Войны существуют не потому, что у человека есть воин-
ственные инстинкты, а потому, что социальные условия и силы направили,
почти насильно втиснули эти "инстинкты" в данный канал.
Есть огромное множество иных каналов, которые уже удовлетворяли
потребность в борьбе, и есть иные, еще не открытые или не исследованные
каналы, в которые ее можно направлять с не менее удовлетворительным ре-
зультатом. Ведь бывают войны против болезней, нищеты, незащищенности,
несправедливости, и массы людей уже имели все возможности применить
в них свои бойцовские качества.
Вероятно, нам еще очень далеко до времен, когда люди будут реализо-
вывать свои потребности в борьбе, не губя друг друга, а обратив их общими,
объединенными усилиями против тех сил, которые равно враждебны им
всем. Но трудности этого пути связаны с косным характером определенных,
устойчивых социальных обычаев, а вовсе не с неизменной сущностью по-
требности в борьбе.
269
Задиристость и страх-коренные элементы человеческой природы. Но
то же самое можно сказать о жалости и сочувствии. Мы посылаем санита-
ров и врачей на поле битвы и обеспечиваем госпитали для раненых так же
"непринужденно", как меняем штыки и расстреливаем обоймы пулеметов.
В прежние эпохи драчливость и страх были тесно взаимосвязаны, посколь-
ку в ход шли в основном кулаки. Сегодня роль задиристого нрава в возник-
новении войн не так велика. Граждане одной страны не испытывают ин-
стинктивной ненависти к народу другой. Нападая или подвергаясь нападе-
нию, они не прибегают к помощи кулака, как в рукопашной битве, а с огром-
ных расстояний посылают снаряды в людей, которых никогда не видели
воочию. В современных войнах ярость и ненависть рождаются уже после
того, как война началась; они-ее последствия, а не причины.
Поддерживать войну в наше время - тяжкий труд; ведь надо будить в
людях всевозможные эмоциональные реакции: прибегать к пропаганде, рас-
пространять истории о зверствах. Помимо таких крайних мер требуются
еще определенные организации, которые, как мы убедились на примере двух
мировых войн, подкрепляли бы моральный дух даже не участвующих в бит-
вах людей. Мораль же по большей части есть удержание известной высоты
чувств; а страх, ненависть, подозрительность - к сожалению, в числе тех
эмоций, которые вызвать легче всего.
Я не склонен абсолютизировать причины современных войн. Но, пола-
гаю, никто не возьмется отрицать, что они скорее социальные, нежели пси-
хологические, хотя апелляции к личностному, психологическому крайне важ-
ны для мобилизации человеческих стремлений сражаться и сохранения их
в состоянии подобной мобилизации. Более того, надеюсь, никто не станет
отрицать и того факта, что экономические условия играют самую мощную
роль среди всех социальных причин войны. Но главное, однако, в том, что,
каковы бы ни были причины социологического порядка, решающее слово в
них всегда принадлежит традиции, норме и институциональной структуре
общества, и эти факторы относятся к числу изменчивых проявлений чело-
веческой природы, а не к числу постоянных ее элементов.
Я воспользовался примером с войной как типичным случаем соотноше-
ния изменчивого и неизменного в человеческой природе, а также соотно-
шения их обоих со схемами общественных изменений. Я выбрал этот слу-
чай именно потому, что в его рамках чрезвычайно сложно произвести более
или менее стойкие изменения, а не потому, что это сделать легко. Загвоздка
в том, что препятствия переменам на данном пути чинят не фиксированные
элементы человеческой природы, а социальные силы, которые сами изменя-
ются время от времени. Об этом свидетельствуют поражения пацифистов,
пытающихся достичь своей цели простыми призывами к нашей жалости и сочувствию.
Ведь покуда, как я уже говорил, добрые чувства также являют-
ся неотъемлемым компонентом человеческой природы, канал их реализа-
ции будет зависеть от социальных условий.
В период войны всегда имеет место необычайный всплеск таких доб-
рых эмоций. Братское чувство и желание помочь тем, кто в этом нуждается,
270
во время войн особенно остры, как и во всякую эпоху великих бедствий,
когда невозможно оставаться просто наблюдателем или фантазером. Но
выражение этих чувств и есть их канал; они адресованы тем, кто рядом с
нами. Мы испытываем их одновременно с ощущениями гнева и страха, вы-
зываемыми теми, кто по другую сторону баррикад, - если это не всегда
происходит с одним и тем же человеком, то по крайней мере в одном и том
же сообществе несомненно.
Поэтому неуспех пацифистов в конечном итоге
объясняется тем, что они апеллируют к добрым составляющим исконной
человеческой природы, не подвергая вдумчивому анализу действующие со-
циальные и экономические силы.
Уильям Джеймс, назвавший один из своих очерков "Моральные эквиваленты
войны"*, сослужил нам тем самым великую службу. Одно заглавие выражает всю суть
того, о чем я сейчас говорю. Определенные фундаментальные потребности и чувства неизменны. Но они могут находить выхо ды, которые окажутся совершенно отличными от текущих путей их реализации.
Еще более жгучий вопрос возникает в связи с планированием глубочай-
ших изменений в сфере экономических институтов и отношений. Претен-
зии на подобные сокрушительные изменения-одни из наиболее характер-
ных для нашего времени. С другой стороны, этим планам противостоит
мнение, согласно которому такие изменения невозможны, поскольку они
включали бы в себя немыслимые перемены в человеческой природе. Сто-
ронники предлагаемых изменений, как правило, отвечают на это суждение
лишь в том духе, что нынешняя система или какой-то ее аспект противны
человеческой природе. Дальнейшие аргументы pro и contra1 ( 1 за и против (лат.).) строятся на неверных основаниях.
Дело в том, что экономические институты и отношения представляют
собой такие манифестации человеческой природы, которые поддаются из-
менениям легче всего. История есть яркое свидетельство великого размаха
подобных изменений. Аристотель, к примеру, полагал, что уплата процен-
тов противоестественна, и эхо этой идеи докатилось до Средних веков. Все
проценты были ростовщическими, и только после того, как экономические
условия изменились до такой степени, что уплата процентов стала привыч-
ным и потому "естественным" делом, ростовщичество обрело свое нынешнее значение.
== Нет сомнения, что когда в городе было 3 богатых человека, чтобы давать взаймы, больше заёмщиков было у того, кто брал процент пониже... Один за 100 шекелей брал 107, другой 106. Для умных людей это уже была та ещё разница чтобы пройти за деньгами на 300 метров дальше...
Через 50 лет в городе было уже 5 богатых людей. Скорее всего уже никто не пытался брать 107 шекелей...
Если дающих в городе 5 человек -мне психологически легче повернуться и уйти к другому дающему.
Если я за год брал в долг 10 раз под 7 шекелей -я отдавал 70 шекелей. А вы у другого брали по 6 шекелей -отдавали 60. 10 шекелей экономии за год -хорошие деньги по тем временам? ==
На планете бывали такие эпохи и территории, в рамках которых земля
находилась в общем пользовании, и поэтому частную собственность на
землю люди восприняли бы как самое чудовищное в своей неестественно-
сти явление. Бывали и другие времена и страны, когда все богатство сосре-
доточивалось в руках верховного господина, и даже богатством своих под-
чиненных, если они таковым владели, он мог распоряжаться в свое удо-
вольствие. Вся система кредитов, имеющая столь основополагающую важ-
ность в современной финансовой и производственной жизни, является со-
271
вершенно новым изобретением. Образование акционерных компаний с ог-
раниченной ответственностью вызвало колоссальные изменения в сфере
фактов и понятий о собственности.
Мне представляется, что потребность
чем-то владеть-одна из исконных составляющих человеческой природы.
Но надо быть либо невеждой, либо иметь очень живое воображение, чтобы
полагать, будто система собственности, существующая в Соединенных
Штатах сегодня, в 1946 году, со всеми ее сложными отношениями и зависи-
мостью от юридической и политической поддержки, является необходи-
мым и неизменным плодом врожденной склонности человека к присвое-
нию и владению.
Закон-это один из наиболее консервативных человеческих институ-
тов; хотя по мере накопления различных законодательных актов и юриди-
ческих решений изменяется и он, иногда медленными темпами, а иногда
скоротечно. Перемены в человеческих отношениях, порожденные переме-
нами в производственных и юридических институтах, в свою очередь вызы-
вают преобразование в способах проявления человеческой природы, а это
приводит к дальнейшим изменениям в институтах-и так до бесконечности.
Именно это и дает мне повод для утверждения, что люди, полагающие,
будто виды на социальные перемены, даже довольно основательного харак-
тера, несбыточны и утопичны в силу постоянства человеческой природы,
путают сопротивление переменам, проистекающее из приобретенных при-
вычек, с таким сопротивлением, которое идет от изначальной природы человека.
Дикарь, живущий в первобытном обществе, гораздо больше заслу-
живает называться чисто "природным" человеческим созданием, чем циви-
лизованный человек. Цивилизация, собственно говоря, представляет собой
продукт изменений этой человеческой природы. Но даже дикарь связан
множеством обычаев племени и наследственных верований, которые видо-
изменяют его первоначальную природу, и именно такие, приобретенные,
привычки делают столь затруднительным его превращение в цивилизованное существо.
С другой стороны, революционного радикала сила глубоко укоренен-
ных привычек не впечатляет. Он прав, на мой взгляд, в том, что касается
безмерной пластичности человеческой природы. Но он ошибается, считая,
что некоторые виды желаний, убеждений и целей не обладают силой, срав-
нимой с импульсом, заданным физическому объекту в начале движения, а
также с инерцией, с сопротивлением движению, оказываемым этим объек-
том, пока он еще неподвижен. Привычка, а вовсе не изначальная человечес-
кая природа большую часть времени удерживает объекты в движении, ана-
логичном их движению в прошлом.