Доктор Перри очень правильно поступил, уделив пятую часть первого тома его отцу,
Генри Джеймсу-Старшему. Всякий толкователь выиграл бы от того, что
посвятил этому выдающемуся человеку и его столь же выдающимся идеям
и комбинациям этих идей отдельный обзор. Даже оставив в стороне фактор
наследственности, мы вряд ли смогли бы получить адекватное представле-
ние о таланте Уильяма Джеймса ясно и образно выражать свои мысли, а
также о безудержной оригинальности его мышления без определенных по-
знаний об отце и о том, как последний пренебрегал интеллектуальными при-
личиями и условностями своего времени.
Я хотел бы сделать отступление и
419
задержать ваше внимание на этой семейной среде, в которой формирова-
лись многообещающие способности Джеймса.
Свобода стремлений его близ-
ких к тому, чтобы постоянно держаться вместе, не только полностью опро-
вергает расхожее мнение, согласно которому с гением невозможно жить под
одной крышей, но и служит ободрительным образом того, какой может быть
семейная жизнь. Уважение, проявляемое каждым членом этой семьи в отно-
шении личности другого домочадца, едва ли могло не сыграть важной роли
в формировании идеи индивидуального, которая, как мы позднее увидим,
стала основополагающей в философии Джеймса.
Обе части книги пронизаны токами привязанности и восхищения, кото-
рые Уильям Джеймс и его брат романист Генри Джеймс-младший испыты-
вали друг к другу. Время от времени в ней мелькают и образы других детей
этой семьи, каждый из которых рос в атмосфере, далекой от банальности и
посредственности. Тщетной была бы наша попытка найти на страницах про-
изведений Джеймса более проницательную, более выразительную критику,
чем та характеристика, которую дает ему самому сестра Элис: "В том, как
Уильям ответил на мой вопрос о его доме в Чокоруа*, - весь он и все его окружение.
"О, это самый очаровательный дом, который ты когда-либо ви-
дела; в нем четырнадцать дверей, и все открываются наружу". Для его скла-
да ума четырнадцать еще не предел,-может быть, к сожалению". И когда
она говорит, что ему "под силу вдохнуть жизнь и шарм даже в самое рутин-
ное дело", то таким образом точно отражает ощущение всякого, кто имел
удовольствие соприкоснуться с немеркнущей живостью его интересов; с не-
сокрушимой одухотворенностью, которая держалась в нем, даже несмотря
на рецидивирующие недуги души и тела.
Его брат-писатель всегда испыты-
вал страстный восторг перед старшим братом, и, не проявляя никакого интереса
к философии и открыто признаваясь в неспособности понять ее, он
тем не менее чутко уловил пульс и дух философствования Уильяма, когда,
получив экземпляр "Прагматизма", с энтузиазмом писал о том, что его ав-
тор сделал философию живее и интереснее, чем кто-либо до него, ибо он
сотворил философию "насущную, понятную и легко объяснимую".
Вторая глава работы Перри носит заголовок "Образование и карьера" и
служит блестящей альтернативой столь часто встречающемуся в подобных
книгах "биографическому" разделу, ибо Перри позволяет своей истории раз-
виваться главным образом в русле писем, которые писал или получал Джеймс,
а сам он при этом лишь обеспечивает надлежащее качество и количество
разъяснительных комментариев, необходимых для того, чтобы история ка-
залась последовательной.
== Представим ситуацию. По состоянию на 2000 год в 15 наиболее многочисленных странах только Европы можно составить список из 500 наиболее научно ценных книг написанных начиная с 17 века.
А в России из этих 500 книг после 1850 года переведены только 70... После 1917 года были переведены всего 3 книги ( марксистам России не указ безмозглые буржуи Европы..., марксистам России вполне достаточно 3х классного образования... Какое образование фактически было у философа, академика Митина и всего выводка окружавшего его? Бывший комиссар гражданской войны Митин затем стал одним из 20 самых образованных в тогдашней России?!...). А изданы были 4-6 из эпохи до 1917 года.
По этому параметру как следует оценить фактический уровень "образования" в России в 1961 году когда "мы первые в космос полетели"?
Один одичалый шабаш советской идеологической работы после 1956 года, украшенный примерно 120 трупами лиц, ни за что убитых на зонах и в спецпсихушках за то что они "неправильно думали", как должен называться? ==
Этот аспект жизни Джеймса, как и семейные от-
ношения, имеет в определенной степени уникальный смысл. Уильям Джеймс
не получил школьную подготовку в общепринятом значении этого слова.
Но он пережил необычайное многообразие контактов и многое "усвоил" из
них, а не из предметов обычной школы. Его отец резко отрицательно отно-
сился к кальвинистскому рвению своего собственного отца**, проявлявше-
муся в желании последнего воспитать своих детей согласно личному пони-
манию нравственного. Сам он писал об этом почти что в духе Руссо: "Вели-
420
кая ценность детства человека для его же будущей зрелости обусловлена
тем, что оно представляет собой сокровищницу невинных естественных
чувств и привязанностей, основанных на неведении... Я уверен, что раннее
развитие моего нравственного чувства явилось всецело роковым для моей
первозданной невинности-невинности, столь существенной для свобод-
ного становления духовных наклонностей человека".
Вследствие этого сам
он отказался, причем до степени, совершенно чрезвычайной в его время и в
его возрасте, от попытки лепить убеждения и характеры своих детей соглас-
но какому бы то ни было шаблону. С подобным воздержанием на первый
взгляд никак не вяжется необычайная глубина его собственных убеждений.
На самом же деле это дань преданности одному из таких глубочайших его
убеждений, с которым он прожил всю жизнь, а именно - убеждению в не-
обходимости свободного становления духовного склада.
== А что мы имеем в России после нескольких десятилетий " идеологической работы"?! Через её задницу в обязательном порядке пролезли около 30 миллионов человек? Или сколько?
В её заднице сытно кормились всю жизнь никак не меньше 150 тысяч человек, если не считать "политработников в армии"? Или сколько? Это главная государственная тайна?
И было бы естественным, если бы из этой помойки выползли хотя бы 5 занимательных авторов по темам идеологического духа в обществе.
По моим данным есть только одна большая и разумная статья по этой теме. Её примерно в 1978 году опубликовал в журнале Октябрь некто Колбин. Тогда второй секретарь Свердловского Обкома КПСС, затем второй секретарь ЦК КП Грузии...
Идём дальше. До 1985 года в России было (считая подохших...) никак не меньше 7 миллионов полусвихнутых среди лиц родившихся после 1928 года. Эти лица оголтело называли себя "сталинцами".
И кто из них после 1956 года написал хоть 2-3 страницы текста в развитие или осмысление "идей Сталина"?! Могли бы все они к 2000 году понаписать хотя бы 25 текстов, хотя бы 300 страниц по теме "идей Сталина"? А что написали?
Стало быть сталинизм -это социальный идиотизм самых умственно неполноценных людей... Даже явные полуидиоты, которые про Сталина знать не желают -намного умнее чем эта стая болтунов? ==
Явно случайный
характер образования детей и реализацию этого образования в реальных
плодотворных достижениях невозможно оценить без учета того, как их отец
был предан собственной вере в человеческую природу-природу, свобод-
ную от пут условностей и парализующего влияния жесткого институционализма.
Как-то раз в минуты оптимистического настроения он написал:
"Моя единственная надежда на человечество заключается в том, что люди посте-
пенно будут все более приближаться к столь полному подчинению своим
природным инстинктам, что все наши бесполезные старые правители, граж-
данские и религиозные, придут от этого в такое замешательство, что отре-
кутся от трона и предоставят абсолютную свободу действий людям науки"
-не потому, что это подчинение природным инстинктам такая уж желан-
ная цель, а потому, что оно является необходимым условием для достиже-
ния желанной цели.
Насущный, или практический, итог этой позиции отца
был изящно подведен в комментариях дочери Элис:
"Как же мы должны
быть благодарны нашим великолепным родителям за то, что они развеяли в
прах все низкие предрассудки и не сочли своей обязанностью наполнить
наши умы сухой шелухой наносного знания, а сохранили их в состоянии
tabula rasa 1, ( 1 чистая доска (лат.).) то есть готовыми к восприятию любого оттиска, который только может оставить на них личный опыт, вследствие чего нам не пришлось
предаваться скучнейшим занятиям, тратя свою энергию на разбор и отсев
всякого хлама".
Не менее важным фактором в воспитании Уильяма была избранная им
лишь на время и ради пробы своих способностей карьера живописца. По
поводу того, что в дальнейшем он все-таки отказался от карьеры художника
- во имя карьеры ученого и философа, - в то время как Генри, повинуясь
одной только силе наследственного темперамента, все же избрал художе-
ственный путь, точнее, литературный мистер Перри делает едва ли не са-
мый проницательный из многих своих проницательных комментариев. Так,
про Генри он пишет:
421
"Опыт снабжал его примерами, или видами, составлявшими в его пред-
ставлении какой-то мистический порядок, или ритм, благодаря которому они
чувственно воспринимались как единства и благодаря которому он мог вла-
деть ими, откладывая их про запас для последующего литературного при-
менения. Уильям разделял эту страсть, однако для него подобный мотив был
хотя и довольно насущным, но все же второстепенным.
Его собственной
глубокой и абсолютной страстью являлся поиск оснований за пределами
видов или обращение к совсем иным сферам за главными целями... Уильям
отличался взглядом художника. Он обладал способностью, возможно, так
никогда и не оправданной полностью, ловить и останавливать ускользаю-
щие мгновения и мимолетные эпизоды сознательной жизни... Но он никогда
не потакал этому своему интересу до такой степени, чтобы не мочь отвлечь-
ся от него, и подобное отвлечение принимало у него всегда одну из двух
форм-либо действия, либо объяснения".