Скандал в Уфе, где трое офицеров полиции подозреваются в жестоком групповом изнасиловании 23-летней дознавательницы, вскрыл теневую проблему сексуального насилия и домогательств в силовых структурах. По словам правозащитников, они регулярно получают обращения от сотрудниц органов, однако довести их жалобы до суда практически невозможно: женщины боятся огласки, из-за которой рискуют раз и навсегда потерять работу. Так и случилось с бывшей сотрудницей полиции, многодетной матерью из Челябинска Любовью Герасимовой. Корреспондентка "Ленты.ру" Лариса Жукова записала ее монолог о домогательствах, отказе в интимной близости начальнику, его безнаказанности и своей расплате за это.
"Свои пуговицы я тебе дам расстегнуть не здесь"
Раньше я думала, что все ситуации с домогательствами зависят от девушки: как она себя проявляет, хочет - не хочет. Я даже представить себе не могла, что бывает иначе. Никакого негативного отношения к женщинам я сначала не замечала. У нас вообще был экспериментальный взвод девушек. Я, конечно, понимала, что мне до больших званий и чинов не дослужиться без покровителя, но никто откровенно не домогался и не говорил, что наше место - калитки открывать.
В 2012 году я получила диплом и собиралась получить офицерскую должность. В этот момент назначили нам заместителя командира полка - майора Медведева Константина Петровича. Мужчина статный, самолюбивый, можно сказать, нарцисс. Всем выдавали в ППС ботинки, а он носил гражданские туфли. Всегда выбрит, подтянут, с дорогим парфюмом. Официально он был в браке.
Мне тогда было почти сорок, трое детей, и мне не нужны были отношения с руководством. Он начал оказывать мне знаки внимания. Все начиналось безобидно: встречались в коридоре, он просил зайти в кабинет, чтобы передать бумаги командиру роты. Потом стал предлагать чай. Как отказать руководителю? "Хорошо". Потом предложил конфету. "Спасибо".
И поехало. Встречает в коридоре: "Очень жарко на улице". Я соглашаюсь. Он продолжает: "Надо как-то подумать, как организовать отдых твоим детям на выходные". Я отвечаю: "Какой отдых, кругом работа" и быстренько вдоль стеночки на выход. Снова встречает: "Пуговица тут у тебя отстегнулась". И тянется застегнуть. Я глаза в пол: "Виновата, исправлюсь".
Все это - с попытками задеть меня за руку, коснуться плеча. Я начала избегать его. Вижу, что идет, - заворачиваю за угол, чтобы не встречаться. Лишний раз боюсь выйти в туалет. Но мы же на одной службе - все равно встречаемся. Подходит ко мне и говорит: "Свои пуговицы я тебе позволю расстегивать не здесь и не сейчас".
Однажды он спустился в наш кабинет и начал что-то обсуждать с коллегами. Я шла мимо, он вскользь обратился ко мне: "Да, Люба?" Я подтвердила и собиралась идти дальше, а он меня - хлясь! - и прижал к себе. Понятно, что у нас мужская структура, и могут по-товарищески хлопнуть по плечу. Но он приобнял, как мужик, это же всегда понятно. Я сказала: "Константин Петрович!" и вырвалась. На моем лице было все написано. И в этот момент он тоже изменился в лице. Я тогда поняла, что скоро начнет мстить.
В тот момент я была беременна от любимого человека. И меня включили в список "неблагонадежных" сотрудников, склонных к нарушению дисциплины и негативному поведению, замеченных в употреблении алкоголя. Там была такая формулировка: в связи с беременностью может меняться настроение, поэтому может запить и загулять. Я была в шоке.
У меня случилась угроза прерывания: из-за нервов сильно скакало давление. Врач настаивала на госпитализации. Я написала отказ только потому, что дома оставались дети.
Командир обещал разобраться и говорил, что после декрета все забудется, и я смогу нормально работать. Хотя на самом деле он, конечно, понимал, что никто не будет вступаться за меня. Дальше стало хуже.
"Где Герасимова?"
Я вернулась из декрета через полтора года, в 2015-м. Медведев по-прежнему был заместителем командира. Он приходил на работу и начинал с порога в дежурной части кричать: "Где Герасимова?" Cтал маниакальным. Доходило до того, что со мной коллеги стали бояться вставать в наряд, это было для них наказанием: все знали, что придет Медведев и начнет придираться. Те, кто постарше, говорили: "Ты чего, ему не дала? Что он такой дерганый?"
Я могла перевестись со своим образованием куда угодно, но он сказал: я тебя уволю. У нас не как на гражданке: везде нужны рекомендации, характеристики. С увольнением меня бы уже никто не взял.
Законы Российской Федерации не распространяются на нашу структуру. Например, Трудовой кодекс. Мне полагался отпуск летом, так как маленьких детей нужно было возить на оздоровление на юг, но он все перечеркивал в заявлении и писал: в декабре. И я не могла обратиться за помощью в соцзащиту, потому что у нас совпадали графики работы. Да даже ребенка сводить в больницу меня не отпускали на час. Хотя другие договаривались.
== Запомним "Законы Российской Федерации не распространяются на полицаевскую бандомафию"... А какие законы для этой своры вечно полупьяной сволочи в штанах написаны? Где бы почитать и обсудить... Ау, Зорькин!! За 25 лет ни одна тупая дура из полицаек в твою контору по этой теме не догадалась написать или вы там сами -то ещё гнусное сборище стареющих юридических свиней? ==
Когда мы пересекались, Медведев орал, что мне пора валить на гражданку, что я никто, просиживаю штаны, позорю детей, что родила и не замужем, что он во много раз умнее и красивее меня, а я стояла и не имела права рот открыть. Краснела, губы кусала и могла только сказать, что "виновата, исправлюсь".
К травле присоединились и его подчиненные. После операции (у меня была пупочная грыжа) у меня некоторое время были ограничения: нельзя было таскать тяжелое, пока не рассосется шов. Но меня заставили надевать бронежилет - это семь килограммов, плюс автомат - три. Сказали: ничего страшного, упадешь - оттащим.
Меня отправляли в наряд одну. По маршруту мимо СИЗО и гаражей. С оружием. Я приходила и говорила: "Вы что делаете? Туда же приходят к задержанным их подельники. Они же видят, что я иду с пистолетом одна. Ну, ладно, по башке дадут, но если покалечат и заберут оружие? Вы чем думаете?" Мне, честно, становилось страшно за свою жизнь: детей в случае чего оставить было не на кого.
Однажды его заместитель меня вызвал и прямо спросил: "Ты понимаешь, какая ситуация?" Я говорю: какая? Он отвечает: "Ты не пройдешь аттестацию". Аттестация проходит каждые четыре года, и обычно там всего несколько вопросов, на которые легко ответить с юридическим образованием, но ее фишка как раз в том, чтобы проводить только угодных начальству. Он стал назначать мне время, когда я на операции была и на больничном. В открытую подходил и убеждал: увольняйся.
Но я чувствовала себя на своем месте. У граждан есть недоверие к полиции, еще с 90-х. Но, когда мы в итоге задерживали кого-то, кто убегал, а я вежливо предлагала присесть, воды, никогда не повышала голос, они сильно удивлялись. Было такое, что и обед свой отдавала, если видела, что кто-то из задержанных хочет есть, и воды приносила тем, кто был с похмелья, однажды даже пришлось пойти купить носки мальчишке, который попал к нам в отдел, чтобы он не сидел босой. Я просто знала, что действительно могу кому-то помочь.
Однако ко мне домой начали засылать проверяющих из роты. Они ходили по подъезду и спрашивали, не пью ли я, не собираю ли я пьяные компании у себя в квартире. Соседи меня встречают и спрашивают: Люба, у вас вообще адекватные есть в полиции? Они же знают, что в квартире только я и дети. Я в подъезде навела порядок: у нас и парни перестали собираться, и алкаши. Полтора года уже, как ушла из органов, до сих пор говорят спасибо.
9 мая 2016 года меня вызвали на усиление в центр города. Об этом я узнала за несколько часов - это специально, чтобы не успеть ни с кем договориться о детях. Но раз сказали прибыть - прибыла. Разбудила в шесть утра детей, собрала, одела. Очень жалко их было. Потом, видать, подумали и, чтобы не позориться перед властями, оставили меня в здании полка. А у нас ни столовой, ни автоматов, ни даже туалета нормального. Так я детей помучила до полудня и увезла домой.
Вступиться было некому: как потом нести службу? У нас какая специфика. Даже если ты кругом прав, но начальник подходит и говорит: ты осел, ты должен опустить голову и сказать - виноват, исправлюсь. Скажут - пей, и ты должен сесть и пить. Не видела никого, кто шел бы против воли государевой.
"Проплакала и написала рапорт"
Мне очень жалко эти 12 лет. В органы я пришла, когда мне было 32 года, - это была моя мечта с детства. Помню, недалеко от нашего детского сада был районный отдел, там висела доска: "Их разыскивает милиция", мы с подружками переписывали их приметы и искали преступников. А в школе я всегда вступалась за тех, кого обижают, поэтому из них никто не удивился, что я пошла в полицию. В институт МВД я поступила за полгода до службы, как только смогла позволить себе учиться в учебном центре всем тонкостям патрульно-постовой службы (все оттуда начинают, если нет покровителей), получая две тысячи рублей в месяц. По первому образованию я швея, и даже три года отработала на фабрике, но, когда начались голодные 90-е, единственным местом в городе, где можно было заработать, стал рынок. Я продавала там подсолнечное масло на разлив. Потом развелась с первым мужем (он пил), от брака с ним остался старший сын, встретилась со вторым. У нас родились двойняшки. Разошлись из-за его измен - недостаток такой у него был.
Выбрала специализацию по уголовному праву и защитила диплом по теме отягчающих и смягчающих обстоятельств наказания. Было очень интересно учиться, и все курсовые я писала от руки. По окончании я мечтала устроиться либо в следствие, дознание, либо в отдел по делам несовершеннолетних - я всегда находила общий язык с детьми.