Аннотация: Кому сон вторая пища, а кому первая и единственная.
Когда папа убил дедушку, а мама прописалась в лечебнице для душевнобольных, я остался жить с бабушкой. Мне уже исполнилось восемнадцать, и я мог бы подыскать себе отдельную комнатку где-нибудь за городом, но я решил иначе. Не то чтобы мне претила мысль оставить сто квадратных метров под приют для бездомных кошек, десятки которых ежедневно привечала бабушка. Нет, в первую очередь я думал о самой бабушке. Ей и так пришлось не сладко - потерять мужа, получить вместо дочери чужую, непрерывно кричащую в ужасе безумицу - такое кого угодно из колеи выбьет.
Правда, бабушка была не в себе столько, сколько я ее помню. Приятных сновидений мне она желала на свой манер. "Сноядных приведений" - шамкала бабушка беззубым ртом, и, засыпая, я наблюдал за бестелесными призраками, вьющимися над моей кроватью. Они налетали друг на друга, пихались прозрачными, как дым, синеватыми руками, на их лишенных черт лицах распахивались и закрывались провалы черных ртов - приведения дрались за возможность откусить от моего сна кусочек побольше. "Спокойной ночи" - говорил я приведениям и засыпал, стараясь увидеть как можно больше красочных сновидений, чтобы всем призракам хватило пищи и они не голодали до следующей ночи. Утром я не мог припомнить ни единого сна - неприкаянные души съедали все до последней крошки.
Бабушке требовался постоянный уход. Она часто устраивала из своей простыни шатер, натягивая края между спинками стульев и подпирая середину ручкой швабры. В своем игрушечном шатре бабушка разводила костер из паркета, сколотого с пола прихожей. На огонь она ставила старую эмалированную утку, а сама ползала вокруг, что-то бормоча, пока варево закипало и начинало булькать. Не знаю, что она там варила, но коты и кошки, которых в нашей квартире с каждым днем становилось все больше, учуяв омерзительный запах, волнами растекающийся от шатра, приходили в восторг. Они становились на задние лапы, остервенело мяукали и кружились вокруг собственной оси, будто бы в танце. Опасаясь, что бабушка спалит весь дом, или кошки, взбесившись от возбуждения, раздерут ее на части, я пытался прекратить ее игры. Но бабушка становилась сама как те кошки - выставив вперед руки, похожие на когтистые куриные лапы, подвывая, она бросалась на меня с мяукающим визгом: "Мняу нужняу твяу ухяуд!". Сопротивление оказалось бесполезным. Так однажды бабушка расцарапала мне щеку и бросила в глаза щепотку какого-то порошка. Я думал, ослепну - настолько полным было ощущение того, что глаза, зашипев, лопнули и вытекли кипящей лавой на истерзанные щеки. Но через пару дней, когда короста отвалилась, зрение вернулось. С тех пор, едва заметив, что бабушка возится с простыней, я спешил уйти из дома. Мой уход ей помогал. Возвращаясь через несколько часов, я заставал ее мирно спящей на полу в живом гнезде из дремлющих кошек.
Во время своих вынужденных прогулок я много размышлял о случившемся с моей семьей. Зачем папе было убивать дедушку? Они с дедом неплохо ладили. Иногда сноядные приведения оказывались чересчур голодными и съедали мои сны раньше, чем наступало утро, я просыпался и не мог больше уснуть. Тогда я тайком покидал свою кровать и прокрадывался к большому шкафу со стеклянной дверью - зеркальной снаружи и прозрачной изнутри. Спрятавшись в шкафу, я мог наблюдать за ночной жизнью своих домашних, оставаясь при этом незамеченным. Из своего укрытия я не раз видел папу и дедушку, сидящими в обнимку на кухонном диванчике. Дедушка целовал папину шею, а папа в это время шептал. Его шепот был довольно громким, он всегда говорил об одном и том же. "Дай мне срок, клянусь, я прикончу старуху. Обещаю, я размозжу ее косматую башку, разорву ее гнилую тушу на клочки, сожгу их и развею по ветру. Верь мне, она до тебя не доберется" - говорил папа, а дедушка, не переставая его целовать, кивал в знак согласия. Если папа хотел убить бабушку, почему он сделал с дедом то, что сделал?
Как-то раз, придя домой, с порога я приметил - что-то изменилось. Оглядев прихожую, я понял, в чем дело - стоявшие в углу сапоги, принадлежавшие деду, исчезли. Мой дед был настоящим великаном. Не заметить пропажи огромных, чуть ли не по пояс мне, подкованных сталью сапог было невозможно. Думая, что нас обворовали, я вбежал в бабушкину спальню и, растолкав ее, рассказал об исчезновении. В ответ на мой рассказ бабушка зашипела и высказалась странным образом. Дескать, дедушка никогда не позволял ей держать в доме котов - поделом старому кровопийце досталось. Той ночью, проваливаясь в зыбкую трясину сна, мне примерещилось, что я слышу тяжелую поступь деда - стук подкованных сталью сапог по паркету комнат.
Чем больше я думал о дедушке и его ужасной смерти, тем больше вопросов у меня возникало. Мама ненавидела дедушку и никогда этого не скрывала. Так с чего бы его гибели расстраивать маму до сумасшествия? Когда я был маленьким, мама часто рассказывала мне одну и ту же сказку о бабушке и дедушке. Бабушка сильно болела и все время лежала в кровати. Воспользовавшись бабушкиной слабостью, дедушка стал ходить к ней в гости. Дедушка мучил бабушку, кусал ее и делал нехорошее. У бабушки была дочь. Однажды бабушка позвонила своей дочери и пожаловалась на дедушку. Дочка поспешила на помощь, но дедушка сразу же ее проглотил. Тогда бабушка позвонила охотнику из соседней квартиры и пожаловалась на дедушку. Охотник прибежал на помощь и большим ножом разрезал живот дедушки. Из живота вышла целая и невредимая дочь бабушки. А дедушка, который не был отцом дочери бабушки, сказал: "Раз ты вышла из моего живота, значит ты дочь моя". Чтобы дочь бабушки не росла безотцовщиной, бабушка и дедушка решили пожениться и жить одной семьей. Почему мама чаще прочих рассказывала эту сказку? Что она для нее значила?
Улучив момент, когда бабушка была в хорошем настроении и, судя по всему, не собиралась строить шатер, я попросил ее рассказать, как она познакомились с дедушкой и как у них родилась моя мама. На прямой ответ я не рассчитывал, но история, которую рассказал бабушка, показалась мне бессвязным бредом. "Я прятала твою мать, всю жизнь на это положила. О, несчастный идиот! В глухих лесах, в горах неподъемных, среди пещер и деревьев, сквозь чьи кроны не пробивается ни лучика солнечного света. Жалкий дурак! Я посылала ей сны год за годом. Я сторожила ее дыхание, чтобы он его не учуял. Безмозглый олух! Как хороша она была, как свежа и прекрасна - твоя мама. Ему бы до нее никогда не добраться, если бы не твой папаша. Скажи спасибо этому недоумку! Из-за него, мышки к мышкам, кошки к кошкам, а мы здесь, как крысы. Крысы!".
Озадаченный, я отправился спать. Прежде, чем мои глаза сомкнулись, сквозь переплетения извивающихся призраков я увидел мельтешение чего-то черного и живого, услышал тихий шелест легких кожистых крыльев. Выше стайки сноядных приведений, под самым потолком я различил летучую лисицу. "У меня мало времени. Слушай внимательно и не говори ни слова" - сказала, будто прошелестела, лисица. - "Я не убивал твоего дедушку. Ты в опасности, но они тебе...". В комнате послышались гулкие шаги - дедушкины сапоги, подумал я. Лисица замолчала. В ту же секунду дверь мой спальни с грохотом распахнулась. На пороге появилась огромная тень. Тень пригнулась, сжалась в ком и, как пружина, вытянувшись в гигантском прыжке, схватила летучую лисицу. Хрустнули кости, кожистые крылья беспорядочно молотили по воздуху и морде прыгучей твари, приземлившейся возле самой кровати. Брызги горячей крови легли на мое лицо. От страха я не мог вдохнуть, чтобы закричать. Продолжая сжимать в пасти судорожно бьющуюся лисицу, тварь, двигаясь на четвереньках плавно, словно скользя, покинула спальню. На фоне тускло светящегося дверного проема я разглядел хвост уходящей тени - длинный, толстый, торчащий трубой. Вновь послышались тяжелая поступь подкованных сапог - шаги удалялись, пока не стихли в прихожей.
Утром я рассказал бабушке о странных событиях. "Приснилось мороком, амок-амок, дурман", - отмахнулась бабушка, даже не дослушав. Но я-то знал - если бы это было сном, воспоминания о нем были бы сейчас не в моей голове, а в желудках сноядных приведений. Бабушка могла многое скрывать, но на откровенной лжи я поймал ее впервые. Размышляя о ночном происшествии, я уверился - бабушка знала о нем, слишком уж поспешила списать все на сны. Возможно, она также знает, что в действительности случилось с дедушкой, папой и мамой. Но как заставить бабушку говорить?
Проведя в раздумьях весь день, я решился пойти на хитрость - пересказать бабушке сказку, которую мама часто рассказывала мне на ночь. Но рассказать не точно, с ошибками - бабушек хлебом не корми, дай поучить, да поправить. Не зная, как подойти к бабушке с рассказом, я уселся на кухне, раскрыл книгу и начал "читать" вслух:
"Жила-была на краю леса бедная женщина со своей дочерью. Была у женщины мать - та жила на другом краю леса. Однажды напекла женщина пирожков и отправила свою дочь отнести их бабушке. Предупредила женщина дочку, чтобы та осторожно через лес шла - волка опасалась и гномов лесных стереглась - не волк съест, так гномы в пещеру затащат. Пошла девочка через лес очень осторожно, встретила волка. Волк хотел девочку съесть, но та заплакала, попросила пощадить ее молодую жизнь и съесть вместо нее бабушку. Волк сжалился над девочкой и пошел к бабушке дорогой, которую ему девочка указала. Стоит девочка посреди леса, не знает, что дальше делать. К бабушке идти? Так ее волк к тому времени съест. Домой возвращаться? Мама заругает, что пирожки бабушке не отнесла. Думала девочка, думала и решила сама к гномам лесным податься, вместе с ними жить..."
Не успел я и до середины сказку свою выдуманную рассказать, как ко мне, бешено вращая глазами, подскочила бабушка. "Кто врет во лжи, тот мертвый лежит!" - крикнула она. - "С меня он начал, волком оборачиваясь! С меня! К ней мышью летал - искал, искал, да кто прятал - тот знал! Кто посылал - тот услал! Кто кусал, того кот порвал!". Я ошарашено смотрел на бабушку, силясь понять смысл ее выкриков. Внезапно бабушка умолкла, утерла с губ пенную слюну и сделал глубокий вдох. "Провести хотел меня - так пеняй теперь на себя" - бабушка вырвала из моих рук англо-русский словарь, скользнула взглядом по открытым страницам и отшвырнула книгу в сторону. "Кот-кот, котофей, приходи пугать мышей. Мыши, мышки завелись - большую извели, среднюю извели, теперь мелкою займись" - нараспев произнесла бабушка. Коты и кошки по всей квартире отозвались протяжным мявом. С ужасом и отвращением я наблюдал, как животные собственными когтями содрали с себя пушистые шкурки. Окровавленные дергающиеся тушки потянулись друг к другу, сливаясь в кишащую склизкую массу. Через мгновение масса обрела форму - в колышущихся очертаниях я узнал ночного монстра - гигантского кота, обутого в дедовы сапоги. Бабушка разразилась взрывом хохота и указала коту в сапогах на меня когтистым пальцем. Кот присел, готовясь к прыжку - вот она, моя смерть.
Не желая видеть мерзость монстра, который вот-вот перекусит меня пополам, я крепко зажмурил глаза. "Это сон, это сон, это сон" - не помня себя от ужаса, бормотал я. Бабушка перестала хохотать и закричала, через миг раздирающий барабанные перепонки рев оглушил меня. Время шло, а я все еще оставался живым. Наконец я решился открыть глаза. Моему взору открылась жуткая картина - сноядные приведения стаями кружили над окровавленными дедовскими сапогами и бабушкиной конвульсивно сокращающейся рукой, которая вскоре исчезла в круговороте призраков.
Приведения хорошо попировали тем, в сонной природе чего я уверил себя и их. Наверное, плоть насытила их настолько, что места для моих снов в их желудках не осталось. Теперь я смотрю свои сны и запоминаю их. Иногда я пересказываю сновидения маме - услышав о прекрасной девушке, которую прекрасный принц освободил от злых чар страстным поцелуем и вывел из плена лесных гномов, или о юноше, победившем страшного кота в сапогах, мама перестает кричать. Когда я говорю ей, что кота больше нет, она улыбается и уже не кажется такой безумной.