У всякого человека есть как минимум два ангела, посредством которых он сообщается с небом, а также [как минимум] два злых духа, посредством которых он сообщается с адом. Если господствуют ангелы, как это бывает у человека возрожденного, то злые духи не осмеливаются тогда совершать хоть что-либо, противоположное доброму и истинному, так как они пребывают в узах; ибо, при наималейшей попытке совершить что-либо злое, или же произнести что-либо лживое, они неизменно поражаемы бывают страхом и ужасом адскими. Именно эти страх и ужас и есть то, что воспринимается в человеке как мучения совести, и, поэтому, сразу же после того, как он совершит или произнесёт хоть что-либо, противоположное совести своей, он немедленно входит во искушение, а также испытывает острые муки совести, или же, иначе говоря, ввергается в определённое состояние мучений адских. ...

[Однако же] духи при человеке не настолько же бояться совершить злое, как произнести ложное, ибо человек возрождается и обретает совесть исключительно посредством истин веры, и по этой причине духам особенно запрещено наитствовать ложью. Всякий из них состоит не из чего иного, как лишь исключительно из одного зла, поэтому они и могут пребывать лишь во едином зле, и, отсюда, всё естество их, совместно со всяким их побуждением наималейшим, есть лишь одно чистейшее зло; и так как они могут пребывать лишь исключительно во зле едином, и свойственная им жизнь состоит из одного только зла, то они и извиняемы за совершение зла, если только, при этом, могут быть употребляемы хоть для какого-либо служения. Но вот говорить и наитствовать ложное им не позволено ни в наималейшей степени, и это для того, чтобы они могли постигать истинное, и, насколько это возможно будет, могли бы исправится, дабы могли быть употребляемы для какого-либо грубейшего служения. ...

Совершенно таким же образом дело обстоит и с возрождаемым человеком, ибо его совесть формируема истинами веры, и, поэтому, его совесть проистекает от осознания правды, откуда следует, что для него всё ложное становится злом жизни, ибо оно противоречит истине веры. С человеком же Древнейшей Церкви, владевшим перцепцией, это обстояло совершенно иначе, ибо он постигал зло жизни как зло, и заблуждение веры как ложь. (Э. Сведенборг "Тайны Небесные" 986)

Текст статьи:

Совесть образуется у человека религией, в которой он находится, согласно внутреннему приятию ее. (Э. Сведенборг "Новый Иерусалим и Его Небесное Учение" 130)

Практически вся история христианской церкви - это история постоянной, никогда не прекращающейся борьбы за чистоту веры. Борьба эта, в разные исторические периоды, была то мягкой, то исключительно жестокой, меняла формы свои и методы, колеблясь от простого отеческого увещевания до костров инквизиции и бесчеловечной ярости религиозных боен, она то затухала на время, то вновь вспыхивала пламенем теологических дискуссий и жесточайших еретических преследований, но никогда не было такого периода, в истории церкви христианской, разве что за исключением апостольской эры, когда бы не витал над ней дух уличения заблуждений и анафемствования над раскольниками.

Легко заметить, что ничего подобного религиозная история человечества до церкви христианской почти не знала. Даже иудейская церковь, отличавшаяся совершенно исключительной для древнего мiра религиозной нетерпимостью, допускала, тем не менее, в рамках достаточно общих положений своего культа, весьма и весьма широкое поле для разного рода толкователей и интерпретаторов. Все же остальные религии не только более или мене мирно уживались тогда друг с другом, но и достаточно безболезненно обменивались как постулатами своей веры, так и различными частностями чисто практического порядка. Люди сражались, убивали, грабили и обращали друг друга в рабство, но их боги в этой мышиной человеческой возне совершенно не участвовали. Достаточно обычным было ограбить храм побеждённых, но совершенно незачем было обращать их в свою веру, и, более того, иногда победители даже безболезненно заимствовали религию побеждённых, если она казалась им лучше, разумнее и приемлемее их собственного, более примитивного культа.

Совершенно такую же картину нам описывает также и Небесное Учение Веры, говоря, о состоянии церквей в древнем мiре, что:

Учение о благолюбии, которое есть учение о жизни, было существенным учением в Древних Церквах. Это учение связывало все церкви таким, образом, что из многих образовывалась одна, ибо принадлежащими к Церкви признавались все те, которые жили в добре благолюбия, и называли их братьями, как бы они при этом не различались в истинах, называемых, ныне истинами веры. У них один наставлял другого и наставление считалось одним из дел благолюбия. Также они не раздражались, если один не принимал мнения другого, ибо знали, что каждый приемлет истину постольку, поскольку он находится во благе. (Э. Сведенборг "Новый Иерусалим и его небесное Учение" 9)

Собственно, такое положение вещей начало исчезать уже в Иудейской Церкви, где, впервые за всю историю религиозной мысли, появилась идея некоего отделения, или же избранничества, порождаемого исключительностью, или же особенной чистотой ниспосланной именно этому народу религии. Не то, чтобы идея эта не проявлялась, в разных учениях и религиозных системах и ранее, да и Небесное Учение говорит нам, что отделять веру от благолюбия начали ещё в Древнейшей Церкви, но никогда тенденция эта не проявлялась ещё столь строго, однозначно и последовательно.

Но даже и у иудеев понятие избранничества и спасения ассоциировалось, всё же, скорее с неукоснительным следованием заповедям закона, нежели с кристальностью их понимания и провозглашения. Даже в их системе вера всё ещё была служанкой и посредием, служащим вспомогательным инструментом для подчинения жизни своей заповедям этой самой веры, а не царицей и безраздельной госпожой над жизнью верующего.

Скажем, совершенно невозможно представить себе пророка Иудейской Церкви, увещевающего сынов Израиля словами апостола Иакова:

Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? ... Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут. Но хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва? (Иак. 2; 14, 19, 20)

Ибо когда иудейский пророк вразумлял своё стадо, то ему вовсе не нужно было вдаваться в сложные изъяснения о тонкостях веры. И для него, и для его паствы суть их веры была предельно четка и однозначна, и заключалась единственно и исключительно во следовании гласу заповедей Всевышнего. Поэтому-то и поучения в Церкви Иудейской носили совершенно иной, гораздо менее отвлечённый характер, как, например:

Слушайте слово Господне, князья Содомские; внимай закону Бога нашего, народ Гоморрский! К чему Мне множество жертв ваших? говорит Господь. Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота, и крови тельцов и агнцев и козлов не хочу.

Когда вы приходите являться пред лице Мое, кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои? Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие - и празднование! Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя: они бремя для Меня; Мне тяжело нести их. И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови.

Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Тогда придите - и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, - как снег убелю; если будут красны, как пурпур, - как волну убелю. Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли; если же отречетесь и будете упорствовать, то меч пожрет вас: ибо уста Господни говорят. (Ис. 1; 10-20)

Для иудейского пророка, для иудейского книжника, да и вообще, для любого правоверного иудея квинтэссенция его веры определялась исключительно и единственно исполнением Закона, и вне такого исполнения для него не было ни веры, ни храма, ни богопоклонения.

А вот христианской пастве такие элементарные, на первый взгляд, вещи приходилось, тем не менее, разъяснять, что кажется нам уж совсем удивительным, ибо те, к кому обращался, допустим, апостол Иаков, были, в общем и целом, выходцами из среды иудейской, или, даже, языческой, и у них-то, казалось бы, можно было бы ожидать совершенно иного подхода к подобным проблемам. Ибо они-то, как раз, попросту и не могли принести эту чрезмерную склонность к голой вере из своего "дохристианского" прошлого, откуда и следует, что феномен подобной веры был ими приобретаем не вопреки, а именно БЛАГОДАРЯ своему обращению в христианство.

Отсюда становится совершенно очевидным, что христианство внесло в религиозное сознание человечества нечто настолько кардинально новое и необычное, что смогло перевернуть не только устоявшуюся религиозную практику иудаизма, подарив своим последователям совершенно новую религию и церковь, но что оно могло также изменять кардинально и собственно религиозное сознание любого, соприкоснувшегося с ним человека, вне зависимости от его предыдущих, или же врождённых ему религиозных понятий.

Ключ к этой загадке лежит в слове "спасение", каковое именно и составляло то "know-how" новой религии, которое и смогло, затем, изменить всю религиозную практику нашего человечества вообще, и последователей этой новой религии в особенности. Не просто спасение, разумеется, а "спасение, которое не от мiра сего".

Для того, чтобы уразуметь, в чём же именно состояла та самая новизна ситуации, которая пришла на землю нашу с воплощением в мiре Господа нашего Иисуса Христа, нам необходимо всмотреться повнимательнее в ту наиболее существенную деталь, которой и отличалась учреждённая Им религия от всего того, что ей до сих пор предшествовало.

Итак, чего же именно ждал, и чего опасался от высших сил своей религии любой человек дохристианского мiра?

Если исключить Древнейшую Церковь, то любая последующая религия на этой земле представляла собой определённого рода сделку между людьми и Высшей Силой. Суть этой сделки всегда состояла в некоем балансе между политикой кнута и пряника, где за исполнение (или же неисполнение) некоего кодекса заповедей, к которому человек автоматически приписывался с самого момента своего рождения (и, разумеется, совершенно помимо своего ЛИЧНОГО желания или нежелания к заключению подобной сделки) человека могла ждать или же награда Высшей Силы, или же Её жестокое наказание. Причём и награда, и наказание там всегда были феноменами почти исключительно мiра материального, и лишь для Посвящённых, принёсших ВСЮ свою жизнь в символическую жертву своему культу, предусматривалось некоторое подобие Благодати, в основном, правда, также сводившееся к определённому магическому могуществу, или же, в лучшем случае, к некоей запредельной мудрости, в которой и заключались таинства культа.

За пределами же своей природной жизни человек неизменно лишь "причитался к отцам своим", и в таком "причитании" судьба его также была жёстко детерминирована предзаданными основами его религиозной системы, и по всем описаниям, не весьма отличалась от стиля его жизни по эту сторону вечности.

В общем и целом личность в такой системе была лишь пассивной шестерёнкой более общих процессов, от которой только требовалось не выходить за рамки определённой и заранее жёстко заданной спецификации, каковой выход грозил ей огромными неприятностями, но никогда не обещал ни малейшего преимущества. Смена религии была не более, чем сменой одной спецификации на другую, и мало чем отличалась от известного обмена шила на мыло, почему индивидуумы и меняли религию лишь в самом крайнем случае, и, чаще всего, по причинам весьма меркантильным и земным. Так что, можно сказать, что в культах древних времён Господь занимался духовным спасением людей без их особого об этом ведома, прививая им духовности религии под соусом сугубо материальной от неё пользы.

Даже иудейская религия совершенно не выпадала из этой схемы, отличаясь от всех остальных, современных ей вер, лишь объёмом своей претенциозности (хотя, разумеется, по ВНУТРЕННИМ своим началам и служениям (в общем порядке вселенной), она от всех прочих религий отличалась весьма и весьма кардинально).

Как нам теперь известно из Небесного Учения Веры, после падения Древнейшей Церкви, или же церкви небесной, для людей падшего человечества, навсегда утратившего благую волю, была учреждена церковь духовная, в которой они могли бы соединяться с небом не посредством собственной чистой воли, которой в них уже не было, и которую им теперь навсегда заменила похоть, но посредством новой воли, создаваемой посредством благолюбия, воспринимаемой ими в совесть, и формируемой исключительно посредством восприятия ими в постижение своё истин веры.

Небесное Учение Веры говорит нам, что:

Совесть у человека Церкви образуется посредством истин веры из Слова, или же посредством учения из Слова, согласно их приятию в сердце; ибо, когда человек знает истины веры, и на свой лад понимает их, а потом хочет и исполняет, тогда у него создается совесть. (Э. Сведенборг "Новый Иерусалим и его небесное Учение" 131)

Отсюда следует, что для образования совести человеку духовному ЖИЗНЕННО НЕОБХОДИМО ОБРЕТАТЬСЯ В ЧИСТЫХ ИСТИНАХ ВЕРЫ, и это для него, на начальном этапе его возрождения, даже важнее, чем обретание в добре духовного блага. Ибо, пока духовный человек не возрожден, он обречён неизменно ВСЯКОЕ благо, наитсвующее на него от Господа, подавлять и обращать во зло, почему и одаривание его благами этими совершенно лишено наималейшего смысла.

Но до воплощения Господнего, как было уже показано в проповеди "Суть и формы Слова", у людей были не подлинные истины, а лишь их прообразования, доставшиеся им в наследие от Древнейшей Церкви. Даже Священное Писание тех церквей было создано исключительно из истин прообразовательных, да и Бог их религий лишь прообразовывал Господа, а отнюдь не соответствовал Ему.

И, тем не менее, пришествие Господне не состоялось немедленно по падении древнейшей Церкви, а было отложено им на многие тысячелетия. Каким же образом , тогда, были спасаемы принадлежавшие к Церкви Древней?

Дело в том, что членам Древней, или же первой духовной церкви, достались в наследство не только духовные прообразования из Слова Древнейшей Церкви, но также и определённые духовные и природные блага. Сами по себе эти блага были также лишь прообразованиями блага подлинного, или же Божественного Блага Божественной Любви Господней, но, тем не менее, они, эти блага, могли быть использованы Господом, по завершении Последнего Суда, свершённого Им в мiре во время своего Первого Пришествия, или же Воплощения Своего, для их спасения. А, с другой стороны, если бы им, людям Древней Церкви (не говоря уже о Церкви Иудейской) была бы ниспослана Подлинная Божественная Истина до того, как они истощили эти унаследованные ими от древних прообразовательные блага, то они, силою этих своих неподлинных, или же прообразовательных благ, тут же истину эту и опрелюбодействовали бы.

И хотя, в принципе, для человека духовного "злом жизни становится всё ложное", а за зло воли, и жизни своей по воле этой, он "извиняем, если только, при этом, может быть употребляем хоть для какого-либо служения", тем не менее, так как люди Древней Церкви не имели ещё подлинной истины, то для формирования совести их, всё же, гораздо большую роль играли именно унаследованные ими определённые духовные блага, пусть и прообразовательные, почему, провидением Господним, им и попускалось скорее извращать принципы веры своей (которые у них, впрочем, достаточно хорошо охранялись именно механистичностью и предзаданностью внешних правил их религиозных культов), нежели чем продолжать истощать и извращать унаследованные блага.

Ибо, хотя эти блага и были лишь прообразами блага подлинного, тем не менее, во время их последнего суда, именно эти блага и смогли сослужить им гораздо большую службу, нежели их неподлинные истины веры, которые у них, поэтому, были лишь слугами, или же посредниками, несущими на себе исключительно служебную функцию укоренения этих благ духовных в их совести.

Но вот после Пришествия Господнего ситуация изменилась совершенно коренным образом. С одной стороны, все прежние блага (даже блага чисто природные) были истощены и угасли в человечестве нашем совершенно. С другой же стороны, человечеству нашему была дана, в образе Господа Иисуса Христа, подлинная Божественная Истина, приход которой как раз и был вызван полным истощением прежних благ. И начиная с этого момента формирование совести верующего, и, соответственно, образование в нём новой воли, возрождение, а также и спасение его зависели единственно и исключительно от чистоты тех истин веры, в которых обреталось его сознание. Именно поэтому Слово Нового Завета и поучало своих последователей, что спасение им даруется единственно верою в полученную ими Божественную Истину во плоти, или же в Господа Иисуса Христа, и вне этой веры они обречены погибнуть, ибо, как Говорит там Сам Господь: "Если не уверуете, что это Я, то умрете во грехах ваших." (Ин. 8; 24)

Собственно, как нам дано понимать это теперь, христиане первой, или же примитивной христианской церкви обретались, на уровне своём природном, всё ещё лишь в соответствиях подлинной Истины, и приобретаемая ими по этим соответствиям совесть также была лишь соответствием подлинной христианской совести, откуда следует, что и блага их новой воли, как природные, так и духовные, также лишь соответствовали подлинному Благу божественной Любви.

Но соответствие - это уже не прообразование, и с соответствием, для духовного благополучия верующего, шутить куда как опаснее. Ибо даже сейчас, в Новой Господней Церкви, мы также обретаемся, на природном своём уровне, лишь в соответствиях подлинной Божественной Истины и Подлинного Божественного Блага, хотя, в отличие от первой христианской церкви, соответствия эти не просто содержат, заключают и облекают Божественную Истину и Божественное Благо, но и согласуются с ними, даже в последних своих началах.

Так вот, именно потому, что христиане, после воплощения Господнего, могли приобретать подлинно чистую совесть, быть возрождаемы и, соответственно, спасаемы лишь исключительно постольку, постольку чисты и правильны были те внешние истины, которыми составляемо было учение веры их церкви, и это как вообще, для всех её членов, так и индивидуально, для каждого из них, то, поэтому, Провидением Господним, и было изначально заложено в сознание их столь ревностное стремление к сохранению и ограждению чистоты веры своей, каковое стремление всегда оставалось, да и поныне остаётся для всего остального, или же языческого религиозного мiра совершенно неразрешимой загадкой.

Стремление это потом у христиан унаследовали также и мусульмане, но в их религии оно, по правде говоря, совершенно излишне, поэтому-то в мусульманстве религиозный фундаментализм и принимает гораздо более уродливые формы, нежили у народов христианских.

Для христиан же чистота веры - это, в конечном счёте, основа чистоты совести их, а также и основа чистоты их религиозной жизни, если только, конечно, они не начинают отделять веру свою от жизни. И именно поэтому, когда перед провидением Господним встаёт дилемма - попустить искажение веры, или же допустить отделение неискажённых внешних её истин в учение веры отделённой от жизни, оно не колеблясь всегда выбирает именно второй вариант, так как чистая христианская вера, пусть и отделённая от своей жизни, пусть даже и опрелюбодействованная злом, тем не менее, всё ещё несёт в себе потенциальную возможность возвращения к своим истокам, вера же христианская искажённая, или же чистая ересь, не оставляет своим последователям, ни, тем более, их потомству уже совершенно ни малейшего шанса.

Поэтому-то, также, в надзоре своём за чистотой веры христианской Божественное Провидение готово попустить скорее даже костры инквизиции, если только они охраняют подлинно чистые истины, нежели либеральное добренькое свободомыслие, которое, под девизом ненасилия и взаимотерпимости, вполне благодушно попускает растворять истины христианства в мутном потоке личных мнений и псевдоучёных гипотез либеральных "теологов". Ибо, при всей своей внешней выигрышности и показном милосердии, либерализм такой гораздо более жесток и страшен, по последствиям своим для духовного благополучия членов христианской церкви, нежели даже самая жесточайшая инквизиция, хотя мысль эта и покажется совершенно дикой и странной всем тем, кто привык судить о предметах и явлениях исключительно по их ВНЕШНЕМУ подобию.

Не исключение, в этом смысле, конечно и Новая Господня Церковь, или же Новый Иерусалим. Более того, так как Слово Небесного Учения Веры не просто содержит, в смысле буквы своей, смысл внутренний, или же духовный, не только соответствует своему духовному смыслу, является его опорой, заключает и облекает его, но и согласуется, даже и в букве, со своим смыслом духовным, в новом христианстве искажение и извращение внешних истин Слова становится явлением ещё более опасным, и гораздо менее терпимым и извинительным, нежели это было в примитивной христианской церкви.

Из этого, конечно же, вовсе не следует, что от каждого члена Новой Церкви требуется изначально войти во всю полную чистоту её внешнего учения веры. Разумеется, никто не может с самого младенчества начать питаться сразу же твёрдой пищей, и детей всегда выкармливают с грудного молока. Но даже и детское молоко, в учении веры для каждого члена Новой Церкви, с необходимость должно быть извлекаемо единственно и исключительно из внешних истин Слова Небесного Учения Веры, и не должно быть смешиваемо ни с какой иной субстанцией, если только у кого-либо нет желания устроить в церкви, подобно Ироду, избиение её духовных младенцев.

И лишь только если правило это будет в Новой Господней Церкви соблюдаться всегда строго и совершенно неукоснительно, лишь в этом единственном случае она и сможет оставаться всегда подлинной и чистой Невестой и Супругой Господа Нашего Иисуса Христа, Бога Неба и земли, а также и подлинным Его Новым Иерусалимом, или же Градом Божьим на земле сией, и лишь только в этом случае для новой Церкви всегда будет оставаться актуальным пророчество Нового Слова Господнего о том, что:

Господь Бог Иисус Христос царствует [в ней] отныне, и что царствие Его - во веки вечные, как предсказано было через Даниила (7; 13,14), а также и в Откровении (11; 15); и что Блаженны пришедшие на брачную вечерю Агнца (Откр. 19; 9). (Э. Сведенборг "Истинная Христианская Религия" 791)