Меня разбудил гром. В полной темноте я бросила взгляд на часы на камине. В отблеске догорающих поленьев я заметила, что до полуночи ещё час. Я нарочно сегодня легла раньше, чтобы иметь возможность выйти в сад и принести жертву. Сегодня моя дата - шестое июня тысяча девятьсот двадцатого года. Ровно двадцать семь лет с моего дня рождения. Я долго ждала. Долго высчитывала именно эту дату - согласно магической нумерологии, сумма цифр моего рождения, шестое июня тысяча восемьсот девяносто третьего года, и сегодняшней даты дают две шестёрки. А мое имя, написанное на иврите и согласно той же нумерологии, даёт еще одну шестёрку. Итак - шестьсот шестьдесят шесть. Да ещё день дьявола - шестое июня. Затмение солнца и луны, подходящее положение нужных планет в гороскопе. Нет, всё должно получиться. И если всё получится, то я сегодня же увижу своего хозяина и воссяду с ним на престоле как хозяйка. Если бы только всё удалось...
Пробило четверть двенадцатого. Где-то за окном снова громыхнул гром. На этот раз ему предшествовала молния. Чёрт, только дождя не хватало! Как же тогда жертвоприношение? Дрова намокнут и костёр не разгорится.
Я соскочила с широкой кровати на холодный пол. Что делать? Мой взгляд метался по комнате, а ноги вышагивали по холодному полу, замерзая чуть ли не до коленей. Бензин! Как же я забыла? В гараже стояла машина, на которой я приехала в загородный дом, ставший после смерти отца моим. Правда, Хозяину не нравились посторонние запахи. Но машины считаются дьявольским изобретением, так что... Я улыбнулась. Надо поторопиться. Скоро гроза придёт сюда, и тогда ничего не выйдет. Придётся ждать ещё бог знает сколько лет до следующей даты. А тогда уже неизвестно, что со мной будет.
Я разыскала у кровати свои туфли и бегом бросилась из комнаты. О своём наряде для церемонии я подумаю после. Сейчас нет времени.
Я выбежала из дома в чём была. Оставшаяся прислуга спала. Я об этом позаботилась днём, вылив в их большой чан лошадиную дозу снотворного. Остальным я дала выходной. А соседи сидели дома из-за грозы или спали. Мне не нужно было бояться, что кто-то увидит меня. К тому же потрясения начала века и война на континенте хотя бы немного научила деревенских сплетниц совать свой нос в чужие дела не очень явно.
Я побежала в гараж. Канистра с бензином, которую я возила на всякий случай, стояла на своём месте. Я схватила её, и, разыскав фонарик, бросилась к солнечным часам. Канистра оттягивала руку и больно била по ногам.
Добравшись до места, я облегчённо бросила канистру и побежала в сарай за дровами. Юджин, эмигрант из Восточной Европы с непроизносимым для английского языка именем и её более варварской фамилией, которого я наняла на месяц и для простоты звала именно Юджином, нарубил достаточно дров для камина. Он всё жаловался на своём кошмарном английском на английскую сырость, из-за которой даже летом иногда приходилось топить камин и, как следствие, рубить дрова.
Поленья я разложила аккуратно и от души плеснула бензином из тяжёлой канистры. Брызги попали на сорочку и пеньюар. Я пошарила в карманах. Спички! Чёрт бы их побрал! Они остались на камине! Я бросилась обратно в дом, стараясь не сильно топать. Схватив спички, я взглянула на часы: без двадцати двенадцать! Скорее вниз!
Дрожащими руками я пыталась зажечь спички над воняющими бензином поленьями. Канистру я предварительно закрыла и поставила подальше. С третьей попытки я разожгла костёр. Подождав, пока вспыхнут политые бензином поленья, я поворошила их. Костёр горел ровно. Я заспешила в сарай за жертвами. Чёрная ворона или ворон - у меня не было времени проверять, чёрный упирающийся всеми конечностями козёл, чёрная курица и венец моего обряда - чёрный негр без примеси пуэрториканской или мексиканской крови. Я хотела сделать всё по правилам и подарить Хозяину шесть жертв. Но кошки и собаки почему-то разбегались от меня. А хозяева не горели желанием мне их продавать. Наверно мои философские взгляды и поиск истины возмущали их простые деревенские души. Так или иначе я рассчитывала ,что человеческая жертва даже в бессознательном состоянии, должна извинить меня перед Хозяином за отсутствие других жертв. Я подхватила клетки с птицами и бегом бросилась к солнечным часам. Потом я потянула упирающегося козла. Однако, я подумала, что у костра мне не к чему будет его привязать. Поэтому я оставила козла в сарае, а взялась за тележку, на которой лежал прикрытый рогожей негр. Я ещё днём вкатила ему львиную дозу кокаина. На полпути я остановилась и пощупала его пульс. Жив, значит может скоро очнуться. Я проверила верёвки на руках и ногах и кляп во рту. Затем, откинув со лба мокрые волосы, я потолкала тележку дальше. Оставив тележку у часов, я бросилась к козлу. Проклятое животное упиралось. Его копыта скользили по мокрой земле, оставляя глубокие борозды, а рогами он норовил поддеть мой зад.
Наконец я собрала всех у солнечных часов. Уперев тележку поглубже в землю, я привязала к ней козла. Он брыкался и бодался, поэтому я отошла от него немного. Взглянув на свои часы - была почти полночь - я нащупала в кармане пеньюара нож. Хоть его я не забыла. Затем я очертила круг вокруг солнечных часов, как могла ровно прочертила пентаграмму ножом и вышла за круг. В небе сверкнула молния и почти сразу ударил гром. Я начала читать заклинание по вызову сатаны, которое нашла ещё два года назад в маленькой всеми забытой старой библиотеке Цюриха. Я поступила очень непорядочно, когда возвращала не ту книгу, которую взяла. Но молодой девице с кольцом в носу, похоже, было на это плевать. Я специально позвонила из гостиницы её престарелому дядюшке, который трясся над каждой книгой, как скупец над грошом. Что я плела, я уже не помню. Но выбежал он из библиотеки довольно скоро, как мне сказала его племянница. Я должна была с этой книгой быть только в маленьком и душном читальном зале. Но меня это не устраивало. Книги по колдовству требуют вдумчивости и времени. А мне не хотелось таскаться сюда каждый день. Когда я только в первый раз появилась в этой библиотеке, герр Мюллер мне не понравился. Мимо такого не только книгу, кроличью лапку не пронесёшь. А когда я всё же нашла нужную мне книгу, я тут же решила её подменить. Поэтому и придумала этот трюк с телефоном, надеясь, что герр Мюллер оставит не столь доблестного стража. Всё вышло даже лучше. Мой парик, ватные шарики во рту и грим были лишними. Эта девица смотрела на меня секунду. Но я решила всё же перестраховаться.
И вот теперь я держу в руках шедевр колдовской мысли. Хотя многие считают эту книгу сборником сказок, ужасов и набором слов, я убедилась, что магия в ней есть. В частности, именно заклинание из неё позволило мне заполучить мою чёрную человеческую жертву. А рецепт травы, с помощью которой я усыпила слуг, я взяла тоже из неё. Перелистнув несколько страниц, я продолжила читать нараспев заклинание призыва сатаны. Молнии сверкали чаще. Дождь усилился.
Дойдя до кульминации, я подошла к клетке с курицей. Одной рукой я взяла её за шею, а другой с размаху ударила ей по груди. Трепыхавшаяся жертва обмякла, а из её груди брызнула кровь. Я бросила курицу на часы и подошла к клетке с вороной. Предварительно я крепко связала ей клюв. Ворона была сильнее и умнее курицы. Я боялась, что не удержу её и поэтому просто свернула ей шею, а потом рассекла грудь. Эта дрянь не желала просто так сдаваться, и перед смертью всё же ударила меня несколько раз клювом по рукам. Затем я подошла к козлу. То ли его возбудил вид крови предыдущих жертв, то ли он понял, что его ждёт, то ли испугался окровавленного ножа у меня в руках, но он начал биться и дергаться как сумасшедший. Уворачиваясь от его рогов, я изловчилась и ударила его в шею. Он повалился на бок. Я подошла ближе, опасаясь его копыт, бьющихся в судорогах. Одним махом я рассекла его грудь. Теперь настала очередь человека.
Я подкатила тележку поближе к часам и посмотрела на небо. Особенно яркая молния ослепила меня, а особенно громкий раскат грома оглушил. Придя в себя, я подняла нож над негром. В эту минуту он открыл глаза. Животный страх отразился в них, и он заметался в тележке. Я прокричала последнюю фразу заклинания и всадила в него нож. Затем я перерезала ему горло и вышла из круга солнечных часов. Я подняла мокрую книгу и перелистнула ещё несколько страниц. Вроде бы всё что нужно, я сделала. Надрезать свою руку я должна, когда увижу, что сатана появляется. И я стала ждать, нервно сжимая в руке нож.
Вдруг, прямо передо мной, в каменную стрелу солнечных часов, у которой горел костер, в который я швырнула сердца трёх жертв, ударила молния. Отскочишая от костра искра упала мне на пеньюар. Отшвырнув сердце четвёртой жертвы в костёр, я попыталась сбить пламя руками. Но пропитанная бензином ткань не хотела гаснуть. Пламя охватило меня всю. Я упала на мокрую траву и начала кататься, сбив при этом канистру с бензином. Костёр у солнечных часов уже пожрал сердца четырёх жертв и теперь, разгораясь, подбирался к ним самим. Последнее, что я увидела прежде, чем потеряла сознание от боли, была молния, ударившая в мой дом, и ярко вспыхнувшая крыша. Нестерпимый жар охватил мои руки и я погрузилась в темноту...
- Действие лекарства скоро кончится?
- У нас ещё час.
- А привязывать её было обязательно?
- Дорогой мой, после того, как она чуть не спалила наш палисадник, это единственное, что я мог сделать. К тому же, не забывайте, у неё ожоги. Если её развязать, она сорвёт повязки. А это жуткая боль. Для её же блага, пока ожоги не заживут, ей лучше быть привязанной. Болеутоляющее тоже скоро перестанет действовать.
- И по-другому нельзя?
- Голубчик, вы же сами её наблюдали. Месяцы спокойствия и вдруг, ни с того, ни с сего, всплеск агрессии. А сейчас - пиромания. Дайте её телу выздороветь.
- Всё же это как-то...
- Хватит. Во время её "забавы" погиб человек, не забывайте. Санитар хотел ей помочь, а она его зарезала. Я ещё выясню, какой ротозей ей оставил нож.
- Значит лечение?..
- Как раньше. Плюс смена повязок с мазями, болеутоляющее и успокоительное каждые два часа.
Послышался шорох шагов и скрип двери. Я подождала ещё немного и открыла глаза. Комната без окон, обитая чем-то на вид мягким, кровать посередине, столик ближе к двери. Я попыталась встать, но не смогла. Подвигав конечностями, я определила, что ноги мои разведены и привязаны к спинке кровати, руки - к её бортам, а тело повыше груди широкой лентой опоясывало и меня, и кровать. Я повернула голову. Так, слегка приподняться я могу, но не более. Скосив глаза, я заметила мягкие туфли у кровати. Пошевелив ногами, я поняла, что одета. Понемногу начало возвращаться сознание и боль. Где я? Почему связана? Кто эти двое? Они говорили про лечение и санитара. Значит, я в больнице. Но почему они упомянули пожар в "нашем палисаднике"? Я ломала голову, пытаясь понять. Осталось только ждать, что кто-нибудь придёт менять повязки или делать укол. Тогда я и спрошу...
С удовлетворением я наблюдала за этой жалкой женщиной. Какой слабой оказалась её воля! Достаточно одного сна, одной мысли - и она моя. Жаль, что она так слаба. Её раскусили быстро. Теперь она здесь. А мне придётся идти в другое место. Но ничего. Я вернусь. Рядом с ней так хорошо отдыхать! Её беззащитность столько раз выручала меня, как тёплое одеяло в сырой день. Но не могу же я вечно быть к ней привязана. Я свободна, в отличие от неё.
Я вышла из палаты и наткнулась на пристальный взгляд одного из пациентов.
- Кто ты? - хрипло спросил меня небритый сутулый молодой мужчина.
- Ты меня видишь? - Я была удивлена. Немногие обращали на меня внимание. Тем более здесь.
- Я много чего вижу, - прохрипел он. - Иногда даже то, чего не хочу.
- И чего ты не хочешь видеть? - Меня заинтересовал этот мужчина. Говорил он вполне осмысленно, в его глазах не было безумия.
- Грешные души и их адские муки, - Мужчина опустил взгляд и тяжело сел на пол. Я присела радом с ним.
- И часто ты их видишь?
- Всегда, - Он поднял глаза и взглянул куда-то вдаль. - Поэтому я здесь.
- Понятно, - Я встала, чтобы уйти. Он вскинул руку, чтобы схватить меня.
- Но ты не сказала, кто ты.
- Грешная душа, - Я улыбнулась. Он опустил руку.
- Нет, - пробормотал он. - Ты хуже.
Я пожала плечами. Сумасшедший, что с него взять?
Оставив его сидеть на полу, опустив голову между коленей, я пошла по своим делам.
Месяц прошел с тех пор, как меня перестали привязывать к кровати. И ещё пара месяцев уколов и таблеток, прежде чем я вошла в палисадник. Всё это время я пыталась понять, что произошло и вспомнить, кто я. В снах меня преследовали видения костров и распятий, чёрные комнаты каббалистов и обнажённые тела женщин вокруг алтаря в каких-то зданиях. Я пыталась вспомнить отца, чей образ иногда мелькал перед моим внутренним взором, которого я помнила смутно, и мать, которую я не помнила вовсе. Когда меня навещал седовласый врач, я пыталась его расспросить. Но он ограничивался сухими фразами и упованием на скорое восстановление памяти и моё благоразумие. На вопрос, где я нахожусь, он неизменно отвечал, что в санатории на лечении. А когда я спрашивала о моей болезни, он недовольно отговаривался взвинченными нервами, тревогой и депрессией. Меня это не устраивало. Разве при депрессии привязывают к кровати? Разве при неврозах вымысел кажется настолько реальным? Я не понимала ничего. Да, я помнила горы книг у себя дома. Они все были по религии и оккультизму. Но разве тревога отбивает память настолько, что я смогла забыть, зачем мне вся эта макулатура была нужна? Как меня зовут? Где я работала? Где жила? У меня не было ответов на эти вопросы. Только сны, в которых я вызывала дьявола или меня сжигали на костре. После этих снов ноги и руки мои покрывались волдырями, а мой седовласый врач только качал головой:
- Странно. Очень странно. Очевидно ваше воображение действует на тело так, что тело воспринимает воображаемое за действительное. Ничего страшного. Сейчас многие помешаны на конце света в две тысячи двенадцатом году. А вы, наверное, более впечатлительны.
- Но, послушайте, при чём тут конец света, если я во сне вызываю дьявола и танцую на дьявольском шабаше? При чём в прошлом, а не в будущем!
- В прошлом? Скажите, а когда вы разводили костёр, в каком году это, по-вашему, было?
- В тысяча девятьсот двадцатом.
- Нда. Интересно. А на шабаш вы в каком году летали?
- В разное время в основном в Средневековье.
- Да? И в какую местность?
- Большей частью во Францию и Германию. Но в Англии тоже была.
- В Стоунхендже?
- Нет, - Я вздрогнула, вспомнив тот сон. - В Стоунхендже меня пытались сжечь.
- Интересно. Очевидно, вы увлекались мистикой. И это настолько на вас повлияло, что ваш разум перестал отличать реальность от вымысла.
- А что реальность? Как мне понять реальность, если я её не помню?
- Ваш разум по какой-то причине блокировал вашу личность и заменил её вымыслом, где вы периодически и находитесь.
- Так помогите мне вспомнить!
- Я бы мог вам перечислить всё, что касается вашей жизни, вашей личности, привязанностей, работы и всего остального. Но для вас сейчас это будут просто слова. Вы должны сами всё вспомнить. Я лишь могу попытаться снять стресс, который блокирует ваше сознание.
- Так снимайте. Пока я этого не ощущаю.
- Я не господь бог. А разум настолько неизученная область медицины, что навредить здесь проще, чем помочь. Когда вы только попали к нам, с вами вообще нельзя было разговаривать. Вы называли себя Магдалена де Брианн и отказывались понимать французскую речь. Я даже лингвиста пригласил, чтобы беседовать с вами.
- Магдалена де Брианн... - Я задумчиво произносила это имя, пытаясь понять, какие ассоциации оно у меня вызывает. Нет, ничего. - Так на каком языке я с вами говорила?
- На старофранцузском пиккардийском диалекте.
- Ого!
- Именно.
- А что я говорила?
- Что-то о сатане, о приходе антихриста, о будущем тысячелетнем царстве тьмы, о том, что Ватикан лжёт и Второе Пришествие Христа уже было.
- Ничего себе, - пробормотала я. Тут меня озарило: "когда вы только попали к нам", старофранцузский и сатана - я в сумасшедшем доме!
- Мой бог! Я в сумасшедшем доме! - Я вскочила со стула, с грохотом его опрокинув. Санитар, стоявший у двери, сделал ко мне шаг. Но, повинуясь жесту врача, остался на месте. Я заметалась по кабинету.
- Я в сумасшедшем доме! - восклицала я. А чего я ещё могла ждать? Личность без памяти, с фантастическими снами и склонностью к пиромании - точно, связывать надо!
- Не надо драм, дорогая, - мягко сказал врач. - Это не сумасшедший дом. Это клиника...
- Для буйнопомешанных! - вскричала я. Бросив рассеянный взгляд на санитара, я заметила, как они с врачом переглянулись. - Не надо, доктор! Я не собираюсь бросаться на вас, - Я села и попыталась взять себя в руки. - Только вы тоже поймите. Однажды вы просыпаетесь с головой без единого реального воспоминания и оказывается, вы это не вы, а неизвестно кто неизвестно где! И это неизвестно где - клиника для душевнобольных!
Я уронила голову на руки. Оказывается то, что я ничего не могла понять ничто, по сравнению с тем, что я понять пыталась.
- Надеюсь, я никого не убила? - Я подняла голову и внимательно посмотрела на врача. - Я здесь не по приговору суда?
- Ну что вы! - Врач похлопал меня по руке. - Ваши родственники озаботились вашим состоянием, когда в течение недели вы перестали отвечать на телефонные звонки и выходить на работу.
- А где я работаю?
Врач вздохнул.
- Право, вам лучше самой всё вспомнить.
- Но хоть подтолкните меня! Как зовут моих родственников?
Врач снова вздохнул.
- Я сделаю по-другому. Я разрешу вам с ними встречу. Вдруг мне не понадобится вас подталкивать? Ваше состояние стабильно и внушает оптимизм. Если до послезавтра оно не изменится, вы увидитесь с родными.
- Хорошо. А до послезавтра вы мне ничего не скажете?
- Нет, моя дорогая. И вы не заставляйте напрягаться вашу память. Во-первых, неизвестно, как это скажется на вашем разуме. А во-вторых, если память упорно блокируется, возможно, для вас будет лучше вообще не вспоминать. Вдруг это что-то ужасное.
- Да уж, утешение, - пробормотала я. Затем в сопровождении санитара я вышла в палисадник. Хоть моё состояние и внушало врачу оптимизм, но одну меня он пока не отпускал. Что ж, он прав. Я сама не знала, что могу ещё выкинуть. Куда уж ему!
Я увидела её на скамейке, погружённую в свои мысли. Рядом маячил здоровый санитар. Ну, справиться с ним было плёвое дело. Но её состояние начало меня тревожить. Если она всё вспомнит, то что делать мне? Опять скитаться в поисках пристанища? Эх, зря я оставила её так надолго одну. Нет, иногда я навещала её. Но это не то, что быть постоянно рядом.
- Ты охотишься на неё? - спросил меня сутулый мужчина. Я его узнала. Не так давно он удивил меня тем, что заговорил со мной. Теперь снова. - Она твоя жертва? - спросил он, кивнув на задумчивую фигуру на скамейке.
- Она давно моя, - спокойно сказала я, разглядывая женщину. - Себя она потеряла, я её нашла.
- Ты боишься, что она вспомнит, - Сутулый мужчина внимательно смотрел на меня. Меня раздражало его внимание и его догадливость.
- А тебе что за дело? - резко спросила я. - Хочешь занять её место?
Он грустно улыбнулся.
- Мне моего достаточно. По крайней мере, я в своём уме. Хотя доктор Жерар так не думает. Ну да бог с ним.
- А что с тобой? - Я внимательно смотрела в беспокойные глаза этого странного человека. Он мне кого-то напоминал. Но воспоминание было так мимолётно, что мне не удавалось его поймать.
- Меня зовут Жильбер Арен. Как ты поняла, я могу видеть духов, бесов и вообще многое невидимое простым смертным. Но сюда меня поместили не за это.
- А за что?
- Во сне я путешествую по времени.
- И что?
- А то, что я бывал в разных временах, история о которых скрыта до сих пор.
- Опять-таки - и что? Твои познания подкрепили бы высказывания многих историков, белых пятен прошлого стало бы меньше, а будущее не так бы пугало своим скорым концом.
Жильбер опустил голову и глухо сказал:
- Когда я блуждал по будущему, это вызывало скептицизм и насмешки. Это же ещё невозможно проверить. Когда я блуждал по прошлому, это вызывало скептицизм, насмешки, удивление и тревогу. Ведь то, что уничтоженные документы не могут подтвердить мои слова, они же не могут и опровергнуть. Но можно найти и косвенные свидетельства. А когда я взошёл на Голгофу с назореем, меня от греха подальше объявили спятившим.
- Почему?
- Потому что я видел правду.
А вот это интересно. И за какую же "правду" его упрятали сюда?
- Да? И что ты видел?
- Распятие человека.
Я была разочарована.
- И всё?
- И становление христианства.
Ого! Мне попадались всякие блаженные, но такого, кто "видел правду" - ещё нет.
- Не было богочеловека Иисуса Христа. Не было воскресения во плоти. Не было христианства, - Он ещё ниже опустил голову, и я должна была напрячься, чтобы услышать его.
- А что было?
- Было три человека с одинаковыми именами, похожей внешностью, но разными целями: Иисус бар Абба, Иисус Назорей и Иисус Вифлеемлянин. Они родились с разницей в несколько лет. Один был сиккарием, другой назореем, третий ессеем. По прихоти судьбы у двоих матерей звали Мариями, а у двух других отцов звали Иосиф. Один был плотник, другой сын первосвященника, третий сын купца. Когда я говорил, что писцы евангелий не были при этих событиях, многое выдумали, что единственный достоверный свидетель Мария Магдалина, присутствовавшая всегда и везде с одним из проповедников, что очевидцев вообще неправильно понимали, а переписчики и переводчики досочиняли своё, совсем не то, что было описано в первоисточнике, мой брат решил отправить меня сюда. Его преданность религии граничит с фанатизмом. А наследство, которое мне оставил дядя, в случае объявления меня недееспособным, перейдёт к нему. Они и жену мою настроили против меня. А мне эти путешествия так помогали - мои картины большей частью были написаны после них.
- Так ты художник?
- Да, был талантливым художником, - Он грустно поднял голову. - А теперь я никто.
Жалкое зрелище. Ещё немного и он расплачется. Мне жалость была не свойственна. Какое мне дело до людской глупости? Нострадамус, хоть и прибегал к помощи своего посредственного таланта, но оказался умнее. Он прошлого не так касался. Он вещал о будущем, да так, что его нельзя было толком понять в настоящем. Сейчас всё ещё над его катренами спорят. Это когда требовались доказательства его дара, он скользил по поверхности давнего прошлого. И то, чтобы произвести впечатление на суеверную Екатерину Медичи.
Она встала и медленно пошла к зданию клиники. Здоровенный санитар как тень следовал за ней. Я тоже встала.
- Дурак ты, - бросила я Жильберу. - Рисовал бы и рисовал. А с историей и религией, а в особенности с историей религии, всегда шутки плохи. Правда, даже если она от бога, никому не нужна, если есть догма.
- Ты права, - тихо сказал он.
Я её раз окинула взглядом это недоразумение и поспешила за ней.
...Мы бегали друг за другом, перепрыгивая через кровати. Он пытался схватить меня, но я всё время со смехом вырывалась, юркая как змейка. Наконец он загнал меня в дальний угол палаты, где стояла моя кровать. Я запрыгнула на неё мягко, как котёнок и, свернувшись в комочек, лукавым зверьком поглядывала на него. Он, тяжело дыша от бега, подошёл и сел на кровать. Я, вытянувшись в струнку, улеглась перед ним. Он погладил меня по руке. Я резко села и начала раздеваться.
- Ты что? - спросил он, резко вскочив.
- Не притворяйся, - криво улыбнулась я. - Ты ведь этого хотел? Ведь хотел, да? - Я пристально смотрела в его глаза. Все его мысли я видела насквозь, как будто его голова была стеклянной, а они словами в книге. Вот сейчас, неожиданно для себя он тоже стал раздеваться. "Ведь ты этого хочешь... Ведь ты хочешь... Ведь хочешь... Хочешь...", - сейчас стучит у него в голове.
Я пододвинулась и он прилёг рядом. Я обнажённая недвижимая и холодная, лежала, глядя в пустоту. Он облокотился на локоть и посмотрел сверху вниз на моё лицо. Я видела своё отражение в его глазах: острые бледные линии моего лица словно застыли и, если бы не лёгкое мое дыхание, ему могло бы показаться, что рядом с ним лежит греческая статуя. Он оглядел меня. Да, с телом мне ещё повезло: чистый высокий лоб, прямой нос, свежие пухлые губки, ровный подбородок, маленькая нежная шейка, тонкие белые руки с длинными тонкими пальчиками, маленькая крепкая грудь, упругий плоский живот, кончавшийся тёмными кудрями, скрывавшими маленький розовый клитор, округлые небольшие бёдра, переходившие в стройные рельефные ножки, и маленькая стопа Золушки с нежно-розовой пяточкой. Словом, идеал женщины.
Он кончиками пальцев прикоснулся к моей груди и несколько раз, почти не касаясь, очертил сосок. Я не первый день жила на свете. Я помнила все свои телесные ощущения, но всё равно не могла совладать с собой - моё тело зажглось, сердце под его рукой застучало сильнее, а кровь быстрее побежала по венам. Моё тело засветилось: вместо мраморной бледности оно окрасилось бледно-розовым цветом. Он прикоснулся к другой моей груди. Моё тело сильнее затрепетало. Оно стало розовым, но словно покрытым прозрачной плёночкой. Он слегка прикоснулся к моим губам. Затем медленно провёл тонкую полоску от шеи до моих кудрявых зарослей внизу живота. Я уже не могла сдерживаться: спина моя выгнулась, а я, схватив его за шею, приникла к его губам. Я крепко прижимала к себе его голову и гладила по волосам. Я прижимала его к себе всё сильнее и сильнее, как будто хотела срастись с ним. Наконец он вырвался из моих рук и повалил меня спиной на кровать, прижимая своим разгорячённым телом. Я опять схватила его голову и впилась в его губы. Он, осмелев, начал мять мою грудь и зад. Соски мои, мирно лежавшие под его руками, набухли и потемнели, грудь приподнялась и затвердела, стала упругой, как надутый мячик. Я ласкала его спину, впившись в его губы, а он всё яростнее мял мне груди и зад. Вдруг меня словно что-то подбросило: я вырвалась из его рук и с размаху села на него верхом. Боли я не почувствовала, только его член внутри себя. Он застонал. Отражаясь в тёмном окне в сумраке ночи, я казалась себе вавилонской блудницей, сидящей на библейском звере: волосы разметались по плечам и спине, глаза горели так, что даже искажённое отражение окна не могло скрыть их блеск, тело пылало, и мне казалось, что по моим венам бежит раскалённый жидкий металл. Я оседлала его и не хотела прекращать скачку. Затем, достигнув пика, я упала ему на грудь и снова впилась в губы. Я видела, что моя кровь текла по его ногам, но я не чувствовала боли. Судя по нему, он вообще ничего не замечал. Вдруг он резко развернулся и лёг на меня, целуя в шею и грудь. Я всё яростнее ласкала его спину, шею и плечи, а он, лёжа на мне, целовал моё бархатистое тело и заросли кудрей внизу живота. Он несколько раз прикасался к моему клитору, вызывая в моём теле маленькие взрывы наслаждения и истому с яростным желанием пика. Я сладострастно стонала, выгнув спину, а он продолжал двигаться внутри меня.
Наконец он устал и положил голову мне на грудь, но я хотела продолжения. Я перевернула его и снова села сверху. Недовольная его отдыхом, я, задыхаясь, шептала ему:
- Ну что же ты?.. Что же?
- Какая же ты... - прерывисто дыша, шептал он в ответ. - Какая же... ты...
- Ненасытная ты... - бормотал он, не отрывая глаз от меня.
- О-о! А ты... - Видя, что продолжения от него ждать не следует - его член обмяк во мне и выскользнул уже, как умершая гусеница. - А ты! Ну что же ты! - презрительно бросила ему я и соскочила с постели.
- Какая же ты... - шептал он, полузакрыв глаза.
А я стояла в свете луны - прекрасная и неутомимая. Мои волосы шевелил ветер и, казалось, что они живые.
- Какая же ты... - продолжал шептать он и открыл глаза. Я возвышалась над ним, гордая своей победой над несовершенством мужского тела.
- Кто ты? - вдруг вскричал он.
И было от чего. Мои светлые волосы стали угольно-чёрными, прямой нос мой выгнулся и слегка загнулся на конце, губы стали ещё полнее и чувственнее, а лба вообще не было видно - отражение в стекле хоть и не обладало чистотой зеркала, но давало представление о тех изменениях, которые вдруг начали происходить в моём облике. В глазах этого смертного я видела отражение жёлтого блеска своих глаз.
- Кто ты? - со страхом повторил он.
Огромная радость наполнила меня и я крикнула во всё горло:
- Да! Это я! - Крик мой отражался от стен и наполнял собой всю палату. Я рассмеялась диким смехом. Его сатанинские раскаты так же отскакивали от стен и исчезали где-то под потолком. - Я! Это всё я! А ты - ты только посмотри на себя!
Он опустил глаза на своё изменившееся тело и вскрикнул: оно, некогда могучее и мускулистое, которому могли позавидовать спортсмены, скукожилось, высохло, похудело и покрылось сетью морщин. Он схватил с ближнего стола небольшое зеркало и поднёс к своему лицу. На него смотрел череп с натянутой на него старческой кожей. Запавшие глаза, обведённые чёрными кругами, тускло смотрели мёртвым светом, пересохшие истончившиеся губы потрескались. Он поднял свою некогда накачанную руку, но увидел лишь кости скелета с натянутой на них дряблой кожей.
- Что ты сделала? - яростно хотел прокричать он, но не узнал своего некогда зычного голоса - из его горла раздался лишь какой-то скрежещущий хрип. - Что ты со мной сделала, ведьма? - Он закашлялся.
- Я колдунья, а не ведьма. - Я встала перед ним, во весь свой ставший высоким рост. - И разве ты не знал, что за ночь любви с колдуньей смертный платит жизнью? Что безнаказанно меня иметь может только такой же колдун, как я? Ты разве не знал этого?
- Нет, - тихо прошелестел он.
- Так теперь знаешь, - снова заорала я и рассмеялась. Энергия, переполнявшая меня, хоть и не нашла выхода в этом человеке, требовала выхода иным способом. - Теперь ты знаешь, смертный!
Приподнявшись было, чтобы посмотреть на себя или ударить меня, он упал на кровать, выронив зеркало.
- Ты поимел меня, но не удовлетворил, - Я презрительно бросала слова в это человеческое недоразумение. - А теперь ты умрёшь. Не надо пытаться трахнуть женщину, если хочешь просто утолить свою похоть. Её может оказаться сильнее. Ты поимел меня, - повторила я. - А теперь умрёшь, - прошипела я ему в лицо.
В этот момент за окном сверкнула молния и грянул гром. Он, снова приподнявшийся было на кровати, упал и испустил дух.
- Мой господин! - заорала я во тьму окна. - Его душа со мной! Я иду к тебе! - И, сжав невесомое нечто в кулаке с неестественно длинными ногтями, я прошла сквозь стекло окна, как будто его и не было. Я взлетела над уродливым квадратным домом, бросив последний взгляд на кровать с худым коричневым трупом, над которым поднимался какой-то сладковатый белый дымок, который медленно растворялся в воздухе. Я же свободная и восторженная, летела в черноту неба...
Внезапно я проснулась. Что за чёрт! Приснится же такое! Я вцепилась в край простыни и попыталась её потянуть. Что-то мешало мне. Я оглядела кровать и похолодела: охранник, который сопровождал меня на прогулке в палисадник вчера, без движения обнажённый лежал в ногах моей кровати лицом вниз. Простыня была в каких-то бурых и красных пятнах. Я взглянула на свои руки - они были в засохшей крови. Я приподняла простыню: низ живота и ноги так же были в крови. Я резко села на кровати и чуть не закричала от нестерпимой боли во влагалище. Боже! Что же это? Дрожащей рукой я попыталась нащупать пульс на шее санитара. Его не было. Я попыталась развернуть его. И тут моим глазам предстало страшное зрелище: его член, как будто вырванный с корнем, валялся рядом с кроватью в огромной луже крови. В его паху зияла чудовищная рана. Мои глаза заволокло туманом и я истошно закричала, падая на подушки. Небытие накрыло меня своим успокаивающим покрывалом.
Что было дальше, я не помню. Действительность я воспринимала как сквозь толщу воды. Вокруг меня были какие-то люди, что-то кричали, меня куда-то несли. Меня кололи, но я не чувствовала боли. Меня избивали, но я не защищалась. Я даже не знала, были мои глаза открыты или закрыты, снова вокруг сон или явь. Меня о чем-то спрашивали, снова били, кололи, но я ничего не воспринимала. Такое состояние бывает, когда отходишь от наркоза: тот свет ты уже покинул, но на этот ещё не вернулся. Я не знаю, сколько прошло времени. Я не знаю, куда унесли тело санитара и начали ли следствие. Когда я очнулась, была глубокая ночь. Или мне так показалось, потому что я очнулась в полной темноте и тишине. Я попыталась повернуться, но оказалось, я опять привязана к кровати. Простыня серым пятном выделялась в полной темноте. Благодаря ей я поняла, что не ослепла.
Я лежала с открытыми глазами без мыслей в голове и ощущений в теле. Я не чувствовала ни голода, ни холода, ни раскаянья, ни сожаления. Я была как бы вне тела, времени и пространства.
- Ну и зачем ты это сделала? - услышала я вдруг низкий и густой голос. - Твоя задача была искушать её знаниями, а не помогать ей убивать.
- Но Господин, - раздался другой женский голос. - Это было так скучно. Те искушения, которым я её подвергла, свели её с ума. Её душа жаждала увидеть. Я дала ей такую возможность.
- Увидеть? - прогремел первый голос. - Это не твоя работа! Хочешь быть наказана? Грязной работы ещё много. Могу обязать тебя её выполнить.
- Нет, Господин, - Во втором голосе слышалось и разочарование, и недовольство, и страх.
- Ты взялась делать не свою работу, - Первый голос был не на шутку рассержен. - Оставь её. Когда ты будешь нужна, я тебя к ней призову.
- Да, Господин, - смиренно ответил второй голос.
Я изо всех сил напрягла зрение. И вдруг я увидела у стены два светлых пятна: одно было ярче и больше, второе мелкое и тусклое. Яркое на мгновение вспыхнуло и погасло. А тусклое осталось на месте. Постепенно оно приняло очертания человеческой фигуры. Медленно эта фигура направилась ко мне. По мере её приближения она приобретала женские черты. Когда она оказалась совсем рядом, я увидела... себя.
- Что же, жаль с тобой расставаться, - сказала сущность. - С тобой было весело. Господин забил твою голову такой чушью, что получилась богатая фантазия. Мне было из чего выбрать. Ты забавная. Особенно, когда стала считать меня собой и наоборот, - Сущность улыбнулась. - но слово Господина - закон. Они не позволят ослушаться. А искушать алкоголиков на новую бутылку водки не так интересно, как заставлять искать истину интеллектуала.
- Кто ты? - спросила я хрипло.
Сущность, уже повернувшаяся, чтобы уйти, удивлённо обернулась.
- А, так ты видишь меня, - с непонятным разочарованием произнесла она.
- Я видела тебя и второе пятно света.
- Господина? - Сущность искренне удивилась. - Надо же. Чем же ты их привлекла, что они дали тебе их увидеть?
- Их?
- Господин - это всё. Это и слово, и мысль, и разум, и мужчина, и женщина.
- Бог? - Я со страхом слушала эту сущность. Неужели я на самом деле схожу с ума?
- Вы, люди, и так его называете.
- А как ещё?
- Дьявол, сатана, Вельзевул, чёрт, бес...
- Что? - Я дёрнулась, чтобы вскочить, но ремни меня держали крепко. - Бог - это дьявол?
- Дура, - снисходительно сказала сущность. - Это всё. Это и свет, и тьма, и добро, и зло.
Я закрыла глаза. Да, определённо, я сошла с ума. Как бог может быть дьяволом, а свет - тьмой? Я сплю, у меня галлюцинации, я сошла с ума. Так или иначе, этого всего нет. Это моя фантазия.
- Твои сны, которые так похожи на реальность, это тоже твоя фантазия? - внезапно со злостью сказала сущность. Я вздрогнула.
- Кто ты?
Сущность села на единственный стул в комнате, который я в темноте не увидела.
- Можешь считать меня демоном искушений, Анита, - Она невозмутимо положила ногу на ногу и скрестила на груди руки.
- Как? Анита?
- Если точнее, Анн-Мари Лефевр, профессор истории религии Сорбонны, кандидат наук демонологии и изучения оккультизма. То, что я сейчас тебе рассказала, лишает меня дома. Но Господин и так мной недовольны. Так что, чем скорее развязка, тем лучше.
Анн-Мари Лефевр, профессор... кандидат наук... Я вдруг вспомнила свой кабинет в университете, сплошь забитый книгами по религии, истории, демонологии, оккультизму, сатанизму, язычеству, дьяволопоклонничеству. Я вспомнила свой дом, который купила в пригороде, когда ещё была замужем. Его я отдала мужу после развода. В городе, где я стала проводить большую часть жизни, он мне не нужен. Я вспомнила курьера с почты, веснушчатого парня, которого дразнили Питер Пен за его имя Питер-Пол. После десятой доставки книг за неделю мы подружились. Я разрешала выкупать посылки за меня, когда забывала или не успевала сама. Конечно, я ему приплачивала немного за его любезность... Я вспомнила кошку соседки по этажу - чёрную длинношёрстую ленивицу, которая даже хвостом не шевельнёт, если перед ней упадёт кусок колбасы... Я вспомнила всё... Возможно, это произошло за секунду, возможно, прошло полдня...
- А-а, вижу, ты обрела себя... - Сущность встала. - Что ж, пора прощаться. Господин будет недовольны. Но они всеведущ, должны понять.
- Не поняла, - Я открыла глаза и уставилась в своё лицо. - Не поняла, как то, что я себя вспомнила, может тебя прогнать?
Сущность села, подавшись вперёд и расставив ноги. Сцепленные в замок руки она положила на колени.
- Видишь ли, - начала она. - Господин увидели в тебе что-то, что ему не понравилось. Ты слишком близко подошла к пониманию его сути, когда копалась в своих книжках. Хоть ты и католичка, но в тебе жил гностик, с которым я и свела знакомство. Моё дело было искушать тебя знаниями непознанного, таинственного, чтобы, ударившись в мистику, ты позабыла бы о поиске бога. Частично мне это удалось. А потом мне стало скучно. Католичка в тебе умерла, гностик ушёл, ты стала слепее, чем была до нашего знакомства. И я решила развлечься. Ты помнишь свои сны? - внезапно спросила она. Я вздрогнула. - А-а, помнишь. В них было всё так реально, да? Так вот, это была я. Я в тебе, а ты во мне. Я руководила, ты действовала...
- А санитар? - перебила я. - Кто его убил?
- Я твоими руками, - она улыбнулась.
- Зачем? - Я закричала. Я хотела вырваться, поймать, растерзать эту гадость за то, что она со мной сотворила.
- Глупый, никчёмный тип, - пожала плечами сущность. - Его срок и так был близок - он должен был умереть спустя два дня под колёсами грузовика. Я ему устроила прекрасную смерть - от любви.
- Ты... ты... - Я металась под ремнями, но ничего не могла сделать. - Убирайся! Твой господин зря не наказал тебя, дрянь!
- Ну вот, - с деланным разочарованием сущность встала. - Я позволила ей узнать все тайны Земли, устроила путешествие по времени, дала возможность быть всесильной, а она... - Сущность махнула рукой.
Резко раскрылась дверь. В комнату вбежал человек в халате со шприцем в руке. Вслед за ним влетело ещё несколько человек и трое санитаров.
- Она очнулась. Она пришла в себя, - бросил первый человек со шприцем другим.
- Я Анн-Мари Лефевр, в девичестве Морильяк. Я профессор истории религии университета Сорбонны, кандидат наук демонологии и изучения оккультизма Йельского университета, доцент кафедры прикладной философии института Тулузы, профессор истории языческих культов мира пражского университета... - Я чётко произносила свои титулы, которые всплывали у меня в мозгу. Сущность, скрестив руки, с улыбкой кивала позади людей в белом. - ...Доцент кафедры аномальных явлений Кембриджа и профессор демонологии Принстона...
- А с Папой вы не общались? - заворожённый моими перечислениями, мужчина со шприцем очнулся. - В Ватикане давно были?
- В Ватикане мне отказали в учёной степени.
- Что так? - нагло ухмыляясь, спросил он.
- Разошлись во взглядах на понимание бога с Папой Римским.
- А, ну как же, как же, - всё так же нагло ухмыляясь, он сложил руки на груди, выставив шприц.
Я прикрыла глаза. Когда я снова посмотрела на него, у него в руках была толстенькая папка, документы в которой он быстро пробегал глазами. С его лица не сходило недоумённое выражение.
- Это всё действительно вы? - недоверчиво спросил он.
- Да, это я. Я вспомнила.
- Вспомнила, - Сущность скривила моё лицо. - Кабы я тебе не сказала имя, ты бы так и осталась овощем.
- На смей! - заорала я и дёрнулась. Мужчины, столпившиеся около папки, вздрогнули и отпрянули. - Когда я увидела вас обоих, я была в своём уме. Это ты, ты лишила меня моей личности!
- В своём уме! - Сущность ядовито улыбнулась. - То-то твой врач так на тебя смотрит! Ещё бы - разговаривать с пустотой - это быть в полном рассудке, - Она снова засмеялась.
- Простите, доктор, - сказала я человеку со шприцем. - Но неужели вы не видите женщины рядом с дверью? У неё моё лицо. Она говорила со мной.
- Давай, давай, - веселилась сущность.
Мужчины переглянулись. Тот, который держал шприц, внимательно осмотрел дверь.
- Хорошо, - сказал он. - Женщина с вашим лицом.
Я облегчённо закрыла глаза. Тут же резкая боль пронзила мою ногу: опустив глаза, я увидела, как он вынимал из неё пустой шприц.
- Не отвязывать, - рявкнул он санитарам и быстрым шагом вышел. Я хотела крикнуть ему, но мой рот как будто забили ватой. В глазах поплыло, в ушах застучало. Резкий свет из коридора, пробивавшийся в открытую дверь, стал меркнуть. Последним растаяла сущность с моим лицом и её издевательский смех...
У костра сидела группа молодых людей. Один что-то напевал под гитару, девушка в красной куртке зябко жалась к нему, другие напевали по мере своего слуха. Костёр весело потрескивал, взметая искры в темнеющее небо. Красное солнце медленно садилось, полная яркая луна выкатывалась из-за редкого леса, плотный белый туман надвигался с поля. Мой бог! Неужели снова эта пытка? Явь или сон? Видение или реальность? Я попыталась закричать, затопать, но у меня ничего не получилось. Как будто меня нет, или я смотрю кино через стереоочки. Я кричала, прыгала, махала руками - бесполезно. Меня для них не было.
Когда музыка кончилась, компания сидела некоторое время в молчании, которое нарушало лишь потрескивание поленьев в костре. Вдруг послышались тихие осторожные шаги, словно кто-то шёл к ним через лес. Молодые люди обернулись, а один парень, трагически понизив голос, произнёс:
- Вы знаете, что сегодня тринадцатое июля, пятница - день шабаша нечистой силы?
- Нет! - заорала я в отчаяньи. Но они снова меня не слышали. Тринадцатое июля? Что за дата такая? Об этом я ничего не знала. Может этот парень хотел напугать тринадцатой пятницей?
Я внимательно смотрела на них. От его слов девушка в красной куртке вздрогнула и её глаза засверкали в темноте.
- Я бы не отказалась побывать на таком шабаше. Душу бы отдала, чтобы увидеть вживую сатану. Только жаль, что его нет.
Из леса вынырнула фигура женщины с распущенными чёрными волосами. Она неуловимо напоминала ту сущность, с которой я беседовала недавно. Тот же отрешенный взгляд, мягкая грация движений. То же спокойствие и как будто всезнание того, о чем ты даже не догадываешься.
Она медленно подошла к костру. Её странно блестевшие глаза обратились на только что говорившую девушку.
- Зря вы так думаете, милая, - хрипло произнесла она. - И бог, и дьявол есть. Только дьявол сильнее.
Я видела скептический взгляд парня с гитарой и как будто прочитала его мысли: "Наверное, очередная дьяволопоклонница. Из тех, что собираются по пустырям, подвалам и помойкам и орут всякую чушь при свечах, поливая себя украденной кровью с донорского пункта приёма. Безудержные оргии, убитые животные, героин и костры до небес".
- Вам не страшно бродить одной по лесу? - спросил он вслух.
- Меня спасает моя вера, - Женщина странно сверкнула глазами и улыбнулась. Её улыбка была притягивающе очаровательной. Парень мгновенно забыл о девушке, которая прижалась к его плечу. Он видел только эти глаза, в которых вспыхивало и загоралось пламя. Я тоже видела их. И я испугалась того, что видела в них. Я видела его нараставшее желание и как будто слышала: "Мой бог, мне кажется, я хочу её"
Я снова пыталась орать и махать руками. Компания не реагировала. Только женщина повернула ко мне лицо и, казалось, заглянула в самую мою душу. Я поперхнулась и замолчала. Я смотрела в мрачную темноту, которая воплощала в себе всё зло, подлость, боль, обман и предательство мира. Я содрогнулась. А женщина вновь смотрела на парня и улыбалась.
- Если вы не против, проводите меня до деревни. Это здесь, рядом, - сказала она, не сводя с него глаз.
Парень встал странно неуклюже. Очевидно взгляд женщины парализовал его волю и конечности. Я видела его глаза. "Я хочу её", - говорили они уверенно. Он шагнул к женщине.
- Ты куда? - требовательно крикнула девушка в красной куртке. Женщина перевела взгляд с парня на неё. Словно она была из стекла, я увидела, как в ней заклокотала страшная ревность, однако, к моему удивлению, на её лице ничего не отразилось.
- Надо проводить, - не сводя глаз с женщины, ответил парень. - Мало ли что может случиться.
Чёрные всплески ревности охватили уже всю девушку, но она сказала:
- Ну-ну, быстрее возвращайся.
Что-то в её тоне очевидно показалось парню странным. Он нахмурился, но, взглянув в глаза женщины, моментально забыл об этом. Женщина отошла от костра. Парень пошёл вслед за ней, и вскоре шум их шагов затих.
Молодые люди у костра некоторое время молчали. Потом они начали оживлённо обсуждать странное поведение своего гитариста. Девушка в красной куртке незаметно отошла от костра и быстро зашагала за странной женщиной и парнем, прислушиваясь к тишине леса. Я последовала за ней.
Пройдя минут десять, она остановилась. Как она смогла найти дорогу в сумерках и тумане пусть редкого, но леса, и как смогла следовать за этой женщиной, я не понимала. Однако, в темноте деревьев были пятна и слышались осторожные шорохи.
- Ты такое чудо, - слышался прерываемый страстью голос парня. - Ты ведьма! Ты богиня! Ты сама страсть!
- Я не ведьма, я колдунья, - раздался насмешливый и холодный голос женщины. Он мне напомнил тот кошмарный сон-реальность, когда я очнулась с мёртвым санитаром на своей кровати. - Я колдунья тьмы. Я хочу тебя, - говорила женщина, - Но больше всего я хочу твоей крови.
Раздался приглушенный щелчок, как будто клацнули зубы животного, затем странный звук достиг меня и девушки в красной куртке. Я видела её парня, прислонившего спиной к дереву женщину. Она склонилась над ним, сверкая на нас глазами. Затем послышался противный булькающий звук. Женщина подняла голову и кроваво-красными губами, с которых стекали капли крови, произнесла:
- Наконец-то я наелась! - Глаза её сверкнули, и она оттолкнула парня, который мешком свалился у её ног.
Застывшая в ужасе девушка подняла от него белое лицо и посмотрела на женщину.
- Ты убила его! - закричала она. Охватившие её гнев и ревность постепенно приводили её в себя.
- О нет! - Женщина взглянула на неё. - Я его только поцеловала. Он скоро придёт в себя. Правда, секс его интересовать будет не так сильно, как раньше, - Женщина плотоядно облизнулась. - Но ты ведь хотела увидеть сатану. Ещё не передумала?
- Нет, - Я видела, что злость и ревность в девушке таят, а их место занимает любопытство и скептицизм. Холодными льдинками они как будто высвечивали её душу. Я хотела схватить её за руку, встряхнуть - ведь только что какая-то женщина убила или чуть не убила её парня! Но моя рука прошла через её тело. После минутного поединка взглядов я с изумлением увидела, как женщина и девушка в красной куртке поднялись в воздух. Я снова попыталась схватить девушку, но всякий раз моя рука проходила сквозь неё.