лет, все уж забыли о нём давно. Нашёл ли он то, что искал? И что он искал? Ради чего рисковал жизнью? И рисковал ли он жизнью ради книжки какой-то дурацкой? Завтра расскажу всё Марго, хотя нет, сначала нужно разобраться с машиной. На работу сегодня не заехал. Надо позвонить. Пусть Марго сама дальше бегает, если ей делать нечего. Хватит с меня приключений".
  
   21
  
   Маргарита хотела позвонить Лёне, но ей было неудобно. Она после работы пошла в Маринку. Народу в театре было немного. Театр ещё не стал модным. Бомонд пока здесь не тасовался. Билеты почти ничего не стоили даже для неё. Марго спустилась с галёрки в партер. Полупустой зал. Верди. Музыка закручивала её в водовороте страсти. Она сжимала горло, мурашки бежали по её телу. Бедняга Верди, его любовь была так же безнадёжна и безысходна, так же трагична, как и её. Но он воплотил её в музыке, а она ...
   Верди был отнюдь не красавец, внешность имел плебейскую, что и не удивительно, он был сыном бедного крестьянина, рос вместе с умственно отсталой сестрой - деревенской дурочкой. Всё было против него, кроме таланта. Его папаша, когда приезжал в город, любил пропустить пару стаканчиков в местном кабачке, а сына оставлял у друга, обучавшего детей музыке. А дальше случилось чудо. Его талант был замечен. Верди, будучи ещё подростком, не мог заниматься только музыкой, он вынужден был подрабатывать у зажиточного гражданина, пожалевшего талантливого мальчика. У его благодетеля подрастала красавица дочь. Молодые люди, конечно же, полюбили друг друга. Отец любимой разглядел в мальчишке выдающийся талант и благословил этот брак. А потом всё пошло прахом. Умерла жена, единственная, любимая, умерли один за другим двое его детей. Верди потерял смысл жизни. От этого удара он не смог оправился никогда. Юная красавица так и не отпустила его душу. А потом была другая жизнь, другая жена, другие дети и музыка, рождённая любовью к той, первой, золотоволосой.
   Музыка любви и смерти, абсолютная трагедия абсолютного чувства была стихией Маргариты. Голоса артистов, подобных которым не так уж много в мире, зажатые ритмом, звенели, вырывались на свободу, заполняя всё собой. Перед глазами Марго разворачивалось роскошное действо. Зал, наполненный музыкой, был прекраснее всех дворцов и драгоценнее всех драгоценностей в мире. Марго испытала самое настоящее потрясение от музыки. Какая разница "Сила судьбы", "Парсифаль" или "Аида" - это не имело названия. Это был всё тот же сплав, любви и страдания, наслаждения и красоты, рождения, жизни и смерти.... "Музыка математика чувств, абсолютная логика страсти", - так говорил Саша, прав он был, прав...
   Из театра она бежала бегом вдоль канала Грибоедова. Верди знал, что удовольствия должно быть много. Опера закончилась поздно. За двадцать минут добежать до Сенной сложно. Вот сейчас метро закроют, и ночуй, где хочешь, на такси денег у неё не было. Марго влетела в вестибюль, когда уже закрывали входные двери. Успела!
  
   22
  
   Лёня пришёл в субботу. Выложил фотографии и всё, что узнал у Татьяны.
   - К профессору я не пойду. Ты дамочка симпатичная и скорее, чем я, узнаешь у него всё, что тебе нужно.
   Маргарита, конечно, понимала, что идти в институт ей теперь необходимо, что это единственный шанс найти Сашу. Да и почему бы этому Мельникову ей не помочь, если он что-нибудь знает.
   Лёнечка интереса к ней не проявил, сказал, что опаздывает, что у него запланирована встреча по работе. Он не врал, действительно торопился. Марго успела всё-таки накормить его салатами, маринованными грибочками и напоить кофе. Лёня убежал повеселевшим.
   Маргарита положила фотографии на стол. От волнения у неё перехватило дыхание.
   - Неужели это Саша! Похож и не похож. Конечно это он! Она бы его узнала, если бы встретила. Она бы его узнала в любом случае. Он даже не постарел. Саша и тогда выглядел лет на десять старше своего возраста, иногда, он казался ей стариком. Она часто вглядывалась в его лицо, пытаясь найти в нём то, что старило его, и не находила. Изменился, но не постарел. Стал другим. Лучше или хуже? Кто теперь ответит ей? Горькая складочка возле губ была такой же, только стала ещё горше. Он стал ещё печальней. Одухотворённое лицо! У неё даже сейчас не бывает такого лица. Второго такого лица вообще не может быть!
   Сколько можно плакать? Слёзы текли, очищая её душу. Ей было, бесконечно жаль Сашу. Жёны, любовницы ..., но ведь это всё бессмысленно, если нет того, главного, что наполняет человеческую жизнь. Что же является главным? Любовь? Всепрощение? Понимание? Марго не знала, она просто чувствовала это главное, то самое главное, что должно было быть в их с Сашей жизни, возможно, это было то облако духа, что накрывало их обоих в её снах, то странное ощущение духовной близости, что связывало их в реальной жизни.
   Марго решила погулять по городу. Дома сидеть было невыносимо. Она пошла в Русский музей, но он не дал ей того жгучего наслаждения, которое она иногда получала от искусства. Она не нашла тех ощущений, которых искала.
   Маргарита устала. В сквере скамейки были грязными. Молодежь сидела на спинках, поставив ноги на сиденья. Она захотела поесть, зашла в "Север", купила пирожное и присела на подоконник. Пирожное она так и не съела. Надкусила пару раз и оставила на столике. Какая-то голодная старуха схватила его и съела быстро и жадно. Маргарита как-то съёжилась на мгновенье от безысходной и беспомощной жалости.
   Мысль о Саше мучила её, обжигала душу каким-то безнадёжным огнём. Она шла по пустынным улицам под розово-голубым небом, розовыми были ветви берёз, розовыми были стены домов и стёкла окон, а лужи светились ярко-голубым, а иногда почти синим цветом. Маргарита смотрела на город, переливающийся нежными красками, чувство потери мучило её. Ей казалось, что всё это она видит в последний раз, и дальше ничего не будет. Она, как будто прощалась с этим прекрасным, наполненным жизнью весенним миром. Что это? Она не умирает, она ещё не старуха, она ничем не больна. Откуда это странноё чувство безнадёжной утраты чего-то несбывшегося, не рождённого, исчезнувшего навсегда. "Может быть, я скоро умру", - подумала она. Её душа прощалась с красотой мира, а может, это Сашин дух прощался навсегда с земной жизнью, с её красотой, увиденной глазами Маргариты.
  
  
   22
  
   Марго собралась с духом и пошла в Сашину академию на встречу с профессором Мельниковым. Она ушла с работы пораньше. Светило солнце, на черемухах проклюнулись первые листочки. В центре город уже привели в порядок, а чуть в сторону - и опять почти непролазная грязь. В парке академии работали студенты. Они убирали прошлогодние листья и прочий мусор. Из под поверхности дорожек парка сочилась вода. Земля оттаяла. Маленькие синички лазоревыми огоньками мелькали между тонкими ветками кустов. Синички звенели, как живые звоночки. Сад, ещё совсем голый, лишённый свежих красок, был пыльным и грязным, сухие листья трещали под ногами, рассыпаясь в мелкую труху.
   Сегодня Маргарита отправилась в другой корпус академии - большое серое, уродливое здание. Студенты ей сказали, что кафедра Органической химии находится на третьем этаже. Марго поднялась по широкой сумрачной лестнице на третий этаж, заглянула в лабораторию. Большая комната с высокими потолками и тремя письменными столами казалась пустой. В комнате спиной к двери сидела какая-то женщина. Марго спросила:
   - Скажите, пожалуйста, где мне найти Евгения Петровича?
   - У него сейчас последняя пара в 320 аудитории, - сказала женщина, не оборачиваясь.
   - Спасибо.
   Марго шла по длинному пустому коридору. У неё было странное ощущение, ей казалось, что она бывала здесь много, много раз. Тяжёлое, тревожное чувство жило в этих коридорах с облупившимися стенами, обшарпанными дверями и тёмными, исписанными разноцветной пастой подоконниками. Возле окна курила уборщица. Она стряхивала пепел в ведро, немытое, казалось, со времён царизма. Линолеум на полу кое-где порвался и в дырах был виден старый, коричнево-серый прогнивший паркет. Маргарита подошла к женщине:
   - Вы не знаете, когда закончится эта пара?
   - Да вторая половина пары только началась. Вам ещё минут сорок надо ждать. А вы кого ищете?
   - Мельникова.
   - Вы с ним поосторожней. Он человек неплохой, но экстрасенс и вообще чёрт его знает кто. Мысли читает. Я ключи потеряла, искала, искала, а он мне и говорит: "Откройте вашу сумку они у вас на дне под кошельком". А они действительно за подкладку провалились и лежат на дне под кошельком. Он много ещё чего может, мог бы деньги большие зарабатывать прямо, как этот фокусник известный ... ну, как там его ...
   - Коперфильд?
   - Ну да, Коперфильд!
   - А Мельников вам зачем?
   - Я разыскиваю Александра Павловича Ивлева. Может, вы знаете что-нибудь про него?
   - А кто это?
   - Учился здесь, а потом и работал на кафедре Органической химии.
   - А ... помню, сухощавый такой, на артиста похож, задерживался здесь часто допоздна. Но он тоже не от мира сего был. Пропал давно уже, вот я и забыла. А я тут лет пятнадцать на три ставки работаю, дочка у меня инвалид. Я тут почти всех знаю. Это я сегодня задержалась, к врачу ходила, а так уберусь с утра, и всё. А иногда поздно вечером убираю, кода все уйдут. А Ивлев вам кем приходится? Вы, вроде, даже похожи.
   - Брат он мой, неродной, троюродный что ли. Мамина двоюродная сестра - его мать, попросила меня о нём узнать всё, что можно, сама она больна, после его исчезновения из дома совсем не выходит.
  Марго почувствовала жуткий стыд, она краснела, смущалась и ... продолжала врать.
   - Да, горе то, какое! - Словоохотливая уборщица взяла ведро, покрытое сантиметровым налётом грязи, кивнула Марго, и пошла по длинному коридору куда-то в глубь тёмного, некрасивого здания.
   Наконец двери аудиторий распахнулись, и академия наполнилась молодыми голосами, смехом, шумом шагов. Из 320 вышел невысокий, сухощавый, ещё симпатичный и ничем не примечательный мужчина лет сорока пяти. Маргарита подошла к нему:
   - Скажите, пожалуйста, Вы Евгений Петрович?
   - Да. А вы ко мне по какому вопросу?
   - Я хочу узнать.... Извините. Может вы что-то знаете.... об Ивлеве... Саше, Марго смутилась, покраснела, ей было не по себе рядом с этим человеком.
   - Я сейчас занят, приходите другой раз. Собственно говоря, я ничем вам не могу помочь. Я ничего о нём не знаю.
  У Маргариты на глаза навернулись слёзы.
   - Ну что вы! Зайдите после праздников, по четвергам и пятницам я буду на кафедре допоздна. А сейчас я уезжаю на две недели. Зря не бегайте. Не нервничайте попусту, время здесь роли не играет, он свернул в другой, уже небольшой коридорчик и исчез за одной из тёмных дверей.
   Маргарита вышла на улицу. Ещё было не поздно. Она нашла на скамейке газету, постелила её, села. В кустах по-прежнему звенели маленькие синички, старушка кормила птиц. Звонко чирикали воробьи, утробно урчали голуби, пытаясь отогнать нахальных воришек. В парке прогуливались мамаши с колясками, бабушки играли с внуками. Лёд на пруду почти весь растаял, только с одной стороны ещё была видна его грязно синяя полоса - последний штрих уходящей зимы.
   Мельников явно был ей не рад. Мог бы уделить ей несколько минут, мог бы, но не хотел. Он специально отложил разговор с ней. Конечно, он понял, кто она Саше, всё понял и не хотел с ней говорить, надеялся, что она больше не придёт. Потом он её пожалел, поэтому согласился встретиться. "Неплохой человек..." Наверно он действительно "неплохой человек". Он не может не знать, что с Сашей! А можно ли верить этой уборщице? Почему это Маргарита решила, что он всё должен знать? Экстрасенсы не боги, они всего лишь люди. Этот профессор - единственная её надежда, последняя зацепка.
   Маргарита не хотела уходить из парка, она чувствовала присутствие Саши здесь, в этом месте, как будто дух его просил её побыть тут ещё немного.
  
   23
  
   Весна обернулась летом. В один день пришлось расстаться с пальто. Ещё вчера дул холодный ветер, и по ночам были заморозки, а сегодня неожиданная жара. Маргарита шла в сапогах по горячему асфальту, через руку она перекинула тёплую куртку, в пакете лежали свитер и шапка, но ей всё равно было жарко даже в тоненькой блузке. Люди с треском распахивали окна, раздирая бумагу, которой они были заклеены на зиму. Солнечные зайчики метались по стенам домов. Город был пыльным, грязными были стёкла, их ещё не успели вымыть. Горячий ветер гулял по улицам. Прохожие улыбались, лица людей были потными, раскрасневшимися, разгорячёнными.
   Маргарита летела по городу, ей было хорошо, какая-то несбыточная надежда гнала её вперёд. Тоска, любовь, радость, ощущение красоты и ещё множество разных чувств жили в её душе. Она дышала полной грудью. Горло сжимало от горя и счастья, от каких-то невероятных по силе чувств, которых на самом деле не могло быть в её одинокой и бедной событиями жизни.
   В последнее время ей стало легче. Она уже не страдала так сильно, так невыносимо и безысходно. Её страдание по-прежнему было сплавлено с наслаждением. Чем сильнее она страдала, вспоминая время, проведённое с Сашей, тем сильнее чувствовала красоту человеческих чувств, мыслей, красоту искусства, и это было утешением. Только по утрам жизнь всё ещё казалась ей невыносимой, и она согласна была умереть, чтобы не просыпаться, не чувствовать себя жалким существом, трепещущим от невыносимой боли, безвольным и одиноким, задыхающимся в собственном адреналине.
   Майские праздники были сказочными, наполненными солнцем, блеском Невы и музыкой. Маргарита наслаждалась жизнью, остро чувствуя её необратимый бег. В Большом зале филармонии, полупустом, освещённом тяжёлыми хрустальными люстрами, переливался драгоценным "вином" красный бархат, царили скрипки, и оркестр пытался в музыке добраться до самого Господа Бога. Чайковский! Она и раньше любила его музыку, а сейчас жила в ней. Но, не смотря на это, Чайковский оставался для неё загадкой, и не только для неё, пожалуй, для всех. Талант пришедший ниоткуда, непонятный, странный. Даже для своих учителей он был явлением загадочным. Одухотворённый Антон Рубинштейн не мог понять истоков его таланта, не верил в своего ученика и не приближал его к себе, видимо, чувствуя в нём что-то странное, чуждое по духу. А ведь у Чайковского простая музыка, но почему тогда всё тот же сплав любви и смерти, времени и безвременья, страдания и наслаждения живёт в ней в такой наивысшей форме - объяснить не может никто. Между Рубинштейном и Чайковским действительно была пропасть. Талант и гениальность не одно и тоже. Только Чайковский этой пропасти не ощущал, он и понимал и принимал довольно странную, иногда заумную музыку Антона Рубинштейна. Маргарита любила большой зал филармонии. Он находился в здании бывшего дворянского собрания. Музыка жила здесь неистребимо. Здесь жила история, красота и безупречность утончённого вкуса. Музыка давала ей самые сильные, самые мучительные и прекрасные переживания из тех, что может дать искусство.
   Марго не прекращала нервничать, переживать за Сашу и готовится к встрече с ним. Радость и надежда смешивались с болью, придавая ощущению жизни удивительную яркость и полноту.
   Саша ей приснился. Сон был мистическим, странным. Марго шла по каким-то огромным, тёмным коридорам. В окнах стоял однотонный темно-серый цвет, не дававший света. Коридоры с очень высокими выгнутыми потолками соединялись арками. Потолки холлов уходили в темноту. Высокие двери в залы и комнаты были открыты, и там стояла полная тьма. Последний коридор закончился ещё одним огромным холлом. Маргарита остановилась. Она открыла одну из дверей. Там оказался узкий тёмный проход, а за ним - большая плохо освещённая комната. В ней было полно народу. Люди, одетые в тёмное, спорили, с интересом рассказывая друг другу что-то. Она понимала слова и фразы, но смысл того, о чём они говорили, ускользал от неё. Марго пыталась разглядеть их лица, но ей это не удавалось. Лица были простые, обыкновенные, но какие-то неуловимые. Женщин в комнате не было ни одной, это она заметила сразу. На неё никто не обращал внимания, они её просто не видели. Потом пришёл Саша, и все встали, как будто он здесь был самым главным. Все они подчинялись ему безоговорочно. Казалось, что эту комнату, всех этих людей накрыло облако Сашиного духа. Дух его был мощным, пьянящим, одухотворяющим всех и вся. Саша увидел Марго, но на этот раз не обрадовался, наоборот, он поморщился, как от зубной боли. Он оттолкнул её, сказал грубо: "Уходи, убирайся". Маргарита заплакала: "Зачем ты так, зачем это теперь, во сне...? Даже если ты умер... Зачем?" Он как-то сжался, лицо исказилось от какого-то тяжёлого презрительного страдания. Он обнял её. Маргарита посмотрела на Сашу счастливыми глазами. Она хотела быть с ним всегда, безразлично где; во сне или на Яву, в жизни или в смерти. Он глядел на неё и усмехался. Он не знал, что делать с ней дальше. А потом поднял её лицо и поцеловал в лоб. Марго во сне поняла, что он забрал её душу. Подобного наслаждения она не испытывала никогда. Это было счастье! Такого больше не будет! Она знала, что если поцелуй продлится ещё на мгновение дольше - она умрёт во сне. Маргарита осознала, что не хочет просыпаться, что хочет остаться с Сашей навсегда, но он отстранил её, посмотрел на неё насмешливо с каким-то удивлением и любопытством, и она проснулась.
   Она хотела заплакать и не могла, она задыхалась, хотела совсем задохнуться и не сумела. Остановившееся сердце опять застучало редко и глухо. При каждом вздохе её сердце, как будто резали ножом, и чем глубже был вздох, тем дальше в него проникал острый "нож" боли. Маргарита сердилась на Сашу за то, что он не забрал её с собой, за то, что она не умерла. Что может быть глупее? Она сердилась на него и радовалась, и была благодарна ему за то, что он поцеловал её, за чувство абсолютного духовного слияния. Выражение его лица, его слова она не воспринимала как оскорбление, между ними был какой-то другой способ общения, абсолютно недоступный и невозможный в реальной жизни. В этом сне, что бы ни говорил Саша, как бы ни выглядел, на самом деле всё было иначе. Марго знала, что он делал и для чего. Она улыбалась, задыхалась и понимала, что сейчас не умрёт. Наверно так продают душу дьяволу, с таким же наслаждением и любовью на грани смерти и сна в мире лишённом реальности. "Бывает же такая смерть", - думала она - "Бывает же такое, что люди умирают от счастья во сне. Она никому не нужна, одинока. Зачем оставлять её жить? Кому нужна её жизнь?" Ей становилось легче, кто-то вынул нож из её сердца. Она всё ещё дышала осторожно, но уже понимала, что та, острая, невыносимая боль больше не вернётся.
   И опять ей показалось, что Саша смотрит на неё насмешливо и мудро, с такой бесконечной любовью, какой не бывает в обычном грубом мире людей: "Наверно я нужна Саше здесь. Конечно ему, кому же ещё я могу быть здесь нужна".
   Марго была счастлива. Она каждую ночь просила Сашу придти к ней, и он пришёл! Счастье. Что люди знают о счастье? Ничего они о нём не знают! Маргарита поняла, что его в реальном мире она скорей всего его не встретит. Наверно он умер. Его грубость была связана со смертью, отделявшей их друг от друга. Она чувствовала грань между жизнью и смертью - она была ножом, чуть не растерзавшим её сердце. Но это был всего лишь сон. Разве можно верить снам? Она должна сделать всё, чтобы найти его. Ему это надо. Для чего-то стоит он перед её глазами, как живой. Для чего-то перемучивает она в памяти каждое его и своё слово.
   Маргарита выпила привычную чашку натурального, крепкого кофе, надела лёгкие чёрные, кожаные босоножки на маленьких каблучках, тонкие колготки и белую невесомую блузку. Удлиненная черная сумочка на узком длинном ремне, чёрная юбка, чуть-чуть выше колена с большими разрезами. Маргарита была сейчас по-настоящему красива. Волосы легли волнами, глаза блестели. Красивее алые губы, притягивали взгляд. "Саша, посмотри на меня, посмотри, как я хороша, вернись. Больше ничего плохого не будет, будет счастье - то абсолютное единение, уже пережитое нами во сне, то о чём забыть невозможно никогда, сколько бы лет ни прошлою. Чтобы ни случилось - это останется дыханием самой жизни и смерти, где уже не отличить одно от другого", - Маргарита смотрела в пустоту, и память глядела на нее глазами Саши.
  
   24
  
   О Маргарите опять вспомнил Лёня. Он пригласил её в Большой зал филармонии. Приехала какая-то заезжая знаменитость, и ему презентовали две контрамарки. Знаменитость пела хорошо, но ничем не потрясла Маргариту. Потом был ресторан, а потом они ехали на машине по ночному весеннему городу. Теплая ночь дышала нежным призрачным блеском Невы, золотым огнём окон, лимонно-жёлтыми фонарями. Продолжение "банкета" было дома у Марго. Её чувственность не знала предела. Она растворялась в ней, таяла меркнущим золотом, её опаляло огнём, она проваливалась куда-то, умирала и воскресала в плотском, нестерпимом огненном вихре своей фантазии.
   Потом они пили на кухне красное дорогое вино. Этой ночью они спали крепко без сновидений. А утром поехали в Павловск. Долго гуляли по подсохшим дорожкам парка там, где сменяли друг друга живые декорации Гонзаго там, где старые сосны "Белой берёзы" горели медным огнём на солнце. Трогательно и нежно пели дрозды, в пруду плавали утки. В тёмной чаще "Новой Голландии" прятались умирающие Ниобиды, музы бесстрастно смотрели на своего предводителя, и их не трогали страдания людей. Прекрасный Аполлон натягивал лук для новых убийств. Миф опять поразил Маргариту своей изощрённой, жестокой правдой. Искусство безнравственно, оно живёт чем-то другим. Чем же оно живёт? Что может быть важнее человека, детей человеческих, страдающей души человеческой? Дух? Что это за дух? Что владело Сашей? Что заставляло его совершать бесчеловечные и жестокие поступки, о которых она не хочет вспоминать. Облако духа, накрывшее её во сне, сильнее страха смерти, сильнеё самой жизни. Это облако витает и здесь в Павловске среди классически строгих строений, тёмной бронзы скульптур и роскоши искусственных ландшафтов.
   Пробивались зелёные ростки сквозь старую рыжую "шкуру" засохших трав, робко поднимались зелёные головки ещё нераспустившихся цветов ветреницы. Природа опять творила свою совершенную красоту. В этом парке она сливалась в одну волшебную гармонию с искусством человеческим.
   Они устали, ужасно проголодались и зашли в ближайшее к парку кафе. Там было мало народу, и они наслаждались покоем, натуральным кофе с мороженным и коньячком. Марго казалось, что всё будет хорошо, что как-то всё образуется. Жив Саша или нет, это уже не важно. Она его найдёт живого или мёртвого и всё равно будет с ним с живым или мёртвым. Она, конечно, благодарна Лёне, но ни он, ни она друг друга не полюбят. Маргарита тогда, много лет назад, знала, что Саша это её единственная любовь, другой не будет. Может быть, есть люди более достойные, но она ничего никогда изменить не сможет. И Леня, наверно полюбит кого-нибудь, но не её. О ней он вспоминает, когда ничего лучшего не предвидится. Почему? Ну, не любят её мужики! Даже сейчас, когда она стала такой красивой и немного похожей на Сашу, её не любят по-настоящему. Никогда никто не посмотрит на неё с таким уважением и восхищением, как на него. Нет у неё этой харизмы. Никакой харизмы у неё нет.
  
  
   25
  
   Маргарите пришлось выйти на работу раньше времени. Работы опять было много. Наступающее лето меняло планы. Она уставала, приходила домой поздно.
   Прошло две недели, и Марго пора было идти к Мельникову. Ей было не по себе. Маргарита просто заставила себя пойти к нему. Было около семи часов вечера, когда она шла по парку к огромному, серому, учебному зданию. День был пасмурным, шёл тёплый весенний дождь. Земля, казалось, задышала полной грудью. Всё живое наслаждалось этой благословенной влагой. Марго чудилось, что она слышит, как растут травы и листья. Дрозды пели под дождём, и их пение сливалось с шуршанием капель, с шорохом веток в каком-то удивительном блаженном покое.
   Маргарита опять прошла по пустым сумрачным коридорам академии. Она не надеялась, что застанет Мельникова на работе и специально пошла к нему так поздно, чтобы потянуть время и отложить тяжёлый для неё разговор, но возле 314 аудитории стояла толпа студентов. Она заглянула вовнутрь. Профессор был там. Студенты чертыхались, очередь была бесконечной, а возможность сдать зачёт призрачной. "Придётся ждать, пока это не кончится", - подумала Марго. Она проголодалась.
   - Когда он освободится?- спросила она у студентов.
   - Черт его знает!
   - А как обычно?
   - А когда как.
   Маргарита стояла возле окна больше часа. За окном синело. В коридорах стало темнеть. Только в узком коридорчике возле 314 горел неяркий свет. Маргарита решила поесть. Она спустилась на первый этаж. Двери столовой были открыты, огромный тёмный зал был пуст. Она вышла на улицу. Дождь кончился. Маргарита посмотрела на часы. Часы стояли. Она пошла в ближайший магазин. Желудок побаливал. Магазин уже закрывался. Маргарита успела купить пакет молока и булочку.
   Она возвратилась в академию и опять поднялась по тёмной лестнице наверх, а потом долго шла по пустому гулкому коридору туда, где горел свет. Толпа стала меньше. Мельников был на месте.
   Маргарита съела булочку с молоком в одной из пустых аудиторий. Под столами бегали маленькие шумные мышки. Мыши совсем её не боялись и не отреагировали, когда она попыталась их отпугнуть. Они продолжали что-то катать по полу. Марго бросила им кусок булки, мыши притихли, а потом забегали ещё сильнее. После еды лучше ей не стало. Стемнело. Маргарита хотела уйти домой. У неё больше не было сил ждать. Она нервничала. Встреча с Мельниковым была для неё тяжёлым испытанием. Не слишком то приятно иметь дело с людьми, которые умеют читать твои мысли. Сумасшедший дом - эта академия.
   Наконец студенты гурьбой вышли из дверей. Маргарита вошла в аудиторию. Это была лаборатория со старыми исписанными столами, огромными коричневыми деревянными шкафами, наполненными старыми колбами и другой лабораторной посудой, с облезлыми раковинами и колченогими стульями. Мельников сидел в закутке за одним из шкафов за столом, заваленным бумагами и немытыми щербатыми чашками. От пепельницы, полной окурков "Беломора", тошнотворно воняло плохим табаком.
   - Евгений Петрович, можно к вам?
   - Заходите. Что вы хотите от меня узнать?
   - Я хотела у вас спросить.... Жена Александра Павловича сказала.... Извините. Она сказала, что слышала, как вы разговаривали с её мужем по телефону о рукописи. Она считает, что он пропал из-за этой книги. Я хочу узнать, что это за рукопись, может это поможет найти Сашу... то есть Александра Павловича.
   - Зря вы всё это затеяли. Вы ещё успеете выйти замуж, или родить ребенка от кого захотите, успеете вырастить этого ребёнка. Зря всё это, зря... Вы никому не сможете помочь.
   - Александр Павлович умер?
   - Не знаю.... Ну, как хотите. Я вас предупредил.
  Он открыл ящик стола и достал визитку.
   - Про рукопись рассказал нам Селим Манетто. Он преподавал на нашей кафедре около года. Селим учился в Сорбонне, он гражданин Франции, но отец его родом из Египта. Здесь его телефон и все необходимые данные, - Мельников протянул визитку, - вы можете с ним связаться. В настоящее время он живёт и работает в Каире, во всяком случае, пол года назад там работал. У вас ко мне всё?
   - Но что это за рукопись? - Маргарита умоляюще посмотрела на профессора.
  Евгений Петрович покачал головой.
   - Это легенда или мистификация, я точно не знаю. Вы слышали о Сведенборге?
  Маргарита кивнула.
   - Так вот, рассказывают, что лет пятьсот назад жил где-то в Европе такой же, как Сведенборг, учёный, к тому же алхимик и экстрасенс, который оставил после себя несколько рукописей, две или три. В них он раскрыл неизвестные людям тайны мироздания. Он описал с точки зрения науки все законы мира по ту и эту сторону жизни. Зная их, человек может управлять вещёством и духом человеческим - может творить подлинные чудеса. Этому учёному сам Господь Бог запретил писать такие опасные для людей книги, но он не смог устоять перед искушением и попытался передать свои знания наследникам, членам своей семьи, способным понять то, что он написал. Говорят, что тот, кто прикоснётся к проклятой Богом книге, умирает в течение трёх дней. Прочитать безнаказанно её может только потомок учёного, для которого она и предназначена. Селим рассказывал, что держал эту книгу в руках, но сразу не понял её ценности, а когда навёл справки и пришёл за ней, книги уже не было. Она исчезла из букинистического магазина при странных обстоятельствах. Если хотите, можете верить всему этому. Я бы на вашем месте постарался забыть. Возможно, и есть какая-то книга, открывающая людям неизвестные и опасные истины, возможно, такой книги нет вообще, но совершенно ясно, что подобная рукопись, и даже её иллюзия никого не сделает счастливым.
   - А если такая книга всё-таки есть, если Александр Павлович её нашёл и пропал из-за неё?
   - Вам ведь, я так понимаю, сама книга не нужна. Это уже хорошо. Вы ищете Александра, но что бы с ним не случилось, я повторяю, вы уже ничем не сможете ему помочь. Я просил Александра Павловича забыть все эти глупости. Он мог много сделать для науки, Он мог стать прекрасным художником, он мог вырастить необыкновенных детей, я редко встречал таких одарённых людей, как он. А Александр Павлович оставил только несчастных, любящих и страдающих женщин, которые до сих пор не могут его забыть. Есть нормальная, хорошая жизнь, наука, искусство, интересная работа, есть семья и всё это - реальные вещи, ради которых стоит жить. Да, кстати, он уехал во Францию не за рукописью, а на конференцию. Его отправили туда от научно исследовательского института, где он подрабатывал. Прощайте. Уже поздно, я не могу больше с вами разговаривать.
   - Спасибо.
   Маргарита вышла из лаборатории. Стало уже совсем темно. Она шла по пустым коридорам, и ей было не по себе. Казалось, в академии не было ни одного живого человека кроме неё. Двери в некоторых аудиториях были открыты. Там стояла кромешная тьма. Какая-то тень вышла прямо из стены освещённой отблеском горящего где-то на улице фонаря. Тень бесшумно шла рядом с ней. Может быть, это её собственная тень? Нет, это была чужая тень, ничего общего с ней не имеющая. Маргарита подумала, что наверно рехнулась бы, если бы ей пришлось здесь работать или учиться; профессора принимают зачеты, чуть ли не по ночам, экстрасенсы какие-то, и вся эта мистика - сумасшедший дом. "Вы ничему не удивляйтесь", - вспомнила Марго слова "кадровички". Коридор, казалось, никогда не кончится. Маргарита почти бежала, но тьма и страх, усиливая и обостряя чувства, растягивали время, делая её путь бесконечным. Вот, наконец, и лестница. Она обернулась. Возле окна, довольно далеко от неё, стояла тень. Не человек, тень человека, а может даже не человека, какая-то странная жуткая тень, живущая сама по себе. Всё её существо сжалось от страха. "Господи, да тут что угодно померещится", - подумала она.
   Марго спускалась по неосвещённой огромной лестнице, и её шаги гулко отдавались от стен в полной тишине. Страх не отступал, шёл за ней, как привидение. Наконец она услышала грубые голоса и звуки магнитофона. На вахте сидел сторож, а с ним рядом две разухабистые бабёнки лет тридцати пяти. Бабёнки были толстые, краснорожие. Вся компания была совершенно пьяна. На лежанке сторожа лежало десятка полтора полных пивных бутылок, а под ней такая же гора пустых. Магнитофон издавал какой-то ритмичный хриплый шум, отдаленно напоминающий музыку. Сторож - корявый сорокалетний мужик обнимал двух этих тёток сразу. Компания была на вершине блаженства. Даже кошка на полке над лежанкой валялась в полной расслабухе в какой-то невероятной позе, мордой вверх, передняя лапа и хвост свешивались вниз. Компания на Маргариту даже не взглянула. Дверь за ней с шумом захлопнулась.
   Марго шла по улице и улыбалась, ей удалось хоть что-то выяснить. Маленький яркий осколок луны, вышел из-за тучи и осветил тёмный парк. Было сыро и прохладно. От усталости, холода и пережитого волнения Маргариту знобило. Вокруг не было ни одного человека. Чёрные, мокрые стволы деревьев, чёрные ветви, тяжёлый запах земли и аромат распускающихся листьев - всё вокруг было наполнено острым чувством жизни, красоты и печали. В том конце здания, где она разговаривала с Мельниковым, было темно; света не было ни в одном из окон. Тяжёлая входная дверь так ни разу и не хлопнула. Куда же он делся? Она остановилась, подождала минут пятнадцать. Никто так и не вышел. Чертовщина какая-то! Может быть, там ещё один выход есть? Нет, Марго была уверена в этом. Все двери были заперты кроме той, где была вахта. Было темно и страшно. Ни в окно же он вылез, да и окна высоко. Тёмный парк окружил серое, мрачное здание изогнутыми ветвями деревьев.
   Она ещё немного постояла возле входа в парк. Горели фонари. В маленьких деревянных домиках, где жили сотрудники академии, погас свет. Лужи блестели в темноте, как стеклянные. Может, Мельников остался ночевать в лаборатории? Странно.
   Маргарите повезло, она поймала маршрутку, правда, та довезла её только до ближайшей к дому станции метрополитена, и ей пришлось ещё три остановки идти пешком, но это была удача. Завтра рабочий день. Поздно. Город был пуст. Только машины изредка с шумом пролетали по улице, и снова становилось тихо. Усталость навалилась на неё. Домой она пришла совершенно без сил.
  
   26
  
   Марго разглядывала полученную от Мельникова визитку. Она была разделена на две части. Вверху, что-то было написано по-английски, а в низу по-русски - доктор технических наук, профессор Селим Манетто и два телефонных номера, возможно, домашний и рабочий.
   Маргарита долго не решилась позвонить. Сразу у неё, конечно, ничего не получилось. Лёнечку беспокоить не хотелось, а кого-то ещё посвящать в свои дела - тем более. Она позвонила в справочное, а потом долго набирала нужный код и, наконец, дозвонилась, но к телефону никто не подходил. Только поздно вечером Марго услышала в трубке женский голос. Женщина по-русски не понимала ни слова. Марго расплакалась. И чего она такая тупая? Почему ничего не знает? Вот Саша тоже жил в нищете, но ведь говорил и по-английски, и по-французски.
   Марго позвонила ещё раз через день. В трубке опять раздался женский голос. Маргарита попросила по-русски позвать Селима. Женщина что-то ответила, потом стало тихо, и когда Маргарита уже решила положить трубку, в ней раздался мужской голос. Она сказала, что разыскивает Александра Ивлева. Селим, а это был он, ответил, что видел его последний раз в Петербурге перед отъездом во Францию. Марго спросила Селима о рукописи и сказала, что Александр, возможно, пропал из-за неё. Селим не дал ей договорить: "Это разговор не телефонный. Приезжайте в Каир. Я толком ничего не знаю, но... говорить по телефону на эту тему не буду. Он извинился и положил трубку".
   Селим говорил по-русски очень хорошо, только лёгкий акцент выдавал в нём иностранца. Маргарита так ничего и не узнала. Ею всё больше овладевало отчаяние. Врёмя идёт, уже почти лето, а дело не сдвинулось с мёртвой точки. "Почему он не хочет говорить? Он боится! Значит что-то "нечисто" с этой рукописью. Придётся ехать в Каир только для того чтобы поговорить? Но другого выхода нет. "Не телефонный разговор"! Почему он "не телефонный", - она опять чуть не расплакалась, мучительно переживая появление очередного препятствия в своих поисках.
   Маргарита подумала: "А вдруг рукопись тут ни причём? Может быть, надо сходить в тот НИИ, от которого его послали на симпозиум? Но я даже ничего не узнала о нём у Мельникова. Дура! Надо опять просить Лёню, чтобы он позвонил к Сашиной жене, к профессору я не пойду ни за что на свете".
   Сама она к Лёне звонить не хотела, ей было неудобно. Она ждала его звонка с нетерпением. У неё опять начались серьёзные проблемы со здоровьем, она почти не могла есть, очень мало спала и бесконечно страдала от бессильного, всепоглощающего чувства к Саше и осознания полной невозможности встречи с ним. Опять её сердце "плавало в ванне с адреналином", опять оно стучало так сильно, как будто пыталось вырваться из груди. Может к врачу сходить? Нет, не нужен ей врач, ей нужен Саша. Нужен! Опять, то горькие, то светлые воспоминания преследовали её. Опять в груди горел огонь и не находя выхода обжигал горло.
  
   Лёня позвонил в последних числах мая. Марго попросила его спросить у жены Саши про НИИ, от которого его послали за границу. Она рассказала о разговоре с Селимом. Лёнечка хмыкнул:
   - Ну и что теперь, в Египет поедешь?
   - Не знаю. Может, отец дом продаст, так и поеду на причитающуюся мне часть наследства. Я же нигде не была.
   - Ладно. У меня уже давно путёвка куплена на десять дней в Хургаду. Я через неделю вылетаю. Узнаю я для тебя всё, что хочешь, если повезёт. И этой жёнушке или там вдовушке твоего Сашеньки позвоню. А сейчас Маргариточка я касеточку тебе привезу с порнушкой для полного счастья.
   Марго воспрянула духом. Всё оказалось неожиданно просто. Но было ей, всё же, как-то горько и неприятно. Лёнечка даже не сказал, что уезжает в отпуск, забыл. Как же мало места занимает она в его жизни! Собственно говоря, какое ей до этого дело. Но ведь мог же он сказать ей об отъезде, просто так сказать, как хорошей знакомой. Обидно когда ты - никто, пустое место. Нужно было не лезть с ним в постель, воздержаться. Стыдно! "А, чёрт с ним", - подумала она.
   Лёнечка порадовал её и прогулкой, и порнушкой, и хорошим настроением.
  Что уж тут обижаться. Глупо, глупо. На себя надо обижаться. Это она виновата в том, что её жизнь сложилась таким образом.
   Перед отъездом Леня связался с Маргаритой ещё раз. Он выполнил своё обещание - позвонил жене Александра. Подрабатывал Саша в ГНИИ особо чистых веществ. Его послали на симпозиум, потому что никто из коллег не знал толком ни английского, ни французского. Маргарита подумала, что она не одна такая, учёный люд учёностью тоже не очень отличался, Саша был единственным, кто мог сделать доклад за границей и ответить на вопросы иностранных коллег. Ему оплатили проживание в отеле, а билеты нужно было купить за свой счёт. Правда жена говорит, что ему дали материальную помощь, но её хватило только на билет в один конец, и командировочные. Ирония судьбы. Лёня был уверен, что жена, могла и не знать обо всех денежных поступлениях на имя мужа. Возможно, он ещё что-то получил, по каким-то другим ведомостям.
   Никаких секретов, ничего опасного в его докладе не было. Иностранные коллеги остались довольны его выступлением. Он уехал из отеля после окончания симпозиума. Там всё было без эксцессов. Адрес института он ей дал, но сказал, что ехать туда не имеет смысла. Марина ездила в ГНИИ несколько раз, там ничего о Саше не знают.
   Маргарита поблагодарила Леню и пожелала ему счастливого пути, при этом не забыла напомнить о Селиме.
  
   Глава третья
  
   1
   Леонид женился, когда учился на втором курсе института. Через год он развёлся. К семейной жизни оба были не готовы. Сейчас ему было тридцать пять. Детей у него не было, денег на одного хватало с избытком. Родители оставили ему квартиру. Он купил машину. За лишними деньгами не лез в пекло. Был очень осторожен и в меру циничен. Успел поработать в нескольких газетах и журналах. У него было много друзей, много подруг, любовниц, приятельниц. Секс гигантом он не был, Маргарита просто подвернулась под руку. Серьёзно он её кандидатуру не рассматривал. Но помочь ей хотел. Эта поездка была для него обычным отпуском на море. Июнь в Питере не самый тёплый месяц, а в июле ему отпуска не дали. Лёня был в Египте не один раз. Видел он пирамиду Хеопса и Хефрена и даже побывал внутри пирамиды Микерина, посетил Египетский музей, Долину мёртвых, и Луксор. Он особого интереса к достопримечательностям уже не проявлял. На курорте Лёня купался, ел, толстел, ходил в ночные клубы, но в Каир съездить всё же хотел. Дело было не в Маргарите. Картины Александра Ивлева стояли перед глазами. Он не мог забыть его лицо. Леня видел его на фотографии всего-то несколько раз, но ему казалось, что он знал этого человека, что когда-то прежде их пути пересекались. Да никогда они не пересекались! Тем не менее, он понимал Маргариту; уж если искать, то таких, как Ивлев, если любить, то таких, как он.
   Он позвонил Селиму Манетто на следующий день после приезда и застал дома его жену, представился, объяснил, что приехал из России. Жена сказала, что Селим будет после семи вечера. Лёня говорил по-английски довольно хорошо, проблем с языком за границей он никогда не испытывал. Жена Манетто общалась на английском свободно.
   Вечером Селим ждал его звонка. Леня рассказал ему, что разыскивает Александра Ивлева и звонит по просьбе Марины его жены, что будет в Каире на экскурсии 16 июня где-то с 11 до 19 часов. Селим спросил, откуда у него его номер телефона. Лёня объяснил, что телефон дал жене Ивлева Евгений Петрович Мельников, а она передала его ему. Лёне, конечно, пришлось соврать, но рассказывать правду и объяснять Селиму о том, кто такая Маргарита, было просто нелепо. Манетто предупредил, что в сущности ничего об исчезновении Ивлева не знает, но согласился поговорить с Леней. Он назначил встречу на 13 часов в Египетском музее возле саркофага Тутанхамона. Лёня сказал, что на нём будут голубые джинсы, голубая рубашка, а в руках будет карта Каира, что сам он плотного телосложения, русый, на вид ему тридцать пять лет. Селим обещал, что найдёт его. Он заметно нервничал. Лёня понял это по голосу. Они попрощались.
   Перед поездкой в Каир Лёня решил лечь поспать, выезжать надо было ночью. Кондиционер работал хорошо, было прохладно.
   Его сосед по номеру нашёл себе скучающую бабёнку средних лет очень симпатичную, спортивную, сексуальную и обеспеченную, поэтому показывался нечасто. Было тихо, за окном звенели цикады. Лёня довольно быстро заснул. Может быть, потому, что лёг непривычно рано, может быть, по какой-то другой причине, сон его был беспокойным. Около одиннадцати часов вечера он проснулся от кошмара. Такие сны ему никогда раньше не снились. Во сне он шёл по пустыне. Ноги вязли в песке, идти было тяжело. Солнце светило так ярко, что больно было смотреть. Где-то вдали расплавленным стеклом переливались миражи. Лёне было хорошо. Он не чувствовал жажды и зноя. Впереди была какая-то песчаная гора или холм. Он шёл к этой горе, но гора не становилась ближе. Он начал нервничать, торопиться, но шёл всё медленнее и медленнее, ноги вязли в песке всё глубже и глубже, а потом песок стал проваливаться. Леня начал медленно опускаться под землю. Он закричал, но голоса не было. Попытался ухватиться за что-нибудь, но под руками был только песок. Он оказался в какой-то глубокой яме. Песок сыпался и сыпался сверху. Леня пытался выбраться и не мог. Песок засыпал его уже по пояс и стал подниматься всё выше и выше. Песок попал в рот в нос, он мешал дышать и Лёня понял, что сейчас умрёт. Сердце в груди остановилось от ужаса, и он проснулся.
   Сердце стукнуло и начало биться редкими толчками, вздохнуть полной грудью он не мог, а когда попытался, сильная боль проткнула грудь, как копьё. Он лежал и боялся вдохнуть и выдохнуть, боялся пошевелиться. Потом Лёня стал тихо, тихо втягивать воздух и также тихо выпускать его сквозь сжатые губы, прислушиваясь к затаившейся в груди боли. От пережитого во сне ужаса и от пережитой наяву боли всё в нём онемело. В номере было темно, как в могиле. Плотные шторы не пропускали света. Было слышно, как работает кондиционер. Лёня зажёг лампу возле кровати: "Да, придётся бросать курить. Врачи что-то не раз замечали на кардиограмме". У него уже было плохо с сердцем, но не так как сейчас. В этот раз он мог не проснуться. Лёня подумал, что у него нет даже валидола, что через месяц ему будет тридцать шесть лет, что он может "загнуться" вот так - в тёмной комнате совсем один. В отеле, во всяком случае, его найдут утром. А дома? Кто найдёт его дома? Эта тощая, вывихнутая Маргариточка, или Лялечка, с которой он тоже изредка проводит время, вывихнутая ещё больше? Все те женщины, с которыми он встречался изредка, если он не объявится, разве что через месяц спохватятся. Похоже, что только тётя Рая одна поспешит искать племянника. Тётка, родная сестра мамы, как-то сказала: "Лёня у твоих друзей уже дети школу заканчивают. А ты-то о чём думаешь? Плохо одному. Поверь мне. Плохо. Побереги себя, один ты у меня остался, никого больше уже нет".
  
   2
  
   Пора было вставать. По пустыне ехать днём нельзя, поэтому на окраине Хургады формировался целый караван из автобусов и микроавтобусов, машин и мотоциклов. До Каира предстоял неблизкий путь. Они должны отправиться в три часа ночи, а добраться до него только в одиннадцать. Дальше - час езды по Каиру, экскурсии магазины, обед, и... Египетский музей.
   Было темно. Дорога убаюкивала, Леня засыпал, просыпался. Сердце опять неровно стучало в момент пробуждения, но Лёня больше не боялся. Чутьё подсказывало ему, что ничего плохого с ним этой ночью не случится. Кондиционер был неисправен, автоматика не работала, его включали и выключали вручную.
   Он проснулся от нестерпимо белого солнечного света. Постепенно глаза привыкли, и он стал различать среди слепящего блеска пустыни, какие-то хибары, нищих, мусорные свалки. А потом начался резкий переход от помоек к шикарным гостиницам, мечетям и европейским зданиям современного города. Каир! Он попросил остановить автобус тогда, когда он подъедет как можно ближе к музею, дальше ему придётся добираться самому, на экскурсию он не поедет. Вот старая крепость на острове Гезира, похожая на цветок лотоса. Средневековая цитадель на вершине холмов. И, наконец, знаменитый музей Египетских древностей.
   Леня приехал в музей раньше времени, Селима ещё не было. Он долго ходил по его залам. Так подробно рассмотреть все эти бесчисленные экспонаты ему ещё не удавалась, экскурсия обычно длилась не больше часа. Музей был почти пуст, посетителей было мало. Смотреть на пирамиды он не поедет, да и честно говоря, все экскурсии были однотипными, ничего нового он бы не узнал и не увидел, музей представлял для него, куда больший интерес. В назначенное время к нему подошёл высокий сухощавый мужчина неопределённого возраста, загорелый, европейской внешности, восточная кровь в нём почти не чувствовалась. Он протянул руку и представился. Лёня хотел сразу же перейти к интересующему его вопросу, но Селим сказал: "Нет. Не здесь. Я вас проведу по музею - маленькая экскурсия".
   Селим рассказывал потрясающе. Он был самым великолепным гидом из всех до сих пор встречавшихся Леониду в Египте, да и не только в нём, но Лёня так устал, как устают, разве что только в музеях. Кроме того, Египетские древности несли в себе заряд какой-то непонятной энергии, от воздействия которой он чувствовал себя неважно. Было такое ощущение, что у него поднялось давление, голова стала тяжёлой, одуревшей и немного болела. И всё же, всё это можно было потерпеть ради такого великолепия! Когда ещё придётся побродить по этим залам! На него глядели удивительные лица людей, живших на этой земле тысячи лет назад, и казалось странным, что ему никогда не встретится с ними, такими притягательными и одновременно понятными и близкими.
   Селим заметил, что Лёня не совсем в форме и предложил выпить кофе. Они вышли на ат-Тахрир, прошлись немного пешком и сели в машину. По пути Селим расспрашивал его о Петербурге, о театрах и музеях, об академии, о жене Ивлева, о таких местах и подробностях городской жизни, какие мог знать только петербуржец. У Лёни сложилось такое ощущение, что Манетто проверял тот ли он человек на самом деле, за которого себя выдаёт. Он остановился возле маленького кафе. Его здесь знали. Им принесли кофе и каких-то приторных местных сладостей. Столик стоял на отшибе, играла тихая музыка. Селим явно, продумал, где они смогут поговорить так, чтобы их разговор не достиг чужих ушей, и сразу начал расспрашивать об Ивлеве. Лёня выложил всё, что знал. Селим сказал:
   - Я виноват. Не нужно было мне рассказывать об этой рукописи. Я не мог предположить, что Александр Павлович окажется во Франции. Я же держал её в руках, даже почитал немного, и со мной ничего не случилось. Я не мог представить себе, что всё так обернётся. Рукопись я нашёл в Париже в одном из букинистических магазинов и не сразу понял, что это за книга, но потом вспомнил, что, похоже, именно о ней мне рассказывал один из моих знакомых. Только вот стоила она очень дорого. У меня таких денег не было. Пришлось попросить букиниста отложить её, сказать, что куплю, а самому бежать за деньгами, хотя я и не представлял, где смогу найти такую сумму. И ещё, я хотел навести насчёт неё справки. Рассказал мне о ней мой знакомый из библиотеки Сорбонны Франсуа Ренье. Он там был кем-то вроде библиотекаря или научного сотрудника, я точно не знаю. А ему о ней рассказал в свою очередь один из сотрудников библиотеки. Это было что-то вроде предания; считалось, что была такая рукопись, которая хранилась в Сорбонне много лет в одном из сейфов по просьбе какого-то потомка автора. Этот потомок обещал вернуться за книгой, но не пришёл. На рукописи якобы лежало проклятие, и люди, решившиеся её прочитать, умирали. Профессор, который хранил книгу, кстати, прожил очень долгую жизнь, а он прочитал её от корки до корки. Перед самой своей смертью он отдал рукопись своему другу на хранение. У него просто не поднялась рука её уничтожить. В случае если за ней не придёт хозяин, именно это он и должен был сделать. Он попросил друга спрятать её понадёжней, до тех пор, пока кто-нибудь из семьи оставившего её человека не придёт за ней. Тот, кому была передана книга, решил её прочитать, но он ничего не понял, так как был филологом и совсем не разбирался в физике, химии, математике и оккультных науках. Он рассказал о рукописи своим друзьям, знакомым и сослуживцам, а те в свою очередь - всем кому не лень. Это для него плохо кончилось. Сам он был избит и ограблен, рукопись пропала, Он довольно быстро поправился, но об ограблении ничего не мог рассказать, т.к. практически сразу потерял сознание, к тому же, было темно, и он не разглядел лиц тех людей, которые его ограбили и избили, в полицию сообщать о пропаже не стал. Даже имени автора книги никто не знал, его просто не было на титульном листе. На её развороте была картинка - тонкая, сухая, как у мумии, коричневая рука держала весы. Пальцы были очень длинные, на них - острые, отвратительные, загнутые когти. На одной чаше весов лежал шар, на другой - ничего не было, но весы были уравновешены. И ещё, на следующей странице был герб; овальный щит, на котором была изображена девяти конечная звезда с латинскими буквами на лучах, а ниже три шара, такие же, как на гербе Медичи, но меньшими по размеру. Герб, судя по форме щита, был итальянским. Щит держали две вздыбленные змеи. Как раз про эти рисунки и рассказывал мне Франсуа Ренье, именно поэтому меня эта рукопись сразу заинтересовала. Книга была обычного для того времени формата в коричневом, кожаном переплёте, углы отделаны жёлтым металлом, каким-то сплавом похожим на медь или латунь. Книга была толстая, написанная каллиграфическим подчерком, со множеством схем и рисунков. Она притягивала взгляд, её сразу хотелось взять в руки. Рукопись была в идеальном состоянии.
   Я пришёл к Франсуа Ренье. Он книги никогда не видел, но ему рассказывали, как она выглядит. Когда он услышал про неё, то побледнел, сказал, что у него есть шестьдесят тысяч франков, этого хватит для букиниста, мы взяли деньги в банке и пошли в магазин. Было семь часов вечера. Магазин уже закрылся. Мы пришли утром к открытию, но он по-прежнему был закрыт. Возле него стояли полицейские машины и скорая помощь. Продавца ударили по голове, магазин ограбили, забрали всю выручку и несколько картин восемнадцатого века. Я потом попытался узнать у хозяина магазина про книгу, но он о ней вообще ничего не знал, как будто её и не было никогда. Среди пропавших вещей она не значилась. Продавец тоже ничего не помнил, он так и не оправился от травмы. Больше я эту книгу не видел ни разу. Александр Ивлев, когда поехал на симпозиум, пообещал мне ещё раз зайти к букинисту и ещё раз поговорить с Франсуа, если тот конечно жив, выглядел он тогда где-то на шестьдесят пять лет, но на самом деле ему могло быть гораздо больше.
   Книга, несомненно, представляла большой научный интерес, это было ясно уже с первых страниц, кроме того, она ещё и в историческом смысле - раритет. Да, оформление рукописи: рисунки, схемы и чертежи были удивительно красивы, а заставки, заглавные буквы, вы знаете, я ничего подобного в жизни не видел. Это шедевр, даже если оставить в покое мистику, эта книга стоит того, чтобы её найти.
   - Ивлев звонил вам из Франции?
   - Да. Он сказал, что напал на след, что ему нужны деньги. Я выслал ему три тысячи долларов. Это, конечно мало. Он просил меня приехать, но я не смог. Я небогат и не могу делать то, что хочу. У меня семья, двое детей, я должен работать. Мне очень жаль. Я чувствую себя виноватым. Я не относился к этой истории серьёзно, мне она казалась почти выдумкой, цепью нелепых совпадений, правдивой разве что процентов на десять. Видимо я ошибся в процентах.
   - Вы удивительно хорошо говорите по-русски.
   - Я знаю много языков, в том числе и древних. Мне это легко даётся с детства. В России я жил два года и ещё до приезда неплохо знал язык, мог читать Достоевского и Толстого в подлинниках, мог неплохо говорить. В детстве на протяжении нескольких лет у меня была русская няня, но мне так и не удалось избавиться от акцента. Да, кстати, эта рукопись написана на латыни. Но я всё-таки надеюсь, что вы не будете её искать.
   - Мне не нужна рукопись, меня попросили помочь найти Ивлева.
   - Если бы он был жив, то, наверно, нашёлся бы сам. Я не хочу, чтобы ещё кто-нибудь пострадал. Будьте осторожны. Здесь в Египте слишком много мистики, мистика хорошо продаётся. Я не очень-то верю в проклятия мёртвых, если даже они есть, то это - явление редкое. Бояться надо живых. Мне говорили, что книга опасна для людей, что небезопасны знания изложенные в ней. Пусть даже всё это легенда, но эта легенда приносит несчастья. Больше я ничего не знаю.
   - А когда была написана рукопись.
   - Там была дата: 1526 год... Я покажу вам Каир, до шести ещё есть время. Я думаю, сидеть здесь дольше не имеет смысла.
   Они опять сели в машину Селима и поехали по шумному беспорядочному городу. Потом взлетели на автостраду. Перед ними, вернее, под ними лежал Каир; множество минаретов, бесчисленные мечети, а потом кресты церквей коптов, живущих в Каср-эш-Шам - христианском районе. Копты - потомки древних египтян, отчасти сохранившие язык, традиции и внешность этого древнего народа. А дальше - кварталы домов, построенных в викторианском стиле англичанами, кофейни, рынки. Всё смешалось в Каире, этом древнем котле цивилизаций: множество преданий, мифов, вер, стилей, племён и народов.
   Это был неплохой день. Всё виденное отпечатывалось в памяти Лёни, оставляло след. "Пожалуй, стоит приехать в Каир ещё раз", - подумал он. Селим доставил его прямо к автобусу, стоявшему возле музея. Было шесть часов вечера.
  
   3
  
   Обратная дорога удовольствия не доставила. Он устал от шума, зноя и новых впечатлений, но заснуть не мог. В автобусе было тихо. Лёня думал о том, что Селим боялся говорить с ним о рукописи, возможно, он не всё ему рассказал. Не случайно он устроил экскурсию по Египетскому музею, не случайно возил его по Каиру. Всё это - для отвода глаз. Было ещё что-то, недосказанное. Но ведь он предупредил его об опасности, и Мельников тоже предупреждал Марго, чтобы она в это дело не лезла. Какая-то фантастическая история. Она не может быть правдой. В нашем прагматичном мире тайн нет. И всё же, какая-то дорогостоящая, редкая книга существует. Сейчас убивают за гроши, что уж там говорить о вещах более ценных. Шестьдесят тысяч французских франков! Для Лёни - состояние, а для наших олигархов и богачей - "семечки", они вообще денег не считают. Для обычных фирмачей - это тоже немалые деньги. Фирмачи прижимисты, денежки считать умеют, каждый истраченный на хозяйство франк в свой гроссбух записывают. Иначе и не получается, на Западе не разбогатеешь, все деньги в карманах граждан посчитаны государством и обложены налогом. Это только новые русские да арабские шейхи могут себе позволить сорить деньгами нагло и бесконтрольно, за что, как ни странно, они уважением не пользуются. "Надо бояться живых", - это не намёк, это - предупреждение, и никакой мистики.
   Наконец Лёня задремал, потом проснулся, а потом опять задремал и проснулся. Ноги затекли, ему было не комфортно, как он ни приспосабливался, ни пристраивался, удобного положения найти не мог. Две почти бессонные ночи - это, пожалуй, для него многовато будет.
   В свой номер он вошёл совсем измученным. Там было душно, тихо. Сосед, похоже, так ни разу тут и не появился. Лёня включил кондиционер и упал на кровать. У него не было сил принять душ, привести себя в порядок. Он заснул мгновенно, и спал не просыпаясь, без сновидений.
   Лёня поднялся в час дня. Солнце пробивалось сквозь шторы. Он почувствовал себя здоровым и полным сил. Селим, Маргарита, Ивлев, рукопись - бред какой-то. В его мире ничего этого нет. Есть раскаленное солнце, сверкающее, "расплавленное" море под окном, пальмы, песок, белые домики отеля, соединённые арками, бассейн, похожий на голубое блюдо. Лёня выкупался в бассейне, с аппетитом поел и с наслаждением растянулся на лежаке под навесом. "Надо вечером выкупаться в море, - подумал он, - скоро отпуск закончится, а я с бассейном расстаться никак не могу".
   После пяти вечера Лёнечка отправился на море. Он отплыл от берега довольно далеко. Ему захотелось понырять, но маску он забыл в номере. Около него два парня ныряли с огромным наслаждением, из трубок при выдохе высоко взлетали струйки воды. Больше никого поблизости не было. Парни подплыли к нему, как-то быстро и ловко схватили за руки. Один из них спросил:
   - О чём ты говорил с Манетто.
  Леня как-то мгновенно понял, что правду говорить нельзя.
   - Мы с ним давно знакомы, мы познакомились в Петербурге. Он просто показал мне Египетский музей и Каир. Он прекрасный гид.
  Парни окунули его с головой и держали под водой довольно долго.
   - Будешь говорить?
  Лёня говорить не мог, он жадно хватал воздух, пытаясь вырваться.
   - Что вам надо, мы просто вспоминали старых знакомых? - прохрипел он.
  Его опять окунули в воду. И он, как тогда, во сне, ощутил смерть и безысходность. Ему показалось, что он проваливается в яму, и песок засыпает его с головой. Парни вытащили его. Он долго кашлял, хрипел.
   - Говори!
   - Что вам надо, я ничего не знаю, - хрипел он.
  Его опять окунули, и он окончательно погрузился в тяжёлый "песок" своего сна.
  У Лёни в голове промелькнула мысль:
   - Вот и всё!
   Очнулся он на берегу. Вокруг него стояли люди. Они говорили на разных языках. Он кашлял, вода была в носу, в ушах. Его приподняли. Ему оказывали первую помощь. Сердце билось толчками, но он был жив. Над ним было синее небо, блестело море. "Обошлось", - подумал он.
   Лёня пришёл в себя. Его проводили в номер. Он как-то неожиданно быстро заснул. Проснулся от страха. Было темно. Кто-то стучал в дверь. Лёня посмотрел на часы, было около 12. Этот кто-то пытался открыть дверь, Леня слышал, как поворачивается ключ в замке. Он опять подумал: "Всё, конец, доигрался" Но это был сосед. Он пришёл забрать кое-что из одежды.
   - Ты говорят чуть не утоп. Перепил или сердце прихватило? Что там было с тобой? Ты же плаваешь, как рыба.
   - Черт его знает. Я очнулся на берегу. Кто-то вытащил или сам доплыл - ничего не помню.
   - Мы тут собираемся напоследок поразвлечься. Хочешь, пошли с нами или ты не в форме.
   - Да нет, я в форме.
   Лёня понял, что в номере один он оставаться не сможет ни за что. Скорей бы этот отпуск закончился. Те двое были иностранцами. Один говорил по-русски с акцентом, а второй - это просто палач, он вообще молчал. Между собой они не разговаривали, волосы у обоих тёмные, на лицах маски для подводного плавания. Хорошо придумано, встретишься лицом к лицу и не узнаешь. Не зря Манетто боялся, возможно, его тоже пугнули. Но ведь Селим жив, здоров. Его самого сегодня убивать не хотели. Хотели припугнуть, узнать что-нибудь про рукопись, только вот сердце таких экспериментов у него не выдержало. Как они узнали о его визите к Манетто? Они не могли всё время следить за ним, это не имело смысла. Прослушивали его телефон? Это тоже маловероятно. Может быть, случайно узнали о его приезде или Мельников сообщил? Глупости, Мельников ничего о его приезде не знал. Странно всё это. Сколько же на самом деле стоит эта проклятая рукопись, если ради неё до сих пор следят за Селимом? Прошло много лет с того времени, как она исчезла, давно пора забыть про эту рукопись. Ничего себе отдохнул! Лёня торопливо одевался, стараясь собраться быстрее, чтобы не задерживать соседа.
   Происходившее этой ночью Леня помнил плохо. Гремела музыка, вино лилось рекой, нет, сначала было пиво. Мелькали какие-то лица. Он с кем-то танцевал. Из одного ресторана они ушли в какой-то другой, в соседнем отеле. Он перестал бояться и переживать. Всё, что произошло с ним сегодня, показалось ему сущим пустяком. Алкоголь редко приносил ему такую радость и удовольствие. Он помнил, как танцевал, вокруг него качалась толпа, мигал свет, крутился шар, гремела музыка, а дальше был провал в памяти.
  
   4
  
   Утром он проснулся не человеком. Ему было очень плохо. Он хотел встать и не мог. Лёня не помнил, как очутился в своём номере. Рядом с ним спала девчонка. В полном смысле этого слова - девчонка. Господи! Ещё за растление малолетних посадят!!! Леня сполз с кровати и выпил залпом два стакана апельсинового сока. Пить хотелось всё равно. Он выпил ещё стакан, но жажды почти не утолил. Лёня принял холодный душ, допил сок из пакета. Его мутило, голова болела. Разбудить девчонку не было сил. Был час дня. О еде не хотелось и думать, как и о том, чтобы выйти куда-нибудь из прохладной комнаты. У него всё валилось из рук. Он спотыкнулся, уронил стул, и девчонка, наконец, проснулась. Она испугалась, смутилась и растерялась. "Точно малолетка", - подумал Лёнечка.
   - Не бойся
   - Я не боюсь.
  Она стеснялась поднять на него глаза. Как же ей было неудобно!
  Лёня мстительно подумал: "Пусть помучается".
   - У нас что-нибудь было? - спросила она
   - Не знаю.
  Девчонка встала. На ней были коротенькие шортики и что-то вроде футболки или кофточки без рукавов. Она была худенькой, не накрашенной. Возле кровати валялись дешёвые шлёпанцы, о которые он и спотыкнулся.
   - Тебе лет то сколько? Чего за тобой мама не смотрит?
   - Мне восемнадцать исполнилось в мае. Я здесь с подругой.
   - Врёшь ты всё. Какие там восемнадцать.
   - Я паспорт могу показать, - сказала она обиженно.
   - А звать то тебя как?
   - Катя.
   - А я Леня. Пить хочешь?
   - Да.
   - В дверь постучали.
  Это была подруга Кати. Подруга выглядела чуть постарше, ей восемнадцать с натяжкой можно было дать.
   - Катька ты жива?
   - Почти.
   - Собирайся, пошли купаться.
   - Я не дойду. Упаду.
   - Чего это вы так набрались. Мы вас, как дрова, на постель кинули, еле дотащили.
   - Э-э-э... подруга у нас что-нибудь с ней было? - спросил Лёнечка, кивнув на Катю.
   - Что там у вас могло быть! Ты в зеркало на себя посмотри.
  Лёнечка посмотрел, и его передёрнуло. Господи, ну и рожа! Мешки под глазами, весь распух, как утопленник. То, что не доделали вчерашние мафиози, алкоголь почти довершил.
   - Фу-у-у. Девочки пойдёмте купаться, мне послезавтра уезжать. А тебя как зовут?- спросил он подругу Кати.
   - Ну, ты даёшь, ничего не помнишь. Я Таня. И вообщё, пить меньше надо.
   Катя заметно повеселела. То обстоятельство, что у них ничего не могло быть в смысле интима, её слегка успокоило.
   Они выпили ещё один пакет сока и остатки минеральной воды, и пошли купаться. Как ни странно, но страх ушёл и больше не мучил Лёню. У молодости есть свои преимущества. Молодость весела, беззаботна, рядом с ней легко дышится и не хочется вспоминать о плохом. Лёня подумал, что жаль, конечно, что староват он для этих девочек, давно он не ощущал такого свежего дуновения юности. Особенно Катя. "А мамашка у неё дура, отпускает девчонку одну с кем попало. Хотя чёрт их разберёт этих малолеток. От них чего угодно можно ждать".
   Лёня, как ни старался, не мог вспомнить, как и где он познакомился с ними. Он хорошо помнил довольно респектабельный ночной клуб, соседа и его ухоженную дамочку, помнил женщин, с которыми танцевал, мужчин, с которыми пил, но этих девчонок он явно видел впервые. Расспрашивать их он не хотел, ему было очень плохо и выяснять, что да как, у него просто не было сил.
   Лёня более-менее пришёл в себя только вечером. "Эх, Маргориточка, куда же ты хочешь влезть? Вот прыгают беззаботные девочки, купаются в море. Светит солнце. Жить хорошо, было бы ещё лучше, если бы я был моложе", - подумал Лёня, поглядел на резвящихся подруг и решил к ним присоединиться.
  
   5
  
   Катя жила в Вырице. Её семья была самой, что ни на есть, простой. Родители были рабочими людьми. Она поступила в технический ВУЗ и только что сдала сессию. Родители никогда за границей не были и решили, что пока есть возможность, пусть дочка на мир поглядит. Отпустили её, конечно, не одну, а с лучшей подругой сокурсницей Таней. Всё это Леня выяснил у девочек без труда.
   Таня девушкой была современной, курящей, к тому же большой любительницей пива. Для маменькиной дочки Кати подругой она была мало подходящей. Что же их связывало? Хорошей девчонкой была и Таня, не в меру бойкой, но доброй и умненькой, глупых на их факультете не было, они все "повылетали" после первой сессии. Кате действительно исполнилось восемнадцать, Лёня не мог поверить своим глазам, но паспорт у неё уж точно был неподдельным. А паспорт он проверил с перепугу.
   Нравились девчонки Лёне. Впервые после развода он подумал о том, как же это здорово просто быть рядом с такими смешными и ещё не опытными девочками.
   Катьке он тоже нравился, это было видно. Может попробовать поухаживать? А может ему кажется, а вдруг.... На женщинах своего круга жениться он уж точно не буден. Ну, их к бесу. Девчонки, правда, ему чуть ли не в дочки годятся. Ему и в голову никогда не приходило с такими водиться.
   Девушки к вечеру были, как сонные мухи, зевали и уже не так активно радовались жизни. Танин кавалер, молодой спортивного вида балбес, увёл её часов в девять. Видимо из-за него Катя провела вчерашнюю ночь в номере Лёни, подружка позаботилась о том, что бы им с балбесом никто не помешал.
   Катя засмущалась и почувствовала себя неудобно, когда осталась наедине с Лёней и сразу засобиралась к себе. Лёня как-то непроизвольно щёлкнул её по носу, напомнил о вреде алкоголизма и пожелал спокойной ночи.
   Лёня лёг спать рано. Он закрыл дверь ключом. Он нашёл длинную синтетическую верёвку и привязал дверную ручку к своей кровати. Такая предосторожность была явной глупостью и уж точно не спасла бы ему жизнь, но, всё-таки, успокаивала. Одному ему в номере было не по себе, впечатление об утоплении было ещё очень свежо, но после попойки он так выдохся, что свалился и заснул в десять часов вечера, как убитый. Спал он крепко, без сновидений и проснулся совсем здоровым, с хорошим настроением и аппетитом.
   Лёнечка весь день наслаждался обществом двух юных красавиц и одного балбеса, а девчонки были действительно очень хорошенькими. День был великолепным, море спокойным. Балбес прекрасно плавал. Он с ним почти подружился, несмотря на разницу в возрасте, тем более, что лет пятнадцать назад он и сам был ни чуть не лучше этого парня. Лёня попросил номер домашнего телефона у Кати, но у неё не было телефона. Она жила с родителями в большом, старом деревянном доме, построенном ещё дедом, не очень далеко от станции прямо на берегу Оредежи. Адрес у неё Лёня выпросил без особого труда.
   - Слушай, а твои родители меня в речке не утопят, если я к тебе приеду. У тебя родителям сколько лет?
   - Маме сорок три, а папе сорок семь. Не утопят, наверно...., - сказала Катя, да они совсем не так выглядят, как ты, ты их моложе, да и тебе твоих лет не дашь.
   - Но ведь против, наверно, будут, если мы начнём встречаться.
   - Почему будут? Может быть, и не будут. Не знаю я.
  "Что ж, стоит попробовать", - подумал Леонид.
   - Я приеду, а ты звони, телефон мой не потеряй и номер пейджера....
  "Не позвонит, смущается, она меня то на вы, то на ты называет. Вон Татьяна подсмеивается надо мной, ничего не стесняется. В крайнем случае, я девчонок в институте найду. Не врут они насчет института. Это сразу видно, не перепутаешь. Мои друзья в Военмехе учились, а теперь их дети туда же поступают, даже фамилии преподавателей мне знакомы. Жаль, уезжать уже надо, кончились десять ночей на Красном море" - думал Лёня, глядя на синий простор воды и неба сквозь тёмные стёкла очков.
   Вечером они с Катей гуляли вдоль берега моря. Они целовались. Море было чёрным, как дёготь. Небо сливалось с ним, и невозможно было отличить, где небо, где вода. Горизонт исчез, растворился. Они купались в этом чёрном удивительном, бесконечном пространстве, и под их руками зажигались звёзды, это горели фосфорным огнём светящиеся микроорганизмы. Звёзды были на небе и в воде, звёзды вспыхивали и гасли, тонули в темноте, и опять появлялись неизвестно откуда. Вода была тёплой. Они купались долго, и опять целовались в этом чёрном, сверкающем голубыми искрами, невообразимо прекрасном мире. Дорожка от луны переливалась сонным блеском, и им хотелось, чтобы это волшебство никогда не кончилось.
   Он уехал рано утром. Сердце после бессонной ночи стучало. Пора ему остепениться. Что ж, можно сказать Маргариточке спасибо. Благодаря ей он познакомился с Катей. На курортный роман всё, что случилось с ним, мало похоже. Может, повезёт на этот раз. Когда-то должно ему повезти. В самолёте он заснул, и когда проснулся, опять почувствовал себя неважно. Опять сердце пыталось выскочить из грудной клетки, билось, как испуганный маленький зверёк. "Надо сходить к врачу, - подумал Лёня и улыбнулся, - надо спать по ночам, надо не пить, не курить, не влюбляться в молоденьких девчонок, не искать старых рукописей, не ездить в страны с таким жарким климатом, не заниматься сексом с Марго, - много чего надо не делать".
  
  
  
   Глава четвёртая
  
   1
  
   Маргарита надеялась на Лёню. Она ждала его эти десять дней так, как наверно никто никогда его не ждал. Она ждала его звонка. Марго сходила с ума от беспокойства. Она должна найти Сашу! Если она его не найдёт то умрёт, не сможет жить. Глупо? Конечно, глупо, она осознаёт всю глупость того, что с ней происходит, только ей на это наплевать.
   Маргарита взяла отпуск на неделю. Она не могла работать и почти ничего не ела. Погода для июня была хорошей, дни стояли теплые. Маргарита гуляла по городу белыми ночами. Нева переливалась перламутром. Дома светились в розовом закате, похожие на слоновую кость, их окна оплывали расплавленным стеклом. Деревья, покрытые тёмной листвой, казались черными, непроницаемыми, загадочными. Потом, когда переливающийся серебристый свет мерк, и загорались огни, асфальт становился розовым. Оранжевые фонари горели на фоне ярко голубого неба, розовеющего на западе. Тьма сгущалась во дворах, парках, в тёмных закоулках города. Чёрными, распростёртыми крыльями парили над башнями города облака. Город устремлялся к небу множеством башен доходных домов. Он тянулся в высь, и Марго чувствовала это его стремление. Тянущий душу, изысканный петербуржский модерн сверкал изразцами, плёл узоры из чугунных решёток, показывал птиц, зверей и изящных девушек модерна. Город околдовывал, причинял страдание и восхищал своей красотой. Маргарита была совершенно измучена ею. Она не могла передать того, что видела, в своих рисунках. Она даже не могла показать этой красоты своим знакомым. Для того чтобы видеть это, надо было обладать чем-то таким, что было у Саши, что сейчас есть у неё. Красота открывает свою сущность далеко не всем. Её можно увидеть только глазами духа, глаза же человеческие бессильны. Город показывал ей свою сущность в образах. Эти образы проступали сквозь материю, одушевляя и одухотворяя её. Она задыхалась, она хотела видеть Сашу. Один раз посмотреть ему в глаза и увидеть.... Что можно увидеть в глазах человека? Всё. Абсолютно всё! Желание быть с ним было невыносимым, нестерпимым, и если бы ради этого нужно было бы продать душу дьяволу, она бы её продала с радостью. Её собственная душа ей не повиновалась, то, что владело Маргаритой, было гораздо сильней её самой. То, что владело ею, сливалось с красотой жизни, было её частью, и это что-то не повиновалось законам человеческим, морали человеческой, человеческому разуму. Оно было и у тех людей, что сотворили красоту города по своим законам, законам духа, видящего, созидающего и одновременно разрушающего всё, что было ему чуждо. Она творцом не была? Почему? Чего не хватало ей? Мастерства? Смелости? У неё не было ответа.
   Маргарита добиралась домой с большим трудом. Метро закрывалось в двенадцать. Один раз она ночевала у маминой сестры, брат был, как всегда, на гастролях, его жена с дочкой на даче. Она сказала тётке, что ходила в театр и не успела попасть в метро до закрытия. Марго как-то раз сводила и её в Маринку на Парсифаль. Опера закончилась поздно. Они шли из театра пешком, почти час, до самого дома тётки. Это было прекрасное приключение, целый поход по ночным, залитым каким-то потусторонним, ирреальным светом улицам. Музыка не покидала её, она звучала, она продолжала жить в ритмах зданий. Она "играла на клавишах" колонн. Роскошное действо сменилось неповторимой красотой тающего в этом свете, похожего на призрак, города. Его декорации менялись одна за другой, скульптура оживала, маски следили за ней слепыми глазницами, поблёскивала вода каналов. Как удивительно счастливы люди, живущие в мире одухотворённой красоты! Маргарита думала: "Пусть я умру, сойду с ума, только пусть со мной это будет, будет всегда. Она даже хотела смерти потому что то, что она чувствовала, было не из этой жизни. Оно исходило из безвременья, из вечности, из того сияющего красотой света, где, может быть, будет ждать её Саша.
  
  
   2
  
   Маргарита не теряла времени даром. Она учила английский. Учила упорно и то, что раньше казалось ей невозможным, давалось теперь без труда. Она почти все заработанные деньги истратила на курсы. Конечно, язык за три месяца не выучишь, но подучить можно, а дальше она будет доучивать его сама. Она сможет.
   Марго всё-таки нарисовала несколько хороших рисунков. Это были её рисунки, но в них было что-то, что ей не принадлежало. Ей казалось, что Саша рисовал вместе с ней. Глупо, конечно. Он так никогда не рисовал. Её рисунки! Господи! Если бы раньше она могла так видеть, её жизнь не пропала бы даром. Сколько прекрасных вещёй она могла бы сделать! Почему это пришло так поздно? Лучше поздно, чем никогда. Но, что мешает ей рисовать теперь? Что происходит? Почему она не в состоянии выразить то, что чувствует, ту скрытую сущность вещей, что прячется под грубой маской материи? Раньше она рисовала так, как рисуют женщины; красиво, изящно, старательно и .... поверхностно, не выявляя внутренней сущности предметов. Ей нравились то, что она делала, потому, что она не чувствовала, не видела той, другой, скрытой от большинства людей красоты. А теперь, это уже были новые рисунки. Глядя на них никто не скажет - "бабья живопи'сь", и всё же, это были её работы, никто кроме неё так бы не нарисовал. Для того чтобы прекрасно рисовать поверхности предметов нужно быть профессионалом, а вот выразить прекрасную сущность вещей может только художник. Умели делать это художники возрождения, иконописцы, античные скульпторы и архитекторы, да и некоторые другие тоже. А она..., почему у неё так редко это получается? Она сразу видит, где это есть, а где всего лишь жалкие потуги несчастных людей потративших свою жизнь впустую. Может и к лучшему, что не затолкали её родители в какой-нибудь творческий вуз, что не стала она очередной дамочкой отирающейся возле искусства. Не нужно туда лезть таким, как она. Даже теперь не нужно. Ей нечего сказать. Она видит то, что сделали другие, но самой ей сказать нечего. Для того чтобы быть художником мало видеть, надо ещё знать и чувствовать, что ты хочешь сказать. Даже мало знать и чувствовать, надо чтобы эта мысль и чувство тобой владели. Ею владеет то, что она не в силах высказать.
   Саша рисовал мало. Ему было трудно. И всё же он кое-что успел сделать, а она - ничего.
   Отпуск у Лёни уже закончился, а он не давал о себе знать. Он не звонил. Ну и что из того, что он позвонит? Что она будет делать? Денег нет даже на то, чтобы оформить загранпаспорт. Маргарита, несмотря ни на что, продолжала учить английский на работе. Кто-то "настучал шефу". Но шеф сказал: "Молодец, продолжай в том же духе".
   Наконец Лёнечка позвонил. Обещал, подъехать завтра после работы. Марго обрадовалась страшно. Она пробовала его расспросить о рукописи, о Саше, но он оборвал её на полуслове и буркнул: "Разговор не телефонный". Что-то пошло не так, подумала она и выдохнула медленно сквозь почти сжатые губы.
   Весь вечер и следующий день Маргарита провела в лихорадочном возбуждении. "Неужели ему было сложно сказать хоть что-то, - думала она -
  конечно, этот Лёня даже представить себе не может, что с ней творится: "Литератор хренов! Да он вообщё непробиваемый, бесчувственный от природы. И бабы на него вешаются, как на деревянного идола, даже за мужика не считают, подружка по жизни и сексу".
   Лёня приехал к ней в шесть часов, и раздражение Маргариты прошло мгновенно. Рассказ Лёни её испугал, но не очень. Она предполагала нечто в этом роде и была к этому готова. Маргарита подумала с сожалением о том, что ей пришло в голову обижаться на своего друга и думать о нём плохо. За себя она не боялась. Чего ей бояться? Смерть неизбежна, а жизнь без Саши на тот момент для неё не имела смысла, но подвергать опасности жизнь и здоровье других людей она не имеет права.
   Лёня к ней, как к женщине, никакого интереса не проявил. "Может, утопление так повлияло на него", - подумала Маргарита. Всё, что узнал Леонид, замыкалось на Франсуа Ренье. Даже имя автора рукописи оставалось неизвестным. Дата. Но даты мало. Кто он был: француз, немец, голландец, итальянец? Чёрт его знает. Ничего неизвестно. Надо ехать к Ренье, найти его, если он жив, конечно. Судя по всему, никто со мной об этой книге разговаривать по телефону не будет".
   Леонид даже от еды отказался, ему явно не хотелось оставаться с ней наедине. Жаль. Маргарита соскучилась, одной невесело. Сама она наверно виновата, что после этой поездки между ними что-то разладилось.
  
   3
  
   Леня позвонил ей неожиданно через день. Сказал, что надо встретиться. Маргарита обрадовалась. Она долго готовилась к его приходу, прихорашивалась, купила вино, но все её старания пропали даром. Лёня приехал к ней из-за Саши. Сама она ему была не нужна.
   - Я встретил Марину в метро, - начал он прямо с порога, - рассказал ей не всё о рукописи, а так, кое-что. Спросил её о бумагах мужа, где они ещё могут быть. Она сказала, что Александр не был с ней прописан. У него есть своя квартира, В этой квартире она не хочет бывать, ей трудно, она потом чувствует себя совершенно разбитой. Ей нужно взять квитанции на оплату у соседей, они их забирают из разбитого почтового ящика, чтобы не пропали, а она не может себя заставить туда поехать. В квартире жила Сашина мама, но она умерла ещё до его исчезновения, вот Марина и оплачивает жильё в надежде, что Александр вернётся. Собственно говоря, если он не вернётся, приватизированная квартира достанется ей. У Саши больше никого нет, она и должна её оплачивать, но.... Марина заплакала, потом опять разозлилась, в общем, ей не до наследства. Она дала мне ключи и попросила забрать квитанции у соседей, проверить всё ли там, в порядке, и заодно просмотреть бумаги Саши, а квитанции принести ей вместе с ключами. Я сказал, что мне без неё ехать туда неудобно, но Марина меня успокоила - красть там нечего. Так, что собирайся. Поехали. Я тебя долго ждать не буду.
   - Я поесть приготовила, Ты бы хоть поел после работы.
   - Я только что поужинал. Не можем же мы по ночам соседей беспокоить.
  "Молодец, Лёнчик, не боится даже после таких приключений в Египте в это дело лезть! В чужую квартиру соваться даже ей сложно, а он ничего, ему не страшно", - подумала она.
   Маргарита собралась мгновенно. В машине сидела, как пришибленная. Она думала, что если войдёт в Сашину комнату, то сойдёт с ума, умрёт. Она не может ехать туда так же, как и Марина. Для неё всё это - ещё большая пытка.
   Его дом - хрущовка на Ленинском проспекте. Зелёный двор. Пятый этаж. В тесной маленькой квартирке воспоминания обожгли Маргариту огненным смерчем. Какой-то предмет, какая-то тень, какие-то странные ощущения, возвратили её в прошлое. Иллюзия возвращения была полной, абсолютной, как будто время спеклось, в опалившем её огне, и уже невозможно было отличить прошлое от настоящего и будущего. Времени не было. Безвременье накатывало огненной волной, в которой все чувства испытанные ею прежде, все мысли её, всё, что было в её жизни - абсолютно всё слилось воедино в жгучий поток боли. Нестерпимое, непереносимое страдание сводило её с ума. Душевная боль, ощущение безвозвратной потери, прощание с жизнью и дыхание смерти сжигали душу. Но Маргарита жива, тогда почему чувствует она то, что можно почувствовать разве что только после смерти. Саша умер! Наверно он умер. Его душа сейчас терзает и мучает её душу. Она видит её глазами, чувствует её чувствами и думает её умом.
   На стенах висели его картины. Некоторые из них она помнила. Стоял его старый секретер, обычный секретер шестидесятых годов, а на нём та же вазочка для карандашей, что и раньше. Там были те же стулья, старый платяной шкаф, такой же убогий, как и вся обстановка квартиры. Только картины и рисунки Саши, красивая, не очень дорогая, бронзовая дореволюционная люстра, да шкафы с книгами вдоль стен одушевляли пространство. Здесь витал его дух, обволакивал её, доводил до изнеможения.
  Лёня сказал:
   - Ничего себе рисуночки! Деревья, парк какой-то, дома - всё как у всех, только знаешь, они как будто из преисподней, как живые существа страдающие, кающиеся, не находящие выхода. Мистика какая-то. И нарисовано без выкрутасов. Ничего не понимаю! Как он этого добивался. Ведь мог бы великим художником стать. Хотя..., сейчас... кому это надо...
   Лёня пытался в письменном столе найти хоть какие-то бумаги, проливающие свет на его исчезновение. В квартире действительно нечего было красть. Книги ничего не стоили в перестройку, Сашины картины и рисунки тоже, разве, что люстру можно было продать, да и то не за большие деньги, всё остальное - просто хлам.
   Марго сидела в углу на стуле неподвижно, как каменная. Комната была пыльной, запущенной, грязные окна, чёрная, как сажа, пыль на подоконнике, паутина в углах и на люстре, тонкие её нити свешивались с потолка.
  "Господи, как страшно и больно жить!" - Маргарита сжалась в комок от горя. В квартире было душно. Она положила руки на стол и вся перепачкалась в пыли. Наверно стул был не чище.
   - Помоги мне, чего расселась, - ругался Лёня, - мне что, одному что ли надо?
  Он не замечал, что с ней творится.
   - Да, да....
  Она встала, подошла к полке и стала одну за другой просматривать книги.
   - Маргаритка, ну-ка, посмотри, что я нашёл.
  Он держал в руке запечатанный почтовый конверт без адреса. Марго разорвала конверт, развернула сложенный лист и стала читать:
  
   Если ты найдёшь это письмо, значит, меня, наверно, уже нет в живых. Не переживай, не плачь. Люби меня даже мёртвого, ведь ты всё равно разлюбить не сможешь! Не уходи из моей квартиры сразу, посиди немного, завтра будет выходной. В папке за книжным шкафом слева от окна лежат мои рисунки, забери их с собой. Вспоминай меня почаще. Ты не держишь на меня зла, я знаю, а поэтому не прошу прощения. Да, никогда ничего не бойся. Я не прощаюсь. Все мы увидимся когда-нибудь, наверно.
   Саша.
   - Кому это письмо? - спросил Лёня.
   - Не знаю. Тут нет имени.
  Она повертела листок, потом конверт, заглянула в него. Пусто.
   - Тому, кто найдёт, что ли? - Лёнечка усмехнулся.
   Лёня заглянул за книжный шкаф. Там, среди паутины и пыли действительно что-то находилось похожее на пачку картонных листов. Это была большая папка, какую часто носят с собой художники: старая, картонная с каким-то неопределённым, коричнево-тёмно-зелёным узором, с верёвочками и сбитыми углами.
   Лёнечка понял, что лучше ему сейчас выйти. Наконец то он заметил, что Маргарите явно было не до него.
   - Я за квитанциями в соседнюю квартиру зайду, потом за пивом сбегаю, а ты тут посиди. Слушай, тебе плохо не будет, ты как-то не в себе?
   - Нет.
   У Маргариты не было сил разговаривать, у неё даже не было слёз, она окаменела окончательно. Стемнело, а она сидела и не могла пошевелиться. Маргарита потеряла счёт времени. У страдания свой отсчёт, своё мгновенье, своя вечность, оно распоряжается временем, как хочет.
   Пришел Леня, зажёг свет. Маргарите стало ещё хуже. Она машинально взяла большую пыльную папку и вышла на лестницу. Лёня закрыл дверь. Они молчали всю дорогу. Наконец Леонид сказал: "А ведь завтра суббота, выходной. Чертовщина какая-то. Не надо было туда ехать. Пусть бы лучше Марина сама с этим разбиралась, всё равно, ничего касающегося исчезновения Александра там нет". Марго молчала.
   Лёня высадил её возле парадной. Она вошла в квартиру и заплакала. Марго даже не взглянула на Сашины рисунки. Она так и заснула в слезах.
   Утром Маргарита проснулась и опять разревелась. Слезы текли, бесшумно и бесконечно. Наверно так можно выплакать глаза. Она хотела посмотреть рисунки и не могла. Она боялась нового потрясения. Она решила, что посмотрит их днём. С утра ей всегда плохо, потом станет лучше. Она включила радио и не смогла его слушать, музыка захлестнула её новым приступом душевной боли. Марго выключила приёмник. Папка с рисунками мучила её. Её нужно открыть, она должна посмотреть что там. Но если она её откроет... Это невозможно, она умрёт, у неё остановится сердце. Она не может...
   Что мучает её, что обжигает её душу? Что заставляет страдать и мечтать о смерти? У неё нет причин для переживаний. Всё это было давно. Какое дело ей до Саши? Что с ней? Что владеет её душой? Бес? В неё вселился бес, но она не бесноватая. Значит она сумасшедшая, но она этого сумасшествия хочет. Нет, не хочет! Или всё-таки хочет? Как только ей становится легче, она замирает от страха, что эта боль покинет её, и она будет жить, как все, как раньше. Такое сумасшествие лучше в тысячу раз её тупого прозябания. Она должна быть безмерно благодарна Александру. Если бы не он, она никогда бы не поняла, что значит жить, потому, что жизнь и прозябание - не одно и тоже.
   Маргарита сходила в магазин. Постаралась поесть, но не смогла. Она слишком нервничала, папка с рисунками не давала ей покоя, и Маргарита наконец, открыла её.
   С ней ничего не случилось. Ничего сверхъестественного там не было. Просто рисунки. Сюрреализм какой-то или реальность - не поймёшь, не определишь. Там были люди, похожие на птиц, страдающие, одухотворённые, раскинувшие руки. И ещё зимний лес, освещённый луной, и тень, такая же, как та, что видела она у окна в страшном, бесконечном коридоре академии. Значит, её она видела на самом деле, ей не померещилось, или им мерещится одно и тоже. Тень не была человеческой. Что-то зловещее было в ней. Тень дьявола, тёмного демона, черная тень без лица. Пережитый Маргаритой в ночной академии страх коснулся её опять, каким-то ледяным холодом дохнуло от рисунка Саши. Были ещё какие-то печальные, пустынные пейзажи, сквозившие тоской, деревья, страдающие, как люди, с прихотливо и печально изогнутыми ветвями. Корни дерева ожившие, причудливо извивавшиеся клубками змей выходили на поверхность и снова уходили в тёмный тартар. На одном из рисунков стояла огромная ель в засыпанном снегом лесу, Марго почувствовала её огромность, холод и пустоту небес с редкими звёздами, как будто чужими этому небу. Рисунки с того света. Так не рисуют живые люди, так, наверно, рисуют мёртвые. Но ведь она всё это чувствовала, видела, или ей кажется, что она видела. Саша Гений! Так рисуют гении. На каком свете видят они всё это, кто знает?
   Маргарита долго сидела, тупо глядя перед собой. Это письмо - очередное издевательство над теми, кто его любит или.... За что? За что ей всё это? Ей было плохо, она мечтала о смерти, тень дьявола нависла над ней тоской и безумием мёртвого мира.
  
   4
  
   Лёнечка поехал к Кате в Вырицу в субботу. Пробок не было, и он довольно быстро добрался до Оредежи. Странное место Вырица. Прохожие ходят по улицам, как хотят, машины тормозят и плетутся за ними еле-еле. Так никогда не ездят в городе даже во внутри дворовом пространстве. Всюду растут вековые сосны, а среди них прячутся домики. Дома сменяются участками леса. В этих лесочках попадаются площадки вытоптанные детьми, самодельные качели. Удивительный это был посёлок, где время меняло свой бег и начинало течь медленнее. Он довольно долго искал Катину улицу. Ее дом оказался не на самом берегу реки, но очень близко от него, на соседней улице. Обычный деревянный дом, не очень большой и не маленький, выкрашенный желтовато-бежевой краской, с белыми наличниками и верандой, с какими-то кособокими сараюшками на задворках, немногочисленными грядками, высокими соснами и несколькими яблонями. Участок был большой, примерно половину его занимал не дом и не сад, а маленький уголок самого настоящего леса, с темными высокими елями, огромными берёзами, соснами и кустиками черники.
   Лёня бибикнул, и Катя вышла на крыльцо, как будто ждала его всё это время.
   Родителей дома не оказалось, они уехали за покупками в город. Катя повела его в дом. Маленькие комнатки, крошечная кухня. Всё очень аккуратно покрашено масляной краской, в комнатах на стенах были незамысловатые обои. Обычный, небогатый дом без претензий.
   - Есть хочешь? - спросила Катя.
   - Нет. Жарко, я в своей "консервной банке" совсем изжарился, пошли на улицу.
   Во дворе на зелёной травке в тени стоял деревянный крашенный стол и скамейки. Пахло хвоей, лесом, цветами.
   Катюша принесла зелёный, только что сорванный салат, свежую ярко-розовую редиску, отварную картошку, щедро посыпанную укропом и щербатый кувшин с морсом. На скамейке лежала книга и колода карт. На веревке висело полотенце, купальник и старое покрывало. Леня снял сандалии и почувствовал под ногами прохладную нежную, как китайский шёлк, траву.
   - Как у тебя хорошо. Зачем тебе Египет.
   - Но ведь здорово было в Египте, и море, я ведь моря никогда раньше не видела.
   - А Татьяна тоже из Вырицы?
   - Нет. Она в Купчине живёт.
   Лёня вдруг неожиданно и ясно осознал, что приехал домой и никуда отсюда уходить не хочет. Если есть счастье, то живёт оно здесь, в этом доме под этими деревьями.
   Они купались в ледяной реке с коричневатой, прозрачной водой. Ночи были холодными, и вода не прогрелась. Они загорали на выбитой множеством ног траве, ходили босиком по тропинкам, усыпанным битым стёклом, играли в карты, а потом, поехали на машине посмотреть на дачу купца Елисеева. В ней был какой-то развалившийся во время перестройки научно-исследовательский институт. Дом стоял на высоком Оредежском берегу и медленно разрушался. Стены его были похожи на фантастические ковры, сотканные из разноцветного гранита. Удивительный, мистический модерн, даже здесь, в этом забытом углу, потрясал воображение. Они опять купались в Оредеже, а потом ещё в какой-то другой деревенской речке, такой же холодной и тёмной. Они увидели возле дороги мужика с корзиной, остановились и купили у него живых раков. Раки шелестели в мешке с крапивой. Катя хотела их выпустить, но не знала куда. В Оредеже вода стала грязной, погибли все двухстворчатые моллюски, а уж раки там давно не жили. Наконец Лёня остановился возле небольшого ручья и они долго пробирались в камышах к воде, проваливаясь в болотную коричневую жижу. Раки благополучно вернулись в родную среду обитания, а они поехали дальше, исцарапанные болотной травой, грязные, но очень довольные.
   Расстались они вечером, уставшие и счастливые. Лёня ехал в город по освещённым розовым, меркнущим светом дорогам среди бесконечных лесов и полей. А потом, уже в темноте, летел по ночным, пустынным улицам, среди сверкающих огней, и над ним на ярко синем, чернильном небе горел огромный золотой "бубен" луны. Ночь была так хороша, воздух удивительно прозрачен, казалось, что его можно разбить, как стекло. Асфальт был сух, свет фонарей дробился в Фонтанке. Жара спала, в окно машины влетал свежий ночной воздух, и ему хотелось жить, дышать и чувствовать весь этот мир, который он увидел совсем другим - неожиданно ярким и новым.
  
  
  
   5
  
   Маргарита упорно готовилась к поездке. Она больше не искала лихорадочно Сашу по городу, но она искала то же, что и он - наслаждение и страдание, слитое в красоте города, в музыке, в живописи, в поэзии - в магии искусства. Собственно говоря, это и было их настоящей, подлинной и не разделённой в юности любовью.
   Марго позвонил отец, сказал, что скоро отдаст ей пять тысяч долларов, что дом продавать он не будет, оставит себе. Пять тысяч долларов в то время считалось огромной суммой. Что ж, отец решил откупиться от неё по-царски.
   Маргарита думала о том, что надо бы ей посидеть в библиотеке, почитать что-нибудь на интересующую её тему. Собственно говоря, на какую тему? Имени автора рукописи она не знает, не знает, кем он был, что изучал. Она знает только дату - 1526 год. Всегда были запрёщённые рукописи и в буддизме, и в католицизме, и в других религиях. Существовали в старых монастырских библиотеках специальные ниши в стенах, что-то вроде тайников, где посвящённые прятали эти книги от непосвященных. Сейчас многое из того, что раньше считалось тайным, стало известно всем, например; книги Коперника, тибетские Книги Мёртвых, Кабала и т.д., и т.п. Что изменилось после их опубликования? Да ничего! Хорошая библиотека - сокровищница знаний - бери, сколько хочешь. Стоят ряды книг - бесчисленное количество мыслей и идей, выстраданных человечеством. Знания - вот они, и если поискать, найти можно всё. Мало кому это нужно. Живут люди простой человеческой жизнью; работают, влюбляются, женятся, заводят детей, накапливают горы барахла, держатся за него, а потом уходят навсегда бесславно и безвестно, как тысячи других, населяющих мир живых существ.
   Ради чего Саша искал эту рукопись? Очередное эзотерическое откровение? Высохшая рука держит весы, уравновешенные назло здравому смыслу. Чем для неё закончится погоня за тенью вопреки логике и обывательскому разуму? Тем же чем и для Саши? В конце концов, для всех все заканчивается одинаково.
   Марго решила отправиться библиотеку. Придётся почитать что-нибудь о гербах и символа того времени. Хотя, для символов не существует времени, они вне времени. Как мало она знает! Ей нужно наверстать упущенное. Почему эта любовь вернулась к ней так поздно, почему она вернулась тогда, когда Саши уже наверно нет на свете? Нет, он есть! Она его найдёт, и будет соответствовать ему. Она доросла. Она может всё. Он её любит, она чувствует это, ощущает его присутствие. Маргарита его не предаст. Она должна его найти живым.
   Несколько дней, проведённых в различных библиотеках, ничего не дали. Она узнала много новых интересных вещей, но это никак не помогло ей в поисках Саши.
   Девяти конечная звезда - скореё всего символ "Девяти даров духа". Взвившиеся змеи, вставшие на хвосты в алхимии - символ опасности, а ещё они олицетворяют мудрость, энергию, знания и многое, многое другое.
   Шары на щите, такие же, как на гербе Медичи, а там их шесть, а не три - это просто таблетки, лекарства.
   Сама фамилия Медичи и эти шары говорят о том, что их предки когда-то были врачами. Скорей всего автор рукописи тоже имел отношение к медицине. Или он намекал на излечение души? Наверно он или его предки жили в Италии, может быть во Флоренции, ведь Манетто говорил, что этот герб похож на герб Медичи. Она не нашла в гербовниках ничего хоть отдалённо напоминающего то, что увидел Манетто на развороте рукописи чернокнижника, а это значит, что фамилия автора остаётся неизвестной. В публичную библиотеку на Невском её, пожалуй, не пустят, высшего образования у неё нет. Можно, конечно попробовать пройти по разовому пропуску. Она нашла паспорт в сумочке. Скорей всего этот герб не фамильный, а так, просто предупреждение для читателя. "Дары духа" на фамильных гербах не изображали, она таких гербов не нашла. Марго не видела самого рисунка, Манетто мог напутать, можно только попытаться догадаться, как он выглядел на самом деле.
   Весы, изображённые в книге - символ справедливости, но в данном случае - это, скорей всего, символ несправедливости, очередное предупреждение. А эта высохшая рука, толи сатаны, толи смерти, толи чёрт знает кого? Марго открыла книгу, наполненную древними символами и пояснениями к ним. Она сразу же вспомнила об истории "Кунты" новой йоги символов. Была когда-то такая небольшая группа студентов в Питерском университете, человек пятнадцать. Ходили о ней легенды среди любителей психоделии. Ребята поселились в какой-то затерянной в лесах деревне в Карелии. Они разработали систему медитации на символах и стали магами. Сосредоточившись на странных рисунках, они научились соблазнять женщин, лечить безнадёжные болезни, спасать утопленников. Они фанатично стремились к эзотерическим знаниям, использовали любые наркотики, голодание, галлюциногенные грибы. Всё это было ещё до Перестройки. Ребята прикоснулись к запретным символам. Один из членов "Кунты" говорил, что медитируя на них мгновенно перестаёшь существовать. В них легко войти, но трудно выйти. Человек не помнит, кем он был, прошлое превращается в обрывки сновидений. Человек находится за гранью безумия - в вакууме, из которого нет выхода. Члены группы умерли все или почти все, к началу 90 осталось два или три человека. Умирали в основном от передоза, но были и другие причины, ещё более страшные. Марго воспринимала это, как чистый бред, детские страшилки, но сейчас, рассматривая загадочные рисунки в толстой книге, почувствовала беспокойство, смутное влечение, притяжение, страх и восторг. Она выдохнула так, как будто остужала огонь, обжигавший её. Что-то похожее испытывала она, глядя на некоторые гравюры Дюрера, Доре, рисунки Микеланджело и некоторых других художников. Мурашки побежали по коже.
   Чёрт! Нужно найти Франсуа Ренье! Без него не обойтись. Пора делать иностранный паспорт. Зарплата будет на следующей неделе, нужно собирать справки.
   6
  
   Маргарита на работе красилась, делала маникюр - корче пыталась убить время. После обеда она, наконец, смогла уйти. Она решила пройтись по Невскому. Ветра не было, пригревало осеннее солнышко. Вот он, интересующий её дом на углу улицы Гоголя и Невского. Образцом для него послужил дворец Медичи во Флоренции. Невесёлым, однако, было возрождение. Огромный, облицованный тёмно серым гранитом, мрачный дом напоминал крепость - добротная работа. Да тут не один герб! Маргарита, наконец, нашла то, что искала - выпуклый щит с шарами. В книге он выглядел иначе. Люди ленивы, они не хотят знать историю. Дворец Медичи был таким, каким и должен был быть. Возрождение было временем захватчиков, переворотов, восстаний, прелюбодеяний, кровосмесительных связей, садизма и насилия. Страшное было время. Однако именно оно было периодом невиданного расцвета искусства, философии, науки, алхимии и .... инквизиции. Не средневековье, а Возрождение стало её апофеозом. Автор рукописи, был современником Леонардо да Винчи, Микеланджело, Цезаря Борджа, Савонаролы, Екатерины Медичи и многих других удивительных людей. Сколько же их было; великих художников, государей, кардиналов, пап! Может быть, он был знаком с кем-нибудь из них, а может быть, и нет. Судя по описаниям Манетто - автор рукописи итальянец, так что возможность не исключается.
   Она вспомнила книги, прочитанные о возрождении, о Медичи, заливавших кровью непокорные города, о монахинях, читавших "Декамерон" и предававшихся оргиям, о грязных стоках в которых находили детские скелеты, как последствия этих оргий, о церквях, где пьянствовали и пировали, а перед чудотворными иконами развешивали по обету изображения половых органов, исцелённых этими иконами, о герцоге Альфонсе прогуливавшимся голышом среди бела дня по Ферарре. Она вспомнила о папах - гуманистах, покровителях возрожденческих искусств и наук. Большинство из них имело множество незаконно рожденных детей. Были они у папы Пия II, Иннокентия VIII, Юлия II, Павла III. Некоторые из них и сами были незаконнорожденными, как папа Климент VII сын Джулиано Медичи.
   Папы похищали чужих жён, кардиналы открыто сожительствовали с женщинами, поддерживали отношения с куртизанками, одну из которых - знаменитую Империю, Рафаэль изобразил на своём Парнасе в Ватикане.
   В то время довольно часто папами и кардиналами становились маленькие дети, и это никого не удивляло.
   История городов Италии это - история погромов, изгнаний, уличных боёв, отравлений и прочих убийств, это история кондотьеров, предводителей наёмных отрядов, за деньги служивших тем или иным городам. Многие кондотьеры захватывали итальянские города и становились родоначальниками династий. От этих кондотьеров вели свою родословную Висконти и Сфорца.
   Бернабо Висконти прославился тем, что построил огромный дворец, где жили 500 громадных псов. В случае смерти одного из них, гражданин на содержании которого он находился, отправлялся на эшафот. Любовью к псам прославился и племянник Бернабо, свергший своего дядю и заточивший его в тюрьму. Собачки племянника разрывали людей на части.
   Марио Сфорца закапывал людей живьём. Его даже обвиняли в отравлении своей матери, и, в конце концов, он был убит заговорщиками в церкви. Брат Марио Людовико Моро отравил своего племянника. Он не брезговал интригами и тайными убийствами. При его дворе долгое время жил и работал Леонардо да Винчи.
   Большинство из этих убийц и прелюбодеев были людьми образованными, знатоками античной литературы и философии, тонкими ценителями, живописи и архитектуры. Многие из них были меценатами. Благодаря ним мы можем любоваться великими произведениями искусства, созданными в то время.
   Марго вспомнила неаполитанского короля Ферранте, который вошёл в историю, как умный политик и неутомимый работник. Был, правда, за ним грешок: он сажал своих врагов в клетки, откармливал их, издевался над ними, а затем отрубал головы и засаливал их тела. Мумии Ферранте одевал в роскошные одежды, рассаживал у себя во дворце в отведённой для этого галере и предавался там приятным воспоминаниям. Этот король отравлял в церквях чаши со святой водой, убивал у себя на пирах гостей прямо за столом и насиловал женщин.
   Марго просматривала книги в читальном зале библиотеки, вглядывалась в портреты людей того времени и не понимала, почему все молчали. Страх. Только страх за свою шкуру, и больше ничего... Неужели уже тогда люди перестали верить в Бога? Возможно, они и не начинали в него верить, но лучше в это не лезть, не касаться "скользких" религиозных вопросов.
   А Папа Александр VI (Родриго Борджиа), его сын Цезарь Борджиа и дочь красавица Лукреция Борджиа, чей портрет украшает стены Ватикана! Это семейство известно всем. Лукреция действовала в интересах семьи, выходила замуж, безропотно принимала убийства мужей, рожала детей, не зная точно от отца или брата, боролась с сифилисом и снова выходила замуж за следующего кандидата в покойники. Папа устраивал оргии, торговал должностями, ни один кардинал не был назначен им, не заплатив за это.
   Цезарь Борджиа был уж совсем сатанинским злодеем. Убивал всех, кто служил ему помехой: брата, кардиналов, мужей понравившихся женщин. Он обезглавливал, травил ядом. Иоганн Бурхард, епископ Читта ди Кастелло, который являлся папским церемониймейстером, педантично записывал все, что происходило в Ватикане. Вот только одна выдержка из его трудов: "Величайшим наслаждением для него (Цезаря Борджиа) было лицезрение человеческой крови. Так же, как некогда император Коммод, он жаждал все новых и новых убийств, чтобы удовлетворить свою тигриную породу. Однажды он приказал оградить площадь святого Петра, согнав за ограду военнопленных - мужчин, женщин, детей. Сидя верхом на породистом скакуне, вооруженный, он носился по площади, усеивая её трупами, в то время как святой отец (Папа Александр VI) и Лукреция любовались этим зрелищем с балкона".
   Отец и сын Борджиа отравились по преданию вином, приготовленным для убийства сразу пяти кардиналов. Цезарь выжил, а папа нет. Преступная слава? Этот самый Цезарь Борджиа был для Макиавелли образцом идеального государя. Макиавелли восхищался его целеустремлённостью, энергией, волей, беспощадностью, железной логикой и умением молчать.
  Леонардо да Винчи жил при его дворе в качестве военного инженера. Там он и сделал свои наброски с его головы.
   Что лучше: деньги, слава и власть или безвестное, нищенское существование? Каждый выбирает то, что хочет или может. Похоже, мораль, нравственность и совесть - всего лишь узда, придуманная для бедных.
   Прославился своими "подвигами" и Феррарский дом Эсте. На службе у этого дома в качестве наёмного убийцы находился, как говорят, Николо Аристо, отец знаменитого поэта. Здесь происходила настоящая война между незаконными и законными наследниками и ближайшими родственниками. Отрубали руки, выкалывали глаза, сажали в клетки. Ферара в то время считалась одним из самых благоустроенных и культурных государств Италии, двор Феррары служил образцом для всех европейских дворов.
   В то время трудно было выжить учёному без покровительства? Где работал автор рукописи? А может, он никогда не был в Италии, а жил во Франции, или в какой-нибудь другой стране, а все эти гербы, сложенные из символов - тайный ключ для потомков. Что пришлось пережить этому человеку? Что пережили его наследники, и остались ли они у него теперь? Кто ещё ищет эту чёртову книгу, проклятую сотни лет назад?
   Маргарита хорошо помнила портреты Леонардо да Винчи: утончённыё, умные лица женщин и среди них портрет Изабеллы д΄Эсте. Может быть, им были написаны и Моро, и Сфорца? История не сохранила сведений об этом. Марго хорошо запомнила три наброска Цезаря Борджиа. Красивая борода, интересное лицо. Похож на моджахеда. Такому, как он, голову отрезать - раз плюнуть.
  Каким он был на самом деле? Наверно, таким и был. Где, правда, где вымысел? Мы знаем, что они, эти люди, жили когда-то, оставили свой след в истории, оставили в этом мире своё добро и своё зло.
  
   7
  
   Прошло несколько дней, и Марго решила опять зайти в библиотеку. Может быть, это поможет ей что-то понять, подскажет ей новое направление в её поисках. Паспорт есть - разовый пропуск обеспечен.
   Она взяла несколько альбомов по искусству и стала рассматривать лица знатных людей, запечатлённых великими художниками. Вот парный портрет работы Пьетра дела Франческа. Батиста Сфорца и Федерико да Монтефельтро, герцога и герцогини Урбинских. Бесчеловечные застывшие лица на фоне отрешённых от всего мирского светлых, теряющихся в дымке пейзажей. А вот и мужские портреты: суровый Карло Медичи, полное неглупое и безвольное лицо папы Льва Х (Джованни Медичи) - второго сына Лоренцо Великолепного. Папа Лев Х торговал индульгенциями, за что подвергся критике Эразмом Ротердамским и Лютером. И, наконец, любимый портрет Марго, написанный Джоржо Вазари, здесь Лоренцо Великолепный похож на Сашу. Такое же измученное мудрое лицо, тот же подбородок, такие же руки. Они похожи и не похожи эти люди, которых разделяет почти пятьсот лет. У них разные лица, но в них есть глубокое внутреннее сходство, духовное родство. Лоренцо Медичи основал Платонову Академию, где получил свои первые навыки великий Микеланджело. Именно Лоренцо собрал вокруг себя величайших художников, философов и писателей того времени. Имя Лоренцо Великолепного осталось в веках, а имя Саши кануло в Лету, не оставив следа, может быть потому, что не было рядом с ним и не могло быть такого человека, такого мецената. Не то время! Но ведь Лоренцо казнил, он грабил города, покрывал кусками человеческих тел улицы, вешал заговорщиков на окнах монастырей. Тело Якоба Пацци, стоявшего во главе заговора против Медичи, было вырыто из могилы, уже разлагающийся труп с песнями волокли по улицам и, наконец, сбросили в реку. Живущие ныне потомки семейства Пацци, принимая журналистов в своём дворце в Неаполе, говорят о том, что их род жив, а Медичи исчезли навсегда.
   Гений и злодейство совместны. Что ж, Саша тоже был чудовищем, было в нём что-то такое нечеловеческое. Никаких нравственных ограничений он не знал, и вообще проблемы добра и зла его не волновали. Кстати, на скульптурном портрете у Лоренцо Великолепного сломан и изрядно изуродован нос. Чтобы скрыть это, на портрете, так волновавшем Марго, Лоренцо был написан в профиль.
   Вот портрет отца Лоренцо Великолепного - Казимо Медичи. Та же горечь, то же привычное страдание, та же глубина и ум. Иполито Медичи. уже не похож на мецената, духовный мир не отражён на портрете работы Тициано. Портрет дочери вице короля Неаполя Элеоноры Толедской с сыном Джованни работы Бронзино был хорош. Это жена Казимо I Медичи. Хороша дочь короля, застывшая и непроницаемая в своём мудром величии - настоящая королева. Марго нашла портрет Клода Лотарингского, герцога де Гиза работы Жана Клуэ. Этот герцог был сторонником Екатерины Медичи, французской королевы. Неразборчив в средствах, честолюбив - узкогубый, жёсткий, холодный, в лице мало человеческого, тип лица ненавистного Марго. И всё же, в уме ему не откажешь.
   Король Франции Генрих II на портрете Франсуа Клуэ не кажется слишком привлекательным, но и непривлекательным тоже. И рядом королева Мать в вечном трауре после смерти мужа, не потерявшая власть и гордость.
   Марго отыскала портрет Томаса Мора, великого утописта, нарисованный Гансом Гольбейном. "Утопия" была издана в 1516 году, раньше, чем появилась рукопись чернокнижника. А вот множество портретов Эразма Роттердамского, написанных всё тем же Гольбейном Младшим в разные годы. "Похвала глупости", - должна быть настольной книгой человечества", - когда-то говорил Ивлев. Марго подумала, что так её и не прочла. Вот гравюры Дюрера. Всё это уже было, в те годы, когда жил чернокнижник. Именно тогда появилось множество великих гуманистов, имена которых и сейчас не забыты. Она даже нашла гравюру 1550 года, на которой был изображён апостол Павел, пишущий свои послания. Из этого послания пришла к нам девяти конечная звезда "Даров духа". Саша сам говорил, что для того чтобы узнать многие тайны мироздания достаточно читать книги великих философов прошлого, книги великих религиозных деятелей и ещё... самому быть учёным.
  Зачем же он тогда стал искать эту рукопись, рисковать жизнью, если самые невероятные сокровища мысли рассыпаны по библиотекам? Неужели ничтожная крупица человеческой мысли - одна единственная книга стоила этого. А может, он и не придавал этой книге такого значения? Может, он и не думал, что ему придётся хоть чем-то рисковать?
   Лица других эпох. Лица привлекательные и не очень, приковывающие взгляд и отталкивающие. Кто же он автор проклятой рукописи? Кто был его покровителем? Как ему удалось выжить в этом опасном мире, оставить рукопись, которую продолжают искать даже почти через пятьсот лет после написания? Где искать её следы? Где искать родину чернокнижника? Италия? А если нет? Ответа не было. Во всяком случае, она сделала всё, что могла, чтобы выяснить это.
   Она вышла из библиотеки и решила пройтись по городу. Осколок огромного мира - Петербург. Чего тут только не было! Сколько стилей, сколько великих творений, силилось в нём в какую-то удивительную, непостижимую гармонию. Всё смешалось здесь: и Италия, и холод финского гранита, и Франция, и немецкий практицизм, и византийская роскошь, и греческая чистота стиля.
   Эх, Саша, Саша, погулять бы с тобой хоть раз по этим улицам, выпить кислого сухого вина на гранитных ступенях набережной Невы, помолится Богу в храме, сияющем кострами свечей. Город, как открытая книга, перелистывал страницы времени. Маргарита читала её, замирая от восторга.
   Жарко, работы мало, времени свободного полно. Маргарита шла по ещё не остывшему асфальту, нагретые стены дышали теплом. Город был живым существом. Марго ощущала его и жила одним с ним дыханием.
  
   8
  
   В субботу позвонила Марина:
   - Ритка, поехали купаться. Я тут в Токсово собираюсь. Ты что, кого-то завела? Я звоню, звоню, а тебя всё дома нет.
   - Никого я не завела. Я тут последнего любовника, похоже, потеряла, теперь сижу одна. Не люблю я купаться. А ты с мужем поедешь?
  Маргарита стеснялась своей худобы, плоской груди и почти полного отсутствия зада. То, что сейчас такая фигура в моде её утешало слабо. Загорать на всеобщем обозрении она не любила, плавала плохо "по собачьи" и воды побаивалась.
   - Нет, он с пацанами ремонт будет делать на кухне, а у меня аллергия на краску. А я забыла, когда последний раз купалась и загорала. Белая, толстая. Я ещё на два килограмма поправилась. Пивка купим, отдохнём. Поехали....
  Маргарита знала, что загар ей к лицу, да и на природу хотелось выехать. Она тоже забыла, когда последний раз купалась и загорала. Марго согласилась поехать с Мариной в Токсово.
   Над озером ходили облака, как пар над кипящим котлом. Дул свежий ветер, волны бежали почти как на море, одуряющее пахло соснами. В городе стоял зной, а здесь был другой мир, прохладный, свежий. На песчаных холмах спортивной базы Института Физкультуры было немного народу. Подруги пили пиво с бутербродами, загорали. Марго только на минутку зашла в воду, а Марина сидела в озере наверно больше часа. Она плавала, ныряла, наслаждалась волнами, ветром и водой. Солнце сверкало нестерпимым блеском, а потом пряталось за тучками, и сразу становилось холодно.
   Они гуляли по крутым дорогам среди сосен, вдыхая густой лесной воздух, взбирались на высокие холмы. Здесь, в лесу тоже царил зной. "Господи, объясни мне, - думала Маргарита, - почему человек, живущий в таком прекрасном мире, ничего не видит вокруг себя, не испытывает благодарности за счастье жить, видеть и чувствовать. Почему ощущение жизни пришло к ней так поздно, почему Саша, который так любил и чувствовал жизнь и так панически боялся смерти, ушел куда-то в небытие, в неизвестность и пустоту ради иллюзии или химеры. Живут же дикари в джунглях. Все считают их неразвитыми, необразованными. Но что может быть примитивней современного человека, который даже природы не чувствует, живет только ничтожными материальными интересами и ничего не знает и не хочет знать кроме самых примитивных ощущений и удовольствий?"
   Они приехали в город усталыми и счастливыми. О чём они говорили? Да так, ни о чём. Они вообще говорили мало.
  
   9
  
   Маргарита думала о Лёне: "Что пролегло между ними, что случилось, какая пробежала кошка? Он не испугался того, что произошло в Египте. Обидно, но Саша ему куда интересней, чем она". Лёня не звонил. Едва ли можно было объяснить его молчание стрессом. Он ей не нужен! Нет, нужен! Это тоже счастье, но не ей оно достанется. Во всяком случае, это было не одиночество. А если бы досталось ей? Почему же опять другой? Она и раньше знала, что их отношения кончатся ничем, и, всё равно, обидно. Марго мечтала о встрече с Сашей, мысль о нём владела ей постоянно, но почему её задело равнодушие Лёни? Откуда эта горечь? Наверно это горечь одиночества, ненужности, горечь от отсутствия живого человека рядом с собой.
   Маргарита вздохнула: "Надо учить язык, оформлять документы". Она нашла на Староневском туристическое агентство и договорилась об индивидуальном туре. Необходимо было оплатить медицинскую страховку, Шенгенскую визу, билеты туда и обратно, и гостинцу в Париже, минимум на трое суток. Всё удовольствие обошлось примерно в 800 долларов. Но это только то, что надо заплатить в агентстве, а то, что придется потратить там, было для неё загадкой. Правда туроператор оказался неплохим, ей дали путеводитель с картой Парижа, где была указаны самые необходимые сведения: стоимость метро и железной дороги, примерная стоимость обедов и завтраков в ресторанах и кафе, а также билетов в самые популярные музеи. В путеводителе она нашла необходимые адреса, куда можно обратиться в случае каких либо непредвиденных обстоятельств. Карта, правда, никуда не годилась, даже улицы на ней были указаны не все, далеко с ней не уедешь, ну да ладно, в Париже она купит новую.
   Маргарита договорилась с шефом об отпуске на январь месяц. Сначала она расстроилась, она торопилась, хотела пойти в отпуск пораньше. Беспокойство за Сашу было мучительным и не проходящим ни на минуту, но её держало плохое знание иностранного языка. Ехать с таким Английским - глупо! Не меньшей глупостью было надеяться на то, что за эти месяцы она выучит язык, на это нужны годы жизни. Нет у неё этих лет, но она сделает всё, что возможно и невозможно. То, что она затеяла - это полное безумие. Ну и пусть, она согласна быть безумной.
  
  
   10
  
   Отец положил доллары на сберкнижку Маргариты, а она подписала у нотариуса документы. В нотариальной конторе жена отца стояла рядом с ним со сжатыми губами, её лицо было жёстким и злым, как будто Марго в очередной раз её обворовала. Неужели отец не видит, с кем живёт? У Маргариты есть брат и сестра, но только на бумаге. Мать воспитала детей так, что они воспринимали её как постоянную помеху для их материального и душевного благополучия. Алименты - огромная, непростительная брешь в бюджете их семьи, громадная потеря для её детей. Когда они были эти алименты! Сколько лет прошло! С отцом они виделись последний раз на похоронах бабушки и у нотариуса, когда оформляли наследство. Она даже не знает, есть ли у её отца внуки. Возле Марго стояла жёсткая, чёрствая женщина, рядом с которой не хотелось находиться ни минуты, ни секунды, а отец прожил с ней почти всю жизнь, спал с ней, обедал за одним столом, вырастил её детей. Пожалуй, Маргарите повезло, что она не знает брата и сестры. Лучше их не знать.
   Маргарита всегда была очень похожа на отца, а сейчас стала похожа на него ещё больше. Разве можно так ненавидеть дочь мужчины, которого любишь, от которого имеешь детей? Маргарита никогда не сказала о ней ни одного плохого слова. Ей не за что так её ненавидеть. Она вспомнила слова бабушки:
   - Риточка, твоя мать несмотря ни на что, была лучше, чем эта его новая жена, - бабушка вздохнула, - ничего тут не поделаешь, но лучше уж было терпеть всё то, что твоя мама вытворяла, чем это, хотя ничего плохого невестка моя не делает. Я всегда жалела, что твоя мама от нас ушла.
   - Бабуля, а за что ты её так не любишь? Ты же сама говоришь, что она хорошая мать, жена, и хозяйка отличная.
   - Девочка моя, ты на отца не сердись, ему очень не везёт. С твоей мамой ему было плохо, но с этой, ему, возможно, ещё хуже, несмотря на видимость полного благополучия.
   Бабушка тогда не стала ей объяснять, в чём дело, да и Маргарита молода была, не поняла бы, пожалуй. Теперь она поняла. Но ведь живёт же отец с ней. Может с ней жить! Саша не подошёл бы к такой женщине на пушечный выстрел, да и её саму при виде этой дамы передёргивало от отвращения. Достоин наверно отец такой участи. И он скорей отец детей от второй жены, а не её, несмотря на то, что она на него так похожа. И всё же, он уже старик, стоит ли на него обижаться. Она представила себе, чего ему стоило отвоевать для неё эти деньги. Можно ли после этого на него обижаться. Бедный папа. И ничего не сделать, ничего не изменить. Маргарита сжала потихоньку руку отца и сказала так, чтобы её никто не услышал: "Спасибо".
   Женщина, стоявшая рядом с отцом, за всё это время не процедила ни одного слова сквозь узкую полоску сжатых губ. Она ни разу даже не взглянула в сторону Маргариты, быстро вышла на улицу и ушла с мужем из её жизни навсегда.
   Постепенно знакомые и близкие люди исчезают, умирают, забывают о Марго, пропадают в водовороте города. Когда бабушка умерла, она чуть не сошла с ума от горя. Перестала есть и почти не спала несколько месяцев. Пережила она это горе, конечно. Пережила.... Теперь и отец окончательно и навсегда ушёл из её жизни, как будто умер, ушёл вместе с женщиной согласившейся, пусть и с трудом, заплатить Маргарите за это. Вот и Лёня мог бы позвонить, просто, как друг, но он даже этого не хочет сделать. Инна ей самой, увы, не выносима, с ней общаться даже хуже, чем сидеть одной, да и Инне она, честно говоря, не нужна тоже. У тётки своя жизнь, своя семья. Только у Маргариты нет ничего кроме воспоминаний, боли, и.... безнадёжности, и ещё красоты, дающей ощущения, неведомые другим людям. Молчит телефон, молчит уже больше месяца.
   Осень минувшего года прошла для Марго, как в тумане, она почти ничего не могла вспомнить из-за той душевной боли, что ей пришлось пережить. С тех пор боль немного отпустила. Новая осень стояла у порога; сказочная, с холодными ночами, с черной сверкающей Невой, громадным, тёмным городом, парками и шелестом листвы. Чувство красоты опять не давало покоя, оно выгоняло Маргариту из дома, заставляло её лихорадочно искать новых наслаждений, новых неразделённых страданий. Иногда ей казалось, что Саша идёт рядом с ней. Его присутствие сводило с ума. Она хотела посмотреть на него, прикоснуться к нему, но протянутая рука никого не находила в пустоте. Она разговаривала с ним, упрекала, просила, чтобы приснился. Ей казалось, что если она не увидит его во сне, то сойдёт с ума. Она по-прежнему не могла смотреть телевизор, отвращение заставляло нажимать на выключатель. Книги помогали выжить, справиться с тем состояниям, в котором она находилась. Она покупала редкие книги, долго выискивая их у букинистов, благо они тогда были нипочём. Почти всё остальное время отнимал английский и физкультура.
   Как-то, когда Марго шла после работы, проезжающая мимо машина бибикнула и остановилась рядом с ней. Это был Лёня.
   - Марго, садись, подвезу, только быстро, здесь останавливаться нельзя.
  Марго забралась в машину.
   - Привет. Ты куда исчез?
   - Да мне не до чего сейчас.
   - Опять книжку выпускаешь?
   - Да нет, не до этого. Я женюсь, Марго.
  Марго опять подумала: "Почему не на мне? Чем я хуже всех этих женщин, на которых женятся? Чем?"
   - На ком, если не секрет, - спросила она изменившимся голосом.
   - Да ты не знаешь, я недавно познакомился.
   - Куда же ты так торопишься?
   - Надо торопиться, похоже, я скоро стану папой. И девчонка молодая, восемнадцать лет. Я думал, родители против будут, вроде староват я для неё, но они ничего. Больше беспокоятся, что она институт не окончит. Я им говорю, что беспокоиться за это не надо, я и сам хочу, чтобы она училась.
   - А где ты её нашёл?
   - Да в Вырице. Знаешь, там здорово. Сейчас прохладно, а вечером вообще надо куртку одевать, а местные в ледяной воде купаются, мыльце с собой принесут и мочалочку, голову намылят и ныряют. С ума сойти. Бабы местные в основном толстые, все в целлюлите, а мужики сухонькие. Цыган полно. Кто на машинах при параде, а кто на телеге в кирзовых сапогах. Там сосны кругом, тишина. У меня свадьба через три недели.
   - Поздравляю!
   - Я и сам не знаю, надо меня поздравлять или пока не с чем. Девчонка смешная, ребячливая, как мы с ней уживёмся? Но мне уже давно пора и жениться, и детей завести. Так что наверно надо поздравить. Тётка мне все уши прожужжала: "Женись, женись". У меня и родственников никого нет, кроме неё.
   - А справлять где будете?
   - В Вырице. У неё родни там полно.
   - Спасибо тебе Леня за помощь.
   - Это ты о чём? Об Ивлеве? Кстати, как у тебя дела?
   - Да никак. Вот паспорт сделала, английский учу. Насчёт индивидуального тура договорилась. Поеду, если Бог даст, в январе.
   - Эх, Маргаритка, Ты вот варишься в собственном соку, потому с ума и сходишь. Жить тебе надоело. Сама же знаешь, был бы жив, давно бы объявился. Выходи ты замуж за кого-нибудь и забудь про всё это.
   - Ты то вот не берёшь, подавай тебе молоденькую, и никто не берёт. Опоздала я с замужеством.
   - Никуда ты пока не опоздала. Ну, желаю тебе удачи! Звони Марго, не стесняйся, если что.
   Он довёз её до подъезда. Марго улыбнулась на прощанье, хотя ей было совсем невесело. Она же всё понимает, и всё равно обидно. Может быть, и забыла бы она опять про Сашу, если бы Лёня предложил ей руку и сердце. Вернее не забыла бы, забыть невозможно, постаралась бы забыть, но скорей всего, ничего бы у неё не вышло. Хотя со временем ....
  
   11
  
   Маргарита привычно делала физкультуру, учила чужой язык, ходила, на работу, а поздно вечером выходила на улицу, подышать свежим воздухом.
   Прямо под её окнами был настоящий сад. Золотая осень началась в этом году очень резко и быстро. Ещё вчера листья на деревьях почти все были зелёными, а сегодня золотые кроны горели в свете фонарей, под ними асфальт был устлан сияющими коврами. Золотые мазки дождя рисовали осень в темноте ночи. Медленно летели мокрые, мелкие, блестящие листья берёз, похожие на монеты. Она шла по этим "золотым россыпям" по битому "стеклу" блестящих луж, и ей казалось, что она богаче всех на свете богачей. Разве можно это нарисовать! Разве есть мастер способный передать блеск огней, черноту и блеск асфальта, эту тоску и счастье, Нет, она не может. Саша наверно тоже не мог, поэтому рисовал так мало. Если бы можно было оставить на бумаге то, что её мучит, пожалуй, ей было бы легче, не сходила бы она с ума. Да и Саша не пропал бы неизвестно где, пытаясь разгадать загадки духа, если бы мог запечатлеть его падения и взлёты на холсте или бумаге.
   Где же она, сущность красоты? Неужели в её саду между типовыми домами "плачет" дождями, умирает, уходит навсегда, превращается в прах и тлен, и возрождается опять. Маргарита бессильна остановить мгновения, подаренные ею. Есть великие архитекторы, музыканты, художники, они могут приблизиться к этой тайне. Но тайна всё равно останется тайной. Ни одна рукопись не может научить видению, нельзя научить духовности, нельзя научить быть художником. Научить можно только ремеслу.
   Наступало серое утро и Марго опять оказывалась среди безликих домов, мокрых ветвей... Под ногами была грязь и мутные лужи. Что же такое красота? Призрак? Иллюзия? Обман? Терзают Маргариту два призрака - любовь и красота. И безнадёжна, и бесконечна её погоня за ними.
   Она давно перестала вскакивать по ночам, её больше не мучил страх, она вспомнила то, что не должна была забывать, то чем должна была жить. Она считала, что в том, что они расстались, был виноват только Саша, а она лишь жертва своего чувства и его нелюбви. Оказалось, что что-то тут не так. Оказалось, что нужно понимать, прощать, верить и любить несмотря ни на что. Маргарита тогда не простила, не поверила, измучил он её, довёл почти до ненависти и озлобления. Она поступила, как все, чуть что - бежать, разрывать отношения, уходить навсегда. Ну и куда она ушла? Никуда от этого не уйдёшь. А ведь просил вернуться. Дура! Дура! Теперь поздно! Жизнь уходит сквозь пальцы, оставляя боль, горечь и одиночество. Спасибо Саше, за то, что она испытала те высокие чувства, до которых наверно никогда не смогла бы дорасти сама. Спасибо за этот взлёт постижения. Чем бы была её жизнь без него? Теперь даже смерть уже не является препятствием, для её любви. Почему теперь исчезли преграды, а не тогда? Почему понимание приходит так поздно? Книга? Зачем ей эта книга, если все, что было и есть на том и этом свете, сосредоточилось в том единственном, кого она любила. Огонь любви двух миров, двух истин: человеческой и той, другой, бесчеловечной и прекрасной, горел в несовершенном, не очень порядочном, измученном неврастенике, с которым встретилась она на заре жизни, и не было ничего лучше этого огня.
  
   12
  
   Лёня суетился, готовился к свадьбе. Он помолодел, даже похудел немного. В конце концов, этот день прошёл у него так же, как у всех; дворец бракосочетания, цветы, шампанское, прогулка по городу на машине с лентами, а потом Вырица. Множество гостей теснились в маленьких комнатах. Была икра, водка... Шумели, веселились какие-то бабы и мужики, молоденькие девчонки с парнями, и среди них была его тётушка, счастливая и заплаканная.
   На следующий день он сидел под соснами во дворе в старой куртке тестя и в его резиновых сапогах. Земля была мокрой, пропитанной водой, тихо летели листья с берёз и клёнов. Всё было наполнено печалью, было пасмурно свежо и тихо. Ему захотелось пойти в лес, побродить по мокрым тропинкам. Он прошёлся по маленькому лесочку возле дома. Множество травинок, кустиков, листиков. Тут росли горькушки, он даже нашёл несколько испорченных горьковатых черничин. Когда Лёня задевал кусты, на него падали капли, обдавая холодным дождём. Маленькое чудо, оставленное человеком возле порога, жило особенной лесной жизнью, огороженное от улицы невысоким, покрашенным масленой краской забором.
   Молоденькая жена спала в крошечной, жарко натопленной, комнате. Лёня заглянул в окно. Пусть спит, ей надо спать побольше. Тесть вытащил бидоны, поставил на тележку и поехал за водой. На крошечной кухне возилась тёща, что-то готовила, мыла. Некоторые гости остались на ночь, они ещё спали.
   Лёня опять сел на влажную скамейку, в дом идти не хотелось. Начался мелкий и тихий осенний дождь. Он опять подумал о том, что счастье живёт по каким-то другим, неведомым ему законам. Оно не сводится к деньгам, к карьере, к общепринятым представлениям о нём. Он был удивительно счастлив. Самая роскошная и богатая свадьба не дала бы ему такого потрясающего ощущения печали, красоты, надежды и светлой радости....
   Сегодня опять придут гости, опять будут пить, шуметь, а завтра они с Катей уедут в город в ту квартиру, где Лёня прожил значительную часть своей жизни. Катенька пойдёт в институт, и когда Лёня придёт с работы, она будет дома, и он обрадуется этому. А всё, что было раньше до их встречи отойдёт на другой план, сотрётся, исчезнет из памяти, останется за поворотом судьбы.
   В сумерках, когда все гости разъехались, Леня с Катей гуляли по берегу Оредежи. Было промозгло, дно реки покрылось зелёным налётом тины. По небу плыли тёмные, наполненные дождём облака. Качались сосны. Катя была такой счастливой, что Лёне стало даже неловко, а вдруг она разочаруется, не за что его так любить. За что мы любим? Он не знает, может быть, потом это выяснится, но сейчас Лёня окончательно осознал, что этот день останется в их памяти, и это ощущение счастья будет освещать их жизнь всегда.
  
   13
  
   Этой осенью Маргарита чувствовала так остро и ярко, как никогда раньше. У нёе было ощущение, что это последняя в её жизни, прощальная осень. Без любви к Саше её душа остывала, становилась ленивой и бесчувственной. Но теперь он был рядом, глядел на неё, она разговаривала с ним. Маргарита не понимала, что с ней? Она наверно должна умереть! Почему она прощается с красотой мира? Откуда эта горечь, это предчувствие конца, эта необъяснимая, мучительная боль разлуки?
   Она гуляла по городу ночами. Её окружали мрачные улицы, глухие дворы, темные скверы. Ей не было страшно. Это был её город. Всё было знакомо - темные дыры подъездов, проходные дворы, квадраты неба над головой, жёлтые окна коммуналок. Её юность, жизнь - это её волшебный город, воскрешающий из пепла не только воспоминания, но и души, живших здесь людей.
   Она наслаждалась. Здания оживали, какая-то скрытая неведомая сущность проступала сквозь привычный облик города, захлёстывала, доводила до изнеможения. Город был живым существом, наделённым собственной эстетической мыслью и чувством.
   Те художники, что когда-то построили это чудо, испытывали те же муки, что и Маргарита, только, пожалуй, куда более сильные. Марго ощущала то, что хотели выразить эти люди то, что ими владело. Она читала город, как книгу с тысячами тысяч иллюстраций, и он открывал ей свой тайный, скрытый от непосвящённых смысл. Все эти потрясающей красоты здания, все эти глухие закоулки были созданы на высочайшем уровне чувств. Её город - это редчайшее произведение искусства, здесь дома перекликались, переговаривались повторением архитектурных деталей, стилей и линий. Иногда разговор вели ржавые башенки, иногда колонны, фонарики. Дома притерлись к друг-другу, поняли друг-друга и застыли в удивительном гармоничном ансамбле. Что-то неуловимое объединяло их, завораживало. Некоторые здания были прекрасны, некоторые погрубей, попроще. Были среди них изысканные и утончённые. Были наполненные мыслью и страстью. Чувство старины вело её за собой, гулко отдавались шаги, блёстели стёкла окон в свете фонарей. Жаль, исчезли из города витражи. Не горят окна парадных волшебным огнём. Многое уже разворовано, но город продолжал жить, и Маргарита чувствовала его дыхание. Городу не нужна была косметика, гламурная обработка. Его надо было сохранить таким, каким он был. Его живое лицо глядело на Маргариту.
   В садах и парках лежала мокрая листва. "Медовые" фонари горели в последнем золоте листвы. Марго любила гулять одна, несмотря на то, что время было неспокойное, убивали за гроши. Она была так измучена своими ощущениями и переживаниями, своей почти постоянной болью, что для страха в её душе не оставалось места. То, что она чувствовала, было в какой-то мере пограничным состоянием между жизнью и смертью. Она находилась в каком-то полубезумном состоянии, когда реальность изменяет человеку, а может быть становится другой реальностью. Если художник создаёт подлинную красоту на таком уровне чувств, для тех, кто чувствует на таком же уровне как он, то получается, что создаётся она единицами для единиц. Стоит город, построенный множеством избранных, для неё и для таких, как она и Саша. Город строился веками, но кажется, что построен он на одном дыхании по воле неведомого дирижёра, собравшего все эти здания, мосты, храмы и набережные в какую-то непостижимую музыку. Объяснить всё это замыслом Петра невозможно, слишком много времени прошло со дня его смерти, слишком многое изменилось с тех пор в мире. Город сам стал своим же собственным замыслом.
   Маргарита шла домой по пустым улицам новостроек между однообразными домами, но город даже тут дарил ей свои подарки. Сад возле дома почти облетел. Он был весь завален опавшими листьями. Золотые сугробы лежали на её пути. Некоторые деревья, ещё сохранившие листву, "горели" в темноте последними "языками пламени". Шёл бесконечный золотой дождь. Обычный обывательский мир исчез, его место занял другой, уже угасающий, умирающий в своем великолепии и печали.
   Господь Бог должен был быть величайшим художником. Маргарита теперь поняла, что только истинная любовь и красота оправдывают сотворение мира. Чтобы он стоил без этого? Обычная жалкая жизнь людей всего лишь маска той подлинной жизни, которую удаётся прожить лишь немногим и далеко не всегда. Но ведь эта подлинная жизнь почти сумасшествие! Саша жил так всю свою жизнь. Это чудо! Невозможно жить на таком уровне чувств. Как же он не сошёл с ума? Или всё-таки сошёл, и оба они одинаково сумасшедшие, больны одной и той же болью? Что она знает о его жизни? Самое главное о нём она теперь точно знает.
  
   14
  
   Маргарита много работала, упорно училась, проводила время в читальном зале, пытаясь как можно больше узнать о Париже, о Сорбонне. Она пробовала рисовать и не могла. Почему другие могут? Она рассматривала рисунки художников на Невском возле лютеранской церкви апостола Петра. Она умеет рисовать и не рисует, а многие не умеют, но рисуют. Почему? Живёт другим? Чем другим? Саша очень хотел, чтобы она могла выразить то, что чувствовал и видел он, то, что поняла она теперь сама. Почему же этого, самого важного, она не может сделать? Не способна осмыслить то, что чувствует? Она потом попробует, не сейчас. А когда?
  Выходит, её одержимость, которая даётся немногим художникам, дана ей зря? Будет ли у неё "потом"? Есть только это мгновение жизни, другого - не будет. Она живёт сейчас! Можно дожить до ста лет и прожить ничтожную маленькую жизнь. Время относительно и непостоянно. Оно сжимается и растягивается. Мгновение может вместить в себя вечность, а вечность может стать мгновением, исчезнувшим в водовороте времени. Не надо себя обманывать.
   Наконец Маргарите выдали иностранный паспорт, и она получила визу. Хоть и медленно, но дело сдвигалось с мёртвой точки.
   Её телефон молчал. Все о ней забыли. За окном "отгорел" осенний сад. Там,, как живые существа, светились фонари, пойманные в тонкую "паутину" мелких веток, покрытых бисером капель, там было мутное небо, земля, на которой всё ещё лежала тёмная "медь" последней листвы. Время меняло свой бег. Оно то убыстрялось, то останавливалось, то текло, мелено, то бежало бегом под стук часов, похожий на ритм её сердца.
   Лёня исчез из её жизни. Он забыл о ней, о Саше, у него были куда более важные дела. Выпал первый снег, потом растаял. Маргарита готовилась к поездке. Страховка, билеты, бронь на гостиницу на бульваре с русским названием Севастополь - всё было готово. Нужно было купить подходящую одежду. В Париже тепло. В агентстве ей сказали, что там, в январе, обычно +10 - +12º С. Она купила простую чёрную куртку на отстегивающейся подкладке, осенние туфли и чёрные брюки, юбки и свитера у неё были. Была и сумка на длинном ремне, как раз для такой поездки. Всё готово.
   Перед новым годом в Париже начались беспорядки. Парижане отстаивали свои права: били витрины, жгли автомобили, бастовали, почти воевали. Правда, их беспорядки в корне отличались от наших; в Париже никто не погиб, а у нас за сожжённую машину убили бы сразу. В России нет ничего более святого, чем материальные ценности. Золотой телец всегда был иконой, а теперь затмил собой почти всё, стал смыслом жизни, самым святым, что осталось у несчастного, обманутого человека. Лики Божьи жгли, церкви рушили - и ничего, рука не дрогнула, теперь иконами торгуют в комиссионках, они дорого стоят, а значит, религия стала подлинной ценностью, ради которой уже можно убивать. Маргарита парижских беспорядков не испугалась. Несмотря на то что, телевизионщики советовали воздержаться от визитов в Париж, она решила ехать.
   Наконец, снег покрыл застывшую до весны землю. Маргарита выглянула ночью в окно и замерла. За стеклом был сад, сделанный из извести и пепла, розово-серый, застывший, мёртвый сад, макет настоящего сада, освещённый неестественным светом фонарей. Нереальный искусственный мир лежал перед ней. Было очень тихо. Небо тускло светилось, покрытое грязно-розовыми разводами. Сад из преисподней, зажатый между чёрными клетками погасших окон стоял под этим страшным небом, освещённый оранжевыми ореолами фонарей.
   Маргарита вспомнила ту зиму, когда они были с Сашей вместе. Тогда фонари рассыпали вокруг белый свет, луна была похожа на удивительно яркий светящийся осколок льда, снег сверкал фантастическими искрами. Всё вокруг переливалось, мерцало, как будто кто-то украсил улицы и сады блестящими белоснежными мехами, тончайшими шелками и драгоценными камнями. Марго тогда казалось, что она шла по замку Снежной королевы. Где теперь эти волшебные замки?
   Лежит под окном мёртвый слепок живого мира под грязным небом застывшего, замёрзшего города.
   Перед Новым годом Маргарите никто даже не позвонил, не поздравил. Даже тётка забыла о ней. На работе ей, правда, подарили бутылку шампанского и коробку конфет.
   Марго сидела в Новогоднюю ночь одна, пила шампанское, рассматривала билеты и страховку. Она была возбуждена, счастлива и очень несчастна одновременно. В вазе стояла красивая еловая ветка. Телевизор до сих пор вызывал у неё отвращение, она включила его, послушала бой курантов и выключила. Маргарита зажгла свечи в старинных медных подсвечниках. На улице грохали петарды, шумела молодежь. В чужих окнах мерцали огоньками нарядные ёлки. Марго хотела лечь спать, но у неё ничего не вышло, слишком громко кричали за окном компании подвыпивших гуляк, от мощных петард срабатывала сигнализация у припаркованных машин. Душевная боль и беспокойство притупились от шампанского, и ей было почти хорошо.
   Она уедет через неделю в другой мир туда, где остался её Саша. Увидеть Париж и умереть. Нет, увидеть Сашу и умереть, вот на это она согласится с радостью. Только вряд ли ей так повезёт. А Париж... Она живёт не этим.
   На следующий день её поздравила с Новым годом тётка. Она знала, что Марго поедет за границу, правда не знала зачем. Она думала, что племянница отправится туда с группой туристов, как все. Маргарита не сразу сообразила, что надо ей сказать, когда та спросила, о дате приезда в Питер. "Я позвоню, возможно, я ещё съезжу в Италию или Бельгию, если денег хватит", - ответила она.
  
  
   Глава пятая
  
   1
  
   Англо-русские, русско-английские, русско-французские, русско-фламандские словари и разговорники, тоненькие, купленные специально в дорогу, документы, деньги, вещи - всё уместилось в небольшой сумке. В Питере холодно, что ж придётся помёрзнуть, до Пулково она доберётся в куртке, потерпит, тёплые вещи за границей ей не нужны. Маргарита присела возле порога на минуту перед дорогой. Пора. Когда она вышла из дома, не было и шести часов утра. По улице она шла одна. До метро добиралась пешком, наземный транспорт ещё не работал. День был выходной. В пустом вагоне сидел один единственный, какой-то едва протрезвевший гражданин. Он спал всю дорогу. Марго тоже хотела спать, но была слишком возбуждена, и задремать ей не удалось. Она пересела на другой поезд, на Техноложке. Народу прибавилось.
   До аэропорта она добиралась в битком набитой маршрутке. Аэропорт тонул в сугробах. Шёл мелкий снег. "Господи, ещё полёт отменят", - подумала она. Маргарита нервничала, больше часа ждала регистрации.
   Таможенники ею не заинтересовались, она быстро заполнила все необходимые бумаги и прошла в самолёт. Было темно. Пассажиры зевали. Наконец всех попросили пристегнуться и Марго поняла, что то, к чему она так долго готовилась, наконец, случилось.
   Маргарита думала, что ей будет плохо в самолёте, её даже в маршрутке укачивало, но ей было очень хорошо, комфортно и спокойно. Самолет прошел сквозь плотный "дым" облаков, и невероятно яркое солнце засияло на абсолютно голубом чистом небе. Серая масса клубилась где-то далеко-далеко внизу, а солнце было совсем близко.
   Принесли удивительно вкусный завтрак: мясное ассорти, курочку с горячей картошкой, какие-то крошечные пакетики с печеньем, сахаром и т. д. Она подумала, что всё это даже очень крупный мужчина съесть за один раз не сможет, что ж нарезку она возьмёт с собой. Соседка рядом с ней спала. Мужчины старались выпить как можно больше спиртного. На неё никто не обращал внимания. Обедом в Париже её кормить некому, придётся о себе позаботиться самой.
   Самолёт стал снижаться. Солнце, горевшее в иллюминаторе, и ослепительно синее небо остались за облаками. Маргарита увидела блекло-зелёные поля, небольшие сады и рощи без листьев, какие-то домики, серенькое небо, серые дороги. Снега не было и в помине.
   Самолёт приземлился в аэропорту имени Шарля де Голля. Сумку Маргарите разрешили забрать с собой в салон, так, что ей даже не пришлось ждать выдачи багажа. Правда, она довольно долго промучилась с анкетой. Заполнить её оказалось непросто. Писать по-английски она не умела. Марго растерялась, когда оказалась одна среди толпы ни слова непонимающей по-русски. Не переоценила ли она свои возможности? Анкету с помощью словаря она заполняла долго. "Да, не повезло тому, кто будет её проверять, долго будет разбираться", - подумала она. Наконец она освободилась от формальностей и, превозмогая робость, спросила у прохожего по-английски: "Извините, как мне добраться до бульвара Севастополь?" Прохожий понял её мгновенно и показал рукой на указатель. Она очень плохо его понимала, но всё же уловила, что он советует ей доехать до отеля на электричке. Марго пошла в указанном направлении и увидела турникеты и кассу. Показала кассирше нужный адрес, и та выдала ей билет. От аэропорта до бульвара билет оказался недешёвым, во всяком случае, для неё. Электрички долго ждать не пришлось. Марго села у окна, задумалась и, когда очнулась от своих мыслей, увидела за окном предместья Парижа. Мимо неё проплывали маленькие домишки, крошечные участочки земли. Толстая негритянка вышла из одного такого домика, и Марго подумала: "Как она там помещается, наверно у неё есть семья, просто уму непостижимо". Потом, показались типовые многоэтажки, с лоджиями, натянутыми на них верёвками на которых висели застиранные тряпки. Она представляла себе Париж иначе. Люди не верят своим глазам? Может, у них другое зрение, особые очки, или особые мозги. Нет, это у неё другие мозги, а у всех всё нормально, все мыслят штампами. Хороший мозг - это хороший инструмент, способный оперировать готовыми алгоритмами. Так сказать надёжная машина, способная мыслить в рамках вложенной в неё любой операционной системы. Её мозг не машина. Плохо жить не машине среди машин.
   Линии парижской железной дороги трудно отличить от линий метро, они здесь тоже - подземный транспорт. Бесконечное переплетение этих линий, станций на которых они пересекаются, турникетов, отдельных для электричек и метро - во всём этом разобраться Марго не смогла. До нужной станции она не доехала, надо было пересесть на метро, а она вышла раньше времени. Маргарита брела вдоль какой-то надземной бетонной линии - виадука, по которому неслись то ли электрички, толи поезда метрополитена. Дома вокруг показались ей убогими и однообразными, улицы неприветливыми, грязными. Это были не новостройки, это было ещё хуже. Она подумала, что все собаки города гуляли именно здесь. Маргарита тут же вляпалась в дерьмо. Она устала и чуть не плакала. Горд был чужим пустынным и страшным. "Да уж, увидеть и умереть, ничего другого не скажешь", - подумала она. Наконец, показался прохожий, какой-то французик от горшка три вершка, Марго возвышалась над ним, как каланча. Она показала ему рекламу отеля, он принялся что-то ей объяснять. Она не поняла ровным счётом ничего. Он показал направление рукой, сказал, что идти надо прямо. "Как далеко это", - спросила Маргарита. "Далеко, минут двадцать, может и больше ", - сказал мужчина. Он посоветовал ей ехать на метро. Марго поблагодарила. Кое-что из сказанного она всё-таки поняла, правда, не сразу. На улице народу стало больше. Город перестал походить на заброшенную и грязную провинцию. Наконец она прочла вывеску - Севастополь. Кажется, она добралась. Но вдоль бульвара пришлось идти ещё остановки три или четыре. Остановки, были маленькими, по российским масштабам - крошечными. Французы оказались очень невысокими, Марго опять, как когда-то в школе, почувствовала себя нелепо. Она была здесь самой длинной, как Гулливер в стране лилипутов. Большинство попавшихся ей на глаза парижан были чернокожими, а уж если не чернокожими, то черноволосыми и кареглазыми. Какой там шик, мелкие худенькие француженки были одеты очень скромно, в черное. Косметики на их лицах почти не было. Они даже на семи-девяти сантиметровых каблуках иногда не доставали Марго до плеч.
   Наконец она нашла свой отель. Её здесь ждали. Какой-то "молодец" "кавказской наружности", наверно араб, провёл её к лифту, а потом открыл дверь в номер. Номер оказался крошечным, с маленьким телевизором, большой кроватью и узким французским балкончиком, на который она едва протиснулась. Марго вымоталась. Хорошо, что она забрала с собой еду из самолета. У неё был кипятильник, чашка, ложка и складной нож. Она заварила пакетик чая, захваченный из дома, поела, а потом посмотрела в окно. Маленькие, совсем нероскошные машины, скромные невысокие люди, деревья на которых кое-где сохранилась пожухлая листва, какие-то совсем нешикарные магазинчики. Однообразные дома с игрушечными узкими балкончиками и мансардами. В комнате было очень жарко. Марго открыла дверь на балкон, и в номер ворвался шум чужого города.
   Стены в отеле были очень тонкие. Она слышала каждое слово, произнесённое в соседнем номере, как будто говорили рядом с ней, и этой стены вообще не было. Молодые люди болтали по-французски. "Похоже, студенты", - подумала Марго. Она включила телевизор, легла на кровать. Передачи были обычными, ничем не примечательными, так ерунда какая-то.
   "Надо отдохнуть, а потом купить подробную карту Парижа, купить еды на ужин, если есть в кафе, денег ни на что не хватит. А сейчас хорошо бы заснуть", - подумала она. Маргарита выключила телевизор, закрыла дверь на балкон. Молодёжь из соседнего номера куда-то ушла, было тихо, можно отдохнуть в этой маленькой клетушке посередине огромного, чужого города. Но сон не приходил.
   Маргарита спустилась пешком по узенькой лестнице с четвёртого этажа. Сдала ключ и вышла на бульвар. Она спросила у француженки, где можно купить карту Парижа, та её не поняла. Она спросила у другой, та тоже не знала английского. Наконец молоденькая девушка объяснила ей, как дойти до магазина. Марго её объяснения поняла плохо. Долго искала, не находила и, наконец, когда она уже решила прекратить поиски, оказалась у порога магазинчика. Она купила карту, хорошенько рассмотрела её и пошла к Сене, к мосту на остров Сите, к Нотр Даму. Она долго брела по улицам пока не поняла, что перепутала направление. Марго шла не к центру, а от него. Опять показались новостройки. Молодёжь почти вся имела неевропейскую внешность. Рядом находился рынок, похожий на дешёвые рынки Петербурга. Под открытым небом располагались такие же ряды, как в Апрашке. Точно такие же, как там, восточные люди продавали точно такой же, как на наших рынках ширпотреб.
   Марго повернула обратно. Она шла по улице указанной на карте, шла долго и, в конце концов, добралась до отеля. Её удивило количество светофоров на улицах и то, что машины останавливались перед ней, как вкопанные, даже если она переходила улицу не на зелёный свет. В Петербурге от машин приходится уворачиваться, а здесь было совсем другое отношение к человеку. Огромное количество бездомных её просто потрясло. На одеялах посреди тротуара сидели рядом с собаками белые французы. Им щедро подавали милостыню. Они, конечно, не голодали, но что-то невыразимо печальное было в этих молодых и пожилых ещё не потерявших человеческий облик людях.
   Уже стемнело. Чужой город жил своей обычной жизнью. Марго зашла в магазинчик, где продавали пирожные и какие-то блины, которые пекли прямо при покупателях, такие же блины выпекали и на улицах под открытым небом. Маргарита купила длинный французский батон. У неё ещё осталась нарезка твёрдокопчёной колбасы - на сегодня еды хватит.
   В номер Марго пришла без сил. Она даже есть не смогла. Как же она найдёт Сашу в этом чужом непонятном городе, среди этих печальных равнодушных людей? Завтра будет видно. Она лежала в темноте и не могла заснуть, несмотря на усталость. Французская подушка, похожая на узкий валик, оказалась неудобной, она убрала её с кровати. За стенкой приглушенными голосами разговаривали соседи, потом умолкли. Где-то хлопнули двери. В клетушках номеров за фанерными стенами кипела чужая жизнь.
   Маргарита приняла душ. Ванна тоже была маленькой, но чистенькой, почти стерильной. Она положила под голову куртку, опять легла, и только, когда потухли все окна в доме напротив, Маргарита, наконец, заснула.
  
   2
  
   Встала она в девять часов. Поесть она так и не смогла, ей было не по себе, нервный зуд опять лишал её воли и способности к действиям, Марго выпила чашку чая, накрасилась, но очень осторожно, ей не хотелось выделяться среди скромных француженок, и отправилась искать Сорбонну.
   Утро вечера мудренее, Маргарита быстро сориентировалась в метро, купила билет за семь франков и доехала без приключений до острова Сите. Она хотела увидеть Сену, Нотр Дам, дворец Правосудия, она мечтала увидеть "настоящий" Париж, не эти однообразные бульвары, скромные дома, маленькие магазинчики, а тот, другой Париж, прекрасный, являющийся образцом роскоши и богатства для аристократов и нуворишей во всём мире.
   Сена оказалась грязной, вода цветом напоминала лежалую солому. Дома башни и соборы были сложены из камня наподобие пудосского, но более прочного. В цветовом отношении город не радовал. Роскоши не было. Даже чувство старины оставалось неудовлетворённым. Маргарита смотрела на остров Сите, на старые башни, на дома, чем-то напоминающие крепостные стены, на каменный мост, украшенный скульптурой. Она перешла через мутную речку, свернула на какую-то крошечную средневековую улочку, ей почему-то очень захотелось туда свернуть, потом опять повернула и вышла к дворцу Правосудия. Марго показалось, что ожили кадры французских комедий, и сейчас из ворот выбежит Луи де Финес, и она окажется очередной нелепой фигурой, застывшей на плёнке чужой комедии.
   Маргарита постояла перед входом в Нотр Дам, прошлась около него вдоль берега Сены. Огромный собор со знаменитыми химерами и жёсткими рёбрами опор был не похож на всё то, что ей доводилось видеть раньше. Нет в России готики, доже псевдоготики мало. Выборгский замок - это крепость, настоящая крепость, а не жилище феодала, старинные грубые домишки и башни Выборга мало напоминают то, что создавалось в центре Европы в 12- 13 веках.
   Марго ожидала, что увидит что-то похожее на Талин, поразивший её когда-то, но то, что уцелело от старого Парижа было совсем другим, ни на что не похожим. Она вошла в собор. Постояла на старых неровных плитах пола, купила плоскую маленькую парафиновую свечку, такую же, как продают у нас во всех хозяйственных магазинах и магазинчиках, и поставила возле алтаря. Собор был огромен. Горели разноцветные витражи. Толпы туристов терялись в нём, и он казался пустым. Надо идти. Она вышла на площадь.
   Маргарита перешла на другую сторону Сены. Немножко поплутала по узким улочкам латинского квартала. Она не знала, в какой из библиотек Сорбонны искать Ренье. Она прочитала в одой из брошюр ещё в Петербурге, когда готовилась к поездке, что Сорбонну разделили на четыре самостоятельных университета, вернее даже на пять, в 1968 году. Тогда начались студенческие беспорядки, которые переросли в студенческую революцию. Это была не первая и не последняя студенческая революция, но власти испугались не на шутку, знаменитый университет расформировали. Университет "Новая Сорбонна" находится на улице Сорбонны и не только, его здания разбросаны по всему Латинскому кварталу. "Париж-Сорбонна" расположен на улице Виктора Кузена, кроме того ему принадлежит часть исторических зданий Сорбонны и самое старое здание университета, построенное в ХIII, а потом перестроенное в XVI и XIX веках. Есть ещё университет "Пантеон-Сорбонна" он находится на площади Пантеона. Университет Рене Декарта находится на улице Экюль де Медсин. Множество зданий университета разбросаны по всему городу. Маргарита нашла одно из них с надписью Сорбонна и заставила себя открыть дверь. В вестибюле она увидела статуи Гомера и Архимеда. Марго попросила у какого-то молодого человека помочь ей найти библиотеку. Парень спросил: "Какую?" Маргарита сказала, что ищет Франсуа Ренье, который работает в библиотеке, а в какой она не знает. Парень объяснил ей, куда нужно идти.
   Она нашла то, что искала сравнительно быстро, а потом вместе с толпой студентов прошмыгнула в читальный зал. В то время террористы ещё не напугали Европу и Америку, и непуганая Франция гостеприимно открывала двери для приезжих. Маргарита была одета, как француженка, и вообще похожа француженку. Единственное, что отличало её - это рост, но в Сорбонне, где учится и работает очень много иностранцев, которые в среднем гораздо высшее парижан, она ничем не выделялась из толпы.
   Библиотек в Сорбонне много. Межуниверситетская библиотека, насчитывает около 3 миллионов томов и 100 тысяч древних редких книг, кроме неё есть и ещё библиотеки. Сколько же в них библиотекарей? Жив ли ещё Франсуа Ренье? Как найти его в этом студенческом городе среди моря древних и новых книг.
   В 1257 году духовник Людовика IX предложил королю открыть колледж для неимущих студентов. Звали духовника Роббер де Сорбон. Тысячи студентов со всего мира учатся в университетах сохранивших в веках имя этого человека. Собственно говоря, учебное заведение основал не Сорбон, оно было и раньше, в историю вошёл не основатель, а человек, совершивший доброе дело, - в Сорбонне до сих пор учатся бесплатно.
   Огромный университет, целый город студентов преподавателей, общежитий, как она найдёт здесь нужного ей человека? Она всё это знала перед поездкой и все-таки поехала делать глупости.
   Ей повезло, молодой человек, объяснивший ей дорогу к библиотеке, видимо знал Франсуа Ренье, а может быть, просто предположил, где его надо икать.
   Огромное здание было построено специально для собрания книг Сорбонны в 1770 году. Кстати, в библиотеку был открыт вход не только студентам, но и всем желающим. Первый же служащий, к которому Марго обратилась с вопросом о Ренье, понял её с полуслова и улыбнулся. Через минуту появился человек, которого она искала.
   Марго увидела очень пожилого мужчину, который шёл к ней навстречу, и спросила по-английски:
   - Вы Франсуа Ренье?
   - Да, мадам.
   - Меня зовут Маргарита Трофимова. Я хочу расспросить вас об Александре Ивлеве. Он пропал три года назад, здесь в Париже. Я пытаюсь его найти.
  Седой слегка сутулый человек в очках посмотрел на неё и вздохнул:
   - Мадам, мне ничего не известно об его исчезновении....
  Он ещё что-то сказал, но Маргарита не поняла.
   - Не могли бы вы говорить медленнее. Я плохо говорю по-английски. Я русская.
  От волнения она не могла уловить смысл простейших фраз.
   - Александр приходил ко мне два года назад. Он расспрашивал меня об интересующей его старой рукописи. Потом ещё раз приходил...
  Марго чуть не плакала.
   - Я не поняла, повторите, пожалуйста. Я знаю, что он искал рукопись.
   - Одну минуточку мадам, подождите меня здесь. Вы меня поняли?
   - Я мисс ... Да, мистер Ренье.
  
   3
  
   Она ждала его довольно долго, около сорока минут. Наконец Ренье вышел.
   - Извините меня. Следуйте за мной, пожалуйста.
  Они направились к выходу. Ренье открыл перед ней дверцу машины. Машина чем-то напоминала то ли запорожец, то ли инвалидку. "Да уж, не Мерседес" - подумала Марго. Она не задавала больше вопросов.
   Они ехали по каким-то улицам, проехали через Сену по другому мосту. Медленно передвигались по улицам и улочкам. Наконец машина остановилась возле подъезда.
   Ренье позвонил, поговорил с кем-то по переговорному устройству. Их впустили.
   В дверях стояла женщина лет пятидесяти пяти, интеллигентной наружности, с приятным, располагающим лицом.
  Она представилась:
   - Анна Бовуар.
   - Маргарита Трофимова.
  Они поднялись на второй этаж по узкой лестнице. Ренье что-то быстро говорил ей по-французски. Она кивнула ему.
   - Что ж, буду переводчицей, - мадам улыбнулась Маргарите, - раздевайтесь, проходите... Присаживайтесь.
   Маргарита выложила этой женщине всё, что знала о рукописи, об Александре, о Манетто. Она ничего не стала утаивать, без этих людей найти Сашу она всё равно не сможет.
   Анна внимательно всё выслушала и перевела Ренье. Они долго что-то обсуждали между собой. Наконец Анна сказала: "Да на вас обоих лица нет. Давайте выпьем кофе".
   Маргарита узнала, что Анна была русской, родилась во Франции, вышла замуж за француза. Её муж дружил с Ренье, Теперь она вдова, но продолжает поддерживать дружеские отношения с Франсуа.
   Её новые знакомые ещё немного поговорили. Наконец Анна извинилась перед Марго, и сказала:
   - Маргарита, вы сами понимаете, что скорей всего Александра нет в живых. Книга вам не нужна. Похоже, что поиски её очень опасны. Может быть, и не стоит вам идти по следу этой книги. Хотя, я с трудом верю в происходящее. Возможно, это просто цепь совпадений. Рукопись в Сорбонну принёс некто Джоз Баиф. Он отдал её профессору Каселю. Имя хозяина рукописи Александр Ивлев узнал, разбирая личные бумаги Каселя. Он уговорил вдову профессора дать ему разрешение на работу в архиве мужа. Из записей Касселя Ивлев узнал, что Джоз Баиф принёс профессору рукопись ещё до войны с Гитлером, и попросил её сохранить для него или для членов его семьи. Джоз не был студентом Сорбонны и поэтому о нём ничего не известно, никаких документов в архиве Сорбонны нет. Арни Касель перед смертью попросил своего друга сохранить рукопись и передать тому из Баифов, который за ней придёт. Семьи с фамилией Баиф были и во Франции, и в Бельгии. Когда книга пропала, никто больше не стал искать потомков Джоза Баифа. Франсуа постарается ещё раз, навести справки о них. Это старая фамилия. Один из известнейших поэтов возрождения носил её.
   - Что Ренье рассказал Александру? Это очень важно! Что-то из сказанного помогло ему выйти на след рукописи, - Маргарита говорила, судорожно сжимая руки.
  Франсуа отвечал, а Анна переводила:
   - То же самое, что сейчас я рассказываю вам, - сказала она.
   - Александр ездил в Бельгию, это известно точно, он звонил в Петербург из какого-то бельгийского города. Саша был ещё в какой-то стране, но я не знаю в какой. Может, вы расскажете что-нибудь о рукописи, что поможет навести на её след, - Маргарита посмотрела на Ренье с надеждой и отчаянием.
   - Рисунки?
  Ренье что-то сказал Анне. Та встала из-за стола и вышла в другую комнату.
  Она вернулась с книгой.
   - Вот, посмотрите, - Анна показала Маргарите герб Медичи - тот, что нарисован на развороте книги, на него похож, только на гербе Медичи три королевские лилии, в рукописи их нет. Вместо них на нём нарисован символ "Даров духа" - девяти конечная звезда. Королевские лилии появились на гербе Медичи не сразу, сначала были только горбушки или пилюли. Щит итальянский. Скорей всего, автор рукописи хорошо знал, как выглядит герб рода Медичи. Это не значит, что он был итальянцем или как-то был связан с семьёй Медичи, но всё может быть. Такого герба, как в рукописи, в гербовниках Франсуа не нашёл. Это не герб. Рисунок отчасти раскрывает тот смысл, который автор пытался вложить в свою книгу, а может быть, и вложил. Александр всё это понимал, конечно.
   - Я всё это знаю. Остается надеяться только на то, что вы найдёте адрес Джоза Баифа. Но что это даст? У него нет рукописи, а Саша мог пропасть только из-за неё. А как насчёт лавки букиниста, где Манетто видел рукопись? Где он, этот магазин?
   - Магазина больше нет, - Анна переводила очень быстро, - Ренье часто проезжает мимо этого дома, там теперь ресторан, маленький итальянский ресторанчик. Можно попробовать узнать, что стало с букинистом и попытаться его найти, только есть ли в этом смысл, Манетто его расспрашивал и ничего не смог выяснить.
   Анна встала из-за стола и опять вышла из комнаты. Вернулась она с бутылкой красного вина.
   - У меня редко бывают гости, особенно из России. Вы Маргарита успокойтесь. Франсуа за рулём, а мы с вами выпьем. Это хорошее вино. У меня есть сыр, такого в России вы не попробуете, холодное мясо и фрукты. Вы Маргарита сегодня точно не обедали. А может быть, и не завтракали? Мне кажется вам нехорошо.
   Франсуа показал Марго, где находится ванная комната. Марго взглянула на себя в зеркало и ужаснулась. Узкая бледная маска глядела на неё тёмными глазницами. Она выглядела, как привидение, такими их, во всяком случае, рисуют художники. Черный свитер, чёрная юбка и белое, как мел, лицо с тёмными кругами под глазами. Руки потемнели от грязи. Где она успела так выпачкаться, ведь почти ни до чего не дотрагивалась? Маргарита, привела себя в порядок, наложила макияж. В гостиную она вышла чистенькой, ухоженной, с лицом похожим на лицо живого человека.
   На столе стояли тонкие хрустальные очень высокие фужеры, белые тарелки с золотой каймой, из очень хорошего дорогого, явно несовременного фарфора, блюдо с холодным, тонко нарезанным мясом и зеленью, блюдо с несколькими сортами сыра и высокая ваза с какими-то розовыми мелкими плодами, крупными киви и яркими апельсинами. Столовое серебро было старым, желтоватым и очень тяжёлым.
   От первых же глотков вина Маргарита опьянела, она целый день ничего не ела. Громко ударили большие напольные часы, украшенные потемневшей живописью, с тяжёлыми блестящими гирями, было без пятнадцати шесть. Маргарита подумала, что этим часам никак ни меньше двух веков Аппетит пришёл сразу. Она немного успокоилась и с интересом посмотрела вокруг.
   Большая комната была обставлена резной красивой фламандской мебелью, которой было не менее двухсот лет. На стенах висели картины, похоже, голландские. Комнату украшал круглый тяжёлый старинный стол и резные массивные стулья. Люстра, на вид простая, но это только на вид, была даже не люстрой, а паникадилом, переделанным под люстру, и казалась очень старой, куда старше всего того, что находилось в этой комнате. Интерьер дополняли два буфета, покрытые узором из разных пород дерева (маркетри), очень дорогие и хорошо отреставрированные... Современным в этом доме был только телевизор, но и он стоял на черно-красном, антикварном испанском столике, украшенном вставками из панциря черепахи.
   Анна заметила, что Марго с удивлением и восхищением смотрит по сторонам.
   - Это дом мужа, а ему он достался от предков. Дом очень узкий, площадь его невелика, по одной маленькой квартирке на этаже. На третьем и четвёртом живёт мой сын с семьёй, на втором я. Сейчас сын и его жена уехали в Руан, по делам, младшая внучка в Голландии, путешествует с друзьями, у неё каникулы, а старшая внучка за мужем и здесь не живёт.
   Франсуа, расстроенный известием об исчезновении Саши, тоже решил выпить вина. Анна покачала головой, но он сказал, что машину оставит во дворе дома до утра, а сам поедет на метро.
   Маргарита поела, успокоилась. Ей было очень хорошо с этими людьми в доме, где находились старинные вещи и жили чужие воспоминания. Анна извинилась перед Марго:
   - Мы с Франсуа говорим по-французски, Это нехорошо и неудобно. Прошу нас извинить. Вам наверно скучно с нами, но мы говорим о том, как вам помочь найти вашего друга.
   - Что вы! Мне у вас очень нравится. Всё удивительно вкусно. И вино... Я никогда не пила такого.
   - Сейчас мы сходим ещё за одной бутылочкой. Вы знаете, этот дом стоит на месте средневековой башни. Сохранился её фундамент, часть стен первого этажа и подвалы. Вы сейчас посмотрите, таких подвалов Маргарита вы точно нигде не видели. Общая площадь этого этажа без учёта лестницы сорок квадратных метров. Дом занимает тот же участок земли, что когда-то занимала башня. Мой муж принадлежал к старому роду, так же, как и я. Его род никогда не был очень богат, так что участок под домом по размеру вполне соответствовал содержимому кошелька его предков. Сначала дом был двухэтажным, потом его перестроили. От старого Парижа почти ничего не осталось, наш дом отчасти каким-то чудом уцелел. Марго, пойдёмте с нами. Вы поможете нам выбрать вино, которое будет вам по вкусу.
   Когда они спускались вниз по лестнице вниз, Маргарита всё время удивлялась: "Как можно было затащить такую громоздкую мебель на второй этаж ".
   Анна сильно хромала. Видно было, что ей больно передвигаться. Она открыла маленькую дубовую дверь под лестницей, щёлкнула выключателем, и они оказались под средневековыми сводами, сложенными из серого камня. Подвал напоминал то ли интерьер древней приземистой церкви, то ли подземелье. Здесь стояла старая стиральная машина, какая-то ненужная мебель - в общем, хранился всякий хлам. Пол был выложен грубыми каменными плитами. Франсуа подошел к тёмной крышке люка в полу, которую Марго даже не заметила. Он, взявшись обеими руками за металлическое кольцо, с трудом отодвинул её. Анна взяла с полки фонарик, зажгла его и спустилась по лестнице вниз.
   - Франсуа, Марго, идите сюда.
   Марго спускалась в темноту подвала, ей было не по себе. У неё мелькнула мысль: "Возможно, где-то в таком же подвале, а может даже и в этом, закончил свою жизнь Саша".
   Тёмные рёбра сводов, камень стен ещё более мощный и грубый чем наверху, металлические распорки, какие-то ржавые крючья, сырость и окружавшая темнота заставили Марго замереть от ужаса. Из оцепененья её вывел голос Анны:
   - Маргарита, что вы будете пить? Посмотрите.
   Посередине подвала находились специальные полки или стеллажи, Марго не знала, как эти приспособления называются, где в наклонном виде хранились бутылки вина. На полу стояло несколько бочонков, а возле одной из стен - какой-то древний "шкаф алхимика" с тёмными плохо различимыми в темноте сосудами.
   - Может быть это? Как вы думаете?
  Анна показала ей бутылку и осветила этикетку фонариком.
   - Я во французских винах не разбираюсь совсем, - сказала Марго, - вы уж выбирайте с Франсуа сами, на свой вкус.
   - Раз вам понравилось Порто, то понравится и это. Это вино пятилетней выдержки, не очень дорогое, но очень хорошее на вкус. Помнишь, Франсуа, Жан-Мари его очень любил. Я его всегда покупала для него.
   В подвале было холодно, Марго замёрзла.
   - Почему вы не провели сюда свет? - спросила она.
  А зачем он тут, так интереснее! - Анна пожала плечами.
   Когда они выбрались наверх, Маргарита с облегчением выдохнула: "Жутковатый дом у этой Анны. Подвал похож на склеп. Может быть, это и есть склеп, кто его знает, что это за башня была и башня ли это?"
   Вино оказалось очень вкусным, густым тёмным, почти чёрным с рубиновыми искрами, чуть вяжущим, с привкусом смородины и ещё чего-то, знакомого и неповторимого.
   Они договорились, что Маргарита позвонит Анне послезавтра утром. В отеле у Марго был телефон, но она не знала его номера. Адрес отеля она оставила Анне.
   Франсуа постарается за это время узнать всё, что можно о Джозе Баифе.
   "Из какого бельгийского города звонил Саша? Эх, если бы знать!" - с тоской подумала Маргарита. Завтра она попробует найти букиниста. Дом, где был магазин, Франсуа ей покажет. Он недалеко от станции метро, куда они сейчас пойдут. Выяснилось, что Анна вряд ли сможет помочь Марго в поисках Саши. Она больна, у неё проблемы с сердцем, травматический артроз и высокое давление. Хозяйка этого дома далеко от него не уходила и сама машину не водила. Дети, конечно, возили её в театр и по делам, но она старалась их не затруднять. Оказалось, что ей шестьдесят шесть лет и у неё уже есть правнук от старшей внучки.
   Анна расспрашивала Маргариту о России, о Петербурге.
   - Я очень хотела увидеть этот город и показать мужу. Мои родители там жили, учились, там они венчались. Я никогда не была в России и теперь уже наверно не поеду туда. Без Жана-Мари, моего покойного мужа, многое потеряло смысл. Мы хотели побывать там вместе. Говорят, этот прекрасный итальянский город, засыпанный снегом, стоящий на берегу огромной финской реки, забыть невозможно, так же, как Париж.
  
   Когда Маргарита вышла из дома Анны, было уже совсем темно. Франсуа вёл её по маленьким пустынным улицам. "Это Пале Рояль", - сказал он и показал на какой-то длинный, однообразный дом вдоль которого они шли. Королевский дворец! Разве таким она себе его представляла. Потом они свернули налево, На улице показались люди. Они прошли мимо нескольких магазинчиков. Франсуа остановился возле дома, где раньше была лавка букиниста. Маргарита записала адрес. Запомнить, как сюда дойти, она уж точно не сможет. До метро они добрались очень быстро. Франсуа галантно простился с ней, усадил на электричку, хотел даже проводить до отеля, но Марго отказалась. Она благодарно улыбнулась этому пожилому, милому человеку и помахала рукой. На станциях метро сидели парижские бомжи, такие же грязные и опустившиеся, как наши. Само метро было некрасивым, немного грязным, совсем неглубоким, очень похожим на подземные переходы под улицами Петербурга. Парижские пассажиры оказались почти такими же, как и пассажиры нашей поземки, усталыми, неразговорчивыми и равнодушными. К чернокожим парижанам Маргарита уже привыкла.
   От метро до гостиницы - всего несколько шагов. Марго взяла ключ от номера у гражданина Франции "кавказской наружности", поднялась на лифте к себе и, не раздеваясь, опустилась на кровать. Слишком много впечатлений. Она только теперь поняла, как устала. В номере было жарко, как в сауне, дышать было нечем. Ей всё-таки пришлось раздеться и открыть окно. Она так и заснула с открытым окном, положив под голову, маленький, жесткий и неудобный валик французской подушки. Даже шум города ей не помешал.
  
   4
  
   Проснулась она от воя сирены проехавшей мимо пожарной машины. Маргарита закрыла окно, посмотрела на часы. Пора вставать. Музеи в Париже - дорогое удовольствие, но сегодня она обязательно сходит в Лувр. Бог с ним с современным искусством, но Версаль, Лувр и Сент-Шапель она должна увидеть, только сначала нужно попробовать найти букиниста и поговорить с ним. Ей опять было плохо, опять волнение сжимало горло, и опять Марго не могла есть. Как она сможет отыскать хозяина книжного магазина, как будет разговаривать с людьми в таком состоянии? Откладывать то, ради чего приехала, она не должна, времени у неё мало, а значит надо преодолеть душевную боль, страх и неуверенность.
   До дома букиниста Марго решила идти пешком. На миниатюрных парижанках были надеты черные шерстяные куртки с блестящими пуговицами, что-то вроде изящно пошитых бушлатов, такие тогда были в моде. Стройные маленькие женщины на высоких каблучках с тонкими красивыми ножками в чёрных колготках шли лёгким шагом по улицам города. Невысокие грустные парижане, ничем не напоминали весёлых и беззаботных героев французских фильмов. Карманные женщины на парижских улицах не были похожи на роковых красавиц, воспетых романистами прошлых лет. Скорей всего, романисты приукрасили своих героинь.
   Светило солнце. Бездомные сидели на подстилках вместе со своими собаками и полными банками мелочи. Французы хорошо кормят клошаров. Бомжи даже не просят милостыню, люди дают её сами, если бездомный ушёл куда-нибудь, но оставил своё барахло на асфальте, в банку и на подстилку бросают деньги. В Париже не голодают. Чернокожих и азиатов среди клошаров Маргарита не видела ни разу.
   Город был удивительно мил, прост, спокоен и человечен. Среди однообразных домов вырастали зубчатые пики церквей и соборов. Это были не только средневековые храмы, но и куда более поздние постройки. Они притягивали взгляд готическим полётом стен, ренессансными формами фасадов и колонн, изяществом узких окон. Марго зашла внутрь церкви Сент-Эсташ. Она увидела ряды стульев под устремлёнными вверх сводами, резной алтарь, парафиновые свечки возле него. Почему-то она не испытывала здесь того удивительного чувства, которое приходило к ней в православных храмах, но, всё равно, ей было хорошо в этом заколдованном молитвою и временем пространстве, где когда-то ребёнком крестили будущего кардинала Ришелье. Возле собора лежала огромная каменная голова, приложив ухо к земле, она прислушивалась к шуму города. Хорошо в Париже, не так, как она себе всё это представляла, но всё-таки хорошо. Он разочаровал её, она ждала большего, она ждала потрясения, наслаждения, болезненного ощущения красоты, но всё было гораздо проще. Париж хорош парижанами, так и не ставшими самодовольными буржуа.
   Марго нашла дом, где раньше была лавка букиниста без труда, ей даже не потребовался адрес.
   Она зашла в ресторанчик, подошла к стойке и спросила у темноволосой женщины:
   - Извините меня, не могли бы вы подсказать, как мне найти хозяина книжного магазина, который находился здесь раньше? Женщина позвала кого-то из внутренних помещений ресторана. Кто-то что-то громко прокричал ей на итальянском.
   - Подождите, пожалуйста, хозяин вышел, он будет минут через пять, - сказала она Маргарите, - может вам чего-нибудь принести.
   - Я хотела бы кофе.
  Маргарита села за столик. Ей подали кофе. Она ещё не успела его выпить, а к ней уже спешил мужчина. Он что-то стал быстро-быстро говорить по-французски.
   - Не могли бы вы говорить по-английски. Я не понимаю. Мужчина по-английски объяснялся с такой же скоростью, как и по-французски. Маргарита догадалась, что он пытается сообщить ей адрес букиниста.
   - Не могли бы вы написать мне его адрес. Я не уловила.
  Мужчина сказал, что букинист живёт в этом же доме, и написал на бумажке номер его квартиры и имя.
   - Спасибо,- сказала она. Допила кофе, расплатилась и вышла. Кофе стоил очень дорого.
   Всё оказалось просто. Все дворы в Париже были на запоре. Все парадные тоже. Каждый дом был маленькой крепостью, отгородившейся от мира. Какие они, парижские дворы? Туристов в них не водили, прохожих не пускали, узнать это не представлялось возможным.
   Маргарита опять воспользовалась домофоном. Ей ответила женщина.
   - Могу ли я поговорить с Рудольфом Граффом.
   - Он умер, - сказала она.
   - Извините.
  Это был тупик. Больше говорить было не о чем.
  
   5
  
   До Лувра она решила дойти пешком, судя по карте это было недалеко. Маргарита шла вдоль Сены. Здесь было множество зоомагазинов. Чего тут только не продавали! Кого тут только не было! В стеклянных ящиках сидели собаки, кошки, ящерицы, летучие мыши, черепахи и змеи. В клетках прыгали певчие птицы, синички, сороки, какие-то хохлатые забавные пичуганы. Множество разноцветных попугаев разных пород и размеров сидели на жердочках, играя гребнями. Какие-то удивительные, тропические птички демонстрировали перед публикой необыкновенно яркое оперение. В вольерах расхаживали утки, шикарные, павлины, гуси, яркие фазаны. В аквариумах плавали разноцветные рыбки, хищные черепахи и маленькие черепашки. Странные, никогда раньше невиданные ею морские существа прятались среди водорослей. Кролики разных пород и размеров с аппетитом ели травку. Все первые этажи домов на набережной были похожи на удивительный зоопарк.
   Маргарита устала. Пешие переходы отнимали слишком много времени и сил, но они давали ей то непосредственное и полное представление о городе, которое невозможно получить никаким другим путём.
   В Лувр она пришла совершенно измученной. Лувр - это целый комплекс зданий. Сделать удобным для тысяч посетителей королевский дворец, не предназначенный для этого, не так уж трудно, но все эти эскалаторы, стеклянные пирамиды, подземные залы для туристов, похожие на станции метрополитена разрушали дух времени и оно мстило посетителям не оставляя им того впечатления, которое они хотели бы увезти с собой навсегда. Билет стоил очень дорого. Для французов были бесплатные дни. Для тех, кто хотел посетить большое число музеев, были льготы и музейные карты. Маргарите пришлось купить билет за полную стоимость. Билетов надо было приобрести несколько. В Лувре она насчитала шесть отделов: Отдел древней Греции и Рима, Отдел, древнего востока, Отдел египетских древностей, Отдел скульптуры, Отдел живописи и рисунка, Отдел прикладного искусства.
   Маргарита решила начать с живописи, если она посмотрит всё, то просто разорится. Ей и так кофе в ресторане стоил целого обеда в номере гостиницы.
   Картин было не так уж много. Маргарита рассмотрела каждую. У неё было ощущение, что её обманули. Да, эти картины были шедеврами, но Эрмитаж, в котором можно заблудиться, картины которого рассмотреть, как следует, нельзя, наверно, и за год, был по сравнению с Лувром просто сказкой.
   Маргарита ещё раз медленно прошла по неброским залам музея. Хорошо, но мало.
   У неё не было сил. Она устала и проголодалась. Музей наверно скоро закроют, уже поздно. Она ещё раз прошлась по отделу живописи и рисунка. Когда ещё придётся полюбоваться такими картинами. Джоконда смотрела на неё из-за стекла с усмешкой, её тяжёлый взгляд преследовал Маргариту. Одиночество мёртвого мира стояло застывшим, фантастическим пейзажем за спиной полной простоволосой женщины с большим лбом, умным, немолодым лицом и тяжёлыми руками.
   До отеля Марго добиралась на метро. Доехала она быстро. Ей хотелось пойти в номер и лечь, но она не могла. Нужно найти дешёвый продуктовый магазин. Ничего дешёвого ей по дороге не попалось, всё было дорого. Без сил, без нормальной еды она Сашу не найдёт, Марго не имеет права болеть и уставать. Тратить деньги на кофе в ресторанах, как сегодня, она тоже не может. Скорей всего придётся ехать в Бельгию, а возможно и ещё куда-нибудь. Билеты стоят целое состояние, да ещё гостиница.... Она оплатила в Питере только трое суток проживания в отеле.
   Маргарита увидела полную немолодую женщину с большими сумками в руках. В сумках были продукты. Она подбежала к женщине: "Не могли бы вы сказать, где здесь находится большой магазин, супермаркет, дешёвый магазин". Женщина явно не знала английского, но суть вопроса уловила сразу. Она сказала ей по-французски, куда надо идти, сопровождая рассказ жестами, и Марго поняла её объяснения прекрасно.
   Супермаркет, она нашла сразу. Он оказался очень близко, на соседней улице. Там она купила упаковку йогурта, немного ветчины, сыра, фруктов и вина за баснословно низкую цену. Натуральное сухое вино стоило дешевле пива. В России всё это обошлось бы ей значительно дороже. Марго говорили, что в Париже продукты стоят очень дорого. Просто эти люди покупали не там, где она.
   У неё был роскошный ужин. Она полежала на кровати около часа. Но не спать же она, сюда приехала! Она пойдёт на прогулку по ночному Парижу. С каждым днём город нравился ей всё больше. О беспорядках здесь ничего не напоминало, даже не верилось, что они здесь были. Париж привык к революциям, забастовкам и прочим проявлениям народного гнева. Новогоднее убранство было ненавязчивым. Она почти его не замечала. Маргарита направилась к Лувру, мимо церкви Сен-Жермен-л´Оксеруа, звуки колокола которой послужили сигналом для католиков, устроивших резню во время знаменитой Варфоломеевской ночи. Она прошла мимо фасада Пале Рояля. Всё было рядом: Лувр, Тюильри, площадь Согласия с Луксорским обелиском, Елисейские поля. Деревья были украшены маленькими лампочками. Дворцы сияли подсветкой. Ночь, людей мало. От триумфальных ворот Маргарита прошла по безлюдной улице прямо к мосту через Сену к Эйфелевой башне. На этой улице она встретила двух проституток. Они были очень красивы. Мулатка и белая, обе высокие, вызывающе ярко одетые, в мини юбках, с пышными копнами вьющихся волос, в высоких сапогах. На лицах была яркая косметика. Они резко отличались от приличных женщин Парижа. "В России большинство девушек выглядят, как проститутки", - с тоской подумала Маргарита. На асфальте спал молодой клошар. Он был пьян, лежал в какой-то луже, даже без подстилки. У Марго сжалось сердце. "Замёрзнет наверно", - подумала она. Что она может сделать? Ничего.
   Марго бросила в Сену с моста несколько мелких монеток. Постояла под светящейся в темноте Эйфелевой башней. Можно было подняться на неё, это было не очень дорого, но у неё уже не было сил. Метро закрылось. Маргарита с ужасом думала о том, что ей придётся идти одной по тёмному безлюдному городу, как минимум, часа полтора.
   Она шла вдоль берега Сены. Дул холодный ветер. Река казалась маленькой, узкой по сравнению с Невой. На воде покачивались баржи. Знаменитые баржи Парижа! Город светился в темноте подсветкой зданий, неяркими фонарями. Машин почти не было. Прохожие ей больше не попадались. Маргарита перестала смотреть по сторонам, её внимание притупилось. "Черт меня дёрнул болтаться по ночам, теперь хоть на скамейке ночуй", - подумала она. На маленькой площади стояли ёлочки на пенопластовом "снегу", такой же "снег" украшал их ветви. Игрушечная наивная зима Парижа напомнила ей русскую зиму.
   В отель она пришла глубокой ночью. За стойкой на ресепшен сидело два араба. Они с интересом посмотрели на Марго, как будто увидели впервые. Араб, подавший ей ключи от номера, слишком любезно и странно улыбнулся ей. "Наверно здесь не принято приходить в отель в пол третьего ночи", - решила Маргарита.
   Она вошла к себе и упала без сил на кровать. Немного полежала, встала, посмотрела по сторонам - что-то насторожило её. Её вещи были переставлены. "Наверно горничная убиралась", - мелькнуло в мозгу у Марго. Она достала сумку. В сумке у неё тоже, похоже, "убирались", вещи лежали не так, как она положила. Странные взгляды мужчин "кавказской наружности" стали ей понятны, дело было не в её позднем приходе. Что ж, начинается то, что рано или поздно должно было начаться.
   Маргарита легла в кровать, погасила свет и заснула практически мгновенно на этой чёртовой подушке. Даже визитёры не испортили ей сна.
  
  
   6
  
   Она встала в десять очень свежей и выспавшейся. Марго очень хорошо позавтракала, несмотря на уже привычный нервный зуд. Кончается оплаченное ею время в этом номере, это очень кстати, лучше сменить отель. Зачем ей двусмысленные взгляды этих продажных молодцев. Хотя, можно ли их винить в том, что они позволили обыскать её номер, Марго была не уверена. Судя по рассказам Лёнечки, противостоять любителям старых рукописей было сложно. Анне она позвонит из автомата. Из номера звонить нельзя.
   Когда Маргарита спустилась, араб с удивлением уставился на её сумку.
  "Я уезжаю из Парижа", - сказала она, подавая ему ключи. Араб смутился и пожелал ей счастливого пути. "Рыльце" у него явно было в "пуху".
   Марго долго искала телефонный автомат, принимающий монеты. Почти все автоматы работали с магнитными телефонными картами, таких в Петербурге тогда ещё не было. Она останавливалась, оглядывалась, ей казалось, что за ней следят. За ней действительно следили. Наконец Маргарита дозвонилась до Анны.
   Франсуа узнал адрес одного из Баифов. Судя по всему, Саша был у него в Бельгии. Франсуа рассказали, что адресом Фредерика Баифа интересовался один русский года три назад. Маргарита пожаловалась, что за ней следят, что говорить она не может.
  Анна не удивилась тому, что услышала, и сказала:
   - Приходите ко мне вечером.
   Прямо к Телефонной будке направлялся человек, сопровождавший её на протяжении всего пути от гостиницы. Он явно очень заинтересовался звонком Марго.
   - Но эти люди опасны. Они не должны знать, где вы живёте.
   - Не беспокойтесь за меня. Я уже стара и больна, да и для ваших преследователей не представляю интереса.
   Марго шла по Парижу. Светило солнце. Мимо неё скользили лёгкие, тоненькие парижанки в чёрных туфельках на длинных каблучках. Шли сухощавые темноволосые парижане в темных простых куртках. В Париже не принято выставлять богатство на показ. В кафе и ресторанчиках за столиками сидели люди, в основном старики, пили кофе и минеральную воду. В Макдональдах толпилась молодежь. Маргарита торопилась, ей хотелось посмотреть Версаль. До вечера у неё есть время. Она должна находиться в людном месте. Марго чувствовала опасность кожей. Быстро же они её вычислили! Если бы рукопись была у них, за ней никто бы не следил. Они уничтожили бы Сашу из-за рукописи сразу. Но если он не нашёл рукописи, тогда за что его убивать? Саша наверно жив. Она найдёт его! Она на правильном пути, поэтому эти бандиты и следят за ней.
   Человек шёл следом. Маргарита чувствовала это, хотя она и не оборачивалась. До Версаля нужно было ехать на электричке. На неё Марго села без проблем, направление было популярным. Она довольно быстро добралась до дворца. Огромный комплекс зданий Версаля был такой же как, как весь Париж - желтовато-серый, сложенный из того же камня. Она зашла в кассу, билет стоил дорого, но были скидки после трёх часов, и она решила погулять по парку, посмотреть на игрушечную деревню Марии-Антуанеты, Большой и Малый Трианон. Она спустилась по лестнице к фонтанам. Жаль, фонтаны не работали, всё-таки январь. Пустое пространство простиралось до самого горизонта, пустое пространство с зеркалами воды. Народу было мало. Скульптура, зелёная трава, серенькое небо, каштаны. Школьники бегали по газонам в коротких штанах и гольфах. У французов странная школьная форма, зимой она выглядела нелепо. Маргарита бродила по траве и собирала треснувшие каштаны. Ей мешала сумка, было тяжело, но она старалась не замечать этого. Игрушечная мельница Антуанеты, камыши рядом с канавами. Роскошь старого мира, его навивная жажда наслаждений и печальный конец в вихре революций. Похоже на Россию, похоже....
   За Маргаритой больше никто не следил. Может, ей показалось всё это утром, наверно, это просто совпадение. Никто не ходил за ней следом. Листвы не было, парк прекрасно просматривался. Она гуляла по дорожкам, потом заблудилась и вошла в музей перед самым закрытием. Ей сказали в вестибюле: "Идете, идите скорей", - и она пошла.
   Денег с неё вообще не взяли, непонятно почему. Маргарита почти целый час любовалась роскошными залами. Многие из них напоминали ей то, что она уже видела в Петербурге. Сдержанные благородные оттенки мрамора - удивительный каменный ковёр, золото, резьба, переливающиеся фонтаны хрусталя, бесценная живопись, великолепная мебель. И всё же Маргарита никак не могла привыкнуть к спокойным тонам Франции, в Петербурге всё было ярче, варварски пышным было его барокко, и даже классицизм "пылал" яркостью красок. Она была в восторге от увиденного, несмотря на то, что представляла себе Версаль иначе. Дворец околдовывал её. Некоторые его залы напоминали ей петербуржский Мраморный дворец благородной сдержанностью красок аристократически роскошных интерьеров.
   Маргарита ехала в электричке к Анне почти счастливой, пока опять не почувствовала на себе чей-то взгляд. Ей не показалось, это был всё тот же человек, который следил за ней утром.
   Когда Марго вышла из метро, уже стемнело. Она быстро пошла к дому Анны. Её преследователь шёл за ней по пятам. Он уже не стеснялся, преследовал её открыто и нагло. Маргарита ничего не ела целый день, она устала и сильно нервничала. На улицах было полно народа, но ей всё равно было страшно. Марго почти бежала по улице, но расстояние между ней и её преследователем становилось всё меньше. Маргарита боялась пропустить дом Анны, свернуть не там, где надо. Наконец она увидела то, что искала. Марго позвонила, мужчина был уже в трёх шагах от неё. Дверь открылась, Анна наверно увидела её из окна, она даже не стала спрашивать по громкой связи, кто звонит. Марго открыла тяжёлую дверь и юркнула в дом. Ей показалось, что она слышала дыхание того, кто следил за ней.
   Анна ждала её на ярко освещённой лестнице. В очень толстых, почти метровых стенах дома были продолговатые ниши, в которых горели светильники в виде зажженных факелов.
   - Здравствуйте. Маргарита, вы всё время так выглядите или только иногда. На вас как будто черти воду возили. Вы сейчас из отеля?
   - Нет. Я ездила в Версаль. Мой номер кто-то обыскивал, и я не захотела там оставаться.
   - Правильно, правильно. Оставьте сумку здесь, Раздевайтесь и в ванну. Белое полотенце приготовлено для вас. Учтите, вам, скорее всего, придётся ехать в Бельгию сегодня. Поезд отправляется с Северного вокзала.
   - Спасибо, Анна.
   - Моя помощь небескорыстна. Я тоже хочу обрести девять даров духа. Конечно, получить их можно и без рукописи чернокнижника, но, пожалуй, это будет гораздо сложнее. Простой путь - самый трудный. Он требует от человека праведности. Как же вы целый день ходили с такой тяжёлой сумкой?
   - Она не тяжёлая. За мной следили с самого утра. Как я смогу добраться до вокзала?
   - От ваших преследователей я вас избавлю, правда, это будет нелегко, но не беспокойтесь, я вас выведу из дома другим путём.
   - А будут ли билеты?
   - В каком смысле, будут?
   - В России иногда бывает трудно достать билеты на некоторые направления.
   - Не беспокойтесь. Поезда - слишком дорогое удовольствие. Все стараются ездить в Бельгию на своей машине - это дешевле. У вас, конечно, есть виза?
   - Теперь, с Шенгенской визой, у меня нет проблем. Я свободно могу путешествовать по центральной Европе. Бельгия входит в число стран Шенгенского договора.
   - Вы доедете до Льежа, а от Льежа на автобусе до поместья барона Фредерика Баифа. Можно доехать до Хасселта на электричке, а потом всё равно придётся добираться на автобусе. Возможно, барон откажется с вами говорить, и вы съездите зря. Франсуа не стал ему звонить, скорей всего Баиф не будет говорить с ним о рукописи по телефону.
   Маргарита стояла под душем. Такая же маленькая ванна, как и в её отеле, такая же чистая, только кафель другой, очень красивый, под старину, похожий на изъеденные временем мраморные плиты. Она подумала, что наверно это очень неприлично стоять под душем в чужой ванной, но ей было так плохо, что эта мысль в её голове надолго не задержалась. Всё же она постаралась привести себя в порядок как можно быстрее.
   Кухня тоже была небольшой, от гостиной её отделяла арка. Анна заварила свежий кофе. Напряжение, в котором Маргарита находилась целый день, прошло. Она ела какой-то очень вкусный пирог с вишней и наслаждалась покоем за почти метровыми стенами старого дома.
   - Маргарита, может не стоит подвергать себя такому риску. Вы ещё молоды, красивы. Если бы вы искали рукопись, я бы не стала вам помогать, Франсуа, видимо, тоже, но вы ищете человека, а это меняет дело. Власть, деньги, наука, искусство - есть много вещей, ради которых люди готовы отдать свою и чужую жизнь. Вы жертвуете собой ради любимого человека. Наверно есть вещи более важные, чем человек, но приходим мы к ним через любовь к человеку. Маргарита, что вы сделаете с книгой, если её найдёте?
   - Отдам её родственникам Джоза Баифа, как он и просил, если смогу найти их. Я не знаю латыни и не обладаю знаниями, достаточными для того, чтобы понять смысл рукописи. Если родственники Баифа её не возьмут, я не знаю, что буду делать с ней. Мне не нужна власть, деньги, наука. Искусство - это конечно хорошо, но книга не сделает меня великой художницей. Наверно я просто глупая курица. Мне нужен Саша. Его дух владеет мной. И я не ищу других даров.
   - Возможно, вы и правы Маргарита, но шансов найти Александра живым у вас мало, куда больше шансов умереть.
   - Саше что-то нужно от меня. Что? Я не знаю. Может быть, я когда-нибудь пойму это. Я верю в бессмертие. Даже если я умру, надеюсь, что мы всё равно будем вместе с ним. В России опасно жить. Мы все там ходим по краю. Вам трудно понять, но я устала. Мне не очень хочется жить без Саши.
   - Тогда собирайтесь. Надеюсь, книга не попадёт в руки тех, кому она не предназначена. Вы слышали когда-нибудь о катакомбах Парижа?
   - Я читала в детстве "Отверженных" Гюго и ещё статью в журнале.
   - Мы сейчас дойдём почти до самого вокзала по этим катакомбам. Они кое-где пересекаются с линиями метро и железной дороги, кое-где они завалены и стали непроходимыми. Катакомбы давно стали кладбищем, но вы не бойтесь, человеческие кости не причиняют вреда живым. По подземным переходам водят экскурсии. Чтобы посмотреть на ряды черепов туристы платят деньги, ну а мы с вами получим это "удовольствие" бесплатно. Уже половина десятого. Я покажу вам по карте, как добраться до вокзала. Вы не заблудитесь.
   Они опять пошли вниз, на этот раз Маргарита сама оттащила в сторону тяжёлую крышку люка, ведущего в нижний подвал. Они спустились по железной лестнице, отодвинули старый шкаф от стены. Маргарита увидела тяжёлую облицованную камнем дверь только тогда, когда Анна её открыла. Фонарь работал плохо, наверно села батарейка. Анна достала из шкафа старую переносную лампу, зажгла фитиль. С собой она взяла несколько свечей. "Свечи гаснут при ходьбе и от сквозняка, лампа лучше, - сказала она, - ничего дойдём".
   Они вышли в подземный коридор. Маргарита оглянулась. То место, где находилась дверь, отличить от стены было не возможно. Анна вела её по тёмному каменному сырому туннелю. Он казался бесконечным. Потом они свернули и опять шли в темноте при свете кадящей лампы по пустым подземным переходам. Маргарита увидела вдоль одной из стен бесконечные стеллажи, на которых лежали аккуратно сложенные стопки жёлтых и бурых человеческих костей и ряды черепов. Это было похоже на склад в магазине смерти. Маргарита ожидала увидеть скелеты, опутанные паутиной, в истлевшей одежде, что-нибудь этакое жуткое, но ничего мистического здесь не было - просто хранилище пожелтевших костей, ушедших в небытие людей, у которых нет ни могилы, ни имени. Всё было куда прозаичней и страшней, чем она себе представляла. Анна, прихрамывая, вела её то по широким, то по узким тоннелям и, наконец, они подошли к ржавой лестнице ведущей наверх. Марго нервничала, весь этот поход казался ей каким-то нереальным погружением в чужой фильм. Фильм был бесконечным, однообразным, очень похожим на бредовый сон. Этого всего быть на Яву не могло. Её знобило.
   - Маргарита, поднимите крышку люка, а когда выберетесь, аккуратно закройте её за собой. Здесь в это время почти не бывает прохожих. Надеюсь, вас никто не заметит. Вокзал вы заметите издалека, это - большое привлекающее внимание здание, вы его узнаете сразу. Счастливого пути.
   - Спасибо вам за всё. Как вы найдёте дорогу назад? Может быть, вы тоже выйдете здесь? Вы не боитесь возвращаться одна по этим подземельям? Вдруг вам станет плохо, или вы заблудитесь.
   - Бояться надо вам Маргарита. Я хорошо знаю катакомбы, ничего страшного там нет, а от сердечного приступа можно умереть и в своей постели.
   Маргарита с трудом справилась с крышкой люка. На улице не было ни души. Она оказалась в рабочем районе Парижа возле эстакады, по которой проносились электрички.
   Темные дома, пустые грязные улицы - этого Парижа не видят туристы из окон комфортабельных автобусов.
  
   7
  
   До вокзала было недалеко. Маргарита отмыла обувь в туалете, смыла пятна с куртки. Она испачкалась в катакомбах и даже не заметила где. Она без труда купила билеты, правда поезд отправлялся из Парижа рано утром, и ей предстояло провести бессонную ночь на вокзале. Марго попросила кассиршу написать на бумажке время отправления поезда и номер вагона. Она дремала на скамейке, ёжась от холода. Ей было не по себе, но она продвигалась вперёд в поисках Саши, и это радовало. Марго решила, что отоспится дома, она и так "проспала" всю свою жизнь. Она смотрела на табло с названиями городов Европы. Всё было рядом - купи билет и поезжай куда хочешь. Свобода? Нет, не свобода. Свободы не существует, все мы связаны по рукам и ногам обязательствами, деньгами, любовью, ненавистью, делами, условностями, документами..., а иногда просто порядочностью. Глупо. Глупо устроен человек.
   Утро наступило незаметно. Город просыпался в темноте, зажигал огни, стряхивал сон и начинал суетиться в вокзальной сутолоке. Наконец объявили посадку на её поезд.
   В вагон вместе с ней зашли два человека. Маргарита быстро согрелась, сидя на удобном мягком кресле, но заснуть, не могла. Ей было не по себе. Её душа ныла, щемила. Внутреннее беспокойство не отступало. Она не получала удовольствия от путешествия. Встречи с новыми людьми были для неё мучением и давались с трудом. Как тяжело всё это вытерпеть, выстоять, не сойти с ума! Как трудно жить! Почти пустой поезд отправился в Льеж. Светало.
   Опять появились предместья Парижа, жалкие домики, новостройки, такие же, как в России, такие же, как везде. А потом потянулись бесконечные поля, какие-то редкие кусты. За окном "пролетали" быстрые узенькие речки с мутной водой. Около них стояли на одной ноге маленькие серые цапли, таких Марго ни разу не видела в России. Однообразный пейзаж притупил внимание, и она стала засыпать. В вагоне появились контролёры и попросили её предъявить билет. Марго спросонок искала его довольно долго. Контролёры уже предвкушали разборку с безбилетницей. Но недовольство быстро сменилось учтивыми улыбками и извинениями. Больше заснуть она не смогла. Поезд гладко скользил по ровным рельсам, мимо ферм, небольших крестьянских домиков, возле которых, совсем, как у нас, стояли поленицы дров. Конечно, во Франции есть и шикарные места, где живут в роскоши и праздности богачи, но Марго они почему-то не попадались. Она ожидала увидеть хотя бы изредка коттеджи, виллы, прекрасные старинные города такие, как на новогодних открытках, такие, как в альбомах по искусству. Где они? Зелёные, жёлтовато-бурые и черные поля, серенький туман, кусты и крестьянские подворья с загонами для скота.
   Контролёры проходили по вагону довольно часто и безрезультатно. Цены на билеты были запредельные, а потому и вагоны пустые. Не было не только зайцев, не было никого.
   Поезд останавливался на станциях каких-то маленьких городов, совсем неинтересных, ей даже не на чем было остановить взгляд. В первом же крупном городе в вагон ввалилась парочка негров. Ехать стало веселее. Они шутили, смеялись, всю дорогу радовались жизни, и вскоре вышли в пригороде этого же города. Опять стало тихо. В глухой провинции негры не живут. Марго ехала в абсолютно пустом вагоне. Ей стало страшно. Опять появлялись контролёры, и - никого. Чувство потерянности, в чужом, равнодушном мире мучило её. Вот и Саша исчез где-то, и никто даже не попробовал его найти. Украдут документы, деньги и.... нет человека, нет, и никогда не было. И она тоже исчезнет в тусклом пейзаже на задворках Европы. Той Европы, о существовании которой не догадываются те, кто смотрит на неё сквозь стёкла дорогих автомобилей и комфортабельных автобусов. Зачем ей вечное одиночество человека видящего и красоту, и убожество так остро, что это становится пыткой. Саша был таким же! Она сама виновата в своём одиночестве.
   Только один раз на высоком холме вдали показался какой-то необычный старый город. В сером тумане появился силуэт огромного готического храма, несколько шпилей проплыли мимо неё и исчезли, растворившись в серой дымке среди полей.
   Пейзаж за окном стал неуловимо меняться. Появились холмы, небольшие горы, поросшие лесом, какие-то кучи угля, угольные сараи, промышленные постройки. Всё вокруг выглядело закопченным, покрытым гарью. Горы становились выше, но здесь Ардены отнюдь не покоряли своей красотой. Поезд никак не мог вырваться из плена тусклых, унылых пейзажей. В России природа спасает людей от тоски. Своей побеждающей красотой она быстро врачует раны земли, нанесённые человеком. В центре Европы природа была понятием условным, она была окружающей средой, искусственно созданным ландшафтом. Промышленные задворки Европы не радовали глаз Марго.
   Маргарита подумала, что где-то здесь должна быть граница с Бельгией и, когда появились люди в форме, она подумала, что у неё проверят документы, но опять проверили только билеты. Маргарита посмотрела на часы, они стояли.
   Горы сгладились, опять начались поля. Появились кирпичные коттеджи, ухоженные газоны с вечнозелёными карликовыми деревьями, дорогие автомобили возле домов. "Наверно это уже Бельгия, а может Люксембург?" - подумала она. Поезд прибыл на ничем не примечательный вокзал. Это был Льеж. Марго вышла из вагона. Прохожие сильно отличались от французов. Вокруг были в основном высокие, крупные люди, среди них Марго уже не выделялась своим ростом.
   За время поездки она привыкла к разноязычной публике, не стеснялась обращаться к прохожим с вопросами. Она стала меньше нервничать и уже довольно хорошо понимала их ответы. В Льеже все, с кем ей приходилось общаться, говорили по-английски бегло. Беда была в том, что никто не знал, откуда отходит автобус до поместья Баифов. Она даже не могла правильно произнести его название, просто показывала адрес, так было вернее. Наконец один из шоферов автобуса отвёл её к водителю микроавтобуса, который согласился поехать с ней по указанному адресу. Водитель попросил её подождать попутчиков, так будет дешевле, и подойти к нему примерно через час. Марго прошлась по вокзалу, нашла магазинчик, купила бутылку лимонада и шоколадку. Она хотела посмотреть на Льеж, на его узкие улочки метровой ширины с готическими домами, соборами и красивыми площадями, с множеством ресторанов и борделей, но, что она сможет увидеть за час. Заявиться к Баифам на ночь глядя было невозможно.
   Что она будет делать после встречи с Фредериком Баифом, как доберётся обратно до Льежа? Да и что ей сможет рассказать барон, он, судя по всему, и сам ничего не знает. Маргарита побродила по вокзалу и пошла обратно к микроавтобусу - местной маршрутке.
   - Можно я посижу здесь? - спросила она у водителя.
   - Да, конечно.
   В маршрутке уже находилось ещё два пассажира. Билет стоил дорого, с таким же успехом можно было ехать на такси. Водитель подождал минут двадцать, и они тронулись. Было сыро, пасмурно, шёл мелкий, как пыль, холодный дождь.
  
   8
  
   Марго проехала мимо зелёных маленьких полей, огороженных столбиками с натянутыми электрическими проводами для того, чтобы домашняя скотина не выходила на дорогу. Она ехала мимо фруктовых садов. Голые, мокрые ветви деревьев, каменные коттеджи, ухоженные лужайки с красивыми, вечнозелёными деревьями и кустами. В Бельгии уровень жизни, видимо, был куда выше, чем во Франции. Деревень, как таковых, не было вообще, слияние города с деревней здесь уже давно произошло. За окном мелькали маленькие городки, кафе, рестораны, магазины, опять поля, особняки. Природы не было. Водитель высадил пассажиров в одном из таких городков с невысокой, старинной церквушкой, несколькими кафе, десятком магазинов и группой старых домиков в центре, и повёз Марго дальше. Через несколько минут он сказал Марго: "Лес барона". "Какой же это лес!" - подумала она. За проволочной оградой был какой-то заросший деревьями не очень широкий участок около километра длинной. "Лес" кончился, маршрутка остановилась. Маргарита вышла и встала возле ворот, ведущих в усадьбу. Сильно пахло навозом. Слева она увидела довольно большую ферму, хозяйственные постройки. Прямая широкая дорога вела прямо от ворот к дому Баифов. Такие дома иногда встречаются в провинциальных городах России; каменный, приземистый, двухэтажный, без украшений, с низким вросшим в землю фундаментом, со входом посередине и рядами небольших почти квадратных окон. К воротам бросились две громадные лохматые кавказские овчарки. Марго испугалась, что им стоит перемахнуть через ограду. Собаки подняли лай, она боялась пошевелится. Из ворот фермы вышел человек лет пятидесяти в резиновых сапогах, испачканных в навозе, в рабочей тёплой куртке с вилами в руках. Он что-то крикнул собакам, они мгновенно перестали лаять и убежали куда-то за хозяйственные постройки.
   - Могу ли я увидеть Фредерика Баифа?
   - Я Фредерик Баиф.
   Маргарита представилась и сказала, что разыскивает Александра Ивлева, который пропал три года назад. Кратко попробовала рассказать о рукописи, которую он искал. Фредерик явно понимал её не очень хорошо и попытался заговорить с ней по-фламандски, потом по-французски. "Я русская", - сказала Марго, говорите, пожалуйста, по-английски.
  - Папиросы, хлеб, водка - харашо ... Больше не помню .... Забыл. Я был у немцев, был в шахте... уголь. С русскими, их сюда пригнали .... Вся эта фраза была произнесена на каком-то ломаном, русско-английском языке.
   Он улыбнулся Маргарите. Поставил возле сарая вилы и, мешая русские и английские слова, пригласил в дом. Марго повезло, русские, с которыми вместе Фредерик работал и голодал в немецком лагере во время войны, оставили во Фландрии добрую память. Он окликнул кого-то у порога. К Марго вышла сухощавая, жилистая, физически сильная женщина с немолодым огрубевшим, обветренным лицом и рабочими руками.
   - Моя жена, Фрида - представил он её.
   Вестибюль и лестница были отделаны дубовыми резными панелями. Они прошли через современную кухню в гостиную. Там висели старые портреты, малые голландцы, фламандские натюрморты, стоял камин из серого мрамора, старинная, дубовая фламандская мебель, украшенная великолепной резьбой. Старая бронза украшала камин и комод для столового белья. "Да, этих собачищ барон не зря кормит", - подумала Марго.
   - Вы откуда приехали, - спросила Фрида.
   - Из Парижа.
   Маргарите предложили кофе с молоком из большого термоса, бутерброды с ветчиной и беконом, фрукты. Маргарита от этого предложения не отказалась.
   Фредерик тоже выпил кофе. Он рассказал, что они с женой держат полторы тысячи свиней. Сами. Рабочих у них нет. Если нанять кого-нибудь, то ферму придётся закрыть, она не будет приносить дохода. Он сказал, что покажет ей их хозяйство. Баиф старался говорить так, чтобы Марго его понимала, мешая русские, фламандские и английские слова. Он позвал её в библиотеку, где стояли бесценные, старинные фолианты, а также книги современных авторов. Библиотека была огромна. У Баифов в библиотеке были словари, с помощью которых они могли лучше понимать друг друга, но и взятые с собой из России словари и разговорник ей тоже пригодились. От Баифа она узнала, что Саша был у него в доме. Он интересовался рукописью, которую написал один из предков барона - Пьетро Вителли. Вителли были очень хорошими врачами и фармацевтами, химиками, алхимиками, учёными и колдунами. Пьетро пользовался покровительством аристократов и высокопоставленных священников. Он умел лечить бесплодие, помогал при отравлениях, хорошо справлялся с ранами и переломами, и прочими болезнями, но приобрёл известность в первую очередь тем, что умел залечивать "французскую болезнь", иначе говоря, сифилис. Пьетро работал во Флоренции, в Риме и других городах Италии. Он имел приличный доход. Папский престол при Александре VI прославился тем, что, пожалуй, превзошёл Содом и Гоммору, при Юлии II, имевшем внебрачных детей, от избытка нравственности граждане тоже не страдали, да и при Льве Х, втором сыне Лоренцо Великолепного, бесконечный праздник продолжался, этот папа разбазарил на праздники всю казну. Так что Пьетро без работы не сидел. Он никогда не был женат, внебрачных детей у него тоже не было. Его младший брат Тито был ранен при осаде оного из замков Орсини. Он так до конца и не оправился от ран; страдал головными болями, плохо владел левой рукой. Тито жил на доходы, получаемые от аренды земли и на те средства, что присылал ему Пьетро. Женился он поздно, у него родилось три дочери. В их семье тайные знания передавались только по мужской линии. Тито по состоянию здоровья не смог овладеть ими. Поэтому Пьетро, написавший рукопись чернокнижника, будучи ещё довольно молодым человеком, сделал с неё ещё две копии и отдал все три рукописи племянницам, после того, как те вышли замуж, чтобы они смогли передать знания семьи Вителли своим сыновьям.
   По линии Ипполиты, старшей из сестёр, наследников не осталось, вся её семья погибла во время вспышки чумы в Милане в 1576 году. Рукопись пропала, наверно, её сожгли во время эпидемии вместе с другими вещами семьи. Младшая сестра - Луиза вышла замуж за французского дворянина Бовуара. Она приехала к дяде Пьетро во Францию, куда тот уехал из Италии, когда тучи над Римом стали сгущаться. При Льве Х Рим подвергся такому разграблению, какого не испытывал со времён нашествия варваров. Германские войска оказались сильнее, и папа, отсидевшийся в замке Святого Ангела, через семь месяцев признал испано-германское господство над Апениннским полуостровом. Чтобы не потерять поддержки французов, Лев Х устроил брак своей племянницы Екатерины Медичи с сыном Франциско I Генрихом II.
   Бовуар получил за Луизой хорошее приданное, кроме того, она была красива и загадочна, кое-чему девица научилась таки у дяди Пьетро, несмотря на запреты. Бовуар был убит во время Варфоломеевской ночи. Наследников они не оставили. Что стало с книгой - неизвестно.
   Родители Фредерика рассказывали, что Пьетро Вителли оказывала покровительство даже сама Екатерина Медичи, окружавшая себя астрологами, колдунами и алхимиками. Возможно, это легенда, но в замке Шамон было у королевы-матери волшебное зеркало, в котором видела она своими глазами, сколько лет будут царствовать её дети. Каждый проходил по комнате столько кругов, сколько лет суждено ему было находится на троне. Говорят, что волшебное зеркало, украшенное кабалистическими знаками дал ей сам Настердамус, и что он же прочёл над ним заклинания, в семье этого еврея знания кабалы передавалась из поколения в поколение вместе с запрещённой кабалистической книгой.
   Имя Пьетро Вителли нигде в исторических документах не упоминалось, только семейные предания говорили о том, что был он знаком с королевой. Какие услуги он ей оказывал - никому не известно. Видела Екатерина во сне каждого из своих детей и любимого мужа перед их смертью, знала, как они умрут. Бедная королева после похорон Генриха II не снимала чёрных одежд. Она носила вечный траур вдовы и несчастной матери, захотевшей узнать будущее и не побоявшейся его узнать.
   Фредерик был потомком третьей сестры Анджелы. Она благополучно прожила свою жизнь с мужем. Их не коснулась чума и сифилис, поражавшие всё слои общества того времени. Что говорить, если сифилисом болели даже незаконно рожденные дети римских пап. Кардиналы сплошь и рядом не могли выполнять службу, поражённые "французской болезнью". От третей стадии сифилиса умирали короли, например Рудольф II алхимик и колдун, сделавший Прагу одним из красивейших городов мира.
   Муж Анджелы - Этторе Сарачени был врачом, лечившим весьма успешно от "всех болезней". Книгу Пьетро он прочитал и передал своим детям вместе с дворянским гербом и профессией врача, нехарактерной для дворянина. Кстати, он ничего общего с гербом из рукописи чернокнижника не имел. Слава, власть и деньги не интересовали потомков Анджелы и Эторе, может быть по тому, что деньги в их семье не переводились. Тайные знания предков легли на их плечи тяжёлым грузом, но они не пожалели об этом. Книга наделяла их могуществом, помогала побеждать врагов, справляться со многими недугами, узнавать будущее, общаться с умершими. На протяжении сотен лет их потомки хранили древние знания чернокнижника. В 1835 году род Сарачени прервался, потомков по мужской линии не осталось. Дочь последнего представителя этого рода вышла замуж за барона Фердинанда Баифа. Она переехала из Италии во Фландрию и зажила достаточно грубой деревенской жизнью. Конечно, были в ней и удовольствия: охота, балы, пиры. Баифы были людьми просвященными, но изменился образ жизни, образ мыслей и нарушилась неразрывная связь семьи с химией, медициной, физикой и оккультными науками. Бароны пробовали усвоить тайные знания Вителли. Кое-чего они достигли; благодаря рукописи увидели мир другими глазами, смогли понять тайный смысл красоты, любви и человеческой жизни, но овладеть знаниями предков в полной мере были не в силах. Последним почитавшим книгу был дядя Фредерика - Джоз Баиф. Он приоткрыл её смысл чужим людям, чего ни в коем случае делать было нельзя. За книгой, да и за самим Джозом началась охота. Он не обладал могуществом предков и достаточными знаниями, для того чтобы противостоять людям, преследовавшим его. Джоз спрятал книгу от нацистов, обожавших всякие тайные знания, но побоялся сообщить родственником, где и у кого. Отца Фредерика - Генриха в самом начале войны с немцами подвергли жестоким пыткам, домой он вернулся смертельно больным и парализованным, сказались последствия инсульта. Он не мог говорить. Перед ним положили, вырезанные из картона буквы и стали показывать на них по очереди указкой. Когда попадали на нужную букву, он закрывал глаза. Так в семье узнали, что его мучителям нужна была рукопись Вителли. Возможно, они ошиблись, Генрих был очень больным человеком и едва ли мог мыслить здраво. Джоз Баиф умер от инфаркта и не успел сообщить родственником о том, что рукопись хранится у профессора Сорбонны - Касселя. Сестра Генриха Лизетта Вьейвиль жива до сих пор. Она живёт в Люксембурге вместе с внучкой и правнуком. Ей сейчас 92 года. Фредерик сомневался, что ей или её внучке что-либо известно о книге Пьетро Вителли.
  
   9
  
   Беседа с Фредериком длилась очень долго и не очень гладко. Фредерик некоторые фразы повторял по нескольку раз, искал нужные слова в словарях, показывал схему родства, иллюстрации, фотографии, кое-что она знала из книг и могла домыслить сама. И ещё он сказал, что у них с женой нет детей. Им не нужна книга. Если Марго найдёт её, то пусть отдаст внучке Лизетты. Хотя, скорей всего, Маргарита ничего не найдёт или исчезнет, пропадёт, как Александр Ивлев. Он жалел, что Кассель не уничтожил рукопись чернокнижника, так как за книгой тянулась цепь смертей. Александр хотел изменить жизнь в лучшую сторону, но люди не готовы сделать это. Золотой телец, украшение герба рода Борджиа, по-прежнему правит миром, и антихрист так же успешно повелевает народами, как и тогда. Правда, папский престол для него уже не представляет большого интереса - это не самое престижное место в нашем "цивилизованном" мире. Гнусная насмешка Родриго Борджиа над родом человеческим, над библией и самой основой веры - золотой телец, от поклонения которому предостерегали все пророки и священнослужители, до сих пор красуется на потолке зала Борджиа в Ватикане, в самом сердце католической веры в резиденции наместника Бога на земле. Вера - утешение и лекарство для бедных, у "сильных мира сего" - другие ориентиры. Уже давно продажные кардиналы не избирают кровосмесителей, прелюбодеев, убийц и взяточников на папский престол, но, тем не менее, с тех пор в мире почти ничего не изменилось, просто папы не имеют сейчас реальной власти. Их призывы о том, чтобы приблизить людей к Богу, слышат не многие. Люди редко стремятся к праведной жизни. Ну а миром правит всё тот же Золотой Телец. А Бог? А Бог с ним с Богом. Кто его когда-нибудь из сильных мира сего боялся?
   - Почему никто не сделал копий с рукописи Вителли, - спросила Марго.
   - Чернокнижники, волхвы и колдуны хорошо знают, что Бог есть, они знакомы с ним лично и не хотят грешить. Рукопись представляет опасность для людей, и не должна попасть в чужие руки, именно поэтому нельзя было делать с неё копии. Если вы почувствуете малейшую опасность, не жалейте, не сомневайтесь, уничтожьте рукопись, если, конечно, она к вам попадёт.
   - Я всё-таки надеюсь, что найду Александра, а не рукопись.
   Маргарита попросила у барона адрес и телефон Лизетты Вьейвиль на всякий случай.
   Фрида с гордостью показала Марго свиноферму. Уму не постижимо, как это два человека справляются с такой работой! Правда, им привозят готовый корм, но кормить и убирать навоз они должны сами. Кроме этого, огромный дом, анфилады комнат, библиотека. Одних окон надо вымыть столько, что со счёта собьешься, да ещё гараж, да ещё газон и маленький лес. Где они берут силы? Зачем им всё это, у них даже нет детей? Только ради того, чтобы поддерживать в порядке дом и усадьбу предков? Кстати, Фрида тоже была дама не простая - происходила из какого-то очень знатного дворянского рода.
   Фрида сказала, что довезёт Марго на машине до Хасселта, если она поедет электричкой до Льежа, или до Тинена - если до Брюсселя. Марго не знала, как ей лучше ехать, и Фрида повезла её тем путём, который показался ей лучшим. У Марго это маленькое путешествие осталось в памяти на всю жизнь. Баронесса показала ей настоящий баронский замок, это было очень богатое поместье, с парком, крепостными стенами, рвами, заполненными водой. Жаль, но Маргарита не запомнила его названия и имени барона, которому он принадлежал, она больше думала о Саше, чем о достопримечательностях. Замки теперь не всем баронам по карману. В этом замке был музей, но он был уже закрыт.
   Потом они заехали на какую-то просёлочную дорогу и остановились возле маленькой часовни, двери которой всегда открыты для верующих в любой день, днём и ночью. В часовне висели картины. Это были старинные полотна, написанные на религиозные сюжеты. Воры один раз уже обокрали часовню, и теперь, тут повесили другие картины, такие же старые и ценные. Часовня никем не охранялась. Так и стояла с открытой дверью на краю черешневого сада. В саду находился огромный дом, возможно, ровесник часовни. Туже смеркалось, и Маргарита его плохо разглядела. Она постеснялась подойти к чужому дому поближе, чужая земля - чужая собственность. Под черешнями было множество кроличьих нор, она даже вспугнула одного жирного неповоротливого кролика. В доме, похоже, никого не было. В окнах не горел свет. Усадьба имела заброшенный вид. Марго походила по траве. Под деревьями земля вся была усеяна косточками от упавших ягод, черешню этим летом здесь никто не собирал. Вокруг было тихо, черные лоскутки полей окружали зелёный островок травы с голым печальным садом.
   До Тинена они так и не добрались. Они доехали до какой-то маленькой железнодорожной станции, электричка подошла практически сразу. Марго успела таки вскочить в закрывающуюся дверь, сжимая в руке билет. "Спасибо за всё", - крикнула она Фриде.
   Она смотрела в окно на проплывавшие мимо поля, сады, кирпичные дома, особняки, маленькие станции. "Горели" "золотые ленты" дорог и автострад. Ярко освещённые витрины кафе, ресторанов и дансингов притягивали взгляд. В окнах борделей, как в аквариумах, сидели полуголые красотки, показывая товар лицом. Бельгия - богатая страна.
  
   10
  
   Электричка прибыла в Брюссель. Маргарита купила билет на ночной поезд. Она решила погулять по городу, поезд отправлялся почти в два часа ночи. У неё было около трёх часов в запасе. Вокзал был пуст. Город тёмен. Она шла по тихим улицам. Некоторые дома были заброшены. По сравнению с богатой провинцией Брюссель показался ей бедным. Она иначе представляла себе столицу НАТО. Возможно, она просто не там ходила.
   Марго захотела пить. Она нашла маленький ночной магазинчик и купила бутылку отвратительного на вкус лимонада. Она свернула в переулок, надеясь увидеть что-нибудь похожее на средневековье, но это была обыкновенная улица. На первом этаже одного из домов находилась пивная. Все столики были заняты. Краснорожие мужчины и дамы, явно пьяные, орали какие-то песни. Им было, весело, на столах стояли высокие стаканы с пивом. Странно звучали их голоса и смех в полной темноте и пустоте улицы.
   Марго хотела спросить, как ей добраться до знаменитого брюссельского собора, но спросить было не у кого. Карту купить негде, всё закрыто. Она вышла на какую-то большую улицу. Опять никого. "Надо было сидеть на вокзале", - подумала она. На углу стояли два бомжа, они оглядывались, явно чего-то опасаясь. Марго их не испугалась. Когда она проходила мимо, то услышала русскую речь. Бомжи говорили о документах, билетах и полиции. Оба были грязны, плохо одеты и голодны, наверно заехали сюда в поисках капиталистического рая. Ну, а рай оказался очередным обманом, навязанным новой властью.
   Маргарита нашла таки знаменитый собор. Он уходил в ночное небо зубчатыми пиками башен. Громада собора святого Михаила возвышалась в центре площади, со всех сторон зажатая домами. Пожалуй, лучше этого она здесь ничего не увидит. Пора на вокзал. Хотелось бы полюбоваться тончащим кружевом устремлённых в высь удивительных по красоте домов Рыночной площади, тонкими колоннами королевского дома, но Марго очень устала и боялась опоздать на поезд. Добраться до вокзала можно было только пешком. Улицы пусты, машин нет. За всё это время она не нашла ни одного сквера, ни одной скамейки, хоть на асфальт садись. Пусто в городе, как будто он весь вымер, остались лишь черные, "обугленные" тьмой силуэты домов.
   Когда Марго добрела до вокзала, ей казалось, что больше она не сможет сделать ни шага. Пустой, мрачный Брюссель произвёл на неё жутковатое впечатление. Да, это не Париж! Париж хорош даже ночью. Париж прекрасен всегда. Есть, что-то магическое в этом городе. Он овладевает человеком. Вроде бы и не так уж хорош, есть города куда более красивые, не роскошен, грязен и даже не очень богат, но притягивает к себе. Нет в нём этого брюссельского холода. Нет в нём одухотворённой красоты Петербурга, взлетевшего над миром в своём недосягаемом совершенстве. Но Париж всё-таки не одно только "европейское брюхо" и "голый" экономический расчёт алчных политиков. Есть какое-то волшебство в этом городе, где неприлично выставлять богатство напоказ, где спокойные и доброжелательные горожане, чуть, что не по ним, строят баррикады и хватаются за булыжники, город, где гордятся своей революцией, сравнивают с землёй тюрьмы и замки, где любят Наполеона, одержавшего победы и потерпевшего поражения.
   Маргарита наконец-то добралась до вокзала, нашла скамейку, и задремала, облокотившись на сумку. Она засыпала на несколько минут и просыпалась. Она боялась проспать, пропустить свой поезд. Её сознание балансировало на грани сна и бодрствования. Её знобило. Было холодно, промозгло. Диктор объявлял посадку, и она слышала названия городов, которые когда-то читала на карте, какие-то люди проходили мимо неё. Маргарите казалось, что весь мир забыл о ней, затерянной в человеческом муравейнике посреди Европы. Полицейские ни разу не проверили у неё документы, она слишком прилично выглядит, может, было бы лучше, если бы она выглядела неприлично, не так было бы тошно. Ей казалось, что она ждала отправления поезда очень долго, но на самом деле это было не так. Просто время тянулось медленно. Ей так хотелось оказаться в тепле, на мягком сидении, где она наконец-то сможет заснуть.
   В купе на шесть человек она ехала одна. Маргарита вышла в коридор, прошла в конец вагона, заглядывая в купе через стёкла дверей. Один из пассажиров убрал ручки, отделяющие сидячие места друг от друга, и спал, растянувшись, положив голову на свёрнутую куртку. Больше она никого не увидела, возможно, она просто не заметила других пассажиров, слишком была измучена. Марго постояла ещё немного, глядя в окно. За стеклом было темно, изредка мелькали огоньки. Она вошла в купе и тоже попыталась убрать ручки сидений, у неё это получилось не сразу. Прошли контролёры, проверили билеты. Марго положила под голову сумку и заснула, предыдущая ночь давала о себе знать. Её будили для проверки билетов не так часто, как по дороге в Льеж, и никто ни разу не заинтересовался паспортом и визой. Какие-то люди входили в купе и выходили на остановках. Маргарита просыпалась и тут же засыпала. Она проспала почти до самого Парижа. Её разбудили голоса пассажиров. Народу было много, свободных мест не осталось, часть пассажиров толпилась в проходе, но её никто не потревожил. За окном в темноте проплывали небогатые предместья Парижа.
  
   11
  
   Поезд прибыл на Северный вокзал. Марго показалось, что она приехала домой. Париж быстро становится домом. Одна беда, дома не было, не было даже гостиницы, о том, что бы идти в прежнюю, не могло быть и речи. Марго шла по улицам и бульварам, внимательно разглядывая стены домов. Возле некоторых подъездов висел прайс на одно, двух и трёх местные номера. Она с удивлением глядела на цены. Вот 45 франков, 60, вот 35 франков в сутки. Она заплатила в Питере за прежний номер почти 80 франков. Явно переплатила! Марго свернула в переулок. И там нашла одноместный номер за 16 франков. Это была фантастика. Марго подошла к стойке. Хозяйка отеля не говорила по-английски. Марго не могла поверить, что нашла жильё за такую цену. Она попросила её написать, сколько стоит номер для одного человека. Крашенная блондинка лет сорока-пяти, приличная, сухощавая писать не умела. Женщина была неграмотна. Марго предложила ей доллары, франки у неё кончились, дама замотала головой. Маргарита попросила оставить сумку, хозяйка не согласилась и посмотрела на неё враждебно. Марго увидела на стойке визитки и попросила одну. Она боялась, что может заблудиться и не найти отель. Визитку ей дали. Предстояло ещё отыскать обменник. Работают ли банки так рано? В чужом городе не так-то легко найти дорогу обратно, так закрутишься, что вообще ничего не отыщешь. Марго положила визитку в кошелёк. Она сравнительно быстро наткнулась на банк с вывеской, мало чем отличающейся от вывесок на обменниках в Питере. Курс был невыгодным. Ей говорили, что доллары на франки лучше обменивать в России, она так и сделала, но ей этих денег и на три дня не хватило. Марго обменяла сто долларов, это конечно недостаточно, но на несколько дней должно хватить.
   Довольно быстро она вернулась обратно, так как очень торопилась, боялась, что её номер займут. Она заплатила за двое суток, и хозяйка повела её наверх. Номер находился на четвёртом этаже. Лифта здесь не водилось. Хозяйка положила на кровать стопку чистого белья и ушла.
   Комната была больше прежней, но без телевизора. Такая же кровать с жёстким валиком вместо подушки, такая же ванна, даже кафель по цвету почти ни отличался, такой же смеситель. Натоплено в комнате было, как в сауне. Марго залезла в ванну, включила душ. Только в отеле она поняла, как устала. У неё не было сил. Чистота тела принесла ей облегчение. Она открыла окно, откинула покрывало. Почти машинально разложила простыни, надела узкую наволочку и легла на большую двуспальную кровать. За окном шумел Париж. Доносились гудки, шум моторов, голоса людей. Марго есть не хотела, но у неё подводило живот, ей было плохо, она слишком давно не ела. Она подумала, что не сможет заснуть, надо идти в магазин, и тут же вспомнила об Анне. Звонить ей или не звонить? Маргарита уже собралась подняться с постели, но сама не заметила, как заснула.
   Проснулась она от воя сирены пожарной машины. Похоже, в Париже что-то не так с противопожарной безопасностью, без конца воют эти чёртовы сирены. Было уже совсем темно. Голова побаливала, она чувствовала себя так, как будто накануне выпила бутылку водки. Маргарита встала, закрыла окно. Номер ей очень понравился. Здесь было тихо, одна стена была капитальной, а за другой, видимо, никто не жил, а может быть и жил, но ничего не было слышно. Добротными были и перекрытия. Её удивили высокие потолки. Номера этого отеля сильно отличались от плотно пригнанных к друг другу фанерных клетушек предыдущего, да и на этаже их было "раз, два и обчелся". Дом походил на башню Анны, только лестница занимала куда больше места, чем у неё. Пустое пространство между пролётами отчасти позволяло разглядеть то, что делалось на нижних этажах. Небольшими были и окна, балкончиков не было, да, собственно говоря, тот, игрушечный, что был в её первом номере едва ли можно считать балконом. Маргарита посмотрела на часы: "Надо идти в магазин".
   Она хорошо запомнила супермаркет, где продавались дешёвые продукты. Он был недалеко и от её нового пристанища. Вечером, среди огней и теней Маргарита уже не выглядела "каланчой" на улицах Парижа. Её стройная фигурка легко скользила вдоль домов, не привлекая внимания. Может ей вообще перейти на ночной образ жизни. Вот и универсам почти такой же, как на Гражданке. Молоко, сыр, йогурт, ветчина, тёплый, длинный французский батон, фрукты - всё очень дёшево, дешевле, чем в России. Она купила пакет красного сухого вина, ей хотелось хоть как-то снять напряжение этих дней.
   Марго устроила в своём номере пир. Настоящий пир! Всё было потрясающе вкусно. Она пила вино, голова больше не болела, в открытое окно доносился шум Парижа. Чего ещё желать? Эх, если бы рядом был Саша. Но он рядом! Она опять ощутила его присутствие. Она права. Она никогда не простит себе, если не попытается его отыскать. Завтра Марго позвонит Анне и ещё раз попробует узнать хоть что-то у вдовы букиниста. Саша как-то вышел на эту проклятую Богом рукопись. Значит, и она сможет это сделать. Марго чувствует его присутствие, неужели ему трудно подсказать, что она должна делать? Фамилия Анны - Бовуар, но Луиза Вителли тоже носила такую фамилию. "Скорей всего совпадение, - подумала она, - был когда-то авантюрист и интриган Жан Бовуар де ла Нокль, вошёл в историю, прославился своими похождениями, может быть, он и является предком детей Анны? Попробуй, разберись теперь, почти пять веков прошло с тех пор. Надо было спросить у барона, может он в курсе". Марго заснула быстро и спала без сновидений.
  
   12
  
   Она проснулась в 10 часов утра. В городе была весна. Светило солнце. Маргарита позавтракала, она не может себе позволить болеть, и отправилась к вдове букиниста. Легко нашла его дом, ресторан, нужный ей подъезд, набрала номер квартиры и опять услышала голос той же женщины.
   - Я Маргарита Трофимова. Я знаю, что Рудольф Графф умер, но, возможно, вы что-нибудь слышали об Александре Ивлеве. Он пропал три года назад. Я пытаюсь его найти.
   - "Поднимайтесь на второй этаж. Вход с улицы",- сказала женщина.
  Замок щёлкнул и Марго открыла дверь парадной.
   Мадам Графф оказалась очень пожилой женщиной, абсолютно седой, ухоженной, довольно полной. Даже старость не помешала ей сохранить чувство собственного достоинства и прямую спину, хотя передвигалась она с трудом, опираясь о стену. Тяжёлые, старинные, бриллиантовые серьги поблёскивали, сливались с серебром волос. Указательный палец украшало кольцо в виде креста из крупных бриллиантов и бледно-голубых длинных и узких сапфиров.
   Маргарита представилась. Мадам повела её в комнату по длинному довольно узкому коридору. Старые офорты, гравюры и рисунки были развешаны на его стенах. Около двери в комнату Марго увидела странную гравюру. На большом листе, может быть чуть меньше квадратного метра, был изображён ад. У художников особый взгляд, мимо таких вещей они не проходят. Первый раз гравюру с картины Босха Марго увидела в детстве, в квартире друзей отца. Там она тоже висела в коридоре. Марго долго разглядывала её, как заворожённая. Она запомнила её на всю жизнь. Изображенное на ней действо, потрясло её. Тёмное, ужасное прозрение коснулось ребёнка. Ад вошёл в её жизнь новым знанием и новым смыслом. Гравюра букиниста испугала Марго. Это было что-то в стиле Босха, наверно кто-то из его последователей. Немыслимое количество чудовищ населяло преисподнюю. И в этих чудовищах не было ничего человеческого или звериного. Было в них что-то механическое, железное, лишённое разума и чувства, но всё же они напоминали каких-то живых существ. Чудовища терзали маленькие, голые, незащищённые человеческие тела. Весь лист был заполнен людьми, полулюдьми и чудовищами. Изображённые фигуры были малы, и их было много. Это была оргия. Позы человечков, какие-то отдельные, едва уловимые детали говорили об этом. Садистки изощрённая кровавая оргия чудовищ и людей ужасала безумием извращённой фантазии. Гравюре очень много лет. Вещь притягательная и отвратительная. Сейчас изобразить ничего подобного не могут. Почему? Измельчал народ; ад и рай не доступны его пониманию.
   Зачем мадам Графф держит это в своём доме? Благообразная, очень интеллигентная, она вообще понимает, что тут изображено?
   - Проходите, садитесь, пожалуйста.
   Маргарита вздрогнула. Она с трудом очнулась от охватившего её неприятного чувства, смешенного с восхищением и каким-то тёмным восторгом, и вошла в гостиную. Её стены украшали картины, по-видимому, итальянские и голландские. Книжные шкафы, поблёскивали золотым тиснением переплётов. Всё здесь чем-то неуловимо напоминало лавку букиниста. Здесь жил запах старины, запах бумаги и кожи. Старые, удобные кресла, диван из красного дерева, кабинет, похоже настоящий Буль, и бесценная, деревянная скульптура Мадонны, когда-то украшавшая какую-то старую церковь.
   Мадам Графф сделала вид, что не заметила реакции Маргариты на гравюру и перешла к делу.
   - Я видела Ивлева. Он приходил ко мне. Ивлев искал рукопись...
  Марго взмолилась:
   - Я плохо говорю по-английски. Не могли бы вы говорить медленнее. Извините ...
  Марго достала из пакета разговорники и словари.
   Мадам Графф стала рассказывать, делая паузы, а иногда и останавливалась, терпеливо помогая ей отыскивать в разговорнике нужные слова.
   - Мы нашли рукопись, когда ликвидировали магазин. Продавец спрятал её за стеллаж с книгами, между двумя кусками фанеры. Он после травмы ничего об этом не помнил. Из-за этой рукописи умер мой муж. Он попытался её продать, рукопись редкая, дорогая. Он навёл справки. Ему пообещали крупную сумму денег. Утром 10 августа 1995 года он уехал навстречу с покупателем. А вечером мне сообщили, что у него инфаркт, и он находится в больнице. Когда я приехала в клинику, муж уже умер. Проклятая рукопись пропала. Денег при нём не было.
   - Кто же был покупатель?
   - Книгу хотел купить для частной библиотеки один из коллекционеров с безупречной репутацией. Да, в этой среде есть жулики, мошенники, но они не грабят, не убивают. Адрес коллекционера я вам могу дать. Это Жак Мюллер, обладатель одной из самых необычных и интересных библиотек. Он собирает старые книги и рукописи по астрономии, алхимии, магии, географии, философии, математике и искусству. Живёт Мюллер возле Люксембургского дворца. Моего мужа привезли в больницу из 17 района, это за триумфальными воротами, очень богатый район, где всегда жила парижская буржуазия. Он находится далеко от Латинского квартала, на другом берегу Сены. Как там оказался мой муж, что он там делал? Не знаю.
   - В какой больнице умер ваш муж - спросила Марго.
  Графф ответила. Марго не поняла, и вдова написала название и адрес клиники на бумаге.
   - Столько лет прошло! Что вы там хотите найти, Маргарита? Неужели вы ищете рукопись чернокнижника?
   - Нет, я ищу Сашу, а он искал рукопись, я должна идти по его следу, только так я смогу его найти. Может, вы вспомните, что он собирался сделать, куда пойти.
   - Вы гоняетесь за тенью.
   - Ну и что. Я одинока. Что меня ждёт дальше? Книга? Зачем мне книга? Деньги? Деньги это хорошо, но я не куплю на них счастья. Лучше погибнуть в его поисках, чем продолжать жить такой жалкой жизнью, какой жила я.
   - Подождите, Александр тоже спрашивал насчёт больницы... Я ему так же, как и вам, дала адрес Жака Мюллера. Он спрашивал, у кого мой муж наводил справки насчёт рукописи. Кроме Мюллера о ней знал один из хранителей Национального архива Франции. Его зовут Мишель Гонди. И ещё друг мужа, вдовец, в прошлом тоже букинист, но он умер два года назад, ему было 84 года. Больше я ничего не знаю. Мне жаль вас, Марго. Вы молоды, пикантны. Постарайтесь выбросить из головы всё это. Поверьте моему опыту, такие рукописи не приносят счастья.
   Маргарита попросила мадам Графф записать имена, названных ею людей, и адрес Национального архива. Из-за плохого знания языка, разговор получился нелёгким для Маргариты.
   Они попрощались. Марго поблагодарила старую даму. "Желаю удачи, - сказала вдова на прощанье, - она вам понадобится".
   Маргарита была рада. Она понимала, то, что ей говорила вдова букиниста, пусть и с трудом, и со словарём, и с разговорником. С носителями языка ей пришлось бы труднее, а тут... Разговор длился долго, неровно, но она поняла почти всё.
   Выходя из комнаты, Маргарита старалась не смотреть в сторону гравюры. На самом деле, ей хотелось бы рассмотреть её получше, но она с содроганием отводила глаза, прекрасно понимая, что пожалеет потом об этом. И всё-таки она на неё взглянула. Для чего старой даме эта гравюра? Хоть и не в комнате она её держит, но на виду. Ей о Боге пара думать... А она сама, чтобы она сама сделала с гравюрой? Смогла бы она с ней расстаться? Ценная гравюра, редкая. Ад ужасал и завораживал, ад затягивал и обжигал. Босх при жизни был известным художником, а потом о нём забыли. Работ сохранилось мало. Только в конце девятнадцатого века о нём вспомнили, а потом, в двадцатом, пришла всемирная слава. О его последователях известно немного. Их тоже предали забвенью, а сейчас они опять вошли в моду. Кто же много веков назад сделал эту гравюру? Очень старых гравюр такого размера Марго не видела раньше. Кто сохранил её? Хранить в доме такие картины считалось неприличным. Может на ней есть имя художника? Квартира букиниста хранила немало тайн.
  
   13
  
   На улице Марго окончательно очнулась от посторонних мыслей. "Надо звонить Анне", - подумала Марго. Она уже знала, где находится таксофон и какая нужна мелочь для звонка.
   Анна сразу узнала голос Марго, но когда она вздумала заикнуться о рукописи, тут же оборвала разговор и заговорила о достопримечательностях Парижа. Анна назначила ей место встречи - маленький ресторанчик рядом с её домом. Они договорились, что Марго подойдёт туда через час.
   Маргарита уже легко ориентировалась в десятом, третьем и четвёртом районах Парижа. Так что у неё было время просто погулять по городу, постоять возле башни Сен-Жак, полюбоваться этим осколком раннего средневековья, зайти в соборы, которые встречались ей по пути, побродить под невьюрами - "нервами" готических сводов, расходящимися из колонн и пилястр удивительными узорами арок.
   Когда Марго зашла в ресторан, Анна уже ждала её за столиком. Она поймала испуганный взгляд Маргариты, брошенный в сторону меню.
   - Здравствуйте Анна.
   - Здравствуйте Маргарита. В этом ресторане вы сможете попробовать блюда настоящей французской кухни. Кстати, кто вы по профессии?
   - Я дизайнер - художник оформитель. Работаю в универмаге.
   - Марго я вас угощаю. Думаю, что поездка вам обошлась недёшево, но вы, по крайне мере, не пропали, живы, а это самое главное. Я хочу вам предложить морепродукты.
   Марго посмотрела на блюдо, выставленное для привлечения покупателей, с разложенными на льду устрицами и ещё с чем-то, явно не очень аппетитным, сырым и скользким, и покачала головой:
   - Анна, лучше что-нибудь попроще. Я боюсь, что не смогу это есть.
   - Ну что ж, попроще, так попроще. Я закажу нам белую морскую рыбку под розовым соусом с креветками, сыр, мороженое, кофе и белое вино.
  Маргарита заглянула в меню.
   - Анна, это стоит целое состояние. Мне очень неудобно. Я не голодна и могу купить себе что-нибудь сама.
   - Ну что вы Марго, это совсем недорогой ресторан. Не волнуйтесь.
   Соус обладал острым и свежим вкусом, а рыбка в сочетании с креветками была просто восхитительна. Сыры твёрдых сортов, выдержанные, довольно дорогие на Маргариту большого впечатления не произвели. Сухое вино оказалось совсем не кислым, похоже, с остаточным сахаром. Оно было просто восхитительным. Мороженое им подали в длинных прозрачных бокалах. Это было белое мороженное со свежей земляникой и земляничным сиропом, а сверху над бокалом поднимались взбитые сливки. Они ели мороженое специальными длинными ложечками. Потом Марго часто заказывала в кафе и ресторанах такой десерт, пыталась сделать его дома, но никогда ничего подобного попробовать ей больше не удалось. У этого ресторанчика были свои секреты.
   Вино подействовало на неё успокаивающе. Маргарита осмотрелась. Стены ресторана украшали застеклённые плоские ящики со старыми золотыми и серебряными монетами. На каждом столе стояла маленькая вазочка с красной маленькой розой, над каждым из них висел абажур, почти полностью закрытый китайским платком из натурального, переливающегося, тонкого шёлка. Красиво...
   Маргарита вкратце рассказала Анне, всё, что узнала от Баифов и мадам Графф. Анне было очень интересно, а история Луизы заставила задуматься.
   - Вы знаете Марго, Мой муж что-то рассказывал мне о некой Луизе. В то время в Париже было множество колдунов. Фаворитки королей, аристократки и аристократы стремились сохранить молодость, власть и любовь любой ценой. В ход шли колдовские напитки, приворотные зелья и яды. Знать принимала участие в чёрных мессах и продавала душу дьяволу. Аристократы жили недолго, меньше, чем их крестьяне, чтобы вести такой разгульный образ жизни, какой, например, был принят при дворе короля Солнца, нужно было иметь железное здоровье. Охота, занятие любовью, бессонные ночи, пиры, неумеренное употребление алкоголя, интриги, дуэли.... Колдунов никто не трогал, жили они далеко от Лувра и Версаля, в грязных и нищих кварталах Парижа, однако от знатных клиентов отбоя не было. Аристократы покидали свои роскошные покои и месили грязь на узких улицах Парижа, а улицы эти в то время были очень грязными, перенаселёнными, эпидемии уносили тысячи жизней. Антисанитария была ужасной, но цель оправдывала средства. Жизнь двора отличалась от жизни остального населения Парижа так, как будто протекала на другой планете. Гонения на колдунов начались после того, как сам король почувствовал себя плохо от приворотного зелья, которое подмешивала ему в еду стареющая фаворитка - мадам де Монтеспан, мать его детей. Король испугался, подобные факты не должны были выйти наружу. Несколько человек казнили, но.... Франция не Испания, инквизиция здесь не лютовала, охоты на ведьм не было. К тому же, казнили только тех, кто слишком много знал о замыслах аристократов. Ведьм и колдунов, что обслуживали господ рангом пониже, вообще не трогали. Кстати, зелье не помогло, король оставил мадам де Монтеспан, оно только ускорило разрыв. Он женился на придворной даме, заменившей его детям мать, это при живой-то родной мамаше. Женился на даме богомольной, скромной и отнюдь не красавице. Давайте пойдём ко мне в библиотеку, посмотрим документы.
   - Как это сделать? За вашим домом наверняка следят, а у вас дети, внучки. Те, кто ищет эту книгу, всё что угодно могут сделать и с вами, и с вашими близкими. Это опасно.
   - Нет, не очень. Я вас проведу в дом другим путём. Я сейчас в доме одна. Все мои дети разъехались.
   - Днём, забираться в этот люк под эстакадой? Нас сразу увидят. Как вы доберётесь до входа в катакомбы, он довольно далеко от сюда, нужно ехать на метро, а потом пешком? Можно, конечно взять такси.
   - Нет, мы не полезем в катакомбы. Я проведу вас через двор.
  Анна расплатилась. Здесь, в ресторане её хорошо знали. Одна из женщин открыла им дверь в небольшой двор. Они прошли через него. Анна подошла к маленькой пристройке, и Марго увидела ступеньки, ведущие вниз.
   - Не пугайтесь Марго, это мой дом.
  Это действительно был вход в верхний подвал дома Анны.
   - Проходите Марго.
  Маргарита так нервничала, когда была в подвале первый раз, что не заметила этой двери. Дверь была старой, тяжёлой, толи металлической, толи обитой металлом, и ключ от неё был большим, явно несовременным.
  Анна зажгла свет на лестнице, в каменных нишах стен вспыхнули электрические факелы - стилизованные под старину светильники. Они поднялись на второй этаж туда, где она уже была раньше. Анна открыла сейф и достала ключ.
   - Пойдёмте, Маргарита, в библиотеку. У нас замечательная библиотека.
  Они спустились на первый этаж. Такая же, как в подвале дверь, открылась, и Анна сказала:
   - Подождите Маргарита, я отключу сигнализацию, библиотека сдаётся на сигнализацию отдельно.
  Марго с удивлением посмотрела вокруг. Она увидела большой зал с жёсткими рёбрами сводов очень похожий на подвал дома Анны. Вдоль каменных стен стояли высокие шкафы из красного дерева. Под потолком висели старые покрытые патиной люстры из бронзы без украшений, сделанные много веков назад для свечей и переделанные теперь под лампы. Такие люстры ей доводилось видеть в музеях. На камине из тёмно-красного мрамора находились старые канделябры под стать люстрам. На подставках в виде колонн из того же камня, что и камин, стояли мраморные бюсты, скорей всего, итальянские копии с античных оригиналов, но может быть и подлинные античные вещи. Всё в этой библиотеке было старым. В книжных шкафах рядами стояли книги разной сохранности в дорогих кожаных переплётах. Между окнами и над камином висели картины в тяжёлых, золочёных рамах. На плотно занавешенных окнах, похожих на амбразуры, были установлены решётки, какие-то уж совсем древние, грубые, кованные, с острыми концами. В библиотеке много места занимал огромный, резной, очень громоздкий письменный стол 19 века с зелёным сукном и кожаные кресла почти полностью закрытые клетчатыми шерстяными пледами. На столе находилась коллекция бронзовых статуэток разных веков и народов, и мейсенская очень большая лампа в виде зонта, который держал над головой фарфоровой, изысканной дамы фарфоровый паж, лежала стопка книг в потёртых переплётах. Несколько кожаных кресел стояли возле камина. Марго ощутила удивительный, тонкий запах старой бумаги, кожи и дорогого дерева.
   - Сейчас разберёмся.
  Анна достала из шкафа шкатулку, надела белые тонкие перчатки и такие же перчатки дала Маргарите.
   - Здесь старые документы, с ними нужно обращаться осторожно.
  Она аккуратно извлекла из стопки бумаг генеалогическое дерево рода Бовуар и ещё какие-то пожелтевшие от времени тонкие листочки бумаги.
   - Так, Луиза Вителли жена Жака-Анри де Бовуар. Жак-Анри де Бовуар умер 24 августа 1572 года. Значит.... была, Луиза была, но.... ребёнка она родила. Вот.... Жерар де Бовуар сын Луизы и Жака-Анри де Бовуар родился 20 октября 1572 года.
  Анна пододвинула лестницу и достала с полки учебник истории, полистала и стала читать:
   - В ночь на праздник святого Варфоломея 24 августа 1572 года после сигнала колокола началось избиение гугенотов. А это значит, что мои дети являются потомками Тито Вителли. Но я никогда ничего об этом не слышала. Мой муж был современным человеком и считал увлечение мистикой - мракобесием, он был учёным, не очень известным, но признанным в той узкой области, где работал, Он был математиком теоретиком, изучал теорию комплексных чисел, и ещё что-то... Я точно не знаю. Но я абсолютно уверена, что он занимался чистой наукой. Спасибо Марго за информацию. Но теперь я буду бояться за семью. Рукопись мне точно не нужна, и я думаю, что и моим детям тоже. И вообще я бы не хотела, что бы мои потомки забивали себе голову подобными глупостями.
   Анна продолжала перебирать документы:
   - Саша говорил, что теорию комплексных чисел можно применить к тому, что ждёт нас после смерти. Он говорил, что если бы был математиком, а не химиком то занимался бы именно этим. Там даже система координат другая, так как нет существующих чисел, то нет и точки отсчёта, нет ничего реального, к чему можно было бы её привязать, поэтому система координат привязана к вектору. Он считал, что математика - лучшая из философий, дающая возможность понять все законы мирозданья, что древние знали это, и приводил в качестве примера Пифагора - не только учёного, но и колдуна, основателя одной из самых известных сект древности. Пифагорейцы обладали сокровенными знаниями, но не должны были их разглашать, поэтому об их учении мы имеем так мало сведений. Потомок Вителли, ваш муж, вполне мог заниматься комплексными числами не только из любопытства.
   - Доля правды в этом есть, - сказала Анна. Даже я знаю, что корень квадратный из отрицательного числа не существует, вот такие несуществующие числа и были предметом его работ. Забавно, конечно, самая точная из наук изучает то, чего не существует. Похоже, она не только самая точная, но и самая парадоксальная из наук, но я не математик, да и вы тоже, давайте займёмся вполне реальными бумагами. Так, это в основном документы имущественные, финансовые, какие-то письма. Здесь есть автографы великих людей Франции! Господи, Марго, смотрите, опять эта девяти конечная звезда - символ "Даров" или "Плодов духа" из послания святого Павла к коринфянам. Здесь написано, какие это дары: слово мудрости, слово знания, вера, дары исцеления, пророчества, чудотворение, различение духов, знание языков, толкование языков. Значит, Бовуары слышали что-то о Вителли и его рукописи, хотя, это может быть просто совпадением. А вот записи Жерара о себе и родителях, что-то вроде автобиографии.
   Анна положила на стол листы тонкой, полупрозрачной, но прочной бумаги, сделанной в ручную из тряпья. Тогда бумаги из древесной массы ещё не делали, и стала читать и переводить для Марго.
   - Жерар родился недоношенным. Он был единственным сыном Жака-Анри и Луизы. Жак-Анри был убит во время Варфоломеевской ночи. Он не послушался жены, и пошёл к своему тяжело больному другу протестанту. Луиза умоляла его не идти туда, она говорила, что ничто не спасёт этого человека. Ей приснился сон, в котором покойный дядя Пьетро предупреждал её о том, что им с мужем, а главное их будущему ребёнку грозит опасность. Луиза забрала самые ценные вещи с собой, кое-что спрятала в тайниках, находящихся в доме и в подвале, и спустилась в подземный ход, существовавший ещё со времён средневековья. Почти сутки беременная Луиза пряталась в подземельях. Во время резни кто-то взломал дверь в дом Бовуаров. Конечно, они никого нашли, зато разбили всё, что попалось им на пути, сожгли в камине несколько бесценных книг, доставшиеся Луизе от Пьетро Вителли, видимо, посчитав их безбожными. Кстати, Бовуары протестантами не были. Почему же тогда католики ворвались к ним в дом? Сделать это было непросто. Этот дом настоящая крепость. Прилагать титанические усилия для того, чтобы сжечь несколько книг? Большого количества денег у Бовуаров не было. Может быть, их целью была рукопись?
  А может, они не знали, что здесь поживиться нечем.
   Луиза вышла из подземного хода только следующей ночью. Рядом с выходом находился домик старого лекаря - одного из друзей Бовуаров. Этот человек довольно долго заботился о Луизе и прятал её у себя, опасаясь за её жизнь. Луиза знала всё о смерти мужа, она умела видеть вещие сны, переключая сновидения, как телевизионные программы. Никто из семьи друга Жака, к которому он отправился накануне Варфоломеевской ночи, не уцелел, были убиты даже маленькие дети. Свидетелей расправы не было. Луизу многие считали ведьмой и не зря, она знала, как умер Жак-Анри. Она вообще очень много знала, скрыть это удавалось не всегда.
   Луиза была очень красива, но больше не вышла замуж, слишком сильно любила мужа. Смерть не стала преградой между ними. Жак-Анри приходил к ней во сне почти каждую ночь. Однажды Луиза позвала сына и сказала ему, что умрёт, что ей пора, её зовёт к себе муж, и она должна идти к нему. Она сказала Жерару, что, несмотря на то, что он уже обладает кое-какими знаниями их семьи, он должен учиться дальше. Опекуном сына Луиза назначила его крёстного отца Фабьена Балани.... Дальше Жерар рассказывает о своей жизни, о женитьбе и детях. У него было четыре дочери и один сын.... Переводить далее нет смысла. О рукописи Вителли нигде нет ни слова, наверно, она сгорела в камине, если вообще когда-либо, существовала. Хотя ... что-то там было сказано насчёт знаний.
   - Анна, расскажите сыну обо всём этом? Мне кажется, он должен знать, ведь это просто удивительная, невероятная история. У него должен быть выбор.
   - Маргарита, я сделала выбор за него.
   - Вам не кажется странным, что поиски Саши привели меня именно в ваш дом, таких совпадений не бывает. Это тоже мистика, тайный знак того, что ничто не происходит в нашей жизни просто так.
   - И, тем не менее, Марго, отдайте эту рукопись Баифам или, как их там....
   - Вьейвилям, - подсказала Марго.
   - Да Вьевилям, сразу и не запомнишь всех новых родственников, это, конечно, если вы её найдёте. Было бы хорошо, если бы нашли её именно вы, если она действительно существует. К сожалению, не все чувствуют ответственность за судьбу и жизнь людей.
   - Человек мне дороже любых знаний, денег, славы, даже искусства.... я не знаю.... Пусть существуют вещи куда более важные, чем человек, но я люблю.... Я наверно грешна перед Богом, но даже он .... для меня не так важен. Господи! Я хочу быть с тем, кого люблю. Я виновата перед Александром, а он передо мной, мы должны искупить эту вину друг перед другом. А рукопись .... Бог с ней. Если я найду Сашу, он наверно не захочет отдать её сразу. Он учёный. Для него очень важна возможность изучить рукопись, может быть, сейчас Саша занимается именно этим. Понимаете, он может скопировать её, у него нет того, что останавливало Вителли, Баифов, Бовуаров и других потомков рода чернокнижника. Анна, вы же знаете, куда бывает устлан путь благими намерениями. Ведь не случайно только члены рода Вителли могли обладать этой книгой? Почему это именно так? Ведь есть какая-то причина, и она должна быть очень важной.
   - Наверно всё дело в генетике, в возможностях и способностях людей этого рода, в тех нравственных принципах, которые сохранялись в семье веками. Сейчас смешно говорить об этом. Сколько лет прошло. От рода Вителли даже фамилии не осталось. Может, и книги никакой нет, так, очередная мистификация и очередная погоня за золотым тельцом, калечащим и убивающим людей. Мы с вами Марго, пока что гадаем на кофейной гуще. Франсуа узнает всё, что можно о Жаке Мюллере. Я это имя уже слышала от мужа, но сама с ним не знакома. Вы погуляйте по Парижу, отдохните. Хотя, можно съездить и в госпиталь, на всякий случай. Поговорить, вдруг чего-нибудь вспомнят. Прошло около трёх лет, но всё может случиться. Я Марго вам помогу, в этой больнице работает дочь моей приятельницы. А насчёт моего сына, Марго, он может просто посмеяться над всем этим и ничему не поверить.
   - Я боюсь вам звонить, Анна. Телефон могут прослушивать. Как я свяжусь с вами или с Франсуа.
   - У вас в гостинице есть телефон?
   - Да.
   - Вы оставите мне свой номер. Франсуа вам позвонит из автомата и сообщит всё, что узнает. А выбираться из моего дома вам придётся через катакомбы. Я вас провожу, но не сейчас, пока ещё слишком светло.
   - Анна, спасибо вам, чтобы я без вас делала! Сколько же лет вашему дому, то есть его нижней части.
   - Я думаю, этого никто не знает. Я даже точно не знаю, что здесь было раньше то ли башня, то ли колокольня одной из церквей, видимо всё-таки башня. Делать подземные ходы под колокольней, наверно, никто бы не стал. Париж когда-то был обнесён несколькими рядами крепостных стен. Город разрастался, возводились всё новые и новые стены. Теперь на их месте проложены бульвары. Париж - очень старый город, здесь есть римская арена, остатки стен римских терм, старые пересохшие колодцы Бог знает какого века. Старейшая часть Парижа - остров Сите. Там, здания стоят на римских фундаментах. В галло-римскую эпоху на острове было поселение галльского племени паризеев. Вот от названия этого племени и произошло имя города - Париж. Вы же видели наш подвал, он похож не то на камеру пыток, не то на лабораторию алхимика. Я вышла замуж в восемнадцать лет и всю жизнь прожила в этом доме, но до сих пор продолжаю открывать его тайны, он всё ещё остаётся загадкой. Я не знаю некоторых потайных ходов, тайников, я до сих пор не прочла всех писем Бовуаров, не знаю их родственников. Я даже не сходила в архив, чтобы узнать историю дома. Мне хотелось бы, чтобы мой муж приходил ко мне во сне, как к Луизе. Мне нужно его о многом спросить, но я не ведьма и не владею знаниями рода Вителли. Если бы у меня была рукопись, я бы не устояла перед соблазном и постаралась бы её прочесть, и понять только для того, чтобы быть с любимым даже после смерти. Какой ценой? Вы правы Маргарита, что ищите своего Сашу. Цена? Каждый платит столько, сколько может.
   Они опять спустились в темноту подвала. Вот тяжёлая крышка люка, вот облицованная камнем неотличимая от стены дверь за которой много веков назад скрылась от преследователей Луиза Бовуар.
   На этот раз Анна приготовила два фонаря.
   - Смотрите Маргарита, этот подземный ход отличается от катакомб, он уже, здесь другие стены, это дальше начинаются катакомбы. Они имели чисто утилитарное предназначение - здесь добывали камень, из которого были построены все дома Парижа. Под городом около трёхсот километров таких лабиринтов. А здесь, - Анна постучала по стене, - здесь продолжение подземного хода, слышите совсем другой звук. Зачем его заделали, неизвестно. Муж хотел сломать стену и посмотреть, ему было интересно, что скрывается за ней, но вы знаете, дети, работа, проблемы, а теперь .... Пойдёмте Марго. Будьте осторожны, ваша обувь явно не годится для таких походов.
   Они миновали кладовые смерти. Кладбищ в средневековом Париже было мало, кости выкапывали и складывали в подземельях, очищая место для новых покойников. Чьи это кости - уже никто теперь не узнает. Ряды полок тянулись вдоль мокрых стен этого парижского ада.
   Они поднимались, опускались. Вода сочилась ото всюду, стены блестели гнилым блеском. Марго не понимала, как здесь ориентируется Анна. Наконец, она оказалась на железной лестнице возле двери.
   - Это не самый благополучный район, но от этого выхода ближе до вашего отеля, и здесь вы совсем не встретите людей. Эта бывшая фабрика, она находится недалеко от моего дома.
   - А мне показалось, мы шли час, а может и больше, - с удивлением заметила Марго.
   - Это тьма, нервы и незнакомая дорога. Я не могу долго ходить с моим артрозом.
   Марго открыла дверь на лестницу ведущую вверх.
   - Не бойтесь, фабрика давно не работает. Подниметесь, а потом налево по коридору, и увидите дверь - это выход из здания. Вот, возьмите фонарик. У меня есть другой. Здесь даже клошары не живут, место жуткое, грязное, ну да ничего. Дверь за собой плотно закройте, замок защёлкнется сам. А дальше смотрите по вашей карте. Желаю удачи!
   - Спасибо вам, Анна. Я уже перестала бояться и нервничать. Люди, которые ищут рукопись Вителли, едва ли могут оказаться здесь.
  
   14
  
   Маргарита лукавила. Она не боялась смерти, но она боялась страданий, она боялась неизвестности, нервничала всё время, засыпала совсем измученной и просыпалась от нервного зуда с трепещущим сердцем. Каждый шаг по катакомбам, по страшным пустым улицам был похож на хождение по мукам. Душа стояла в груди, как чаша, наполненная беспокойством и страданием. Ей хотелось всё бросить, уехать, запереть дверь своей "каюты" на не престижном "корабле" на Гражданке и никогда не выходить из неё.
   Она шла по коридору, усыпанному битым стеклом, и оно хрустело под ногами, поблёскивая в темноте. Валялась бумага, какая-то разбитая мебель. Марго светила фонарём перед собой. Каждый шаг, каждый звук отдавался в пустом здании от стен и жил какой-то отдельной, своей собственной жизнью. Она ощутила чьё-то присутствие. Чем-то этот коридор был похож на тот, по которому она шла в том странном сне, где накрыло её с Сашей облаком духа. Ей показалось, что кто-то перенёс его сюда из её сна, за тысячу километров, превратив в страшные развалины. Страх сковывал её движения. Наконец она обнаружила тёмную дверь, нащупала замок, долго возилась с ним. Ей показалось, что она никогда не выйдет из этого мрака, так и останется в этом гнетущем месте навсегда. Она давно открыла бы замок, если бы успокоилась. Марго услышала звук шагов. Она не могла ошибиться. Кто-то шёл по битому стеклу в полной темноте на свет её фонаря. Сердце остановилась. Кто-то внутри её сказал: "Это всё". Она не могла оглянуться, ужас, такой, какой бывает во сне, коснулся её и заставил онеметь. Сердце глухо стукнуло и опять замерло в груди. Она нажала на дверь, потянула что-то и ... дверь открылась. Кровь прилила к голове, ей стало жарко. Марго оглянулась; та самая тень, с рисунка Саши стояла в пустом, грязном, засыпанном мусором коридоре. Марго бежала между заброшенными домами, ей казалось, что кто-то гонится за ней. Она увидела впереди мужчину, ужас стал стихать, она оглянулась.... Никого позади её не было. Тёмная улица, окна без света, маленький магазинчик, женщина с сумкой. Марго шла всё тише и тише. Ничего страшного с ней не случилось. Сердце перестало вырываться из груди, стало биться ровнее. Дыхание тоже выровнялось. Народа становилось всё больше. Маленькие Парижанки легко скользили мимо витрин магазинов, кафе, ресторанов. Марго зашла в булочную, купила длинную, узкую, ещё тёплую французскую булку.
   За стойкой в отеле сидела красивая, молодая мулатка. Рядом стоял плотный энергичный негр с умным лицом и острым взглядом. Это был хозяин отеля, муж неграмотной хозяйки. Их дочь - самоуверенная и умная, бегло заговорила с Марго по-английски, равнодушно окинув её взглядом с ног до головы. Мулатка подала Марго ключи, сказала, что в отеле можно очень дёшево и хорошо поесть. Марго поблагодарила.
  
   Её одежда была грязной, колготки она порвала на заброшенной фабрике, когда открывала дверь. Туфли были мокрыми, залепленными грязью, казалось, их не чистили больше недели. На хозяев её внешний вид не произвёл никакого впечатления; так, вежливое равнодушие. И на том спасибо!
   На лестнице пахло краской. В отеле делали косметический ремонт. На площадке третьего этажа стояла лестница, ведёрки с кисточками и валиками. Наверно из-за ремонта цены здесь были минимальными.
   Марго зашла в номер. Большая комната, большая кровать, что-то вроде тумбы, два стула, лампа на прикроватной тумбочке. Дома. Где наш дом? Все мы бездомные в этом мире, а может весь мир наш дом, мы просто этого не знаем. Как мало надо человеку. Батон, чай, кровать, ванна и всё ... Больше ничего не надо. Она приняла душ, выпила чаю с булкой и легла на белые простыни чужой кровати с неудобной жёсткой подушкой, похожей на круглый, длинный валик. "Господи, надо попросить у хозяев нормальную подушку", - подумала она и уснула, постепенно освобождаясь от страхов, волнения и боли.
   Утро навалилось на Марго беспокойством, отчаянием. "Надо перетерпеть, - подумала она, - это пройдёт, потом будет легче".
   То художественноё ощущение мира, которое примиряло её с мучительным страданием и душевной болью, здесь, в Париже, притупилось. Она редко чувствовала присутствие Саши рядом с собой. Иногда ей казалось, что он предаёт её опять, оставляет одну. Привычная горечь не вызывала жгучего чувства. Что ж, он всегда был предателем. Она только средство, инструмент на котором его дух играет, как хочет. Всё это сплошное безумие, и её попытки найти Сашу тоже безумие, все её мысли безумны, но она не хочет быть здоровой, нормальной. Слишком много нормальных развелось в этом мире. Прагматичным, скучным и пустым становится мир. Искусство всегда обслуживало только богатых, оно всегда было роскошью, но сейчас богачи живут какими-то гламурными интересами, модной мазнёй, инсоляциями и механическими игрушками нового времени. Всё, что может пробудить в человеке жизнь духа, им абсолютно непонятно и отвратительно.
   "Саша, что ты искал в рукописи чернокнижника? Гений, прилетевший на землю, осенил тебя крылами не для этого. Мистика, сама по себе, тебя не интересовала. Ты и в Бога то не верил. Может, ты искал путь к гениальности. Зачем? Ты и сам гений. Ты им был на этом свете, и ты им останешься вечно. Что из того, что сейчас гений никому не нужен? Гений всегда был нужен не многим. Не оставил детей! Они могли бы влить свежую кровь в этот затхлый мир, разучившийся отличать одухотворённое, вечное от суетного и проходящего. Ничего не оставил! Не успел. А ведь это грех. И она ничего не оставит в этом мире. Проживёт и умрёт, а тогда для чего ей дано это чувство красоты, для чего ей дано проклятье и счастье любви? Что она ищет? Саша, возьми меня с собой, где бы ты ни был, поцелуй меня во сне поцелуем смерти. Хватит с меня этой жизни", - думала Маргарита.
  
   За окном шумел город. В сердце Европы в рабочем квартале рядом с Сеной и островом Сите в центре Парижа в маленькой гостинице на огромной кровати сидела одинокая, никому ненужная женщина. Она смотрела тёмными глазами на серенький рассвет. Чужой город, чужой язык, другая жизнь. А есть ли она, другая жизнь? Рухнула башня Вавилонская, смешал Господь все языки, и разучились мы понимать друг друга. Даже на родном языке не можем договориться.
   Маргарита встала поздно. Её разбудил звонок Анны. Она назначила ей встречу в Люксембургском саду, там, где любят отдыхать студенты, в самом центре сада, где светит солнце и воркуют парижские голуби:
   - Мне стало легче, я себя чувствую лучше Маргарита, и уже могу решиться на такую продолжительную прогулку, тем более, что день обещает быть тёплым. Новости я расскажу при встрече.
   - Спасибо вам, Анна.
   - Не за что пока. Встретимся через два часа, в 12. Успеете?
   - Да, Анна, я даже кофе успею выпить.
   Видимо у Анны были важные новости, раз она, несмотря на опасность, ей позвонила. Скорей всего, она звонила из автомата.
  
   15
  
   Маргарита спустилась по слишком просторной для такого маленького дома лестнице. На втором этаже гремели посудой, пахло вкусной едой. Кто-то из постояльцев ел за небольшим столиком на узкой, длинной, маленькой кухне. Простая посуда, клеёнка на столе, дешёвая кухонная мебель - всё просто, чистенько, совсем, как дома. "Да, это не самая плохая гостиница, - подумала Марго, - уютно, хорошо". Про подушку она так и не спросила.
   Утреннее солнце освещало бульвары, голубое небо отражалось в окнах, тепло. Ощущение весны придавало сил.
   В подземке народу было немного. Тихо, спокойно. Чёрные, белые, арабы, китайцы, европейцы - кого тут только не было. В паутине подземного города переплетались тысячи судеб людей со всех концов света. Марго показалось, что России больше нет, нет её города, квартиры, даже Саши нет. Всё исчезло, осталось где-то далеко-далеко, в каком-то странном сне, который больше не приснится. Маргарита доехала довольно быстро до нужной станции метро.
   Она шла по улице мимо маленьких ресторанчиков и вездесущих Макдоналдсов. Молодёжь гуляла по улицам Парижа. У юношей и девушек были хорошие лица. Ей стало завидно: "Господи, как хорошо жить здесь, под тёплым даже в январе солнцем". Россия с её холодом, снегом, алчностью, несправедливостью, неуважением к человеческой жизни и вечным страхом показалась ей адом. Здесь тоже не рай, но лучше быть "бомжихой" на улицах Парижа, чем опять попасть в безысходную "клетку" российской жизни. Свобода. Кто верит в свободу? Свободны только те, кто стоит у кормушки, те, кто расчистил к ней путь самыми зверскими, дикими или просто несправедливыми способами. Но и они живут в страхе, ведь так легко потерять всё "тяжким трудом" нажитое вместе с ничтожной жизнью, тупо израсходованной на алчность. Ей никуда не деться от несвободы. Она может поехать и посмотреть на чужую свободу.... и всё. Хорошо там, где нас нет. И всё же.... И всё же.... Если бы она знала французский, она бы попробовала остаться в Париже навсегда, несмотря ни на что. Саша... Что он чувствовал здесь? Может он просто живёт, как все эти клошары, на улицах Парижа, может, он просто не вернулся, и нет никакой мистики, ничего таинственного и страшного в его исчезновении. Возможно, он захотел подарить другую, счастливую жизнь своим будущим детям, захотел, чтобы они стали свободными людьми мира. Что только не приходит ей в голову! Какие дети? Какая свобода? Саша насмешливо улыбался ей. Его лицо глядело на неё из памяти с любовью и печалью. Он опять шёл рядом по солнечным улицам города.
   Люксембургский сад - маленький, зелёный островок в центре Парижа. Маргаритки цветут на подстриженной траве. Большие, совсем не такие, как в Питере, чистые, серые голуби клюют прямо из рук. В саду много железных скамеек, каких-то железных стульев. Люксембургский дворец был таким же по цвету, как и почти все здания Парижа, жёлтовато-серый, неброский. Марго хотела рассмотреть его получше, но подойти ближе, не решилась. Вдруг её не увидит Анна. Маргарита села на железное сиденье. Холодно. Народу было много. Студенты читали книги и конспекты. Маргарита протянула голубю кусочек булки, и он довольно сильно ущипнул её за палец, пытаясь схватить угощенье. Маргарита ойкнула и отдёрнула руку. Она встала. Сидеть на железе она не может себе позволить, сейчас всё-таки не лето. В Париж завезли термитов, и они довольно быстро съели всё, что было сделано из дерева - пришлось переходить на металл и терпеть неудобства. Марго читала об этом. Она немного прошлась, хотела разглядеть скульптуры, украшающие сад, но тоже не решилась, Анна тогда её уж точно не найдёт.
   Наконец она увидела, как Анна, прихрамывая, идёт по дорожке. Маргарита поспешила к ней навстречу.
   - Сейчас к нам подойдёт Жак Мюллер, я с ним договорилась. Он преподаёт в университете, здесь, недалеко.
   - Как он нас найдёт?
   - Я ему описала себя и вас. Кроме того, я видела его фото в газете. Он довольно известный человек.
   Мюллер подошёл к ним очень быстро, они только успели найти свободные стулья и присесть, как он оказался рядом. Это был худощавый, довольно высокий, седой мужчина на вид лет пятидесяти пяти. Он вежливо поздоровался, сказал, что торопится, и попросил Анну быстрей перейти к делу.
   - Что ж, побыстрей, так побыстрей - сказала она. Вы помните букиниста Рудольфа Граффа. Он договаривался с вами о встрече 10 августа 1995 года. Вы должны были купить у него редкую рукопись, написанную в 1526 году. Рудольф Графф умер в тот день и, насколько нам известно, с вами не встретился. Его нашли на скамейке совсем в другом квартале Парижа, далеко от места предполагаемой встречи. Книги при нём не было. С этой рукописью связано много трагедий. Маргарита разыскивает человека, русского, который пытался найти её и пропал. Может быть, вы что-нибудь помните такое, что может помочь ей в поисках.
   - Русский, если мне не изменяет память, Александр, приходил кол мне года три назад. Он расспрашивал меня о рукописи, о Граффе. Я ему рассказал всё, что знал. С Рудольфом мы встречались довольно часто в течение многих лет, и эту рукопись я видел у него дома. Он согласился её продать не сразу, но я его уговорил. Он и Мишель Гонди должны были привезти книгу ко мне, но Графф позвонил мне домой перед самой встречей, ещё не было часа дня, и сказал, что опоздает. Звонил он видимо из автомата, я отчётливо слышал шум машин. Они не приехали. Вы знаете, эта книга - моя меча. Я до сих пор не могу придти в себя, я держал её в руках, она должна была быть моей. Уникальная книга, редчайшая, великолепно оформленная, с прекрасными схемами, рисунками, символами! Я не говорю о содержании, не читал, так, просмотрел только, но то впечатление, которое она произвела на меня, не передать словами, - Жак Мюллер разволновался, мышцы на лице слегка задёргались, - Не могу простить себе, что не приехал за рукописью сам. Я коллекционер, это моя страсть, мои предки были коллекционерами, это страсть наследственная. Я с ума сходил из-за этой книги. Я позвонил Мишелю. Он сказал, что Рудольф позвонил Мишелю тогда же, когда и мне, без четверти час, видимо из того же автомата. Графф сказал, что плохо себя чувствует и сейчас подъедет к нему на такси, но не приехал. Я пытался найти рукопись. Я обшарил весь сквер, из которого его увезли в больницу, расспросил всех санитаров, всех очевидцев, которых удалось найти, провёл собственное расследование, но всё было тщетно. Рудольфа Графа, похоже, никто не убивал, он умер сам. Книгу, скорей всего, украли у умирающего букиниста и продали. Я готов был отдать за неё целое состояние, я навёл справки о ней по своим каналам, но рукопись нигде не объявилась. Она исчезла. Не представляю, как Александр мог выйти на неё.
   Анна быстро переводила для Марго рассказ Жака. Жак не лгал. Это было ясно им обеим.
   - Спасибо вам за помощь, - сказала Марго.
   - Не за что, не за что. Если найдёте рукопись - дайте мне знать. Больше меня вам за неё никто не предложит.
   - Но это проклятая книга, вы не боитесь? - спросила Маргарита.
   - У меня эта книга будет лежать в сейфе и никому не принесёт вреда. Я не колдун, не политик и не финансовый воротила. Я коллекционер. У меня много странных, редких книг, и, как видите, я до сих пор ещё жив.
   Они уже стали прощаться с Мюллером, но Анна решила поехать с Марго в больницу, где умер Рудольф Граф, и Мюллер предложил им свою помощь. Он решил подвезти их до клиники, ему было по пути, хотя он и не верил, в то, что они смогут узнать что-нибудь новое через столько лет. Мюллер всю дорогу поглядывал на часы. Он высадил своих попутчиц возле больницы с явным облегчением.
   Анна позвонила дочери своей знакомой из автомата, который находился в холле больницы, рядом с регистратурой.
   К ним вышла молоденькая, худенькая француженка в белом халатике. Они о чём-то посовещались с Анной, девушка кивнула и ушла.
   - Нам придётся подождать, - сказала Анна, - пойдёмте.
  Она привела Маргариту в ближайшее кафе.
   - Что вы будете есть?
   - Ничего, Анна.
  Анна заказала для них два сока.
   - Подождём здесь. Солнце скрылось, ветер, мне на улице холодно, а в госпитале сидеть не хочется.
   Они сначала выпили сок, потом кофе, потом съели по пирожному. Ожидание затянулось. Было видно, что Анна устала, но она шутила и развлекала Маргариту, которой было очень неудобно за то, что она вынуждает людей заниматься своими проблемами. Хотя... Всё это стало от части и проблемой Анны.
   Наконец к ним опять подошла та же девушка, а с ней молодой худощавый незнакомый мужчина. Официантка принесла кофе для всех. Они быстро заговорили по-французски. Говорили долго, минут двадцать. Марго сидела, не понимая ни слова, тупо глядя перед собой.
   Наконец все встали из-за стола, и вышли на улицу. Парень позвонил кому-то по телефону из холла больницы. Он что-то записал на бумажке и протянул Анне. Они попрощались.
   Анна сильно хромала, Маргарита тоже устала от постоянного нервного напряжения, от новых впечатлений и от то ускользающих, то появляющихся надежд на встречу с Сашей. Кроме того, она постоянно вслушивалась в то, что говорили люди на совершенно незнакомом языке, пытаясь угадать смысл сказанного, и от этого уставала ещё больше. Им повезло, наземный общественный транспорт в Париже редкость, но не успели они подойти к остановке, как автобус открыл перед ними двери. Анна с Маргаритой сели на свободные места.
   - Он довезёт меня до дома, а вы выйдете после, через две остановки и пройдёте совсем немного до вашей гостиницы. Марго, рукопись взял шофёр скорой помощи. Она лежала под скамейкой в пакете недалеко от того места, где нашли Рудольфа. Водитель не знал, чья эта книга, и подумал, что кто-то потерял или забыл её. Он врёт, конечно. Водитель скорой говорит, что никто не расспрашивал его о рукописи, но и это не может быть правдой. Он полистал её пару раз, хорошо рассмотрел картинки. Во всяком случае, их он описал довольно точно. Она долго лежала у него в бардачке, а потом он отдал почитать её своему другу, который неплохо знал латынь, а тот продал её за пятьдесят тысяч франков знакомому преподавателю латыни из Люксембурга. Деньги они поделили. Адрес этого преподавателя он дал Александру. Вот он. Возьмите. Вам придётся поехать в Люксембург Маргарита. Я вам позвоню.
  Анна собралась выходить.
   - Спасибо вам - сказала ей вслед Маргарита.
   Всё оказалось гораздо проще, чем она себе представляла. Марго откинулась на спинку сидения и выдохнула. Она устала. Она очень устала. Анна, прихрамывая, шла к своей башне в центре Парижа. Она старалась не показывать вида, но боль отражалось на её лице. В катакомбах было темно и страшно, там Марго не заметила, какой ценой даётся Анне каждый шаг. Маргарита смотрела из окна на пожилую женщину, невольно притягивающую взгляд - жену потомка чернокнижника.
  
   16
  
   Её остановка. Гостиница, мулатка, равнодушно взглянувшая на Марго, большая лестница с окнами во французский двор "колодец", дома за окном с множеством пристроек, её этаж, душный номер. Марго, открыла форточку, упала на кровать. Чужой город шумел за окном. Опять звучала пожарная сирена. Здесь, наверно, пожары не прекращаются никогда. Слишком много пожарных машин, слишком часто слышит она этот звук. В большом пустом номере было жарко. У Марго кружилась голова. Она закрыла глаза, и ей показалось, что она плывёт куда-то. Комната качнулась. Шум города накатывался волнами. Надо поспать.... Звуки жили сами по себе, входили в номер, звуки были похожи на живые существа. В форточку влетел свежий ветер. Маргарите стало лучше. "Укачало наверно в автобусе. Я почти ничего не ела целый день, ах да пирожное...", - подумала она и заснула. Марго просыпалась, засыпала, сердце беспокоило её. Ей снилось что-то мутное, незапоминающееся, а перед пробуждением, или даже в момент пробуждения на излёте сна, длинная гибкая, высохшая, как у мумии, рука с загнутыми ногтями вырвалась откуда-то из преисподней вместе с чуждым всему человеческому духом. От беспросветного ужаса Марго окончательно проснулась. Сердце остановилось в груди, всё её существо онемело, как будто увидела она то, что нельзя видеть живому существу. Она была бессильна перед духом убивающим силой ужаса, вырвавшимся из ада. Ад - это не физические мучения. Это что-то совсем другое. Куда более изощрённое. То, что она увидела, было реальностью, другой реальностью. По сравнению с ней обычный реальный мир мерк.
   Неужели она напрасно ищет Сашу, пытаясь его спасти. Что если дьявол махнул ей рукой из ада не случайно? Что если Саша там, где эта голая коричневая рука, рука мумии, похожая на крыло без перьев, управляет несчастными душами? Почему ей снится то, что человек нигде увидеть не может? Если всё это чудовище явится ей во сне или наяву целиком, то она умрёт от ужаса, несовместимого с жизнью души человеческой. Дьявол есть. Все слишком много говорят о Боге, об образе Божьем, о дьяволе вспоминают реже, и это хорошо, не дай нам Бог увидеть дьявола. То, что вырвалось к ней из сна вместе с взмахом руки .... Что это было? Сон. Просто сон. Но сон уже кончился. На грани сна, в момент пробуждения с адским крылом влетело в её жизнь что-то такое, чего лучше не чувствовать и не видеть. Смерть? Нет, это было хуже смерти, страшней смерти - это чудовище жило смертью, духом смерти длящейся вечно. Рука дьявола из рукописи чернокнижника? Похоже, она знает, как выглядит рисунок на развороте книги.
   Было темно. Маргарита посмотрела на часы - девять вечера. Что-то разоспалась она сегодня. Память вернула её к Саше. Она достала бумажку с адресом. Филипп Бернье, если она правильно прочитала. Люксембург это государство или город. Наверно это государство, тут есть название города, которое она не может правильно произнести и улица, и номер дома.
   Маргарита заснула в одежде. "Юбка помялась. Где её гладить? Надо у хозяйки попросить утюг", - подумала она. Пережитый ужас всё ещё жил в её сознании. Но сон вернул ей силы, и она чувствовала себя окрепшей. Ей даже захотелось есть.
  
   Рука дьявола стояла перед глазами. Да, забыть её она не сможет никогда. Можно было бы обойтись и без этого кошмара. Почему ей? Предостережение? Но предостерегай не предостерегай, а от любви к Саше ей никуда не деться. Если на том свете нельзя солгать, и ложь всегда становится очевидной, если там вместе с любимыми делят всё поровну, то придется ей делить с Сашей его ад. "Господи спаси Сашу, - взмолилась Маргарита - что он сделал в этой жизни такого ужасного, что мне снятся такие сны?"
   Маргарита пошла в магазин, накупила дешёвых продуктов и опять устроила пир. Не пойдёт она сегодня гулять по ночному Парижу. Надо отдохнуть. Только как? Ни газеты, ни книги нет. Привычные вещи становятся недоступными. Шумит город за окном. Что ей делать тут? Как отдыхать? Нет ни приёмника, ни телевизора. Маргарита вытащила из сумки газетный лист, который она положила на дно перед отъездом и прочитала его весь с огромным наслаждением. Необитаемый остров - её номер. Полупустая гостиница, тишина, маленькое окно, за которым чужая жизнь, тени прохожих и шум машин. Одиночество...
   Несмотря на то, что Марго проспала почти пол дня, она заснула быстро и спала крепко, ни разу не просыпаясь.
  
   17
  
   Утро опять нахлынуло на неё волной беспокойства и страха. Неужели это когда-нибудь кончится ... или никогда не кончится, и будет продолжаться вечно. Она даже красоты не чувствует, она не видит Парижа. То, что она способна замечать это только картинка, лишённая внутреннего смысла - света красоты. Она видит то, что видят обыватели или ещё хуже; "Сольери" от искусства, профессионалы "разъявшие музы'ку", но, не услышавшие её. Она стала полусумасшедшим неразумным существом, лишенным той духовной составляющей, которая и была основой любви к Саше. Поиск Саши это поиск той духовности, к которой она стремилась, это желание художника приблизится к постижению красоты, к её идее. Её любовь это - эгоистическая жажда прекрасного. Саша был инструментом, прекрасным инструментом, доносившим до таких, как она, подлинное, ничем незамутнённое звучание мира. Почему, чем дольше она находится здесь, чем ближе приближается к рукописи, тем прозаичней и безысходней становится её жизнь? Чего же хотел от неё Саша? Ничего не хотел или уже ничего не хочет, или она не то ищет, что ему надо? Она просто сумасшедшая! "Где ты? Что с тобой? Что со мной?" - нет ответа.
   Анне звонить неудобно. Она и так слишком много для неё сделала, да ей уже и не по силам все эти приключения. Марго должна сама добраться до этого города в Люксембурге, название которого она не может даже прочитать правильно. Сегодня ей надо сходить на вокзал и всё узнать. Да, Анне она звонить не будет, пусть отдохнёт. Маргарита решила ещё раз погулять по Парижу, вдруг к ней вернётся видение, то особое зрение, позволявшее чувствовать скрытую, тайную сущность красоты - дар Афродиты небесной. У любви земной другие дары.
   Маргарита вышла на улицу, сопровождаемая равнодушным взглядом хозяина отеля. Марго платила за номер аккуратно, кроме этого его больше ничего не интересовало. Светило солнце, куда-то спешили люди. В городе среди зимы царила бесконечная весна. Приятно было видеть чистые стёкла окон, высокие каблучки худеньких женщин, сухой асфальт. Свежий ветерок дул ей в лицо. Как хорошо жить на свете. "Господи, если ты есть, верни мне Сашу, - молила она, - я хочу погулять с ним по Парижу, пройтись по берегу Сены, я хочу видеть его глазами, думать его умом, чувствовать, как он. Меня не существует отдельно от Саши, меня вообще не существует без него. Глупости это всё, насчёт эгоизма, искусства, красоты.... Пусть он будет больным, пусть он даже ничего не будет понимать, Бог с ней с Сеной, с Парижем, я хочу посмотреть ему в глаза, один раз, и это будет величайшим счастьем и больше мне ничего не надо!" - думала Марго.
   Маргарита съездила на вокзал. Она протянула в окошко справочного адрес. И спросила;
   - Не могли бы вы мне сказать, как мне доехать до этого города.
  Женщина удивлённо посмотрела на Марго и начала что-то быстро объяснять ей по-английски.
   - Извините, я не могу уловить, напишите мне на бумаге, пожалуйста.
  Женщина куда-то позвонила, а потом медленно стала ей говорить и записывать на бумаге.
   Марго поняла, что ехать ей надо до Этельбрюка, по-видимому. Марго так и не поняла, можно ли ей доехать туда только на поезде или после поезда ещё на каком-то другом транспорте. Поезд отправляется вечером, в 23 часа 50 минут. Женщина написала по просьбе Марго цену самого дешёвого билета. Это было целое состояние для неё. Ещё несколько таких поездок и у неё закончатся эти пять тысяч долларов. Если она не найдёт Сашу то через пять дней ей надо будет сдать билет на самолёт, и взять новый на более поздний срок. У неё не хватит денег. Надо попробовать добраться туда на автобусе, это должно быть дешевле. Марго не купила билет, она успеет его взять в любой момент.
   Она поехала на метро в центр Парижа, к Лувру, Елисейским полям, выставочным залам. Там зелёные газоны и крошечные маргаритки на ровных коврах травы. Там чище, богаче. Магазины ей не нужны. Она будет гулять одна в этом городе, который стал её домом, и из которого она не хочет уезжать, пусть и грязного, не очень богатого, странного, равнодушного, пересечённого мутной рекой с водой, напоминающей цветом лежалую солому.
   Марго гуляла долго. Ей очень хотелось подняться на Эйфелевою башню. Она мечтала ещё роз сходить в Лувр в отдел Древней Греции и Рима, и, конечно, в отдел Египетских древностей. Ей хотелось попасть и в музей Современного искусства и в Сент-Шапель, но она экономила каждый франк. Марго побродила по узким улочкам Латинского квартала, посидела в садике возле развалин римских терм, перестроенных позднее в монастырскую гостиницу, заглянула в средневековый колодец. В колодце не было воды. Слишком много прошло времени с тех пор, как он был вырыт.
   В Сент-Шапель она всё-таки попала. Церковь находилась рядом с дворцом Правосудия, поэтому охрана проверила её сумочку. В ней был обнаружен перочинный ножик, и ей пришлось сдать его на хранение.
   Готика! Что мы знаем о готике? Мы представляем её себе мрачной, серой, а она пылает яркими красками, разноцветьем вытых колон, немеркнущим чудом витражей. Зал второго этажа был невесомым, сияющим, устрёмлённым в высь, насквозь просвеченным. Казалось, что стен не было, не было силы тяжести. Великие архитекторы прошлого умели творить чудеса. Готика пламенела горящими витражами стрельчатых окон.
   Саша, конечно, был здесь когда-то. Он не смог бы не побывать в этой драгоценной шкатулке преподнесённой людьми Господу Богу.
   Марго взяла с собой бутылку дешёвого лимонада, купленную в супермаркете, и парочку бутербродов. Она перекусила на скамейке возле Нотер-Дама, любуясь розеткой на его фасаде. Маргарита устала, у неё не было сил дальше бродить по Парижу. Если бы можно было не экономить на метро, но она экономила даже на этих поездках. Назад пешком она не дойдёт, придётся ехать. Надо опять платить за номер или всё-таки ехать сегодня на поезде? Марго попыталась узнать, откуда отправляются автобусы в Люксембург, но никто из тех, у кого она спрашивала, этого не знал.
   Она вернулась в отель и легла на кровать. Нет, никуда она не поедет. Она не может. У неё даже нет сил, поесть. Господи, надо было из дома книжку какую-нибудь тоненькую взять, детективчик какой-нибудь, просто рехнуться можно. В номере было тихо. Её "необитаемый остров" смотрел единственным "глазом" окна на небольшую улицу, на стену дома напротив. В окнах шторы были задёрнуты так плотно, что даже тень за ними не мелькнула ни разу.
   Маргарита подкрепилась французским изумительным йогуртом и бутербродами с ветчиной. Продукты она хранила между рамами, как когда-то давно делала это её мать в той огромной коммунальной квартире, где прошли её детство и молодость. Холодильников тогда не было, во всяком случае, в свободную продажу они не поступали.
   Она немного отдохнула и решила, что ждать ей нечего, оттягивать отъезд бессмысленно, она должна ехать сегодня. Может быть, она найдёт Сашу и ей не придётся сдавать билеты на самолёт. Они уедут вместе домой. Где будет их дом - это не важно. Он будет там, где будут они вдвоём, и это будет самый прекрасный, самый родной дом на свете.
   Марго собрала вещи, решила помыть голову перед отъездом, принять душ. Высохнуть волосы не успеют, ну и что, всё равно лучше ехать на встречу с судьбой с чистой головой.
   Телефон зазвонил резко и неожиданно в ватной тишине её номера. Марго вздрогнула, ей показалось, что этот звонок вырвался из другой жизни. Звонила Анна:
   - Маргарита, я вам целый день звоню с самого утра. Где вы пропадаете. Я же просила вас позвонить мне.
   - Я не хотела вас беспокоить, вы вчера очень устали. Вы не представляете себе, как я вам благодарна.
   - Я вам звоню по делу из ресторана, не из дома. Знакомые Франсуа, муж с женой, едут на машине по делам в Бельгию в Антверпен, а потом в Льеж, им надо отвезти документы, а потом, они отправятся в Люксембург к дочери. Вы Марго заплатите меньше половины от стоимости бензина, и они вас отвезут туда, куда вам надо. Они знают это место, им с вами по пути. Супруги выедут из Парижа в четыре часа утра, то есть этой ночью. Франсуа должен позвонить им сейчас, пока они не легли спать. Так что ответ надо дать сразу. Марго чуть не расплакалась.
   - Анна спасибо вам, передайте спасибо Франсуа. Конечно, я поеду. Я просто не знаю, как вас отблагодарить.
   - Найдите вашего Сашу и, если найдёте, распорядитесь рукописью так, что бы она больше не приносила вреда людям. А теперь скажите точный адрес вашего отеля.
   Марго долго мучилась с названием улицы, она никак не могла правильно произнести его. Хорошо хоть визитка всегда была под рукой. Наконец Анна сама догадалась, о какой из улиц идёт речь.
   - Машина подъедет ко входу в отель без пятнадцати четыре, запишите её номер, так что ложитесь спать скорее, чтобы к утру быть в форме. Да, Маргарита, они не говорят ни по-английски, ни по-русски. Жиль знает немецкий, фламандский, общается на итальянском и естественно владеет французским. Не забудьте взять разговорник. Желаю удачи!
   - Спасибо вам, спасибо!
   Марго закрыла номер на ключ и спустилась вниз. Хозяин сидел у входа в гостиницу. Марго сказала, что уезжает этой ночью в четыре часа утра. Он вежливо и равнодушно кивнул: "Хорошо, я понял", - и пожелал ей спокойной ночи.
   Маргарита вымылась, высушила волосы, долго ворочалась и не могла заснуть. Было темно, тихо и жарко. Она посмотрела на китайский, складной будильник: без двадцати минут два. Она явно будет не форме на следующий день.
  
  
   18
  
   Ей показалось, что она глаз не успела сомкнуть, как зазвонил будильник. Сердце стучало, выбивая дробь, голова кружилась. Её знобило. "Господи, я не доеду, - подумала она, - я даже до машины не дойду". Маргарита медленно спускалась с лестницы. Возле выхода её ждал заспанный хозяин. Он открыл дверь и пожелал ей счастливого пути. Марго поблагодарила его. Он протянул ей маленькую рекламку отеля: "Приезжайте ещё". "Спасибо", - пробормотала она.
   Возле гостиницы машины не было. Марго взглянула на часы: было без пятнадцати четыре. Город был тёмен и пуст, но она не успела испугаться: из-за угла выехала маленькая жёлтая машина, что-то вроде нашего "запорожца", видимо, такой же марки, как и машина Франсуа Ренье.
   Открылась дверь, и Марго забралась на заднее сиденье. Ей улыбались два приятных немолодых лица. Супругам было явно за пятьдесят. Они представились. Её звали Фреда, а его Жилем.
   Они ехали по предместьям Парижа. Было темно. Супруги тихо и монотонно разговаривали друг с другом. Маргарита вглядывалась в темноту, пока сон не сморил её. Голоса становились всё глуше и глуше, они, казалось, расплывались в дремотной полутьме, мимо проносились медленно гаснущие огни фонарей. Марго заснула, свернувшись клубочком на заднем сидении, положив голову на сумку.
   Она спала долго. Сквозь сон Маргарита слышала, как останавливалась машина, хлопали дверцы, до нёе доносились какие-то голоса, она видела за окном мелькающие огни. Она просыпалась и тут же засыпала опять.
   Наконец она проснулась окончательно. Похоже, это была Бельгия. Супруги тихо переговаривались между собой, не желая нарушать покой попутчицы. За окном проплывали поля, похожие на лоскутные одеяла, особняки, окружённые зелёными лужайками. Они неслись по автостраде мимо маленьких городков, игрушечных церквушек, пустых садов и деревьев с голыми ветвями. День был неярким, солнечные лучи никак не могли пробиться сквозь белёсую, сплошную, однотонную массу облаков. Дождя не было. Тихий, достаточно тёплый, безветренный день. Супруги заметили, что она проснулась, и доброжелательно улыбнулись, пытаясь её подбодрить таким образом. "Белджим", - сказал ей Жиль, показывая на окно.
   Они вышли из машины в Антверпене. Здесь жил Рубенс. Маргарите показали его дом - вычурный, барочный особняк с помпезными воротами, и ещё показали памятник какому-то, по-видимому, очень древнему фламандцу в набедренной повязке. Город был старым, Марго мечтала сходить в музей Рубенса, погулять по древним улицам, но они только успели выпить в близлежащем кафе по стакану апельсинового сока и привести себя в порядок в туалетной комнате, как Жиль стал торопить их, и все опять пошли к машине. Марго пыталась запомнить всё, что видит. Она, не отрываясь, глядела в окно.
   Льеж оказался большим, шумным городом. Там было много машин, красивых площадей. Жиль высадил их на одной из них. Они с Фредой прошлись по маленькой средневековой улочке, не более метра шириной. Маргарита ощутила какое-то странное чувство в этом зажатом пространстве средневековой улицы. Как тогда жили люди? Что испытывают сейчас те, кто живёт в этих домах-крепостях с окнами, глядящими в стену? Рвущиеся в небо зубчатые пики соборов, напоминающие выросты рыбы-пилы, острые фронтоны домов, башенки и крыши под красной черепицей, почти полное отсутствие природы, унылые маленькие поля цивилизованной Европы - совсем другое пространство, другое ощущение жизни, не такое, как в России. Согласилась бы она жить на такой улице, смотреть на серую стену дома напротив? Да, согласилась бы. В этом что-то есть, в этих старых камнях приглаженной, обвешанной рекламой, жадной до денег двуличной Европе. В её городах всё еще живёт чувство времени, дыхание истории, культурные традиции, что-то такое, чего не купишь и не воссоздашь то, что наполняет жизнь смыслом и чувством красоты.
   Остановка в Льеже тоже была недолгой, не более получаса, чашка кофе со сливками и печеньем, и опять автострады, поля, кусты, особняки, бензоколонки, пластиковые бутылки с лимонадом. Хорошо, что она выспалась в машине.
   Арденны! Невысокие горы, поросшие хвойным лесом. Пробки. Это Бельгия или уже Люксембург? Она ждала, когда же у нее, наконец, проверят паспорт, посмотрят визу, но никто не поинтересовался ни паспортом, ни визой, никто не остановил их машину, даже у шофёра не проверили документы. Интересно, а когда она спала, на границе с Бельгией их машину проверили?
   Они проезжали мимо живописных городков у подножия гор, мимо маленьких быстрых речек. Вдруг Марго увидела великолепное озеро с голубой водой, окружённое лесом. Они остановили машину на автомобильной стоянке возле берега и спустились к воде. Берег был каменистым, никакого песочка. Крупные камни лежали в воде, и Маргарита шагнула на один из них. Вода была удивительно чистой, кристальной. Она умылась, вода показалась ей тёплой. Она бы искупалась в этом озере, если бы у неё был с собой купальник. Зимой? Купаются же моржи в проруби. Какая тут зима? Одно название. Они постояли несколько минут и пошли к машине. На берегу кроме них не было ни одного человека, только ярко-жёлтые контейнеры для мусора говорили о том, что здесь бывают люди. Цивилизованная чистота ещё не испорченная цивилизацией. Она бросила последний взгляд на удивительное озеро с голубой водой.
   Дальше они ехали по дороге, проложенной между гор. Иногда она ныряла в небольшие туннели. Вдоль дороги тянулся лес, мелькали яркие домики небольших посёлков, развалины замков на вершинах невысоких гор и бурные, мелкие речки.
   Машина остановилась в маленьком городке, протянувшемся вдоль подножия гор на берегу чистой, быстрой реки с каменистым дном. Городок был удивительно красив. Жиль и Фреда на пальцах попытались объяснить Марго, что она приехала - это и есть тот самый город, чьё название она так и не смогла произнести правильно. Маргарита спросила по-английски: "Сколько?" Жиль протянул ей бумажку с цифрой. Эта цифра по сравнению со стоимостью билета на поезд была просто подарком, считай, что даром. Марго долго благодарила Жиля и Фреду. Они улыбались. Фреда помахала ей на прощанье рукой из машины. Всё. Дальше она будет одна продолжать поиск Александра.
  
   19
  
   Её высадили возле маленького отеля, двухэтажного жёлтого домика с черепичной крышей. Сегодня разыскивать учителя латинского языка она не будет, сначала надо позаботиться о ночлеге, хотя...., судя по всему, найти учителя будет несложно, в этом городе заблудиться просто невозможно.
   Отель не был похож на отель. Это был жилой дом с кухней, гостиной и комнатами. Она попросила самый дешёвый одноместный номер. Хозяйка, крупная светловолосая женщина, отвела её на второй этаж, в большую, светлую жилую комнату с прихожей, овальным столом и стульями для гостей, с огромной кроватью и бронзовой люстрой с хрустальными висюльками. Здесь даже была горка с посудой. Ванна оказалась куда больше и роскошней парижской, но грязнее. За чистотой тут никто особо не следил, возможно, из-за того, что постояльцев в будний день не ждали.
   Марго выглянула в окно и увидела горы, изгиб реки, сосны. Окно выходило не прямо на набережную и не на гору, поднимавшуюся сразу за домом, а немного в сторону, наискосок, казалось, что дом стоит где-то в глуши, один единственный в этом мире. Никаких других домов из её окна не было видно. Под окном находилась пристройка. Марго подумала: "Здесь можно было бы сделать открытую террасу". Чудесное место. Только хватит ли у неё денег? Хозяйка назвала цену. Цена была слишком велика для Марго. Хозяйка сказала:
   - Это с завтраком и обедом.
   - А без?
  Номер стоил почти столько же, сколько стоил и её первый в Париже. Марго согласилась платить только за ночлег, другого выбора у неё не было.
   - Сейчас не сезон, мадам. Это недорого, - сказала хозяйка.
  Она наотрез отказались от долларов, но без слов взяла оставшиеся от прежней поездки бельгийские франки.
   Несмотря на усталость, Маргорите пришлось выйти на улицу, ужинать в гостинице ей не по карману. В провинции не найти дешёвых магазинов, но надо попробовать. Марго за весь день съела одну шоколадку.
   Она шла по набережной, вдоль которой стояли дома. Река петляла, домики прижимались к подножию гор, пахло хвоей. Воздух был свежим, лёгким. "Живут же люди!" Она увидела колонку. Ей захотелось пить. Холодная чистая вода порадовала её необыкновенным вкусом, родниковой свежестью, горной чистотой.
   Магазина она не нашла, но должен же он тут быть. Наконец она увидела большой дом с деревянной застеклённой террасой. На террасе сидели люди, что-то пили. "Наверно местный кабак", - подумала она. Рядом с ним примостился магазинчик. Она купила бананы и булку. Ничего попостится. Маргарита поднялась по деревянной лестнице на террасу. Всё посетители кафе, а их было немного, пили зелёноватое кислое сухое вино. Она заказала большой бокал и сразу захмелела. От вина Марго почувствовала лёгкость и какой-то необыкновенный подъем. Терраса примостилась над мелкой, быстрой рекой, текущей в глубоком, облицованном камнем русле, зажатом горами. Было тихо. Медленно наползали сумерки.
   Невероятной красоты игрушечный городок повис между небом и рекой среди сизых, покрытых лесом гор, в голубых сумерках. Ущелье тонуло в лёгкой прозрачной дымке. На одной из гор не было леса, зато на ней возвышались полуразвалившиеся башни и остатки крепостных стен. Разрушенное временем разбойничье гнездо, старинный замок, чернел над ущельем. Его тёмный силуэт придавал этому месту какое-то особенное настроение. В такие городки приезжают влюблённые парочки, снимают номер в крошечном отеле, пьют кислое вино на самой красивой террасе в мире, а потом вспоминают об этом всю жизнь.
   Маргарита нашла дом Филиппа Бернье по дороге в гостиницу. Трудно не найти адрес учителя на единственной улице этого города. В узком трёхэтажном домике света не было ни в одном окне. "Неужели я приехала сюда зря, - подумала она, - завтра, завтра...". Лёгкое опьянение прошло. Оно сменилось тяжёлой, отупляющей усталостью. Маргарита пошла в отель.
   В номере было тепло. Хозяйка приготовила ей постель. На кровати лежали две очень мягкие обыкновенные подушка. Марго заснула мгновенно. Было тихо-тихо, город застыл в ватной тишине ущелья, только река шумела в глубоком русле. За окном стояла непроглядная тьма.
   Этой ночью ей приснился Саша. Он шёл по узкому коридору куда-то вглубь дома. Она просила его оглянуться, подождать, но он не слышал её. Вдруг он оглянулся, она смотрела на него, а он на неё. Она хотела обнять его, или хотя бы прикоснуться к нему, но он исчез в темноте, как будто растворился в ней. Марго шла по коридору, руками ощупывая стены. Сердце её замирало от ужаса. Она кричала, звала Сашу, ей показалось, что больше она его не увидит даже во сне. Она проснулась в холодном поту.
   В номере было темно. Тьма была густой, совсем не такой, как в городе или на даче. Не было вообще никакого просвета, абсолютная тьма из её ночного кошмара. Маргарита ощупью добралась до выключателя. Ей было жутко, сон владел ею, её душа замирала от ужаса. При свете люстры она не могла заснуть, а погасить - не решалась. Никогда Марго не боялась темноты, и сейчас не темнота пугала её, а возвращение чувства непоправимой утраты, приснившееся ей этой ночью. Маргарита включила свет в прихожей, а в комнате выключила, выпила валерьянки с оставшимся с вечера холодным чаем и заснула, тяжёлым сном без сновидений.
  
   20
  
   Утро было тихим. Лёгкая, прозрачная дымка опять повисла в ущелье. Хвойный лес тёмно-зелёным мохнатым покрывалом лежал на горах. Над горами стояло светлое бледное небо без солнца, как будто оно тоже было покрыто призрачной однотонной дымкой. Маргарита открыла окно. Чистейший горный воздух наполнил комнату. Она заставила себя поесть. Сердце стучало. Сон продолжал мучить её ощущением потери. Окружающий мир был очень похож на продолжение сна. В этом мире всё казалось нереальным.
   Марго привела себя в порядок. Да, она хороша собой. В лице её появилось что-то нежное, молодое. Её фигура по-юношески лёгка, невесома. Она же видит, с каким восхищением на неё глядят мужчины. Почему к ней не подходят? Стесняются?
   Маргарита шла по набережной. Внизу, за перилами, в каменном тёмно-синем склепе русла бежал хрустальный поток. Отвесные стены набережной были облицованы каким-то странным черным, отдающим синевой камнем. Чистенькие игрушечные домики игрушечного городка тоже показались ей нереальными на фоне тёмных гор.
   Маргарита долго искала звонок в доме Бернье. Звонка не было. Она стала стучать. Разве можно услышать этот стук где-нибудь на третьем этаже? Она упрямо колотила в дверь до тех пор, пока какая-то женщина не вышла из соседнего дома, подошла к ней и стала что-то говорить на непонятном языке:
   - Я не понимаю, я говорю по-английски.
  Женщина показала на дверь и повторила уже по-английски:
   - Завтра, он будет завтра.
  Маргарита облегчённо вздохнула.
   - Спасибо.
  Женщина долго с любопытством смотрела ей вслед. Марго спиной чувствовала её взгляд. В эти дома не слишком часто стучатся незнакомые люди.
   Что она будет делать здесь сегодня? Она пойдёт в магазин, купит продукты. Нет, она поднимется к старому замку. Это не слишком высоко.
   Маргарита шла по асфальтированной дороге ввёрх. Вокруг был лес. Попутки ей не попадались. Лес оказался отнюдь не вековым; небольшие сосенки, иногда попадались невысокие ели. Участки леса принадлежали разным людям. Кое-где деревья вырубали, кое-где сажали новые. Лес приносил доход, был чем-то вроде огорода.
   Она довольно долго поднималась к вершине той горы, на которой возвышался замок. Наконец Марго свернула с дороги и пошла по траве к развалинам.
   Крепостные стены почти сравнялись с землёй. Остатки стен и башен были похожи на гнилые чёрные корни зубов, почти заросшие и лишь кое-где выступающие из-под набухших "дёсен" почвы. Под буграми покрытыми землёй и травой угадывались камни. Она не нашла ни одного входа в башни, наверно входы тоже оказались погребёнными под слоем земли. Нигде не было видно следов раскопок. Руины стояли во всей своей красоте, не потревоженные человеком.
   Город внизу притягивал взор разноцветными стенами и черепичными крышами маленьких домиков. В глубине ущелья, синела река. Голубовато-серая, прозрачная дымка была видна даже отсюда. Здесь, на горе, возле развалин её не было, как будто она по волшебству рассеялась над замком. Здесь, сквозь легкие однотонные облака, просвечивало солнце. Маргарита немного устала, но сесть ей было некуда. Люди нечасто посещали эти места, к счастью. Она села на холодные камни. Было совсем тихо. Даже машины не проезжали возле замка. Развалины застыли во времени и пространстве среди невысоких гор и зелёных лесов.
   Обратная дорога заняла куда меньше времени. В городке больше достопримечательностей не было. Маленькая церковь не привлекла её внимания. Маргарита зашла в магазин, а потом медленно побрела в отель. Она купила бутылку сухого недорогого вина, которое здесь пользовалось таким спросом. Придётся пить одной.
   В её номере было тепло, уютно. Маргарита поставила на стол вино, достала фужер, батон, бананы. Она раздёрнула тюль, открыла окно и выпила бокал вина под шум воды. Телевизора не было, радио тоже. К вечеру пошёл снег. Крупные хлопья падали на землю и тут же таяли. Лес приобрёл сказочный вид. Тёмная туча повисла над городом, над ставшей вмиг свинцовой водой, а потом ушла, оставив дыхание зимы - леденящий холод и сырость. Серая дымка опять повисла над ущельем.
   Маргарита знала, что Саша жил в этом отеле, в этой комнате, что он поднимался к развалинам замка, сидел на деревянной террасе и пил зелёное вино. Она знала, что он ел за этим столом, что над городом висела такая же серо-голубая дымка, так же шумела река. Маргарита шла по его пути. Ей казалось, что вот сейчас он войдёт к ней в комнату или встретит её возле отеля.
   Она спустилась вниз, чтобы заплатить ещё за одни сутки. Марго заглянула на кухню, там никого не было. Она постучала в дверь комнаты хозяйки, та отозвалась. Маргарита вошла. В гостиной стояла старая, добротная, резная дубовая мебель, камин, телевизор. Марго посмотрела на стену над камином и окаменела. На стене в простой деревянной раме висел рисунок. Это был рисунок Саши; маленький городок в тёмном ущелье, река в чёрном русле, развалины замка и голубовато-серая прозрачная дымка какой-то тяжёлой тоски, стоящая над городом и окутавшая всё вокруг призрачным маревом.
   Хозяйка поймала взгляд Марго и сказала:
   - Русский, мне подарил его русский, он жил здесь. Хороший рисунок. Все просят продать, но я не продам.
   Маргарита зашла в номер, слёзы потекли из глаз. Её мысли и чувства не бред, ей ничего не кажется. Она права. Саша был здесь, и сейчас она чувствует его присутствие рядом с собой, его улыбку, его взгляд, ту бесконечную любовь и нежность с которой он смотрит на неё. Никто, никогда не смотрел на неё так. Ей ничего не кажется. Это не бред, не плод воображения, нет. Это реальность, доступная не всем людям.
   Марго пила вино и плакала. Алкоголь не приносил облегчения. Марго опять спустилась на первый этаж. Там она обнаружила тот узкий коридор, что ей приснился накануне. Он находился возле кухни и вёл вглубь дома. Она подумала: "Я схожу с ума, я схожу с ума!" Марго поднялась к себе.
   Она достала лежащую на дне сумки лёгкую папку с чистыми листами бумаги, маленькую коробочку пастели и несколько карандашей. Всё это она взяла с собой, но ни разу не вспомнила о том, что может нарисовать что-нибудь. Теперь пригодилось, хорошо, что взяла. Она рисовала ущелье, реку, горы, поросшие лесом. Она рисовала, глядя из окна, серую, лёгкую сгущавшуюся в сумерках дымку. Рука двигалась сама, как будто не по её воле. Её душа остановилась в груди, она была полна болью и светом и была похожа на чашу. Маргарите казалось, что эта чаша переполнена, что она может упасть и разбиться, и тогда всё кончится. Что кончится? Мучительное опущение жизни? Невероятное постижение красоты? Сумасшествие? Мысли мелькали в её голове, горло опять опаляло огнём. Она дышала лёгко, и тело казалось ей невесомым.
   Рисунок лежал на столе. Это был не её рисунок. Если бы она так умела рисовать! Господи! Что ты хочешь от меня? Талант не от Бога, но он по Божьей воле. Талант ей дан не для того, чтобы она бегала по Европе, не для поисков Саши. Он нужен для творчества. Но этот дар ей не принадлежит, это талант Ивлева! А может быть, он и Саше не принадлежит? Она видит мир глазами духа. Она хочет так видеть всегда. На столе лежал рисунок Саши, нарисованный её рукой. Может быть, он хотел именно этого.
   Маргарите стало легче. Только что нарисованный рисунок, как будто подтверждал её догадки о том, что она делает всё так, как надо, каким бы нелепым всё это ни казалось.
   Она заснула почти счастливой. У неё было ощущение, что она, наконец, встретила Сашу, поговорила с ним, заглянула ему в глаза. Сон её обманул; дух Саши оставался с ней.
  
   21
  
   Утро мерцало в окне Маргариты серовато-голубым маревом. Она проснулась с чувством тревоги. Ей было мучительно трудно идти к Филиппу Бернье, страх сковывал её. Маргарита не могла есть. Рисунок на столе околдовывал мистическим ожиданием чего-то неожиданного и страшного. Да, это Сашин рисунок, и он о чём-то предупреждает её. Но не идти она не может, не за тем она забралась в эти горы, чтобы повернуть обратно. И рисунок этот не Сашин, нет, это что-то такое, что она не может объяснить. Так могла нарисовать только она. Но кто водил её рукой?
   Маргарита посмотрела на себя в зеркало. Темноволосая, похожая на призрак женщина с большими тёмными глазами, глядела на неё из серой дымки, заключённой в резную раму.
   Марго подошла к дому Бернье и постучала. Дверь открыл худощавый мужчина лет сорока с внимательными умными глазами, крупным подбородком и широким лбом. Что-то несовременное, знакомое и почти забытое было в его манерах и внешности. Ей показалось, что он ждал её прихода. "Наверно соседка предупредила", - подумала она.
   - Здравствуйте. Меня зовут Маргарита Трофимова. Я разыскиваю Александра Ивлева. Я знаю, что он собирался поехать к вам. Это было около трёх лет назад. Он искал старую рукопись. Буду благодарна вам за любую помощь.
   - Проходите, мадам.
  Он повёл её на второй этаж в свой рабочий кабинет. Большой письменный стол, книжные шкафы - всё очень скромно, ничего лишнего.
   - Садитесь, мадам. Может быть кофе?
   - Нет, спасибо.
   - Мадам, я почти ничем не могу вам помочь. Рукопись я подарил Александру. Он был здесь летом... года три назад. Александр очень интересный человек. Он учёный, химик. Я не мог понять до конца содержание книги и воспользоваться им, но того, что я прочитал, было достаточно, что бы захотеть от неё избавится. Вы знаете, после того, как Александр уехал, мой дом несколько раз обыскивали какие-то люди, я чудом остался жив. Меня чуть не ранили из ружья, когда я возвращался от знакомых на машине, от выстрела разбилось лобовое стекло, и, только благодаря проезжающим мимо туристам, я остался жив. Они вызвали полицию, подъехали ко мне, и вспугнули людей, которые собирались увезти меня на своём автомобиле.
   Марго с трудом успевала поспевать за ним с переводом. Кое-что она пропустила, не поняла, возможно, кое-что она поняла не верно. Филипп говорил медленно, просто её проблемы с английским никуда не делись. Словарный запас был по-прежнему скудным.
   - Извините, я плохо говорю по-английски. Не могли бы вы говорить ещё медленнее - краснея, попросила Марго.
   - Да, мадам. Саша, скорее всего, пропал из-за этой рукописи. Я предупреждал его, но он был, одержим ею. Мадам, не ищите эту проклятую книгу, если бы я знал, что мне придётся пережить из-за неё, то никогда бы её не купил.
  Маргарита печально улыбнулась.
   - Мне не нужна книга, мне нужен Александр. Я отдала бы всё на свете, лишь бы он был жив.
   - Я понимаю вас, мадам, но ничего больше не знаю об Александре. Он обещал мне позвонить и не позвонил. Я чувствую себя виноватым. Если вам нужна помощь, можете рассчитывать на меня.
   - Спасибо. Как мне лучше добраться до Парижа.
   - Я могу вас отвезти на машине до станции. Вы доедете до Люксембурга, а дальше на другом поезде - до Парижа. Вот мой номер телефона, звоните. Завтра я не работаю. Сегодня я свободен после шести вечера, а завтра у меня выходной.
   Они попрощались. Марго вышла на набережную из старого дома с маленькими комнатами, скрипучей деревянной лестницей, деревянными потолочными балками, с налётом не ухоженности, какой бывает в домах холостяков. Она была слишком подавлена, расстроена и не заметила, какими глазами смотрел на неё Бернье. А могла бы заметить! Мы все невнимательны к людям, мы слишком заняты собой, своими чувствами, переживаниями, для других - не остаётся места.
   Она не зря боялась идти к Бернье. Поиски зашли в тупик. Город, застывший в призрачном мареве, сырой от растаявшего снега, окружил её лесами, горами, отделил от всего мира колдовским призрачным покоем.
   Она успеет на самолёт. Ей лучше уехать в Париж сегодня. Марго посмотрела на тёмный лес, на горы, на сизую прозрачную воду. Что-то держит её здесь. Нет, она никуда не поедет. Берьнье напугали, как напугали Лёнечку. Если бы его хотели убить - давно бы убили. Она не должна бояться. Саша шёл рядом. Она видела его глаза. Он улыбался ей смущённо и насмешливо.
   Марго поднялась по лестнице в кафе, на застеклённую террасу, нависшую над рекой, купила бокал зелёного молодого вина. Тёмные балки деревянного потолка, нарочито грубая деревянная мебель, роскошный вид из окна на полуразрушенный замок и лес, а внизу в чёрном русле гремящий, бурный поток - да, это место она не забудет никогда. В кафе не было посетителей, за стойкой дремала девица. Марго пила кислое вино без закуски. Ей было плохо.
   В магазине она купила ещё одну бутылку рислинга. В пластиковую бутылку из под лимонада набрала воды из колонки. Голова кружилась, желудок болел. Какого чёрта она делает здесь! Ей надо уезжать. Пора прекратить это сумасшествие.
   Хозяйка отеля посмотрела на неё недоумённо и испуганно. Марго жалко улыбнулась ей.
   - Я могу вам помочь, мадам.
   - Нет. Спасибо.
   Маргарита легла на кровать. "Господи, за что? - думала она - если Сашин дух может заставить меня мотаться по всей Европе без всякой надежды, если он так всемогущ, почему он не может привести меня к той цели, к которой вёл? Зачем он мучает меня? Что тебе надо живому или мёртвому. Зачем всё это? Марго опять плакала. Слёзы текли бесшумно, глаза не краснели. Слёзы текли как вода. Она вспомнила свой сон; коридор в отеле, стену возле которой стоял Саша. От кислого вина желудок заболел ещё сильнее. "Нужно было купить виски, вечно я экономлю эти чёртовы копейки, а лучше бы вообще ничего не покупать", - подумала Маргарита. В доме было тихо. За окном монотонно шумела река. Она заснула в слезах.
  
   22
  
   Ей опять снился тот же коридор, стена, Саша стоял на том же месте возле неё. Он улыбался ей горько и брезгливо, как будто боялся, что она бросится к нему, и он не сможет от неё отстраниться. Между ними лежала непреодолимая черта смерти. Маргарита четко и ясно ощущала её дыхание. Но она чувствовала нечто большее, чем смерть. Что-то бессмертное вечное, исходило от Саши. Она глядела на него с глубокой любовью, и он поднял на неё глаза, в которых ничего не возможно было прочитать. Они выражали что-то такое, что было за гранью её понимания. "Что с ним, у него глаза другого цвета, тёмные", - подумала Марго. Во всём его облике было страдание, ставшее привычным, ставшее самой жизнью. Или смертью? Он опять исчез во тьме. Молча. Он не сказал ей ни слова.
   Марго проснулась в абсолютной темноте. Она опять испугалась. Тьма была беспросветна. Она встала, и ощупью стала искать выключатель. Искала долго, шарила руками по стенам. Было одиннадцать часов. Она проспала весь день. Смутное беспокойство владело ею. Есть не хотелось. Она пила холодную воду, налитую днём из колонки.
   Зачем ей снится один и тот же сон? Это не спроста. Глупо верить снам, но, почему бы не проверить. Маргарита спустилась вниз по деревянной лестнице отеля. Лестница скрипела. Что она скажет хозяйке? Что она делает здесь? Она скажет, что хочет чая и ей нужен утюг. Всё это правда. Надо было купить спички, на первом этаже было темно. Она шагнула в темноту. Марго шла по узкому коридору, ощупывая стены. "Где здесь этот чёртов выключатель? Похоже, его тут вообще нет", - она наткнулась на дверь. "Наверно он около двери", - подумала она. Маргарита трогала стену, на ней ничего не было. Она устала, прислонилась к двери и дверь открылась. Марго вошла, провела рукой возле косяка, наконец-то зажглась лампочка и осветила маленькую кладовку возле кухни.
   "Вот куда уходил Саша, - подумала она, - он исчезал на этом самом месте". На полках стояли бутыли, лежали какие-то коробки, старые журналы, кухонная техника, вышедшая из употребления, - всякий хлам с которым люди почему-то не решаются расстаться. Маргарита увидела возле стены куски фанеры, а на одном из них в уголке маленькую синюю едва заметную метку. Она наклонилась. Это была крошечная девяти конечная звездочка. Марго отодвинула кусок фанеры. За ним в пыли и паутине лежало что-то завёрнутое в пожелтевшую газету. Маргарита подняла свёрток, выключила свет в кладовой и пошла по лестнице наверх. Сердце её стучало. Страх сковывал всё её существо. Марго включила свет в комнате, задёрнула шторы. Она положила свёрток на стол, развернула газету.... Перед ней лежала книга в коричневом кожаном переплёте с отделанными жёлтым металлом углами. На развороте была нарисована рука дьявола, махнувшая ей на излёте сна. "Он это видел, этот чернокнижник, - мысль мелькнула и ужаснула её, - интересно, он видел дьявола всего или, как я, только руку?"
   Старинный герб красовался на титульном листе, красивый герб, поддерживаемый змеями, вставшими на хвосты. На итальянском овальном щите была нарисована звезда - символ даров духа. Каждый её луч был украшен латинскими буквами. Три шара находились в самом низу щита, но это были не такие "горбушки", как на гербе у Медичи; поменьше и не так расположены.
   Маргарита лихорадочно листала рукопись. Великолепный, ровный подчерк, красивые буквицы. Рисунки, схемы и чертежи были изящны, поражали красотой и загадочностью орнаменты заставок. Марго не знала латыни. Для неё это была старинная, редкая вещь, написанная каллиграфическим подчерком, прекрасная вещь, произведение искусства. Она была художницей, и не могла не восхищаться книгой, но ей нужен был Саша, а не рукопись. Она листала её, пытаясь найти записку или что-нибудь, что поможет найти его. Она осмотрела каждую страницу по несколько раз, прощупала и просмотрела на свет; вдруг, он сделал какие-нибудь пометки или оставил какой-нибудь намёк на то, где его искать дальше. Рукопись была просто рукописью, пролежавшей в пыли между листами фанеры около трёх лет. Она не привела её к Саше.
   Маргарита сидела, тупо глядя на неё. Что ей делать дальше. Надежда сменилась безнадёжным, тупым отчаянием. Проклятая рукопись, из-за которой он исчез, лежала перед ней. Марго хотела разорвать её, сжечь, уничтожить, но ... Саша привёл её сюда не для того, чтоб она устроила над ней расправу. Тогда зачем?
   Она отвезёт эту книгу Анне. Пусть та делает с ней что хочет. Искать Лизетту Вьейвиль она не будет; у неё нет на это ни времени, ни денег. Саша... неужели его душе так дорога была эта книга, что он даже после смерти заставил Марго искать её. Рукопись - книга, от которой мурашки бегают по коже, книга, которая никого не сделала счастливым, книга, несущая на себе проклятье. Марго сидела неподвижно, как мёртвая. Тяжёлая усталость навалилась на неё. Тело, казалось, было налито свинцом. Даже мысли покинули её. Душа её была пуста. Опустошение.... В одно мгновение она окончательно осознала, что это всё. Саши нет в живых, она знала, вернее, знает это, надежды больше нет никакой, он вернулся бы за рукописью, если бы был жив. Надежда, толкавшая её на поиски, была призраком, обманом. Саша опять предал её, подсунул ей эту книгу. Неужели эта рукопись и есть цель её пути, то к чему она стремилась? А может это цель его пути?
   Маргарита встала, открыла окно. Номер наполнился шумом воды, ветер волной пробежал по занавескам. Непроницаемая ночь стояла за окном. Завтра она поедет в Париж. Маргарита взяла книгу и пошла в ванну. Оставить её на столе она не могла, Саша заплатил за неё жизнью. Надо её спрятать. Она оглядела ванную комнату - сплошной кафель. Как тут её убережёшь? Маргарита накрыла книгу полотенцем, приняла душ, почистила зубы. Она всё делала, как машина, не думая, не чувствуя, и почти не видя ничего вокруг себя. В комнате стало прохладно, она закрыла окно, проверила дверь. Было тихо. Хозяйка отеля сидела в доме, как мышь, нет, даже мышь слышно, она шуршит чем-то, что-то катает по полу, пищит иногда. У Марго создалось впечатление, что хозяйка отеля этой ночью куда-то ушла. Марго погасила свет. Тьма опять навалилась на неё. Она легла на кровать. Спать не хотелось. Ещё бы, она целый день проспала. Маргарита лежала неподвижно, долго, долго. Вдруг она услышала какой-то необычный звук. Ей показалось, что в доме кто-то есть. "Наверно хозяйка объявилась", - подумала она. Недосыпание, новые впечатления, усталость, разочарование - окончательно измучили её. Она слышала шаги на лестнице, скрип деревянных половиц. Она хотела встать, убежать, но как это бывает во сне, онемела от ужаса. Шаги стихли, Марго облегчённо выдохнула. Опять стало тихо. И вдруг она уловила звук. Дверная ручка поворачивалась. Скрипнула дверь. Марго хотела закричать, но не могла. Голос не повиновался ей, она вскочила с кровати, кинулась к окну, лихорадочно открыла его. Кто-то ударил её по голове. Марго почувствовала нестерпимую боль, сменившуюся слабостью. "Всё, - подумала она, - всё кончено". Она, как в тумане, увидела человека шагнувшего из окна, какой-то негромкий хлопок, Ноги её подкосились. Она услышала звуки, похожие на тонкий звон хирургических инструментов. Потом стало тихо.
  
   23
  
   Маргарита летела в абсолютной темноте в лучах золотого света к золотому, прекрасному солнцу. Лучи переливались, они были полны любовью, радостью и мыслью. Она была частью этой любви и радости, частью этого мыслящего света. "Что это", - подумала она. Какой-то голос, не её, но в ней самой ответил: "Бог, это есть Бог". Она протянула руку, ей хотелось посмотреть, какой она стала, но руки не было, тела не был. Был полёт, сверкающий и свободный. Беззвучный голос сказал ей: "Никому не говори об этом". Беззвучный голос мыслящего света.
   Она в одно мгновенье возвратилась в свой номер. Тот свет, в котором она летела к солнцу другого мира, никуда не исчез, он рассыпался сверканием хрусталя, светом ламп, блеском посуды... Все предметы вокруг состояли из этого света. Всё было наполнено им. Возвращение было таким же прекрасным, как и её полёт. Только свет изменился и стал не золотым, а ослепительно белым.
   Какие-то мужчины положили её на кровать, приложили к голове мокрое полотенце. Один из мужчин осмотрел её голову, долго смотрел в глаза. Она поняла, что ранена и, видимо, не очень сильно. Ей показалось, что стреляли в неё, но это было не так. Её просто сильно ударили по голове, рассекли кожу, крови было много. "Голова цела, - сказал мужчина по-английски, внимательно осматривая её голову.
   Мужчина скрепил чем-то края раны, заклеил пластырем. Ей было так плохо, что она не чувствовала боли в том месте, где её ударили. Голова болела и гудела вся. Двое мужчин собирали её вещи. Её спросили, где книга? Она хотела кивнуть на ванну, но ей опять стало плохо. Голова кружилась, её подташнивало. Она видела, как эти двое вытаскивали из окна на пристройку что-то напоминающее тело человека, видимо ударившего её. Они убрали номер, вытерли пол, разбрызгали какую-то жидкость из баллончика, протёрли все вещи в номере, а потом попросили её самостоятельно выйти из гостиницы и написать записку для хозяйки. Она написала несколько слов по-русски:
  "Вынуждена срочно уехать. Спасибо за гостеприимство".
  Маргарита.
   Она с трудом спустилась с лестницы, открыла дверь, захлопнула её за собой и, качаясь, побрела по улице в темноте. Минут через пять перед ней остановилась машина. Её усадили на заднеё сиденье, приложили к голове мокрое полотенце. "Постарайтесь заснуть, мадам", - сказал один из них.
   Маргарита не боялась этих людей. Почему? Она не знала. Она механически делала то, о чём её просили, не задумываясь и не размышляя. Всё, что с ней происходило, было так нереально, похоже на какой-то дурной сон, ей было очень плохо. Она видела, как один из них, бережно положил рукопись в чёрную кожаную сумку.
   - Не бойтесь, мадам, мы спрячем рукопись от тех, кто ударил вас и убил Александра. Мы тогда не успели.
   Марго сказала:
   - Кто они? Говорите медленнее, я плохо вас понимаю.
   - Вам лучше не знать этого, мадам. На кого работают убийцы - это не так уж важно. Мистика хорошо продаётся.
   - Как умер Саша?
   - Он сделал вид, что хочет уехать из отеля. Убийца думал, что рукопись у него в сумке. Номер в гостинице он обыскал, по-видимому, не один раз. Наверно Александр пытался убежать в лес от остановки автобуса, когда увидел его. Тем летом тут каждый день ходил автобус. Мы не успели, мадам. По-видимому, он его не хотел убивать, так получилось.
   - Я Маргарита, Марго. Где лежит Саша?
   - Я покажу. Нельзя, чтобы полиция узнала о рукописи. Никто не должен знать о том, что произошло здесь с ним, с вами... и с этим человеком... Рукопись может попасть к тем, к кому она не должна попасть. Мы стёрли все отпечатки, все ваши следы в отеле.
   Маргарита с трудом понимала своих спасителей. Мужчина говорил по-английски медленно, тщательно подбирая слова, и по несколько раз повторял некоторые фразы, кое-что объяснял с помощью жестов.
   Машина ехала по дороге, на которой не было ни одного фонаря, освещая её фарами. Потом фары выключили и ехали в полной темноте. Машина остановилась, Что-то вынимали из багажника. Машина стояла долго. Марго потеряла счёт времени. Потом опять поехали в темноте, не включая фар. Они свернули на шоссе, включили дальний свет. Марго подташнивало. Ей открыли окно. Холодный, свежий воздух помог на время придти в себя. Ей стало легче.
   Машина свернула на маленькую просёлочную дорогу. Все вышли и пошли по ней пешком, освещая дорогу фонариком. Они пришли на кладбище. Шли между могил и склепов по мокрой траве. Мужчина открыл один из полуразвалившихся склепов и сказал: "Он здесь".
   Мужчина осветил фонариком стену, возле которой лежала маленькая, серая мраморная плита с именем "Александр", написанным латинскими буквами. Марго провела рукой по холодному камню. Слёзы бесшумно текли по её щекам. Она сняла с шеи маленький православный крестик на тонкой серебряной цепочке и положила на выступ плиты. Она хотела бы остаться тут, рядом с Сашей. Зачем ей куда-то ехать? Жить? Жить без Саши? Разве это возможно? Она чуть не упала, у неё закружилась голова. Мужчина подхватил её и вывел наружу.
   Они опять ехали по шоссе, по каким-то хорошо освещённым автострадам, мелькали города, коттеджи, поля, сады.
   - Куда мы едем? - спросила Маргарита.
   - В Париж. В какой отель вас отвезти?
  Маргарита протянула визитку.
   - Мадам, постарайтесь не вставать с постели.
   Марго показалось, что до Парижа она не доедет. Она высунула голову в окно. Её тошнило. Машину остановили.
   Они опять поехали. Потом остановились, и опять отправились в путь. Ей прикладывали к голове мокрое полотенце. Маргарите никогда не было так плохо. Наконец, она то ли заснула, то ли потеряла сознание.
   Очнулась Марго в Париже. Уже светало. Её высадили возле отеля. Она позвонила. Дверь открыл тот же негр, скользнул по ней равнодушным взглядом: "Доброе утро мадам, рад вас видеть". На лице его ничего не отразилось. Внешний вид Марго на него не произвёл впечатления. Она отдала деньги за двое суток, он дал ей ключ и повел по лестнице на третий этаж. Марго цеплялась за перила, голова кружилась. "Только бы не упасть", - думала она. Она дошла. Хозяин открыл дверь. Это был другой номер, но почти такой же, как прежний.
   Маргарита распахнула окно, упала на кровать, комната "поплыла" перед глазами. "Нет, наверно у меня не сотрясение мозга, со мной что-то ужасное", - подумала она.
   Она засыпала, просыпалась, опять засыпала. Её мутило, знобило, болела голова. Марго хотела встать попить, но ноги её подкосились. Она осталась лежать на кровати. Ей послезавтра уезжать. Она не сможет улететь домой!
   Она ни разу не вспомнила о рукописи. Её совсем не интересовало, кем были люди, забравшие рукопись, как они выследили её и зачем спасли. Она откуда-то знала, что ничего страшного с рукописью не случиться. Саша... Его смерть казалось, убила в ней все чувства. Она даже нервничать не могла.
  
   24
  
   Машина с её спасителями выехала из Парижа. Она остановилась возле пригородного, маленького, пустого в этот час ресторана. Мужчины сели за столик. Они устали, были взволнованы и измучены.
   - Как ты узнал? - спросил один из них.
   - От матери, она рассказала мне всю эту историю с Марго. Кстати, рассказала очень неохотно, я просто заметил, что она что-то искала в бумагах отца. Я никогда ничего не говорил ей о рукописи, мы с отцом не хотели её волновать. Это твоя рукопись Эдди, она должна принадлежать Вьейвилям. Спрячь её. Я позвоню тебе на работу из автомата.
   - Надо было не останавливаться здесь. Не рисковать. Хотя.... если Марго проболтается...., но даже если не проболтается - это проблемы не решит. Марго одержима, она может попробовать найти этот склеп, зря мы ей его показали.
   - Маргарита опустошена, больна, ей не оправиться от этого удара. Мы же знаем, о чём она думает, и можем её контролировать. А потом, если намерения у Марго изменятся - это не страшно, Никто ей не поверит, у неё денег нет на поиски, да и склеп этот на нас не выведет, даже если захоронение найдут. Александра жаль, он был гениальным художником. Я следил тогда за ним, он не был осторожен. Я не думал, что его могут убить. Убийство было случайностью. Да, ты не беспокойся, плита с именем старая, ей сотни лет, склеп давно заброшен, следов мы не оставили. Маргарита даже наших лиц не запомнит. Ей нужно было увидеть, то место, где он похоронен, ей нужно было это знать. Ну, а того... не найдут - химия, его и искать никто не будет.
   - Кто он?
   - Узнай у него сам, - Мужчина криво усмехнулся. Не хочешь? Он убил Сашу.
   - Он был вооружён, он нас видел. Но убивать... Он не хотел убивать Марго, а мы его убили. Смерть Александра, скорей всего, была случайностью.
   - Возможно, она не была случайностью. Ты уверен, что он не хотел убивать Марго? Ты уверен, что боевой пистолет у него находился исключительно для добрых дел? У нас с тобой был выбор и время на размышления?
   - Если бы можно было отказаться от этого всего. Не знать! Не брать на себя ответственность. Ведь это так легко, ничего не знать и не хотеть знать. Почему я не хочу отказаться от этого? Потому, что отчасти владею этим от рождения?
   Сын Анны Бовуар и правнук Лизетты Вьейвиль ели ростбиф с кровью, с картофелем фри и шампиньонами, наслаждаясь недолгим покоем. Потомки Тито Вителли продолжали хранить знания чернокнижника, рискуя собой и своими близкими. Зачем? Дары духа - Божий дар, разве от этого отказываются те, кто одухотворён и наделён способностью мыслить? Где прятать книгу? Как уберечь? Обладающие знаниями смогут это сделать. Рано людям соприкасаться с миром духа. Рано.... Дух всемогущ, но страшен, опасен для человека. Может быть, придёт время, и тайны семьи Вителли перестанут быть тайнами. Возможно, такое время не наступит, и человечество никогда не сможет постичь их, а может, и постигнет, но использует их во зло и уничтожит самое себя. А может, никакие тайны так ничего и не смогут изменить. Проходят века, но ничего не меняется в душе человека. Мир остаётся таким же, как тысячи лет назад. Древние рукописи описывают события наших дней. Всё повторяется, и нет ничего нового на земле. Всегда были и будут посвящённые. Всегда их было и будет мало. Пытаются учёные постичь непостижимое, но хранят рукописи свои тайны, и, слава Богу, что хранят.
   25
  
   На следующий день Маргарита чуть-чуть пришла в себя к вечеру. Голова не кружилась, и её не мутило, по крайне мере, когда она лежала. Она попробовала встать. Осторожно, опираясь о стену, дошла до ванны, посмотрела в зеркало. Всё было в порядке. Марго попробовала расчесать волосы. На месте удара запеклась кровь, волосы были спутаны. Пластырь снимать она побоялась. Она привела себя в порядок, попила воды из крана. Потом опять почувствовала усталость и побрела к кровати. Её мутило. Есть, она не могла, да и еды никакой не было. Марго с наслаждением вытянулась на постели и опять заснула.
   Маргарита проспала до самого утра и проснулась поздоровевшей, но вместе с относительным здоровьем к ней вернулись мысли о рукописи, о Саше, о том, что надо уезжать сегодня вечером из Парижа. Она достала билет, посмотрела на число: "Да, сегодня, если я ничего не перепутала".
   Она спустилась вниз, в столовую и хозяйка приготовила ей завтрак. Всё было просто и вкусно. Курица с жареной картошкой, длинная французская булка, натуральный кофе, и цены не такие, как в ресторане. Здесь всё было, как дома, обычная плита, простенькие кастрюльки, стол, накрытый незамысловатой клеёнкой.
   Маргарита проверила документы - всё на месте. Она почувствовала слабость и легла. Нет, видимо ничего страшного с ней не произошло. Конечно, ей всё ещё не по себе, но жить можно, до аэропорта имени Шарля де Голля она, пожалуй, доедет. А дальше? Она старалась об этом не думать. В окно врывался ветер и раскачивал занавеску. Что было с ней? Она была ещё слишком слаба, чтобы осмыслить всё, что случилось. Марго завела будильник и опять провалилась в тяжёлый сон без сновидений.
   Проснулась она от гудка автомобиля. Посмотрела на часы: "Пора собираться". Она оделась. Вдруг зазвонил телефон. Маргарита подняла трубку.
   - Вас ждёт такси, мадам.
   - Я не вызывала.
   - Вам заказали такси друзья, мадам, до аэропорта. Поездка оплачена.
   Маргарита с благодарностью вспомнила о своих спасителях. Их лица были неуловимыми, как в том сне, в котором поцеловал её в лоб Саша. Даже с её острым зрением художника, она бы не узнала этих людей в обычной жизни. Скорей всего они не хотели быть узнанными. Кто они? Она никогда не узнает. Жаль, Жаль....
   Маргарита села в машину. У неё мелькнула мысль: "А вдруг это не её спасители заказали такси? Они ведь не знают ни даты, ни времени вылета. Может они нашли в моей сумке билеты, когда я была без сознания? А может это Анна, она знает время отправления самолета в Россию. Анне я не звонила, с чего это она решила вызывать мне такси, она даже не знает ничего о моём возвращении?" Марго стало страшно, но у неё не было сил, она не могла выйти из этой ситуации самостоятельно. Будь, что будет. Она смотрела бессмысленно прямо перед собой, ничего не замечая вокруг.
   Таксист благополучно довёз её до аэропорта, провёл её к тому месту, откуда будет осуществляться посадка на Петербург, помог донести сумку. Нужно было ждать не менее часа. Маргарита села на свободное место. По какому-то круглому коридору шли бесконечные толпы людей. Разноязыкие группы туристов куда-то спешили, тащили вещи. Голоса сливались в какой-то гул. Диктор что-то объявляла по-французски и по-английски. Наконец ухо Марго уловило слово "Петербург". Она встала, кое как заполнила анкету, и прошла по проходу вместе с другими пассажирами.
   Марго всё время боялась, что ей станет совсем плохо в самолёте. В такси её укачало, и она до сих пор не пришла в себя. Её покачивало.
   У Марго было место у окна. Она смотрела из иллюминатора на самолёты, взлётную полосу, аплодировала вместе со всеми пассажирами пилоту после удачного взлёта. Потом опять промелькнули домики, поля, зелёные луга. Самолёт вошёл в облака. Они летели в них, как в густом тумане. А потом на ослепительно синем небе засияло солнце, почти такое, какое она увидела по ту сторону жизни, только там не было неба, там была чёрная пустота. Земное солнце было ярким, сверкающим, вселяющим надежду.
   Маргарита напрасно боялась, ей не стало плохо. Она съела кусочек какой-то французской рыбки с рисом, какое-то маленькое пирожное, не очень вкусное, необычное, похожее на непропеченное тесто. Маргарита пила сок и смотрела на солнце. Напряжение, в котором она жила последнее время, спало. Обычная жизнь возвращалась к ней. Её мысли вернулись к работе, к тому, что она не успела сделать до отъезда, к той жизни, о которой она почти забыла за время поездки. Саша! Горечь утраты, невосполнимой утраты, сменилась пустотой, которую нечем было заполнить. Чуда не произошло. Вернее чудо произошло, но оно было не из этой жизни. Оно не имело отношения к реальности. Солнце другого мира осветило её жизнь и спряталось во тьме.
  
  
  
  
   Глава шестая
  
   1
  
   Петербург встретил её морозом, скрипучим снегом. Она ехала из Пулково в переполненной, набитой до отказа маршрутке. Марго была слишком легко одета, ей было холодно даже в метро. Сотрясение мозга давало о себе знать, голова кружилась, её мутило. Маргарита могла разговаривать с людьми, ей не надо было напрягаться, вслушиваясь в чужой язык, ей не надо было привыкать к незнакомой жизни. Она почувствовала облегчение. Дома.
   Домой Маргарита приехала совсем больной. Та нервная энергия, на которой она продержалась весь этот день, покинула её. Она разделась, рухнула на кровать и закрыла глаза. Всё вокруг плыло и раскачивалось. Спать, спать....
   Маргарита на следующий день вызвала врача по телефону. Сказала, что упала три дня тому назад, да так и не может придти в себя. Врач сокрушалась: "Столько обращений, гололёд, улицы песком не посыпают".
   Она провела в постели десять дней. Ей сделали компьютерную томографию и нашли небольшую гематому. Её даже хотели положить в больницу, но она отказалась. К ней приехала тётка, привезла домашних пирожков, рассказала новости. Её внучка в Вагановке на хорошем счету, выступала уже на каком-то концерте. Двоюродный братец только что приехал из Японии. Привёз столько, что им на два года хватит. А вот невестка заболела, что-то с почками, лежала в больнице на обследовании, но сейчас ей вроде лучше стало. Сама тётка сильно постарела, совсем бабушка, как-то подсохла, сгорбилась. Маргарита долго благодарила её за помощь.
   Тётка убралась в квартире, сварила обед.
   - Вы уж простите, ничего не привезла, ели-ели сама доехала, - извинялась Маргарита.
   - Да не надо мне ничего, сколько мне тут осталось, а уж остальным, да после Японии, им вообще чёрте чего надо....
  Тетка печально посмотрела на неё.
   - Вот мама твоя двух мужей имела, тебя родила, а ты.... Ты вот красавица, какая, а одна... Ты о себе подумай, пора уже. Нельзя человеку жить одному. Роди ребёночка что ли. Я помогу, пока жива. Мама мне твоя приснилась. Да плохо так приснилась. Надо в церковь сходить, помянуть. Поправляйся, давай.
   Тётка ушла. Маргарита опять осталась одна. Перед глазами её стоял городок в ущелье, прозрачная дымка, развалины замка, склеп на ночном чужом кладбище и православный крестик на серебряной цепочке на мраморной плите. Неужели это всё было с ней? Всё это было на самом деле?
   "Саша не уходи. Приснись мне! Эх, надо было хватать книгу и бежать. Приходил же когда-то во сне к Луизе её муж, прожила же она с ним всю жизнь, хоть и без него. Надо было сохранить её любой ценой, выучить латынь, прочитать и научиться быть с Сашей до конца. Может, именно этого он и хотел. А она, дура! Луиза смогла вернуть любимого, а она.....", - Марго не могла простить себе утраты рукописи.
   Душевная боль, мучившая её до отъезда, стала стихать. Она уже не испытывала такого жгучего, сжимающего горло страдания, как раньше, но это её не радовало. Вместе с душевной болью уходило и удивительное, прекрасное ощущение любви и красоты, одухотворённой Сашиным дыханием, которое и было смыслом её существования.
   Проболела она долго, почти полтора месяца. Возвращаться на работу ей было трудно. Врать не хотелось, а правда была никому не нужна, она была абсурдна и не понятна.
   На работе завистливые сослуживицы, расспрашивали её о путешествии, о Париже. Маргарита старалась отделаться от них общими фразами. На службе всё было по-старому. Да и после работы ничего в жизни Марго не изменилось, вернее, изменилось в худшую сторону. Пустоту, образовавшуюся в её душе после того, как она узнала о смерти Саши, заполнить ей было нечем. Маргарита потеряла интерес к своей внешности, не совсем конечно, но .... она уже не стремилась стать красивой для него. Она уже не была готова на героические усилия ради своей телесной красоты.
  
   2
  
   Лёнечка не напоминал о себе. Маргарита понимала, что так должно и быть, она и не ждала его звонка. В жизни Лёни всё изменилось, изменилось так резко, что он даже и опомнится не успел. Катенька должна была рожать через месяц. Они довольно часто ходили по магазинам покупать для ребёнка "приданное". Лёня смотрел на округлившуюся талию Катеньки и всё никак не мог понять и поверить в то, что он станет отцом, в то, что скоро появится в мире созданный им крошечный человечек. Все эти игрушки, погремушки, пелёнки, распашонки - всё это было так далеко от него, от его собственной жизни, и вдруг неожиданно и быстро ворвалось в его судьбу, и повлиять на это он уже никак не мог. Маленькую комнату приготовили для ребёнка. Кроватка, коляска, занавесочки, детские стульчики, ванночка для купания ребёнка. Его дом уже не принадлежал ему, и Катя тоже ему не принадлежала. Лёня испытывал недоумение, умиление, радость и тоску и ещё что-то такое, чего описать словами не мог.
   Новый год он провёл необыкновенно. Они с Катей ездили в Вырицу к родителям. Тесть принёс из леса ёлку, такую пышную, с такой крупной тёмно зелёной хвоёй, какой Лёня в жизни ни разу не видел. Елку они украсили игрушками. И игрушки тоже были необыкновенными; старые немецкие птицы ручной работы с тонкими хвостами из каких-то нежных синтетических нитей, разноцветные стеклянные колокольчики с прозрачными стеклянными язычками, дед мороз со снегурочкой, золотые рыбки, фрукты, шары с красными звёздами, стеклянные старинные бусы. Чего только не было на этой ёлке, занимавшей почти треть самой большой комнаты в доме. Под ней стояли ватные, похоже, довоенные, дед мороз и снегурочка.
   В этом доме сохранились вещи, давно вышедшие из моды, старинные или просто старые, их берегли, и они продолжали жить, поворачивая время вспять, возвращая Лёню в прошлое. И не только в его детство, а гораздо дальше, в прошлое его родителей, дедушек и бабушек, в тот притягательный мир, что глядел на него иногда со старых фотографий.
   Ночью Леня гулял с Катенькой под занесёнными снегом деревьями по сверкающим, искрящимся дорогам. Огромные пушистые сугробы, заросли деревьев и кустов, придавленных снегом, сосульки, висящие над окнами деревянных домиков - необыкновенный, удивительный праздник. Всё вокруг казалось ему волшебной сказкой. Над ними было высокое тёмное синее- синее небо, такого глубокого синего цвета Леня никогда не видел в городе, и в этом небе стояли огромные, заснеженные сосны, украшенные огоньками звёзд.
   Они пили шампанское за столом, накрытым клеёнкой. Ели салат из старых тарелок, с трещинками, сколами и дореволюционными клеймами на обороте. Тесть с тёщей, рано состарившиеся, с грубыми крестьянскими руками, смотрели на них с надеждой, любовью и радостью. Лёня, давно потерявший родителей, понял, что обрёл семью; отца и мать, ставших родными и такими близкими, что ближе них будут у него только жена, дети и тетка.
   Вместе с любовью к Кате вошёл в его жизнь другой замечательный мир. Мир новых, неизвестных ему прежде чувств и ощущений. Леня увидел, какую-то иную непонятую им ранее красоту, мимо которой он проходил равнодушно раньше. "Любовь рожденье в красоте", - прав Платон. Наша любовь - это всегда любовь к красоте, что приходит к нам с теми, кого мы любим. У каждого, правда, своя красота, и у каждого своё стремленье.
   О Марго Лёня вспомнил совершенно случайно. Как-то после новогодних праздников он зашёл за документами по работе к своему приятелю, с которым не виделся несколько лет. Среди немногочисленных картин, украшавших стены его квартиры, он увидел рисунок и остолбенел. Это был рисунок Ивлева. Та же тянущая, выматывающая и одновременно поднимающая душу человека над обыденность боль, отличала этот рисунок от всех.
   - Что смотришь? Нравится?
   - Чей это рисунок?
   - У мужика одного выпросил. Талантлив, как Бог! Пропал, говорят, куда-то. Вот так всегда! Нет, что бы бездари пропадали.
   - А ты где с ним познакомился?
   - Да он с Михаилом приятелем моим, да ты его помнишь наверно..., длинный такой, работал над одной темой. Они же химики. Я же говорю - талантлив во всех областях.
   Лёня хотел купить рисунок у приятеля, но потом вспомнил о Кате, о ребёнке... Нет, не нужен ему этот рисунок. "Надо позвонить Марго, как она там".
   - Привет Маргариточка, - раздался в трубке знакомый насмешливый голос, - ты как, жива. Я уж и не надеялся тебя услышать. Честно говоря, рад. Как рукопись чернокнижника? Как Ивлев?
   - Рукопись я не нашла, Ивлев умер, скорей всего. Документов нет никаких на этот счёт, но мне намекнули, что его больше нет. Разговор не телефонный, ты сам знаешь. В общем, мне повезло, что я жива.
   Маргарите было неудобно врать Лене, но и сказать правду она не могла. И дело было даже не в том, что она не имела права рисковать жизнью своих спасителей. Нет, что-то другое не позволяло ей откровенничать. Лёне пришлось довольствоваться полуправдой.
   - Жаль Ивлева! А книга то была на самом деле?
   - Кто её знает! Я не видела, но говорят, что была. Я нашла потомков чернокнижника. Они знают о рукописи, но тоже никогда её не видели. Знаешь Лёня, об этом обо всём книгу можно написать. Все это очень интересно. Где я только не была!
   - Как же ты выпуталась? Жива, здорова?
   - Ну..., здорова не совсем. По голове мне всё-таки дали. Правда, обошлось вроде... Ты то как?
   - Ждём. Тёща у меня поселилась, Катюшу боимся одну дома оставлять, ей уже скоро рожать. А ты как, новостей никаких? Жаль Ивлева, Жаль....
   Больше говорить им было не о чем. Приключения Марго Лёню интересовали мало. Конечно, его можно понять. Ребёнок! Марго всё отдала бы за ребёнка. Он конечно мужчина, но .... для него это тоже важно. Он тоже к сорока годам приближается.
   - Желаю тебе удачи, - сказала Марго, - позванивай, не исчезай.
   - И тебе того же. Прощай Маргаритка.
  "Не позвонит он мне больше, - подумала она, - и правильно сделает, у него своя жизнь, а у меня своей жизни нет".
  
   3
  
   Марине Марго позвонила сама. Там всё было по старому.
   - Молодец Ритка. Я вот в жизни своей ничего не видела, нигде не была. Приезжай, расскажешь, что да как. В субботу пацаны мои с мужем в Кавгалово едут на лыжах кататься, а я дома буду сидеть одна.
   - Лучше ты ко мне.
   - Можно и к тебе, созвонимся в пятницу.
   - А ты чего со своими не едешь?
   - С моим-то весом. Не хочу я балластом быть.
   В субботу подруги встретились возле Маяковской. Они гуляли по занесённым снегом улицам. Началась метель. Город был удивительно красив, казалось, что его написал сквозь снег какой-то искусный художник. Снег летел крупными хлопьями, заносил дворы, припаркованные машины. Это был город их детства, юности, тех удивительных переживаний, что оставляет нам молодость на всю жизнь. Здесь, на тихих улочках время замерло, перемены не слишком сильно ощущались, и ничто не звучало диссонансом.
   Город завораживал ощущением старины и безвременья, лепкой, красотой фасадов, прелестью садов и набережных, красотой покрытой льдом, застывшей Фонтанки.
   - Повезло тебе Ритка, ты хоть что-то в своей жизни увидела, а я.... я почти ничего кроме дома, детей да мужа. Ездили мы, правда, на юг, ещё при социализме, а теперь и это стало для нас недоступно.
   - Марина, поверь, самое прекрасное в этом мире ты видела. Можно объездить весь земной шар, можно побывать везде, в самых невероятных и экзотических местах, можно глядеть на многое и не увидеть почти ничего. Сто процентное зрение не даёт результата, видению нельзя научить, это - чудо, дар, Божья воля и наказание. Я не знаю что это такое. Это тайна. Я иногда вижу скрытую сущность вещей, они срывают маски и открывают их подлинные лики. Почему я такая бездарная? Почему я не могу это выразить?
   - А я давно ничего не вижу, Марго. Когда-то в молодости чуть-чуть, может быть...., а теперь..... Поздно мне. Поздно. И всё же, ты права, самое прекрасное где-то совсем рядом, в этом городе, занесённом снегом, в юности, в воспоминаниях. Но всё равно, хотела бы я увидеть Париж, на Брюссель хотелось бы посмотреть хоть одним глазком, на Вену, Рим, Флоренцию...
   Они зашли в дешевую кафешку, выпили глинтвейна, и приподнятое настроение, лёгкость, радость и молодость вернулись к ним. Город опять закружил их в "танце" метели. Сквозь сильный снег в голубых сумерках почти ничего не было видно. Город справлял праздник зимы. Он надевал снежные "маски", меняя свой облик. Картины, увиденные когда-то Маргаритой в музеях и на выставках, ожили и стали самой жизнью. Подруги попали на чудесный карнавал и превратились в сказочных принцесс. Их лица казались молодыми под белым кружевом метели, а скромные пальто стали роскошными шубами. Снег всё шёл и шёл, и казалось, не будет конца этому празднику. Зима не хотела уходить из города.
   Метель закончилась, когда Марго вышла из метро на своей остановке. Слякоть, снежная каша, мокрая одежда прохожих, Слипшийся мех воротников и шапок, переполненный автобус с запотевшими стёклами, а потом её микрорайон, дома, похожие на пчелиные соты, клетушки квартир - ячейки сот, светящихся электрическим "мёдом". И.... одиночество.
  
   4
  
   Да, теперь так больно ей уже не было. Жизнь налаживалась - жизнь обывателя, а не художника. Пустота маячила перед ней. Нет, бесчувствия не было, но то жгучее, волнующее, обжигающее ощущение жизни уходило, как будто вытекала "кровь души", и дух покидал тело. Вернулась усталость, и мир поблёк в её глазах.
   Марго включила телевизор. Нет, смотреть и слышать всё это она не могла. Её всё ещё передёргивало от этого мерзкого трёпа. Всё её существо протестовало против того, что она видела и слышала. Фантастическая техника, абсолютно недоступная нашим предкам, оказалась не впрок. Отнюдь не чудеса науки и культуры могли лицезреть её современники каждый день в своих клетушках-квартирах. Научная мысль сработала в холостую, и всё та же глупость, пустота, алчность, ложь и похоть тиражировалась по всему миру с помощью миллиардов голубых экранов.
  
   Время лечит, даже тех, кто не хочет излечения. "Огонь" вспыхнувшего чувства иногда всё ещё горел в душе Маргариты. Она ещё ощущала жизнь, как чудо, но Саша больше не снился ей. Она чувствовала, как он уходит. Всё реже и реже она ощущала его присутствие рядом. Работа оставляла много свободного времени. Маргарита старалась использовать его, мучительно осознавая безвозвратность уходящих лет.
   Наступила весна. Мир оживал. Отступала темнота. Блестели ветви берёз за окном, они были, как тонкая перепутанная сверкающая паутина. Квартира наполнилась солнцем. Маргарита опять задышала полной грудью. К ней вернулось лёгкое дыхание и надежда.
   А потом раскрылись зёлёные листочки, и земля расцвела, заблагоухала. Маргарита много рисовала, и рисунки её были хороши. Может, Саша хотел, чтобы она сделала то, что он не успел или не смог сделать. Она почти поверила, что сможет доделать начатое им, лишь бы он не уходил.
   Белые ночи разливались розовым сияющим светом. Переливающимся блеском горела Нева. Город сиял, ослеплял светом красоты, мерцал в полуночном призрачном свечении. Свет увиденного ею солнца другого мира горел в красоте города, высвечивал скрытую глубинную его сущность - мыслящую, любящую и недостижимую. Он пронизывал великолепные здания, сады и парки, сиял изнутри, выявляя лики вещей.
   Этот год подарил Маргарите всю полноту счастья постижения красоты. Она опять ходила слушать оперу. Музыка была её стихией, её машиной времени, чудом, созданной художниками для безумных искателей любви и красоты. Музыка превращала часы в минуты, и время сливалось в обжигающий поток чувства и мысли. Музыка умирала, воскресала и Марго умирала и воскресала вместе с ней. В музыке было сплавлено до неразличимости всё, что она чувствовала, все её страдания, страсть, ненависть, жизнь и смерть. В ней, как в том сияющем свете, куда ей дали взлететь на мгновение, был свой язык, но не такой чистый, лишённый всякого зла, а другой, мятежный, жгучий, но тоже возвышенный.
   Маргарита часто гуляла по городу. Его красота манила её. Этот летний вечер был тихим. Пришли голубые сумерки. Город мерцал голубым сумеречным светом, каким-то нереальным, заполняющим собой всё вокруг. Маргарита шла через Петропавловку вдоль берега Невы к стрелке Васильевского острова. Нева была голубой, голубым было небо - всё вокруг казалось, было наполнено фосфоресцирующим глубоким свечением. Был странный вечер без заката, солнца, луны и звёзд. Свет синел, становился всё ярче и глубже. Зажглись прозрачные лимонные огни. Маргарита села на обрубок дерева, лежащий на песке возле самой воды и, как заворожённая, смотрела на синее чудо какой-то мистической красоты. Темнело быстро. Она встала и пошла вдоль берега к мосту. Город разгорался в синем свете золотыми фонарями. На противоположном берегу Невы огни машин слились в одну бесконечную цепь. Её золотые "звенья" текли, переливались в синеве наступающей ночи. Включили подсветку, и короны мостов загорелись драгоценными "камнями". Дворцы, казалось, были сотканы из золотого света. Не было воды, земли и неба отдельно друг от друга - был однотонный глубокий синий-синий свет. Казалось, город застыл прямо среди небес, он поднялся над землёй вместе со всеми мостами, дворцами, сияющими дорогами, золотыми крестами, маковками церквей и огромным куполом Исаакия. Казалось, золотой, невесомый город Девов, горел в синем космосе ночи по другую сторону бытия.
   Маргарита подумала, что мы рождаемся не на земле, а в небе, просто мы не догадываемся об этом. Мы не понимаем, что грани между мирами нет. Мы живём в одном бесконечном мире, живём вечно и прекрасно. Ей не нужна рукопись чернокнижника. Она всё постигнет и так. Она всё может и всё знает.
   Маргарита долго не понимала, почему тогда в Люксембурге во время беспамятства её не пустили в другой мир дальше порога. Почему? Ей бы хотелось почувствовать и увидеть больше. Теперь она поняла - ей дано постигать самой самые великие и сокровенные тайны художественного осмысления бытия. В этом синем безграничном космосе, в горящем золотым светом городе, поднятым вверх гением человека, она должна воплощать увиденный ею свет другого мира в произведениях искусства. Если не она, то кто? Кто ещё может это сделать? Саши нет, а значит нужно ей одной постараться, дотянуться, долететь, подняться в эту высь, иначе и её, и Сашина жизнь не будут иметь никакого смысла.
   Маргарита шла летящей походкой, как сказочный эльф, наделённый крыльями, она почти летела, сгорая в огне красоты в синем космосе, в городе, который, казалось, не мог быть создан руками человеческими.
   И опять, и опять пыталась она осознать, как достигается эта гармония, каким образом улавливают художники эту музыку красоты, по воле какого дирижёра они создают всё это. Видение? Они видят то, что другим людям недоступно. Они сходят с ума, спиваются, умирают, корчась от душевной муки, но не желают исцеленья. Вся роскошь земли не соблазнит их, ничто не заменит горящей красоты нездешнего мира, потому, что красота и любовь - это и есть подлинная роскошь, настоящее богатство.
   Горло Марго сжимало, опаляло огнём, казалось, ещё немного и она взлетит, станет невесомой в этом пространстве, утратившем всё материальное, ставшим духовной сущностью, одухотворенным и одухотворяющим царством красоты.
   "Ах, если бы жив был Саша! Как же без него одиноко, безумно одиноко, как будто кто-то разорвал душу пополам и она спешит туда, где ждёт её вторая половина", - думала Маргарита. Она знала, что никогда ни с кем не сможет разделить то, что чувствует. Безумие. Они оба безумны и оба мечтают оставаться безумными.
   Этот синий космос, в котором сиял неземной город Девов, стал поворотной точкой в её жизни, последним сильнейшим потрясением. А дальше ....
  
   5
  
   Прошло десять лет. Марго давно уже казалось, что то, что было с ней тогда, ей просто приснилось, потому что в реальности такого быть не может. Все её страдания, безумный поиск Ивлева, рукопись чернокнижника, Брюссель, Париж, Арденны, черные гнилые "корни" древних развалин над ущельем - всё это сон, странный сон и ничего больше.
   В её жизни произошло много перемен. Она поменяла работу и теперь работала дизайнером в богатых домах нуворишей, купила иномарку, почти новую. После дефолта оставшиеся от поездки доллары оказались почти богатством. Марго научилась водить машину. Она стала успешной одинокой ухоженной дамой. Любовь к Саше Ивлеву уже не сводила её с ума. Она не чувствовала его присутствия. Он ушёл, опять предал её, оставил одну. Красота не мучила, не обжигала огнём. Исчезло лёгкое дыхание, она уже не "летала", как эльф, по ночному городу. Воплотить ту красоту, что отрыла ей свою подлинную сущность, ей не удалось. Уровень чувств не возносил её больше на такую высоту, на которой только и можно сделать в искусстве что-нибудь выдающееся. Та сила, что владела ею, покинула её и тоже предала.
   Марго жила в той же квартире, что и раньше, правда она сделала евроремонт, сменила мебель, оборудовала её по последнему слову техники.
   Нет, то, что с ней произошло не прошло бесследно. Всё, что она делала, отличалось тонким вкусом, она родилась художником, просто гением стать не сумела.
   Гении - хранители духа, подчиняющие себе души людей. Все мечтают овладеть Гениями, только так не бывает. Бессильна душа человека перед их духом. Улетает Гений, и остаётся душа художника одна, беспомощная и несчастная. Художественное чутьё Маргариты проявлялось по-прежнему сильно и ярко, но.... одухотворённость, покинула её. Маргарита так и осталась одинокой. Любовники у неё появлялись иногда, но, какая там любовь!
   Марго смотрела на себя в зеркало. Старая кожа, грубая складка протянулась вдоль скулы. Она ещё больше высохла, и совсем потеряла свежесть. Лицо стало жёстким. Да, она, конечно, всё равно выглядела куда моложе своих лет, никто не скажет, что ей пятьдесят, но и никто не скажет, что она молода.
   Молодёжь заполнила рынок. Как дизайнер, она уже не успевает за модой, все любят молодых. Скоро Марго станет старухой, и её выгонят с работы. При демократии, даже ещё при той, что была при Платоне, молодость являлась основной ценностью, а старость попиралась и не уважалась. Что её ждёт? Марго знала что; одиночество, страшная бедность, нищенская пенсия, болезни. Она будет, как тысячи старух, собирать по заплёванным урнам бутылки и алюминиевые банки, а потом умрёт где-нибудь возле аптеки, и это в лучшем случае, по крайней мере, не в собственном дерьме.
   Как-то она увидела на Петроградской в подъезде нищую, тощую как скелет старуху, мертвую, изломанную смертью, похожую на искалеченную куклу. Аптека была на втором этаже. До неё старуха не дошла, да и навряд ли у неё были деньги на лекарства. Люди шли мимо неё, и никто не остановился, равнодушные прохожие спешили пройти мимо, отводя глаза.
   Что-то изменилось в её городе. Зло и в античные времена было "естественным поступком привычки", но сейчас у Марго было такое ощущение, что не стало ни добра, ни зла вообще. Гении зла - падшие ангелы исчезли навсегда. Зло теперь не одухотворено злым духом, зло стало неодушевлённым. Никто не творит его ради мучительного и преступного наслаждения. Оно измельчало, стало даже и не злом, а обыкновенным равнодушием, тем состоянием, когда зло и добро равнозначны.
   В искусстве произошло то же самое; поношенные трусы Мадонны (нет, не Матери Божьей), или какой-нибудь другой "звезды" стоят куда дороже вдохновенно и мастерски написанных малоизвестными художниками картин. Искусство и не искусство - равноценны в новом мире. Реальную цену имеют только деньги, в цене только один вид искусства - умение их делать в огромных количествах. Не зарабатывать, а именно делать. Художники считаются бездарями, если они не умеют делать деньги. Не умей писать, умей получать гонорары.
  
   6
  
   В метро на грязных ступенях сидел маленький ребёнок с грязным щенком и просил милостыню. Ребёнок с печатью слабоумия на неумытом лице, был жалок и беспомощен, как и его щенок. Два маленьких страдающих существа сидели на холодной лестнице и мимо них двигались ноги. Тысячи ног. Ребёнок даже не просил денег, не благодарил за милостыню - он был равнодушен ко всему. Голые икры, рваная обувь, жалкая курточка - лучше не смотреть.
   Марго вышла из метро. Такого количества дорогих машин и за границей не увидишь. Богатство! Вот оно богатство. Смотрите, любуйтесь! И как, нравится? А она сама? Ведь этот ребёнок мог стать для неё спасением, хоть каким-то смыслом. Почему она не взяла его? Поздно? Нет, неправда, не поздно. Всё дело в ней самой, во всех нас.
   Что ж, рухнул Рим, великий, обладающий невероятной даже для наших дней культурой. Развратный, алчный, грозный, жестокий Рим, построенный на рабстве и несправедливости, и похоронил под собой свою великую культуру. На смену ему пришёл Второй Рим - Византия, и он тоже рухнул, погрязший в грехе, алчности, жестокости и разврате. А сейчас, похоже, пришло время Третьего. А может, она ошибается; только на несправедливости, жестокости, обмане и может быть построено государство, все они такие и других не существует? Платон, мечтавший об идеальном государстве - всего лишь несчастный идеалист, строивший в своём воображении очередной гнусный кошмар, ещё более бесчеловечный, чем все остальные. В конце концов, какое ей до этого всего дело?
   Маргарите теперь редко снились запоминающиеся сны, но один из снов она не смогла забыть. В нём она ехала на автобусе по Невскому, потом Литейному. Дома были старыми, петербуржскими, привычными. Она смотрела в окно, ей было очень хорошо. День был светлым, но не солнечным. Небо просвечивало сквозь лёгкие облака. Воздух был чистым, прозрачным. Марго думала: "Вот сейчас перееду через Неву, проеду по Петроградской, а там и до дома недалеко". Автобус выехал на набережную, и она, с каким странным чувством, посмотрела вокруг. На другом берегу Невы возвышались кирпичные многоэтажки. Двадцати и тридцатиэтажные дома с примитивными башенками не имели ничего общего с тем, что тут должно было быть. Не было крепости, Собора Петра и Павла, на Заячьем острове возле каких-то кирпичных казарм двое солдатиков мыли руки в Неве и бурно радовались минутной свободе. На стрелке Васильевского не было здания Биржи, Ростральных колонн, там были те же безликие дома. Вместо Биржевого моста был другой, похожий на ракушку, раскрывшую белые бетонные створки, там, где створки соединялись, собственно говоря, и был мост, по которому шли машины. Это был современный, своеобразный город, на берегу Невы. Марго не испытывала разочарования от увиденного, только какой-то болезненный интерес заставлял её жадно смотреть по сторонам. Она подумала: "Что же мне теперь делать, куда ехать, мне больше некуда ехать. Мне не надо переезжать через Неву, надо выйти здесь, там не может быть моего дома. Где же я буду жить? Как я найду свой дом?". Страха не было, только недоумение и ощущение невозможности существования на том берегу реки. Марго проснулась.
   Неужели таким будет её город? Неужели эти жилища будут её городом! Термиты тоже наверно считают, что среди них есть хорошие архитекторы, которые строят прочные и с их точки зрения красивые дома. Перед ней был город насекомых, огромный термитник. Маленькие, жалкие, уродливые насекомые пытались заполучить норку побольше, натащить туда всякого добра попрестижней и подороже.
   Миллионы маленьких существ населяли землю, боролись за существование, самцы били себя в грудь, уничтожали соперников, самки виляли хвостами перед победителями и рожали таких же убогих и жалких существ, как сами. Но природа прекрасна, и существование животных и растений оправдано красотой мира. А человек? Это уродующее всё вокруг себя сообщество гнусных, жадных и жестоких существ, зачем оно существует? Ради детей - маленьких насекомых? Но дети - вопрос качества. В большинстве случаев ради такого "качества" лучше не жить. Тогда что? Наука, загрязняющая мир отходами жизнедеятельности этого самого человечества. Любовь? А стоят ли те, кого мы любим любви. Хороших, стоящих людей как раз никто и не любит. Тогда ради чего? Только красота может оправдать существование человечества. Только красота может быть смыслом жизни: красота чувства, мысли, произведений искусства. Но нет сейчас у красоты шансов. Ведь раньше заказчиком, оплачивающим труд художника, было сплошь и рядом победившее зло. Но зло должно быть одухотворено, иначе красота ему не нужна. Зло, победившее сейчас - бездуховно. А добро? Жаль, но добро бессильно, оно проигрывало всегда, на него и надеяться нечего.
   Сон стоял перед глазами. Город просил её помочь. Она не поняла этого тогда. Понимание пришло позже. Город пришёл в её сны живым существом так же, как пришёл к ней во сне Саша, просто потому, что не к кому ему было придти.
   Город разрушался. И это был не сон. Сносили целые кварталы. Их место заполняли бизнес центры и дома нуворишей. Груды бетона, блестящего стекла и кирпича торчали, как вставные зубы. Сверкали покрашенные свежей краской фасады. Город превращался в картонную театральную декорацию, обычные горожане выселялись из него. Город менялся, и тот дух, что вдохновлял когда-то Александра Ивлева, уже почти покинул его. Гармония, создававшаяся веками, рушилась ныне живущими. У Марго ныло сердце. Чего переживать, что она может сделать, видимо, недостойны русские этого города, а это значит, что у них его не будет. Художники стараются сохранить живую ткань города, чувство красоты, старины - то удивительное пространство, которое развивает душу человека. Совсем другие задачи "у власть и деньги имущих"; они стремятся превратить его в бизнес центр, удобный и заманчивый для тех, у кого много денег. Красота города - капитал, который должен приносить доход, значит, фасады кое-где надо привести в порядок, а остальное всё сломать, переделать и уничтожить. И тогда, наконец, этот чуждый гламурному глянцу дух города, исчезнет и перестанет смущать горожан. Город должен исчезнуть под слоями штукатурки, дворы колодцы стать парковками, обрасти цветочками, всё подлинное должно быть уничтожено, изменено до неузнаваемости. И тогда... начнётся новая жизнь города для богатых. А люди, а художники? Есть, в конце концов, придворные художники, есть и всегда были, других властям не надо. А люди должны обслуживать бизнес и жить в новостройках, нечего тут делать "простому" народу.
   Марго как-то после работы прошлась в районе Чкаловской. То, что она увидела, ужаснуло её. Нет - это чужой город. Безобразное, отвратительное пространство вторглось в старую застройку, круша оставшиеся дома. И даже те из них, что уцелели, уже давно были укреплены железными балками. Их стены потрескались, в подворотни было страшно заходить: из под железной обвязки сыпалась штукатурка. Страшен был город её детства, задавленный громадами из бетона, разрушающийся и несчастный. Марго пошла домой, не оглядываясь, и больше никогда не пыталась заглянуть туда. У Маргариты не осталось в жизни ничего кроме города - её последней любви. Он был не виноват в том, что делали с ним люди. Но у любви свои законы, любить уродливое, она не могла.
   Если верить Новому Завету то окажется, что и убийство может быть прощено, и воровство, и разбой и даже предательство можно простить, если, конечно, речь идёт о раскаянии. А как простить уничтожение подлинной красоты? Тут наверно и раскаяние не поможет. Тот умный свет, то, другое солнце, освещающее путь за гранью жизни, станет для людей, разрушающих пространство духа человеческого, самым страшным адом, потому что они посягают не на жизнь, не на душу, а на саму духовность всего человечества в целом, на то единственно ценное, что является смыслом его существования.
   Может быть, уберут когда-нибудь бетонные "гнёзда" возвышающиеся над историческим центром прямо за шпилем собора Петра и Павла. Но пока что растут уродливые "кучи" стекла и бетона, по сути дела горы мусора, уничтожая всё вокруг себя. Марго посмотрела со стрелки Васильевского, а потом с Биржевого моста на Петропавловку и ужаснулась. Бетонные соты громоздились, уродуя перспективу города, нарушая все высотные регламенты, все представления о красоте. Сон был в руку. Ничего другого и быть не могло. Построят не только их, построят всё, за что заплатят.... Останутся сиротливо стоять между бизнес центрами и коробками современных домов прекрасные особняки, чуждые новому времени, вырванные из живой ткани разрушенного города. Симфония Петербурга распадётся, развалится на отдельные ноты, и умрёт под музыку Шнидке, расползающуюся, как старая ткань. Это раньше "золотой телец" возводил дворцы, города и храмы, потрясающие воображение. Сейчас он строит бетонные коробки из стекла, гигантские торговые центры, где торгуют ширпотребом и механическими игрушками, ничего не дающими душе человека, теперь он прокладывает путепроводы для всё более дорогих и навороченных механических "друзей человека".
   Северная Венеция утратила подлинность. Какая уж там Венеция. А вот та, другая, настоящая Венеция по-прежнему прекрасна. Она не обезображена современными бетонными уродцами, её берегут, ей знают цену. Настоящую Венецию не разрушают, люди борются со временем, с солёными водами залива и плесенью. И стоит колдовской обветшалый, город, как прекрасный признак, вырастает из воды назло всем обывательским представлениям о целесообразности и красоте. Северная Венеция - город Маргариты, сияющий в синем космосе, уже исчезает. Нет перспективы - значит, нет города. Ей повезло, она его видела, успела увидеть. Марго не может его спасти, оставить людям. Она бессильна что-либо изменить, даже изобразить то, что видела она не в состоянии. Тогда для чего ей было дано это? Если госпожи и господа стоящие у власти решили прославиться в веках славой Герострата, то тут уже ничего не поделаешь. И самое смешное, что слава эта будет действительно жить в веках. Забудут про деньги, сиюминутные выгоды - забудут всё, но преступления против красоты останутся навечно в памяти потомков.
  
   7
  
   Зрение художника и обывателя - это не одно и тоже. Все думают, что красота - это так понятно, тут и думать нечего. Это для того чтобы в машиностроении разбираться надо институт закончить да ещё поработать в конструкторском бюро лет пять. Чтобы знать историю надо горы книг прочесть. А красота - что тут изучать? В ней любой дурак разбирается. Зачем тогда эстетика, история искусства, философия, лежащая в основе эстетики? Никто такими вопросами не заморачивается. Но эстетика, философия и история искусства не могут научить видению. Маргарита видела, видел Ивлев! Что же делать с невидящими, уверенными в своей правоте? Смотрят на мир глазами духа единицы. Что стоит их видение на фоне слепоты миллионов людей? Но, всё же происходит чудо, и некоторые слепые начинают прозревать благодаря видящим. А может она преувеличивает? А может, ей показалось; не было никогда в синем космосе золотого горящего города. Не было! Был обман чувств. Всё обман. Всё ложь. Культура ложь, политика ложь, наука ложь - всё обман и ложь. И даже красота - всего лишь мимолётное видение, мучительное, исчезающее, недостижимое и непостижимое, зыбкое и неверное, как и сама любовь. Даже религия, кто поймёт, что в ней, правда, а что нет? Почему Марго видела и чувствовала то, что описано в тибетских Книгах Мёртвых? Она христианка по духу. Религия для неё никогда не была блажью, модой, прихотью. Она всегда чувствовала в церкви Божью благодать, радость, глубокое кровное родство с ней. Почему же для неё горели в синем небе золотые города Дэвов, украшенные "драгоценными камнями" ночных огней. Почему с остановившимся сердцем "летала" она бестелесной в пустоте, сливаясь с золотым светом любви? Она тогда даже не читала ничего о таких вещах, не имела о них никакого представления.
   Мир Бардо - чистилище буддистов, мир мыслеформ, созданных душой человека, мир подсознания. А она, даже здесь, на земле живёт иллюзиями в чистилище своего подсознания, и они владеют ею и делают с ней всё, что захотят. Но вот и иллюзии рассеялись! С чем же она осталась? Маргарита не видит больше города Дэвов - города богов буддийского мира. И не увидит никогда, его больше не существует. Она видит то же, что и все, а это слепота. Почему она не умерла тогда? Если высшая цель человеческой жизни - нирвана, то она её достигла, хотя, Бог по буддийским представлениям - это путь. Возможно, тот золотой свет любви, в котором она летала, совсем не нирвана, а только путь к ней. А ещё, говорят, наивысшей своей точки достигает дух человека в момент смерти. Душа видит того Бога, в которого верит; христиане Христа, мусульмане Магомета, буддисты Будду и так далее. А когда заканчивается полёт духа, овладевает человеком мир иллюзий, разворачиваются перед ним картины прожитой жизни, а потом меркнут и эти картины и попадает душа опять в замкнутый круг страданий. Выходит, что и смерть предаёт человека. Круг страданий и иллюзий, экстатический полёт в сияющей пустоте навстречу солнцу иного мира и новое паденье - путь чувствующих существ.
   Что-то не сходится в размышлениях буддистов. Если величайшая цель человеческого духа - это мгновение, равное вечности, это растворение в золотом хаосе любви, если цель человеческой жизни - это экстатический момент превращения в невероятной красоты мыслящий свет, то почему не может она простить себе того, что не сумела воплотить в жизнь своих устремлений, не смогла родить ребёнка? Её ребёнок попал бы в тот же в круг Сансары. Мало шансов у людей удержатся в нирване, разомкнуть эту цепь. Если высшая цель человеческой жизни это избавление от страданий, то лучший путь избавления от них - прекратить деторождение. Зачем мечтать о неисчислимых страданиях для родного ребёнка? Ради собственного воплощения? Мучить своё дитя ради чего, ради себя? Нет, не ради себя, ради чего-то большего, чем она. Ради других людей? Нет, не ради людей...
   Почему не может Маргарита простить себе то, что не вложила в рисунки и картины внутренний свет и огонь, которым осветил её путь, пусть и ненадолго, Гений? Почему человек так жаждет воплощения, если его цель быть развоплощённым, до конца, без остатка? Хотя кто знает точно, что там, и есть ли на самом деле конец для духа человеческого? Конечно, в этом самом духе видимо и заключается высший смысл земного бытия, высший смысл воплощения. Одухотворённость... сияющий золотой свет любви и красоты, воплощённый в искусстве. Ради него надо рожать детей, писать картины, стихи, книги, ради него создавать города и храмы. Ну а дальше... дальше то что?
   Ранний буддизм исключал веру в Бога, он не оставлял места для жизни вечной и обходился без веры в бессмертие души. Будда верил только в избавление от страданий. Как же надо было страдать этому великому мученику нирваны, чтобы выстрадать своё учение! Неужели лишь непрерывный поток существования продолжает своё течение в мире лишенном реальности, а сама реальность - лишь за порогом смерти, куда на краткий миг попадает душа чувствующего существа. Возможно, буддисты правы, и наш земной мир также нереален, как и мир Бардо, и нет в нём ничего, кроме наивысшего мгновения любви, там, за гранью жизни.
   Для Маргариты нет разницы между миром Бардо и тем, в котором она живёт, она поняла это. Что её ждёт в том, другом мире? Что ждёт за порогом художников? Кто они? Для чего-то дана Маргарите душа, отзывающаяся, как струна, на боль и наслаждение, на высокое и низкое, на извращённое и прекрасное.... Нет, Марго не только христианка; она, ощущая величие Магомета, становится мусульманкой, восхищаясь сияющим миром Будды, делается буддисткой. Ах, если бы только это! Она наслаждается тем, что не имеет отношения к Богу. То, что иногда владеет ею, чудовищно и ужасно! Не случайно сам дьявол махнул ей рукой на излёте сна. Можно рвать рисунки и картины, можно сжигать рукописи, но избавится от этого невозможно. Да, она справлялась со своими чувствами, но есть ли в этом её заслуга. Если бы то, что ей владело, очень захотело..... Художник всего лишь игрушка в руках у Гения или.... вообще у чёрт знает кого. Грех? Родиться художником грех? Да, грех. Только что с этим делать? Молиться, поститься? А поможет ли? Или надо лгать, бояться выразить то, что захватило душу в плен? Но это значит не быть художником. Мир художника - мир страсти, бесконечно далёкий от бесстрастного и мудрого созерцания. Не видать, похоже, Марго нирваны "как своих ушей".
   Поют в православных церквах певчие, горят костры свечей, пахнет ладаном, языческим, сияющим блеском горят резные золотые иконостасы. В золотых паникадилах-люстрах светятся электрические лампочки - дань новому времени. Церковь рассказывает прихожанам о нищем Боге, распятом на кресте рядом с разбойниками, языком богатства и роскоши. Маргарита смотрит на икону Божьей Матери на юное чистое личико в обрамлении золотого оклада, драгоценных и полудрагоценных камней. Марго плачет. Подходит к Спасу Нерукотворному и просит его помочь Саше. Он не был виноват ни в чём. Ещё немного, и она сошла бы с ума тоже. То, что владело ею, было сильней её. Саша не смог противостоять тому, чем жила его душа. Зря он умер, пытаясь добыть эту чёртову рукопись, но ведь он не хотел никому принести зла, наоборот, он мечтал сделать мир - миром красоты. Кому это нужно и нужно ли это вообще? Зачем такие муки человечеству? Что мы знаем о духе? "Дух бывает от Бога, от Духа Святого и от дьявола", - так говорят священники. Художниками владеют все духи, все кому не лень, и то, что они часто Бога от чёрта не отличают - не их вина. Или всё-таки их? Может быть, в наказание придётся им рисовать картины мук в преисподней, а дьявол воплотит в жизнь рождённые ими ужасы.
   Её почти не волновало, кто убил Сашу, что случилось с рукописью. С известием о его смерти, что-то оборвалось в её душе, как будто оборвалась нить, связывающая её с собственной жизнью. Многое умерло в ней, ушло безвозвратно вместе с последней надеждой. Жизни отдельной от Саши у неё не было, подлинная жизнь была только рядом с ним. Где он? Он больше не шёл рядом с ней. Обрёл покой? Господи, за что? Он не был её второй половиной, он был её жизнью, и другой у неё не было. Жизнь после его окончательного ухода была жизнью после смерти. Одержимость, толкавшая Марго на безрассудные поступки, покинула её. Пробовали священники лечить от одержимости сходивших с ума художников, и у них получалось; человек становился "нормальным", но спивался после этого, не мог рисовать, писать, терял интерес к жизни и умирал. Марго не спилась, но ... хотела бы спиться.
  
   8
  
   Маргарита встречалась изредка с Мариной. Сыновья у неё выросли. Старший окончил институт, женился. Марина стала бабушкой, сидела с внучкой.
   - Господи, - говорила она Марго, - счастье то какое. Слава Богу, девка родилась. Вот отсрочки от армии отменили. Одни проблемы с сыновьями. Танька, невестка моя, с ребёнком сидит, мужик мой болеет без конца, вот жёлчный пузырь недавно удалили. У младшего военной кафедры нет. Провались всё пропадом. Детей жалко, все издёрганы.
   - Может, зря ты так боишься?
   - Да брось ты Ритка. Вырасти, а потом.... Не надо нам пацанов больше.
   "Тем не менее, у Марины все живы, с внучки она глаз не сводит. А трудности.... Если бы всё вернуть назад! "Простое человеческое счастье". Лучше "простое", чем никакого", - думала Маргарита.
   Марина ещё больше растолстела. Дома уютно, кот, собака, сыновья внучка, тощенькая девчонка Танька - невестка. Высокие потолки, большие комнаты, простая мебель, отнюдь не шикарная техника. Хорошо этой семье за толстыми стенами с лепными украшениями в самом центре Петербурга. Враждебный мир за ними пытается ворваться, разрушить зыбкое, ненадёжное счастье семьи. Что ж, похоже, все миры враждебны человеку в замкнутом круге Сансары.
   Вытащить Марину из дома было почти невозможно. Вся её жизнь сузилась до размера уютной квартиры, где жили те, кого она любила и для кого жила. Мало это или много? Кто измерил высоту и глубину её любви, её самопожертвования? Кто знает? Марго не знала.
  
   9
  
   Тётка Маргариты изменилась ещё больше - старуха старухой. Маргарита изредка навещает её, и та радуется её приходу, вспоминает сестру, молодость, юность. Старость иногда бывает похожа на детство, старики живут далеко от нас, даже тогда, когда находятся рядом. Они возвращаются обратно, туда, откуда пришли, в прошлое и блуждают в мире Бардо с теми, кого любили.
   Двоюродного брата Марго почти не видит, хорошо, если раз в год. Говорить им не о чем, они совсем отдалились друг от друга. Племянница Маргариты танцует в Маринке в кордебалете. Она не замужем, худенькая, и очень похожа на Маргариту. Один из белых лебедей, безвестных и прекрасных, выходит после спектакля из театра и превращается в девушку с лёгкой походкой, теряет крылья и идёт домой.
   Отец Маргариты умер. Его семейство стало проявлять к ней навязчивый и небескорыстный интерес. Марго испугалась и завещала квартиру "белому лебедю". "Лебедь" в её завещании не очень нуждался и даже не поблагодарил. Ну, и не надо!
  
   10
  
   Лёню Маргарита повстречала несколько раз в центре города. Он растолстел, но остался таким же подвижным, весёлым и деятельным. Его дочка учится в школе с английским уклоном, она очень похожа на жену. Катя тоже прибавила в весе, но осталась такой же жизнерадостной и немного наивной. Лёня подшучивает над ней любовно и ласково. Она так и осталась для него той маленькой, милой, растерянной девчонкой, которую он полюбил когда-то.
   Лёня отвозит дочку на каникулы и праздники к деду и бабушке в Вырицу. Весной возле дома цветут нарциссы, потом тяжёлые бардовые пионы, потом астры, а потом золотые шары охапками лежат на заборе. На верёвке под соснами возле старого дома висят полотенца и купальники. В дождливую погоду дети играют на крыльце в "дурака".
   Старики сидят вечерами на лавочке и глядят на медленно меркнущее небо. Осенью листья засыпают сад. Среди ветвей горят волшебными фонарями красные и жёлтые яблоки. На мокрой росистой траве лежат холодные, крепкие плоды.
   Лёня приезжает к семье на выходные поздно ночью в пятницу, чтобы избежать пробок. Он едет по загородным дорогам и удивляется их красоте. Фары выхватывают из темноты тяжёлые ветви дубов, туман стоит в полях, горят глаза невидимых в темноте котов, как зелёные фосфорные огни. Белыми "искрами" летают мотыльки, машина ныряет в туман, и сказочный мир входит в обыденную жизнь человека. Лёня едет тихо. Луна в радужном ореоле светит над землёй. Кругом такой покой, такая темнота, и кажется, что нет, и не было никого города, горящего в рукотворном огне. Великолепная спокойная тьма царит над миром. Природа живёт своей особенной, таинственной жизнью. Человек ощущает себя песчинкой, затерянной в этом великом покое и красоте. Неужели природа сама творит эту красоту? Похоже, мир создан не так просто, как об этом думают многие люди. Человек не единственное мыслящее существо. Мир устроен и без него прекрасно и мудро. В синей тьме, наполненной светом, в огромном сверкающем космосе летит голубой шар, населённый множеством существ и дарит всему сущему своё великое совершенство.
   Зимой на каникулы Лёнина дочка опять едет к старикам. Дед приносит из леса огромную ёлку, такую пышную, что она занимает почти треть комнаты. Некоторые старые игрушки разбились, но большая их часть всё ещё висит на ёлке. Так же блестит снег, огромные сугробы подступают к дому. Удивительно красивы на фоне синего неба вершины заснеженных сосен в гирляндах настоящих звёзд. Волшебные сады Снежной королевы окружают дом. Девочка выходит в занесённый снегом двор и попадает в сказку, которая длится уже тысячи лет, и будет продолжаться ещё долго-долго для тех, кто хочет её увидеть.
   Дед всё так же возит на санях по скрипучему снегу бидоны с водой от ближайшей колонки. Он сильно постарел, постарела и бабушка. Им некогда думать о старости, они живут ради внучки, ради этой маленькой жизни, драгоценнее которой для них ничего нет.
   Какой должна быть жизнь человека? Каким должно быть человеческое счастье? Наверно таким оно и должно быть! А что будет дальше? Дальше будут дети, новые люди, года будут сменять друг друга, будет весна, лето, осень, зима - заколдованный круг вечной жизни.
  
   11
  
   Маргарита ничего не сказала жене Ивлева, о смерти мужа. Марина перевезла Сашины книги к себе и сдала его квартиру. Она не вышла больше замуж. Марина так и не осознала, что прожила бесполезную и никому не нужную жизнь. Она винила во всём Ивлева, судьбу, Бога, черта, но не себя. Только иногда жалость к Саше просыпалась в её сердце, и она чувствовала, пусть недолго и слабо, что-то напоминающее чувство вины. Случалось это всё реже и реже, и, наконец, она окончательно похоронила любовь к Саше в своём сознании. Дни тянулись за днями. Были подруги, вырастившие детей и бездетные, редкие походы в капеллу, посещение музеев. Была работа, мало оплачиваемая, но не вызывающая отвращения.
   А ведь могла Сашу не слушать.... Знала, что нельзя его отпускать за границу за этой чёртовой рукописью. Могла ребёнка родить. Он не хотел? Сама она не хотела! Он и сам-то не знал, чего хотел. Трудно, Саша не помощник, не семьянин, и муж никакой, и отец .... И любовницы .... Откуда она знала, какой он будет отец?
   Татьяна, любовница Ивлева, вышла замуж за весёлого, разбитного, разведенного мужика. Сашу она вспоминала редко. Детей она так и не смогла родить. Муж её был "не дурак" выпить, не алкоголик, а так, любил весёлую жизнь, любил пройтись по бабам, съездить на рыбалку с друзьями, но к Татьяне он был сильно привязан. Почему? Наверно потому, что есть люди, к которым привязываются, да так, что и не оторвать. Её коммуналку расселили, и они получили квартирку общей площадью 30 квадратных метров, с её точки зрения вполне достаточной для счастья.
  
  
   12
  
   В Париже в доме Бовуаров в библиотеке за огромным столом в кресле, покрытом пледом, сидел сын Анны и листал рукопись чернокнижника. На его руках были надеты тонкие перчатки, для того чтобы не повредить драгоценные страницы. Он давно выучил эту рукопись наизусть. Антуан Бовуар очень много знал о мире такого, чего другие люди даже представить себе не могли. Он учёный, как и его отец, только не математик, Антуан преподаёт физическую химию. Лишние знания делают человека одиноким. Ему не с кем поделиться, он не может рассказать то, что знает. Будущее, прошлое - тяжкий груз, страшная ноша. У него уже двое внуков. Что ждёт их в этом мире? Он знает, но никому не может рассказать.
   Бовуар с молодым Вьейвилем успел тогда спасти книгу, спасти жизнь Маргариты. А если бы они не успели? Рано человечеству пользоваться этими знаниями. Страшны и опасны люди, пытающиеся использовать их во зло. Хотя, проблема ведь даже не во зле, как в таковом, а в том, что зло с добром люди не отличают друг от друга, бывает что, они сливаются в один жгучий комок боли, любви, предательства и счастья. Иногда они сходятся в одной точке, и тогда душа не может разобраться, из какого источника она пьёт. "Не из всякого источника пейте", но как понять, из какого пить, а из какого воздержаться? Он и то ошибается. А другие?
   Колдуны, экстрасенсы, шаманы - какая разница! Книга учит тому, что люди называют колдовством, но это просто знания, и некоторые из них могут ими овладеть самостоятельно, если очень захотят, если хватит силы духа, если не пропадут они напрасно в погоне за ими. Для человека осенённого духом нет почти ничего недоступного. И всё же, не всему можно научиться, всегда остаётся что-то непостижимое, недоступное даже для пророков и даже для гениев. Возможно, в день Страшного суда все тайны будут открыты людям, и не выдержит душа человеческая этих тайн, осознает свой ад и сгорит в нем дотла от боли и ужаса. А пока...
   У Вьейвилей тоже есть наследник - праправнук старой Лизетты - будет, кому передать знания. Тайну его рождения удалось скрыть и никто не знает, что он принадлежат к роду Вителли. Внебрачный сын внука Лизетты Вьейвиль теперь тоже получит рукопись чернокнижника, ту, что забрал его отец у Марго. Каждому своё; кто-то завещает капитал, кто-то недвижимость, кто-то бизнес, а потомки Вителли завещают знания, которые не делают их счастливыми. А есть ли такие знания, которые делают людей счастливыми? Не все потомки этого рода смогут овладеть знаниями чернокнижника. Ну да ничего, может, им повезёт, и их внуки, и правнуки почувствуют в себе дар предков.
   Антуан часто думает о матери. Она уже давно не выходит из дома, почти не встаёт с постели. Каждый Новый Год она просит отправить открытку для Марго с поздравлениями и пожеланиями счастливой жизни. Каждый Новый Год Анна получает красивую открытку с видами Петербурга от Маргариты и радуется, как ребёнок. Анна не утратила даже сейчас интереса к жизни, но она уже уходит в свой мир, отдельный от семьи - в мир юности, детства, своей первой и последней любви. Она не помнит, что было год назад, что делала вчера, но своё далёкое прошлое видит так отчётливо и ясно, как будто это было совсем недавно. Она узнала тайну Бовуаров сама, от неё не удалось почти ничего скрыть, и ей пришлось смириться с этим грузом, научиться с ним, жить. А теперь все эти тайны уже почти потеряли для неё смысл. По ночам во сне приходит к Анне её муж, причём без всякого колдовства, зовёт с собой и она уже не понимает, на каком находится свете, с живыми или с мёртвыми.
   Шумит Париж за окном, но в доме Анны тихо. Наглухо закрыты окна. Разлетелись все птенцы из её гнезда. Анна живёт в большом доме вдвоём с сыном. Её невестка умерла, и никаким колдовством нельзя было её спасти - от смерти нет лекарства. Тихо в старой башне.
   К Анне Бовуар не приходят друзья. Франсуа Ренье умер. Некоторые из её подруг тоже умерли, некоторые не выходят из дома. Быстро проходит жизнь человека, он даже оглянуться не успевает. Волнуется, тревожится, к чему-то стремится, на что-то надеется, мечтает, постигает, любит, страдает и остаётся один на один с призраками прожитой жизни. Приходят мёртвые во сне к живым и зовут с собой.
   В подвалах башни пылятся бутылки дорогого французского вина. Когда приезжает молодёжь, башня наполняется их звонкими голосами и смехом. Антуан достаёт из подвала холодные бутылки, вытирает с них пыль, и они устраивают праздник. Старая Анна улыбается правнукам, и тени прошлого отступают, чтобы возвратиться.
   Антуан спрятал книгу в тайник, устроенный внутри древней стены неизвестно кем, неизвестно в каком веке, и снял перчатки. Старинные часы гулко ударили в тишине библиотеки, отмеряя отпущенное ему на земле время. Он может продлить свою жизнь, иногда это возможно, он владеет такими знаниями и силой духа необходимой для этого, но надо ли? Надо, для детей, для внуков. Надо. Надо жить.
  
   13
  
   Поздним вечером профессор Мельников опять задержался на кафедре. В Академии всё изменилось. Стеклопакеты, свежевыкрашенные стены, покрытые обоями под покраску, сияющие чистотой и евроремонтом туалетные комнаты, Только двери аудиторий, некоторые аудитории и лаборатории, да узкие коридорчики непарадных входов остались прежними. На кафедре, где работал Ивлев, тоже всё по старому: те же дореволюционные высокие деревянные шкафы, мутное лабораторное стекло. Только компьютеры теперь везде, там, где надо и не надо.
   В академии темно, все ушли, только в некоторых окнах горит свет. Евгений Петрович достал из сейфа книгу, написанную им самим. Неофициальная наука, наука не для всех, нет, не для членов его рода, а для тех, кто хочет и может её понять. Нет в ней ничего секретного, но и от науки официальной отличается она довольно сильно. Это не книга ответов на все вопросы, но путь для тех, кто хочет и может открыть тайны этого мира сам. Много у него прямых наследников; детей и внуков, но знания передать некому. Так бывает; и дети, и внуки не в него пошли. Зря он пытался их хоть чему-нибудь научить. Психика не каждого человека сможет выдержать видения мира Бардо. Не всем нужны тайны духа, его падения и полёты. Он дождётся правнуков. Он знает, что когда-нибудь один из его потомков придёт к нему и скажет: "Дед, кто я? Что со мной? Как мне с этим жить и что мне делать. Почему я не такой, как все?" Профессор знает, что так и будет. Когда-то он ощутил в себе что-то такое, что чуть не свело его с ума - великий дар экстрасенса, дар его рода.
   Иногда он вспоминает Ивлева. Александр не успел прочесть его книгу, а вдруг бы это его остановило. А может быть, он её и прочёл, Мельников не делал из неё тайны. Ведь это наука. Какие тут могут быть тайны? Но ему, пожалуй, было бы интересно. Нужно было не отпускать его за рукописью Вителли. Он же знал, чем это кончится. Почему даже зная заранее всё, что может произойти, он не в силах изменить это? Или он просто не захотел? Таких учеников, как Александр Ивлев, больше у него не будет. Одухотворён, даже слишком. Позволял духу владеть собой. Может быть, он потому и умер, что то, что им владело, делало с ним всё, что хотело. Там, за гранью жизни, душа его долго не могла найти подлинного успокоения, подлинного покоя. Александр Ивлев, пожалуй, и не захотел бы его ни та том, ни на этом свете. И эта женщина, которая приходила к нему, тоже позволяет духу владеть собой. Художники - вместилище чужого духа. Но разве может быть чужим то, что любишь. Даже самый великий гений и чародей не может постигнуть тайну любви. А как же ведьмы старые с приворотным зельем? Экстрагируют что-то. А знают ли они что? Даже он; химик, математик, физик, выдающийся учёный и экстрасенс может разве что приоткрыть завесу этой тайны.
   Он обладает всеми дарами духа, а значит, несет ответственность за эти дары перед Богом и людьми. Дары духа должны принести плоды. Мельников учит этому своих студентов, но они, даже самые лучшие, ищут в этой жизни только даров.
   Мельников совсем не постарел, он остался таким же, как прежде: моложавым, сухощавым, стройным и лёгким. Да, но время не обманешь. Не многие знают, сколько ему лет, но он то знает. Домой идти не хотелось, да и не было у него дома. Его семья - чужая семья, и другой уже не будет. Евгений Петрович сидел тихо, как мёртвый. Тени ветвей ползли по стенам. Было пусто, темно.
   Тень профессора бесшумно скользила по коридору. Она блуждала по тёмным закоулкам пустой академии. Тень маялась в мире живых и не находила выхода.
  
   14
  
   В маленьком городке княжества Люксембург на берегу горной реки в гостиной хозяйки отеля висело два рисунка в одинаковых рамах. Много лет назад ранним утром она вошла в комнату Маргариты, ей сразу бросился в глаза забытый лист бумаги. Она перевернула его - это был рисунок её неожиданно уехавшей постоялицы. Она застыла потрясённая тем, что увидела. Рисунок был удивительно похож на тот, что уже висел над камином, но это был другой рисунок, написанный совсем по-другому, другой рукой, но одним и тем же человеком. Маленький городок тонул в прозрачной дымке, погружённый в какой-то иной мир. Что-то странное чувствовалось в этом городе, увиденном по-другому, другими глазами. Хозяйке отеля показалось, будто дух этого места вдруг стал видимым, ощутимым, что он проник в её душу и не захотел её отпускать. Её сердце забилось толчками, и она в одно мгновение прожила всю свою жизнь, целиком, сразу, во всей своей полноте. Ей показалось, что она сходит с ума. Она покачала головой и поняла, что дом её посетил, пусть и не надолго, Гений. Хозяйка заказала рамку у местного пенсионера-столяра и повесила оба рисунка рядом. Рисунки тревожили и очищали её душу, и душа хотела жить, вспоминать, любить и страдать.
   На праздники к ней иногда приезжал сын с женой, а иногда и взрослые внучки. Сын садился в кресло у камина и долго смотрел на рисунки. Лицо этого уже не молодого человека становилось просветлённым и страдающим. О чём он вспоминал, мать не знала, но понимала, что пробуждалось в нём что-то очень важное, и не мешала ему.
   - Возьми рисунки с собой, - сказала она ему как-то.
   - Нет, ма. Это прекрасные рисунки, но если они будут всё время рядом со мной ... я, пожалуй, захочу изменить всю свою жизнь, а мне это делать уже поздно. Жизнь, которой я живу, уж очень не согласуется с ними.
   Сын уезжал, и мать оставалась одна. Шумела горная река в глубоком облицованном сизо-чёрным камнем русле. Стояла дымка в ущелье. Разрушенный замок был похож на призрак. Город казался нереальным, как и жизнь людей, живущих в нём.
  
   15
  
   Учитель латыни, старый холостяк Филипп Бернье часто вспоминал Ивлева, неожиданно исчезнувшую Маргариту, книгу в кожаном переплёте, отделанном жёлтым металлом. Ему тогда очень понравилась Марго. Это была женщина, о которой он мечтал всю жизнь. Почему он не сказал ей ничего об этом, почему не взял у неё адрес и номер телефона? Растерялся, подумал, что успеет. Может съездить, попробовать отыскать её в этой загадочной и страшной России? Он нашёл на одном из Интернет сайтов фотографии Петербурга и подумал, что она могла жить только там. Ни в одном другом городе мира не могла появиться такая удивительная женщина. Он вспоминал её тёмные, почти чёрные глаза, узкое бледное лицо, красивые губы, тонкие длинные пальцы, лёгкую стройную фигуру. Как было бы хорошо сидеть с ней на деревянной террасе кафе и пить зелёное, кислое вино, жить с ней в этом старом доме на берегу горной реки. В выходные дни выезжать в горы, заходить в маленькие ресторанчики, расположенные на красивейших склонах возле чистейших горных речек. В этих ресторанчиках до сих пор столы накрывают крахмальными белоснежными скатертями, там подают молодую лосятину, форель, выловленную из той самой реки, что блестит за окном, там старая фаянсовая посуда и тяжёлое столовое серебро, там есть маленькие номера с огромными окнами. Как хорошо было бы ездить с ней в отпуск в Рим или Венецию, смотреть с этой женщиной на мир тем особенным взглядом художника, перед которым вещи снимают маски, открывая свою другую потрясающую сущность, ту, что прячется за гранью обыденности.
   Филипп сразу же узнал о таинственном исчезновении Маргариты. Он попытался разузнать хоть что-то об её отъезде, но никто ничего не знал, тихий городок в горах рано ложился спать. Он иногда заглядывал к хозяйке отеля, чтобы посмотреть на её рисунок. То, что он чувствовал, жило в её рисунке какой-то отдельной собственной жизнью, обжигало его горло горячим дыханием. В маленьких отелях паспортами постояльцев никто особо не интересовался. Он знал только имя, её русскую, непривычную для европейского уха фамилию Филипп не смог запомнить и записать правильно. Он пробовал найти Марго через Интернет, но ничего у него не получилось. Проклятая книга! Всё из-за неё! Он знал, что Марго жива, а Ивлев умер. Откуда? Он сам не понимал, но был абсолютно уверен в этом своём знании. Конечно, Марго любила Александра, но... Филипп чувствовал её одиночество, одержимость, потерянность. Он прекрасно понимал, что мог бы стать счастливым человеком и сделать счастливой эту красивую женщину, без которой его жизнь никогда не сможет наполниться смыслом. Он ведь видел её всего один только раз. Глупо. И, тем не менее, нужно было ловить, мгновение любви, коснувшееся его так неожиданно. Она ничего не заметила, ей было неудобно, она плохо знала английский, она стеснялась, она... Эх если бы всё вернуть. И всё же, он рад, что рукопись чернокнижника попала к нему. Рука дьявола на развороте держала весы, уравновешенные назло здравому смыслу. Что ж он слишком рассудочно поступал всю свою жизнь. Кто знает хорошо это или плохо? Проклятую книгу он так и не успел осмыслить до конца, но даже если бы понял всё, то никогда бы не воспользовался полученными знаниями. Почему? Страшно, глупо, неудобно, не по себе, грех, или просто ему бы "пороху не хватило"? Что-то не позволяло ему сделать это, он не мог сформулировать что. Филипп сидел в кабинете за письменным столом. Мерцал дисплей компьютера, в книжных шкафах пылились книги, шумела река, лес окружал городок, казалось оторванный от всего мира. Петербург был так далеко, просто на другой планете, и не было возможности преодолеть разделявшее их с Марго пространство.
  
   16
  
   Об Илье, друге Саши, Маргарита не вспомнила никогда, но однажды, совершенно неожиданно, он приснился ей мёртвым. Там, где он находился, было как-то серо и тускло, так же, как бывает в Петербурге в ноябре. Сам он был чудовищно уродлив, но она смотрела на него с любовью, они обнялись и оба почувствовали удивительную близость. "Это ад - подумала Маргарита - но какой-то нестрашный". Они попрощались, похоже, навсегда. Утром её долго преследовало чувство потери и тоски. Она запомнила патологическое уродство Ильи, но даже проснувшись не почувствовала отвращения, только близость и невозможность этой близости в реальном и нереальном мире. Надо было подойти тогда к Илье в метро. Всё в этом мире обманчиво: богатство и бедность, самодовольство и неуверенность, душевность и бездушие. Сон был человечнее жизни.
   Маргарита стала уставать. Она приходила с работы и никуда не хотела идти. Музыка, живопись, красота города всё ещё волновали её, но ей было трудно заставить себя куда-то идти. Мир померк. Может, ей это показалось? А может это возраст? Её душа больше не могла очнуться от обыденности. Ей не снились волшебные сны, сердце стучало ровно. Только один раз на грани между сном и пробуждением вырвалось что-то из прежнего мира. Нет, не рука дьявола. Нет, ничего адского не было. Какое-то странное чувство любви, светлое и глубокое накрыло её облаком. Сердце рванулось навстречу ему. И ... ничего не случилось. "Надо же, - подумала Маргарита, - не всё ещё кончено". Слабая надежда осветила её лицо на мгновение, и губы непроизвольно прошептали: "Саша".
   Маргарита повесила Сашины рисунки на стенах комнаты. В простых деревянных рамах под стеклом они не были украшением комнаты. Рисунки нужны были не для этого. Они пробуждали в Марго жизнь, не давали совсем опуститься и забыть о том подъёме духа, который она испытала когда-то. Она тянулась к ним, как к источнику с живой водой. Они больше её не мучили, не заставляли нестерпимо страдать. Ей было чуть-чуть больно и хорошо. Рисунки несли надежду, пусть и слабую, на то, что с ней не всё кончено.
   Она заходила в книжные магазины всё реже, читала всё меньше. Книг на рынке становилось всё больше. Иногда появлялись редкие, очень интересные. Марго смотрела на них и не покупала. Дорого. Но как-то раз, листая книгу о символах и знаках, она увидела опять девяти конечную звезду святого Павла из послания к Галатам. Марго купила книгу.
   Раньше, она бы стала её читать сразу, ещё в магазине, а сейчас ... Маргарита забыла о книге. Вспомнила она о ней наверно дней через пять, когда ей понадобился пакет, в котором лежала покупка. Маргарита открыла её, стала листать. Все мечтают о чудесных дарах духа: слове мудрости, слове знания, вере, дарах исцеления, пророчества, чудотворения, различения духов, знания языков, толкования языков. Но та звезда из рукописи чернокнижника с латинскими буквами на лучах является не только символом даров духа. Это ещё и звезда плодов духа: любви, радости, мира, долготерпения, благости, милосердия, веры, кротости, воздержания. Каждая душа может принести такие плоды, нет в них ничего сверх естественного, ничего загадочного, мистического или волшебного. Обидно, просты плоды духа, до смешного просты и несовременны, непопулярны. Ради таких плодов прожить всю жизнь? C, G, P, L, R, B, F, M - заглавные буквы, прописные истины, надоевший морализм. Всё одно и тоже, ничего нового. Для того, чтобы придти к этому, не нужно было колесить по Европе, читать мудрёные книги величайших философов, мучительно переживать смерть Саши, постигать законы красоты, умирать и воскресать к новой жизни. Хотя... если бы она вовремя пришла к этому знанию, её и Сашина жизнь сложились бы иначе. Маргарита захлопнула книгу. Простое счастье, построенное на самопожертвовании, христианских ценностях - неужели это и есть сокровенный смысл жизни, а всё остальное призраки, иллюзии рождённые подсознанием человека, и все Боги "только в голове", они всего лишь "путь" и ничего больше. "Путь к великой цели", а где она, эта "великая цель?" Она уже сливалась с миром в золоте любви, но её вернули обратно в жизнь, полную одиночества и призраков прошлого. Зачем, если цель была достигнута? Зачем ей всё это? Смысла не было. Этот свет ничему не научил Марго, не сделал чище и лучше. Он остался в её душе прекрасным воспоминанием. И это всё.
  
   17
  
   Тяжело жить одной. Маргарита "варилась в собственном соку". Никого не было рядом. Поделиться чувствами и мыслями было не с кем. Телевизор, пусть и кривое зеркало, но всё-таки зеркало, где отражается мир. Он шумел на кухне и почти не мешал ей. Она привыкла к нему, как к шуму вентилятора. Опять показывали новости. Седая старуха, переполненная чувством собственного достоинства, выступала перед гражданами. На голове её красовалась бриллиантовая корона, грудь и руки были щедро осыпаны бриллиантовой "чешуёй". Старуха говорила о борьбе с бедностью, о победе демократии над тоталитарными режимами в нефтедобывающих странах и о правах человека. Толпы орали от восторга, приветствуя коронованный оплот демократии. Марго тупо смотрела на экран, осознавая всю глупость этой безобразной сцены. "Почему они пресмыкаются", - думала она - ведь им за это даже денег не платят? Они никаких выгод от этого не получают. Неужели им так нравится пресмыкаться, что до них не доходит абсурдность происходящего?". Самодовольная упитанная старуха-королева - одна из богатейших женщин мира, наконец-то дочитала свою речь о борьбе с голодом и прочими неприятностями и уселась в лимузин, блистая брюликами.
   Люди так устроены - любят пресмыкаться. Рабские души ничего не видят и не слышат, кроме штампов, укоренившихся в их мозгу. Что породит их ум в чистилище? Что там они будут очищать, неужели у них есть душа? У них в подсознании, как у Фрейда, просидевшего в девственниках до тридцати лет, есть, в лучшем случае, один только секс? Если они и от секса очистятся, то, от них ровным счётом ничего не останется. Видно поэтому секс провозгласили в "цивилизованном мире" чуть ли не величайшей ценностью в жизни человека. Кстати с сексом у Фрейда были сплошные неприятности. Он прожил с супругой довольно долго и счастливо, наплодив кучу детишек, а потом неожиданно влюбился в её сестру, такую же "старую перечницу". Разразился семейный скандал, в результате которого Фрейд отказался от секса и с женой, и с её сестрой, и со всеми прочими дамами тоже.
   Марго усмехнулась. Понимали бы они вообще, что такое секс. Ничего они не понимают в этом деле со своей рыбьей кровью. В её мозгу промелькнули зооморфные мифологические чудовища, старинная гравюра из дома Графа, картины Босха. Маргарита понимала, что данное ей "жало в плоть" и "ангел сатаны", это вам не "милая" порнушка с хорошей компьютерной обработкой и смазливыми "девочками". И Саша знал, боялся заглядывать в эти бездны. Надо уметь остановиться. Это то же самое, что упрашивать сумасшедшего: "Не сходи с ума, прояви силу воли". Да они остановились, но ведь заглянули и не отшатнулись.
   А толпы всё орали, колыхались, в сопровождении вышколенной свиты и охранников ехала старая "кукла", разряженная, с заученной речью и дежурной улыбкой на устах.
   По другой программе о торжестве демократии говорили политики с лицами дегенератов, возглавляющие крестовые походы против неверных, нежелающих делится нефтяными скважинами. Почти по всем программам бегали менты с пистолетиками, бандюганы "мочили" конкурентов, кое-где орудовали маньяки, на МУЗ ТВ полуголые красотки вертелись под "фанеру". Причём тут музыка? У программы явно неудачное название. Почему мужчины с ума сходят по этим открывающим рот для гнусного шума "певицам"? По мнению Маргариты, они были бы гораздо привлекательнее, если бы молчали.
   По третьей программе историки, переписывали историю и с пеной у рта самозабвенно уверяли себя и других в том, что хоть что-то из того, что они говорят, правда. Маргарита нажимала на кнопки пульта. Тридцать шесть программ! Можно конечно посмотреть что-нибудь про зверюшек, только Бог с ними со зверюшками.
   Она отчётливо понимала, что люди существа почти что неодушевлённые. Человечки, как маленькие винтики, крутились в государственных машинах. Чем бесчеловечней было государство, тем меньше человеческого оставалось в её биологических частях. Она вспомнила слова безумного эстета Ницше: "Государством называется самое холодное из всех чудовищ. Холодно лжёт оно; и эта лож ползёт из его уст; "Я государство есмь народ"... Но государство лжёт на всех языках о добре и зле: и что оно говорит, оно лжёт - и что есть у него, оно украло. Всё в нём поддельно: крадеными зубами кусает оно зубастое. Поддельна даже утроба его... Рождается слишком много людей: для лишних изобретено государство". Бедняга Ницше! Во второй половине девятнадцатого века он заговорил словами Заратустры. Что изменилось с тех пор? Жизнь людей давно потеряла всякий смысл, производство запчастей для машины едва ли можно считать смыслом жизни. Может быть это счастье, что у неё нет детей - бездушных частей чудовищных механических чудовищ. Кроме того, невозможно перенести предательство своих собственных детей, ради которых прожил жизнь. Жить ещё и с этим! Но не всех же предают. Да, не всех, только тех, кто любит их слишком сильно, больше, чем себя. "Возлюби ближнего как самого себя". Но не больше. Больше - грех. И Саша никогда бы её не предал, люби она его меньше. Великая любовь инструмент для постижения философии, религии, творчества, но для обычной жизни даже самые лучшие, сильные чувства - зло, разрушительное зло, ломающее жизнь и душу человека. Она вспомнила о тех маленьких трагедиях, которые постоянно развёртывались в среде её знакомых.
   За живыми винтиками машины следят немигающие глаза видеокамер, возле них крутятся надсмотрщики. Винтики не отличают добра от зла, не видят красоты, не имеют представления о духе. Их мысли и чувства - банальны. Винтики питаются, болеют, ломаются, ломают друг друга. Они готовы на всё ради более престижного места в механизме. Ради жирной смазки годится любая подлость. Машине не нужны больше люди. Механизм крутит колесо истории, бездушный и бессмысленный. Маргарита с ужасом ощутила себя частью чего-то неодушевлённого, какой-то шестерёнкой, от которой уже ничего не зависит в мире лишенном справедливости, чести, совести, любви, веры. Самое страшное, что в этом мире не было и бесчестия, и бессовестности ... - вообще ничего не было кроме выгоды и денег. Машина печатала бумагу, ради которой винтики крутились и считали, что живут. Марго не знала, что под воздействием наркотиков некоторые люди ощущают то же самое, что она осознаёт без всяких галлюциногенов. В наркотических снах видит себя маленький человечек в слизистых сотах среди бесчисленного множества таких же несчастных человечков, бессмысленно работающих на какой-то чудовищный вибрирующий механизм. После таких "глюков" многие довольно долго лечатся у психиатров.Но не все же так живут. Жизнь обесценивается, теряет смысл если нет в ней любви, чести, благородства, самопожертвования... Не может всё это исчезнуть совсем. Или может?
   Маргарита много прочитала книг, не только Ницше, и не только Эразма Ротердамского. Пылятся книги на антресолях, стоят на полках. Давно не открывала она их. Пылится мудрость человеческая, исчезают знания под слоем грязи. Тысячи рукописей написаны человечеством, выбиты в камне, выцарапаны на глине, написаны на папирусе, пергаменте и бумаге, но мир остаётся таким, как был. Разве может что-то изменить одна старая рукопись. Марго подумала: "А вдруг..., а вдруг именно она научила бы людей быть людьми".
   Она опять посмотрела на мерцающий экран. Казалось, он связывал Марго проводами с другими частями машины. Страшно! Почему она ещё продолжает жить в этом мире, где её уже ничто не держит. Жаль, но она уже может смотреть телевизор, он её раздражает, но не так как раньше. Жаль... Её душа перестала болеть, она не плачет по ночам и утром не задыхается в волнах адреналина.
  
   18
  
   Прошлый Новый Год Марго провела одна в своей хорошо обставленной квартире. Она могла встретить его где-нибудь в театре, или в ресторане, но не стала этого делать. Напрашиваться в гости к знакомым и родственникам она тоже не захотела.
   Залпы всевозможных салютов и фейерверков сотрясали воздух. Марго пила Абраа Дюрсо и без конца переключала программы телевизора. Она не пьянела. Ей никто не позвонил, и она опять вспомнила Сашу с тоской, сожалением и болью.
   Маргарита поставила в комнате новое окно - одно большое стекло в пластиковой раме без подоконника. Оно было похоже на огромное полотно почти во всю стену. Вечерами Маргарита смотрела на меняющиеся картины в одной и той же раме. Года крутили колесо Сансары, вырастали чужие дети, умирали старики... Глядели окна в маленький сад, скрипели качели. Бетонные коробки совсем не изменились за это время. Берёзы стали выше, тополя срубили, дети вытоптали траву, и от газонов почти ничего не осталось, рабочие засыпали площадку чем-то красным. Несмотря на технический прогресс и смену строя здесь мало чего изменилось. Разве что машин стало очень много, все тротуары заставлены, да и газоны тоже.
   Маргарита легла поздно. В квартире было тихо. Среди её соседей были в основном люди пожилые, они своё уже отшумели.
   Этой ночью Марго долго не могла заснуть. Что-то беспокоило её. Она раздёрнула тюль - на стене жила какой-то фантастической жизнью огромная, объемная картина в белой раме. За окном лежал туман, а в нём был виден сад: деревья стояли в мокром снегу. Сад был похож на сделанный из извести макет, неподвижный муляж, засыпанный светло-серым пеплом. Ветви деревьев отбрасывали тени на туман, тени множились в призрачном сумраке, и невозможно было разобраться, где ветви, а где их тени в этом саду призраков. Оранжевые фонари окружали туманные ореолы, казалось, они совсем не давали света. Над городом горело грязно-розовое небо. В нём нечистый буро-розовый огонь то разгорался, пробиваясь сквозь дымную пелену, то мерк. "На таком небе рая быть не может, сам ад просвечивает сквозь него", - подумала Маргарита. Соты окон погасли, лишь их чёрные квадраты глядели в мёртвый сад, околдованный жутким небом. Человеческие розовые личинки лежали в коконах простыней, забывшись тяжёлым сном. "Неужели только я вижу это", - Маргарита с ужасом глядела на полотно в белой раме. Где подлинное, действительное, а где иллюзия, обман? Кто знает? Кто мы, бессмертные вечные души или огни, которые, угасая, зажигают фитиль новой жизни, нового существования - бесконечного нового страдания?
   Она художник, не винтик в одной из государственных машин, не личинка, посапывающая в бетонных сотах, она не термит, ползающий в темноте, она видит то, что другие видеть не могут. Что же она видит? Что видят художники? Подлинные вещи или их призраки, а может всего лишь образы, рождённые подсознанием? Но они видят! И их видение делает мир чудовищным и великолепным. Мир искусства - чистилище человеческого духа - мир образов, возвышенных и страшных, безжалостных к человеку. Ни одна рукопись не даёт ответа на вопросы художников. Красота и любовь берут своё начало не в нашем мире. Они, похоже, являются той единственная мудростью, что доступна человеку лишь в момент смерти. Для художников они иногда становятся реальностью и при жизни, только вот цена за это заплаченная слишком велика - не всем по силам. Маргарита женщина - существо ведомое. Есть среди женщин выдающиеся исполнительницы: певицы, балерины, актрисы, музыканты и т.д., а вот гениальных творцов нет, или почти нет. Цели, которые ставят перед собой мужчины отличаются от женских. Благополучие, семья, дети, красивые вещи - всё это хорошо, но есть то, что несоизмеримо с дамским взглядом на жизнь, с "простыми и прекрасными человеческими чувствами". Есть вещи куда более важные. Почему? Нет ответа. Просто они есть! Маргарите повезло, она встретила человека, который мог повести за собой в другой мир, совсем иных чувств и переживаний. Да, она ничего не достигла, но она коснулась того, другого мира, о существовании которого многие просто не догадываются.
   Живут художники в мире людей чуждые им по духу, раздираемые мыслями и чувствами, которые ими владеют. Отращивают крылья и теряют их, умирают и воскресают, переживают смерть и рождение в нестерпимых душевных муках. Сияет в их глазах непостижимый свет и гаснет навсегда.
   Восторженный дух Саши, его гений, мощный и страстный, осветил жизнь Маргариты и ушёл в неизвестность, приоткрыв красоту мира на мгновение и .... всё. Так и ушел, оставив несколько рисунков и картин, своих и написанных женщиной, полюбившей его, затерянных в мире людей на ничтожных клочках бумаги.
   Где-то вдали проехала машина. Свет фар коснулся тумана, сад ожил, зашевелился, множество теней от ветвей и стволов деревьев пришло в движение, и они поползли в нём, как змеи, вошли в раму окна, задвигались на стенах комнаты, окружая рисунки Саши изогнутыми призрачными телами.
  
  Меня блуждающего, увы, в сансаре, подпавшего под
   власть иллюзий,
  Пусть сонмы Бхагавангов, Мирных и Гневных,
  Выведут на путь света, избавляющий от страха и ужаса.
  Пусть сонмы Гневных Богинь, заполняющих
   пространство, будут моей защитой
  И оградят меня от вселяющих страх опасностей Бардо,
  И помогут мне достичь состояния Совешенно
   Просветлённых Будд.
  Меня, странствующего в одиночестве, разлучённого
   с дорогими друзьями,
  Пусть Будды силой своей любви
  Избавят от страха и ужаса Бардо.
  Когда возникнут здесь пустые формы моих мыслей,
  Когда засияет здесь пять светов мудрости,
  Да буду я смотреть на них без содроганий.
  Когда засияют здесь божественные тела мирных
   и гневных богов,
  Да достигну я бесстрашия и познания Бардо.
  Когда из-за плохой кармы я изведаю страдания,
  Пусть боги хранители освободят меня от страданий
  Когда естественное звучание реальности раздастся
   громом тысячекратной силы,
  Пусть он превратится в звуки шести слогов.²
  
   Тибетская Книга Мёртвых Чикхай Бардо и Чёньид Бардо
  
   Часть II. Бардо, в котором познаётся реальность.
   День четырнадцатый
  
   "Когда ум освободится от затемняющих кармических явлений, от главного заблуждения, что миры явлений, небеса и преисподняя реальны, тогда будет обретено Правильное Знание: все формы сольются с тем, что не имеет формы, все явления - с тем, что трансцендентально явлениям, Свет Истины рассеет тьму невежества, личность, как субъект исчезнет, наступит конец страданию и существованию, ограниченному индивидуальным "я". Будет познано, что ум и материя едины, мирское сознание станет сверхсознанием, и путник, слившись с Дхамакаей, достигнет Цели.³
  
   В Италии под другим, чистым и ясным небом на старом кладбище в одном из многочисленных склепов с ионическими мраморными колоннами и потускневшей росписью на стенах в виде изящных гирлянд из роз, глубоко под полом рядом с высохшими костями умершего в шестнадцатом веке потомка рода Вителли, лежала третья рукопись чернокнижника. Бумага уже готова была рассыпаться в прах, но пока ещё держала рука дьявола весы, уравновешенные назло здравому смыслу, змеи встав на хвосты, поднимали щит с девяти конечной звездой. Никто не нарушал покоя мёртвых, только летучие мыши прятались в старом склепе от солнца. По ночам светила луна, освещая мерцающим светом старое кладбище, затерянное вдали от больших городов и "чудес" цивилизации. Забытый мир казался нереальным и призрачным, как будто нарисованным итальянским мастером немеркнущими красками на большом полотне.
  
   ¹ Тибетская Книга Мёртвых, Издательско торговый дом "Гранд", Москва, 2003, с. 212.
   ² Неоднократное повторение этой мантры позволяет достичь нирваны. Там же, с. 269.
   ³ Там же, с. 269.
  
  20.01.2020г.
   Прошу прощения за допущенные ошибки, вижу пока неплохо, но долго работать на светящемся экране мне офтальмолог не рекомендует.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"