Аннотация: В круговороте начавшейся войны отряд Тайноведа отправляется к захваченному силами Чернограда Корабельному острову, чтобы оттуда начать выполнение своей особой, тайной миссии, которой в Чернограде предают совершенно исключительное значение.
Корабельный остров
Пока они двигались по крепости, с непрестанными задержками преодолевая бесчисленные посты, рвы, ворота и рогатки, Владислав чувствовал себя в общем неплохо. Но вот когда они начали спускаться по дороге, ведущий вниз - на равнину, его сильно растрясло, и рана отчаянно разболелась. Кроме того - за стенами крепости непрерывно дул не очень сильный, но пронизывающий до костей, даже под тёплой одеждой, ледяной ветерок. А Владислав, после стольких дней лежебочничания в тёплой постели, совсем потерял устойчивость холоду. Его нос сразу же засопливел, а в горле заскребло - как-то в детстве он переболел гнойной ангиной, и с тех пор горло было его слабым местом.
Съехав на равнину, отряд было взял разгон, и тут Владиславу стало уж совсем плохо. Тайновед это сразу же заметил, и подал сигнал передней паре, чтобы те стали. Подъехавшему к нему Весельчаку он тихо сказал:
- Нам, собственно, спешить особо и некуда. И там нам всё равно ещё должны кое-что приготовить, прежде чем мы отправимся на задние. Я думаю, что это займёт у них никак не меньше двух дней. Так что особой необходимости гнать коней нету. Поедем, конечно, не медля, но - с оглядкой на состояние Счасливчика. Он нам ещё в будущем не раз пригодится, думаю. - И он тихо, весело рассмеялся.
После этого дальше двигались уже не спеша, с учётом мотающегося в седле, чуть постанывающего иногда от резкой боли, и с каждой новой верстой пути всё более и более обессиливающего Владислава. Ради него они даже сделали несколько коротких привалов.
Дорога от крепости была отнюдь не пустынна. В ту же сторону, что и они, двигались бесчисленные обозы, отдельные вооружённые отряды, и даже множество всяких одиночек. Видимо - силы из крепости продолжали подтягиваться к прорыву.
Владислав, впрочем, всё это видал как бы сквозь полупрозрачную туманную пелену боли, хотя как раз именно эта боль, возможно, и не позволяла ему потерять сознание в седле. После показавшемуся ему совершенно бесконечным долгого, мучительного ночного пути, к их ближайшей цели - Теснине Духов, о которой он на протяжении поездки думал со всё возрастающим ужасом, они наконец-то достигли её внешнего вала. Здесь было столпотворение ещё почище того, что они видали тут в их прошлую поездку. Вся равнина по левую руку от них буквально сияла бесчисленными огнями сигнальных костров - видимо Командующий ввёл в бой ещё далеко не все находившиеся в его распоряжении силы. Но знак подчинения в руке Тайноведа снова помог им преодолеть это узкое место без особых затруднений.
Сразу же за открытыми воротами Владислав словно бы враз окунулся в нескончаемую пучину тяжёлого кошмара. Окружающие его живые существа - люди и орки, вдруг словно отступили куда-то за серую пелену, а вокруг него, совсем рядом - словно бы из ночного мрака как бы соткались неясные, но, при этом, до нестерпимой жути реальные тени вооруженных всадников. Они совершали вокруг Владислава какие-то свои таинственные продвижения, то перемещаясь с ним в одном направлении, то вдруг пытаясь сбить его с пути, и увлечь куда-то в сторону - туда, где по вершинам предгорных холмов щетинились зубцами стены и башни призрачных замков. Призрачных - для всех остальных вокруг, но только не для самого Владислава! Для него же наоборот - чёрные, слитые их громады выступали из смутного, туманного окружающего как нечто единственно твёрдое и совершенно реальное. И он вдруг с ужасом осознал, что потеряв сознание, он рискует навсегда остаться здесь - в реальности этих призрачных воинов, давно уже расставшихся с миром живой крови!
Ярко пылающие факелы и сигнальные костры у Чёрных Ворот стали дня него попросту счастливым избавлением от этого непрестанного кошмара. Чёрные тени отступили от ярко-багровых отблесков огня, и неохотно выпустили его сознание из своей липкой, засасывающей паутины.
Остановились на ночлег они там же, где и в прошлый раз. Сам слезть с коня Владислав был уже совершенно не в силах, и его заботливо ссадили на землю вовремя подоспевшие Тигра с Заднепятом. В уже знакомом ему блошином клоповнике они помогли ему прилечь навзничь на расстеленную прямо на каменном полу кошму, и Заднепят сразу же аккуратно занялся перевязкой. Рана всё ж начала немного кровоточить в пути, но, как с удовольствием сообщил ему Заднепят, к его счастью - не открылась. Поэтому можно было вполне надеяться, что и в дальнейшем оно как-то обойдётся.
Едва лишь закончилась перевязка, как Владислав, лёжа на кошме лицом вниз, и уткнувшись в её вонючую ворсистость носом, тут же провалился в полное беспамятство. Заднепят же, прежде чем уйти, заботливо закутал его в теплое шерстяное одеяло, хотя в помещении караулки было даже несколько жарковато от хорошо натопленной печки. Владислав же, видимо, настолько обессилел от первого перехода, что в эту ночь всякие кошмары от него милосердно отступили.
Утром он уже более-менее мог держаться на своих двоих. Перед завтраком Заднепят снова промыл и перевязал ему рану, порадовав, что кровотечение вроде бы остановилось. Выйдя наружу, они отнюдь не узрели там никакого утра, хотя Тайновед и дал им, судя по всему, хорошо выспаться. Над головой вместо неба висел плотный, серо-коричневый дым, напоминающий высокий свод какой-то огромной пещеры, раскинувшейся вокруг, во всех направлениях до весьма близкого горизонта. Свод этот давил, и буквально дышал сернистыми испарениями, от которых их всех беспрестанно мучил сухой, непрекращающийся кашель. Владислав, впрочем, с удовлетворением отметил, что горло у него уже почти не болит - на его вчерашнюю жалобу Заднепят смазал ему его на ночь, с помощью чистой, лакированной золотистым лаком, с каплеобразным утолщением на конце палочкой какой-то остро пахнущей мазью из своих собственных запасов. И это лечение таки помогло ему, и весьма.
Выехав из ворот, они взяли круто влево, и поскакали по широкой, хорошо накатанной, и мощёной битым булыжником военной дороге. В серо-коричневой мгле факелы в их руках освещали лишь небольшой кусочек этого пути под самыми копытами коней, и поэтому Владиславу представлялось, что ни всё время, в густой, неисчислимой, толпе, освещаемой лишь редкими огнями сигнальных костров, движутся в каком-то длиннущем, тёмном, пыльном проходе, проложенном где-то в самой толще скалы. Глухо стучали вокруг бесчисленные копыта о твёрдый камень дороги, шелестели по нему бесчисленные подошвы пеших воинов, иногда, резко, как хлыстом, душащий воздух прорезал гортанный крик чьей-то команды, и всё снова сливалось в равномерное, молчаливое топотание, перемежаемое лишь тихим лязгом металла о металл.
Где-то под конец дня они внезапно свернули на узкую грунтовку, похоже лишь вчера проложенную здесь через свежевырубленные заросли, полого сбегавшую куда-то вниз по склону. Основной поток войска остался на главной дороге, но и здесь тоже всё было забито вооруженными отрядами, из-за узости дороги создававшими невероятную толчею.
В этом столпотворении они, даже если б очень захотели бы, быстро двигаться всё равно никак не смогли бы. Но и не взирая на неторопливую езду по вполне приемлемой дороге Владислав, под конец дня, чувствовал себя отнюдь ненамного лучше вчерашнего вечера. И когда впереди замаячила громада какого-то укрепления, и Тайновед пробурчал вполголоса довольно - "Всё, кажется, наконец таки добрались!", то Владислав даже не смог по-настоящему порадоваться близкому концу их пути, потому что уже несколько часов как пребывал в полубессознательном состоянии, и лишь чудом умудрялся как-то удерживаться в седле.
В совершенной мгле они миновали две огромные башни, смутно круглившиеся по сторонам, проехали через разрушенною арку в связывающей их меж собою высокой стене, миновали двор, заваленный обломками камня и дерева, снова проехали через такую же арку с разбитыми воротами - и перед ними открылись тёмные воды реки, через которую был переброшен огромный, длинный деревянный мост, из гигантских, тёсанных дубовых плах, с оборванными по бокам подвесными цепями. Пред самыми воротами был возведен как бы каменный широкий порог на берегу, на котором и покоился ближний конец моста, а дальний лежал на огромном каменном "быке", сверху надстроенным в виде крепостной башни, лишь пройдя пару также совершенно разбитых ворот которой и можно было попасть на второй такой же мост, выводивший уже к порогу превратного укрепления на самом острове.
Превратное укрепление, весьма напомнившее Владиславу такое же, виденное им не так уж и давно в Пригорске, тоже было разбито, но, к его удивлению, как для крепости, взятой отчаянным натиском, всё же смотрелось достаточно сохранно. Он уже плохо соображал что-либо, но всё равно его посетила смутная мысль о том, что тут то ли совсем не ожидали нападения, то ли так и не сумели организовать толком особой обороны.
При въезде в город их встретил младший гвардейский командир, представившийся порученцем временного военного правителя острова.
- Как добрались-то? - Почтительно осведомился он, - Я вас тут уже давно поджидаю. Не очень-то вы там и торопились, видимо?..
- А что, разве была необходимость? - Полюбопытствовал Тайновед.
- Да не то, чтобы, - смутился тот, - но просто мы вас ожидали несколько пораньше.
- Ну, главное же ведь что? Что мы - никуда не опаздываем, - с лёгкой издевкой в голосе ответил ему Тайновед, - не правда ли?
Да, конечно, ваше превосходительство! - совсем уж стушевался встречающий.
- Ну и ладненько! - Примирительно ответил ему Тайновед, - Вы нас сейчас отведите в помещение, для нас выделенное, мы там разместимся на отдых, а завтра уж и займёмся делом. Или были какие-то особые распоряжения?
- Да нет, вроде не было, - смурно ответил тот, и по всему было видно, что его сильно смущает мысль о том, что и как он будет обо всём об этом докладывать своему начальству.
Внутри, за превратным укреплением, оказался целый небольшой город, в общем неплохо таки переживший своё взятие - без заметных следов пожарищ и разрушений. Они углубились в узкие улочки, на которых теснились дома с разбитыми, взломанными дверями, и широко распахнутыми, вывернутыми наружу ставнями. Улочки были сплошь завалены обломками мебели, пухом распоротых перин, книжными свитками и битой посудой - в общем было видно, что тут недавно вдоволь побесчинствовало самое что ни на есть последнее отребье.
Тайновед, с неудовольствием рассматривая весь этот бесчисленный кавардак, через который их лошади еле перебирались, брезгливо спросил у сопровождающего:
- Это что же, мы там на полу спать будем, что ли? На кой ляд тут всё перевернули кверху ногами? Орки, что ли поработали?
- Да вы не волнуйтесь так, - успокоил его тот, - гвардейцы сразу же заняли Детинец в центре города, для своего проживания. А оркам отдали на растерзание ту часть, где жило купечество, ремесленничество и иная подобная шваль. Что-то же им нужно было отдать, не правда ли? Так что будете спать на кроватях с чистым бельём из запасов прежнего белгородского воинства - не переживайте.
- А что, - вмешался тут озабоченно Весельчак, - баб-то местных уже всех перепользовали, или что-то ещё осталось?
- Да население-то успело таки сбежать на другой берег перед пред самым приступом. - Вздохнул порученец, недоумённо покосившись на значок рядового состава, но всё же снизойдя до ответа - И семьи воинской охраны острова из Детинца - тоже. Хоть и приступ-то был так себе - слёзы, а не приступ. Тут ведь скорее золото, а не сталь поработало. - Внезапно усмехнулся он.
- Ну, вижу приказ внешней разведки не зря свой хлеб ест, - с удовольствием отметил Тайновед. - То-то я гляжу - вы здесь так споро управились! Но вот с самим Белгородом этот номер вряд ли пройдёт, - грустно заметил он, - там у них приказ внутренней безопасности под непосредственным усмотрением Правителя работает. Туда и я, в своё время, под конец сунуться так и не рискнул, хотя и очень хотелось.
Здесь они как раз выехали к воротам детинца, который располагался на самой возвышенной части острова. Вокруг стен его простиралась большая кольцевая площадь, совершенно свободная от всяких строений, а из-за высоких, зубчатых стен во мраке смутно вырисовывались серые очертания главной башни. Ворота Детинца, к удивлению Владислава, оказались совершенно целыми, хоть и настежь распахнутыми. За воротами располагалась гвардейская стража, бдительно проверившая их полномочия. Внутри кольцевой стены Детинца располагался квадрат двухэтажных жилых помещений, с узкими, как бойницы, окнами, сам по себе могший служить прекрасным укреплением для защиты от напавшего врага. Они подъехали к высокой, украшенной затейливой резьбой арке главного входа, с крепкими, тут закрытыми воротами. У неё они спешились, и пришедшие конюхи увели коней к конюшне, лепившейся где-то возле внешней стены. Поручив устраивать остальных в отряде распорядителю, вышедшему их встретить, порученец временного командующего почтительно провёл Тайноведа, и еле стоящего на ватныхт ногах Владислава под арку, и там они поднялись по невысокой, во всю ширину внутреннего пространства лесенке, через нишу входа в левое крыло здания. Совсем недалеко от входа, повернув направо, ординарец ввёл их в обширное, в несколько комнат, помещение. Каждому досталась отдельная спальня, с великолепной, застеленной свежайшим, белоснежным бельём дубовой, чёрного дерева кроватью, и совершенно сохранной, весьма изысканной мебелью.
Владислав тут же и повалился навзничь на цветастое, шёлковое покрывало, которым была застелена сверху кровать, будучи не в силах даже стянуть с ног свои сапоги. Так его и застал Заднепят, вскоре пришедший сделать ему перевязку. Он и помог ему раздеться, тщательно протёр всё тело тёплой водой из бадьи, которую принёс пришедший с ним служитель, и всё так же заботливо перевязал рану, заверив, что сегодня она смотрится всё же несколько лучше, чем вчера вечером. Владислав после этого почувствовал себя настолько лучше, что смог даже пройти в трапезную, где для них с Тайноведом уже был приготовлен сытный ужин из свежетушёного говяжьего мяса, белого хлеба, и лёгкого столового вина. Видимо, никакого недостатка в припасах тут не ощущалось.
После ужина, видя, что он еле сидит, Тайновед не стал его мучить, а сразу же отправил на почивание со словами - "Ладно, всё равно до завтра я ни к кому не пойду - перебьются".
Проснулся Владислав оттого, что служитель деликатно тряс его за плечо - "вставайте, вашпревосходительсво, сейчас завтрак подавать будут!". Чувствуя себя всё ещё очень разбитым, но уже способным более-менее нормально передвигаться, Владислав посетил помывочную, оказавшуюся за небольшой дверкой, на котороую ему указал служитель, и более-мене умудрился даже как-то вымиться в бадье с горячей водой, невзирая на боль в плече. В спальне было жарко натоплено, до духоты - и он, выйдя из помывочной, тут же распахнул ставни широкого окна, выходящего во внутренний двор. На окне даже не было решётки, невзирая на то, что спальня находилась на первом этаже.
Снаружи стояла всё та же коричнево-грязная мгла, но вместе с запахом сернистых испарений в комнату ворвался и густой цветочный запах. Под окном оказался небольшой, густо заросший цветущими кустами садик, протянувшийся вдоль всей внутренней стены двора, самый центр которого был занят внушительной шестиугольной башней с высокой остроконечной крышей из свинцовой черепицы. От этого одуряющего цветочного аромата у Владислава сразу же аж закружилась голова. Там, снаружи, всё ещё стояла хрупкая предутренняя тишина, нарушаемая лишь сдавленным попискиванием каких-то местных пичуг, видимо совершенно ошалевших от всего вокруг происходящего, и особенно - от задавленного тучами вонючего, серного дыма неба.
Одевшись с помощью Заднепята, пришедшего снова взглянуть на его рану, и оставшегося ею весьма довольным, Владислав присоединился к уже начавшему завтрак Тайноведу. Трапезная, в которую выходили их спальни, была ярко освещена двумя семисвечниками, стоявшими по краю достаточно обширного прямоугольного стола, застеленного белоснежной скатертью. Завтрак, состоявший из жаренных яиц - по паре на брата, хорошо прожаренных в масле гренок из сдобной булки, масла, мёда, и крепкого чёрного чая со сливками - тут Тайновед не преминул поворчать о кофейных запасах, оставшихся на возу у Ладнеького, - был сервирован на затейливой серебряной посуде, взятой из ларя, стоявшего тут же. По всему было видно, что к сохранению имущества в Детинце начальство здесь отнеслось со всей возможной ответственностью.
Тайновед посоветовал ему особо не спешить - приём для них был назначен, как ему уже сообщили, не ранее, чем через час, так что они вполне успели и насладиться едой, и даже неторопливо побеседовать о всяких пустяках.
Затем они так же неторопливо разошлись по спальням, привели в порядок форму, и, в сопровождении вчерашнего ординарца, отправились в рабочую комнату временного управителя крепости, расположенную в его покоях, находящихся в этом же крыле, на том этаже, почти в соседстве с их временным пристанищем.
В своей рабочей комнате, куда их вместе провёл дежурный командир охраны, Тайноведа уже дожидался сам управитель, а также небольшого роста плотный, коротко стриженный и чисто выбритый человек в гвардейском мундире, с командирским значком совершенно неизвестного по значению Владиславу камня - чёрного, с багровыми прожилками, но, при этом - одного с Тайноведом чина. Временный командующий был на чин выше их обоих, но держался с ними при этом как-то даже несколько заискивающе, и вёл себя так, словно он сам был лишь гостем в этой комнате.
Меблировка здесь поражала просто кричащей роскошью. Позолоченный чёрный дуб, покрытый весьма искусной и затейливой резьбой, аж сиял со всех сторон в огнях бесчисленных свечей, ярко горевших в огромной, золочёной люстре, свисавшей на изящной, тоже золочёной цепи с высокого потолка. Три окна здесь были наглухо закрыты наружными ставнями, но золоченые, густого плетения оконные рамы сияли так, словно на дворе стоял яркий солнечный день. Под окнами стоял вычурный, того же золочёного дуба, с крышкой чёрного мрамора стол совершенно невероятных размеров. По стенам стояли открытые лари с книжными полками, плотно забитые свитками в кожаных футлярах, и фолиантами в золочёных переплётах. Слева от входа - в углу комнаты, пылал огромный камин, облицованный чёрным мрамором, с бесчисленными же золочёнными фигурками, целыми сценами сбегающими по его уступам от затейливого шатрового навершия.
- Проломака, воевода второй ударной армии и сейчас временный управитель крепости на острове, - представился Тайноведу хозяин, - а это вот специальный наблюдатетель при армии от приказа внешней разведки - Хитрострел. Ну, вы, я думаю, с ним и так должны быть знакомы. - И при этом он удивлённо взглянул на Владислава, после чего вопросительно уставился на Тайноведа.
- Да, мы хорошо знаем друг друга с Хитрострелом, - кивнул управителю Тайновед, и затем, отвечая на его молчаливый вопрос представил Владислава. - А это вот, прошу любить и жаловать - мой ординарец Счастливчик, носитель кольца с изумрудом, и герой нашего последнего тайного похода. По обычаям нашей службы он всегда должен быть рядом со мной - для ознакомления со всеми деталями предстоящих нам действий.
После взаимных приветствий они уселись за небольшой круглый столик, с богато инкрустированной разноцветными камешками столешницей, уставленный чашками с чаем, в очень удобные - под стать всей мебели, крытые тёмно-коричневой, с затейливым золотым тиснением кожей стулья. С любопытством оглядевшись по сторонам, Тайновед спросил:
- Это что, комнаты ихнего прежнего управителя, что ли?
- Его-его! - С удовольствием подтвердил хозяин. - Всё ценное он успел таки вывезти, конечно же, ну а мебель-то куда денешь? Но ничего - столько, сколько он от нас получил, ему, пожалуй, и на хороший родовой замок с не худшей меблировкой-то достанет! - Усмехнулся тут он.
- Это, я так понимаю, твоя работа? - Повернулся Тайновед ко второму из присутствующих на совещании.
- Ну, - круглую физиономию того, под глубоко сидящими в глазницах жестокими, мутными серыми глазками прорезала усмешечка слегка кривящегося рта, - в общем-то да, именно я вёл в приказе это направление. Ключик к нему подобрать было не просто, но должное количество золота, и обещание тёплого местечка в послевоенном порядке своё дело в результате таки сделали. Да и то - и ежу ведь сейчас понятно, кто будет в этой войне победителем. Так что при наличии мозгов сделать правильный выбор в такой обстановке в общем несложно. Но - к сожалению, ведь отнюдь не у всех сугубо практические доводы оказываются сильнее их глупой чувствительности. Поэтому-то с этими белгородцами дело иметь и тяжело, и опасно. Никогда не знаешь, на какую такую тупую заскорузлость у них в мозгах ты нарвёшься в следующий момент. Впрочем - почти на всякую старуху рано или поздно всегда находится своя проруха. - Язвительно усмехнулся он.
- Но один-то он ничего ведь решить не смог бы? - С любопытством продолжал расспрашивать Тайновед - Наверняка же вы тут не его одного приручили? - По всему было видно, что к подробностям этого дела он испытывает вполне понятный профессиональный интерес.
- Не, он этот денежный поток из своих загребущих рук выпускать никак не хотел. Всё только через себя самого пропускал. - Скривился его собеседник, - Он сам всё и решил в деталях. Лично подобрал всю нужную сволочь. Но - провернулся в результате отменно. Претензий с нашей стороны не возникло. В отрядах всех привратных укреплений у него оказался свой личный маленький отрядец, который в нужный момент наносил удар в спину защитничкам, совсем этого не ждавшим. И - главное, в дивной согласованности с продвижением наших парней из передовой волны. - Тут он даже причмокнул от удовольствия, - И цепи мостам в нужный момент тоже подрубили. Так что мы в город ворвались практически с ходу. А как ворвались, так он со стен всех и отозвал - как бы на отбитие ворот. Ну, тут уж наши на всех мыслимых плавсредствах сплошной лавой через реку и маханули. Лавиной, можно сказать! Стену-то проскочили по всей её длине моментально, а тут он и всю стражу из Детинца вывел - как бы навстречу. Пока те ушами хлопали, да туда-сюда по улицам метались, наши уж и в Детинце были. Даже ворота ломать не пришлось - смехота одним словом! И он негромко хмыкнул коротким, глухим смешком.
- И что, неужели ж он сам вас у ворот Детинца хлебом-солью встречал? - Рассмеялся тут Тайновед.
- Не. Он тут где-то в этот момент и ускользнул через мост на ту сторону. Пока там ещё свободно было. Не доверял нам, значит, всё же. Видимо решил пока что где-то заныкаться. Пока всё не определится окончательно, значится.
- А что, у него были основания доверять? - улыбнулся Тайновед.
- Да откровенно говоря я - его уже даже в свой приказ глядел, тайным помощником, для работы на той стороне. Такими шустрецами, знаешь ли, не разбрасываются. Был бы очень полезен.
- Ну, - вмешался тут в их беседу управитель, - да зачем он вам? Война то ведь - по всему видать, уж и так закончится и скоро. У нас такая силища собрана, что думаю - лето ещё не начнётся, а мы уже будем свои портки на самом дальнем берегу западного моря стирать!
- Может оно и так, - сдержанно отозвался служитель приказа тайных дел. - но, знаешь ли - война дело такое. Всякие бывают нужды и неожиданности. Да и то сказать - взять города это одно, а удержать завоёванное, выкурить всех из различных нор и ихних тайных убежишь - вот это будет куда как сложнее. И тут уж одними вашими армейскими полками ну никак не справишься. Вот тут ужо и нужно будет наше, тайное искусство. И такие вот шустрецы тогда будут очень, очень в цене. Да ладно, - тут он махнул рукой, - приплетётся он ещё ко мне, никуда не денется. Как замирим земли на том берегу, тут он и выползет. Поймёт ведь, что нужно снова лизнуть кормящую хозяйскую руку!
- А что было то дальше-то, как Детинец взяли? - Продолжал терпеливо выяснять подробности Тайновед.
Что? - Повернулся к нему собеседник, - Да что там могло быть? Как они поняли, что бой проигран, так всей толпой и ломанулись на тот берег. Защищать тут им особо уже нечего было - население всё успело сбежать сразу же, как только запахло жареным. Дураков не оказалось. А может - и сам командующий их пожалел, да приказ на уход выдал. С него станется. Но как эта вся толпа-то побежала разом, а мост ведь узкий, тут-то наши парни их и зажали - со всех сторон навалились!
- Да, побоище там знатное вышло, ничего не скажешь!- жмурясь довольно, как сытый кот, - перебил его управитель. - Резали их как баранов. Они уж как побежали - то ни сладу, ни ладу не осталось. Каждый только себя и спасал. Командирство-то ихнее уж видно совсем голову потеряло, как без главного руководства осталось-то. В общем - перебили их там видимо-невидимо. Даже тех, что броню сбросили, и переплыть пытались на тот берег налегке, по воде, и тех - орки со стен стрелами как кутят топили.
- То есть что - никто так и не ушёл? - Продолжал интересоваться Тайновед.
- Ну, что совсем уж никто утверждать, конечно же, нельзя, - рассудительно заметил командующий, - но ручаюсь, что не очень многие.
- Я собственно, чего интересуюсь, - аккуратно глянув на Хитрострела пояснил Тайновед. - Мне ведь потом на том берегу ещё работать. Так вот - тут полно бумаг осталось, а очень удобно было бы прикрываться личиной беглецов из местной крепостной стражи. Особенно - после того, как Белгород возьмут. Эта легенда будет вполне правдоподобной, и - особо не проверяемой.
- Ну, здесь я попробую тебе помочь, - отозвался тот, - мы вот сейчас как раз там разбираемся - и с мёртвыми, и с теми, кто нам в лапы попал. Таких тоже хватает. Что выясню - сообщу.
- Ну и ладненько, - благодарно махнул ему рукой Тайновед. - Но это потом. А что сейчас с обеспечением нашего теперешнего задания?
- Работаем помаленьку. - Отозвался тот, поморщившись, - Какая-то сволочь всё же успела малость петуха пустить на пристанях, по кораблям. Видимо - всё же таки не уследил прежний командующий. Слишком рано сбежал. Не то, чтоб совсем уж плохо, но могло быть и гораздо лучше. Гораздо! - И тот он злобно сплюнул. - Да и в любом случае - под наши нужды кораблик всё равно пришлось бы переделывать. Мастера-то есть, мы с собой прихватили. Из самого Звездограда приглашены были, заранее. Но - там есть ещё, что делать. Не без того.
- А что с вожатым по реке? - Встревожено поинтересовался Тайновед, - тут ведь только местный подойдёт.
- У нас была договоренность с прежним командующим. Он перед самым штурмом кое-кого из вожатых загнал в каталажку. Под предлогом пьяного дебоша. Мы их и приняли тепленькими - как заняли детинец-то. - Довольно оскалился он. - Сейчас вот убеждаем - склоняем к сотрудничеству значится. Плохо только, что их семьи таки успели сбежать. Так было бы куда как проще. Но ничего - думаю, что хоть одного-то уж точно расколем. Куда они там дернуться!
Ну, вижу - вы тут хорошо работаете! Аж завидно! - Покачал головой Тайновед.
- Да, а что же! - С гордостью ответил ему собеседник. - Крепость уж и оценила наши старания. Вчерась вечером гонец привёз мне и управителю по кольцу с рубином, и похвальные грамоты к ним! Так что сегодня - пируем! Обмыть нужно, всенепременно!
Управитель подтвердительно, с явным удовольствием на грубом, как из камня вырубленном лице также качнул головой.
- Ну, до вечера у нас ещё целый день, а пока что я хотел бы посмотреть на все приготовления к нашему походу так сказать - в натуре. Мне ведь тоже себе награду зарабатывать нужно! - По-деловому закруглил беседу Тайновед, и поднялся.
- Что, на пристани хочешь? На кораблик глянуть? - Тоже поднялся Хитрострел.
- Ну, наверное с пристаней и нужно начать. - а потом - будет видно, что дальше. - И Тайновед, коротко попрощавшись с Проломакой направился к двери, жестом пропуская разведчика перед собою, и одновременно делая знак Владиславу следовать за ним.
Выйдя на двор они снова окунулись в сплошную сумрачную тьму, в которой не было и малейшего намёка на рассвет. Хитрострел прихватил с собой четырех рядовых с факелами - судя по значкам из своего же приказа, наверное - свою личную охрану. Пройдя ворота Детинца, всё ещё распахнутые настежь, хотя и хорошо охраняемые стражей, они обошли его справа, и углубились в сеть узких улочек, на которых царила полная тишина, хотя следы разграбления были и не меньшие, чем в той стороне города, которую они проходили вчера. Владислав следовал сразу же за начальниками, которые шли вместе, а охрана с факелами разделилась, и двое следовали впереди их, а двое - сзади. Ноги у Владислава всё ещё были неважные, и его иногда даже слегка покачивало. Но всё же он как-то уже начинал втягиваться в служебную лямку.
- Что-то тихо тут у вас, - удивлённо заметил Тайновед, - куда вся эта орава делась-то?
- Да они тут же дальше и пошли - будут замыкать осаду Белгорода с севера, чтобы из страны лошадников туда ничто не просочилось, - ответил Хитрострел, - даже и пограбить-то толком не успели. Больше шороха навели, чем в руках унесли.
- Ага, ну - это хорошо. - Задумчиво заметил Тайновед. - Что никто не просочится.
Его собеседник бросил на него косой взгляд, но промолчал.
Выйдя через небольшие, достаточно хилые ворота они оказались на обширной пристани на которой лежал широкой мост, высоким горбом уходивший на противоположный берег. Река здесь оказалась гораздо уже, чем с той стороны, поэтому мосту вполне хватало и одного пролёта.
- Я так припоминаю - мост вроде бы неподъёмный, но раздвижной? - спросил Тайновед своего спутника.
- Да, для больших кораблей его раздвигали. Хотя последние годы вряд ли это делалось часто. - ответил тот. - Пристани-то ниже по течению, а на север чего им было сейчас плавать-то?
Слева от моста, у кромки воды, на каменной площадке была навалена гора мёртвых тел, на которой, как муравьи на муравейнике, копошились какие-то люди в гвардейских мундирах с факелами в руках. Они ворошили тела, поднимали их, переворачивали, осматривали, сдирали с них одежду. В воздухе стоял совершенно тошнотворный запах разлагающейся плоти, который, в смеси с сернистыми испарениями с неба так моментально подействовал на Владислава, что его чуть не вывернуло прямо перед собой. Впрочем, тут уж платки из карманов подоставали все в их команде, торопливо затыкая ими рты и носы.
К Хитрострелу тут же подбежал младший командир его приказа, и доложился:
- Мы уже закачиваем опись. Но уж больно их много тут оказалось. Уже и вонять начали потихоньку. Хорошо хоть - солнца нету. А то бы вообще был кошмар! Одежду мы сымаем, бумаги, если находим, пакуем вместе и описываем, а тела потом - в реку пускаем. Всех всё рано не закопаешь - пусть уж рыбы покормятся.
- Ну, это хорошо. Сделай также копию описи, и потом передашь вот ему - спросишь там у дежурной стражи в Детинце, где тут командир Тайновед остановился, ему и отдашь лично в руки. Понял?
- Так точно! - Ответствовал тот.
- А вот трупы в реку - ну, не знаю, не знаю. - Покачал головой Хитрострел. - Там, ниже по течению, сейчас наша переправа. Снабжение для осаждающих Белгород, и всё такое. Вот им будет радости, когда всё это гнильё им приплывёт от нас подарочком!
- Да не, куды там! Потопнут по дороге - точно говорю, не доплывут до переправы! - Уверенно заявил ему тот.
- Ну да ладно, уж так продолжайте! - махнул тот ему рукой, и парень снова побежал к чудовищной горе трупов.
Они же свернули от ворот налево, и достаточно скоро достигли каменных пристаней, которые примыкали к расширившемся тут до внушительной, широкой площадки берегу, далеко выдаваясь в реку.
Здесь крепко пахло гарью. Ряд кораблей и лодок у причалов достаточно здорово пострадали от уже затушенного пожара. На берегу всё ещё дымились остатки каких-то деревянных лабазов. Хитрострел только неодобрительно покрутил головой, но ничего не стал говорить.
Здесь к ним подбежал молодой военный той же степени командирства, что и парень у моста, и - также из приказа внешней разведки. С ни был крепко сбитый, низкого роста человечек в чёрной кожаной куртке, высоких, грубых сапогах над широкими, вислыми штанами, и хорошего меха малахае под котором пряталось узкое лицо с ниточкой чёрных усов, по раскосым глазам - типичный обитатель степей, которые Владиславу примелькались ещё в Звездограде.
- Ну, как тут у вас дела? - Без церемоний обратился к нему Хитрострел.
- Да нашли подходящее судно вроде. - Отрапортовал бойко парень. - То ли баржа какая, то ли насад. Крепкое, остойчивое - самое оно. Малость от огня пострадало - сейчас мастера борта ремонтируют, палубу настилают, мачту новую делают, ну и - собственно механизм. Вот - и он показал на мужичка с ним - тут главный корабельщик, может лучше рассказать.
Хитрострел взглянул на него, и тот, реагируя на немой вопрос сказал:
- Оно лучше пройти к судну. Там, на месте, всё и покажу.
Они прошли вдоль причалов, почти к самому концу пристаней, и тут, почти у берега, болталось на двух канатах, плотно притянутое к берегу судно, саженей на взгляд Владислава шести или семи в длину, и где-то в полторы сажени в ширину, весьма похожее, как ему показалось, просто на обыкновенное корыто. Нос и корма его, к которым корпус чуть сужался, были напрочь срезаны. На палубе - по всему видать, что свеженастеленной, стояли многочисленные держаки с факелами, и при их свете там суетилось человек пять мастеровых, что-то строгая рубанками. Вдоль одного из бортов лежало свежеотёсанное бревно для мачты. На носу судна торчал какой-то столб с перекладиной, который Владислав поначалу было принял за виселицу, но потом сообразил, что это, скорее всего высокий лебёдочный механизм. От корабля пахло древесной стружкой, смолой, и - немного гарью. Волны тихо плескались о его борта, палуба глухо гудела от шагов работающих на ней.
Начальники не стали подниматься на судно, а лишь внимательно начали изучать его с причала. На Тайноведа судно видимо тоже особого впечатления не произвело, потому что он тут же и выразился:
- Ну и корыто однако же!
- Самое оно! - Заступился за свой выбор корабельщик. Трудяга, граузоподёмность замечательная, остойчивое. Вам же на нём в море не выходить, правильно? А для водолазных работ - самое это вот. Как раз - чтобы лебёдку поставить, да не перевернуться во время перетаскивания. Корпус судна в хорошем состоянии, даже поднимать на берег не стали, только палубу вот настелили, да мачта и тросы малость погорели. Решили полностью поменять. Ну и лебёдка - надо было с кормы уравновесить. Но ничего - на осадке почти не сказалось, да и остойчивость не изменилась.
- А что с колоколом? - Поинтересовался Хитрострел.
- Ну, что с клоколом? Клепаем. Тут у них ничего такого не нашлось, пришлось заново делать. С материалами вот только были сложности. Многое здесь погорело. - Рассудительно ответил ему корабельщик. Да вот - идём, глянем.
Они отошли от причала к погоревшим лабазам. Там, на невысоком, по всему видно - только что сколоченном помосте, освещаемая многочисленными факелами, стояла совершенно странная на вид шуковина. Владиславу она напомнила бочку с дутыми боками, полого расширяющуюся книзу, где она имела в своём основании никак не меньше сажени. Бочка была уже частично обшита гнутыми планками, с хорошо просмоленными стыками, а немного сужающийся верх завершался пологим коническим навершием с большим металлическим подвесом замкового типа. С любопытством заглянув, вслед за начальством, внутрь - через необшитые ещё щели в стенке, Владислав увидел в центре цельного, дощатого днища большую дыру - аршина где-то с два пожалуй.
- Что, неужели ж всё делали из местного материала? - Изумился Тайновед.
- Да нет, - ответил ему корабельщик - Сам-то колокол мы ещё по частям в Чернограде сварганили, а тут только собрали. Но паклю и молу рассчитывали найти на месте. А тут - пожарище.
- Это-то уж точно с собой могли бы и взять, - с неудовольствием заметил Хитрострел.
- Да ладно - как-то провернулись, виновато отозвался корабельщик.
- А вы-то хоть его вживую опробовали? - Забеспокоился Тайновед, - А то вдруг на месте проблемы возникнут, что станем делать?
- Да я-то своё дело знаю. - Успокоил его корабельщик. Я ведь с таких работ весь свой век почитай живу. Вещь-то хорошо отработанная. И мои парни собаку на таких погружениях съели. Не подведут!
Ещё раз полюбовавшись на водолазный колокол (Владислав наконец таки понял, что это за штуковина, он о таких как-то читал в одном трактате по морскому делу, который когда-то пролистал в библиотеке дома ещё подростком), и даже ощупав его со всех сторон, и при этом немного даже перепачкав пальцы ещё липким осмолением, Хитрострел внимательно заглянул коребельщику в глаза и спросил:
- Дня за три управитесь-то?
- Да мы и за два управимся, если надо. - Уверенно ответил тот.
- Ну, не тяните, только чтобы не в ущерб качеству работы-то. - Покрутил носом тот.
- Не, ну за это я головой ручаюсь!
- Да уж понятно, что головой. Без шуток - если что не так пойдёт по вашей вине, то пожалеешь что на свет белый родился. - Жестко оборвал его Хитрострел.
Корабел только молча опустил голову.
Хитрострел взял Тайноведа за руку, и отвёл его в сторону, так чтоб другие разговора не могли услышать. Владислав привычно поплёлся за ними.
- Что думаешь-то о судне? - Спросил Хитрострел тихо.
- Что думаю? А что мне думать? Я ж в этом не разбираюсь. Мое дело маленькое - охрана, доставка и обеспечение общей секретности. Ежели всё это сработает - то и замечательно.
- Ну, то, что подобрали корабелов лучших в своём деле - это я самолично проследил. Тут можешь не сомневаться. То, что поход дня на три откладывается - так оно и к лучшему. Я хочу сам момент подгадать как раз к приступу на Белгород. Тогда до вас там никому особо дела не будет - все пойдут на слом, и любопытных глаз на том берегу будет самая малость.
- Управитель-то крепости о подробностях дела осведомлён? - Поинтересовался Тайновед.
- Нет конечно! - Аж удивился его собеседник, - да и зачем? Он знает не больше, чем нужно для обеспечения похода. А что, куда и тем более - зачем, ему знать для этого нужды вовсе и нету.
- Ну, тогда понятно. - Удовлетворённо отозвался Тайновед. - А что, корабел поплывёт с нами?
- Ну да, он же и будет всё там проворачивать. Ему за это хороший куш обещан по возвращении, так что будет стараться вовсю. - И тут по губам у Хитрострела скользнула кривая усмешечка. - Да и семья его в крепости дожидается. Тем-то мож что и перепадёт. Возможно.
- А кто же нас на место-то выведет? - Поинтересовался Тайновед. - Ты, что ли, с нами отправишься?
- Ну, я тебе дам все разъяснения перед самым отплытием. Сам и отыщешь, там будет знак. А на берегу, у места, тебя мой помощник примет, как раз назначенный по этому делу. Он и возьмёт на себя практическое руководство по извлечению. Так что тебе в эти детали вникать и не придется.
- Ну и замечательно! - довольно отзывался Тайновед. - Ладно, судно осмотрю уже как всё готово будет. Так что, пошли назад, что ли? Детали уже в Детинце обсудим?
В Детинец они вернулись как раз к позднему обеду. Владислав к тому времени уже еле волочил ноги. Перевязанная с утра Заднепятом рана, за ночь было притихшая, снова начала мучить его тупой, тянущей болью. Так что за общим обедом в командирской трапезной он еле-еле смог запихнуть в себя лишь немного супа, и заесть его толикой мясного пирога.
Видя его состояние, Тайновед отпустил его до ужина отдохнуть. Придя к себе Владислав повалился на кровать, застеленную с утра служителем роскошным, искусно тканым покрывалом, даже не раздеваясь - только сняв сапоги. И так и провалялся в полудруме аж до вечера, когда его поднял, деликатно постучав в двери, сам Тайновед, сообщив, что нужно собираться на праздничный ужин.
Их парадная форма уехала в повозке Ладненького куда-то на юг. Так что Владислав лишь сполоснул лицо под рукомойником, наскоро причесался костяным гребнем, и так, вялый, полусонный, заметно помятый, поплёлся за Тайноведом в главную трапезную замка.
Впрочем - там в парадной форме, за исключением самих виновников торжества, никого особо и не было. Видимо - на военном положении допускались вольности во внешнем виде. Да и то сказать - многие её с собой в поход, понятное дело, так и не захватили.
Трапезная была отделана в том же стиле, что и рабочая комната управителя - кричащая роскошь золочения и нарочитая вычурность отдельных деталей. Видимо - у прежнего хозяина крепости был личный вкус к такого рода обстановке. Сияла золочёная люстра бездной свечей, на белоснежной скатерти сверкали хрусталь и столовое серебро, на приставных столиках уже шкварчали горячие блюда на жаровенках, чаши и блюда были полны.
Собравшихся командиров (рядовых, понятно, на это пиршество не приглашали), впрочем, было не так уж и много - чуть больше тридцати человек. Все - понятно гвардейцы. Видимо - крепость на острове считалась уже глубоким тылом, и стражу тут оставили немногочисленную.
За положенными приветствиями последовал пиршество, сопровождаемое здравицами в честь награждённых. В основном чествовали, конечно же, главных - получивших золотые кольца с рубинами. Но не забыли и награждённых попроще - тут были и серебряные кольца, и просто нагрудные знаки драгоценных металлов. И вотздесь-то вот Владислав наконец и осознал, что его собственное кольцо входило именно в высшую степень наградных отличий Крепости. Да и то сказать - даже у того же Тайноведа ещё не было на пальце золотого кольца. Только несколько серебряных с камнями, на которые Владислав раньше и особого внимания не обращал.
Еда была отменной, вина - великолепны и крепки, здравицы часты и обильны. Под конец Владислав уже еле сидел за столом, так у него кружилась голова от выпитого, и наваливалась тупая осоловелость от множества съеденного - он явился на пиршество с завидным аппетитом начавшего потихоньку выздоравливать человека. Под самое завершение гулянки, когда шум перепившегося комадирства, пьяные выкрики, и обрывки разухабистых застольных песен уж совсем порушили соблюдавшуюся с самого начала чинность трапезы, сидевший с ним рядом Тайновед наклонился к нему, и тихо прошептал на ухо:
- Ладно, я тебя до отплытия без крайней надобности постараюсь не дёргать - там особо ничего важного и не ожидается. Сам я позанимаюсь с ребятами, а ты - пока что отдыхай, выздоравливай, приходи в себя. Скоро тебе понадобятся все твои силы, так что пока что - набирайся их. Можешь, скажем, сходить в бибилотеку, тут она богатая, я уже успел посмотреть - возьми, почитай, что-нибуть, чтобы не скучать. Да, вот что ещё - разбери-ка ты у себя в комнате бумаги. Я смотрел - там где мы сейчас на постое, раньше жили надзиратель стражи пристаней со своим ординарцем. Вряд ли они успели выбраться на тот берег. А это может быть для нас хорошим прикрытием - нам в дальнейшем придется действовать с той стороны, прикидываясь беглыми отщепенцами. Так что поройся-ка там - найдёшь какие бумаги служебные, так изучи, войди в роль прежнего их хозяина, а самые важные - захвати с собой. Это вот и будет тебе задание на пока не выйдем в плавание. А сейчас - можешь уже идти. Вижу - тебе сидеть в тягость, а теперича уже всё равно никто не обратит внимания, если ты тихо отсюда смоешься.
Влдадислав с благодарностью последовал его совету, и потихонечку, стараясь не привлекать ничьего внимания, выскользнул из трапезной. Что, впрочем, было и несложно в общем гаме и сутолоке, стоявших в зале. Махнув на всё рукой, он не стал искать Заднепята с перевязкой, а, добравшись до кровати, и с трудом стащив с себя одёжки, тут же провалился в хмельное забытье, и спал до самого утра совершенно мертвецким сном.
Спозаранку к нему явился неизменный Заднепят - сделать перевязку. Он терпеливо дождался, пока Владислав на скору руку обмылся в бадье с горячей водой в помывочной (по удобствам здесь до командирского жилья в Крепости было как до луны пешком), и, меняя бинты снова порадовал Владислава большими успехами в его выздоровлении - рана уже совсем перестала кровоточить, невзирая на сутолоку прошедшего дня.
После завтрака, на пару с Тайноведом, весьма сытного и вкусного, он вернулся к себе, и занялся внимательным изучением комнаты. Здесь всё носило следы тщательного, хотя и аккуратного обыска. Впрочем - видимо искали только ценности, потому что ни носильные вещи, ни книги, ни бумаги, ни даже недорогие личные безделушки на были умыкнуты, и оказались совершенно на тех же местах, где их, видимо, и оставил прежний хозяин этого жилья.
По бумагам Владислав достаточно скоро знал о нём уже практически всё. В ящичках конторки на месте оказались даже командирская жалованная грамота, совместно с родовым свитком, подробно описывающим его происхождение и семейные связи. Тут были аккуратные стопки деловых записей, расходная книга, дневник, и несколько пачек личных писем из Белгорода - от матери, невесты и друзей.
Забрав бумаги и свечу в закрытом фонаре, Владислав вышел в садик под широким, во всю стену окном, которое открывалось наружу, как дверь. Там стоял небольшой каменный столик, а с собой Владислав захватил также и небольшой раскладной стульчик без спинки, из нескольких, оказавшихся в комнате. Он попросил служителя принести ему туда чаю, что тот и сделал, добавив от себя небольшую вазочку с печёными сладостями, и, закутавшись в шерстяное покрывало - снаружи было прохладновато, угнездился там на всё утро.
В садике сумашедше пахло весной, цветами, покоем. Даже сернистый запах, сочившийся с низкого, тёмного небосвода, не мог полностью перебить этого весеннего аромата. Перед Владиславом высилось смутная громада главной башни Детинца, уходившая в тьму низкого неба, и вокруг стояла тяжёлая, ватная тишина, лишь изредка нарушаемая звоном железа и гортанными командами сменяющегося караула, а он, потягивая крепкий, необыкновенно вкусный чай из великолепной, тонкого фарфора чашечки, и с удовольствием уплетая прекрасную выпечку ("Любопытно - неужто это в гвардии такие походные повара, или местных всё же прихватили?" - мимолётно подумал он) то сидел в глубокой задумчивости полного отрешения от окружающего, то вновь и вновь возвращался к захваченным из комнаты бумагам.
Чтение чужих записей неожиданно для Владислава вдруг оказалось исключительно увлекательным занятием. Он словно заглядывал за занавесь, скрывающую за собою все - даже самые малейшие, самые личные детали чьей-то, совершенно ему незнакомой по обстоятельствам, и чуждой ему во всём жизни, и оттуда, из этой тьмы неизвестности, вдруг постепенно начали выступать для него на свет лица людей, оказавшихся достаточно интересными, и в чём-то даже весьма притягательными.
Из родовой грамоты он выяснил, что прежний хозяин его комнаты носил имя Братислав, и происходил из древнего, хотя и не очень родовитого семейства Дальнозоров, и что в родовом дереве у него не обошлось без примесей низших рас. Он был практически одногодком Владислава. Грамота из военной школы Белгорода удостоверяла, что тот был прилежным слушателем и исполнителем, а указ о назначении его порученцем при начальнике стражи порта на острове подтверждал переход его в степень командирского состава приказа речных сообщений Белгорода - впрочем, достаточно условно, потому что у отщепенцев не существовало столь строго разграниченного чинопочитания, как в Крепости. Их организация гораздо больше походила на ту, что укоренилась издавна у западников, хотя и со своими особенностями, конечно же.
У Братислава в Белгороде была мать, по имени Велимира, овдовевшая, как Владислав уловил из её писем сыну, несколько лет тому назад. Отец его видимо, нёс службу где-то в пограничной страже, или в разведчиках на границах королевства, потому что погиб он где-то на восточном берегу реки, в какой-то мелкой вылазке. Деталей Владислав не уловил, видимо - они не и нуждались в обсуждении, так как отец погиб ещё до того, как сын поступил на службу, и уехал из дома. Но мать постоянно обращалась к памяти отца, наставляя своего сына в верной службе народу, Правителю и чести "Верных Западников", как она определяла, видимо по их обычаям, отщепенцев. Сквозь строчки писем уверенно проступало строгое, суровое лицо этой женщины, мужественно несущей тяжесть трагедии своего вдовства, и чувство долга за службу своего единственного (о чём неоднократно упоминалось в ёе псьмах) горячо любимого сына.
За обедом, в общей трапезной, проходившем на этот раз совершенно трезво - без вина и прочих веселящих питий, на который Владиславу пришлось прерваться в своём чтении, он поделился с Тайноведом узнанным им из прочитанных бумаг. Тот его весьма похвалил, и заметила:
- Странно, что эти двое, порученец и начальник стражи, прибыли сюда из Белгорода. Обычно тут, на острове, в страже служили свои же. Здесь и должность управителя острова тоже была чисто наследственной - ещё с давних времён. Но, видимо, надзор за речными путями Белгород предпочитал всё же держать независимо от местных. Весьма разумно, кстати. Для нашего дела - даже пока и не скажу, хорошо это или плохо. Но, впрочем, я думаю, что после того, как Белгород возьмут приступом, а его непременно возьмут, и очень скоро - оттуда и живой собаке ускользнуть не удаться. Так что - это и к лучшему. Под такими именами мы точно сможем не очень опасаться, что вдруг наткнёмся на лично знающих этих парней. Если они, конечно, уже таки и лежат сами там, на берегу. Но в любом случае - иметь такой полный набор удостоверяющих бумаг - это же колоссальная удача! Так что - принадлежать к наступающей армии это весьма, весьма прибыльно во всех отношениях, как видишь! - И тут он довольно рассмеялся.
После обеда, соснув полчасика для лучшего усвоения съеденного, Владислав закончил чтение писем матери, и перешёл к письмам друзей, которых оказалось не так уж и мало. Практически все они были приблизительно того же возраста, что и получатель, и служили военными в отрядах, разбросанных по границам королевства. Впрочем, один из них служил и в страже самой крепости - Белом отряде. Они все охотно делились с Братиславом подробностями своей службы, и Владислав даже удивился, как это на эти бумаги ещё не наложили свою лапу люди из приказа внешней разведки. Но, видимо, у тех до всего попросту не доходили руки. Во всяком случае, подумал Владислав, это всё неплохо будет вечером передать Тайноведу, а уж он будет решать, что с ними делать дальше. Во всяком случае - он сам не преминул тщательно проглядеть все эти письма, и к концу чтения у него уже сложилось весьма неплохое общее впечатление о нравах, обычаях и нынешнем состоянии воинской силы Белгорода.
Он наконец понял, в частности, что отец Братислава, скорее всего, служил командиром в отряде второго сына Правителя Белгорода, который постоянно совершал вылазки на противоположный берег реки, и где у них были скрытые убежища, в которых отряд мог скрываться для нанесения быстрых и внезапных ударов по войскам Крепости, оторвавшимся, по каким-либо причинам, от основных сил. И, видимо, он и погиб в одной из таких тайных вылазок. Судя по описаниям, приведенным в письме, это должны были быть очень отважные, суровы и искусные воины. Писавший искренне признавался, что чувствует себя среди всё ещё попросту беспомощным сосунком, но всё же искренне надеется у них многому и многому научиться, и стать, в конце-концов таки более или менее достойным своих теперешних боевых товарищей.
Вообще, по прочтении всех этих писем Владиславом начало овладевать определённого рода гнетущее чувство тихой зависти. Если верить письмам, то среди отщепенческого воинства явно преобладал дух исключительного товарищества, и доверия, доходящего до полной беспечности. Как ни мало знал ещё Владислав нравы, царящие в Крепости, но он хорошо понимал, что попытка написать, и, уж тем более, отослать такого рода письмо здесь кончилась бы для сдуру написавшего подобное весьма и весьма печально.
И уж во всяком случае, с тоской подумал он, этому Братиславу явно не приходилось переживать о том, что его однажды могут ненароком вот так запросто "уронить" в реку при переправе, а также и постоянно мучиться от мыслей, чем же в результате для него завершиться его порученческая служба. Как это, скажем, постоянно приходится делать самому Владиславу. Да и личностей вроде того же Весельчака в их рядах представить наверняка было бы очень сложно. Хотя - тут ему вспомнилась история с Правителем острова, и он вынужден был признать, что люд, наверное, все же везде так и остаются только людьми.
Но, во всяком случае - это в любом случае были всё же именно его естественные враги - отщепенцы великого племени Запада, да и мир их, как он уже хорошо осознал, всё рано был обречён на скорое и неизбежное уничтожение. Но - всё же читать эти чистые, беспечные дружеские письма ему было исключительно приятно. Как повесть пусть и не из своей, но очень, очень замечательной жизни. С которой ему, конечно же, вряд ли предстоит хоть когда-нибудь соприкоснуться. Но - всё равно очень интересно и приятно.
Получив после ужина, перед отходом ко сну, от Владислава отсортированные и сопровождаемые толковым докладом, с многочисленными выписками оттуда, письма друзей Братислава Тайновед буквально расцвёл:
- Ну, братец, видно всё же не зря я тебя отстоял, и забрал с отрядом. Растёшь, парень, растёшь! И времени зря не теряешь! Другой бы, на твоём месте, лежал бы кверху пузом, раз повод есть, али развлекательности какие почитывал бы, а ты и найти сумел нужные сведения, и разобраться в них сразу же. Толк в башке у тебя, вижу, есть, инициативен, и рассудить что к чему умеешь! Дело немалое - я передам Хитрострелу, и он, думаю, будет нам весьма, весьма признателен. Упомянёт в рапорте в Крепость. И тебе думаю выйдет какая награда, и меня похвалят за умелый подбор людей!
Следующим утром Владислав перешёл к сугубо личным документам - дневникам, и письмам невесты Братислава. Невестой у него оказалась девушка по имени Венцеслава, из весьма древнего и славного рода Многодаров, восходящего ещё к правящим родам легендарного Западного Острова - их мифической прародины. Потомки этого рода были славны среди западников, и, видимо, какая-то их ветвь оказалась и среди отщепенцев. В любом случае - Владислав весьма изумился тому, что у этого парня, весьма и весьма скромного, чтобы не сказать больше происхождения, могла оказаться в невестах такая родовитая девушка. Отщепенцы отщепенцами, но ему было известно, что и у них местничество и родовитость были весьма в чести и строго соблюдаемы. Всё же - западники, что там ни говори! Тут явно была какая-то заковыристая история, и он с большим интересом приступил к изучению попавших ему в руки писем. На что у него и ушёл, с небольшими перерывами, практически весь этот день.
Дневник Братислава в общем показался ему не особо интересным. Тот начал вести его лишь после своего назначения и приезда на остров, два года тому назад, но, судя по упоминанию в заголовке, это было только продолжением того основного дневника, который он оставил дома, в Белгороде. Почерк у Братислава был ясный, твёрдый, уверенный, буквы различались хорошо, и писал он чисто - практически без помарок. За ним чувствовалось хорошее образование, что для потомка западников было и неудивительно - Владислав знал, что у отщепенцев образование, зиждущееся на древнем наследии Запада, также в большой чести. Но, при этом, никаких особых литературных изысков, излияний души, размышлений, и уж тем более - поэтических отступлений там вовсе не наблюдалось. Даже в местах, посвящённых своей невесте он продолжал писать с той же простой и безыскусной отмечательностью, как и в записях, посвящённых событиям и происшествиям на службе. Много места в дневнике было отдано описанию отношений с его непосредственным начальником, который, судя по всему, для него стал как бы вторым отцом (и, вроде бы, был отца старым другом, при жизни оного).
У начальника портовой стражи, судя по записям в дневнике, была очаровательная и очень добрая жена, сын (несколько помоложе Братислава по возрасту), и две маленьких дочки, и тот всё свободное время проводил в их семейном кругу, так что чувствовал себя серди них просто как их старший брат. При всей схожести их служебных положений, как с тоской отметил для себя Владислав, мир отношений между начальником и подчинённым у отщепенцев был совершенно иным, чем в Крепости. Конечно - портовая стража, это всё же - не отряд для особых поручений. Но, в любом случае, у Владислава сложилось то впечатление, что и в подобно же отряде у отщепенцев порученцу вряд ли пришлось бы постоянно поглядывать себе за спину, и всё время мучиться при одной лишь мысли о возможном внезапном конце своей службы от руки собственного начальника. И уж точно нигде, ни тут, ни в письмах от друзей не упоминались хоть какие-либо там жестокие служебные расследования, пытки, угрозы "вздёрнуть на дыбу", "вырвать поганый язык", и всё иное такое подобное, столь примелькавшееся ему уже здесь. Оно конечно - всё это в письма могло и не попадать, конечно же, но вот в личном дневнике это, конечно же, неизбежно проскальзывало бы, так или иначе.
Но вот письма самой невесты Братислава для него стали подлинным откровением. Старательным, хорошо поставленным почерком, округлыми, словно бы печатными буквами, она наполняла их чистым журчанием простой, безыскусной любви, поверяя своему любимому свои самые сокровенные мечты, и постоянно сообщая ему, что мысли её, от рассвета до заката, полны лишь его сияющим образом, и что в снах её они также всё время вместе, в волшебных, вечно цветущих полях, многоцветно сверкающих под лучами никогда не заходящего солнца. Судя по её ответам, письма его к ней также были полны лишь простой, безыскусной нежности (или, по крайней мере, ей так представляюсь), и на протяжении последних нескольких лет взаимное супружеское сочетание оставалось для них обоих единственным и самым главным стремлением всей их жизни.
В письмах этих не было ни тени сомнения в том, что союз этот будет для них единственной, и самой главной радостью всей их последующей жизни. Девушка эта, всего-то лет шестнадцати или семнадцати от роду, твёрдо готова была отдать всё, что у неё есть, своему единственному любимому мужчине, и искренне верила, что встретит у него такую же безбрежную верность и самоотдачу. У них уже и свадьба была намечена где-то на середину апреля этого года, когда Братислав должен был приехать в Белгород - в свой ежегодный отпуск, после чего они собирались вместе отправиться сюда, и поселиться на острове, до его дальнейшего перевода поближе к Белгороду.
Судя по всему, к этому времени должны были быть устранены какие-то последние препятствия со стороны родственников невесты (существование которых у Владислава не вызвало ни малейшего удивления - его, скорее, поразило то, что их всё же удалость там как-то разрешить тем или иным способом). Грядущая неизбежность войны в этих письмах рассматривалась лишь как ещё одно, главнейшее препятствие, которое может всё же помешать супружественному слиянию жизней их, если она начнётся слишком несвоевременно.
Собственно - она всё-таки и помешала, и - судя по всему, самым необратимым из всех возможных образом - мрачно размышлял, закончив чтение этих писем Владислав. Он так увлёкся ими, что даже не сходил в трапезную ни к обеду, и к ужину, лишь попросив служителя что-нибудь ему приволочь с общего стола на пожевать, что тот без малейших возражений и исполнил. И вот сейчас, закончив, уже в комнате, по причине вечерней прохлады, чтение самого последнего письма, полученного практически за день до приступа на остров, он тоскливо размышлял о том, где же вот теперь находился их получатель? Лежал ли он, одним из разлагающихся тел, в той огромной горе трупов, которую Владислав позавчера видал на берегу? Или - на дне реки, с чёрной стрелой в холодном теле? Как мог и сам Владислав сейчас лежать там - чуть выше по течению? Или всё же таки успел перебраться туда, на дальний берег, и сейчас, вместе со своим командиром, отчаянно удирал, или же прятался в зарослях от затопившей тот берег армии? Кто знает?..
Семья-то командира, скорее всего, таки успела вовремя исчезнуть из города. Наверное, у них были повозки, или верховые лошади? Имущество-то всё они оставили здесь, так что наверное у них всё же была вполне реальная возможность уйти налегке от погони. И - некоторое время, которое у армии ушло на то, чтобы подавить здесь всякое сопротивление? Да, наверное они всё же ушли в Белгород. Вот только.. Не отсрочилась ли лишь на короткое время их печальная участь?
Владислав аж вздрогнул, переставив себе Весельчака, врывающегося в дом, в котором, испуганно сжавшись, с ужасом ожидают своей ужасной и неизбежной доли дочки и жена командира портовой стражи. Или - ещё хуже, вот эта чудная, такая чистая, аж исходящая светом девушка - Венцеслава. Среди бумаг нашлись две небольшие рисованные миниатюры, мастерски изображающие мать и невесту этого юноши. И вот теперь Владислав, в совершенном отрешении, созерцал лицо его невесты - правильных линий, не сверкающей красоты, но какой-то спокойной, доброй нежности, пронзительной мудрости сердца, и ласковости всё понимающего взора, и старался не думать о той неизбежной участи, которая сомнёт, всего через несколько дней, этот цветок чистой любви в чьих-то безжалостных грязных лапах.
И тем тяжче ему сделалось вдруг, когда он вспомнил внезапно о том, что вот ему-то, им любимая, таких писем никогда не писала, да никогда уже и не напишет. Что ж - такова его участь, что тут поделаешь? Но сердце его, тяжко забившись, внезапно пронзила острая, беспощадная боль, словно откуда-то из чёрной пустоты прилетела ещё одна стрела, пущенная умелой, безжалостной рукой, но в этот раз таки гораздо вернее нашедшая свой роковой путь к намеченной стрелком цели. Он уронил голову на руки. Сидел, ничего не видя от этой, внезапно затопившей всё его сознание чёрной боли. Потом поднял голову, встал, пошел к окну, распахнул его, глотнул ворвавшегося внутрь свежего воздуха и так застыл, глядя в липкую, вонючую, непроглядную темень, в которую лёгкой, утешительной ноткой вплетался запах невидимых сейчас цветов в садике.
И всё-таки ему стало чуть-чуть легче, когда он вспомнил письма этой девушки. Легче оттого, что пусть не рядом с ним, пусть рядом с тем юношей, но всё же проросла эта совершенно чистая женская душа, готовая отдать в любви всё своё естество - бескорыстно, честно и безоговорочно. Нет! Есть, есть всё-таки, есть любовь в этом ужасном, жестоком, беспощадном мире! Пусть обречённая, пусть недолговечная и несбыточная, но всё же она есть! Он сам ведь читал это, он сам это видел!
Владислав отошёл от окна, схватил фонарь со свечою, поставил его порывистым движением на конторку, нащупал не глядя в верхнем ящичке четвертушку бумаги и свинцовый карандаш, положил бумагу на столешницу, и начал лихорадочно царапать на ней строки, захлёбываясь наполнившей его волной горячего, несдерживаемого чувства:
Всё есть любовь. Все помыслы, деянья,
Все-все легенды, сказки и преданья -
Всё лик свой обращает только к ней,
И сколько б ты ни прожил в мире дней,
И сколь бы ни познал заманчивых путей,
Ты будешь возвращаться вновь и вновь
В тот сад, где по весне цветет любовь.
В любви весь мир, и в ней начало
Всех наших радостей и бед,
Она бредет средь наших лет
Инде чуть слышно и устало,
Ее не видим мы порой,
Запорошенные пургой,
Но даже в самый трудный час
Она живет в груди у нас.
И даже ненависть начало
Берёт в источниках любви,
И чёрной злобы покрывало -
Уже предвестником зари,
Что душу тает всепрощеньем,
И темных помыслов забвеньем.
Завершив последнюю строку он бросил карандаш на конторку, и, оставив там фонарь, снова вернулся в удобное мягкое, обшитое серой замшевой кожей кресло, к которому как-то уже успел даже привязаться за эти несколько дней, погрузившись пылающим сознанием в полумрак, царящий в комнате. Сидел, откинувшись на спинку, и опустошённо думал о том, какая же жестокая и страшная штука всё-таки - эта наша судьба! До этого момента он как-то не задумывался о том, что будет теперь там, на том берегу реки, в пылающих городах, сёлах и хуторах, когда туда доберутся армии Крепости.
До сих пор это всё для него были лишь условные человеческие тени. Ну, понятно - вооруженный враг. Там - или ты его, или он тебя. Не в игрушки играем. Но вот эти.. Женщины, дети, все те, кто достанутся победителям, когда их отцов и братьев сразят безжалостные мечи! Зачем, ах, зачем он прочёл эти письма! Всё-таки было бы куда как легче не видеть, не знать конкретных лиц, конкретных судеб ОТТУДА! Чтобы они по прежнему оставались бы для него лишь безликими, чисто условными тенями. А вот теперь.. Теперь ему с этим как-то придётся жить. Как-то придётся мириться. И что делать-то? Да ничего. Ничего нельзя поделать! Вот что действительно страшно!
Он так и просидел в этом кресле молча, сцепив зубы, буквально раздираемый изнутри болью и бессильной, совершенно ненужной сейчас никому жалостью. И к себе, и к этим несчастным людям, которые вот лично ему ничего плохого никогда не сделали, и которые теперь обречены сгинуть в пучине этой ужасной войны, в которую он оказался так насильно вовлеченным по воле своего не в меру амбициозного деда.
Честь семьи? Слава рода? Но - какой ценой?! И - стоит ли оно того? Да - и что тут уже скажешь, или там сделаешь? От его желания всё равно ничего не зависит. И - не завесило бы, даже откажись он тогда принять его предложение. Только и остаётся - что плыть по течению, стараясь как можно меньше самому испачкаться в этой неизбежной грязи. А вот удастся ли это - кто знает?
Совершенно обессиленный всеми этими размышлениями, он устало разделся, задул свечу и тяжело провалился в мягкость кроватной перины. Сон долго не шёл, а когда он, наконец-то накрыл его, то в этом сне на него навалилась волна тяжелого, непреодолимого ужаса, в контрой он нёсся куда-то, приминаемый тяжёлой, чёрной густой как масло жижей, в которой дышать было ну совершенно никак невозможно. И когда, утром, его разбудил деликатный стук в дверь, он успел вынырнуть из этих черных глубин, душивших его беспощадно, лишь в самый последний момент, проснувшись весь в поту, и совершенно задохнувшимся.
Меркнущее сознание его прорезал тихий, но настойчивый голос Тайноведа: "Счастливчик, пора! Скорее - сразу же после завтрака мы отплываем!"