ТАТЬЯНА ВАСИЛЕЦ
СОДЕРЖАНИЕ
РАНДЕВУ В ВЕЧНОСТИ
Как-то Вселенский Разум присел на звездную россыпь и задумался о Гармонии. Мимо пролетали кометы. В носу першило от звездной пыли.
«Все есть, — думал он. — Но чего-то не хватает…»
В тот же миг к его удивлению звезды стали перемигиваться гораздо многозначительнее. Он оглянулся и увидел, как на космической колеснице по Млечному пути мимо него проплывает Божественное женское в искрящемся одеянии. Позади ее длинного шлейфа по небытию ритмично расплескивался дивный свет.
«О! — подумал Разум. — Именно то, что мне нужно!»
— Эээ… — неуклюже протянул Вселенский Разум, обращаясь к Женскому. — Мы с вами где-то встречались? — в горле першило, что-то неистово забилось в груди.
— Не совсем… — ответило Женское голосом из серебряных колокольчиков.
— В таком случае, разрешите представиться: я — Разум.
— Я рада, что вы есть, — пролился волшебный голос. — Я — Женское начало Бога.
— Гм, гм… — откашлялся Разум. — Нет слов, как мне приятно… Куда путь держите?
— Я следую Божьим законам.
— Как это? — заинтересовался Разум.
— А вот, — прозвенело Женское и грациозно повело кистью прекрасной руки — тут же в обозримых просторах Вселенной космической пыли как небывало.
— О! — воскликнул потрясенный Разум. — Волшебно! У меня как раз на нее аллергия…
— Я знаю… — прозвучал колокольчик.
— Откуда? — приятно удивился Разум.
— Вы всегда чихаете, как присядете на звездную россыпь.
— Так значит, мы все-таки встречались?
— Не совсем. Вы обычно бываете так погружены в свои мысли, что не замечаете ничего вокруг… Я только проходила мимо… много раз…
— А пыль? Вам раньше не хотелось ее… убрать?
— Это претензия?
— О, нет! Что вы! Что вы! Просто по законам логики… если вы знали, как я мучаюсь…
— Простите, мне пора…
— Я не хотел вас обидеть! Честное слово!
— Я знаю. Но законы логики не всегда совпадают с Божьими…
— Понимаю… Еще раз простите…
— Вы не виноваты. Так устроен любой разум…
— Нет! Вы меня не поняли!
— Куда уж мне!
— О, Господи! Да погодите же! Выслушайте меня! Вы появились — и я будто поглупел! Мне так много нужно вам сказать!
— Не волнуйтесь так… — ответило Женское. — Я здесь и я слушаю…
— Я… — Разум запнулся. — Я хотел…словом… этого словами не скажешь.
— Я знаю… — нежно прозвенело Женское. — Я всегда хотела помочь… все это выразить… Поэтому у меня родилось искусство…
— Да? У вас есть дети?.. Только, ради Бога, не поймите превратно! Я просто поражен… Вы так прекрасны!.. Так молоды!.. В вас есть то, что я искал всю мою жизнь! Я никуда не отпущу вас! Вы останетесь со мной навсегда! Я буду любить ваших детей!!! Сколько их у вас? Двое? Пятеро? Всех, всех буду любить! Я уже люблю их!
— Я знаю… — засмеялось Женское. — Но так много усилий не требуется… Не надо ничем жертвовать.
— Простите… я, кажется сошел с ума…
— Нет, просто вы остановились и присели на звездную россыпь, — улыбнулось Женское.
Разум улыбнулся в ответ.
— Я же много раз сидел здесь… ничего не понимаю… А вы… вы много раз проходили мимо…
— Не стоит корить себя. Вы были заняты важными делами. А я — свободна… Могу ждать Вечность…
— Нет! Никаких Вечностей! Я хочу, чтоб вы были моей! Немедленно!
Женское удивленно подняло брови. Разум спохватился:
— Я хочу сказать — довольно! Хватит все валить на важные дела! Больше ни слова о делах! Будьте моей! Умоляю…
— Только не это!
— Вы мне отказываете?
Женское потупило взгляд и сказало тихо:
— Я всегда ждала этого момента… нужно было только, чтобы вы заметили…
— Что?
— Не «что», а «кого».
— Кого?
— Меня. Тогда лишь я могу для вас Быть… Попасть в вашу Реальность… Это произошло… Я счастлива. Но не умАляйте меня! Мне так надоело быть для вас последним всплеском света в хвосте пролетевшей кометы… Именно так вы всегда меня воспринимали — только последний всплеск…
— Я был неправ. Я столько упустил!.. Прошу вас…
— Не надо…
Они долго сидели на звездной россыпи, взявшись за руки и глядя друг другу в глаза. Мимо пролетали кометы.
ОБЫКНОВЕННАЯ ФЕЯ
Телефонный разговор продолжался уже больше 10 минут. Фея сидела, крепко сжимая трубку, и даже не замечала этого. Это была работа — слушать, что говорят ей люди. Они часто жаловались и просили о помощи, но чаще были больше готовы продолжать жаловаться, чем делать что-либо другое.
— Я не знаю, что мне делать… — причитала в трубке женщина. — Я стала все видеть!
— Что именно — все? — спросила фея.
Ее глаза незаметно светились так, что настольная лампа тайно завидовала им.
— Все! — взахлеб рассказывала женщина. — Я вижу, что делается за стеной в соседней квартире! Вижу даже мертвых!
— Как — мертвых? — фея решила уточнить.
— Ну, я не знаю… мне так кажется…. Я поднимаюсь по лестнице, а он стоит!.. Такой прозрачный… Я испугалась. Откуда-то знала, что он — мертвый…
Женщина была растеряна больше, чем испугана. Она явно не понимала, зачем ей такие возможности.
«Она вполне нормальная, — подумала фея. — Но это произошло с ней не случайно».
У феи были две взрослые дочери. Она любила домашний уют и мурлыканье кота.
— Понимаете, моя соседка, которой я много лет доверяла свои секреты, оказывается, сделала куклу! — торопилась женщина. — Эта кукла — я! Она колет ее в голову, а я — страдаю от головных болей!
«Теперь понятно, — подумала фея. — Та случайно открыла ей третий глаз».
— Скажите, что делать? Я вижу: она нагнала в мою квартиру столько нечисти!
— Какие они? — спокойно спросила фея.
— Разные… Но все хвостатые! Они сидят по углам… Я просила Бога о помощи… И вдруг решила позвонить вам!..
Фея, продолжая неторопливо расспрашивать взволнованную женщину, мысленно направила в ее квартиру серебряный луч. По углам действительно копошились хвостатые твари самого разного образца и калибра. Луч, как давно стосковавшийся по охоте фокстерьер, резво кинулся к «дичи» и стал с увлечением «палить» ее. Твари — окаменели.
— Какое счастье, что я вам позвонила!.. Вот сейчас я говорю с вами, а они почему-то замерли!..
— Хорошо, — отметила фея.
— Меня же никто не хочет слушать! Понимаете, я уже ходила в церковь. Но священник отказался прийти…
— Вам нужно поставить зеркала на окна и двери, — мягко говорила фея. — И представить вокруг себя зеркальный скафандр…
Фея соскребала лучом спрессованные темные фигуры по углам комнаты и не могла решить, куда их деть. Мелькнула мысль — отправить той самой соседке. Фея улыбнулась сама себе — зачем делать то же, что делала ведьма? Луч окончательно сгреб нечисть в кучу и, сложив ее у соседского порога, — азартно поджег. Фея поморщилась — астральная вонь была нестерпимой.
Женщина на том конце трубки постепенно успокаивалась, а фея уже другим лучом делала в ее комнате ремонт — наклеила розовые обои, выкрасила светлым пол и потолок. Комната засияла.
«Наверное, все», — подумала фея.
— Вы не представляете, как мне стало хорошо! — ликовала удивленная женщина. — И как я догадалась позвонить именно вам!
«Нет, не все!» — спохватилась фея. Она вдруг увидела, как душа женщины мечется, пытаясь невольно закрыть лицо руками.
Фея попыталась войти лучом внутрь женщины, но зеркальный скафандр, только что неосознанно созданный той, уже хорошо защищал ее.
«Вот это да! — мысленно удивилась фея. — Уже защитилась. Какая молодец!»
Фея направила луч в район темени женщины, и он благополучно оказался у нее внутри.
«Так и есть!» — фея этого ожидала. Серебристый свет луча осветил отвратительную скользкую лярву, занимавшую все внутреннее пространство тела.
— Хрясь! — луч пронзил ее, сместив в район живота.
«Теперь остается только сходить в… Но как сказать ей об этом? Неудобно», — не прерывая диалога, думала фея.
— Простите, — смущенно сказала женщина. — Вы мне так помогли! Мне… я… Спасибо вам! Можно, я позже позвоню?..
— Конечно, — улыбнулась фея. — Мне было приятно общаться с вами…
Фея заглянула в будущее: душа женщины мирно спала сном младенца в уютной кровати, одетая в белое, с румянцем на отдохнувшем лице.
СВЕТ ВОИНОВ
Воины не всегда знали друг друга. Каждый день они куда-то спешили по своим обычным делам, передвигаясь по улицам большого города. Пешком. На автомобиле. В автобусе. Нужно было успеть на работу. В гости. Куда-то еще. Общим было то, что каждый из них в любой момент особенно точно знал, как надо поступить. Никто из них никогда не сомневался — всегда тонко чувствовал: надо так… или так. Что-то внутри подсказывало своевременным глубинным движением: вот так — хорошо, а так — плохо. Это доставляло удовольствие, жить было приятно, легко и как-то удивительно мягко.
Вокруг люди огорчались, угрожали или хвалились, соперничая друг с другом, терпели боль, жаловались на жестокий мир или открыто проклинали кого-то. Воины, слыша их вопли или стоны, никогда не могли к этому привыкнуть и всякий раз слегка удивлялись: «Неужели они серьезно?..» Но всякий раз тут же спохватывались: «Ах, да! Здесь же так… это у них все на самом деле. Это же «этот мир»…» Это удивление посещало воинов с завидным постоянством, как человека, который всякий раз, проснувшись, какую-то долю мгновения пытается собрать свое Я, припоминая, кто он. Воины обычно тут же припоминали, что они не в своем мире, а там, где им положено время от времени быть, чтобы освещать Мрак.
А дома, в Мире Света — никто ни на кого не жаловался, там струились разноцветные потоки радости, все улыбались, и никто не был воином. Они просто Были. Дети там никогда не хмурились, взрослые были полны любви, а разговоры посвящались открытиям, новым произведениям и отважным идеям, которые умножали радость.
Когда кто-нибудь попадал в подлунный мир, он тут же становился воином, потому что своим светом освещал Мрак, в который было погружено сознание «этого мира». Подлунный мир даже днем, когда выходило солнце, спал, и если смотреть глазами воина, бодрствовали только некоторые, но большинство из них, если приглядеться, как раз и были воинами. Некоторые люди не спали, пробужденные каким-то событием или кем-то из воинов. Но не провалиться снова в сон могли немногие.
Не спали еще проводники и пророки. Они делали свою повседневную работу, которой требовалось так много, что казалось, они шьют тапочки для муравьев огромного муравейника. Но проводники и пророки делали свое дело настойчиво и кропотливо. Каждый день, даже во сне. Хотя никто не видел, когда они спят.
Воинов было довольно много. Рассредоточившись среди людей, они нередко «натыкались» друг на друга, всегда узнавали своих, но не всегда заводили знакомство. Иногда им было просто приятно постоять в свете другого воина, почувствовать знакомые вибрации радости, которые тот излучает. Они могли обменяться взглядами, немо отпраздновать встречу: каждый — внутри себя. Им не обязательно было кидаться на шею друг другу и в конвульсиях ностальгии вспоминать родной Мир. Они светили. Главной доблестью каждого было — поддерживать Основной Поток. «Этот мир» должен был освещаться равномерно. Такова была главная заповедь воинов.
Иногда воины собирались вместе. По двое, по трое. Иногда их было даже много — целые сообщества. И хотя воины были разного возраста, разных характеров, и даже имели разное мировоззрение — радость всегда заполняла пространство вокруг них невидимым веселым фейерверком.
Собрания воинов были открыты для всех. Но редко кто из людей выдерживал столько радости. Люди уходили, нередко разочарованные и раздраженные, хмуро отыскивая причины своего недовольства. Чаще всего они приходили к спасительному выводу «все они — дураки!» Никто из людей не догадывался, что когда воины дружески смотрели им вслед, и видели темные вспышки вокруг удаляющейся фигуры негодующего человека, они думали: «Все они — будут воинами. Нужно только еще больше Света…».
МАЛЕНЬКАЯ ЛЮБОВЬ
В потоке эфирных облаков эльфы любили играть в прятки. И те, и другие были разноцветными. Это только на первый взгляд эльфы казались бледными и прозрачными. Но если приглядеться — при свете дня они обретали свойственные каждому из них цветные оттенки и их крылья переливались, радуя солнечные лучи. Волны эфира струились вокруг эльфов, насыщая мир ароматом волшебных чар. Эльфы дышали этим ароматом, и если его вдруг становилось недостаточно, им требовалось совершать гораздо больше волшебства, чем обычно, чтобы заполнить живительным благоуханием пространство вокруг.
В этот день эльфы резвились как всегда, весело ныряя в эфирные волны, подтрунивая друг над другом. При каждом удобном случае они издавали нежные звуки, какие могли бы родиться от прикосновения к незримым маленьким струнам. Так звучали хлопки их крошечных ладоней — они звуками манили друг друга, чтобы потом, хохоча, снова скрыться в цветных потоках.
На цветочной поляне было много света, и от возни эльфов казалось, что поляна искрится в честь какого-то праздника.
Принц эльфов никогда не участвовал в глупых играх. Он был нелюдим и мрачен. Его волшебная сила во много раз превосходила способности его подданных, и то, что казалось им чудом, ему представлялось детской забавой. Например, он легко мог превратиться в человека. Этого не умел ни один из эльфов.
Принц не раз исчезал куда-то, оставив вместо себя Урмонта — большого толстого эльфа, своего бывшего наставника. Эльфы всегда подозревали, что Урмонт хоть что-то да знает о том, куда так часто наведывается Принц. И Урмонт всегда поддержвал в выражении своего лица особое таинственное очарование, благодаря которому эльфы продолжали его подозревать. На самом деле даже старый наставник ничего не знал о похождениях Принца. Когда же Урмонт несколько раз попытался разведать его тайну с помощью чар, то получил целую серию эфирных оплеух, предусмотрительно расставленных остроумным Принцем по своему следу. Урмонт долго отлеживался после каждой, и вскоре его пыл иссяк. А Принц стал исчезать намного чаще. Страна эльфов теперь подолгу оставалась без законного правителя.
Маленькая Эмея давно вздыхала по Принцу. Она была одной из многочисленных придворных красоток. Однако Принц, понимающе глядя на нее, никогда не принимал ее любви всерьез. «Это наверное, потому что Он умеет становиться большим, а значит, и любовь его может быть огромна, а я — обычный эльф, и моя любовь для него слишком мала», — думала про себя Эмея.
В глазах Принца где-то глубоко всегда таилась не свойственная волшебникам тоска, и никто не мог понять, как она может сочетаться с огромной силой его чар. Эльфы поговаривали, что Принц влюблен в земную женщину, но так как человеком он может становиться лишь на пять минут в день, его любовь обречена быть безответной.
Однажды Эмея принесла Принцу цветочный нектар и, как всегда молча стояла в ожидании его взгляда. Принц не посмотрел на нее. И тогда Эмея решилась на дерзость — она отчаянно взмахнула огромными ресницами и сама взглянула Принцу в глаза. Ее любовь безудержным потоком пронеслась через зрачки Принца прямо в его душу и обнаружила там страшную картину: в тоскливом полумраке Принц лежал окровавленный, а рукоятка драгоценного меча возвышалась над его бездыханной грудью. Рядом стоял Ангел Смерти с бесстрастным выражением в глазах. Любовь Эмеи устремилась к Ангелу, и стала трясти его за грудки. Это было слишком неожиданно для такой высокопоставленной фигуры, как Ангел.
— Не смейте! Не смейте! Не смейте! — кричала любовь, и хотя ее никто не видел, Ангел раскачивался, как пьяный, немного смущенный не свойственной его должности ситуацией. — Я не позволю забрать его — он самый хороший волшебник! Мы любим его — он наш Принц!
— Но он ничего не может… — беззвучно возразил Ангел Смерти, удивляясь сам себе, потому что он никогда не говорил с посторонними и никогда не нарушал инструкций. — Его велено забрать, иначе своей депрессией он погубит народ эльфов.
— Не верю! — отважно протестовала любовь. — Он нас любит!
— Но он возомнил, что ему нет равных! — непроизвольно возразил черный Ангел. — Это очень опасно для окружающих. Это убивает любовь в душе. И потом — Вы нарушаете инструкции: что Вы делаете в его будущем? Не положено!
— Убивает любовь?.. Тогда я останусь здесь! Я никуда не уйду! Смотрите — меня так много: я заполню все уголки его души!
И она распространилась повсюду, наполняя внутренний мир Принца цветами и нежным благоуханием.
— Не положено! — возмущался Ангел. — Он должен любить сам! Никто не сделает этого за него! Прекратите самодеятельность! Идите в свою душу! У меня — время… Не губите мою карьеру!
— Карьерист! — весело отвечала любовь, трогая разные струны души Принца так, что они стали исполнять божественную мелодию.
В глазах Ангела тайно промелькнула искорка умиления. Он машинально понюхал розовый цветок, который любовь вложила в его руку непонятно когда, и мечтательно закатил глаза.
«А когда-то и я… — вздохнул про себя Ангел. — Ведь были ж времена…»
Эмея без чувств лежала в объятьях Принца, он едва успел подхватить ее. Внутри его разливались волшебные ароматы и удивительное блаженство — душа наполнялась диковинной чарующей музыкой. Девушка, которую он держал на руках, отчего-то казалась дороже всего на свете, а какая-то едва различимая темная фигура медленно удалялась, самозабвенно размахивая розовым цветком, как дирижер — палочкой.
ЛЕСНЫЕ НОВОСТИ
Лесовичок захлопнул волшебную книгу. Облако пыли с негодованием вылетело наружу.
— Да-а, — сказал он. — Только этого нам не хватало…
Лесная фея выходила сегодня замуж. Она жила неподалеку, и старик привык к ней, как к дочери. Веками все шло в Лесу своим чередом и полностью согласовывалось с предсказаниями Волшебной книги. Поэтому волноваться было не о чем, и жизнь походила на мирное течение реки, что журчала неподалеку. Но теперь происходило то, чего не было написано в Волшебной книге! Что это? Старик не понимал.
«Какими переменами грозит это Лесу? Быть может, время Волшебной книги закончилось, и теперь придется вершить жизнь самим? Как все это отразится на нашей судьбе? И кто теперь будет править лесным миром? Ведь веками это делала Волшебная книга!» — мысли прыгали в голове Лесовичка, как зайцы по весне. Старик сидел на своем пенечке, солнце нежно согревало его, но впервые он не замечал этого. Лесовик был невелик ростом — чуть выше своего пенька. Зато Волшебная книга представляла собой огромный фолиант и хранилась в дупле старого дуба, откуда ее приносили старику сразу десять юрких белок.
Сейчас белки растерянно глядели на деда, не понимая, нужно ли уносить книгу. Прежде дед всегда подавал им знак, хлопнув в ладоши, и белки ловко возвращали Волшебную книгу на место. Теперь хлопка не было. Белки быстро переминались с ножки на ножку и тревожно оглядывались по сторонам, будто чуяли приближение опасности.
— Да-а, — еще раз протянул старик, но не пошевелился. — Чего смотрите, хвостатые? Ну-ка, как там написано?.. — Лесовик снова открыл книгу. На этот раз — в самом конце.
«Придет Великий Рассвет, — говорилось на последней странице. — Солнце встанет над Лесом и высушит росу. Наступит Новое Время. Доброе станет править, молодое — творить, старое — хранить мудрость творения». Этот Лес пережил много рассветов. Но ни разу с высыханием росы Новое время не наступало. Старик так привык думать, что это присказка, что и теперь ему показалось: если подобное случится, то очень нескоро. Но тут он вспомнил, что спозаранку сказала ему Фея. Она выходит замуж за человека. Он увозит ее в свой замок, она будет наведываться в Лес и приносить его жителям гостинцы.
В домике Феи была тишина. Она давно собрала свои сокровища — живую жемчужину, которую на совершеннолетие подарил ей здешний филин, и — волшебную палочку, какую при рождении получает каждая фея. Палочка творится из солнечного луча, освещающего душу феи в миг ее перехода в этот мир. Феи приходят в мир юными, чаще всего в возрасте нескольких лет, и вырастают на волшебных ландшафтах, где кому понравится. Когда фея достигает совершеннолетия, она идет к людям, и живет среди них, помогая отыскивать тропинки в Страну счастья, откуда родом все волшебники. Эти маршруты хорошо известны феям. Люди же могут увидеть заветные тропы только при помощи фей.
Фея неожиданно появилась перед стариком.
— Ты грустишь. Но пришло то самое Время…
— Этого не может быть, — упрямо отвернулся он. В глазах Лесовика мелькнули слезы.
— Ты хочешь, чтоб сегодня стало больше росы, и чтобы она подольше не высыхала? — грустно улыбнулась Фея.
— Новое время должно было принести всем радость. Какое ж это Новое время, если белки перепуганы, а старики никому не нужны? — буркнул Лесовичок.
— Так бывает всегда, — голос феи был похож на перезвон утренних рос. — Все новое омывается слезами… Вот люди — хорошо знают это.
— Что мне люди, — старик чувствовал себя покинутым.
— Важно, чтобы ты хранил наш Лес для другой феи. Она обязательно придет. Я буду любить тебя и впредь. Но ты будь готов полюбить ее…
— Мне никто, никто не нужен! Если ты можешь так вот… ни с того, ни с сего… уйти из Леса!.. — старик шумно всхлипывал. — Я хранил наш Лес для тебя! Волшебная книга помогала мне растить вас обоих. Мы жили так счастливо!
— Но мы жили не для себя, — сказала Фея. — Я понесу это счастье людям. Только так оно обретет смысл.
— Что я буду делать без Волшебной книги? Я привык к ее мудрым советам…
— Ты напишешь новую…
— Ты думаешь?.. — старик внимательно посмотрел на толстый фолиант.
Вскоре поутру солнечный луч особенно долго задержался на поляне, где стоял заветный пенек. Старичок выглянул, чтобы посмотреть, откуда столько света. В луче стояла маленькая девочка с волшебной палочкой в руке. Она была такая чудесная, что старик замер, забыв обо всем на свете.
ЙИКИ ЛЕВ
Он был большой и сильный. Многочисленные цветные фрагменты в его ауре выдавали недюжинные способности. Он мог создавать миры, перемещать фракталы Вселенной в новые пространства, мог изменять ход времени, соединять-разъединять потоки судеб, сплетать нити жизни в причудливые невиданные варианты. Звали его Йики Лев.
Он не помещался ни на одной планете. Где бы не совершал посадку, еще только сложив могучие прозрачные крылья и привычно пикируя на придирчиво выбранный ландшафт, он начинал ощущать тесноту. Сидя на огромной равнине в позе лотоса, он был не полностью виден аборигенам: только — голова. Она сияла как золотистый шар, им казалось, что либо огромная шаровая молния сошла с ума и зависла над равниной, либо с ума сошли они — и им все это кажется.
Пополнив запасы праны из местной атмосферы, он в несколько шагов обходил планету, машинально подправляя ее геомагнитные аномалии, судьбы и экологическое равновесие. В целом можно было бы остановиться на любой из планет. Просто отдохнуть от скитаний, ненавязчиво со-творить местному населению — ну скажут пара пророков, что пришло Новое время. Так что с того? Зато — отдохнул бы, поправил работу своих меридианов — давно чего-то пошаливают. Но нет — везде было тесновато. И дело было не только в этом.
Оседлая жизнь для звездного дракона — вещь необязательная. Однако у всех наступает в жизни период, когда хочется иметь именно свой дом. Доблесть небесного скитальца превращается в навязчивый сценарий. В нем остро не хватает чьего-то доброго слова, теплого взгляда и заботливого вздоха… Сценарий требует изменений.
«Почему я такой большой? — впервые задался он вопросом. — Мог бы легко жить на Ориконе, Гире или Бетлигеншире. Там такие стихиали! Эти огромные полуразумные сущности бесконечно творят чудесные облака — можно веками любоваться на их живые картины, погружающие в нирвану! Или, например, почему мне не по размерам Доромогон? Там большой планетарный океан. Можно было бы не вылезать из его ауры — все равно, что жить в питательном желе. Нет, я должен научиться занимать более скромное пространство! Орикон или Гира, но мне пора обзавестись своим биоценозом! Пусть и эфирным. Пора, пора… Сколько можно одиноко глотать звездную пыль?»
Дракон погрузился в медитацию. Ему привиделась космическая воронка, в которую он стал спускать часть своего астрального вещества. Несколько столетий пролетели как миг. Открыв глаза, Дракон ощутил бодрость и прилив сил. Он легко взмахнул крыльями, но при этом почему-то сразу наткнулся на оба края Вселенной.
«Этого мне не хватало! Я вырос! Стал еще больше! Не помещаюсь в собственной Вселенной!» — дракон оглянулся. Он сидел внутри своей Вселенной как птенец в яйце, и явно не помещался в этой космической утробе. Голова уже выглядывала за ее пределы — вокруг простирались несчетные мириады Вселенных, а между ними — бархатно-черные вакуумные пространства.
Что-то громадное дружелюбно нависло над ним.
— С днем рождения! — раздался до боли знакомый звук. Он был похож на клекот. Дракон всегда слышал его, где бы не пролегали его пути. Он так привык к нему, что стал считать его урчанием в своем животе.
— Мы ждали тебя много эпох! — теперь звук был более низким. Он напоминал гул, который сопровождал космические взрывы много тысячелетий спустя.
Это были его родители — два межгалактических крылатых божества глядели на него с умилением. Он открыл рот, чтобы объяснить им, что он абсолютно взрослый и не нуждается ни в какой опеке. Но вместо собственного голоса он вдруг распространил колебания такой силы, что несколько ближайших Вселенных тут же взорвались, оставив только млечные пути из остатков вещества…
— Осторожней, сынок! Тебе еще многому нужно научиться, — ласково сказал Отец.
— У тебя все получится, только не спеши — впереди Вечность, — успокаивала Мама.
СЕРИАЛ «ЖИЗНЬ ТЕЛА»
Организм натужно крякнул, и что-то прозрачное и до боли родное снова уютно расположилось в нем, как это всегда было раньше, когда он был жив. Это что-то как бы толкнуло его изнутри изо всех сил. Толчок был сильным и мягким одновременно.
Клетки заликовали. Все, что последние двадцать минут предательски заканчивалось — живительные жидкости, несущие множество питательных веществ; всегда точные и ловкие электро-магнитные импульсы и Она — эта всегда такая понятная радостная сила, бьющая фонтаном из каждой клетки, — все это вдруг снова толкнулось, нахлынуло и завибрировало неистовым победным кличем: «А-а-а-а!!! О-о-о-о!!! Живем!!!»
Кровь, разгоняясь, снова текла по артериям и венам, забирая с собой страхи и сомнения клеток. Она сносила весь этот мусор в вены — там он в ускоренном темпе превращался теперь в простые низкочастотные энергии, уходящие куда-то вниз и вправо. Только что испытанный смертельный страх, казалось, быстро превращался в простую пульсацию теплой крови.
Таинство этого превращения поражало и радовало сердце — ему досталось больше всех. Оно еще не нашло своего привычного ритма, но его сокращения постепенно становились все более уверенными и точными.
Кровь заметно повеселела. Ее работа опять нравилась ей: она поила и отпаивала, успевая в суматохе передавать последние новости, разносить запоздалые приветы, утешительные сообщения, и даже — любовные признания отдельных клеток, тканей и органов друг другу. Но главное — она несла этот ликующий победный клич: «Живе-е-ем!!!» Жизнь опять стала представляться крови праздничным круговоротом. Теперь она четко понимала: главное — успеть! Веселый нрав и раньше всегда поддерживал бодрый дух крови. Например, она могла почти мгновенно принести столько лейкоцитов к воспаленным тканям, что через несколько минут воспаления как не бывало! Ее всегда радовали эти целительные марш-броски. Глубинная природа крови позволяла ей постоянно находиться в каком-то неистощимом потоке радости. Теперь же кровь неслась по артериям и венам с такой любовной скоростью, что становилась ясно: сейчас она справляется с задачами, с которыми ей и не снилось справиться в обычном жизненном ритме.
Волосы снова стали принимать излучение Космоса. Раньше они никак не могли убедить мозг обратить на него внимание. Он всегда был упрям и обычно ничего не хотел знать о Космосе: ему почему-то всегда казалось, что Космос — «далеко и не правда». Но сейчас, пробуждаясь, он, не раздумывая, впитывал тончайшие вибрации, поглощая их с такой жадностью, что волосы еле успевали передавать мозгу этот шквал сигналов. В мозгу между нейронами появились совершенно новые связи. Они искрились и напоминали иллюминацию, поддерживая общее ощущение праздника.
Кожа вновь чутко улавливала настроение окружающей среды. Оно было не совсем привычным. Кожа пыталась осознать, пропускать ли внутрь организма некоторые непонятные сообщения, но пока она раздумывала, они сами неумолимо просачивались, и кожа от этого незаметно морщилась. Вскоре, обработанные мозгом, идущие снаружи новые импульсы были определены как возвращение нормального температурного баланса, и кожа невольно успокоилась.
Мышцы были расслаблены. Еще ничто не предвещало возможности двигаться. Импульсы мозга пока не добежали до мышц, и тем оставалось пассивно принимать суматошный поток заботливой крови, несущей много гостинцев — все в организме старались помочь им, спешили поскорее обеспечить их горючим. Эта щедрость и веселая суета, сделала, наконец, свое дело — мышцы, переполненные разрядами и какой-то новой сумасшедшей радостью, стали пробовать себя в легких подергивающихся движениях.
Организм, почувствовав себя в безопасности, заурчал, как довольный сытый кот, излучая в этот мир все больше и больше тепла и — все больше и больше ни на что не похожей таинственной энергии, умиротворяющей все внутри и снаружи.
«Теперь все будет иначе!» — вздрогнула от неожиданной мысли Душа.
СЕРИАЛ «ЖИЗНЬ ТЕЛА»
Жидкость, невидимо сияющая глубоким темным светом, надменно проследовала внутрь, и с Организмом стало твориться Нечто.
Сигналы, которыми клетки обменивались ежесекундно, разбивались теперь о резкие и грубые низкочастотные вспышки. Чтобы снова собраться, им требовалось время, поэтому они приходили с неизбежными опозданиями. Клетки заволновались, их состояния разнились от недоумения до истерики. Обычно каждый Сигнал всегда вовремя и предельно точно подсказывал, что именно делать каждой клетке. Когда Сигналы стали запаздывать, клетки тревожно затараторили наперебой, спрашивая друг друга: «Где наши? Что делать?». Эта суматоха заполнила все внутреннее пространство, и обалдевшие Сигналы больше не чувствовали себя такими уж важными: они не сразу находили себе место в этом ажиотаже и тревожной неразберихе…
Сердце учащенно забилось. Оно не понимало, откуда такая гонка? Страха поблизости не было, а то, что нещадно гнало вперед, напоминало безумного носорога, которому уже все равно, раз его разозлили. «Гоняют вхолостую, — недовольно ворчало оно на бегу. — Какой тут ритм? Очень не хотелось бы узнать, как работают мои тормоза!»
Зато Мозг блаженно тормозил, считая себя в оплачиваемом отпуске. Было почему-то не важно, какое время года и который час. Это его особенно веселило. Надоело! Сколько можно быть бесконечно отзывчивым калькулятором? Ведь никакой благодарности! То — то, то — это! Какое блаженство — ничего не учитывать, ничего не знать, никому не быть должным!..
Печень тяжело напряглась: в нее вонзились тысячи невидимых иголок. Они тонко пылали и жгли ее изнутри. Хоть это было и не впервой, и она обычно за несколько дней с усердием превращала эти маленькие стрелы в спокойное голубоватое свечение, на этот раз ей особенно нестерпимо хотелось объявить давно приготовленный ультиматум: «Делаю — в последний раз! Повторится — ищите себе другую печень!»
У почек был полный аврал. Они спешили скорее перегнать «ВСЕ ЭТО» и вывести наружу. Их усилия походили на работу нефтеперерабатывающего завода — нечто, светящееся глубоким темным светом, угрожающе вливалось в них, и вскоре выливалось, будучи таким же темным и надменным. Почки невольно чувствовали себя виноватыми. Они понимали, что, по-хорошему, перегонок должно бы быть много — но куда там. Неумолимый темный поток валил, грозя затоплением и не давая передышки.
Мышцы плыли в нирваническом полете — им казалось, что гравитация съехала с катушек и перепутала верх и низ. Они пробовали свои силы в новых условиях, и в целом им нравилось, но что-то все же вызывало недоумение… Почему иногда их неожиданно тянуло в сторону или вбок? Хотелось как-то договориться, но с чего начать, было трудно определить на лету…
Кожа непрерывно выбрасывала все, что было под силу ее скромным очистным сооружениям. Она понимала, что задача не для нее, но хоть как-то помочь Печени она старалась изо всех сил. «Если старуха не выдержит — она заставит меня покрыться пятнами. Этого я не переживу!» — лихорадочно думала кожа, обливаясь едким потом.
Больше всех не узнавала себя Кровь. Она понимала, что нужно бежать, но все время старалась безуспешно вспомнить, что и для кого ей нужно взять с собой. Машинально она прихватывала что-то по дороге то тут, то там, но фактически это делал за нее кто-то невидимый. Он представлялся ей быстрым светящимся потоком, который всегда был ее основой. Обычно она не видела его — только чувствовала. Он заряжал ее бодростью, и делал ее работу легкой и автоматически точной. Теперь же, погруженная во что-то темное, она была разлучена с этой сияющей силой и, как ей казалось, должна была помнить вс¨ сама… Воспоминания о прежней легкости предательски дразнили как волшебный сон, который, к ее растущей досаде, медленно растворялся во времени…
«О, как много бы я отдала за пробуждение!» — подумала Душа, погружаясь в плотную душную субстанцию, которая уже жадно чавкала над ней…
ПОСЛАННИК
Лесная Нимфа жила в неглубоком чистом озере и любила петь на рассвете. Местная нечисть, заслышав нежный звук ее голоса, разбегалась, кто куда. Нимфа выходила из лесного Озера, очарованно оглядывала знакомую Поляну и, радуясь первым лучам добродушного Солнца, издавала звуки, похожие на звон капели или веселый напев маленького ручья. Солнце по-матерински направляло на нее один из своих больших теплых лучей, и нимфа грелась в его щедром потоке, смеясь и напевая одну из незамысловатых мелодий. Лес всегда терпеливо ждал этого момента. Он по-отечески глубоко вздыхал, с тайным восторгом наблюдая за счастьем любимой дочери. Он незримо оберегал ее и никогда бы не допустил, чтобы кто-нибудь обидел его красавицу. Так продолжалось века, и ничто не могло изменить этой скрытой от посторонних глаз семейной идиллии.
Мудрость Солнца и Леса, их неистощимая нежность и вечное благословение были для нимфы неиссякаемым источником любви и спокойной радости. Ее душа не знала боли и горечи, гнев никогда не касался ее своим мрачным крылом. Напротив, зло растворялось в ее присутствии. Даже бури и ураганы бушевали над поверхностью лесного Озера, только когда Нимфа сладко спала на дне в мягкой постели из водорослей.
Однажды Нимфа негромко напевала, сидя на поляне. Скромные Цветы кивали головками в такт ее мелодии. В небе над поляной появился большой Орел. Он кружил, будто хотел что-то сказать. Наконец, он спустился и сел рядом с девушкой, глядя на нее бусинками немигающих черных глаз. Нимфа подошла к гостю и спросила:
— Ты в первый раз в наших местах? Что привело тебя? Голод? Или ты ищешь место для своего гнезда? Я буду рада твоему соседству.
— Иногда орлы заняты более серьезными делами, чем поиски жилища или еды. Я — Посланник. Меня просили передать, что тебе угрожает опасность… В этом лесу скоро появятся люди… При них ты не должна выходить из Озера!..
— Но никто не знает сюда дороги. В этот Лес не может попасть ни одно живое существо — он нереальный!
— Так было много веков подряд. Но за это время люди научились пересекать пространство и временные потоки, выходить в другие измерения. И не всегда с лучшими побуждениями… В вашем пространстве — такая концентрация любви и радости, что оно сияет между мирами, как солнце. Его видно издалека. Пространство любви притягивает «туристов»-любителей. Прогуливаясь по измерениям с помощью медитаций или особых веществ, а кто — и просто благодаря врожденным способностям, они уже не раз подходили очень близко… Только большая концентрация любви удерживала их от вторжения — эти вибрации выдержать не легко. Но люди упрямы. Они придумали вид отражателей, которые работают как скафандры для космонавтов. Информационные отражатели могут окутывать людей на время и однажды позволят им проникнуть сюда!
— Что может случиться, если они здесь появятся?
— Если люди не вполне готовы к вибрациям любви и радости такой высоты, как здесь, они могут потерять свое Я, оказавшись в вашем Лесу. Высокие вибрации просто растворяют человеческое Я. Это может привести к катастрофе!
— Что ты имеешь в виду?
— Люди вс¨ на свете сравнивают с собой: что-то лучше них, что-то хуже. Их Я служит мерой, неким эталоном. Так они ориентируются в мире. Если они потеряют свое Я, им не на что будет опереться! Но можно представить, что будет делать такой человек! Он станет хватать все, что попадется под руку, и пытаться сделать из этого свое Я! Что, если этим «чем-то» окажешься ты? Или твое волшебное Озеро? Или даже весь Лес?!
При этих словах деревья глухо зашумели, а Цветы испуганно повернули свои скромные головки в сторону леса.
Нимфа задумалась. Орел молчал, слушая гул деревьев.
— Лес разгневан. Этого следовало ожидать, — спокойно сказал он.
— Что будет дальше, когда человек поместит нас в свой внутренний мир и сделает своей опорой? — спросила Нимфа.
— Он погибнет. Столько любви не поместится ни в одном человеке. А ты и твой мир окажетесь в плену погибшей Души. Этого нельзя допустить! Люди не любят менять свой внутренний мир: если они что-то туда поместили — считают своим навеки. Даже погибшая Душа будет вечно маяться, но никогда не выпустит тебя на свободу.
Неожиданно Нимфа захохотала. Она никогда еще не смеялась так весело и задорно. Орел в недоумении посмотрел на нее. Он знал очень много. Даже то, чего не знала вечно юная Нимфа. Ему на мгновение показалось, что ее легкомыслие неуместно. Но тут же он вспомнил, что лучше никого ни с кем не сравнивать — это чисто людская слабость. Теперь Орел с интересом взглянул на лесное дитя.
— Прости, если я покажусь тебе дерзкой. Но ты принес мне совсем другое послание! Я должна сама идти к людям! Вот что ты сказал мне на самом деле.
Орел встрепенулся, но тут же сложил огромные черные крылья.
— Ты упрямое дитя! Твое любопытство погубит тебя!
Орел встрепенулся снова и невольно взмыл над белокурой головкой. Нимфа засмеялась еще звонче. Она повернулась в сторону Леса и склонила голову набок.
— Ты это здорово придумал! — крикнула она Лесу. — Ты так любишь меня, что забыл о моем предназначении! Я должна быть Любовью в душах людей… Именно этого им не хватает! Я уже большая — даже твой друг согласен со мной! — она нежно взглянула на Орла. — Я больше не могу оставаться нимфой — мне пора…
Лес заволновался, хотя ветра совсем не было. Он протягивал дочери сильные ветви, ластился травами к ее ногам…
— Ты самый лучший, — шептала она. — Но мне пора…
На поляне появился человек. Он был растерян, и щурился от света. Человек улыбался. Девушка подошла к нему и вошла внутрь человека. Там было тепло, но неубрано. Она создала там гармонию, посадила цветы, создала волшебное озеро и любящий лес, поселила там юную нимфу, и отправилась дальше. Людей было много.
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
Это был настоящий бой. Черные панцири и розовые животы накроусов неистово мелькали в гуще сраженья, щупальцы эрибуков тут и там оплетали все, что им попадалось, и, пока не были отрублены, успевали дико сдавить жертву так, что она снова начинала понимать, где небо, а где спасительная твердь планеты.
Двойная звезда сияла в черном небе с каким-то обвиняющим прищуром, ее зеленовато-красный свет мягко проникал в каждую щель, будто она приговаривала: «А я-то надеялась… а я-то верила…»
Почва Бетлигеншира в месте сражения была взрыта и стала разноцветной. У накроусов кровь была белой, у эрибуков — зеленой, а у остальных участников битвы цвет крови менялся в зависимости от их состояния и представлял сейчас всю цветовую палитру. Казалось, что какой-то раззява-художник разлил здесь уйму чудесных красок.
Битва подходила к концу. Почти не осталось перевеса ни на чьей стороне. Остатки арков беспомощно жались к молочного цвета океану, готовые в любой момент нырнуть в его спасительный прибой. Арки были амфибиями, им давно хотелось хотя бы на миг окунуться в мягкую родную стихию. Останавливало только одно — их предводитель был еще жив, и, тяжело раненный, командовал из ближайшего грота своими солдатами.
Чиусы устало махали крыльями. Их воздушные атаки теперь больше походили на поиск воды или пищи — они, не долетев до выбранной жертвы, неожиданно взлетали снова, будто хотели повторить атаку, но со стороны казалось, что они просто «это не едят»… Летающих участников битвы осталось всего пятеро. Остальные пали, пораженные меткими световыми копьями накроусов. А те, что остались, были измотаны постоянным полетом — чиусы не могли передвигаться иначе как на лету.
Король и Королева стояли под высоким прозрачным пологом, внимательно наблюдая за исходом сражения. Их летательный аппарат был почти не виден на фоне ночного неба. На Бетлигеншире техника была самая передовая — ее поставляли с небольшого Орикона, который взамен получал от Бетлигеншира гарантию галактической безопасности.
— Ну вот, дорогая… — ласково произнес Король, прикасаясь одной из своих рук к свободной руке Королевы, остальные ее руки крепко держались за удобные поручни — Королева все еще волновалась. — Мы достойно отпраздновали юбилей нашей свадьбы…
— Но нет победителей… — голос Королевы дрогнул от волнения. — Одни побежденные…
— Не могло быть иначе, дорогая… — Король был явно доволен зрелищем.
Королева непонимающе взглянула на мужа.
— Да-да, именно не могло, — подтвердил Король.
— Но почему? Раньше мы всегда награждали победителей! После битвы — начинались пышные праздники! Что с тобой? Мы наблюдаем конец света? Это твой подарок на этот раз?
Король внимательно смотрел вниз. Поле боя затихало, оно было покрыто телами воинов разных планет. Несколько накроусов еще противостояли двум полуживым чиусам, но ни те, ни другие не были похожи на победителей — в них не было огня.
— Мы даже не можем представить к награде хоть кого-нибудь, даже ради твоего каприза, — компетентно заявил Король. — Они больше не чувствуют красоты битвы. Им явно хочется по домам.
— Так отпусти их! — обиженно бросила Королева. — Мы прожили вместе пять галактических периодов, и, похоже, ты утратил уважение к нашему союзу…
Королева села, подставив лицо двойной звезде, будто хотела, чтобы оно приобрело такие же краски. Король тоже сел, учтиво отпустив ее руку.
— Пойми, по истечении такого срока ничто не может оставаться прежним… Я и теперь люблю тебя, но уже совсем иначе…Я ждал, что однажды бой в нашу честь окончится ничем….
— Почему ты не сказал мне об этом? Зачем и в этот раз устроил сражение?
— Я не знал, когда все изменится… Ведь ты всегда так любила бои! Но, как видишь, они больше не могут быть нашей традицией. Мне хотелось, чтобы ты сама могла в этом убедиться…
Операторы сворачивали устройства для голограммы, расставленные по окружности «поля боя». Королевский летательный аппарат бесшумно взмыл вверх.
— А знаешь, — тихо сказала Королева, — сегодняшнее шоу… Словом, это тоже подарок… Причем — самый лучший, какой ты когда-либо дарил мне. Это самая лучшая ночь! — Королева рассмеялась. — Войны закончились… Мне даже нравится, что я не знаю, как мы теперь будем праздновать наши даты!
— Позволь мне сделать тебе… сюрприз, — загадочно ответил Король.
УДАЧНАЯ ОПЛОШНОСТЬ
— Да, любимый, встретимся, как договорились! — Берегиня положила трубку радиотелефона на базу.
Она сидела перед большим окном, рассеянный солнечный свет наполнял уютную комнату покоем и умиротворением.
Конечно, их экспедиция в Этот мир в целом протекала нормально. Но как понять ее последнюю личную оплошность? Или это была не оплошность? Деве нужно было немного времени, чтобы собраться с мыслями.
Берегини и хранители приходили в Этот мир со строго определенной целью. Они защищали людей, выявляя в их информационных полях «подселенцев». Так на рабочем сленге назывались темные сущности, которые охотились за людьми с утра до вечера.
Работы было много. Проходимцы из низшего астрала могли в любой момент подселиться к человеку, возбуждая в нем мысли о выпивке, непомерных любовных утехах или воровстве. Все связанные с этим людские эмоции они тут же жадно поглощали, громко плюясь и чавкая. «Подселенцы» снова и снова подталкивали своего обезволенного носителя к нужным им действиям, даже если тот упирался изо всех сил.
Но низкочастотные астральные твари были не единственными представителями информационной мафии. То тут, то там сновали демонические духи, еще более изощренные в коварстве подселения. Будучи профессионалами в области зла, они действовали тонко и с какой-то дьявольской эстетикой: человек совсем не ощущал их присутствия. Им даже не приходилось сидеть у него на левом плече, как этим плебеям-астралам. Они просто нашептывали своему носителю разные гадости о других людях, пользуясь при этом его личным речевым стилем — языком его собственных мыслей. Человеку начинало казаться, что остальные люди глупы, тщеславны, бездарны и амбициозны; хорош только он один — невинная жертва невыносимых придурков; но он им всем еще обязательно покажет — последнее было главным трюком в высшем гипнотическом пилотаже демонов. После такого поворота мыслей человек действительно переходил к некому воспитательному шоу — с удовольствием начинал «показывать» другим людям их грязное нутро: с утра до вечера осуждал и обесценивал окружающих, обвинял их во всех смертных и бессмертных грехах, успешно разоблачал, мстил и даже клеветал на них самыми изысканными способами.
Причем все происходило так, что иным потерпевшим поначалу даже казалось, что с помощью критики им помогают духовно расти. Только потом, гораздо позже люди начинали недоумевать — почему на душе так плохо и почему от общения с тем милым человеком осталось ощущение, будто он накормил тебя…да, тем самым, что вы подумали… Демон при этом получал истинно дьявольское наслаждение — демонические духи очень любили впитывать эманации грязных чувств и мыслей, оставаясь в тени. Они язвительно называли это «тенью Райского дерева…»
Берегиня думала о возлюбленном. Он был талантлив, энергичен, и как ей казалось, очень близок к ее идеалу. Когда берегини встречали своих суженных в Этом мире, чаще всего их избранники оказывались хранителями, витязями или воинами. На этот раз случилось иначе. Избранник Берегини был бесцветным магом. Но берегини всегда окрашивали мир вокруг себя в божественные краски. Поэтому отсутствие цвета в возлюбленном ее не смутило, она решила просто подождать.
С первого мгновения ее смущало в нем только одно — родинка в виде пяти точек. Она была похожа на давно забытый ею знак. Берегиня всегда хотела вспомнить, что значит эта метка, но до нужного результата ее усилия никогда не доходили.
Любимый дарил ей много энергии. Ласковый поток его излучения всегда отвлекал ее, и она подолгу парила в его вибрациях, забывая обо всем. Ей даже не хотелось отдавать себе отчет, что в последнее время поток стал несколько иного цвета, и нес уже совсем не те вибрации, что поначалу.
Берегиня почему-то долго не замечала в потоке эту новую информационную волну. Волна в приятном ритме распространяла в окружающий мир сигналы о том, что Берегиня, может быть, вовсе и не берегиня, и что ее волшебная сила, может быть, вовсе не такая уж и волшебная…
Наконец, Дева заметила изменившийся спектр в потоке любимого … «С ним что-то не так… Похоже, у него неприятности — надо ему помочь», — подумала она и прицельно использовала сразу несколько целебных практик, так, чтобы уж наверняка.
Она все еще продолжала визуализировать фантом суженного, когда вдруг… он раскрылся, как футляр, и оттуда повалил черный дым. Как только Берегиня откашлялась, из дыма показалось заспанное лицо одного из печально известных падших ангелов. Крылья его были черными, а на правой щеке красовалась родинка в виде пяти точек. Ангел выглядел обиженным и недовольным: его только что нагло разбудили.
— Так вот, оказывается, что!!! — воскликнула Берегиня.
Она знала, что Черный Ангел, несмотря на заспанный вид, прекрасно слышит и видит ее.
Падшие были давно изгнаны с высших этажей Мироздания и облюбовали для своих неуемных амбиций именно Этот мир. Он привлекал их царящей здесь свободой воли — они могли веками смущать людей своей огромной неземной силой, на фоне которой люди казались себе ничтожными муравьями. Черные Ангелы бывало даже исцеляли людей в обмен на разные человеческие услуги, но никогда не делились с ними ни силой, ни умениями, наслаждаясь чувством безграничного превосходства. Падшие делали в Этом мире, что хотели, и полагали, что здесь их деятельность веками будет оставаться безнаказанной.
— Ну и ну! Вот так встреча! — крикнула Ангелу Берегиня. — Что ж, будем знакомы! Мы прибыли на эту планету ради вас. Мы специально обучены противостоять именно вам и таким как вы!
Она видела Черного Ангела впервые, и это вызывало у нее боевой азарт.
— Ну и много напротивостояли?.. — вяло огрызнулся Ангел, зевая.
Он пытался вернуться в фантом, но почему-то никак не мог сосредоточиться.
— Наша задача — не позволять вам вселять в души людей чувство ущербности и неполноценности! — Берегиня старалась не дать падшему настроиться на вибрации фантома. — Вы питаетесь людскими страхами. Прости, мы пришли посадить вас на диету.
— Ты мне мешаешь, — презрительно бросил Черный Ангел.
Девчонка казалась ему назойливой мухой, мешавшей спать. Да и фантом человека, всегда такой податливый, сейчас почему-то не открывался… Это начинало сердить Ангела.
— Мы научим людей самостоятельно справляться с их проблемами, откроем им
возможности, данные Богом! И вашим станет нечем хвастать!
При упоминании о Боге Черного Ангела передернуло. Он с еще большим усердием попытался сконцентрироваться, чтобы вернуться в фантом.
«Да, видно я еще очень наивная, раз до сих пор не
разглядела так близко одного из Них, — думала про себя Берегиня. — Буду впредь больше доверять глазам. Именно они всегда спорили со мной, постоянно напоминая о пяти точках… Теперь ясно — это же знак изгнанника!»
Черный Ангел кое-как сосредоточился и усилием мысли развернул к себе фантом самым удобным образом. На лице его была досада, будто его подняли по ложной тревоге. Если падшие чего и боялись, то только Божьего гнева.
— Спасибо, что открылся! Твои будут смеяться… — продолжала дерзить Берегиня.
Падший приостановился и на этот раз с любопытством поглядел вниз. Дева выглядела для него как небольшое белое сияние, извергающее в его сторону такие же белые протуберанцы.
«Видно, я перекормила его облаками Божественной любви. Он опьянел и заснул в фантоме, поэтому на время оказался без прикрытия» — улыбнулась про себя Берегиня.
— Все-таки есть в тебе что-то человеческое…
Черный Ангел решил устранить «назойливую муху». Закрывшись фантомом, он прицелился в нее световым мечом. Берегиня невозмутимо продолжала:
|