Аннотация: В школе я учил историю СССР по учебникам, а на службе в органах КГБ пришлось переучивать. Но уже - по архивным делам.
Считается хрестоматийным, что в 1937-1938 г.г. уголовное дело могло состоять из 3-х листов: донос, допрос и приговор. Но мне случалось видеть уголовные дела и покороче.
С 1930 года небольшой северный городок Игарка был тем самым местом, куда из Москвы ссылали классовых врагов - бывших дворян и царских чиновников. Зимой городок не имел никакой связи с Большой землей, кроме телеграфной. Собственной "тройки" там, конечно, тоже никогда не водилось, и один лишь местный отдел НКВД твердо стоял на страже завоеваний революции. Но что же тот отдел мог сделать с огромным скопищем "врагов народа", когда настал 1937-й? Без приговора ведь к стенке не поставишь. Очевидное несовершенство законодательства (возможно, задуманное в целях вредительства) со всей остротой поставило на грань срыва реализацию государственной политики в одном отдельно взятом населенном пункте.
Но тут, как всегда, в последний момент на выручку пришла наша знаменитая рабоче-крестьянская смекалка: для обеспечения социалистической законности в отделе НКВД догадались использовать... телеграф. И время от времени в адрес "тройки" на Большую землю, в Красноярск, отбивалась телеграмма-молния такого примерно содержания: "Принятыми оперативными мерами на территории города Игарка выявлено и арестовано 25 врагов народа (далее идут фамилии)... Просим Вашей санкции для применения высшей меры социальной защиты". Ответ приходил скоро, и был тоже по-телеграфному кратким: "Высшую меру социальной защиты - расстрел для врагов народа ( далее идут фамилии) - санкционируем. Точка".
Когда мужчины уставали, или были чрезмерно пьяны, приводить в исполнение телеграфные приговоры под страхом все того же расстрела приходилось женщине - секретарю отдела НКВД. А по весне Енисей уносил в Ледовитый океан тела поверженных классовых "врагов"; окрестности же Игарки были усеяны обглоданными человеческими костями - вечная мерзлота, в отличие от реки, трупы "врагов" принимать не хотела ...
И вот удивительный случай - в 1939 году по жалобам той самой женщины-секретаря начальник отдела НКВД по г. Игарке был арестован, и уже не "тройкой", а настоящим военным трибуналом осужден за злоупотребления служебным положением. Суд проходил в строгом соответствии с требованиями тогдашнего УПК, и в итоге начальник отдела НКВД был признан виновным:
а) в принуждении вольнонаемной сотрудницы к участию в казнях (в одной из комнат отдела офицеры валили жертву на пол и требовали, чтобы женщина-секретарь стреляла человеку в затылок или в ухо);
б) в незахоронении трупов расстрелянных (трупы вывозили в лес и присыпали снегом, или же просто спускали под лед на протоке, и по весне они всплывали);
в) в использовании не по назначению табельного револьвера - для выбивания золотых зубов у подлежащих расстрелу (и еще живых) людей;
г) в использовании служебного положения в личных целях, которое выразилось в том, что он арестовал и расстрелял мужа одной из приглянувшихся ему ссыльных женщин;
д) в организации ежедневных пьянок личного состава отдела на рабочем месте (и это обвинение в глазах следствия и суда выглядело наиболее тяжким).
Мера наказания оказалась весьма суровой - начальник отдела НКВД был осужден на 6 лет (!) лишения свободы. После смерти Сталина этот человек (у него была простая незапоминающаяся фамилия, боюсь ошибиться, по-моему - Панин(?), долго писал многочисленные жалобы во все инстанции и требовал для себя реабилитации.
И ведь чуть было ее не добился.
Почему-то иногда кажется, что современное уголовно-процессуальное законодательство - это самая сильная реакция общества на судебные и внесудебные расправы 30-40-х годов. Это правда, что по телеграфу осудить уже никого не удастся. Что ж, законы теперь написаны правильно, но российский юридический мир, увы, от этого не перевернулся. Мы носим другие одежды и поем другие песни, но по отношению к закону мы все такие же смекалистые, как и прежде. Мы изменили правила, да не изменили себя. И четко писаные законы вдруг прямо на глазах становятся многолики, неочевидны, неотчетливы, неуловимы, неосязаемы, непонимаемы..., а иногда и попросту никому не нужны, даже прокурорам и судьям.
В таких случаях мы имеем обыкновение жаловаться на несовершенство законодательства.