Они довольствовались скептическими нападками на трансценденталис-
тов и определением того, как наилучшим образом научиться постигать зна-
чение и пользу прошедшего мгновения; либо, подобно Локку, утверждали,
будто это последнее мгновение вовсе не является только границей нашего
опыта, а несет в себе свет, необходимый для того, чтобы мы могли напра-
вить свои стопы на путь благопристойного поведения.
Они подтверждали,
что авторитетное управление, отчужденное в пользу высшей инстанции,
фактически тормозит человеческое развитие.
62
Задача данной лекции заключается в том, чтобы показать, каким обра-
зом и почему мы теперь имеем возможность заявлять об опыте как нашем
проводнике в науке и нравственной жизни, чего не сделали и не могли сде-
лать для него эмпирики прошлого.
Как это ни забавно, но ключ к данному вопросу можно увидеть в том
факте, что старое понятие опыта само по себе являлось плодом опыта - един-
ственного типа опыта, доступного тогда людям.
Если сегодня возможна иная
концепция опыта, то это исключительно потому, что качество опыта, кото-
рый нам случается переживать теперь, претерпело колоссальные обществен-
ные и интеллектуальные видоизменения по сравнению с опытом предыдущих эпох.
Взгляд на опыт, который мы находим у Платона и Аристотеля, -
это взгляд на реальный опыт древних греков. Последний очень сильно пере-
кликается с тем, что современному психологу известно как познавательный
метод проб и ошибок, отличный от метода усвоения готовых идей.
Люди пробовали предпринимать определенные усилия, они подвергались опреде-
ленным ответным воздействиям и переживали определенные страсти. Все
подобные проявления, имевшие место в ту эпоху, были обособлены друг от
друга, разрознены, и им соответствовали мимолетные склонности и мимо-
летные чувства.
Но память хранит и накапливает такие отдельные случаи.
По мере того как они потихоньку громоздятся друг на друга, их периодичес-
кие отличия аннулируются, общие черты сортируются, усиливаются и объе-
диняются. Постепенно складывается поведенческая привычка, в соответ-
ствии с которой формируется некоторая обобщенная картина объекта либо ситуации.
Мы приходим к знанию или обозначению не просто этого отдель-
ного, которое, являясь отдельным, не может быть в строгом смысле познано
вообще (поскольку то, что не классифицировано, нельзя охарактеризовать и
идентифицировать), а к признанию чего-либо человеком, деревом, камнем,
кожей, то есть индивидом определенного рода, отличающимся определен-
ной универсальной формой, характерной для всех вещей данной категории.
С развитием подобного общезначимого знания возникает и известная упо-
рядоченность поведения. Его особые проявления сплавляются в нечто еди-
ное, и в итоге складывается такой способ действия, каждый элемент которо-
го носит общий характер. Развиваются навыки, которые демонстрируют нам
художник, сапожник, плотник, гимнаст, врач, то есть все те, кто владеет фор-
мальным способом справляться с какой-то ситуацией.
== Навыки поведения в толпе на улице в 12 или в 22 года весьма различаются.
Интересно понять степень различия в 22, 27, 32 и 50 лет.
Почему в 60 лет многие люди по их способности общения в толпе даже с ровесниками похожи на идиотов?
Но разница между интровертами и экстравертами иногда превращает интровертов в полуидиотов социальных попавших в толпу... ==
Эта формальность,
разумеется, символизирует то, что особый случай рассматривается не как
изолированная частность, а как элемент рода и поэтому для него требуется и
Действие определенного рода. На множестве встреченных в его практике
отдельных заболеваний врач, привыкая классифицировать их как наруше-
ния пищеварения, тем самым научается трактовать особые случаи класса в
общей или общепринятой манере. У него формируется порядок рекоменда-
ций по тем или иным диетам и предписаний по тем или иным лекарствам.
Все это составляет то, что мы называем собственным опытом. Как видно из
примера, его итогом становится определенная привычная интуиция и опре-
деленная систематическая способность действия.
== С чего бы это Дьюи тут рассуждает про людей типа "сапожник, гимнаст, врач" вместо того чтобы рассуждать про общение людей в 5, 15, 25, 45 лет... ==
63
Но нет нужды настаивать на том, что обобщенность и организованность
ограниченны и чреваты ошибками. Они, как это любил подчеркивать Аристо-
тель, имеют силу обычно, в большинстве случаев, как правило, но их сила
не является универсальной, необходимой или подобной принципу.
Врач об-
речен на совершение ошибок, поскольку индивидуальные случаи обречены
на бесчисленное разнообразие - такова, собственно, их природа. Конкрет-
ный ложный опыт не представляет собой трудности, так как его можно ис-
править и получить какой-то лучший опыт. Опыт ущербен сам по себе, как
таковой, поэтому его ошибочность неизбежна и неисцелима.
Универсаль-
ность и определенность существуют в единственной сфере - над опытом, в
сфере разумного и понятийного. Подобно тому как особенное вымостило
собою дорогу к образу действия и привычке, всеобщее и определенное мог-
ли бы стать каменным мостиком, ведущим к концептам и принципам.
Но последние оставляют опыт позади и не соприкасаются с ним; их не беспоко-
ит необходимость его исправления. Таково безнадежно устарелое понятие
о противоположности "эмпирического" и "рационального", когда мы, на-
пример, говорим, что тот или иной архитектор или врач действует как опыт-
ный человек, но не как ученый.
== В толпе на улице один действует в 25 лет как "опытный человек", а как нам назвать того, кто действует как неопытный человек? ==
Но на отличие современного понятия опыта
от классического все-таки указывает тот факт, что сегодня вышеприведен-
ное высказывание звучит как обвинение, унизительный упрек, брошенный
конкретному архитектору либо врачу. При Платоне, Аристотеле и схоластах
это было обвинение профессии в целом, поскольку она представляла собой вид опыта.
Это был обвинительный приговор всякому практическому дей-
ствию, разительно отличному от концептуального умозрения.
Философ нового типа, который заявлял о себе как эмпирик, - это, как
правило, был человек, преследовавший определенную критическую цель.
Подобно Бэкону, Локку, Кондильяку и Гельвецию*, ему приходилось сосу-
ществовать с комплексом представлений и системой институтов, в которых
он основательно разуверился. Его проблемой была проблема сопротивле-
ния этому совершенно мертвому, бесполезному грузу, ломавшему и искрив-
лявшему хребет человечества.
Самым очевидным способом подорвать и раз-
рушить данную ситуацию для него служила апелляция к опыту как конеч-
ной проверке и критерию. Активные реформаторы всякий раз являлись "эм-
пириками" в философском значении слова. Это стало делом их жизни - по-
казывать, что некоторые текущие верования или существующие институты,
провозгласившие, будто на их стороне врожденные идеи или необходимые
концепты, либо что их источник - авторитетные откровения разума, в дей-
ствительности имеют источник пониже, а именно - опыт, и прочность свою
обретают случайно - благодаря классовому интересу или предвзятому от-
ношению властей.
Философский эмпиризм, инициатором которого выступил Локк, был
намеренно дезинтеграционным.
== Отметим что эта формулировка совершенно не укладывалась в головы "коллектива авторов" которые к 1960 году изготовили учебник "Основы марксистской философии" (и лично для меня лет на 30 закрыли область философии, болваны идеологические...). Может сюда списать их фамилии для позора в веках?!
Вот список философских негодяев советской "науки":
Ф.В.Константинов, член-корреспондент АН СССР (руководитель авторского "коллектива";
В.Ф.Берестнев, доктор философских наук;
Г.В.Глезерман, доктор философских наук;
М.А.Дынник, член-корреспондент АН СССР;
М.Д.Каммари, член-корреспондент АН СССР;
И.В.Кузнецов, кандидат философских наук;
П.В.Коннин, доктор философских наук;
М.М.Розенталь, доктор философских наук;
А.Ф.Шишкин, доктор философских наук;
П.Н.Федосеев, член -корреспондент АН СССР;
Ю.П. Францев, член-корреспондент АН СССР...
И где бы нам посмотреть на монографии этих светочей советской философии... Может Академия Наук раз в 25 лет должна обозревать труды своих сотрудников и наконец признавать научную болтовню болтовней в официальном решении?
Или академики только "кормятся и не ошибаются"? ==
В его рамках оптимистически принимался
за основу тот факт, что, стоит только положить конец бремени слепой при-
вычки, навязанного авторитета и необоснованных связей, как тотчас же сам
собою начнется прогресс науки и общественного устройства. Роль эмпириз-
64
ма заключалась в том, чтобы помочь людям снять с себя этот груз. Лучшим
пособом освободить человека от бремени считалось признание естествен-
ной истории происхождения и развития в сознании идей, связанных с пред-
ставлениями об объектах и нормами поведения.
Сантаяна* справедливо назвал психологию этой школы злонамеренной психологией.
Она склонялась к тому, чтобы отождествлять историю формирования определенных
идей с развитием взглядов на вещи, к которым относились эти идеи, - есте-
ственно, что такое отождествление неблагоприятным образом сказывалось на вещах.
Но м-р Сантаяна отказывался замечать общественное стремление
и цель, скрытые в этом злом намерении. Он не сподобился показать, что это
"злое намерение" направлено именно на институты и традиции, ставшие
бесполезными; он не сподобился показать, в какой значительной степени
действительно верно то, что трактовка психологического источника этих
традиций и институтов была тождественна деструктивному взгляду на вещи
как таковые.
Но после того как Юм с добродушной ясностью указал на тот
факт, что в результате аналитического расклада верований на чувства и ас-
социации "естественные" идеи и институты оказались в той же позиции, в
какую реформаторы привели "искусственные", ситуация изменилась.