Вашуткин Николай Иванович. Месть бога Северной Двины

НИКОЛАЙ ВАШУТКИН

МЕСТЬ БОГА

СЕВЕРНОЙ ДВИНЫ.

г. РЫБИНСК 2012 год

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Телевидение по каналу TV-3 регулярно показывает различные мистические истории. По многим каналам часто показывают и кинофильмы с мистическим содержанием как правило, американского производства. Обычно я смотрю такие вещи с интересом, но не очень-то им верю.

Однажды просмотрел подобный американский фильм. Название его уже не помню. В нём рассказывается об авиационной катастрофе рейсового пассажирского самолёта, при которой все пассажиры и экипаж погибли. Однако несколько человек по разным причинам не успели на этот рейс и остались живы. Только эти люди зря радовались случайному спасению. Злой Рок в виде древнегреческого бога смерти Таната, продолжал их преследовать. Один за другим они погибали при самых загадочных обстоятельствах.

Конечно, проще всего списать эту историю на случайные совпадения или на очередную выдумку впечатлительных людей, которым можно и не верить. Однако, проанализировав свою собственную биографию, я обнаружил, что нечто подобное происходило и в моей жизни. Только злым Роком в моём случае был не Танат, (бог смерти своего бы не упустил), а, вероятнее всего, бог реки Северной Двины, который вместо моей упущенной жизни забирал почему-то жизни окружающих меня близких родственников, жизни друзей и жизни моих соседей. В наше время, конечно, уже мало кто верит в когда-то популярных древнегреческих, древнеримских и древнеславянских богов, а зря. Они были ни чём не слабее Будды, Яхве, Христа и Аллаха. Древние римляне, например, для водоснабжения своей столицы были вынуждены строить сложнейшую систему водопровода, так как считали большим святотатством смешивать воды речек, снабжавших Рим питьевой водой. Они, как и древние греки, были уверены, что каждая река, каждая речка и даже каждый ручей - это отдельное Божество. Вода - это особое вещество Земли, и не случайно, что наш мозг на 85% состоит из воды. Один мой приятель, Матвеев Николай Иванович, имеющий собственную теорию строения материи, которую он по разным причинам так и не смог опубликовать, считает, что вода является носителем аттозарядов и проводником аттотоков. По его теории аттотоки - это движение зарядов аттополя, которое физики не замечают, так как оно по своим свойствам похоже на электрическое поле. При этом мой приятель уверен, что всё живое на Земле обязано своим происхождением именно аттополям и аттотокам. Поэтому, с его точки зрения, реки, как большие массы движущейся воды, вполне могут быть живыми и даже мысляшими существами. (Подробнее смотри в этом же журнале "Самиздат", в разделе наука и изобретательство, одну из его статей, например, "Секреты молний".)

Чтобы довести мою мистическую историю до читателей интернетовского, журнала "Самиздат", мне придётся описать мои родные места, где прошло детство, начало моей трудовой деятельности и годы учёбы в Архангельском судостроительном техникуме, прерываемые двумя годами службы в армии.

МЕСТО, ГДЕ ПРОИСХОДИЛА

ЭТА ИСТОРИЯ.

Я родился в деревне Кегостров на острове с одноимённым названием в дельте Северной Двины. Естесственно, что больщую часть времени своего детства, особенно в летние периоды я помню себя на берегу у воды или бродящим по прибрежному мелководью в тех местах, где оно есть. Поэтому у бога реки были многократные возможности забрать мою жизнь еще в детстве. Это значит, что, если боги рек действительно существуют, то все местные жители Кегострова выросли под присмотром бога Северной Двины, и он, возможно, считал всех нас своими должниками за подаренную нам жизнь.

На острове раньше были расположены Архангельский аэропорт, два лесозавода, две лесобиржи, колхоз, два рабочих посёлка и еще пять деревень. В советские времена население Кегострова составляло около 5000 человек. К нашему времени, то есть ко времени ликвидации советской власти, аэропорт был переведён в Талаги, а лесозаводы с лесобиржами и колхоз ликвидированы, поэтому население сократилось не менее, чем в десять раз. Однако островитян 5000 их или всего 500 всегда волнует проблема общения с материком, в данном случае с городом Архангельском.

Ширина Северной Двины между Набережной Архангельска в районе улицы Энгельса (теперь улица Воскресенская) и стрелкой Кегострова составляет около 1.6 км. Сверху Кегостров напоминает фигуру ромба со сторонами приблизительно 5х5 км. Ближайший к городу острый угол этого ромба и служит стрелкой острова. Она отделяет и направляет значительную часть вод Северной Двины в Никольский рукав. Другим берегом Никольского рукава является Заостровье. Между берегами Заостровья и Кегострова, протянулся почти до Цигломени, заросший ивняком песчаный остров под названием Житовая Кошка. Стрелка Житовой Кошки, по отношению к Кегостровской стрелке, расположена несколько ниже по течению реки. Протока, отделяющая Житовую Кошку от Заостровья, перед Цигломенью снова соединяется с Кегостровским руслом Никольского рукава. Взаимное расположение стрелок Кегострова, Житовой Кошки и место выхода к Северной Двине улицы Энгельса важны для дальнейшего повествования.

НАЧАЛО ТРУДОВОЙ БИОГРАФИИ.

В 1948 году после седьмого класса я решил поступать в Архангельскую мореходку, то есть пойти по стопам отца. Однако сделать это не удалось. В медкомиссии при первой же встрече с окулистом мне были прописаны очки от близорукости. Сказалась травма глаз в раннем детстве при неумелой стрельбе из детского пистолета. Кто-то из взрослых дал мне его в руки, и не научил, как пользоваться. Сразу вспомнил, как тогда на левый глаз у меня садилось бельмо, и мать измучилась, таская меня по глазным врачам и поликлинникам. Врачам тогда удалось спасти мой левый глаз от полной слепоты, и я поспешил забыть об этом эпизоде. Но последствия его, как оказалось, никуда не делись. Мечта стать моряком лопнула, как мыльный пузырь. Передо мной было три выбора: кончать десятилетку, поступать в другое учебное заведение или идти работать. Семейный совет, состояший из бабушки, матери, тёти Татьяны и двух дядей - Петра и Якова, постановил: отправить меня на работу. Этому решению способствовало и то обстоятельство, что отец с войны не вернулся, а нас на шее матери, работающей поваром в аэропортовской столовой, было четверо: старшая сестра Нина, вторым по возрасту был я, после меня родился брат Юрий, а самой младшей в семье была сестрёнка Галина.

Так в возрасте 14-ти лет, я стал учеником столяра в АРМ-29 (Авиаремонтные мастерские N29). Ученику в этих мастерских полагался оклад 226 рублей. Хорошо помню, с каким волнением я вручил матери свою первую ученическую получку. После года ученичества мне был присвоен третий разряд авиационного столяра, и моя зарплата увеличилась более, чем в два раза. Не надо сравнивать разряды обычных столяров с разрядом авиационного столяра. Это совершенно другая и редкая профессия, которая кое-чем напоминает даже профессию сапожника. В наше время, к сожалению, эта профессия вымерла, так как никто уже не делает фанерные самолёты.

Мы могли выполнить любую работу обычного столяра. Моей дипломной работой перед присвоением разряда была, например, простая столярная табуретка. Однако на места редких аварий По-2 и Ша-2 нам приходилось выезжать в командировки, так как местные мастера столярных дел, даже с самыми высокими разрядами, никогда не брались за ремонт наших самолётов. В столярном цехе АРМ-29 под руководством двух опытных пожилых мастеров работало еще трое молодых людей разного возраста. Я из них был самым младшим. Наша работа нам нравилась. Начальство, чтобы завлечь нас еще больше, при лётных испытаниях отремонтированного самолёта вместо положенного мешка с песком по очереди разрешало брать нас в эти полёты. Поднявшись над Кегостровом на высоту 1,5 км, мы кружились над ним и видели все проспекты, улицы и переулки города со всеми его окрестностями. Видели сразу всю дельту Северной Двины со всеми её рукавами и протоками. Видели вдали до самого горизонта темнеющую синь Белого моря (от Архангельска до моря около 60 км), на берегу которого слева сверкала на Солнце стекляная крыша огромного цеха судостроительного завода в Молотовске (Теперь он называется Северодвинск). Видели далеко справа, завершающий Дельту Северной Двины, длинный, расположенный вдоль морского берега, остров Мудьюг. Этот испытательный полёт длился обычно около часа. После посадки, полный незабываемых впечатлений и оглушённый перепадом атмосферного давления, со звоном в ушах очередной счастливчик вылезал из самолёта и шёл по аэродрому, покачиваясь, как пьяный, в сторону нашего цеха.

Увлечённый работой, я не замечал, как летело время. Так бы, наверно, и проработал до пенсии. Прошёл год. Отгулял свой первый очередной отпуск. По трудовому кодексу малолетке до 16 лет отпуск полагался целый календарный месяц и обязательно в летнее время. Провёл его, не пропустив ни одного погожего дня, на рыбалке. Летом это было моё любимое занятие и в обычные выходные дни. Рыбачил с байдарки, которую сам сделал к своему отпуску. К рыбалке с лодки меня еще с детства приучил мой дядя Яков. Орудием рыбной ловли были перемёты с поплавками, которые у местных рыбаков принято называть продольниками. Рыбачил в основном на отмелях Житовой Кошки, иногда и в протоке за ней. Изредка рыбачил и за Кегостровской стрелкой на отмелях со стороны города. После установки продольников для поклёва обычно давался час выдержки. Этот час я проводил, бродя по Житовой Кошке, собирая плавник для дров ночного костра. В тёплую безветренную погоду, не выходя на берег, бросал самодельный якорь, ложился на днище байдарки и дремал под плеск воды об её борта. Благодаря светлым северным ночам, когда вечерняя заря целуется с утренней, можно было не выходить на берег целыми сутками. Но если начинался ветер, то было не до дремоты. Поплавки продольников, хорошо видимые в безветренную погоду издалека, сразу терялись среди поднявшихся волн. Для осмотра улова приходилось их искать, то есть приходилось много грести, преодолевая ветер и взбунтовавшуюся водную поверхность.

В те времена на уловы рыбаки не жаловались. Почти на каждом крючке продольника болталась камбала. Изредка попадались лещи, язи, сиги, окуни и ерши. Однажды попались три стерлядки, попадалась и молодь сёмги. Тогда мы даже воду, несмотря на советы врачей, пили из Северной Двины без всякой очистки и даже без кипячения. Но всё это в прошлом. После постройки вверху по течению целюлозобумажного комбината (город Новодвинск) в тех местах, где я тогда рыбачил, теперь и сопливого ерша не выловишь. А ведь нас наказывали за каждый лишний крючок.

КАК Я СТАЛ СТУДЕНТОМ.

После месячного отпуска, проведённого на рыбалке, загорелый на Солнце и полный впечатлений от речных просторов, я вернулся на своё рабочее место, мечтая повторить такой отпуск и в следующем году. Но к лету следующего года мой возраст переваливал за 16 лет, и по трудовому кодексу мне полагался уже только трёхнедельный очередной отпуск. Раздумывая о длительности будущего очередного отпуска, я сообразил, как снова довести его до календарного месяца и даже больше.

В те времена существовали вечерние школы рабочей молодёжи (ШРМ) В этих школах любой работающий человек, и не только молодой, мог без отрыва от работы довести своё образование до уровня 10 классов. При этом для сдачи экзаменов и для подготовки к ним он имел право добавить к очередному отпуску еще 15 оплачиваемых дней. Задумано, сделано. Совершенно не собираясь продолжать образование до 10 классов, я подаю заявление для поступления в седьмой класс Кегостровской ШРМ. Никто не обратил внимания, что у меня уже есть свидетельство об окончанни семи классов и с неплохими оценками. Повторение - мать учения. Поэтому без особых усилий весь учебный год я получал у учителей по всем предметам только пятёрки. В конце учебного года сдал все экзамены на отлично и получил второе свидетельство об окончании семи классов. В отличие от первого свидетедьства в нём были только пятёрки. Кто-то из друзей сказал мне, что с такими оценками в свидетельстве об образовании можно поступить в любой техникум без вступительных экзаменов. Когда я сообщил о такой возможности матери, она неожиданно сама предложила мне продолжать учёбу, сказав при этом, что они как-нибудь проживут и без моей зарплаты. Не раздумывая больше, и, забыв о предстоящей в очередной отпуск рыбалке, я подал заявление об увольнении с работы и стал студентом Архангельского судостроительного техникума.

По счастливому совпадению в этот же год и в этот же техникум поступила и моя двоюродная сестра Маргарита. Она младшая дочь моего дяди по отцу Василия. Они жили в рабочем посёлке при третьем лесозаводе. У них в семье были еще старший брат Леонид и вторая дочь Людмила. Ни Людмилы, ни Маргариты раньше я не знал, а с Леонидом познакомился в 1947 году в Шеговарах, в год смерти нашего деда. Но ко времени моего знкомства с Маргаритой, Леонид и Людмила при загадочных обстоятельствах погибли.

ОБЩЕНИЕ ОСТРОВИТЯН С ГОРОДОМ

В ЛЕТНЕЕ ВРЕМЯ.

В летнее время проблем общения жителей Кегострова, как и жителей всех других островов и окрестностей с городом нет. Они были решены еще до революции 1917 года судовладельцем Макаровым. Его многочисленные небольшие пароходики связывали с городом всю дельту Северной Двины и многие населённые места, расположенные выше по её течению. Жители Архангельска и его окрестностей называли эти пароходики по фамилии их хозяина Макарками. На более далёкие расстояния, например до Двинского Березника и Котласа ходили уже колёсные пароходы (колёсники), которые заходили и в наиболее крупные притоки Северной Двины: в Вагу, в Сухону и в Вычегду. После революции паровые Макарки лишились своего хояина, но продолжали усердно работать и при советской власти. Каждая Макарка вместо собственного имени, как положено порядочным пароходам, имела только номер. До Кегострова и Цигломени, например, долгое время ходили Макарки с номерами 7, 9 и 10. Макарки были долгожителями. Каждая из них отслужила людям более полувека. Лишь после войны на смену им стали поступать теплоходы, речные трамвайчики производства горьковского судостроительного завода, но, как выяснило время, жизнь их была короткой. В этот же период на смену Макаркам поступили два немецких трофейных теплохода, которым были присвоены имена: "Коммунар" и "Балхаш". Сколько лет они служили немцам и как они их называли, я не знаю.

В июле 2012 года, после долгого перерыва, мне снова удалось посетить родные места. Город к этому времени был соединён с левым берегом Исакагорского района уже двумя мостами. К железнодорожному мосту, о котором мне было давно известно, выше по течению присоединился и автомобильный мост. До Цигломени по заоостровскому берегу проложили автомобильную дорогу, туда стали ходить автобусы. Но Кегостров вряд ли когда-нибудь соединиться с городом таким же способом. Поэтому я был рад Балхашу, как старинному знакомому. Он всё еще помогает жителям Кегострова общаться с городом.

ОБЩЕНИЕ ОСТРОВИТЯН С ГОРОДОМ

В ЗИМНЕЕ ВРЕМЯ.

Архангельск северный город и шесть месяцев в году вся Северная Двина, включая, конечно, и всю её дельту со всеми рукавами и протоками скованы панцирем льда. Макарки, проламывая ночную корку льда, раньше трудились до глубокой осени. В своих последних рейсах они иногда высаживали пассажиров прямо на лёд. Никольского русла. Когда макарки окончательно сдавались возрастающей крепости льда, островитянам общаться с городом еще некоторое время помогал ледокольный буксир. У него нет, как у Макарок, тёплого помещения для пассажиров, и пассажиры, вынужденные размещаться на открытой палубе, подвергались суровому испытанию пронизывающих ледяных ветров, почти не прекращающихся в это время года. Постоянные жители Кегострова называют этот период года осенне-зимней расутицей, и стараются не пользоваться переправойв это время года. Избежать её не могли только работающие на предприятиях города и студенты. Когда со льдом не может справиться и ледокольный буксир, то для островитян приходит время пешеходной, конной и автомобильной дорог. Зимняя дорога от Кегострова ведёт к ближайшему спуску с набережной города в месте, пересечения с ней улицы Энгельса. (Теперь Воскресенская).

Казалось бы, всё просто. Дед мороз мешал общению островитян с городом. Он и помогает эту проблему решить. Но Архангельск - морской порт, и городские власти в наше время стремились продлить морскую навигацию как можно дольше. Поэтому мощный ледокол регулярно, иногда до середины зимы, вламывал перед городом лёд Северной Двины, поддерживая постоянное русло по корабельному рукаву до выхода в море. По этой причине регулярно взламывалась, конечно, и зимняя дорога островитян. Городские власти для жителей Кегострова и для жителей островов, расположенных за Кегостровом, устраивали специальную переправу через ледокольное русло. Делалась эта переправа просто и быстро. Сколоченные заранее щиты из досок ложили поперёк русла на ледяную шугу, которая всегда его заполняла сразу после прохождения ледокола. Такой щитовой мост, лежащий даже на свежей шуге, вполне выдерживал одновременно вес пары пешеходов. Помере замерзания шуги, подъёмная сила моста быстро возрастала. При подходе очередного ледокола дощатые щиты быстро убирались с его пути, а, если они при перерывах между рейсами ледокола успевали крепко вмёрзнуть в лёд, то ледокол просто ломал их.

После того, как я стал студентом, все особенности летнего, осеннего и зимнего общения островитян с городом коснулись и меня. Про общение с городом весной, особенно во время весеннего ледохода и частых весенних наводнений, можно не говорить - его просто нет. В весеннюю распутицу общение островитян с городом на десяток дней полностью прерывается. В первые два года учёбы, в такие распутицы, Маргарита предлагала мне жить у них.

КАК Я СТАЛ ДОЛЖНИКОМ

БОГА СЕВЕРНОЙ ДВИНЫ.

У меня, как и у любого коренного жителя Кегострова, с раннего детства многократно была возможность стать должником Бога Северной Двины. Для этого надо было просто постараться не утонуть в тех случаях, когда бог реки пытался это слелать. Ниже перечисляются все такие случаи, о которых мне удалось вспомнить:

Случай I. До войны, когда я по возрасту был еще в аэропортовском детском садике, нас на всё лето куда-то вывозили в окрестности Архангельска выше по течению Северной Двины. Однажды в жаркую погоду воспитательница разрешила своим подопечым раздеться догола и поплескаться у берега на мелководье. Мне это удовольствие (плескаться) воспитательница запретила, так как шея моя была забинтована после операции на гландах. Сама она зашла в воду немного поглубже, и, следя за нами, тоже получала удовольствие. Я, оставаясь одетым в трусы и майку, бродил по воде между кромкой берега и остальными малышами. Вскоре мне это надоело, и я для разнообразия начал бродить спиной вперёд. Дно было песчаным, но не ровным. На нём от быстрого течения при отливах образовалась мелкая рябь, какая бывает на поверхности воды при дуновениях ветра. Ступив внезапно на более крупный перекат этой ряби, я потерял равновесие, упал на спину и захлебнулся, так как глубины в этом месте оказалось достаточно, чтобы вода целиком накрыла мою голову. Воспитательница не сразу заметила моё горизонтальное положение, и, если бы кто-то из малышей не закричал, что Колька утонул, то меня могли бы и не откачать.

Случай II. Летом после первого класса с несколькими сверстниками я проводил время на Кегостровском берегу Никольского рукава. Дно в этом месте было обрывистым. Никто из нас плавать тогда еще не умел. Здесь находилась доска, один конец которой был закреплён на берегу, а другой торчал над проверхностью воды и располагался над обрывом дна. Более взрослые мальчишки, уже умеющие плавать ныряли с конца этой доски сразу за обрыв дна. Воспользовавшись тем, что доска была свободна от ныряльщиков, мы решили тоже понырять с неё. При этом сообразили нырять вдоль обрыва и старались, вынурнув, сразу оказаться на мелком месте. Все мы по несколько раз благополучно таким способом нырнули с этой доски. Меня первого покинула удача. Нырнув в очередной раз, я ударился головой о песчаное дно. Каким-то чудом, не сломав шею, и не потеряв сознания, с красными кругами в глазах, я с трудом встал на ноги и при этом голова моя случайно оказалась над поверхностью воды. Дурной пример, говорят, заразителен. Вслед за мной нырять была очередь Альки Коржавина. Старась, как я, не стукнуться головой о дно, он вынырнул в метре за обрывом, то есть над глубиной. В спокойной обстановке Алька этот метр вполне мог бы проплыть, но от страха он запаниковал, стал беспорядочно стучать по воде руками и удаляться от берега. Среди мальчишек (уже забыл их имена и, сколько их было) я первый опомнился и закричал Альке, чтобы он стучал по воде руками к берегу. Мои слова дошли до его сознания, и мы заметили, что он, действительно, стал приближаться к берегу. Остальные, как парализованные, молча стояли и смотрели. Продолжая действовать для спасения тонущего, я схватил валяющуюся на берегу палку, длиной около метра, подошёл к обрыву дна и протянул её конец к приближающемуся товарищу. Но это было моей ошибкой. Алька схватился за конец палки и потянул её с такой силой, что я моментально оказался рядом с ним. Хорошо, что не отпустился от своего конца палки, и она не дала возможности утопающему вцепиться в меня. В общем, стучали руками по воде до мелкого места мы уже вдвоём.

Случай III. Это произошло, когда я учился в шестом классе, вернее летом после пятого класса. Я с группой сверстников (нас было четверо) шёл по Житовой Кошке (с какой целью и где находилась наша лодка, я уже не помню). Со мной был и трёхлетний двоюродный братишка Сергей Островский (сын тёти Татьяны). О Житовой Кошке надо сказать, что в те годы она кое-где была изрезана глубокими, заполненными водой, промоинами. География этих промоин после каждого весеннего паводка менялась. Иногда по ним можно было проплыть из Кегостровкого русла в Заостровскую протоку, и этой возможностью часто пользовались местные рыбаки. Но обычно промоины Житовой Кошки заканчивались тупиками. Когда наше путешествие было прервано такой промоиной, с шириной не более семи, восьми метров, мои товарищи, не раздумывая, сняв трусы, переплыли её. Со мной вышла заминка. Трёхлетний братишка плавать не умел. Хотя я и знал, что эта промоина заканчивается тупиком, но обходить её не хотелось. Решил последовать примеру своих товарищей. Снял трусы, обмотал их вокруг головы, посадил братишку на спину и, велев ему держаться за мои плечи, поплыл к другому берегу промоины. Но всё оказалось не так просто. Братишка, как и любой не умеющий плавать, воды смертельно боялся, а под его весом моя спина оказалась немного ниже уровня воды. Он стал вылезать из воды ко мне на плечи, вцепившись в мою голову, а потом и с плеч на голову. Я грёб руками изо всех сил, и они у меня пока еще были. Но по мере того, как братишка вылезал вверх, моя голова, несмотря на все усилия рук, опускалась вниз. Еще немного и мои дыхательные пути будут перекрыты водой. Когда это произошло, мне пришлось принять вертикальное положение, чтобы освободить руки и оторвать братишку от моей головы. К счастью в таком положении, когда ноги коснулись твёрдого дна, голова была уже выше поверхности воды. Мои товарищи всё это время с напряжением следили за моей борьбой, но их помощь не потребовалась. Мне же пришлось нырять и спасать из промоины свои трусы, которые братишка, спасая свою жизнь, сдёрнул с моей головы.

Случай IV. Это произошло ранней зимой при возобновлении учёбы на третьем курсе техникума после возвращения из армии. Маргарита к тому времени уже окончила техникум и жила в Литве под Каунасом. Проситься жить к её матери я почему-то постеснялся. При техникуме имелось общежитие, но руководство, считая таких Кегостровских студентов, местными, мест в общежития нам не предоставляло. Общежитие всегда было переполнено теми, кто считался иногородним или жил где-то далеко в сельской местности. Поэтому мне при возобновлении учёбы пришлось жить дома. Каждый день утром я спешил на пристань к первой Макарке. Путь от Кегострова до городской пристани, расположенной в районе Поморской улицы Макарка преодолевала в среднем за 15 минут. Макарки ходили с интервалом примерно в один час. После занятий этим же путём я возвращался обратно домой. Так прошли все фазы общения островитян с городом при помощи Макарок и ледокольного буксира. Настала очередь пешеходной зимней дороги до пробиваемого ледоколом русла. С щитовой досчатой переправой городские власти в том году задержались, так как, видимо, ожидали пока не увеличится общая толщина льда. Большинство студентов постарались на это время найти жильё где-нибудь в городе. Мне пришлось пропустить несколько занятий, но я каждый день с утра приходил к ледокольному руслу и проверял - сделана ли там городскими властями щитовая переправа? При этом я обратил внимание, что за ночь после дневного прохода ледокола шуга в русле смерзается. Стал по утрам проверять крепость смёрзшейся шуги. Находил в ней прогалину замёрзшей воды и бросал на неё достаточно тяжёлый кусок льда. Иногда брошенный кусок пробивал насквозь лёд в прогалине, иногда, пробив прогалину, он застревал в ней, а иногда отскакивал. Я интуитивно сделал выводы, что в первом случае переправляться нельзя, так как смёрзшаяся шуга в ледокольном русле не выдержит вес человека. Во втором случае, что переправляться можно только в горизонтальном положении лёжа на доске, а в третьем случае, что по замерзшей шуге можно перемещаться и в вертикальном положении. Свои выводы проверил на практике. Когда в одно такое утро пробный кусок льда отскочил от замёрзшей прогалины, сделав в ней лишь небольшую дырку, я решил переправиться на другой берег ледокольного русла, опираясь на пять точек. Лёг на живот и, широко раскинув руки и ноги, пополз по шуге к другому берегу ледокольного русла. Шуга подо мной потрескивала, но мне, благополучно выполнив задуманное, таким же способом удалось вернуться и назад.

Один мой знакомый, студент другого техникума тоже, как и я, застрял в Кегострове и тоже с нетерпением ждал возможности попасть в город. Я рассказал ему о своём способе переправляться через ледокольное русло и уговорил его на следующее утро пойти вместе, захватив на всякий случай по доске. Так на следуюшее утро мы с досками оказались там, где задумали. Но на сборы с поисками досок, видимо, потеряли много времени и, когда подходили уже к руслу то услышали со стороны Соломбалы гудок ледокола, идущего в нашу сторону. Я уже по привычке нашёл достаточно тяжёлый кусок льда (их было много по кромке русла) и бросил его в одну из замёрзших небольших прогалин. Мой кусок льда пробил лёд в прогалине и застрял в нём. Учитывая, что на этот раз у меня есть доска, решаю немедленно перебираться, так как ледокол был уже близко. Товарищ отказался последовать моему примеру. Я же лёг животом на доску и, отталкиваясь руками и ногами, несмотря на потресивание шуги, пополз на другую сторону русла. Когда позади была уже половина пути, мой товарищ вдруг передумал и последовал за мной. Это была ошибка. Ему надо было двигаться в паре метров в стороне от меня. Ледокол, который был уже рядом, стал угрожающе издавать частые и громкие гудки. Это напугало моего преследователя. Он резко увеличил скорость своего движения и догнал меня. Его доска, перекрыв мою, уперлась между ног в моё тело. В момент, когда передний конец моей доски был уже над твёрдой кромкой противоположной стороны русла, смёрзшаяся шуга под нами не выдержала двойного веса и треснула. Задний конец доски подо мной начал тонуть и я, медленно погружаясь, оказался по горло в ледяной воде. То обстоятельство, что передний конец моей доски был уже на твёрдой кромке, помогло мне быстро вместе с доской выбраться на ледяной берег русла. Положение моего товарища было более плачевным. Он беспомощно барахтался, полностью погрузившись в воду с шугой. Его спасло лишь то, что у него, как и меня, между ног была доска, и её конец лежал на моей доске. Вытаскивая свою доску, я подтянул ближе к себе и передний конец его доски. Мне удалось ухватиться за этот конец и вместе со второй доской вытащить на твёрдую кромку льда и её хозяина. А он, как только почувствовал твёрдую опору, сразу вскочил на ноги и, не говоря ни слова, направился в сторону городского берега.

На мне была одета солдатская шинель, покрашеная в чёрный цвет, На ногах были керзовые сапоги, полные воды. В первую очередь пришлось садиться, снимать сапоги и выливать из них воду, затем выжимать портянки и снова обуваться. В этот момент я совсем забыл про ледокол - причину нашего купания. А он был уже на месте нашей переправы, и с него вдруг раздался громкий голос, спросивший, не нужна ли мне помощь. Я, поблагодарив за предложение, сказал, что справлюсь сам, и, понявшись на ноги, последовал примеру своего товарища. Тут можно бы и кончить, но надо рассказать и продолжение этой истории.

На улице был лёгкий морозец, но я не чувствовал холода. Мокрая шинель на мне замёрзла и стала твёрдой, как колокол. Преодолев по льду расстояние до берега и подъём на улицуЭнгельса ( теперь Воскресенскую), благополучно дошёл и до трамвайной остановки на проспекте Павлина Виноградова. (Теперь Троицкий проспект. Кстати, теперь и трамваев в Архангельске нет). Затруднения у меня возникли только при посадке в трамвай. Колокол замёрзшей шинели оказался шире входной двери, и мне пришлось, удивляя других пассажиров, с усилием протискиваться в это транспортное средство. Моё трамвайное путешествие заканчивалось на улице Урицкого (её, видимо, забыли переименовать.) в месте пересечения с теперешним Ленинградским проспектом. Оттуда мне надо было по улице Урицкого пройти еще пару кварталов до общежития при нашем техникуме. Только там в помещении, где находился титан, то есть, попав в тёплое место, я смог раздеться и развесить для просушки свои мокрые шинель и одежду. Этим мне и пришлось заниматься почти до ночи. Сочувствовавшие мне сокурсники, потом предложили для ночлега свободную койку. Я собирался ночевать у них и вторую ночь, но этого не потребовалось. Подойдя утром к спуску с улицы Энгельса, обнаружил, что на месте нашего зимнего купания срочно возводится ожидаемая щитовая переправа. Так, что вечером после занятий я был уже в Кегострове и ночевал дома в своей постели. Следует также отметить, что никаких последствий после этого зимнего купания, даже насморка, у меня не было.

Случай V. Это произошло тоже ранней зимой уже на четвёртом курсе моей учёбы в техникуме. Наученный прошлогодним купанием в ледокольном русле, я решил больше не рисковать своей жизнью и уже на периды следующих распутиц всё же добился у руководства, чтобы мне временно разрешали ночевать в общежитии. Уезжая в город на одном из последних ледоколов, я предупредил мать и дядю Петра, что к новому году, то есть через две недели, обязательно вернусь домой, и, что, если к тому времени не будет налажена переправа через ледокольное русло, то пойду по льду пешком через Бакарицу. Дядя посоветовал обязательно нести с собой доску или жердину. Чтобы читателям был понятен смысл этого разговора, надо напомнить, что в то время еще не было железнодорожного моста через Северную Двину. Поезда прибывали в Архангельск на левый берег в Бакарицу. Для переправы пассажиров с одного берега на другой с интервалом в 30 минут курсировали макарки, которые в зимнее время заменялись специальным ледоколом, который трудился до окончания морской навигации, то есть пока ледоколы не перестанут взламывать лёд Северной Двины. После этого между городом и Бакарицей, как и между городом и Кегостровом, дед мороз быстро устанавливал сначала пешеходные, а затем и автомобильные дороги.

И так, через две недели сразу после занятий я, убедившись в отсутсвии прямой дороги в Кегостров, переправился на ледоколе в Бакарицу. Мой путь сначала пролегал по автодороге вдоль берега реки. Следуя совету дяди, усиленно искал какой-нибудь отрезок доски. В летнее время в окрестностях Архангельска, города 30 лесозаводов, этого добра везде хватало, но сейчас всё было завалено снегом. Подходящий отрезок доски, с длиной около двух метров, нашёл прямо на дороге. Видимо, он упал, с проезжающей тут грузовой автомашины. По первой же протоптанной в снегу тропе свернул вправо к реке. Мне повезло - было время отлива и забереги отсутствовали. Я без проблем спустился на лёд реки и, шагая по снегу, с глубиной около 20 см, пошёл вдоль левого берега в сторону Житовой Кошки. Идти по снежной целине было тяжело. Обрезок доски оттягивал правую руку. Некоторое время нёс его на плече, а потом зажал под мышкой. Быстро стало темнеть, как и положено в это зимнее время. Я забеспокоился, что мне в темноте не найти правильного направления и придётся блуждать по льду Северной Двины. Но в городе, вдали справа, и сзади, в Бакарице, стали загораться огни в окнах домов. Впереди справа вспыхнули и огни кегостровского аэропота. "Проблем с ориентацией в пространстве не будет" - подумал я и вздохнул с облегчением. Чтобы не угодить в како-нибудь ледокольное русло, подкорректировал направление движения так, чтобы в Никольский рукав, войти по дуге, упирающейся выпуклой стороной в Житовую Кошку.

Мой путь от Бакарицы продолжался так уже около часа. От тяжёлой ходьбы по снежной целине вспотел, несмотря на морозную погоду. Справа миновал стрелку Кегострова с аэропортовскими огнями. Правая рука, под подмышкой которой был зажат отрезок доски, занемела. Подумал, что надо переместить её на левое плечо, чтобы дать возможность ей отдохнуть. Неожиданно в этот момент левая нога, делающая очередной шаг, под снегом не обнаружила твёрдой опоры, и я провалился в пустоту, которая оказалась водой. Это была трещина во льду, занесённая снегом. Ширина трещины была достаточной, чтобы моё тело свободно нырнуло в неё. Сразу же почувствовал, что течение воды тянет его под противоположный край трещины. "Видимо, здесь начинается Заостровская протока" - подумал я. На моё счастье концы доски, которая при падении в трещину была подмышкой правой руки, оказались на её краях. Поэтому после падения правая рука с плечом опирались на эту доску. Однако всё же потребовалось значительное усилие, чтобы вытащить своё тело из-под края трещины на доску, а затем и переместить его на на твёрдое место за передний край этой трещины. Я даже не успел испугаться. Некоторое время, видимо в шоке, неподвижно сидел на снегу. Затем мне пришлось снимать те же керзовые сапоги, выливать из них воду и переобуваться. Прежде, чем возобновить движение, я поднял с трещины свою уже обледеневщую спасительницу и, зажав её в том же месте той же правой рукой, поспешил по намеченному маршруту, насколько это было возможно. Дом с теплом был еще не близко. Шинель моя, как и в прошлогоднем зимнем купании, превратилась в твёрдый колокол. Явившись домой, и, напугав своим видом, мать и всех остальных домочадцев, в первую очередь поблагодарил дядю Петра за хороший совет. Так мне в очередной раз удалось ускользнуть из объятий бога Северной Двины.

Случай VI . Все летние каникулы для поддержания семьи мне приходилось усиленно работать. После первого курса удалось устроиться матросом на аэропортовский катер ярославского производства с дизельным мотором в 150 л. с. Их можно встретить, наверное, на всех реках страны и в наше время. Команда катера состоит из капитана, моториста и матроса, с обязанностями которого я справлялся без особого труда. Работа была интересной. Мы посетили все окрестности Архангельска, побывали в Северодвинске, налетали на мели и т. д. Однако бог Северной Двины в очередной раз подстерёг меня в Никольском рукаве у родного Кегострова.

В те времена Кегостровские лесозаводы работали круглосуточно на полную мощность. По Северной Двине, сопровождаемые буксирами сплавлялись огромные связки плотов из брёвен. Их причаливали к берегу Никольского рукава, который из-за них летом, практически никогда не был свободен. Наш катер часто использовал эти плоты, как удобную пристань. Однажды во время очередного причаливания к такой пристани, я стоял на краю носовой части палубы, держа в правой руке конец пенькового буксирного троса, готовый, как всегда спрыгуть на приближающиеся брёвна плота. Левой рукой держался за леерную стойку. Уровень поверхности плота был примерно на метр ниже палубы. Когда от борта катера до кромки плота оставалось метра полтора, я оттолкнулся левой ногой от борта катера, чтобы прыгнуть, но прыжка не получилось. На мне была брезентовая куртка, и её левый рукав зацепился за крючок в леерной стойке. Брезент на куртке был прочным. Леерная стойка тоже. Она отдёрнула меня к борту катера. Подержав вес моего тела какую-то долю секунды в висячем положении, рукав куртки всё-таки уступил, и я нырнул под поверхность воды. Я неплохо плавал, и не боялся утонуть. Но, вынырнув, и, увидев приближающийся борт катера, понял, что сейчас буду раздавлен этим бортом о край плота. Говорят, что при смертельной опасности время замедляется, а силы удесятеряются. Я убедился в этом лично. Успеваю ухватиться за край плота и, сделав мощный толчок руками и ногами, буквально взлетаю на плот. В этот момент слышу и чувствую толчок катера. С момента падения в воду до этого толчка прошло не более трёх секунд.

Случай VII. Это призошло на каникулах после второго курса. Обошлось без купания, но дело было тоже на воде. Я устроился работать стивидором (грузчиком) на иностранный лесовоз. Работа стивидора на лесовозе состояла в том, чтобы доски из пакета, поданнного в трюм судовой лебёдкой, или краном с берега, равномерно и плотно уложить по всей длине и ширине трюма. В одном трюме обычно работало четыре стивидора, по два у каждого борта. Однажды в разгар такой погрузки пакет, подаваемый лебёдкой в наш трюм, не вписался в длину люка. Торчащий длинный конец одной доски зацепился за комингс . Весь пакет сразу наклонился и своим выровненным торцем упёрся в противоположный комингс. Лебёдка продолжала работать. Пакет досок под действием силы тяжести продолжал опускаться. Конец доски, опирающийся на комингс, изгибался, как пластина рессоры. Мы наблюдали за этим процессом, разинув рты, но от нас, стояших в трюме, тут ничего не зависило. Даже, если и попытались бы чтонибудь предпринять, то сделать ничего бы не успели, так как через пару секунд раздался громкий треск. Конец доски, задержавший движение пакета вниз, разделился на несколько осколков, которые с большой скоростью полетели в разные стороны. Один из этих осколков просвистел рядом с моей головой, ударился за спиной о металлическую обшивку борта и рассыпался на множество мелких щепок. Секунды три мы все стояли в отропелом молчании. Потом один из коллег, обращаясь ко мне, произнёс: "Ну, ты, счастливчик!"

Случай VIII. Это случилось на каникулах после третьего курса учёбы в техникуме. Я устроился работать на погрузку автомашин. Работа грузчика автомашин происходила под эстакадой с бункерами для отходов лесопильного производства - для опилков, для щепы и для горбылей. Работа нетрудная, но утомительная, так как требовала много беготни под бункерами. Надо было следить за наполнением бункеров, и для их разгрузки своевременно подавать под них автомашины. Плохо продуманная конструкция этих бункеров делала работу под ними даже опасной. В этом я убедился уже через неделю, открыв створки бункера не над машиной, а над своей головой. Хорошо, что этот бункер предназначался для опилок, и, что он за пару минут до этого был освобождён. Если бы бункер предназначался для горбылей, то и одной горбылины хватило бы отправить меня на тот свет. Теперь я понял, почему на этой работе полагался помощник. Сменный мастер в качестве помощника выделил мне молоденькую девчонку Зою, в лексиконе которой были в основном только нецензурные слова. Я не вытерпел её бесконечный мат, и вовремя одного из обеденных перерывов сказал ей: "Зоя, ты же будущая мать! Неужели и своих детей ты будешь учить этому мату?" После этого разговора она перестала матюгаться. Она вообще перестала со мной разговаривать.

Для уменьшения высоты эстакады под бункерами было сделано небольшое общее углубление. То есть машины подъезжали под бункера, скатываясь под некоторым уклоном. Однажды в нашу смену у одной их автомашин при скатывании её под бункер отказали тормоза. Молодой неопытный водитель вместо включения переднего хода или спокойного продолжения скатывания вниз, стал крутить баранку. В результате машина, продолжая скатываться вниз, вильнула в сторону от прямого спуска, и направилась к стойке эстакады, к которой, прижавшись спинами, стояли мы с Зоей. Я был справа, Зоя слева. И тут произошло то, что уже происходило со мной - для меня вдруг замедлился ход времени. До столкновения заднего борта автомашины со стойкой эстакады оставалось не больше секунды. Мне показалось, что прошло не меньше 10 секунд. Я, не спеша, делаю шаг вправо и шаг назад за стойку. Зое надо было првторить мой маневр, но с предварительным шагом влево. Но она, оцепенев от ужаса, даже не шевельнулась. Задний борт, наехавшей машины, раздавил её грудь. На этом месте это было уже второе подряд покушение Бога Северной Двины на мою жизнь. Потерпев неудачу с моей жизнью, бог реки тут же забрал жизнь другого человека.

ЖЕРТВЫ БОГА СЕВЕРНОЙ ДВИНЫ.

В то время я еще не знал, что бог реки вместо жизни упущенной жертвы, забирает жизни родственников, соседей и друзей. Моя жизнь продолжалась. Вокруг меня рождались и умирали, в том числе и мои родственники. Перечисленные выше опасные происшествия научили меня осторожнее обращаться с водной стихией. В 1958 году успешно окончив учёбу в техникуме по специальности судокорпусостроение, и, получив квалификацию техника-судостроителя, был направлен работать на судостроительный завод в городе Рыбинск Ярославской области. Рыбинск стал моим постоянным местом жительства на всю оставщуюся жизнь. В первые годы жизни в этом городе я неделю каждого очередного отпуска тратил на поездку в Архангельск, чтобы навестить мать и родные места в Кегострове. В первом отпуске дома меня ждала новость, что в прошлом году ранней зимой, при возвращении домой с Бакарицы, пропал без вести мой сосед и одноклассник Яшка Селенинов. Фасады наших домов через улицу смотрели друг на друга. Я вспомнил, как шёл по этому же маршруту полтора года назад и тоже чуть не пропал без вести. "Видимо Яшка шёл без доски, так как у него не было такого советника, как у меня" - подумал я. Другой новостью для меня было то, что младшая сестрёнка Галина после окончания десятого класса почему-то поступила учиться в тот же техникум, где учился и я. Только этот техникум успели уже переименовать в Рыбопромышленный.

Прошёл еще год, и я снова посещаю Кегостров. На этот раз отпуск мне дали только в октябре, но река еще не замерзала, и, если не считать частых туманов, то связь с городом при помощи макарок действовала пока нормально. Мать сразу же сообщила мне, что в прошлом году в день моего отъезда в двухэтажном доме сзади нас на Набережной, у Макеевых, утонул студент-мальчишка. Я сразу понял, что разговор идёт о младшем братишке моего приятеля Вильки Макеева. Сам Вилька уже женился и жил где-то выше по течению реки. С его братишкой я почти не контактировал. Ведь обычно, старшее поколение мало общается с младшим. Оказывается, Вилькин братишка был талантливым юношей. Он уже учился на первом курсе какого-то техникума, и мечтал, как и я, побродить по дну реки. Только мои мечты так и остались мечтами, а он сделал самодельный водолазный костюм. В день моего отъезда обратно в Рыбинск молодой человек как раз проводил испытания своего изобретения. Потом выяснилось, что в расчётах впускного клапана им была сделана ошибка, и он не утонул, а задохся в своём водолазном костюме. Родные этого юноши похоронили его на кегостровском кладбище, а на могилу, вместо памятника, заказали скульптуру во весь рост.

Вечером перед отъездом обратно в Рыбинск ко мне подошёл хозяин второй половины дома Костя Юдин и предложил посидеть вместе с ним и поговорить за бутылкой вина. Я отказался со словами: "Извини, Костя, вчера у меня уже была подобная беседа с Петром Ивановичем, а завтра я уезжаю. У меня же твёрдый принцип - перед дорогой и в дороге никогда не употреблять спиртное".

В следующем году приезжаю на неделю в Кегостров уже в начале лета. Мать сразу же сообщила мне, что в прошлом году в день моего отъезда, напившись пьяным, утонул Костя Юдин. Как говорят криминалисты, один случай - это случайность; два случая подряд - вызывают подозрение, а три случая подряд - это уже закономерность. Я не криминалист, но третий несчастный случай подряд заставил задуматься и меня. После долгих размышлений прихожу к выводу, что преступником тут может быть - только бог Северной Двины. Тщательный анализ и сопосталение покушений этого бога на мою жизнь с раннего детства, о которых мне удалось вспомнить, привели к выводу, что за мои провинности, он мстит не только мне, но и всем моим родственникам, друзьям и соседям. Мои продолжительные отъезды из Кегострова бог Северной Двины, возможно, воспринял, как еще одну провинность с моей стороны. Короче говоря, выясняется следующая картина:

После случая I. Умирает от отравления свинцом мой дед (отец матери). Умирает годовалый Толя, сын дяди Александра. Бабушка, доставая из печки ухватом чугун с кипятком, чуть не опрокидывает его мне на голову. В последний момент бабушка правой рукой отталкивает падающий кипящий чугун в сторону от меня. Меня она спасает, но сама получает сильнейший ожог руки. Умирает от ушиба головы, в результате столкновения со мной, мой сверстник Генка Долгобородов, сосед через дорогу от дома бабушки, где мы тогда жили.

После случая II. Получаю удар камнем по голове во дворе школы. Получаю в коридоре школы удар по голове ручкой двери. Во время лыжной прогулки у меня на глазах погибает под гусеницей трактора мой однокласник Шурка Кулаков. На фронте погибает дядя Александр. Моего отца приговаривают к расстрелу за провинность, которую он не совершал.

После случая III. В начале зимы во время ледокольного периода общения с городом тяжело заболевает бабушка. Её ложат в городскую больницу. Врачи не надеются на её выздоровление. Тётя Татьяна, переживая за бабушку, на ледоколе каждый день ездит к ней в больницу. Она сильно простужается, и её саму приходится ложить в больницу. Врачи почему-то делают диагноз, что у неё тиф и помещают её в тифозную палату. Там тётка, действительно, заражается тифом и через неделю умирает, а бабушка выздоровела и прожила еще больше 20 лет. После смерти Татьяны её сына Сергея забирает в Гродно его отец, у которого там большая, еще довоенная семья. Однако, как только Серьгей пошёл в школу и научился писать, то он сразу пишет бабушке письмо, в котором просит забрать его обратно в Кегостров. Бабушка до своей смерти еще успела вырастить его. Сергей окончил лётную школу, и до пенсии работал пилотом на местных авиалиниях.

После случая IV. Около острова Колгуев наскочил на банку и затонул пароход каботажного плавания Рошаль. Судовым радистом на этом пароходе был мой дядя Беляев Пётр Иванович. Команде удалось без жертв высадиться на берег материка. Единственной жертвой в этой морской катастрофе стал, растаявший в морской воде, шоколад, который вместе с другими продуктами Рошаль вёз в своих трюмах для полярников.

После случая V. В Германии, при полёте из Виттенберга в Берлин, старшая сестра Нина с мужем Анатолием попали в авиакатастрофу. Нина отделалась сравнительно легко, а Анатолий после лечения был списан из военной авиации. По состоянию здоровья ему запретили работать пилотом даже на самолётах гражданской авиации.

После случая VI. В Кегострове погибает мой дядя Яков Иванович. В последнее время дядя работал механиком автогаража при кегостровских лесозаводах. Он с тремя своими приятелями по ошибке вместо этилового спирта использовал метиловый. Из четырёх собутыльников врачам удалось спасти только двоих. Смерть дяди Якова была ужасна.

После случая VII. Бог Северой Двины производит покушение на мою мать. Она падает с табуретки и стукается головой о печку. Травма головы была тяжёлой. Мать целый месяц лежала в больнице. В это же время Бог Северной Двины производит еще одно покушение и на мою сестру Нину. К этому времени она уже развелась со своим Коноплянкиным и жила в Архангельске. Однажды, когда она шла по одной из улиц города, две встречных грузовых автомашины сцепились бортами. Отлетевший осколок борта среди пешеходов почему-то нашёл именно её голову и пробил. Нина после этого случая чудом выжила, и не просто выжила, а еще и резко поумнела, закончив без отрыва производства два вечерних института.

После случая VIII. В этом случае причина и следствие почти слились во времени. Бог реки дважды потерпев неудачу со мной, забрал жизнь моей напарницы по работе.

ПОКУШЕНИЯ В РЫБИНСКЕ,

В ЯРОСЛАВСКОЙ И В

ВОЛОГОДСКОЙ ОБЛАСТЯХ.

После учёбы в техникуме я был направлен работать на судостроительный завод в городе Рыбинске Ярославской области. В Рыбинске за свою долгую жизнь я похоронил двух жён, вырастил двух дочерей, сменил пять адресов и четыре работы, построил дачный домик и баню на дачном участке. В этом городе, отработав положенный по закону срок, вышел на заслуженную пенсию, то есть, можно сказать, что прожил в Рыбинске всю оставшуюся жизнь. Преследовал ли меня на берегах Волги бог этой реки? Следует ответить: "Нет!" В первые годы жизни в Рыбинске я много времени проводил на берегах Волги, но бог этой реки меня не трогал. Он даже познакомил меня со второй женой - Тамарой. Преследовал ли меня на берегах Волги Бог Северной Двины? Если боги рек способны действовать на больших расстояниях, то следует ответить: "Да!" На мою жизнь в Рыбинске регулярно происходили покушения. Если бы не мой ангел-хранитель, то я был должен погибнуть еще в молодом возрасте. Кто, кроме бога Северной Двины мог еще покушаться на меня, на моих родственников и на моих соседей? Ведь бог смерти Танат своего бы не упустил, да и родственников, знакомых и соседей он, обычно, не преследует. Впрочем, судите сами:

Покушение I. Это случилось в один из первых годов моей жизни в Рыбинске. Я был еще холост и регулярно посещал все танцплощадки города. В тот вечер мой маршрут пролегал по правой стороне проспекта Герцена на танцплощадку в сквер. Все мои мысли, видимо, были заняты предстоящим общением со слабым полом, и я ничего вокруг не замечал. Где-то за улицей Пушкина мои ноги внезапно упёрлись в бок большой чёрной собаки. От падения меня спасло только то, что я упёрся на её спину обеими руками. Повернув голову в мою сторону, собака молча смотрела на меня. В этот момент справа из открытых ворот на проспект, вдруг быстро выезжает санитарная машина. Если бы собака не преградила мне путь, то я оказался бы под колёсами этой санитарки.

Покущение II. Однажды я ехал на велосипеде по правой стороне Софийской улицы на Софийское кладбище навестить могилу моей первой жены. С улицы Гагарина на Софийскую улицу внезапно выскочила легковая автомашина. Движущаяся с большой скоростью встречная мне автомашина, чтобы избежать столкновения, резко повернула влево и выскочила на встречную полосу движения. Шофёр этой машины сумел остановить своё авто, буквально, вплотную у переднего колеса моего велосипеда. Он вылез на дорогу бледный с трясущимися руками и произнёс в мой адрес слова, которые мне уже приходилось слышать: "Ну, ты, счастливчик!".

Покушение III. Это произошло при возвращении домой с дачного участка. Я жил тогда в кооперативном доме на улице Новая 7-б. При повороте влево с улицы 50 лет ВЛКСМ на улицу 9-го мая я пристроился сзади за проезжающим автокраном. Не доезжая поворота на проспект, перед которым и через который были пешеходные переходы, слева на середине дороги, замечаю одинокую старушку с тросточкой. Впереди на сфетофоре горел зелёный свет, поэтому автокран, не обращая внимания на старушку, стоящую вне пешеходного перехода, не снижая скорости, выехал на проспект и повернул вправо. Старушка пропустила, ревущий мотором автокран. Я думал, что она пропустит и меня. Но старушка, не обращая на меня никакого внимания, сразу за проехавшим автокраном, внезапно продолжила свой путь поперёк улицы. Времени на торможение у меня уже не было. Мгновенно принимаю решение прижаться немного к обочине, чтобы проскочить перед старушкой. Но она, видимо, только теперь, заметив, справа от себя движущийся предмет, резко увеличила скорость и, немного всё же опередив меня, встретилась с правой стороной руля моего велосипеда. От толчка старушка шлёпнулась на заднее место. От этого же толчка руль велосипеда в своей оси развернулся вправо на 90 градусов, а я вылетев из седла, упал лицом вперёд на мокрый скользкий асфальт. Чтобы защитить своё лицо от серьёзных повреждений, успеваю на лету вытянуть вперёд левую руку. Хорошо, что на мне была брезентовая куртка, и, что у меня крепкие кости, так как я пью много молока. Преодолевая боль в левой руке и в левой ноге, медленно, с трудом поднимаюсь и занимаю вертикальное положение. Старушка уже убежала с места происшествия. Помню, что, когда я падал, то у дороги не было ни одного человека. Поднявшись, замечаю у края дороги четырёх молчащих женщин и мужчину, который вместо оказания помощи пострадавшему громко орал: "Держите его, чтобы не ушёл! Надо сдать его в милицию!". Страдая от боли, и, возмущённый несправедливостью, ведь старушка в одну секунду нарушила сразу несколько правил дорожного движения, я покрыл мужчину многоэтажным матом. От неожиданности он, подавившись своим криком, стоял с раскрытым ртом и что-то мычал. Не медля ни секунды, преодолевая боль, поднимаю велосипед, сажусь в седло, и, несмотря на то, что правая сторона руля упиралась мне в живот, срочно покидаю эту сцену абсурда.

Покушение IV. Это случилось у того же злополучного пересечения проспекта с улицей 9-го мая. На этот раз я ехал на велосипеде из дома на дачный участок. В этом месте мне надо было, сделав левый поворот, свернуть на улицу 9-го мая. Справа перекресток заканчивается тупиком, движения в ту сторону практически нет. Поэтому, подъезжая к перекрестку, всегда внимательно смотрел только в левую сторону и на сфетофор. Как только на сфетофоре зажигался красный свет, совершал левый поворот, вместе с пешеходами пересекал проспект и выезжал на улицу 9-го мая. Делаю всё, по привычной мне схеме, и на этот раз. Дожидаюсь красного огня на светофоре. Сворачиваю влево, чтобы пересечь проспект и боковым зрением с ужасом замечаю, что, стоявшая слева перед перекрестком автомашина, вдруг срывется с места и несётся прямо на меня. Включается замедление хода времени. Мгновенно начинаю правый поворот руля, но вижу, что столкновение неибежно. На моё счастье шофёр тоже обладал свойством замедлять время. Он мгновенно затормозил и повернул баранку своей машины влево. Но всё же по касательной правым боком машина толкнула левую сторону руля у велосипеда. Этот толчок ускорил его поворот вправо. Удивительно, но я, развернувшись градусов на 150, даже не упал. Единственными уронами с моей стороны были, как потом выяснилось, вырванный клочок резины на левой рукоятке руля и прищемлённый мизинец левой руки. Боль в мизинце быстро прошла, но вырванный клочок резины еще долго напоминал мне об этом происшествии.

Покушение V. Это произошло, когда я работал военпредом на приёмке готовой продукции катерозавода. В число моих обязанностей входила и приёмка ходовых испытаний на воде катеров БМК130, поставляемых в инженерные войска для наведения понтонных переправ. На этих испытаниях проверялась маневренность катера, скорость хода на мерной миле и величина тяги на гаке. Для испытания одного катера требовалась целая рабочая смена. В команду испытателей обычно входили: представитель военпреда (принимающая сторона), контрольный мастер (сдающая сторона) и моторист-рулевой. В тот раз контрольным мастером был назначен Евгений Бажечкин мой приятель и выпускник того же архангельского техникума, что и я. Только он окончил его на год раньше меня. Рулевым- мотористом назначили Вениамина Орлова. Когда, после заправки топливом и оформления необходимых документов мы отошли от причальной стенки завода, было уже 10 часов утра. Чтобы выиграть время, испытания на маневренность провели по пути к створам мерной мили, которая находилась на другом берегу Волги на полпути между шлюзами и заводом. В испытания на маневренность входили: двухкратное переключение двигателя катера с полного вперёд на полный назад, и замеры минимальных радиусов поворота путём перекладки на полном ходу рулей слева направо и наоборот. В результате катер описывал на поверхности воды восьмёрку. После двухкратного повторения этой операции, по среднему диаметру восьмёрок на воде вычислили и средний минимальный радиус поворота. Через полчаса мы уже подходили к первой створе мерной мили. Название "Мерная миля" - это дань традиции. На самом деле - это мерный километр. Чтобы произвести замер скорости катера, надо, предварительно разогнавшись, отмеренный между створами километр пройти дважды - вверх и вниз по течению. Таким образом, учитывается не только скорость течения, но и сила ветрового давления. Окончательно скорость вычисляется по двум таким замерам.

Когда мы причалили к бетонной стене у шлюзов для проверки тяги на гаке, время подходило уже к 12 часам. Мы с Евгением хотели потратить на последнее испытание еще полчаса и пораньше вернуться на завод, чтобы пообедать в заводской столовой, но Вениамин Орлов взбунтовался против наших планов. Он потребовал свой законный час на обеденный перерыв. Нам пришлось подчиниться его требованию и перенести наш обед на более позднее время. После победы в дискуссии с нами моторист-рулевой перебрался с бетонной стены на плотину и исчез в сторону рабочего посёлка Волжского завода.

Прошёл час, но Вениамин не появился. Посоветовавшись, мы с Евгением Бажечкиным решили провести последние испытания без рулевого. Его подпись в акте испытаний не требовалась, а заводить и выключать двигатель катера мы умели и без него. Евгений достал из кормого отсека в катере буксирный трос и динамометр. Один выход динамометра он прикрепил к причальной тумбе на бетонной стене, а другой к буксирному тросу. Второй конец буксирного троса уже был соединён с гаком на катере. Теперь рулевой должен был оттолкнуть катер от бетонной причальной стены, завести двигатель катера, на малых оборотах выбрать слабину буксирного троса и дать полный газ. В это время динамометр, прикреплённый к причальной тумбе на бетонной стене, покажет тягу, развиваемую катером при максимальных оборотах гребного винта. Всё просто. Главная сложность - это не сломать динамометр, дёрнув за буксирный трос при включении максимальных оборотов двигателя. При наличии моториста мы с Евгением должны были находиться на бетонной стене у причальной тумбы и фиксировать показания динамометра. Так как теперь одному из нас придётся выполнять обязанности рулевого, то фиксировать показания динамометра и сидеть за рулём катера нам пришлось по очереди, сменяя друг друга несколько раз. Мы оба справились со всеми возникшими трудностямии, и проверили тягу на гаке. Она была в пределах нормы. Испытания катера окончены, но Вениамин Орлов так и не появился. Права на управление катером были только у него. Мне пришлось принять решение - после успешных испытаний самому привести катер к причалу завода. Сказано - сделано. Я сажусь на место рулевого. Евгений снимает с причальной тумбы петлю буксирного троса, перемещается на катер, руками отталкивает его от бетонной стены и садится рядом со мной. Я включаю двигатель, но он завёлся только через несколько секунд с третьей попытки. За это время катер отнесло метров на семь от бетонной стены и развернуло носом к ней. Двигатель включился сразу на полные обороты. Катер рванулся с места и понёсся на бетонную стену. До стокновения с ней было не более полутора секунд. Переключение двигателя с полного "Вперёд" на полный "Назад" не спасло бы от столкновеня. Массивная бетонная стена, наверное, выдержала бы удар нашего катера, а вот катер - вряд ли. Носовую часть его тонкого стального корпуса смяло бы и разорвало. Катер оказался бы вместе с нами на дне у бетонной стены. Здесь меня снова выручает, уже в который раз, замедление хода времени. Секунда превратилась в десять. Левая рука сама мгновенно принимает решение. Она хватается за баранку рулевого штурвала и крутит его до упора против часовой стрелки. У катера два руля. Он успевает развернуться буквально в сантиметрах от бетонной стены. Рука тут же возвращает штурвал рулевого управления в исходное нейтральное положение, и мы уже мчимся по прямой в сторону нашего завода. Сидящий рядом Евгений Бажечкин только теперь реагирует на происходящее, протянув к штурвалу и свою руку.

Мы благополучно вернулись к причалу родного завода. Весть о том, что мы, не имея прав на вождение, сами привели катер с испытаний, быстро дошла до заводского начальства. Мне пришлось доложить об этом и старшему военпреду. Умолчали мы с Евгением Бажечкиным только о том, как у шлюзов пытались протаранить бетонную причальную стену. В результате следствия, проведённого заводским начальством, выяснилось, что Вениамин Орлов в магазине посёлка Волжского завода купил спиртное и, встретив там приятелей, забыл про работу. У него это был уже не первый прогул такого рода, и его уволили с завода.

Покушение VI. Катер БМК130, как уже говорилось выше, был предназначен для наведения понтонных переправ в боевых условиях. К месту наведения такой переправы он транспортировался по суше за автомашиной "Урал". Для возможности такой транспортировки в конструкцию катера входили две ноги с колёсами и съёмное транспотное приспособление с амортизатором качания катера на этих ногах. Ноги с колёсами шарнирно крепились к корпусу катера в районе миделя. При спуске на воду колёса с ногами складывались в плоскостях, параллельных бортам. При этом колёса входили в специальные ниши, предусмотренные в корпусе. Поэтому вольнонаёмному военпреду приходилось принимать испытания катера не только на воде, но и на суше. В программу сухопутных испытаний входила транспортировка:

по асфальтовым дорогам - 1450 км;

по грунтовым и просёлочным дорогам - 500 км;

по бездорожью - 50км.

На преодоление всего, указанного выше ассортимента дорог, в сумме 2000км, испытателям вместе с ночёвками отводилось трое суток. Всю указанную сумму километров испытатели обычно набирали на дорогах Ярославской области, по маршруту Рыбинск - Углич - Ростов-Великий - Ярославль - Рыбинск, но иногда мы посещали и Московскую область до Загорска (Теперь Сергиев-Посад). В команду испытателей входили: представитель военной приёмки - принимающая сторона; контрольный мастер - сдающая сторона; два сменных шофёра - водители "Урала" и слесарь-механик.

Сухопутные испытания, в отличие от водных, изобиловали всякими приключениями, происшествиями и даже авариями. Один раз, например, мы опрокинули катер, попав одним колесом в канаву, еще в пределах Рыбинска. Пришлось вызывать спасателей с завода. В другой раз на пути между Рыбинском и Угличем в транспортном устройстве вышел из строя амортизатор качаний. Катер носом клюнул в дорогу и, как плуг, бороздил её, пока "Урал" не остановился. Мы тогда самостоятельно вернулись на завод, но носовая часть корпуса катера после такого применения пришла в полную негодность. Однажды между Ростовом-Великим и Ярославлем встречная грузовая автомашина наклонённой металлической стойкой прицепа на большой скорости чиркнула по узлу соединения корпуса катера с транпортной ногой. Брызнул сноп расплавленного металла, но этот узел нормально отработал до конца испытательного пробега. Следует рассказать и о случае, происшедшем в Ярославле. Мы с левым поворотом выезжали с одной улицы на другую. Навстречу нам в направлении этого же поворота с приличной скоростью двигалось такси. Таксист видел "Урал", двигающийся навстречу ему по правой стороне поворота, но не обратил внимания на красный предупреждающий флажок на его кабине. Между тем, прицеп "Урала" в виде длинного катера на повороте не вписывался в положенную половину дороги, и одним колесом катился по встречной полосе. Таксист заметил это только, когда сам въехал в поворот. Он, видимо, как и я, обладал способностью замедлять время. Мы наблюдали за событием из кузова нашего "Урала" и видели, как такси и левое колесо катера мчатся навстречу друг другу; видели, как таксист мгновенно переключает ход своей машины с полного "Вперёд" на полный "Назад"; видели, как бешенно вращаются в обратную сторону колёса такси, а оно продолжает двигаться к столкновению с ногой катера; видели, как из колёс такси повалил густой чёрный дым. Нет, катастрофы не произошло. Такси в последний момент всё же двинулось в обратную сторону, и уступило дорогу ноге с колесом.

Расскажу еще об одном случае, который произошёл лично со мной. Однажды на пути между Угличем и Ростовом-Великим в селе Ильинское, мы остановились на перекур. В этот день был какой-то церковный праздник (кажется Троица). К нам подошли пять женщин богомолок преклонного возраста и попросили подвезти их до ближайшей действующей церкви где-то между Ильинским и Борисоглебом. Кузов "Урала" мог вместить еще и два десятка таких богомолок, а мужчины всегда готовы поболтать с женщинами, даже и с престарелыми. Поэтому мы охотно дали им согласие, и они разместились рядом с нами. Женщины попались неразговорчивые. Проехали уже несколько километров, а от них не услышали ни одного слова. Тут я вспомнил, что сегодня с утра по радио передавали о запуске на орбиту Земли очередного космического корабля с комонавтами на борту, и, чтобы завязать разговор, сказал старушкам: "Бабушки, а ведь Бог-то был космонавтом". У богомолок, словно кто-то выдернул кляпы из их ртов. Они все разом закричали: "Антихрист! Богохул!" Одна из них вцепилась в мою одежду, а другая протянула растопыренные пальцы с нестриженными ногтями к моему лицу, чтобы выцарапать мне глаза. Тихие богомолки оказались злобными ведьмами. Будь с ними в кузове "Урала" я один, они бы растерзали меня. Успокоились эти ведьмы только после угрозы моих товарищей немедленно высадить их на дорогу.

Покушение VII. Это покушение произошло, когда я работал уже на моторном заводе коструктором в ОГК-2, а жил на проспекте Серова 20. В советские времена заводы страны были обязаны поставлять в колхозы и совхозы рабсилу для проведения посевных и уборочных работ. Каждый завод при этом был обязан и выполнять свой производственный план. То есть рабочих от станков, посылать на сельхозработы было нельзя. Руководители заводов нашли простой выход. Они обнаружили, что самой дешовой рабсилой в их распоряжении, не влияющей на производственные планы, были ИТР. Поэтому почти каждому инженерно техническому работнику месяц в году приходилось отрабатывать где-нибудь на посевной, на сенокосе, на уборке зерновых или на уборке картофеля и других овощей. Работая на моторном заводе, не избежал этих ежегодных принудительных работ и я. Мне приходилось работать на многих полях, сенокосных угодьях и зерносушилках Ярославской области. В тот раз работать пришлось в одной из деревень Брейтовского района. Название этой деревни я уже забыл, но как до неё добраться расскажу вам, разбуди меня, хоть посреди ночи.

От Рыбинска до Брейтово нас с комфортом довезли по Рыбинскому водохранилищу на рейсовом теплоходе. От Брейтово, хоть и без комфорта, но тоже везли на местном рейсовом автобусе до остановки в селе Покровское. Дальше пришлось около трёх километров идти пешком по пешеходной тропе до реки Сить. Затем по наплавному скользкому мосту из бонов, с леерными ограждениями по краям в виде натянутых верёвок, переправляться на другой берег Сити. (Бон - это плот из, жёстко соединённых, 3-х, 4-х брёвен. Боны, соединённые вместе, применяются для ограждения водных территорий, например, при лесозаводах.) Деревня, где мы работали, находится в паре километров за наплавным мостом. Отработав без происшествий свой срок, домой в Рыбинск мы возвращались тем же путём. При переходе реки Сить по наплавному мосту, хотя и была сухая погода, я подскользнулся на мокрых скользких брёвнах и упал в правую сторону поперёк бона ногами вперёд. Короче говоря, ногами вперёд нырнул с моста под его ограждение в воду реки Сить. В последний момент успел схватиться левой рукой за верёвочный леер над своей головой. В этой реке я, конечно, бы не утонул, но была возможность при падении стукнуться головой о край бона. То есть это было очередное реальное покушение на мою жизнь. Мне не известно, как боги больших рек делят власть с реками и речками, впадающими в них, тем более, что в данном случае устье реки Сить, впадающей когда-то в Мологу, вместе с Мологой и частью Волги утоплено на дне Рыбинского водохранилища. А может - это меня достаёт на большом расстояннии всё тот же бог Северной Двины? Ведь слишком часто на мою жизнь и на жизни моих родственников, друзей и соседей совершались самые разные покушения.

Покушение VIII. Это произошло, при попытке самостоятельного распространения своей книги "Жизнь после смерти". А распространять её я пытался, используя выходные дни, в пригородных поездах и на железнодорожных вокзалах ближайших городов, Ярославля и Костромы. (Скажу сразу - эта затея себя не оправдала). Один раз решил совместить полезное с приятным, а именно, доехать до Череповца и навестить там свою старшую дочь Елену. В то время прямые автобусы между Рыбинском и Череповцом еще не ходили. Ехать надо было по почти круговому маршруту: Рыбинск - Ярославль - Вологда - Череповец. До дочки я доехал нормально. Даже переночевал у неё. Приключения начались на обратном пути уже при ожидании поезда на Вологду в железнодорожном вокзале Череповца. Этого же поезда на вокзале ожидала и группа молодых людей. Я почему-то привлёк их внимание, и они крутились вокруг меня до отхода поезда на Вологду. Билет мне тогда достался в общем вагоне, боковой у туалета. Эта группа молодых людей ехала через пару купе от меня. Вскоре после отбытия поезда ко мне вдруг подходит один из этих молодых людей и говорит: "Прокурор, я тебя узнал! Это, ты, меня посадил!" Поняв, что столкнулся с какой-то криминальной группой, которая, к тому же, обозналась, приняв меня за какого-то прокурора, мгновенно принимаю решение привлечь внимание людей к нашему разговору. Громко, с матюгами, на весь вагон кричу, чтобы он убирался прочь и больше не подходил ко мне. Этого молодого человека сразу, как ветром сдуло. Они боялись привлекать к себе внимание. Они больше не подходили ко мне, но слежку за собой я заметил и в железнодорожном вокзале Вологды, где пару часов пришлось ждать попутного поезда, и в желенодорожном вокзале Ярославля, где пригородного поезда на Рыбинск, ждал еще дольше. При посадке и после посадки на этот последний поезд молодых людей, преследующих меня, уже нигде было не видно. Когда поезд на Рыбинск отошёл, я успокоился, решив, что они от меня отстали. Пассажиров было немного, некоторые купе оставались пустыми. Занимаю место у окна с левой стороны по ходу движения. Кроме меня в купе находились еще два студента, едущих с занятий. Но на первой же короткой остановке, которую поезд делает еще в черте города, в купе вошёл мужчина. Заметив меня, он угрожающими движениями напугал студентов, и они поспешили перейти в другое купе. Затем он сел у окна напротив и, внимательно разглядывая меня, достал бутылку водки. Его в группе моих преследователей не было. Мужчина раскупорил бутылку, достал из кармана стопку, наполнил её и залпом выпив, сразу повторил. Затем, посидев немного молча, он обратился ко мне с вопросом: "Чем занимаетесь?" Достаю из сумки свою книгу, подаю ему и говорю: "Вот, продаю, можете приобрести". Прочитав заголовок книги, Мужчина хмыкнул и произнёс: "Как раз по теме! Сколько просишь?" Называю ему цену. Он, не торгуясь, отдаёт мне деньги, затем наливает стопку водки и предлагает выпить. Я не считаю себя трезвенником, но в дороге обычно никогда не пью. В данном случае почему-то решаю, что отказываться нельзя, и выпиваю. Тут наше дальнейшее общение прерывает контролёр, требующий предъявить билеты. У моего нового знакомого билета не оказалось, и его со скандалом вывели из нашего вагона. Я так до конца и не решил - кто это был? Случайный попутчик или член банды, преследовавшей меня от Череповца. Теперь даже не уверен, что с самого начала со мной в купе были студенты, а не те, кто преследовал "знакомого" им прокурора.

Покушения IX. В доказательство покушений на жизнь, окружающих меня людей с которыми мне приходилось много общаться на работе и на дачном участке. Привожу следующий, далеко не полный список, так как про многих я просто забыл:

На катерозаводе - умер директор завода Лохин; уволен директор завода Волков; умер директор завода Калганов, с которым мне приходилось общаться, когда он был начальником планового отдела; умер мой непосредственный начальник, когда я работал у военпредов, майор Чуриков, умер главный технолог завода Ольштейн и т. д.

На моторном заводе -умер начальник нашего КБ Якурин; умер главный конструктор ОГК-2 Сизов. умерли Чеканов и Энгельс, мои соседи по чертёжной доске. Умер и мой друг и сосед по чертёжной доске Запоров Николай, умер глупо по вине врачей. Он пожаловался на боли в шейных позвонках. В пятницу его положили в больницу, прописав лекарство от остеохондроза. В ночь на субботу, когда у большинства медработников и у его лечащего врача был выходной, состояние Николая резко ухудшилось, из горла пошла кровь. К вечеру воскресенья он умер. Как потом выяснилось, у него было обострение язвы желудка, при которой прописанное ему лекарство строго противопоказано. Драмматизм сиуации в данном случае и в том, что его брату-близнецу, работающему на катерозаводе, страдающему той же язвой желудка, своевременно была сделана операция, и он благополучно дожил до пенсии.

На дачных участках. На дачном участке впереди меня занимались семьи братьев Кузнецовых. Старший из них, Евгений Кузецов, больше всех общался со мной, так как он был моим постоянным партнёром в шахматной игре. По состоянию здоровья братья продали свой участок. Вскоре они с небольшим перерывом оба умерли. Умерли и их жёны. Участок Кузнецовых купила пожилая чета Знамовых. У них на заработках в Москве погибает сын. Через несколько лет умерли и Знамовы. Сейчас на их участке трудится их дочь Галина.

На дачном участке слева от меня трудилась чета Соколовых. Они так тщательно обрабатывали землю, что на их участке нельзя было найти ни одной сорной травинки. Сначала умирает жена Соколова, вскоре за ней умер и он сам. Их наследники не продают участок, но и не хотят заниматься на нём тяжёлой работой. В результате, некогда чистейший участок уже мого лет стоит полностью заросший бурьяном.

На дачном участке позади меня работала трудолюбивая семья Ясюченей. У них, как и у Соколовых, трудно было найти, хотя бы один сорняк. В их семье сначала умирает муж. Затем через некоторое время умирают его жена и старший сын. Участок сразу зарастает бурьяном. Потом у них дотла сгорает дачный дом. Оставшийся в живых младший сын пытается что-то делать, но у него плохо получается.

На соседнем дачном участке спереди слева умирает супружеская чета Тихменевых, но их трудолюбивые наследники не позволяют саду зарастать.

Сзади слева у большой трудолюбивой семьи Савельевых прошлой зимой хозяйка, подскользувшись, упала и сломала позвоночник. Её муж по состоянию здоровья тоже перестал работать на земле, но наследники, как и у Тихменевых, продолжают поддерживать дачный участок в надлежащем состоянии.

На дачном участке сзади справа трудилась семья Воробьёвых. Чета Воробьёвых по состоянию здоровья перестала посещать свой участок, и вскоре они оба умерли. Их дочь Елена продала его. Теперь там другие хозяева.

На дачном участке справа работала семья Тороповых. Супружеская чета по состоянию здоровья перестала посещать свой дачный участок. Их сын не захотел работать на нём, и они его продали. Теперь там тоже другие хозяева.

На дачном участке впереди справа трудилась семья Софроновых Муж этой супружеской четы внезапно умер. Жена пока продолжает работать. Ей помогают наследники.

Следует рассказать о судьбе и еще одной большой семьи Воробьёвых, дачный участок которой расположен на нашей улице позади меня через четыре участка. Семью возглавляла трудолюбивая супружеская чета. Они содержали на участке до 20 коз. Муж Николай пас этих коз и заготавливал корма для них. Жена Вера, проворная женщина небольщого роста, про которую соседи говорили, что она ведьма, занималась всем остальным. Внезапно Николай умирает. Вере наследники помогают плохо. Ей одной не под силу содержать стадо коз, и она избавляется от них. Возможно, эта Вера замечает, что вокруг меня слишком часто умирают люди, а, может просто из зависти, что её муж мёртв, а я до сих пор жив, вдруг говорит мне: "Ты тоже не вечный". Вскоре Вера погибает под колёсами автомашины сразу за воротами дачных участков.

Покушение X. Я проработал на Рыбинском Моторном заводе 25 лет. Мог бы работать и дальше, но на заводе начались большие сокращения, и в первую очередь увольняли работников пенсионного и предпенсионного возраста. Так в июне 1996 года, вопреки моим желаниям, мне пришлось стать пенсионером. За свою жизнь, освоив несколько рабочих профессий, успешно справившись с работами на нескольких инженерных должностях, я решил, что успешно справлюсь и с должностью пенсионера. Ведь с работы огородника и садовода на дачном участке меня еще никто не увольнял. Решаю начать с постройки на дачном участке личной бани. Начинаю, как и положено, с фундамента. В намеченном месте, на углу с еще живыми соседями Соколовыми, с Савельевыми и с Ясюченями, под всей площадью планируемой бани, выкопал яму, с глубиной равной своему росту. Центр этой ямы углубил еще на метр и достиг плывуна, то есть глубины залегания водоносного слоя под нашими дачными участками. Затем всю яму вровень с землёй засыпал гравием. Баню на дачном участке решаю строить из досок с каркасом из квадратного бруса. Всю зиму я занимался заготовкой необходимых стройматериалов.

К задуманному строительству приступил только в июне 1997 года после выполнения на дачном участке всех посевных работ. Баня дожна была состоять из парилки и предбанника. На гравий, засыпанной в прошлом году ямы, по её периметру, положил восемь бетонных квадратных плит, по четыре с каждой стороны. На этих плитах из квадратных брусьев сечением 12х12 см и из досок сечением 25х5 см собрал необходимый каркас. Сначала в этом каркасе из нестроганых досок сечением 15х2.5 см набрал нижний пол и залил его гудроном. В боковых стенах на уровне пространства между полами для проветривания предусмотрел по две, плотно закрываемых форточки. Затем из строганых досок сечением 20х4 см набрал верхний пол. После этого сделал внутренние стены из досок сечением 12х2см. По бокам каждой доски выбрал шпунт в половину её толщины и одну сторону каждой доски обстрогал. Таким же способом сделал и наружные стены. В стенах предусмотрел три проёма для окон и два проёма для дверей. Пространство между стенами набил опилками. Утеплил опилками и потолок бани, сделанный из досок сечением 20х4 см. Для входа на чердак в потолке предбанника предусмотрел проём для горизонтальной шарнирной крышки. Стропила сделал из толстых берёзовых жердей. Поверх стропил приколотил сначала широкие необрезные доски, покрыл их рубероидом, а сверху рубероида настелил шифер. Из таких же досок, что и стены, сделал передний и задний фронтоны и стену между парилкой и предбанником. На этом мою стройку пришлось законсервировать до следующего лета.

Летом 1998 года со стороны могло показаться, что стройка моей бани заглохла, но она продолжалась. На три окна я сделал шесть рам, по две для каждого окна, остеклил их и вставил в оконные проёмы. Сделал две двери и навесил их в дверные проёмы. В парильном отделении на всю его ширину сделал высокий и достаточно широкий полок. Чтобы залезать на этот полок сделал к нему длинную отставную скамью. В предбаннике сделал место для сидения и шарнирную крышку в потолке для входа на чердак. Много времени было потрачено на поиски, на покупку и завозку 300 штук кирпича и необходимой фурнитуры для кирпичной печи. Поэтому стройку пришлось законсервировать на еще одну зиму.

Всё лето 1999 года я занимался постройкой из кирпича банной печи. Планируемая печь должна весить около 1400 кг. Решаю отказаться от обычного в таком случае отдельного фундамента. Под всю площадь будущей печи заказываю сварную раму из швеллера, и устанавливаю её под местом расположения печи в пространстве между полами. На потолочных балках чердака во всю его длину над местом расположения печи устанавливаю два деревянных бруса. Раму подвешиваю к этим брусьям на четырёх длинных тягах из стальных прутков с резбой на концах. Длину тяг рассчитываю так, чтобы их концы с резьбой проходили сквозь настилы пола и потолка, сквозь потолочные балки, сквозь брусья, лежащие на потолочных балках, и выступали над последними для возможности установки шайб и гаек. При закручивании гаек сварная рама в пространстве между полами прижалась к внутренней поверхности верхнего пола. Теперь вес печи будет распределяться на каркас конструкции не только через настил верхнего пола, но и через потолочные балки на стены постройки. Дверца топки моей печи расположена в предбаннике. В дымоходе, расположенном в парильном отделении, у самого потолка предусмотрена чугунная задвижка. Печь имеет чугунную плиту с вьюжками. С одной строны этой плиты поставлен 40-ка литровый бак для получения кипятка. С другой стороны для этой же цели дополнительно ставится еще ведро. В начале дымохода, расположенного сразу за топкой, предусмотрено расширение. В этом месте вделана толстостенная труба с внутренним диметром 20 см. Концы трубы выступают за боковые стенки дымохода на 3 см. Торцы трубы закрываются съёмными жестянными крышками. Внутренняя полость трубы до половины диаметра наполнена небольшими булыжниками. Это устройство предназначено для получения горячего пара. У меня было приготовлено три таких трубы, но они сильно ослабили бы прочность дымохода. Так как жена и дочь заранее отказались от парилки в моей дачной бане,то я решаю, что для одного человека хватит и одной трубы.

Испытание построенной бани состоялось в первую субботу сентября. Все мои предвалительные расчёты оправдались. Парильное приспособление трижды выдавало пар, от которого на полке жгло уши и даже концы пальцев на руках. В начале октября мой дачный сезон обычно закрывался. Зимой в морозы мою баню топить было нельзя. В этом меня убедил опыт соседа Воробёва, построившего баню из досок на год раньше меня. Его дочь Елена всю прошлую зиму ходила в ней мыться. От постоянных замораживаний и размораживаний весной выяснилось, что его баня готова развалиться. Поэтому, переезжая на зимнюю квартиру в городе, я расчитывал возобновить свой банный сезон только весной следующего года. Но утром в субботу 5-го ноября, обнаружив за окном городской квартиры тихую безветреннюю погоду с пятью градусами тепла, внезапно решаю еще раз в этом году попариться в своей новой бане. Быстро собираюсь, сажусь на велосипед и еду за город на дачный участок. Там, затопив баню, соображаю, что в это время года до наступления темноты мне не успеть. Перед этим после закрытия печной задвижки я делал полуторачасовую выдержку. Чтобы выиграть время, решаю сократить эту выдержку до получаса. Для этой же цели, поддав пару, на полке сразу и намылился, чего раньше никогда не делал. Уже намыленный, вдруг почувствовал, что у меня кружится голова. Переношу свой вес с полка на скамью около него и теряю сознание. Короче говоря, я угорел. До пола добирался уже только под действием силы тяжести. На моё счатье, на полу между досками были небольшие щели, и в спешке, я забыл заткнуть вентиляционные форточки в пространство между полами. На моё счастье сыграло и то обстоятельство, что угарный газ тяжелее воздуха. Он быстро вытек из помещения парилки. Очнулся я через пару часов. Голова ничего не соображала, но помнила, что я был намылен и, что мне надо окатиться. В таз из бака с кипятком наливаю несколько ковшиков воды. Вместо того, чтобы сразу добавить туда столько же холодной воды, опускаю в таз ладонь правой руки. Вода в тазу показалась мне тёплой, и я выливаю её себе на правое плечо. (Мог бы вылить и на голову). Одеваясь, замечаю, что на пальцах правой руки, на шее, на плече и внизу живота появились какие-то волдыри, но боли я никакой не чуствовал. На улице уже сумерки. Сажусь на велосипед и еду домой. Из-за того, что ладонь правой руки не чуствует ручку руля, в управении велосипедом возникают трудности. Но, несмотря ни на что, до дома доехал благополучно. Там сказал жене, что явился с того света. Она, охая, долго смазывала какой-то мазью волдыри на моём теле. Лечится от ожогов, мне потом пришлось около полугода. На теле от них остались белые пятна, а на ребре правой ладони со стороны мизина сохранился твёрдый шрам.

Покушение XI. Это произошло, когда я ехал на велосипеде с дачного участка. Мы жили тогда уже на проспекте Серова 20. Поэтому с конечной троллейбусов мне надо было сворачивать влево от улицы Расторгуева и ехать два квартала дворами прямо по диагонали. Сразу при въезде в квартал с первой диагональю услышал сзади стрекотание мотоцикла. Сбавляю скорость и прижимаюсь к правой стороне, чтобы мотоцикл обогнал меня. Но назойливое стрекотание мотоцикла за моей спиной продолжается. Впереди диагональ первого квартала кончается. Дальше автодорога сворачивает вправо, а для пешеходов узкая асфальтированная дорога продолжается и во втором квартале. У нас в России не принято делать специальные велодорожки. Поэтому велосипедисты, пользуясь правами и правилами пешеходов, ездят и по тротуарам. Чтобы побыстрее избавиться от назойливого мотоцикла, при въезде на поворот автодороги, никуда не сворачивая, жму на педали. Ведь дальше за мной мотоцикл не имеет права ехать. Но тут с ужасом слышу, что мотоцикл тоже прибавил скорость, и одновременно вижу, как на переднее колесо моего велосипеда наезжает заднее колесо трёхколёсного мотоцикла. От внезапного толчка я падаю на асфальт. С сидений и из коляски мотоцикла выскакивают три подростка и ставят меня на ноги. В левом боку и в левой ноге чуствую боль, но остаюсь в вертикальном положении. В шоке, стою молча. Видя, что я не падаю и, не слыша от меня никаких возражений, подростки быстро убирают мой велосипед с их пути, садятся на мотоцикл и уезжают. Очнувшись от шока, с трудом поднимаю свой велосипед и вижу на переднем колесе такую восьмёрку, что его заклинило в передней вилке. В голове возникли первые мысли: "Оказывается у подростков тоже женская логика. Надо было попросить их довести велосипед до дома". Затем я взваливаю покалеченный велосипед на правое плечо и, хромая на левую ногу, медленно иду в сторону своего дома.

Покушение XII. На дорогах при езде на велосипеде у меня было множество всяких происшествий, в том числе и опасных для жизни, но я расскажу еще только об одном. Это произошло в том же злополучном районе, что и описанное выше, только на этот раз, на пути с дачного участка к дому я свернул на улицу Расторгуева. Всю ночь перед этим шёл дождь. На асфальте улицы было множество луж. Навстречу мне ехала легковая автомашина. Чтобы пропустить её прижимаюсь, как положено, к правой стороне, и въезжаю в очередную лужу. Внезапно переднее колесо оказывается в глубокой скрытой в воде выбоине, и велосипед на ходу резко останавливается в ней. Я вылетаю из седла. Падая в лужу, успеваю выбрость вперёд правую руку и ударяюсь большим пальцем в твёрдый асфальт. Проезжающая в этот момент мимо моей головы встречная автомашина, которой уступил дорогу, обдаёт меня потоком воды. Лежу в луже. Ноги в выбоине полностью скрыты водой. Велосипед сверху на ногах. С трудом выбираюсь из-под велосипеда и занимаю вертикальное положение. Пытаюсь сжать кисть правой руки в кулак, чтобы погрозить им проехавшему автомобилисту, но кулака не получилось. Большой палец прижат к наружной стороне ладони и не подчиняется мне. Осторожно трогаю его левой рукой. Боль есть, но терпима. "Вывих" - думаю я, и с силой оттягиваю палец от его основания, пытаясь вернуть его в прежнее положение. Когда это удаётся, палец снова начал шевелиться. После этого, мокрый с головы до ног, снова сажусь в седло велосипеда и продолжаю прерванный путь. С тех пор большой палец правой руки, хоть и продолжает мне служить, но стал горбатым инвалидом.

Покушение XIII. Это произошло в моей квартире на проспекте Серова 20 через три года после смерти Тамары. В квартире мы живём теперь вдвоём с младшей дочкой Любой. В будни Люба весь день на работе. Да в выходные она, засиживаясь за компьютером до 2-3 часов ночи, обычно спит чуть не до полудня. Я стараюсь ложиться не позже полуночи и встаю около 8-ми утра. Свой трудовой день пенсионера начинаю с кипячения трёхлитрового чайника и разливки его по трём термосам. В один термос насыпаю для заварки чай. В то утро был будний день. Люба была на работе. По привычке ставлю для кипячения чайник на переднюю правую горелку газовой плиты, и зажигаю под ним огонь. Примерно через минуту вдруг чуствую запах газа. Посмотрел на плиту и с ужасом обнаружил, что левая задняя горелка на плите тоже открыта. Мгновенно закрываю её и проветриваю квартиру. Не знаю, сколько еще секунд оставалось до взрыва газа, но это было самое опасное покушение на мою жизнь, так как вместе со мной и нашей квартирой могли пострадать и соседи. Я уверен, что не открывал газ в левой задней горелке. Дочь была на работе. Полтергейста в нашей квартире мы тоже никогда не замечали. Мне остаётся опять думать только на проделки бога Северной Двины.

СУДЬБЫ МАТВЕЕВЫХ.

Судьбы отца и его родственников. Мой отец, Матвеев Иван Николаевич, родился в 1911 году в селе Шеговары Шенкурского уезда Архангельской губернии. Кроме него в семье еще были: старшая сестра Марфа, старший брат Василий, средняя сестра Нюра и младшая сестра Людмила. Отец окончил Архангельскую мореходку и до войны работал шкипером на рыбопромысловом боте. Вероятно, отец, как и я впоследстви, был должником бога Северной Двины. Мать рассказывала, что он однажды в ледоход приплыл из города к ней на свидание в Кегостров на льдине. С первого дня войны отец был мобилизован вместе с ботом и его командой. Они выполняли задания по снабжению отдельных воинских частей и судов. В конце лета и в начале осени 1942 года их бот долго стоял в бездействии в одном из мест у побережья Кольского полуострова. В это время немцы, сопровождая непрерывными бомбёжками караваны союзников, бомбили и Архангельск. В Кегострове, находящимся вблизи от якорной стоянки морских судов, были расположены зенитные батареи. Поэтому нам, островитянам, угрожали не бомбы, а дождь из осколков зенитных снарядов. Мы прятались от них в бомбоубежищах. Отец о бомбёжках города, конечно, знал и переживал за нас. Его помощник Фёдор Коржавин (он житель Кегострова и даже наш сосед) предложил, пока они стоят в бездействии, на боте сходить до Архангельска и выяснить обстановку своими глазами. Не знаю, какое затмение могло найти на отца, но без мистики тут не обошлось. Он согласился с предложением Фёдора. (И это в военное время?) Меньшая часть команды бота осталась с отцом на берегу, а большая ушла с Фёдором в Архангельск. Через два дня, когда бот уже подходил к Архангельску, по закону подлости прибыл транспорт с зимним обмундированием. Обычно отец предназаченное для него имущество, всё пересчитывал и принимал на свой бот. Теперь ему всё скидали прямо на берег, а в его распоряжении даже охраны не было. В итоге случилось то, что и должно было случиться - выявилась крупная недостача. Отца судили, и по закону военного времени приговорили к расстрелу. В последний момент расстрел был заменён 25-ю годами тюрьмы.

В советские времена арест и тюрьма любого человека ложилась тёмным пятном и на всех его родственников и членов семьи. Могли арестовать даже ни в чём не повинных жёну и детей. Первым пострадал отец отца, то есть мой дед Матвеев Николай Иванович. В Шеговарах его уволили с должности председателя колхоза. Дед умер от голода в 1947 году и похоронен, где жил. Голодовку крестьянам во втором послевоенном году устроило государство. Оно, чтобы отменить карточную систему в городах, дочиста очистило крестьян от любых продуктов Дед и его внук Леонид, сын Василия, единственные из обширной семьи Матвеевых, могилы которых находятся в Архангельской области. Мать отца, Матвеева Анна Егоровна, после смерти деда увезена её дочерью Нюрой в Томск, где и похоронена в начале 50-х годов. Избежали преследования только старшие брат Василий его сестра Марфа и средняя сестра Нюра,жившая в Томске. Василий погиб на фронте, семья Марфы, перед войной жившая где-то на Украине, пропала без вести. Однако младшая сестра отца Людмила пострадала. Она жила в Москве. После войны Людмила пыталась устроиться на работу в какую-то московскую секретную организацию, но ей было отказано с мотивировкой, что её брат Иван был арестован и в 1948 году умер в одной из новгородских тюрем. Это последнее известие о судьбе моего отца мать получила именно от Людмилы. Перед этим на запрос о судьбе своего мужа, она получила официальное извещение, что он пропал без вести. Значит, среди советских чиновников всё же были порядочные люди. Ведь, если бы мать попала в список жены арестанта, то её лишили бы пенсии, которую она получала за мужа. Благодаря этой пенсии, мать не уволили с работы, и мы не умерли с голода в военные и послевоенные годы. Однако в судьбе отца не всё ясно, как казалось бы. В один из моих последних приездов к ней в Архангельск, мать сказала мне, что к ней приходил мой отец. Он позвонил в дверь. Мать открыла и увидела седого старика, но, сразу узнав в нём своего мужа, произнесла: "Иван?" Старик, не отвечая ей, прошёл в квартиру, всю её осмотрел и, также молча, вышел. Что это было - реальность или галюцинация женщины с нездоровым мозгом? Теперь на этот вопрос уже никто не ответит.

Судьба матери. Моя мать, Матвеева Таисья Ивановна, в девичестве Беляева, родилась в 1912 году в Архангельской губернии, в дельте Северной Двины на острове Кегостров. Сначала она вместе с нами жила в доме бабушки на улице Февральская 11, а с 1948 года на улице Первомайская 7-а. Перед замужеством до войны некоторое время работала в Архангельской типографии. Затем до пенсии трудилась поваром в столовой Архангельского аэропорта. Мать без отца вырастила и воспитала четверых детей.

В 1944 году, когда мы жили еще у бабушки на улице Февральской, на неё было совершено покушение. Мать с бабушкой во дворе дома на старых изношенных козлах пилили дрова двухручной пилой. Чтобы распиливаемый горбыль или кругляк не ёрзали при пилке на изношенных козлах, был необходим и третий участник, прижимающий дровину к козлам. Сначала третьим участником был я. Но соседка крикнула нам, что в аэропортовском магазине собираются отоваривать продуктовые карточки. Мать немедленно послала меня занимать очередь, а моё место занял младший братишка Юрий. Уже на пути в магазин, на Набережной, я услышал три громких хлопка, донёсшихся со стороны нашего дома, но, не придав им значения, продолжил намеченный маршрут. О происшедшем узнал только после того, как, выполнив задание матери, вернулся домой. У дровенных козел уже никого не было. Мать нашёл в доме, лежащую на кровати. Около неё пожилой мужчина перевяывал ей левую ногу. Здесь же были и братишка, и бабушка, и еще кто-то. Потом из рассказа братишки узнаю, что как только я убежал в магазин, из-за угла, недостроенного дома, Дяди Александра, примыкаюшего сзади к дому бабушки, вдруг вышел мужчина с пистолетом в руке и начал стрелять, в пилящих дрова, двух женщин и ребёнка. Первая пуля, как говорил братишка, просвистела у него подмышкой. Вторая пуля просвистела около уха бабушки, а третья - попала маме в ногу. Она вскрикнула и убежала в сарайку. Они с бабушкой тоже поспешили скрыться в ту же сарайку. После исчезновения мишеней для стрельбы поспешил скрыться и стрелявший мужчина, но в другую сторону. Маме повезло, что пуля, пройдя навылет, не задела кость. Иначе бы она упала, где стояла. Мишени для стрелка продолжали бы стоять, и стрелок, возможно, не ограничился бы тремя выстрелами.

Время шло. С 1948 года мы с матерью живём уже в половине дома на улице Первомайская 7-а. Этот дом еще до войны начал строить наш отец. Мы росли и постепенно покидали мать. Первой покинула наше новое гнездо старшая сестра Нина. Она вышла замуж и переехала жить к родителям мужа в Ярославль. Юрий устроился работать в Молотовске, и некоторое время жил там в заводском общежитии, навещая мать по выходным дням. Я учился в техникуме, но со второго курса в 1954 году был призван в армию. Почти два года мать жила только с младшей сестрой Галиной. Вернувшись из армии, я продолжаю учёбу в техникуме, и в 1958 году окончив его, вслед за старшей сестрой окончательно покидаю родное гнездо. В это же время Юрий женится и из-за проблем с жильём переезжает к дяде жены в Судак. В Кегострове мать временно опять остаётся жить только с моей младшей сестрой. Временно, так как Галина учится уже на втором курсе техникума и через пару лет последней вылетает из родного гнезда. К этому времени мать увольняется на пенсию, и она снова при деле - едет к Галине на Сахалин, чтобы помогать той заниматься с родившимся внуком Иваном. Однако на Сахалине мать начинает постоянно болеть. Врачи советуют изменить климат. Она переезжает вместе с Иваном обратно в Кегостров, где её здоровье, действительно, улучшилось. Годы идут. Иван быстро растёт. Мать стареет. Ей всё труднее и труднее одной справляться с мальчишкой. Её, конечно, навещает Галина, но, как и я, не чаще, чем раз в год. Нина разошлась с мужем и переезжает жить в Архангельск, но не затем, чтобы нянчиться с взрослеющим Иваном. Она и свою-то дочь оставила у родителей мужа. Однажды мать, заменяя перегоревшую лампочку в патроне, поднялась на табуретку. Вдруг у неё закружилась голова. Она упала и стукнулась головой о печку. Травма была серьёзной. Мать месяц лежала в больнице. Иван в это время жил в семье моего дяди Беляева Петра Ивановича. Но его жене Фелисате Андреевне было не до Ивана, так как в их семье подрастали свои внук Виктор и внучка Екатерина.

Действенную помощь матери в это время оказала всё-таки моя старшая сестра Нина. Она добилась, чтобы матери в городе дали отдельную однокомнатную квартиру. Вместе с ней в эту квартиру, конечно, переехал и Иван. При одном из моих кратких визитов в Архангельск я видел, что он, став уже подростком, совсем отбился от рук бабушки. Видела это и Нина. Она сообщила Галине, что её сын совершенно не подчиняется нашей матери, и просила забрать его к себе. Нина и я много раз просили мать переехать жить к кому-нибудь из нас. Мать дважды приезжала ко мне в Рыбинск, была она и у Нины (та жила уже в Астрахани), но дело обходилось лишь короткими визитами, так как мы не могли предоставить ей отдельную комнату. Мать всё время надеялась, что кто-нибудь из нас или из Юриных детей переедет к ней в Архангельск. Но Юра в это время уже жил Запорожской области, и порвал всякую связь с нашей семьёй. Он ни с кем не переписывался. Я пустил глубокие корни в Рыбинске. Галина жила уже на Курилах. Она приросла к Дальнему Востоку. Даже Нина, которая всю жизнь жила, как перекати поле, прочно окопалась в Астрахани. При последней приездке в Архангельск, мы с Ниной, не сговариваясь, оказались там в одно время Здоровье матери стало еще хуже. Из-за старой травмы головы она была уже практически недееспособна, но ехать к кому-нибудь из нас попрежнему упорно отказывалась. Тогда Нина сообщает Галине о состоянии матери. Затем она продаёт нашу кегостровскую половину дома на Первомайской улице хозяевам второй половины и уезжает обратно в Астрахань. Я, дождавшись приезда Галины, вернулся к себе в Рыбинск. Галина увезла мать в Курильск и там её вскоре похоронила.

Судьба старшей сестры. Моя старшая сестра Нина родилась в Кегострове в 1931 году. Не помню, чтобы она, в отличие от нас, когда-нибудь чем-нибудь болела. В детстве мы с ней часто дрались. Нас обычно разнимал кто-нибудь из Беляевых - бабушка Авдотья Ивановна, дядя Пётр Иванович или тётя Татьяна. Однажды, когда я уже работал столяром в АРМ 29, в очередной драке победа была за мной. На крики избиваемой сестры явился дядя Пётр Иванович, но, увидя происходящее, вдруг закричал на весь дом: "Нинку бьют! Власть переменилась! Не буду вмешиваться!" - и ушёл. С тех пор драки в нашей семье прекратились. Нина поступила учиться в педагогический техникум, и успешно перешла на второй курс, но, по причинам независимым от успеваемости, из техникума ей пришлось уйти.

Вскоре после переезда нашей семьи на улицу Первомайская 7-а, Нина вышла замуж за военного лётчика Коноплянкина Анатолия и переехала жить в Ярославль к родителям мужа. Лётная часть Анатолия из Кегострова была переведена сначала в Васильково, а потом в Восточную Германию под Виттенберг. Нина по вызву уехала к мужу. Там она жила несколько лет. Однажды Нина и Анатолий на самолёте По-2 летели из-под Виттенберга в Берлин. Пилотировал самолёт сам Коноплянкин. В полёте они внезапно потерпели авиакатастрофу. Оба были сильно ранены, и лежали в госпитале, но Анатолию досталось больше. После госпиталя его не только списали из военной авиации, но и запретили летать даже на гражданских самолётах. Нина с Анатолием вернулась жить в Ярославль к родителям мужа. Анатолий успешно оканчивает юридический институт и поступает работать в прокуратуру Ярославской области. У них родилась дочь Ирина. Вскоре они внезапно разводятся.

Нина, оставив дочь у родителей мужа, возвращается в Архангельск, но живёт не у матери в Кегострове, а снимает в городе платную комнату. Работать она поступает в администрацию Архангельского горисполкома. Вскоре с ней происходит несчастный случай. Когда она шла по тротуару одной из улиц, две встречных грузовых машины сцепились своими бортами. Щепка, отлетевшая с большой скоростью в сторону тротуара, почему-то нашла там только голову Нины. Ранение было серьёзным. Врачи даже сомневались, что она выживёт, но Нина выжила, и непросто выжила, а резко поумнела. Выйдя из больницы, она заочно оканчивает два института, и быстро продвигается на службе в горисполкоме. Она добивается, чтобы матери, которая, примерно в это же время, тоже получила травму головы, дали отдельную однокомнатную квартиру. Сама она уже тоже живёт в отдельной однокомнатной квартире.

Внезапно Нина увольняется с хорошей работы и меняет Архангельскую однокомнатную квартиру на такую же квартиру в Ярославле. Она, словно заболевает стремлением к перемене мест. Свою ярославскую квартиру меняет на квартиру в центре Рыбинска. Два года мы с ней живём в одном городе. Здесь она знакомиться с Евгением Забуруновым. Он простой шофёр, но моложе её на 10 лет. Чтобы выйти за него замуж, она изменяет свои паспортные данные, по которым становится моложе своей младшей сестры. Затем снова меняет квартиры и место жительства на Ярославль. Там Нина становится Забуруновой. Еще через пару лет Забуруновы меняют квартиру в Ярославле на квартиру в Астрахани. Астрахань - родина Евгения. Там в наследство ему осталась ккомната родителей. Нина меняет в Астрахани свою квартиру и комнату мужа на квартиру с большим метражом. Я думал, что стремление моей сестры к обмену квартирами на этом исчезнет, но через пару лет Нина снова меняет квартиры, только на этот раз не свою. В Ярославле её дочь Ирина выла замуж за Владимира. Уних своя квартира. Нина уговаривает Ирину переехать к ней, поменяв ярославскую квартиру на аналогичную в Астрахани. На этом зуд по обмену квартир у неё, повидимому, кончился. Но ошибочные действия обычно не бывают без последсвий. Ирина в Астрахани сделала мою сестру бабушкой, родив ей внука и внучку. Астраханский климат подорвал здоровье Ирины, и она внезапно умирает. Нина по паспортным данным уменьшила свой возраст, но моложе она не стала, и старость своё берёт. Это я почуствовал в нашем последнем с ней телефонном разговоре. Кроме того, неизвестно, простит ли её Евгений за обман с возрастом? Не остаться бы Нине, как пушкинской старухе, у разбитого корыта.

Судьба младшего брата. Мой младший брат Юрий родился в Кегострове в 1936 году. В раннем детстве он перенёс, наверное, все существующие детские болезни. Особенно тяжело болел дифтерией. Врачи даже думали, что он не жилец на этом свете. Долгое время Юрий жил с металлической трубкой в горле. Но всё-таки выжил.

Был ли он должником бога Северной Двины? Да, был. Это случилось в один из первых послевоенных годов весной сразу после ледохода. Житовая Кошка еще была почти вся под водой, так как в это время, холодная вода еще стоит высоко. Морские приливы до нас еще не доходят, и быстрое течение круглые сутки направлено в одну сторону. Оно топит поплавки продольников, и местные рыбаки на на них рыбу не ловят. Именно это я пытался втолковать брату, когда он с предложением порыбачить обратился ко мне. Однако Юрий со своим приятелем Сергеем Неверовым решили проигнорировать все советы старших. Сергей взял в своей семье продольники и старую, не отремонтированную байдарку. Стоял тихий солнечный день. Вся наша компания мальчишек была на берегу. Мы видели сборы и отъезд упрямых рыболовов, но решили им не мешать. Они пересекли по диагонали быстрое течение и бросили самодельный якорь наротив нашего берега. До них было около 500 метров. Из-за затопленных мелей Житовой Кошки постороннему наблюдателю могло бы показаться, что они остановились на середине Никольского рукава. Я сначала думал, что веса их самодельного якоря будет недостаточно, и байдарку с ними потащит течением, но ошибся - они, оставаясь на месте, уже наживляли крючки первого продольника. Множество глаз с нашего берега наблюдали за ними. Но произошло то, чего никто не ожидал. Даже с большого расстояния мы заметили, что байдарка с ними медленно погружается в воду. Вскоре заметили это и рыболовы, увлечённые процессом наживки. Они оба вдруг спешно начали отливать из байдарки воду, но она продолжала погружаться. Тогда они бросили заниматься бессмысленным занятием, и Сергей, прыгнув за борт, поплыл к противоположному берегу, а Юрий, оставаясь в вертикальном положении, продолжал погружаться вместе с байдаркой. Небольшой шанс спастись был только у Сергея, если бы ему повезло, и он, плывя в том же напрвлении, достал ногами одну из отмелей Житовой Кошки. Но в холодной воде и на быстром течении много не поплаваешь, и долго в холодной воде на быстром течении не постоишь

С кегостровского берега, к ним уже спешила лодка, но вряд ли она успела бы их спасти. А спасло их редкое чудо. Со стороны Бакарицы неслась быстроходная моторная лодка, как-будто специально посланная для их спасения. Водитель лодки заметил тонущих. Первым он вытащил из воды Сергея, а затем и Юрия. Водитель моторки даже взял на буксир полузатопленную байдарку и доставил её вместе с незадачливыми рыболовами к нашему берегу. Как только спасённые оказались на берегу среди нас, я спросил у своего брата: "Что ты думал, когда, стоя на байдарке, вместе с ней погружался в воду?" "А я думал, к какому берегу плыть" - ответил он.

В годы, когда я учился в техникуме и служил в армии, Юрий работал на судостроительном заводе в Молотовске (В Северодвинске) судовым электриком, и жил там в общежитии. Каждую неделю на выходные он приезжал к матери в Кегостров. После демобилизации я навестил его в Молотовске. Его жизнь в общежитии с постоянным пьянством мне не понравилась. Юрия, видимо за пьянство, вскоре уволили с завода. Матери он объяснил, что уволен из-за отца, но я, после увиденного своими глазами, не поверил ему. Ведь потом в Рыбинске я тоже работал на секретном заводе, но мне подобным увольнением никто не грозил.

Вернувшись жить в Кегостров к матери, Юрий вскоре женился. У него возникли трудности из-за проблем с жильём и работой. Его жена Тамара предложила ему переселиться в Крым под Судак к её дяде. Там у них начали рождаться дети, и у молодой семьи снова возникла проблема с жильём. Жильё и работу электрика они нашли только на Украине в Запорожской области, куда и переселились. После развала СССР брат с семьёй оказался за границей. Там с ним случилось еще одно несчастье - его укусил энцефалитный клещ. Проболев несколько лет, он умер. Все члены нашей семьи подверглись ударам по голове. Укус Юрия энцефалитным клещом - это тоже, своего рода, удар по голове.

Судьба младшей сестры. Моя младшая сестра Галина родилась в Кегострове в 1940 году. Она, как и Юрий, в раннем детстве много и тяжело болела. С раннего же детства у неё проявилась тяга к путешествиям. Однажды, когда Галине было 2.5 года, она дошла до Кегостровской пристани, которая тогда была у аэропорта, села на Макарку и уехала в город. Там при высадке её задержали, как безбилетного пассажира. Матери позвонили на работу и сообщили, где находится её ребёнок. Галину тогда быстро вернули домой, так как на допросе малышка сумела рассказать, как ей фамилия, кто её мама, и, где, и кем она работает.

После окончания семи классов Галина поступает в тот же техникум, где учился и я, только техникум этот к тому времени был переименован в "Рыбопромышленный". После окончания техникума её направляют работать в Южно-Сахалинск. По пути туда Галина побывала у меня в Рыбинске. Из Южно-Сахалинска она через пару лет была направлена на рыборазделочный завод на острове Кунашир. Оттуда Галина писала мне, что в хорошую погоду видит, как на американской базе, расположенной на японском берегу, взлетают и садятся военные самолёты. С Кунашира Галина переселилась в Южно-Курильск и долгое время там работала. Перед пенсией она работала уже в Курильске.

В советское время, работающие на Курильских островах имели право приобретать и сохранять за собой квартиры на материке. Галина воспользовалась этим правом, и купила кооперативную квартиру во Владивостоке. Чтобы сохранять такие кватиры в порядке, и регулярно вносить за них положенные квартплаты, владельцам приходилось нанимать временных квартирантов. Но по этим же вопиющим советским законам, квартира, в которой квартирант прожил более года, становилась его собственностью. До окончания такого срока Галина приезжает во Владивосток, чтобы выселить старых квартирантов и поселить новых. Но в свою квартиру она не попала, так как год уже подходил к концу, и квартиранты заранее поменяли замок. Отстаивать своё право на квартиру ей пришлось через суд, и вселяться в неё с помощью милиции.

Галине не повезло в личной жизни. Уже в Южно-Сахалинске она выходит замуж за Камалова, и рожает сына Ивана, которого растила и воспитывала наша мать. Камалов оказался преступником. Он попадает в тюрьму, где вскоре погибает. Галина второй раз выходит замуж за Григоренко. Но и он тоже попадает в тюрьму. Она успевает родить второго сына Олега. В это же время к ней перезжает и первый сын. Иван на Курилах быстро попадает в преступную среду, и повторяет судьбу своего отца. Его арестовывают за воровство и незаконную торговлю икрой красной рыбы, и в тюрьме он тоже погибает. После судьбы Ивана Галина не доверяет нашей матери воспитание своего второго сына. Когда Олегу исполнилось три года, она решает отправить его к родителям отца, которые живут в Казахстане под Уральском. В том, как она это делает, виден весь её характер. На самолёте местной авиалинии Галина с сыном из Курильска добирается до Южно-Сахалинска. Там в аэропорту она знакомится с молодой москвичкой, ждущей самолёта на Москву, и уговаривает её взять трёхлетнего Олега с собой. Мне в Рыбинск она посылает срочную телеграмму, чтобы я встретил эту женщину у её московской квартиры, забрал Олега, и отвёз его в Казахстан под Уральск к родителям его отца. Видимо, с Дальнего Востока Галине казалось, что Рыбинск и Казахстан с Уральском - это пригороды Москвы. Через пару лет когда и Григоренко тоже погибает в тюрьме, моей сестре пришлось со скандалом отнимать своего сына у родителей мужа. С тех пор она не выпускала Олега из своих рук и, не известив меня, изменила его фамилию с Григоренко на фамилию Матвеев. Чтобы воспитывать и растить своего ребёнка здоровым, сестра в Курильске купила корову и сама доила её. Я не знаю, какое учебное заведени окончил Олег, но он теперь работает конструктором в одной из организаций Владивостока. Вскоре после того, как Галина увезла мать в Курильск, и там похоронила её, она вышла на пенсию и переселилась к сыну в свою владивостокскую квартиру. Олег к этому времени женился и подарил ей внука. Рассматривая внимательно цветную фотографию, которую они послали мне по интернету, где Галина сидит на диване с внуком на руках, а рядом её взрослый сын Олег, я заметил на лице сестры большой шрам. Что это? Подарок одного из мужей преступников или производственная травма? "Вся жизнь моей младшей сестры - это сплошная борьба за выживание. И она, оказывается, как и все мы, тоже получила свой удар по голове." - думаю я. Вскоре, после посылки мне этой фотографии, Галина умирает.

Судьба моей первой жены. В нашей семье я женился последним, когда мне перевалило уже за 30. Моя первая жена Нина Михайловна из семьи Большаковых. Она работала на моторном заводе в литейном цехе лаборанткой в лаборатории спектрального анализа. Моя первая жена родила мне дочку Лену. Сразу после родов у Нины отказали почки. Оказывается, почки у неё болели еще в детстве, и ей нельзя было рожать. Но Нине так хотелось иметь ребёнка, что от врачей она свою болезнь скрыла. В результате, врачи не сразу обнаружили причину её послеродовой болезни. В тяжёлом состоянии Нину положили в областную больницу Ярославля. Там на почках ей сделали операцию, но она ей уже не помогла. Нина умерла. Её похоронили на Софийском кладбище. Так в Рыбинске появилась могила близкого мне человека с фамилией Матвеева.

Судьба моей старшей дочери. Моя старшая дочь Елена родилась в Рыбинске в 1965 году. Растить её до двух лет мне помогала мать Нины Михайловны Софья Георгиевна Большакова. Потом Елену удочерила моя вторая жена Тамара Александровна. Она относилась к ней, как и к своей будущей собственной дочери. Елена только при оформлении документов на получение паспорта узнала, что Тамара Александровна ей не родная мать. Бдительная служащая "уличила мою дочь в обмане: "Почему ты, девушка, пишешь в заявлении, что твою мать зовут Тамарой Александровной, а в метриках она записана, как Нина Михайловна?" Елена, не думая, хватает метрики и исправляет в них Нину Михайловну на Тамару Александровну. Потом ей пришлось долго ходить и восстанавливать свои метрики.

После окончания 10-ти классов Елена поступает на двухгодичные курсы бухгалтеров при одном из техникумов Ярославля. Жила она в общежитии этого техникума. На втором курсе она забеременела. Ей пришлось уйти, поставив крест на дальнейшей учёбе. Виновник её положения по приказу своей матери отказался на ней жениться, так как, мол, неизвестно от кого у неё ребёнок. Она хотела делать аборт. Но расширенный семейный совет с участием Тамары, её бабушки Софьи Георгиевны и меня запретил ей делать это, и Елена родила дочку Наталью. Потом Елена выходит замуж, и с фамилией Королёва уезжает жить в Череповец. Там мужем Королёвым она вскоре разводится. Её дочь Наталья остаётся жить с фамилией Матвеева. Оставив моей внучке мою фамилию, старшая дочь сделала большую ошибку - ведь Матвеевы и Беляевы преследуются Богом Северной Двины. Мои опасения оправдались. Еще в школе Наталья пристрастилась к наркотикам. Вскоре после получения паспорта она умерла от передозировки. Елена так и осталась жить в Череповце. Она уже много лет живёт там в своей квартире с гражданским мужем Андреем.

Судьба моей второй жены. Моя вторая жена Тамара Александровна из семьи Куликовых. Она родилась в Рыбинске в 1935 году. Тамара окончила экономический факультет Казанского университета и всю жизнь проработала в плановом отделе приборостроительного завода. С ней меня познакомил, наверное, бог реки Волга. После смерти моей первой жены Нины я часто брал напрокат лодку и много времени проводил на ней, плавая вдоль берегов Волги. Однажды на одном из волжских пляжей увидел одинокую фигуру молодой женщины. Пристав к берегу, я познакомился с ней, и пригласил покататься на лодке. Она не отказалась. Мы с ней стали часто встречаться. С начала следующего года у нас завязались близкие интимные отношения. Летом Тамара заявила мне, что беременна и спросила меня: "Как поступить с ребёнком?" Я ей ответил: "Не аборт же делать? Давай поженимся". Так мы стали мужем и женой, и прожили дружно без ссор 42 года.

В эпоху сразу после развала СССР Нам на наших заводах нерегулярно выдавали зарплату. На моторном заводе, например, Где я работал, за поставку двигателей в Китай с нами часто расплачивались китайскими товарами и продуктами. Однажды в числе таких продуктов нам выдали большие банки с китайским кофе. Мы с Тамарой пристрастились к кофе, и заваривали его целыми термосами. В результате и у неё, и у меня стало прихватывать сердце. Тамара пошла по врачам, и ей там навыписывали кучу всяких лекарств. Я же с наступлением весны начал таскать на дачный участок тяжёлые рюкзаки, и лет на 10 забыл про своё сердце. Тамара же без лекарств уже не могла жить. На 42-м году нашей совместной жизни она умирает в больнице. В Рыбинске появляется еще одна могила близкого мне человека с фамилией Матвеева. Мне уже скоро 80. Сердце у меня побаливает снова. При ходьбе мне зажимает грудь, но я стараюсь воздерживаться от приёма каких-либо медикаментов.

Судьба моей младшей дочери. Моя младшая дочь Люба родилась в Рыбинске после брака с Тамарой Александровной. По характеру и по внешнему виду она полная противоположность Елене. После 10-ти классов Люба поступает в КБ "ЛУЧ" ученицей оператора. Затем она какое-то время работает на моторном заводе в цехе програмных станков с числовым управлением. Без отрыва от производства Люба учится на заочном математическом факультете Калининского университета и успешно оканчивает его. После начавшихся на заводе больших сокращений моя дочь переходит работать обратно в КБ "ЛУЧ", но уже в качестве программиста по компьютерам, где и продолжает работать до сих пор.

В личной жизни Любе не повезло. Она не смогла найти себе мужа, но, как и любая женщина, очень хотела иметь своего ребёнка. Дочь решает завести ребёнка и без мужа. Ей это удаётся, и она забеременела. Видимо, ей надо было сменить фамилию. Бог Северной Двины решил не допускать появления ребёнка с моей фамилией. Он совершил покушение и на неё. Осенью в гололёд Люба подскользнулась и так упала, что ребёнок в её чреве погиб. Врачам пришлось спасать не ребёнка, а её саму.

СУДЬБЫ БЕЛЯЕВЫХ.

Бог Северной Двины преследовал и уничтожал не только семью Матвеевых, но и семью Беляевых. Об этом выше уже говорилось. Поэтому не будем повторяться, а лишь напомним, как исчезала эта многочисленная, кегостровская семья, к которой принадлежала и моя мать. Из рассказов бабушки Авдотьи Ивановны у неё было 11 детей - выжили только пятеро: моя мать Таисья Ивановна, старший брат Александр, брат Пётр, брат Яков и младшая сестра Татьяна. Мой дед Иван, родоначальник семьи Беляевых, работающий наборщиком в архангельской типографии, отравившись свинцом, умер еще до войны. До войны умер в раннем детском возрасте и старший сын Александра Анатолий. Дядя Александр погиб на войне. Тётя Татьяна погибла в тифозной палате больницы от ошибки врачей. Дядя Яков трагически погиб из-за пристрастия к спиртному. Бабушка Авдотья Ивановна, пережив всех своих детей, кроме моей матери и дяди Петра Ивановича, умерла от старости. Из-за пристрастия к спиртному преждевременно умер и дядя Пётр. Он оставил после себя семью сына Виктора, в которой росли его внук и внучка.

Дядя Александр с моей матерью единственные из Беляевых, могилы которых находятся далеко от их родины. Остальные все похоронены в Кегострове, но их могил там не найти. Раньше ведь на могилы не ставили гранитные или мраморные плиты с надписями и с фотографиями. В Кегострове раньше хоронили под деревянными крестами, которые давно сгнили. Не найти на кегостровском кладбище и последнюю, сравнительно недавнюю могилу Беляева Петра Ивановича, по причине, о которой будет сказано в следующей главе нашего повествования. О его сульбе следует рассказать подробнее.

Судьба Беляева Петра Ивановича. Беляев Пётр Иванович родился в Кегострове в 1920 году. Среди своих братьев и сестёр он в семье Беляевых был самым одарённым и самым весёлым человеком. С раннего детства я помню его, как человека, увлекающегося фотографией. Помню, как он ставил свой длинный громоздкий фотоаппарат тех времён на треногу и, прильнув к нему, закрывался от дневного света большим плотным одеалом. Помню яркие вспышки магния в процессе съёмок, помню стёкла с негативами и тёмный закуток в доме с большим красным фонарём, в котором дядя скрывался от всех, когда занимался проявлением своих снимков. Все фотографии довоенных лет, сохранившиеся в альбомах наших семей - это дело его рук.

В 1938 году Петра Ивановича призвали в армию, а в 1941году, когда все мы ждали его возвращения домой, началась война. Он отступал вместе с армией от западных границ нашей страны, а потом наступал, находясь на практически всегда на передовой. За войну дядя был дважды ранен - в руку и в ногу. По невероятному совпадению о его ранении в руку в первой половине 1942 года я узнал первым в нашей семье. Учительница на уроке читала нам газету "Пионерская правда". В ней рассказывалось о большом украинском селе, половину которого занимали немцы, а другая половина была еще за нашими. Корреспондент, чтобы доказать, что он, действительно, был на фронте, рассказал и о встрече с раненым в руку бойцом, который самостоятельно шёл с передовой в медсанбат. Эту же историю я услышал через месяц и от самого дяди, когда он приехал домой. После госпиталя ему дали трёхмесячный отпуск на долечивание раненой руки. Кстати, госпиталь, из которого его отправили домой на долечивание, находился в Рыбинске.

Всю осень 1942 года Пётр Иванович провёл с нами в Кегострове. Всё это время немцы, сопровождая бомбёжками караваны союзников, бомбили и Архангельск. В рассказе о судьбе отца уже говорилось, что в Кегострове находились зенитные батареи, что нам островитянам угрожал дождь из осколков от зенитных снарядов и, что мы спасались от них в бомбоубежище, сделанное рядом с нашим домом. Но дядя в бомбоубежище никогда не прятался. Однажды после очередной воздушной тревоги он сказал мне, что пока я прятался, над нами низко пролетел немецкий бомбардировщик. На мой глупый детский вопрос: "И где же теперь этот бомбардировщик?" Получаю достойный и подробный ответ: "Я схватил его за колёса, и он упал в нашу помойку". Я, конечно, дяде не поверил, но на всякий случай сходил до помойки и заглянул в неё. Конец войны Пётр Иванович встретил в одной из передовых наших частей за Берлином на правом берегу Эльбы. Они так хорошо замаскировались, что американцы, переправлявшиеся на их берег, несколько дней двигались в сторону Берлина, не замечая их. При возвращении домой он рассказал, что у него была возможность погибнуть уже после победы. Состав с демобилизованными солдатами, идущий перед ними по территории Польши, был пущен под откос. Из рассказов моего дяди о войне, которые я любил слушать, можно было бы написать большую книгу. Приведу лишь один из множества, услышанных мной эпизодов. За долгие годы службы Пётр Иванович освоил многие военные профессии. Какое-то время он воевал миномётчиком. Однажды в окоп, где находился их миномёт вместе с расчётом, попал крупный немецкий снаряд. Его оглушило. Он потерял сознание. Очнулся, когда почуствовал, что с его ноги кто-то снимает сапог. Оказывается, после взрыва снаряда дядю засыпало. Над поверхностью земли торчал только сапог, скрывающий ногу. После боя наша похоронная команда заинтересовалась этим сапогом. Дядя возмутился, когда они, приняв его за очередной труп, попытались снять с него принадлежащий ему сапог.

С наступлением мирной жизни героическая биография Петра Ивановича не закончилась. Он окончил курсы радистов при Архангельском Морском Пароходстве, и поступил работать судовым радистом на пароход каботажного плавания "Рошаль". Несколько лет дядя участвовал в завозке продуктов и товаров первой необходимости на различные полярные острова и экспедиции. Всё проходило благополучно. Но однажды в штормовую погоду при плохой видимости в проливе между островом Колгуев и материком их "Рошаль налетел на банку и затонул. Команда спаслась, и им с большим риском удалось высадиться на берег материка. С тех пор "Рошаль" исчез из списков судов каботажного плавания при Архангельском Морском Пароходстве. С тех пор и мой дядя решил больше не рисковать своей жизнью. Он до пенсии продолжал работать радистом при том же Пароходстве, но всегда только на берегу. При своих ежегодных посещениях матери в её городской квартире, я всегда посещал в Кегострове и Беляева Петра Ивановича. Мне было интересно слушать его рассказы о войне. Но, чтобы развязать его язык, перед ним нужно было обязательно поставить бутылку водки. Мы, обычно, уединялись с дядей в нашей пустующей половине дома на Первомайской 7-а. Его жена Фелисата Андреевна считала, что я его спаиваю. Однажды, провожая меня на простани вместе с дядей, его сын Виктор высказал претензию за то, что я никогда не приглашаю его на наши уединения с его отцом. Мне пришлось промолчать, так как он бы не поверил, что мои уединения с Петром Ивановичем организуются для его рассказов о войне, а не для совместной выпивки.

После смерти Петра Ивановича, а затем и моей матери в Курильске, мне стало не к кому ездить в Архангельск и в Кегостров. На длительное время я прекратил не только посещения своей малой родины, но и всякую переписку с оставшимися там родственниками.

АРХАНГЕЛЬСК И КЕГОСТРОВ

20 ЛЕТ СПУСТЯ.

Встреча с Архангельском. После 20-ти летнего перерыва, у меня вдруг возникло непреодолимое желание снова посетить Кегостров и Архангельск - мою малую родину. Предлагаю дочери Любе совершить со мной эту поездку. Уговаривать её не пришлось. Она большая любительница путешествий. По турпутёвкам побывала уже во многих странах Мира. В детстве Люба однажды была со мной в городской квартире моей матери. Интересно, осталось ли у неё что-нибудь в памяти об Архангельске с тех пор? В любом случае она будет для меня незаменимым справочным материалом по расписанию движения поездов и автобусов, незаменимым помощником по покупке проездных билетов и т. д. Именно Люба по интернету нашла и купила проездные билеты на дополнительный поезд, едущий полупустым с южных курортов по направлению на Архангельск. В этом поезде мы вдвоём с ней занимали целое купе. К Архангельсу подъехали с небольшим опозданием. После Исакагорки справа за окном вагона блеснули воды Северной Двины, и показались пролёты нового для меня моста. Сначала этот мост принимаю за железнодорожный, но по нему двигались автомашины. "Значит - это новое приобретение города за те 20 лет, пока меня здесь не было" - думаю я. Железнодорожный мост оказался на том же месте, где и был 20 лет назад, то есть там, где начиналась Бакарица. Переехав мост, слева сразу увидел знакомую улицу Урицкого. На пересечении этой улицы с Ленинградским проспектом я когда-то почти ежедневно высаживался из трамвая и пару кварталов по деревянным тротуарам шёл на занятия в техникум. Скоро после постепенного поворота влево на своём месте, в конце бывшей улицы Энгельса, показался и железнодорожный вокзал. Его пока еще никуда не перенесли и не изменили названия. Мы с Любой наконец-то высадились, на никуда не убегающий перрон. За 20 лет вокзал нисколько не изменился, только немного постарел.

На всю нашу поездку мы с дочкой отвели пять дней. У меня, как у пенсионера, время, кроме приближающегося конца жизни, было больше ничем не ограничено, но у Любы заканчивался очередной отпуск. В отличие от прошлых поездок двадцатилетней давности, на этот раз нам фактически негде было даже переночевать. Ночь в свой последний кратковременный визит в Архангельск, когда мать была уже на Курилах, я провёл где-то на Ленинградском проспекте в семье у двоюродного брата Островского Сергея Николаевича (смотри Случай III). Островский жил в то время в однокомнатной квартире на первом этаже. У него уже тогда были два сына-школьника и третий - младенец, не слезающий с рук его жены Галины. Сергей давал мне свой адрес, который за 20 лет я успел потерять и основательно забыть. Дети Островского, конечно уже давно выросли. Они могли переехать в другую квартиру, в другой город и т. п. Вторым, более реальным местом, где можно было бы переночевать пару ночей - это Кегостровский дом на бывшей улице Февральская 11. После смерти Петра Ивановича там должна жить семья его сына Виктора. Да и жена Петра Ивановича Фелисата Андреевна еще могла быть живой. Ведь женшины живут долго. Все эти мои рассуждения были бы реальны, если бы я приехал один. Поэтому мы с дочкой сразу с вокзала направились в гостинницу "Беломорская" на улице Тимме и сняли там один номер на двоих.

Поиски Островского Сергея Николаевича. При выходе из гостинницы часы показывали начало второй половины дня. По моему предложению вторую половину дня мы с дочкой решили посвятить поискам Сергея Островского. Я обратил внимание, что по Тимме курсируют в обе стороны только маршрутные такси. Поэтому, спросив у прохожих, сели на соответствующую маршрутку, и быстро оказались пассажирами, едущими по Ленинградскому проспекту в сторону 3-го лесозавода, где когда-то мне приходилось ночевать у двоюродной сестры. Но уже при въезде на Ленинградский проспект меня поразила одна новинка - отсутствие трамвайных линий. Именно трамвайные линии были той ниточкой, которая связывала мою память с местом проживания Сергея, с местом, где 20 лет назад провёл одну ночь. Я помнил это место, как первый этаж с восточной стороны в середине одинокого 5-ти этажного дома, перед которым одна из трамвайных линиий делала разворот. Этих примет вполне достаточно, чтобы найти адресата и через сотню лет. Но трамвайные линии исчезли, а вместо одного дома в этом месте стоял уже целый квартал таких домов. Побродив пару часов в этом квартале и, поняв всю бессмысленность моих поисков, предлагаю Любе возвращаться в гостинницу. На завтра планируем посещение Кегострова. Однако она, не чувствует себя уставшей и, как опытный турист, с цифровым фотоаппаратом в руках отправилась знакомиться с достопримечательностями города. Я же, утомлённый еще ездой в поезде и, вдоволь набродившийся за последние два часа, мечтал только об отдыхе.

Об эпидемии переименований. На следующий день с утра сразу после гостиничного завтрака мы, с целью спасения наших кошельков, поспешили расчитались с гостинницей и отправились на пристань Макарок. Пристань, как и раньше, находилась около улицы Поморской. По пути туда выяснилось, что трамваи в Архангельске искоренены окончательно. Нет даже привычных для меня автобусов и троллейбусов. Повсюду снуют только маршрутки. У нас в Рыбинске городские власти, чтобы освободить центральные улицы города для частных автомашин, тоже попытались убрать с них троллейбусы, но население не позволило им это сделать, развернув борьбу за экологически чистый транспорт. По пути до пристани пригородного сообщения выяснилось также, что эпидемия переименований, которой переболела Россия в лихие 90-тые годы, в Архангельске свирепствовала особенно сильно. Все основные улицы города переименованы. Улица Энгельса, например, стала - Воскресенской. Проспект Павлина Виноградова - Троицким проспектом и т. д. Почему-то забыли переименовать улицы Урицкого, Поморскую и Гагарина. Но, как попозже выяснилось, переименованы были и все улицы в Кегострове.

Путь до Кегострова. Когда маршрутка доставила нас к пристани пригородного сообщения, то оказалось, что причалов там осталосьвсего лишь два. Раньше их было больше десятка. Действовало всего лишь две линии. Одна из них обслуживала сообщение с Кегостровом. Порадовало меня, что на этой линии попрежнему работал хорошо знакомый мне теплоход "Балхаш". Мы купили два билета и, устроившись на одной из скамеек носовой части открытой палубы "Балхаша", берём курс на Кегостров. Дует лёгкий июльский ветерок. За бортом тихо плещутся речные волны акватории Архангельского морского порта. Рейд пуст. Раньше здесь в это время года всегда стояли на якорях морские суда, ожидающие своей очереди на погрузку у причалов Бакарицы или одного из лесозаводов. 10 минут полного хода и "Балхаш выходит на траверз стрелки Кегострова. Раньше, когда здесь был Аэропорт, мы бы уже подходили бы к пристани, а теперь теплоход идёт до неё еще около трёх минут. Наконец, причаливаем и высаживаемся на берег. Это место находится уже за нашей деревней Кегостров (одноимённой с названием острова), напротив первого рабочего посёлка.

В Кегострове. Количество высаженных вместе с нами пассажиров не превышало 20-ти человек. Все они от пристани пошли в сторону от берега. Раньше количество приехавших из города на одном теплоходе обычно превышало сотню людей, и они шли от Аэропорта по Набережной длинной демонстрацией. "Да, Кегостров обезлюдел" - подумал я, и увлёк свою спутницу прямо по берегу в ту сторону, откуда мы ехали. Наш путь прервали какие-то небольшие развалины. Это всё, что осталось от стоящего здесь раньше на берегу двухэтажного дома. Свернув влево и обойдя эти развалины, выходим на Набережную Кегострова. Двигаясь по ней, мы идём в сторону бывшего аэропорта. Деревенские дома слева от нас, а берег реки справа. Все дома Набережной обшиты шпунтованными крашенными досками, но между ними часто зияют непонятные провалы. В одном из таких провалов на соседней с Набережной улице вижу вид сзади знакомого мне дома. Справа в этом провале раньше на Набережной стоял двухэтажный дом, в котором жил мой приятель детства Вилька Макеев. Тот самый младший, брат которого погиб при испытании самодельного водолазного костюма. (Смотри главу: Жертвы бога Северной Двины). Слева в этом же провале раньше стоял обычный деревенский дом, в котором жил знакомый старик. Этот старик предсказывал мне: "Ты, Николай, где бы ни жил, в старости обязательно вернёшься побывать на этом месте. Я сворачиваю в этот провал, и, увлекая за собой Любу, устремляюсь к знакомому дому. К нему раньше вёл узкий проход между заборами. Теперь заборов нет. В голове молнией проносится мысль: "Неужели всё последнее время Бог Северной Двины уничтожал не только людей, но и дома?" Раньше правая половина дома на улице Первомайская 7-а, куда я устремился, принадлежала нам. Здесь, после того, как мы все разлетелись по разным концам России, еще долго жила наша мать. Калитки во дворе к нашей бывшей половине нет. Я обхожу дом по двору слева и через калитку соседа, выйдя на улицу, поворачиваюсь лицом к фасаду. Сразу же бросается в глаза, что дверей, крыльца и фасадной калитки с нашей бывшей стороны тоже нет. Бросается в глаза и то, что весь дом обшит шпунтованными крашенными досками, а крыша покрыта шифером. Сзади через улицу, за моей спиной, расположен дом моего погибшего школьного товарища Яшки Селенинова. Дочь, поняв смысл моей заинтересованности домом, у которого мы остановились, и, на который так долго смотрим, предложила мне сфотографироваться на фоне его фасада. Я, конечно, сразу согласился. Эпидемия переименований больно ударила и по Кегострову Улица, где мы стоим, теперь называется Юбилейная. Все дома, как и на Набережной, обшиты шпунтованными досками и покрашены. Раньше при советской власти таким был только один дом из десяти. Обшитый и покрашенный дом - это был признак зажиточности её хозяина. Сейчас же - это свидетельство прощедшей здесь агонии лесозаводов. Несмотря на крашеные дома, кругом чуствовалась печать запустения. Не было видно ни одного человека, ни одного ребёнка, ни одной кошки или собаки. Кругом стояла тишина, как на кладбище. Зияющие пустоты в рядах домов усиливали это впечатление.

На Кегостровском кладбище. "Ну, куда теперь пойдём? - слышу вдруг голос, стоящей рядом дочери. "Я сюда приехал, в основном, для того, чтобы навестить могилы Петра Ивановича и остальных Беляевых, если найду. Поэтому пойдём сначала на кладбище. Оно в том конце этой улицы" - отвечаю я, показывая и поворачиваясь вправо. Мы молча зашагали в западном направлении по бывшей Первомайской улице. Зияющие провалы в рядах её домов попадались всё чаще, а в конце улицы дома справа вообще исчезли. Когда вступили на территорию кладбища, то мне стало понятно, что это единственное процветающее учреждение в Кегострове. Оно в разы выросло по площади. С того края, где мы вошли, находились ухоженные могилы. Они все огорожены металлическими оградками, и на них были установлены современные памятники из мраморных и гранитных плит с соответствующими надписями и с фотографиями умерших. Обойдя несколько могил ближайшего ряда, сразу натыкаюсь на могилу знакомого человека: "Юдина Анна Ильинична" - читаю я. Это бывшая хозяйка второй половины нашего дома. В голове проносится мысль: "Значит Бог Северной Двины, забрав Костю Юдина, не позволил жить и его жене". Сообразив, что искать Беляевых среди последних ухоженных могил бесполезно, снова возвращаюсь к тому месту, откуда начал. Здесь со стороны Первомайской улицы на нас вдруг вышел мужчина. Я спросил у него: "Скажите, пожалуйста, не знаете ли вы, где здесь находится могила Беляева Петра Ивановича?" "Не знаю" - коротко ответил мужчина и, свернув влево, скрылся среди заросших могил. Решаю последовать его примеру, но вскоре понимаю всю бессмысленность своего занятия. Так можно проходить здесь до вечера и ничего не найти. "Надо было начинать не с кладбища, а с семьи Петра Ивановича. Ведь кто-нибудь у него в кегостровском доме на бывшей Февральской 11 остался живым." - думаю я. Поворачиваюсь к Любе с предложением пройти еще раз всю Первомайскую в обратном направлении. Но вдруг из-за заросших могил появляется женщина и, обращаясь ко мне, задаёт вопрос: "Вы брат Галины Ивановны?" "Да - отвечаю я изумлённо, но вы откуда это знаете?" Женщина вместо ответа, молча показывает на, поднявшегося из-за могил того самого мужчину, к которому я обращался не более пяти минут назад. А женщина, продолжая обращаться ко мне, снова спрашивает: "Как там Галина во Владивостоке поживает? Что-то я давно от неё никаких новостей не получала?" "Галина умерла еще пять лет назад" - отвечаю ей. "Не пять, а всего лишь три" - поправляет меня Люба. Так как женщина, осваивая полученную новость, замолчала, сам задаю ей следующий вопрос: "А вы, случайно, не знаете ли, где здесь находится могила Беляева Петра Ивановича?" "Знаю. Но пусть вам её лучше покажет Анфиса Фёдоровна. Она тут у нас всем командует - и, не делая паузы, женщина вдруг крикнула - Анфиса фёдоровна, подойдите, пожалуйста, сюда!" Из-за заросших могил через полминуты к нам подходит еще одна женщина, постарше. Первая женщина обращается к ней: "Анфиса Фёдоровна, вот тут приезжие ищут могилу Беляева Петра Ивановича. Вы, не поможете им?" Вновь подошедшая, обращаясь к нам с Любой, задаёт вопрос: "А, вы, к Фелисате Андреевне обращались?" "Нет - отвечаю я - мы еще только идём к ней, а по пути с пристани завернули сюда. Начальница кладбища, видимо, удовлетворённая моим ответом, повернулась и пошла, приглашая нас рукой следовать за ней. Вскоре она остановилась у могилы за металлической оградой из арматуры. Внутри ограды, у её восточного края стоял металлический крест, сваренный из такой же арматуры, что и ограда. И крест, и ограда были покрашены белой краской. Ни фотографии, ни каких надписей на кресте не было. О том, кто тут похоронен, мог знать только тот, кто хоронил. "А откуда, вы, знаете, что здесь похоронен именно Беляев Пётр Иванович? Ведь никаких надписей на кресте нет." - сказал я нашей провожатой. "С этим вопросом, вы, обращайтесь к Фелисате. Во всяком случае, я видела её несколько раз, убирающей именно эту могилу." - ответила она. "Благодарим вас за оказанную услугу. Досвидание." - распрощались мы с начальницей кладбища, и, постояв еще несколько минут у крашеной могилы, пошли на выход к Первомайской улице. На обратном пути я еще раз остановился и посмотрел на дом 7-а.

У Фелисаты Андреевны. Когда мы подошли к месту, где раньше Первомайская улица смыкалась с Февральской проходившей вокруг церкви, то этой улицы мы не увидели. Церковь давно сгорела, а всё пространство вокруг неё заросло высоким ивняком. В военные годы здесь наши семьи садили картошку. Человек, не бывавший здесь раньше, как, например, моя спутница, не догадался бы, что за этим ивняком стоят дома. Заметив слева, уходящую в ивняк тропу, иду по ней и оказываюсь перед домом 11, родным домом моей матери. Он теперь, как и все дома в Кегострове, тоже обшит шпунтованными досками и покращен. Здесь семья Матвеевых жила до 1948 года. После нашего переселения дом был поделён между семьями двух братьев - Якова и Петра. У калитки нас уже ждёт Фелисата. "Сарафанная почта в век мобильников стала сверхскоростной" - подумал я. Фелисата сначала какое-то время внимательно разглядывала меня, потом, видимо, опознав, обняла. Она провела нас на свою половину, где в первом помещении всегда стояла большая русская печь. Мой взгляд отметил печь на старом месте, но она была уже другой - развёрнутой на 90 градусов и, со встроенной в шесток плитой. Между двумя окнами, правое из которых смотрело на калитку, а левое на то место, где раньше был дровяной сарай, попрежнему, стоял длинный стол. Усадив нас за этот стол, хозяйка захлопотала с электричесим чайником. За чаепитием я в первую очередь спросил Фелисату: "А где теперь живёт семья Виктора?" Она мрачно ответила: "На кладбище". Выждав немного, продолжаю: "У него ведь были сын и дочь?" Фелисата еще мрачнее отвечает: "Мой внук тоже на кладбище. Потом она после паузы продолжает потеплевшим голосом, а внучка Екатерина живёт в городе, работает корреспондентом в каком-то издательстве". Новость о смерти Виктора и его сына ошеломила меня. "Бог Северной Двины добил семью Беляевых" - подумал я. Тут где-то в помещении зазвенел звонок. Хозяйка из-за какого-то закутка у печки достала мобильник, и отошла в сторону. По кратким односложным ответам звонившему, дошедшим до моих ушей, я сообразил, что разговор идёт о нас. Поговорив, Фелисата сообщила, что это звонила Екатерина. Мне стало понятно и то, что весть о нашем появлении в Кегострове сарафанная почта донесла уже и до города. После чаепития хозяйка достала толстый альбом, и мы долго рассматривали чернобелые фотографии родственников, многие из которых, вероятно, были сделаны её покойным мужем. Особенно меня заинтересовали фотографии разных лет самого Петра Ивановича и фотография моей младшей сестры в её студенческие годы. Фелисата изъявила готовность подарить мне эти фотографии, но Люба достала свой фотоаппарат и пересняла их. Заодно она пересняла и много других фотографий из этого альбома.

Конфликт с Фелисатой Андреевной. Когда хозяйка узнала, что основной целью моего приезда было посещение могил родственников и, что у нас уже на сегодня заказаны обратные билеты, она изъявила желание посетить эти могилы вместе с нами еще раз. Старая женщина, ей было 85, ходила уже с некоторым трудом. Мы за компанию с ней, не спеша, в третий раз шли по знакомому нам маршруту. В конце улицы я спросил у Фелисаты Андреевны: "А куда здесь исчезли все дома с правой стороны?" Здесь был большой пожар. Тогда, вообще чуть вся Юбилейная улица не сгорела!" - ответила она. На кладбище, у знакомой уже нам могилы Петра Ивановича, Фелисата остановилась отдохнуть. Тут я высказал ей пожелание - приделать к кресту табличку с надписью, кто и когда здесь похоронен. Неожиданно для меня это предложение возмутило бывшую жену покойного. Мне стало понятно, что отсутствие надписей на могиле Петра Ивановича - это своеообразная женская месть мужу-пьянице. Возможно, она считала именно его виновным в смерти своих сына и внука. Между тем, именно этот муж-пьяница обеспечил её необходимыми средствами для покупки в городе кооперативной квартиры. Иначе она, наверное, и деревянного креста на его могилу не поставила бы. Моя попытка возразить ей, что человек не кошка или собака, которых можно просто так зарыть в землю, что в наше время многие даже кошкам и собакам делают памятники с надписями, только подсыпало перца в наше внезапно возникшее взаимное отчуждение. Вернувшись обратно на бывшую Февральскую 11, мы забрали свои дорожные сумки и попрощались с хозяйкой. Дочка отчитала меня за грубый, по её мнению, разговор с ней. Уже на "Балхаше", глядя на речные волны за бортом, я думал, что бог Северной Двины сделал всё, чтобы уничтожить многочисленную семью Беляевых, а время и Фелисата Андреевна делают всё, чтобы и память о них побыстрее стёрлась.

В ожидании поезда. Из гостинницы "Беломорская", как я уже говорил, с целью спасения, хотя бы части наших финансов, мы с Любой выписались еще утром. Когда "Балхаш высадил нас на городскую пристань, было около трёх часов дня. Наш поезд отходил в 10 часов вечера. У нас было еще целых 7 часов свободного времени. Чтобы не связывать друг друга, я предложил дочке разойтись по своим интересам и встретиться через 4-е часа на железнодорожном вокзале. Эти 4-е часа у неё не пропали даром. Домой в Рыбинск она привезла два десятка фотографий со снимками достопримечательностей Архангельска. В число этих достопримечательностей были включены, например, три морских теплохода, стоявших у причалов морского вокзала, и верблюд на одной из улиц города. Особенно мне понравился снимок, сделанный ею с колеса обозрения. На этом снимке видна вся акватория Архангельского морского порта, видны часть Кегострова и начало Никольского рукава, видны часть Житовой кошки и начало протоки, отделяющей её от Заостровья. Я же, не спеша, от Поморской по Троицкому проспекту (раньше проспект Павлина Виноградова) пешком дошёл до сквера у Архангельского городского театра, пересёк весь этот сквер по диагонали и оказался на Набережной в месте пересечения её с улицей Энгельса(теперь улица Воскресенская). Отсюда открывался тот же вид, что и снятый дочкой с колеса обозрения, только с более широким углом зрениея. Здесь раньше к воде Северной Двины уходил широкий спуск, который был началом зимней дороги к Кегострову. Раньше, при учёбе в техникуме, в зимнее время мне приходилось почти каждый день подниматься и спускаться по этому спуску. В те времена в скверике слева, у спуска, если смотреть сверху, почти у самой воды стоял невысокий памятник Петру I, тому самому, который в наше время изображён на пятисотрублёвой купюре. Раньше городские власти, видимо, не замечали его. Но городские власти уважают денежные купюры. Теперь отношение к памятнику совсем другое. Его подняли вверх по склону спуска, увеличили высоту цоколя, и он стал возвышаться выше уровня Набережной. Я долго стоял на этом месте, глядя на водную ширь акватории морского порта, переходящую в Никольский рукав, и на виднеющиеся вдали, заросшие зеленью, низменные берега Кегострова и Житовой Кошки. Раньше на этой акватории в летнее время всегда стояли на якорях морские суда. Теперь они видны только у причалов морского вокзала. Затем по Набережной пешком медленно возвращаюсь до пристани Макарок, и, побыв там еще немного, сажусь на маршрутку и высаживаюсь у железнодорожного вокзала. В зале ожидания на втором этаже нахожу свободное место и с удовольствием сажусь отдыхать. До отхода поезда еще три часа.

Но отдыхать долго не пришлось. Вскоре меня нашла моя дочь, и отчитала за то, что в тёплый летний вечер я сижу в помещении. Мне пришлось идти за ней и искать свободное место на одной из декоративных скамеек привокзального бульвара. Моей спутнице отдых, видимо не требовался. Сфотографировав понравившуюся ей скамейку, она предлагает мне идти поискать городскую квартиру Сергея Неверова, который был приятелем с детских лет моего младшего брата Юрия. В Кегострове он сосед Фелисаты Андреевны. Там за чаепитием был разговор и о нём. Фелисата, не зная адреса городской квартиры Сергея, всё же дала её точные координаты - в доме на Воскресенской у железнодорожного вокзала, где раньше была предварительная касса. Этот дом находится сразу за привокзальной площадью. Во дворе мы подошли к мужчине, отдыхающему на скамейке у одного из подъездов, и спросили его: "Скажите, пожалуйста, не знаете ли вы, где живёт в этом доме Сергей Неверов из Кегострова?" Нам сразу повезло - мужчина, показав на соседний подъезд, назвал этаж и номер квартиры. В указанной квартире мы застали только жену Сергея. Узнав, что мы его земляки и хотели бы с ним поговорить перед отъездом. Она объяснила, что его пока нет, и предложила нам зайти и обождать, но мы отказались со словами: "Извините, не будем вас стеснять. Если Сергей захочет с нами поговорить, то до 10 вечера мы будем находиться на железнодорожном вокзале." Сергей нашёл нас в зале ожидания за час до отхода поезда. В первую очередь он, конечно, подробно распрашивал о судьбе Юрия. Из-за разности в возрасте в детские годы мы мало контактировали, но у нас было много общих знакомых, и мы с ним проговорили до отхода поезда. Дочка даже сделала снимок двух стариков, оживлённо беседующих на скамейке в зале ожидания.

В поезде до Ярославля. Говорят, что одна паршивая овца портит всё стадо. Один паршивый человек может испортить поездку целому вагону людей. Такой паршивой поездки я не могу вспомнить за всю свою уже немалую жизнь. Она, отличается, как день от ночи от поездки по этой же дороге в Архангельск. Билеты нам достались в плацкартном переполненном вагоне. Места были крайние боковые, то есть, расположенные у туалета. До Ярославля надо было ехать всю ночь и часть утра. Люба залезла на верхнюю полку, и пыталась уснуть, но я в таких условиях спать даже не пытался. Обычно в таких случаях я дремлю всю ночь в сидячем положении. Нет, поездки у туалетов у меня, конечно, случались и раньше, были и с приключениями (смотри, например, Покушение VIII). Паршивой эта поездка стала потому, что Бог Северной Двины в качестве попутчика подослал нам одного паршивого человека. И потому, что проводница вагона, плохо выполняла свои обязанности.

Некоторые пассажиры в поезда, идущие из Архангельска, садятся на свои места при остановке на станции Исакагорка. Так было и на этот раз. В соседнее купе нашего вагона совершила посадку семья, состоящая из женщины невысокого роста с ребёнком на руках и огромного мужчины. Ширина этого мужчины была равна, наверное, половине роста его женщины. Голос мужчины с тех пор, как он вошёл, гремел, не прекращаясь. Он всё время с кем-нибудь говорил или кого-нибудь ругал. От женщины мне не удалось услышать ни одного звука. Сразу при входе в вагон мужчина начал громко ругать свою женщину за то, что она не купила билеты в отдельное купе. Затем он ругал строителей за узкие полки в вагонах, потом он ругал кого-то из членов правительства, потом всё правительство и т. д, без конца. Все попытки соседей утихомирить его или говорить, хотя бы потише, ни к чему не приводили. На первой же длительной остановке, кажется, это была Обозерская, мужчины соседних купе под руководством этого великана побежали за спиртным. Потом они устроили шумный симпозиум. Голос великана перекрывал весь их гам. Это продолжалось и после полуночи. Уснуть не могли все пассажиры. Я не мог даже подремать. Проводница не вмешивалась в бурную попойку, и не пыталась её утихомирить, так как она занималась бизнесом по продаже чая. Чаще всех за чаем к ней обращался именно громкоговорящий мужчина. Когда все остальные после полуночи угомонились, этот мужчина, не закрывая рот, продолжал, наверное, каждую минуту ходить к проводнице за стаканами чая. На призывы женщин помолчать, он не обращал никакого внимания. Наконец, этот великан заметил, что единственным человеком, не занявшим горизонтального положения, был я. А так как дочка лежала на верхней полке, то напротив меня было свободное место. Он втиснуся на это место, поставил на откидной столик бутылку коньяка и своим громовым голосом предложил мне: "Давай выпьем, отец". "В дороге никогда не употребляю спиртное" - ответил я. Если мой ответ и дошёл до его сознания, то только раззадорил. Раз за разом он всё настойчивее предлагал мне выпивку, но его коса нашла на мой камень. Этот мужчина привык, чтобы ему всегда все и во всём уступали. Он вдруг с угрозой сказал мне: "Я бандит!" Его наглость так возмутила меня, что, потеряв своё обычное благоразумие, в ответ тоже громко заявляю ему: "Ну, и что, приходилось мне разговаривать и с бандитами!" Здесь бы пора было вмешаться проводнице, купе которой было рядом с нашими местами, но этого не последовало. Зато последовало вмешательство женщин кавказской наружности, едущих в нашем купе. Они на ломаном русском языке стали орать, что сейчас вызовут милицию, и она найдёт на меня управу, если я и дальше не дам им спать. Проявив хладнокровную выдержку, проводница не вмешалась и тут. Но, наконец-то, лопнуло терпение у моей дочки. Она слезла с верхней полки, стала перед громкоговорящим великаном и потребовала у него, чтобы он освободил её место. Помедлив несколько секунд и, приложив некоторое усилие, мужчина вылез из узкого для него постранства между простенком и откидным столиком, поднялся на ноги и ушёл в своё купе. Там он, наконец-то, угомонился. Было около двух часов ночи. Дальше до Ярославля мы ехали уже без конфликтов, и мне даже удалось немного подремать в сидячем положении

СОДЕРЖАНИЕ.

Титульный лист...............................................................1

Предисловие...................................................................2

Место, где происходила эта история.....................................3

Начало трудовой биографии...............................................4

Как я стал студентом.........................................................6

Общение островитян с городом в летнее время..................... 7

Общение островитян с городом в зимнее время.......................8

Как я стал должником бога Северной Двины...........................9

Случай I.........................................................................9

Случай II........................................................................10

Случай III.......................................................................11

Случай IV......................................................................11

Случай V.......................................................................15

Случай VI......................................................................17

Случай VII.....................................................................18

Случай VIII....................................................................18

Жертвы бога Северной Двины.............................................20

После случая I.................................................................21

После случая II...............................................................21

После случая III..............................................................22

После случая IV..............................................................22

После случая V...............................................................22

После случая VI..............................................................22

После случая VII.............................................................23

После случая VIII............................................................23

Покушения в Рыбинске, в Ярославской и в Вологодской

областях........................................................................23

Покушение I..................................................................23

Покушение II..................................................................24

Покушение III................................................................24

Покушение IV................................................................25

Покушение V.................................................................26

Покушение VI................................................................28

Покушение VII...............................................................30

Покушение VIII...............................................................32

Покушения IX.................................................................33

Умерли на катерозаводе..........................................33

Умерли на моторостроительном заводе.......................33

Умерли на дачных участках.....................................34

Покушение X..................................................................35

Покушение XI.................................................................39

Покушение XII...............................................................39

Покушение XIII...............................................................40

Судьбы Матвеевых...........................................................41

Судьба отца и его родственников.........................................41

Судьба матери.................................................................42

Судьба старшей сестры..................................................... 45

Судьба младшего брата......................................................47

Судьба младшей сестры.....................................................49

Судьба моей первой жены..................................................51

Судьба моей старшей дочери..............................................51

Судьба моей второй жены..................................................52

Судьба моей младшей дочери.............................................53

Судьбы Беляевых............................................................54

Судьба Беляева Петра Ивановича........................................54

Архангельск и Кегостров 20 лет спустя.................................57

Встреча с Архангельском...................................................57

Поиски Островского Сергея Николаевича..............................58

Об эпидемии переименований.............................................59

Путь до Кегострова..........................................................59

В Кегострове..................................................................60

На Кегостровском кладбище...............................................61

У Фелисаты Андреевны.....................................................63

Конфликт с Фелисатой Андреевной......................................64

В ожидании поезда...........................................................65

В поезде до Ярославля......................................................67

Содержание....................................................................68

Николай Вашуткин.

Комментарии: 1, последний от 18/01/2016. © Copyright Вашуткин Николай Иванович (lidpop@yandex.ru) Размещен: 07/11/2012, изменен: 07/11/2012. 164k. Статистика. Повесть: Проза		Ваша оценка:
Аннотация: ПРЕДИСЛОВИЕ. Телевидение по каналу TV-3 регулярно показывает различные мистические истории. По многим каналам часто показывают и кинофильмы с мистическим содержанием как правило, американского производства. Обычно я смотрю такие вещи с интересом, но не очень-то им верю. Однажды просмотрел подобный американский фильм. Название его уже не помню. В нём рассказывается об авиационной катастрофе рейсового пассажирского самолёта, при которой все пассажиры и экипаж погибли. Однако несколько человек по разным причинам не успели на этот рейс и остались живы. Только эти люди зря радовались случайному спасению. Злой Рок в виде древнегреческого бога смерти Таната, продолжал их преследовать. Один за другим они погибали при самых загадочных обстоятельствах. Конечно, проще всего списать эту историю на случайные совпадения или на очередную выдумку впечатлительных людей, которым можно и не верить. Однако, проанализировав свою собственную биографию, я обнаружил, что нечто подобное происходило и в моей жизни. Только злым Роком в моём случае был не Танат, (бог смерти своего бы не упустил), а, вероятнее всего, бог реки Северной Двины, который вместо моей упущенной жизни забирал почему-то жизни окружающих меня близких родственников, жизни друзей и жизни моих соседей. В наше время, конечно, уже мало кто верит в когда-то популярных древнегреческих, древнеримских и древнеславянских богов, а зря. Они были ни чём не слабее Будды, Яхве, Христа и Аллаха. Древние римляне, например, для водоснабжения своей столицы были вынуждены строить сложнейшую систему водопровода, так как считали большим святотатством смешивать воды речек, снабжавших Рим питьевой водой. Они, как и древние греки, были уверены, что каждая река, каждая речка и даже каждый ручей - это отдельное Божество. Вода - это особое вещество Земли, и не случайно, что наш мозг на 85% состоит из воды. Один мой приятель, Матвеев Николай Иванович, имеющий собственную теорию строения материи, которую он по разным причинам так и не смог опубликовать, считает, что вода является носителем аттозарядов и проводником аттотоков. По его теории аттотоки - это движение зарядов аттополя, которое физики не замечают, так как оно по своим свойствам похоже на электрическое поле. При этом мой приятель уверен, что всё живое на Земле обязано своим происхождением именно аттополям и аттотокам. Поэтому, с его точки зрения, реки, как большие массы движущейся воды, вполне могут быть живыми и даже мысляшими существами. (Подробнее смотри в этом же журнале "Самиздат", в разделе наука и изобретательство, одну из его статей, например, "Секреты молний".) Чтобы довести мою мистическую историю до читателей интернетовского, журнала "Самиздат", мне придётся описать мои родные места, где прошло детство, начало моей трудовой деятельности и годы учёбы в Архангельском судостроительном техникуме, прерываемые двумя годами службы в армии.

Вашуткин Николай Иванович : другие произведения.

Месть бога Северной Двины