Белокаменный двор тишины - 
Все созвучия звука смиренны,
Все известия глаз сочтены,
Все константы давно переменны.


С белых крыльев к подворью зимы,
Облетает невежество света.
Руки тянуться, словно примета,
В разночтенья бытующей тьмы.


Моя лодка плывёт вдоль реки,
Я стою и смотрю в сердце звёзд.
Тень бежит от изломов руки - 
Я рисую над бездной - мост.


И уже не слыхать что кричат,
Листья, тонущие во влаге,
Возле ног, позабывших о благе,
Наступивших на воду и взгляд.


Я смотрю на тебя из воды,
Обступившей фонарь и безмолвье,
Во дворе, где уже не горды,
Ни мечты, ни средневековье.
***

Ирония. 
Неизлечимо болен тишиной, 
Шаг путника в тумане трав полынных. 
И камнем вод и воздуха войной 
Становятся мотивы слов суглинных. 

Предотвращая маску серебра 
На сонном камне времени-потока, 
Я вижу, как закончилась нора 
И белый кролик превратился в Бога. 

И стало всё наивно и смешно -
Все камни, города да изваянья. 
А в небе пробивается на дно 
Назание для солнцу подаянья.
***

Все слова - и серебро и ржавчина,
Тайный бред, невидимый для глаз.
Осень первой скрипкой обозначена,
И в блокнот записан пересказ.

Шаг за шагом мысли переписаны,
Чёрных книг останки сожжены.
Только почему же не написаны
Белых книг неведомые сны.

Дан отчёт о всех исландских фьёрдах,
И о тишине далёких гроз.
А во мне полынный цвет пророс..
***

Мои слова - течение и время, 
Осенний лист и зимняя печаль. 
Их перемена - горестное племя, 
К которому принадлежать мне жаль. 

От ветра к ветру каменную песню... 
От каждого дыханья - естество. 
И тут уже - в движении его - 
Ты понимаешь, что окликнут Вестью. 

И просыпаешся и пишешь тень всего...
***

Я - чёрный взгляд, упавший в песню вод, 
Я - жуть для птиц, я - номад для Китая. 
И, может ли, мелодия простая 
Быть первой речью, сном наоборот? 

Как тени быть, когда её невидят, 
Внутри луча, бегущего к стопе? 
Я - вечер в луже, лампа на столбе - 
И в Царствие они со мною внидят...
***

Поль Гоген 
Живее печатной машинки, как будто на старой 
Печатной машинке набранный лес искони, 
И тянутся хвоей, куда-то за раму, кифарой 
Земли, эти щепки яснее чем дни 
Проведённые возле тебя, в позолоте сосуда 
Игры кифареда на солнце... 
И закат лишь скользит и открыто нельзя 
Договаривать буквы и ставить на кон пустоту, 
А так бы хотелось упасть в этот лес 
И версту 
Идти... 
...там, где боги убили дожди 
И осталась прохлада, 
И уже ей такого не видано, ей почти не отрада, 
Солнце падает в лампу 
И масло её - глаза...
***

Иероглиф птицы ветра. 

Белый ветер на струнах Итаки. Одиссей, покидая Итаку, 
Завещал разногласным просторам, письмена на пергаменте моря, 
Он хотел, что бы сгинула с горя, что бы море - подобно флагу, 
Что бы с горя ушла Пенелопа, что бы не было больше горя. 
Что бы море, подобно флагу, набралось в открытую флягу, 
И застыло во фляге простора, свой глоток как дорогу вторя, 
Из неученного урока извлекая ползвука, как тягу, 
Поровозную тягу немую, на пороге увядшего лета, 
Словно око в небесном просторе... 

Но, оконная рама - тесна, слишком тесна и слишком крута, 
Ангел неба снискал, а я моря, но, уже истекает время 
Из годичного круга, как трудно достижима покоя минута, 
Чтобы небыло ангела в море...
***

На дожде написан ветер, тюркской руной, 
Ангел с берега другого прилетел. 
Я оставил берег солнца, стал я шхуной, 
Я оставил свой безоблачный удел. 

Только долго говорил мне возле мыса, 
Всех надежд, давно седой старик, 
Что на севере лежит земля Улиса, 
Где-то там его оставлен бриг. 

Призраки напоены печалью, 
В океане Осени о снах, 
И покорены последней далью, 
И погублены в её стенах. 

Мой корабль, истине покорный, 
Долго плыл среди высоких стен, 
Волн высоких, словно голос горный, 
Заключённый в Эхо, шаткий плен. 

Стоит крикнуть, но уже не нужно. 
И сквозят сквозь облако кресты, 
Нас заклял колдун из веси южной, 
Где с царём своим и раб на "ты". 

Ты - моя, ты - шхуна дальних весей. 
Бедная моя, я сам не свой, 
Мне хотелось рассказать чудесней, 
Ты молчишь, и - тьма на мостовой. 

Мы с тобой, моя душа седая, 
Из окна глядели на мечту, 
И сквозила берегами Рая, 
Ночь, хватая горечь налету.
***

завтра начнёт с половины строки тишину, 
снег переляжет от синего к белому цвету, 
и перестанет менять на меня страну, 
то есть струну, белый цвет к обеду. 

то есть к обету, который ещё принесёшь, 
чёрным ветвям, словно волнам на влажной бумаге, 
то есть, ни рек ни лесов ты не соберёшь, 
в карманы не сложишь, а будут в карманах овраги. 

то есть, овраги, в лесу оступается тьма, 
где-то за городом лезет и бьётся комета, 
в небе, в таком, что ещё недопита сама, 
как недобита последняя, в офисе, смета. 

в гости ко мне не приходят отселе друзья, 
в гости к тебе не приходят заблудшие овцы, 
Господи, сделай лишь белое белым, как я, 
делаю в ровной строке табачные кольца..
***

Ненависть. 

В ладони умер снег, он стал водой, 
Банальнее чем крылья за плечами. 
Древесных теней беленый надой, 
Был для созвездий выклеван грачами. 

А может быть и просто вороньё 
Искало пищу или след потопа, 
Который должен отстирать бельё 
Оконных ниш, как рану изотопа. 

Не край небес, упавший в грудь Творца, 
Не поступь Гавриила, не паденье. 
Созвездия сходили вниз с крыльца, 
С высокого, как мира изверженье. 

И плыли корабли, чтобы открыть, 
Другие песни и другие веси. 
И ангелы старались переплыть, 
Страну паденья на ветвях воскреси. 

А ты молчал, совсем во мне притих, 
Ни звука и ни мысли и ни песни. 
Ты знаешь, мой двойник, что за двоих, 
Я говорю на свет свечи исчезни. 

А дерево смотрело на тебя, 
Огромными глазами белых кистей. 
И каждое мгновение был я 
И каждый миг был снег в ладони мыслей.
***

По жилам дождь бежит в ползвука словно 
Он позабыл, что я не то окно, 
В которое приходят звуки ровно, 
Что б подчинить себе пространства дно. 

Зима без бури, ветер без ветрила, 
Без краски слов, без внутренней стези, 
Когда нет памяти и каждое чернило, 
Приходится как родственник вблизи. 

Корабль стой, не надо кровью этой, 
Бахвалится, как будто бы дождей 
Вернее верного когда-нибудь не вспомнят. 

Но быть бы ей какой-нибудь приметой, 
Деревьям в парке подавать пример. 

Как капля на песке, как берег моря.
***