"Самые худшие из всех духов те, которые жили во зле,
происходящем от любви к себе, и которые, вместе с тем,
внутренне поступали обманчиво, потому что обман (dolus)
проникает глубже в мысли и намерения, заражает их ядом
и, следовательно, уничтожает всякую духовную жизнь в
человеке; большая часть этих духов живёт в аду, находя-
щемся позади, и называется гениями". *
Э. Сведенборг
Он ждал её в холле института, где она тогда училась. Весёлая толпа студентов высыпала на улицу. Все были молоды, жизнерадостны. Он смотрел на них с чувством какой-то безнадёжной зависти. Наконец показалась она: стройная, с очень тонкой талией, одетая по последней моде. У неё было какое-то детское лицо, золотые, как у куклы локоны, волосы были такими от природы, большой лоб и очень светлые, серые глаза. Он рядом с ней выглядел странно: невысокий, скуластый, некрасивый, плохо сложенный и плохо одетый. И, тем не менее, они как-то удивительно дополняли друг друга. Его лицо было одухотворённым, какое-то привычное страдание отражалось на нём, движения были изящными, лёгкими. Она казалась очень несовременной, как будто, сошла с портрета, которому никак не менее трёхсот лет. Было похоже, что она на несколько минут отлучилась из пансиона для благородных девиц, или из под присмотра гувернантки. Прохожие не могли отвести от них глаз. Эта пара приковывала к себе внимание. Люди долго всматривались в их необычные лица.
Они встречались давно, постоянно сорились, скандалили. Она любила его какой-то наркотической любовью. Ей казалось, что без него она просто не сможет жить. Он её иногда ненавидел, даже хотел, чтобы она умерла. Он думал, что знает, что она думает? и как она чувствует. Он ненавидел её красивое, юное, чистое личико. Она была не ангел: курила по две пачки сигарет в день, не отказывалась от "травки", напивалась до чёртиков, ничего не делала, прогуливала лекции, но у неё всё всегда было сдано, у неё никогда не было никаких проблем. Его раздражало её везение, всё ей давалось даром. Он считал её лживой, глупой, лицемерной, развратной, но не мог с ней расстаться.
Ему всегда не везло. Отец был шизофреником, лежал по больницам. Мать работала и мало обращала на него внимания. Она его любила, но в меру, не пыталась оградить от тягот жизни, хотя прекрасно знала, что он может повторить судьбу отца. Душевные болезни заразны, жить с такими больными, как его отец, детям нельзя. Он жил. Мать считала сына очередной неудачей в своей жизни. Учился он безобразно, ели-ели закончил восемь классов. Гнусное ПТУ, армия, из которой он загремел в больницу с белым билетом. По сути дела, в его жизни не было ничего хорошего, сплошной кошмар и невезение.
Они шли по улице. Она смотрела на него и видела то, что видит он. Она знала, о чём он думает, но молчала. Он был Гением. Он её не слышал - говорить было бесполезно. Всё было абсолютно безнадёжно. Его дура-мамаша не сберегла этого парня для неё. Она ничего для него не сделала. После смерти мужа жила своей бесцветной, однообразной и спокойной жизнью, "трескала" пустые макароны и не пыталась ничего изменить в жизни сына. "Тварь ленивая! Сидит на своей нищенской зарплате и боится пошевелиться, наращивает килограммы жира", - ей было тошно, но ангельское личико даже не омрачилось, по ней ничего не было видно. Она считала, что теперь что-либо изменить в их отношениях уже поздно, что она скоро уйдёт от него, и этот кошмар закончится. Больше не будет измен, унижений, идиотских выходок. Она понимала, что в будущем с ней ничего подобного не произойдёт, и она никого никогда больше не полюбит. Он не человек! Ещё немного можно потерпеть, жизнь такая длинная, ещё хотя бы пол года - это ведь немного, а потом они расстанутся. Не сейчас. Она опять посмотрела на него.
"Я знаю, о чём ты думаешь. Ты думаешь, что всё, что я говорю неправда, что ты не дура, ты умная", - он говорил зло, с раздражением. Разговор был продолжением предыдущей ссоры. Она промолчала. Чувство безнадёжности только усилилось.
Он сидел дома, прогуливал работу. Ему было больно, так больно, что, пожалуй, только смерть могла бы быть избавлением, но он любил жизнь. Неужели он кончит тем же, чем его отец? Он боялся такого безнадёжного сумасшествия. Быть слишком здоровым он тоже не желал. "Правое безумие"** - великий дар. Да, это тоже безумие и жить с ним не просто, но оно не безнадёжно. Он хотел этого безумия, хотел замирать от страдания-наслаждения подаренного им, хотел видеть мир глазами духа. Люди сошли с ума и разучились видеть красоту жизни; извращённо-чувственную, одухотворённую, наполненную внутренним светом, - красоту, отражённую в искусстве. Правы видно были акмеисты, когда говорили, что единственной реальностью в этом мире являются произведения искусства, а всё остальное - иллюзии. Он жил в подлинном мире и не мог отказаться от него. Он думал, что жизнь с этой... - это бытовуха, пелёнки, деньги, зарплаты... Он не мог себе этого позволить, но и уйти от неё он тоже не мог. Это плохо. Что он будет с ней делать, с этой дурой с кукольным лицом, с её детьми? Боже... Без неё он тоже жить не мог.
Была осень. Мокрые листья текли золотыми мазками с клёнов, мелкие монетки берёз летели им под ноги. "Почему ты не хочешь встречаться просто так. Мы можем встречаться так и дальше",- говорил он. Она молчала. "Ради чего встречаться, ради ссор, мучений и обид?"- думала она. Она хотела ребёнка, его рёбёнка. Если бы у неё была нормальная семья, она бы просто родила ребёнка и всё... Послала бы его к чёрту. Это был бы выход.
Он ошибался - её благополучие было иллюзией. Он её не понимал, и она молчала, он бы всё равно не понял, не поверил, даже если бы она рассказала ему всё. Ему вообще ничего о ней знать было не надо, он же с ней не собирался иметь ничего серьёзного.
Ангелочек с детским личиком тоже был выходцем из преисподней. Изгои тянутся друг к другу, сами не осознавая этого. Она не лгала, лгало кукольное личико. Её родители попали в автомобильную аварию, когда ей было семь лет. У обоих были тяжёлые травмы, в том числе головного мозга. Они любили дочь безумно, баловали до потери сознания, но детям в таких семьях всё равно приходится несладко. Скандалы, судороги, приступы, ночёвки в подъездах, врачи, шептавшиеся в коридорах клиник. Кукольное личико мило улыбалось доктору. Она выходила на улицу, её била дрожь. Ребёнок от всех всё скрывал.
В её семье пока ещё был достаток, отец был незаменимым специалистом на заводе, он умел делать детали к машинам, которые никто кроме него вытачивать не мог, на работу и обратно его возили на машине. Растить своего ребёнка ей негде. У отца была опухоль мозга, последствие застарелой травмы, ему становилось всё хуже. Да и мамаша тоже... Родители давно уже были на инвалидности. Детей нельзя мучить, а его ребёнка особенно надо было бы беречь. Внешне всё у неё дома было прекрасно: большая двухкомнатная, хорошо обставленная квартира, чистота, уют. А в ней девушка двадцати двух лет, которой порой лучше было ночевать на чердаке или на чёрной лестнице.
Все ей завидовали; её способностям, достатку, красоте. Она и сама не считала себя несчастной, нет. И как бы ей ни было плохо, какими бы ужасными ни были её переживания, жизненная сила побеждала всё, и никто ни о чём не догадывался.
Ей не удалось продержаться намеченные пол года. После очередного скандала она ушла от него. Она похудела, так, что стала похожа на дистрофика, жизнь покидала её. Она слишком сильно чувствовала, не так, как чувствуют обычные люди. Она переживала. Даже её больные родители были по сравнению с ним ангелами. Что ж, они не были одержимы бесом.
Он пробовал её вернуть, он не мог поверить в то, что она сможет уйти от него навсегда. Опять оскорблял, унижал, унижался сам. Она молчала. Она его жалела: "Пусть говорит, что хочет. Нам обоим не повезло, но ему досталось больше. Им владеет Гений - худший из бесов. Мне больно, но я выдержу, ему гораздо хуже, он себе не принадлежит. Он не понимает, что творит".
Прошли годы. Ему было сорок девять лет. Он сидел за письменным столом в своей холостяцкой квартире. Он иногда ещё видел мир глазами Гения, но...Гений, который владел им, теперь всё чаще покидал его.
Он разговаривал сам с собой. В квартире было темно, только настольная лампа отбрасывала тени, похожие на крылья. Но не было в этих крыльях ничего ангельского.
- Почему ты уходишь от меня. Я всё делал, как ты хотел. Я служил тебе. Я слушал тебя. Я был верен только тебе. Я посвятил тебе всю жизнь.
- Ты хочешь разжалобить меня, но я не человек. Древние греки считали меня посредником между богами и людьми, а иногда - Эротом, римляне называли меня смертным богом человеческой природы, многие народы думали, что я демон, христиане считали меня бесом, духом, и только вы, "цивилизованные люди" решили, что я человек. Вот к чему приводит безверие. Я Гений! Открой иллюстрации Доре. Там много моих портретов. Я свободен. Никто не может приказывать мне, что я должен делать, а что нет. Никто ещё не разжалобил меня, тебе ли не знать, как я жесток.
- Но где ты найдёшь такого послушного, как я, художника, который согласится на такую жизнь, как моя? Кому нужны твои откровения? Ты завёл меня в полнейшее одиночество, я несчастлив. Мне не найти работу. Твой огонь обжигал меня, и я испытывал мучительную душевную боль, и не мог учиться, как все люди. Я мог изучать только то, что хотел дать мне ты. Я страдал, красота мира терзала меня, я сходил с ума, повинуясь твоим велениям. Ты владел моей душой. И когда ты ненадолго оставлял меня, я не мог понять, что со мной было, и как такое могло произойти.
- Ты от меня получил мгновенья, за которые Фауст продал душу дьяволу. Никто не видел мир таким вдохновенным, как ты. В великих произведениях искусства я раскрывал тебе душу каждого Гения. Никто не получал таких, как ты, наслаждений. Да, ты замирал от страдания, и страдание твоё было так безысходно и велико, что целого мира ему было мало. Но ты хотел такого страдания, сплавленного с наслаждением. Твоё горло обжигал мой дух. Ты был невесом, ты не знал усталости. Я дал тебе чувственность, невозможную для обычного человека, в своих плотских наслаждениях ты добирался до корней жизни, находящихся в преисподней твоего подсознания. Ты думал это болезнь, гормоны, любовь, Но это был я. Я дал тебе крылья, ты мог летать. Но ты не воплотил почти ничего из того, что я тебе открыл. Я терял с тобой время.
- Не лги. Тебе было хорошо со мной. Я хороший инструмент. Через меня и ты получал те же наслаждения и страдания, которые испытывал я. У нас был общий дух. Мы летали с тобой вместе, мы были одним целым. Да я не осознавал, что ты мой Гений, я не знал, но я догадывался. Я старался воплотить то, что ты открывал мне, я следовал твоим веленьям, но никому я не был нужен. У тех, кто следует своему Гению всегда одни проблемы. Никому не нужен чужой Гений. Все хотели, чтобы я отрёкся от тебя и прислуживал другому Гению или просто таланту. Если бы я поступал так, как все, у меня всё было бы хорошо, я был бы известным, уважаемым человеком, у меня были бы деньги, единомышленники, друзья, меня бы хвалили и лелеяли, но ты не хотел этого. Мои картины никому не были нужны, и я перестал работать, я потерял надежду, меня ругали, не замечали, я был изгоем, хотя был одним из лучших, а может быть и самым лучшим среди них. Я не мог предать тебя. И вот я остаюсь один, и ты, кому я верил больше чем Богу, предаёшь меня.
- Для тебя было так важно, что о тебе думала жалкая прислуга чужого Гения? Ты перестал работать потому, что тебя не признавали эти люди? Но я признал тебя, я призвал тебя, Ты был богат, как Крёз, твоя душа была огненной, она сияла, ты был велик и прекрасен, и ты хотел их ничтожного признания? Поистине ты жалок, как и все люди, и даже Гений не смог вдохновить тебя.
- Нет, не только это. Ты поднимал меня до последнего неба и опускал на самое дно преисподней. Мне было трудно разобраться в тебе и в себе. Я не знал, каким богам молиться. Но конечно я видел, чувствовал, я понимал, что я должен сделать, только планка была поднята тобою слишком высоко, мне было не дотянуться до этих вершин. Другие ставили планку низко и стали почти профессионалами в технике написания ничтожных вещей, но я не мог. Я был обязан быть достойным своего Гения.
- У тебя была долгая жизнь, наполненная мной, ты должен был работать. У тебя было время. Ты должен был достигнуть тех высот, на которые я указал тебе. Планки не было, была вечность, было бессмертие, ты должен был достать до неба.
- Никто не верил в мой талант, никто не знал, что я и ты - одно и то же. "Я Гений". Меня бы подняли на смех, скажи я это кому-нибудь. Почему ты не дал мне веры в себя?
- Я дал. Я дал тебе всё. Ты мог читать книги, недоступные пониманию большей части человечества. Ты был прекрасным рисовальщиком, и тебе говорили об этом твои педагоги. Помнишь? Ах, это было давно... Но это было! Твои работы восхищали не тех, кто раздавал почести, нет, они восхищали людей. Тебе мало восхищения человека? Ты корчился от душевной боли, ты сходил с ума. О, если бы ты работал... Твоя боль превратилась бы в произведения искусства. Но ты надеялся на чудо. Я и есть чудо. Разве Гений не есть истинное чудо?
- Я служил тебе, как мог, я собирал вокруг себя людей, которым пытался открыть глаза, заставить их увидеть великие произведения искусства, я учил их. Они слушали музыку, от которой светлели их души. Я кое-что успел, работая дизайнером. Вспомни, что говорили люди, видевшие эти мои работы. Моё имя несколько раз звучало с телевизионных экранов. Да, я мало нарисовал картин, но я много чего другого сделал благодаря тебе. Ты не доволен! Как же ты можешь быть не доволен, если вся моя жизнь отдана тебе и никому другому?
- Я не человек, Я Гений. То, что было дано тебе, нельзя оценивать мерками человека. "Кому много дано - с того много и спросится". Что хорошо для таланта, для Гения никуда не годится. Твое имя упоминали те, кому лучше было бы родиться немым. Люди, которым ты пытался открыть глаза, были слепцами, они, глухие, не могли услышать музыку. Ты зря старался - все они просто повторяли чужие слова. Их души были пусты, и они не умели самостоятельно мыслить.
- Ты захватил мою душу в плен, не спрашивая меня, когда я был совсем юн. И теперь ты не доволен мной. А что делать мне? У меня нет семьи, детей, я один. Никто не любил меня, и никому я не был нужен.
- Теперь лжёшь ты. Ты желал меня так, как ни желал ни одну из женщин. Я пришёл к тебе потому, что ты взывал ко мне. Я не прихожу к тем, кому я не нужен. Вспомни девчонку, что любила тебя. Она любила тебя благодаря мне. Кому бы ты мог понравиться без меня; нищий, маленький, некрасивый, не очень умный. Она видела в тебе меня и поэтому - любила. Она хотела семьи, детей. Она хотела быть с тобой вечно. И что ты сделал? Ты издевался над ней, ненавидел её, ты довёл её до того, что она перестала есть, она заболела и чуть не умерла. Ты довёл её до того, что она ушла от тебя!
- Это ты ненавидел её. Это ты боялся пелёнок и детей. Ты боялся, что я забуду о тебе и стану обычным человеком. Потом, когда она ушла, ты оставил меня одного ненадолго, и я не мог понять, что произошло, и как я мог так поступать с ней, единственной, меня любившей. Это ты виноват в том, что она ушла. Ты сделал так, что я не слышал её, не понимал, презирал. Этого я не могу тебе простить. Но всё равно я любил её и люблю до сих пор, мучительно и безнадёжно.
- Ну конечно, опять я виноват. Знаешь, есть просто порядочные люди, они поступают порядочно в любом случае. Мало ли что я тебе внушал, ты мог поступить порядочно. Ты мог жениться. Всё очень просто, да, она мне мешала, она могла отнять тебя у меня. Она на это способна. Цели женщин и Гениев различны. Колыбельки, кружавчики, кастрюльки, сытая жизнь, "простое человеческое счастье" - ты хотел этого обывательского мирка?
- Она умнее. С ней всё было бы иначе.
- Она женщина! Красивая, умная женщина. У неё другие цели.
- Она хотела ребёнка от Гения, она считала меня Гением. Она хотела, чтобы такие, как я, жили, горели в очистительном огне духа. Ты осознаёшь, что ты натворил?
- Ты теперь хочешь ребёнка потому, что сам ничего не смог сделать в этом мире. Тогда тебе он был не нужен. Тебе скоро придётся уходить навсегда, и ты желал бы оставить мне на растерзание своего ребёнка вместо себя. Очень гуманно! Ты хотел бы такой участи для ребёнка?
- Я не знаю, - он устало откинулся на спинку кресла, - да хотел бы, и она хотела. Я потом много чего узнал о ней.
- Теперь поздно, Теперь всё поздно. Вспомни, Микеланджело, когда работал, не снимал неделями сапог, а потом сдирал их вместе с кожей. И он прославил своего Гения! А Пушкин по утрам, чтобы избавиться от нервного зуда и придти в себя, принимал ледяную ванну, а потом работал, как одержимый. В деревне ванны не было, и он разбивал лёд в огромной деревянной ступе и лез туда в мороз, чтобы смирить того, кто владел им. Его Гений не был добрым и светлым. Он сделал его таким и обессмертил своего Гения. А ты обвиняешь меня, меня, дающего крылья, во всех своих грехах! Мне пора. Ты больше ни на что не способен. Ты мог бы передать меня тому, кто любит тебя, но тебе некому передать мой дух. Только любовь может желать меня, и мирится с той болью, которой я наполняю душу. Найди мне такую любовь. Сделай для меня хотя бы это.
- Моя душа становится ленивой, чувства остывают, я старею, и ты, бес, ищешь нового пристанища. Ты ищешь новую юную душу, чтобы овладеть ею. Ты должен воплотиться. Больше всего ты боишься остаться невоплощённым. Твой дух способен свести с ума, он может убить, он не понятен людям. Сейчас не твоё время, не тот век. Люди не любят произведений искусства, они любят ширпотреб. Они живут и работают ради него. Мне некому передать тебя. Я оставляю тебя невоплощённым. Похоже, мы оба предали друг друга.
Его мир ослеп, и ушла красота жизни, и потянулись будни, и он, измученный, не хотел жить на земле без своего Гения. У теней не стало крыльев, и дух не обжигал горло, и тело стало тяжёлым, и ничто не заставляло его летать. Сердце не билось, как сумасшедшее, оно стучало ровно, как часы, бессмысленно отсчитывая время. Произведения искусства больше не были единственной реальностью в этом мире - остывшая душа проходила мимо них равнодушно, превращая даже их в иллюзию. Он умирал без своего Гения.
Всё в этом мире враждебно человеку. Все предают всех. Любимые любящих и любящие любимых, демоны людей и люди демонов, предают даже собственные мысли, предаёт время, предают те, кому мы верим больше, чем себе. Мир соткан из сетей предательства, и нет у него конца, и нет у него начала. Его предал худший из бесов, подаривший ему вселенную и отобравший её навсегда. Его Гений ушёл и не оглянулся, и ни разу не посетил его даже во сне. Он потратил всю свою жизнь на служение ему, без него он просто не знал для чего жил. И жизни не было, была иллюзия. И Гения не было, был обман. И не было красоты, сводившей с ума. Ничего никогда не было.
У неё всё было хорошо. Прекрасная семья, хороший, красивый муж, замечательные, уже совсем взрослые дети. Дочь получила высшее образование и вышла замуж, а сын учился на пятом курсе того самого института, где когда-то училась она. У них было несколько квартир, хороший дом возле озера, она водила машину. Конечно, всё у неё было, как у всех; болезни, проблемы с успеваемостью у детей, проблемы с работой, голодные перестроечные годы... Чего только не было в её жизни! Но она боролась за счастье своей семьи и побеждала. Она постарела, и лицо у неё стало обычным. Мало она была похожа на того юного ангелочка, каким казалась когда-то. Она почти совсем забыла о Гении, которого любила в юности. Только вот в последнее время всё чаще стала вспоминать о нём. Она боялась за него, как будто чувствовала, что с ним что-то случилось.
Однажды ей приснился сон. Она шла по чужому городу в сумерках. Люди не видели её и не замечали. Она вошла в какой-то тёмный, лишённый цвета дом. И внутри его всё было тёмно-серым. Она шла по коридорам долго-долго, а потом вошла в какую-то небольшую комнату. Там, в тусклом свете горящей лампы, ждал её Гений. Он был молод в этом сне, движения его были легки и изящны, лицо одухотворено, и она тоже была молода и красива. Она посмотрела на него светлыми глазами, и взгляды их встретились, и отразилась в их глазах вечность. Их счастье было таким огромным, что жизнь не могла вместить его. Он поцеловал её в лоб и забрал её душу, и она знала, что сейчас умрёт. Её сердце остановилось во сне от счастья.
Её смерть не стала неожиданностью. У неё было больное сердце. Все в семье оплакивали её, но горе их немного смягчило то обстоятельство, что умерла она с улыбкой, и лицо её было удивительно счастливым.
" Мне дано было на опыте узнать, каково коварство так
называемых гениев: они действуют и влияют не на
мысли, а на чувства (affectio), они замечают и
чувствуют их, как собака чует зверя в лесу".***
Э. Сведенборг
03.11.09
* Э. Сведенборг. О небесах, о мире духов, и об аде. Украина.1993. ст.320.
** Правое безумие - безумие художников и поэтов. Платон Пир.
*** Э. Сведенборг. О небесах, о мире духов, и об аде. Украина.1993. ст.321.
![Тёмная Муза [Васильева С.В.]](/img/w/wasilxewa_swetlana_wiktorowna/novella/931865356862541.jpg)