Если к вашему дому подкралась подлость, поспешите закрыть перед ней двери, затворите ставни, чтобы она не заглянула в ваши окна, ибо достаточно лишь раз встретиться с ней взорами, чтобы она воспользовалась вашей доверчивостью...
"Человек, не роняющий слезы при виде плачущего ребенка, не заслуживает звания отца" (Томас Мор)
"Aditum nocendi perfido praestat fides" (Доверие, оказываемое вероломному, позволяет ему вредить (лат.)) (Сенека)
*** Открыв эту книгу, читатели познакомятся с мыслями человека, живущего на четыре с половиной столетия позже той эпохи, к которой он дерзнул прикоснуться. Тяга к старине и желание заглянуть в давно произошедшие события, дотронуться до камней средневековых замков и запечатлеть в своем разуме ощущение древности побудило автора этих строк заняться столь длинным и, надеюсь, нескучным повествованием. События, описанные здесь, не являются достоверными фактами и не произошли на самом деле, но подобные случаи могли бы иметь место в длинной череде историй. Отчего бы не дать волю фантазиям и не вообразить, что люди, о которых пойдет речь ниже, жили когда-то и просто не попали на страницы летописей ученых мужей? Нельзя сказать, что писатель преследует некую тайную цель, создавая новые строчки, но эти буквы складываются в слова, которые говорит его сердце. Ваш покорный слуга не желает ни наград, ни похвалы за свой скромный труд, просто в стремлении выразиться он раскрывает перед вами все, что его волнует, и многострадальная бумага смиренно терпит сей бред. Суровые критики, не торопитесь говорить, что автор сошел с ума и погрузился в иллюзии вместо того, чтобы заняться обыденным делами. Не так все просто, любезные! Когда рождается новый человек, все мысли устремляются к нему, он заставляет работать на себя и требует беззаветного выполнения своих капризов. Таковы для писателя его персонажи, они приходят, когда им хочется, садятся рядом, и он начинает думать их мыслями, говорить их словами. Он живет их жизнью, его фантазии обретают мысленную материальность. А за эту одержимость он хочет только понимания среди окружающих, в чьи руки он отдает выстраданные страницы своего повествования. Ренессанс, к началу XVI века охвативший всю Италию, начал проявляться и проносить свои плоды и в других странах Европы. Хотя средневековые традиции все еще оставались сильными, готика уходила в прошлое, прекрасное и стройное каменное кружево уступало место наследию Римской империи. Живопись и скульптура, отказавшись от строгих догматов, отрицающих всякую вольность, повернулись в сторону новых веяний, подарив миру гениальных мастеров, которыми мы восхищаемся, и которые еще долго будут пленять воображение наших потомков. Еще по-прежнему на севере строились замки-крепости со сводчатыми потолками и стрельчатыми окнами, феодалы оставались абсолютными хозяевами своих земель, а города, в сравнении с землевладениями дворянства, пока маленькие и слабые, с тесными улочками и фахверковыми домиками, жили обособленно и в основном за счет торговли и ремесел. В описанные здесь годы, а точнее, в первой трети XVI столетия, английский престол принадлежал династии Тюдоров. Генрих VIII был женат на испанской принцессе Екатерине Арагонской, которая стала его супругой, прежде сделавшись вдовой его собственного родного брата, и которая была старше своего второго мужа. "Дюжий король Гарри", как называли Генриха в простонародье, жену не любил, вниманием не баловал и изменял ей на каждом шагу, благо, ни одна красотка при дворе не смела отказать этому "венценосному быку". Желание монарха развестись с Екатериной и жениться на ее фрейлине Анне Болейн вызвало много толков и яростное сопротивление католической церкви. Недовольные этим браком и вопросом о наследовании короны один за другим складывали головы на плахе. Бесчисленные казни грозили Генриху растерять всех своих приверженцев, но его упорство было необычайным. Он прогнал кардинала Вулзи, занял его место среди епископов и заявил, что мир с Испанией, достоинство его первой жены и честь его дочери от этого брака для него менее важны, нежели теплое ложе леди Болейн. Кровавая и беспокойная жизнь при дворе оказывала влияние на всех подданных. Аристократию опутывала паутина интриг, вельможи писали доносы друг на друга, устраивали слежки друг за другом и сочиняли такие небылицы о соседях, что у тех волосы начинали шевелиться на головах от страха, и очень скоро эти головы скатывались в корзину палача. Трудно было сохранить доброе имя, избежать провокаций и не запятнать себя какой-либо скверной историей с плачевным окончанием. Знать жила в тревоге за свою судьбу, ибо каждодневная переменчивость событий влекла за собой все новые и новые непредсказуемые последствия. В атмосфере повышенной подозрительности рождались идеи, порой самые безумные. Вовсе не означает, что речь здесь пойдет о политике. Автор не желает бесцеремонно вторгаться в ход истории, и если специалисты, открывшие сей труд, обнаружат в нем неточности в изложении достоверных фактов, автор смиренно просит у них прощения за вольности, которые он допустил ради колоритности сюжета. Его повесть лишь отчасти касается придворных интриг английского двора, ибо его больше занимают личные отношения героев романа. Если читатели последуют за ним до конца, он расскажет им о нескольких семействах придворных вельмож и о распре, произошедшей между этими семьями, кровавой и беспринципной, которая погубила многих ее зачинщиков, а также ввергла в свой безумный водоворот невольных и случайных участников этого сражения, прикрытого легкой тенью благополучия.