Вечерело. в Таверне, то название местного кабака, собралось порядком клиентов, сгрудившихся вместе вокруг угрюмого рассказчика. На время повествования притихли иные разговоры и пересуды, в молчаливом согласии, поставив перед рассказчиком очередной стакан крепкого пенного напитка, слушатели, не нарушая таинственности полутьмы, мерно вдыхая кисловатый запах скопившийся всего за несколько часов после сегодняшнего открытия, внимали каждому слову.
- Семён Михалыч, расскажи про то, как крепость неприступную штурмовал. - Громким шепотом молвил один из слушателей, к вящему эффекту, придвинувши стул поближе. Семён Михайлович кинул на него свой жесткий взгляд, будто пристыдив.
- Не хочется молодежь пугать, вам жить, да жить, а вы про крепости штурмовать, да и какая крепость то. - Сказитель смягчился, прихлебнув очередной глоток золотистого прохладного напитка, окутавшим приятной тяжестью как внутренности, так и изрядно захмелевший разум.
- Ладно, чего уж, пора опыт передавать, чай не за горами, омовение в купели крайней. - Сказитель поглядел над головами собравшихся, в помутненное от серой пыли окошко, и еще дальше не обращая внимание на силуэты ног до колена, проходящих мимо подвального помещения прохожих.
- Беда приключилась однажды. Захворал я, жаром тело пышет, дышать трудно от боли головной, на наковальню положили и стучат, не переставая в два молота. Моя сердечная, стремглав к телефону бросилась, лица на женушке нет, печалится, кручинится за муженька. Номер заветный набирает, один, второй раз, - в ответ лишь насмешливые длинные гудки бессердечия. "Собирайся" - говорит, - "своими ногами в поликлинику пойдешь... к участковому врачу". Скажу вам братушки, как ушат воды ледяной на меня тогда вылили, разобрали по винтикам, а собирать не стали, так перемешали и в кожу снова одели. - Глаза Семена Михайловича округлились, в них читалась вся неописуемая боль и пережитый в те мрачные мгновения ужас.
- А деваться некуда. Голову повесил, наслышан я о походах соседских, о неудачах их постигших, не добравшихся до заветной цели, тьфу ты! Двери заветной, с табличкою "Участковый Терапевт". Сколько сгинуло по дороге, так и не добравшись? не скажет никто, потому как это тайна за печатями великими "статистика" народу простому недоступная, то-то же! Так, значит. С духом собрался, штаны на подтяжках натянул, рукой махнул! Чай не пропадем! Закалка-то старая! - Сказитель как ни старался, всё никак не мог добраться до дна своего бокала, и этот факт начинал светиться в голове привлекательным светом.
- А снаружи - стужа! Зима лютует! А я иду себе, в шубейку завернулся, подпрыгивая изредка от колотуна головного одолевшего меня, прохожих пугая. И вот, зашел за ворота каменные, хуже себя почувствовал, да и не потому, что здоровье с каждым мигом теряю, а от того, что на душу груз тяжелый привалил, предчувствие одолевает, сомнения. Как говорится, не зарекайся. Подхожу к зданию, с крестом красным мигающим, да вспоминаю молодость свою бурную, и зимы длинные, когда вечера на замерзшей речке проводили, на коньках забавились. Нежданно оно и пригодилось. По ухабам вниз, по барханам вверх, пританцовывая, карабкаюсь вперед, ноги по волнам скользят, руками размахиваю, балансируя между жизнью и кабинетом травматолога.
- Преодолел-таки! Прошел сквозь ледяное холмогорье! И обомлел! Радости порывы мои развеялись, под ураганом отчаяния, прахом рассыпались надежды - лестница игриво блестела, заманивая неосторожных торопливых страждущих, подмигивала подталкивая на необдуманный шаг: кинуться во всю удаль через две ступеньки, специально отстроенная по полшага каждая и взобраться на пьедестал! Первым дверь отворить и попасть в храм здоровья! Правда мы люди ученые, аккуратно ступая, взобрался по краешку, за перила держась и... ругнулся от души. Закрыто, гласила надпись сквозь решетки не проглядываемая издали: "Вход со двора". Многое повидать пришлось, покуда вход истинный отыскал, покуда меня влажным воздухом не обдало и ноздри не защипало от запахов здешних, едино, где бы не обратился, охарактеризовывающих воздушные примеси поликлинические.
- Зашел, шапку снял, уши заложило пробками ватными, сквозь которые и трети голосов не различаю, сплошным шумным перезвоном людской говор разносится. Проносятся мимо все, волю дай, сквозь тебя пройдут глазами полными уныния и бренности, точно Харон ненашенский паству свою на прогулку выпустил.
- Пошёл я за нитью путеводной, проблеском надежды мнимой, за стрелками с надписью "регистратура". Тут первая загадка и обнаружилась: последняя стрелка, ожидания не оправдала и в пропасть отправила. Указывала коварная картонка на опустевший коридор. Повсюду вывалялись обрывки газет, потерянные части выписок, пол был испещрён царапинами, покрывшими поверхность при спешных сборах и внезапном переезде. В углу, у подоконника ютился колченогий табурет, почерневший от бремени времен и видевший если не Христа во плоти, то Петра нашего Великого уж точно, вот те Крест. Стояла мебель забытая, покосившись, извиняясь в кривом реверансе, за причинные неудобства и замешательство.
- Вздохнул я, чего стоять! Жар усиливался, домой бы... нет! Не видать им! Пригляделся я, через туман застилающий взор, присмотрелся к царапинам на полу на стенах и след взяв, гончим псом ринулся за добычей, отнюдь не являвшейся никогда дичью, скорее наоборот. Лабиринт предстал во всей красе, вот она задумка, а говорят заблудится в чистом поле нельзя! Трижды по три обежал я всё, изучил местность со сторон разных и отыскал наконец.
- Бывал я братцы и на стадионе в разгар матча наших с "ихними" и на стройке бывал. Да только вот что скажу, тишина там гробовая, в сравнении с местом где очутился я, у двух окошечек толчея, пациентов будущих и настоящих видимо-невидимо! Можно было бы утонуть в звуках, так меня бы с головой бы присыпало. Изловчившись, получив тумаков, сумел я расслышать заветные слова, ко мне обращенные "участковый принимает до двух, а вы в доврачебном были? Нет! Куда ж тогда собрались! Марш в двенадцатый!". Поглядел я на неё печально, слезы пробиваются, голос дрожит, голова гудит "Дочка" - говорю, - "Как же так, головушка лопнет сейчас, упаду тут при смерти". Ответом был мне взор укоризной наполненный, что стыд меня с головою накрыл, и вроде воровать не собирался, а почувствовал себя преступником закоренелым, людей бессчётное количество погубивший.
- Поплелся, понурив голову, не чуя её уже на плечах. обвесили меня, обсмотрели, обмерили получше портного, я говорю таблеточку дайте, для головы, а они мне градусник подмышку, так с ним и ушел. Силы последние собрал, волю в кулак сжал, язык прикусил и на второй этаж поднялся, а шаг каждый в голове "ядренным" взрывом отзывается. В коридоре длинном остановился, дух перевести, за стеночку держусь, кружит меня каруселью, сознание в седле на цепочке на "ромашке" забавляется.
- поглядел направо, пусто, поглядел налево, черным черно, народ стоит галдит. Думаю, туда мне и надобно. Подхожу, полгорода собралось, среди прочих бабушки, на скамьях сидят чинно в красноречии состязаются, болячками хвастаются. Думалось мне, люди все поймут, пропустят. Говорю, таблеточку мне надобно от боли головной, невмоготу терпеть... Ошибка то роковая была. Вы ребятушки, гарпий когда-нибудь видывали? А вот в тот день повстречал, и гарпий и драконов огнедышащих и мертвецов оживших, повылазивших из-за углов и подоконников, героем себя в латах на солнце блестящих почувствовал сначала, а затем смердом голову поднять осмелившимся, всякого навидался, волос седых себе заработал. Бабушка, почтенная одна, мысль умную мне высказала, на свою жизнь запомню - "коли болен, чего сюда пришел?"
- Вытерпел муки нечеловеческие, не согнулся пополам не отступил, взялся за ручку двери, на время глянул - успеваю, полвторого еще, обрадовался и вошел полный надежды крылья вернувшей себе. Осмотрела меня Доктор, взлелеяла мою едва оперившуюся надежду, усадил на стул пред собой и давай писать, обстоятельно, вдумчиво, непонятно для человека не посвященного. Вот-вот надежда выпорхнет в первый полет стремительный, от врач ручку отложила и... замерла на миг, поглядела внимательно на пациента, меня то бишь и грозно молвила.
- Так вы флюорографию не прошли, и кровь не сдали. Приходите завтра, я ваши результаты погляжу и назначение сделаю. - Покинули силы меня, шепотом умирающего кричу неслышно - так мне для головы чего-нибудь...
Поднялась врач с места своего ручку в руку взяла и к потолку подняла с видом грозным: - вы протоколы лечения попрать хотите? Самим Минздравом одобренные?!
- Тут, братцы, каюсь, не выбежал, смалодушничал, бросился бежать, прочь без оглядки. - Сказитель замер, тишину нарушал лишь треск мигающей лампы у входа, слушатели затаили дыхание.
- А как же голова твоя, Семен Михылч? Голова-то что?
- Голова прошла, я в аптеку сходил, мне девушка милая посоветовала, так всё рукой сняло. Чего сказать я хочу вам, молодежь. Ежели соберётесь, когда, в Крепость эту неприступную, мужества наберитесь, терпением запаситесь, сердце в кремень превратите, хитрости да ловкости научитесь, без них на погибель пойдете, и ступайте в путь, в решимости своей уверенные, что до цели заветной доберетесь...