Несмотря на то, что яма становится глубже, я всё ещё не теряю надежды из неё выбраться. Наверное, это даже не надежда, а спокойная уверенность в необходимости действий, которые позволят хоть как-то изменить мою жизнь. И хотя я не уверен, что эти изменения произойдут в лучшую сторону, всё-таки продолжаю надеяться.
Но яма растёт.
Часто по утрам, вырвавшись из бредового сна, опускаешь озябшие ноги в обрезанные по щиколотку валенки в галошах - и чувствуешь кончиками пальцев, что земля уходит из-под ног. Немного, почти незаметно, но уходит.
Яма стала глубже.
Медленно поднимаешься с нар, откидываешь полог из просмолённой рогожи - я приспособил её на случай сильных ливней, вылезаешь из ямы, смотришь по сторонам и снова понимаешь, что жизнь не так уж плоха. Лето на исходе, солнце светит вовсю, жаворонки высоко и тоскливо поют в небе, и заросшая увядающими травами дорога, ведущая в поселение, спокойно и неотвратимо поворачивает на юг - красота! Постоишь так в одиночестве и почти всегда кого-то дождёшься - дорога-то хоть и второстепенная и входит в поселение с околицы, а всё же ей пользуются - кто-нибудь нет-нет, да и проедет мимо или пройдёт. А уж тогда непременно перекинешься с ним словечком - будь то незнакомый человек или старая знакомая, что мчится мимо на велосипеде с приделанной спереди корзиной, наполненной снедью, и приветствует меня весёлым криком:
- Привет!
- Привет, как жизнь?
- Отлично! А ты всё здесь?!
- Всё здесь, - ответишь как эхо, - как дочь?
- Отлично! Закончила школу! Сегодня идём на выпуск всей семьёй! Муж просил вернуться пораньше!
- Счастливо! - только и крикнешь вдогонку.
А она уже далеко и не может ответить, а только взмахнёт рукой и скроется в высокой траве - надо же, как летит время. Дочь закончила школу, сколько ей теперь - шестнадцать, семнадцать? А ведь вроде недавно свадьба была - помню, стояло такое же тёплое лето, так же пели жаворонки, и такая же тоска лежала на сердце - а вот уже и девочка выросла, поди и не узнаю её, если приду в поселение.
Не сейчас, конечно, сейчас не могу - яма не отпускает меня.
Собственно, ямой в полном смысле слова её не назовёшь - скорее, это неглубокая траншея с укреплёнными стенками, плавно уходящая вниз и заканчивающаяся углублением с круглой утоптанной площадкой, наполовину врезанной в сланец и укрытая сбоку ошкуренными жердями, стянутыми лыком и закрытая просмолённой рогожей, о которой я уже говорил. На ночь я закрываю вход щитом из деревянных, заточенных кольев - этого достаточно, чтобы защититься от прихода непрошенных гостей или снующих кругом мелких хищников, а от больших зверей и демонов он всё равно не спасёт. Впрочем, крупные хищники обходят меня стороной - для них я слишком невзрачная добыча, а с демонами я научился управляться - нужно только посильнее зажмурить глаза, стиснуть зубы и притвориться спящим, тогда они сами скоро уйдут по своим делам. Здесь неподалёку - немного в стороне и внизу проходит потайной ход, который они роют уже много лет.
Я стал бояться их намного меньше с тех пор, как понял, что демоны приходят работать, а не запугивать меня. И хотя мне полностью не удалось освободиться от чувства страха - это и невозможно - я уже не чувствую того ужаса, который всегда охватывал меня при одном приближении и даже одной мысли о демонах. То было тяжёлое время, полное отчаянья, пустых надежд и мрачных предчувствий, приходящих по ночам - я не люблю его вспоминать. Теперь я чувствую себя лучше, намного лучше - именно с той поры, как понял, что демоны терзают меня не из зла - если бы они хотели, то разорвали меня на клочки в один миг - просто они используют моё жилище для спуска под землю для своей тайной работы. А поскольку я всегда притворяюсь спящим, то как бы и не знаю ничего о них, а значит, и не представляю для них никакой опасности, если это слово уместно по отношению к таким могущественным сущностям. Иначе мне не сдобровать. Впрочем, можно расценить положение по-другому: мне со своей ямой посчастливилось оказаться в стороне от подземной трассы, что спокойно и терпеливо они прокладывают для каких-то неясных, но несомненно, важных целей, и будь это иначе, меня уже не было бы в живых. Демоны не знают жалости и даже на миг не задумались - сожрать меня вместе с ямой и навесом из жердей, укрытым просмолённой рогожей или дать мне шестую часть часа, чтобы собрать свои нехитрые пожитки и убраться восвояси. Но они и не не звери, наподобие тех нелюдей, о военных преступлениях которых мне рассказывал отец, когда я был ещё совсем малым. Отец ушёл однажды и не вернулся, на все мои расспросы о нём мать только поджимала губы и отворачивалась в сторону, но я всё равно видел слёзы. Она никогда не кричала на меня, когда ей было больно, а только тихо плакала или гремела чугунками в печи, выложенной ещё моим дедом - лучшим печником в округе . "Ты тоже однажды уйдёшь, - раз сказала она, - как твой отец".
Её предсказание сбылось, и вот я теперь совершенно один, вдали от всех, в осыпающейся яме, которую демоны используют как средство для каких-то своих недобрых дел. А ведь я ещё не стар и даже мог приносить какую-то, пусть небольшую, но конкретную пользу. Более того, время от времени мне предоставляется возможность что-то изменить, и однажды я, наверное, воспользуюсь одним из таких случаев. И даже больше - не менее чем раз в год-полтора я получаю прямое выгодное предложение от одного из высокопоставленных лиц, которые иногда проезжают мимо. Последний раз это было в начале лета, когда карета почтмейстера сломалась прямо возле ямы, и он лично удостоил меня беседой. А ведь я мог тихо отсидеться - яма вся заросла крапивой, ольхой и репейником и с дороги совсем незаметна. Но я сам вышел из зарослей и остановился на почтительном расстоянии, не слишком, впрочем, далеко на тот случай, если со мной захотят заговорить, и был вознаграждён за это:
- Эй, поди-ка сюда, - вежливо сказал мне господин почтмейстер, которого я сразу узнал по солидному животу и форменной фуражке. - Помоги нам сменить колесо.
Я помог кучеру сменить колесо и даже принёс из ямы кувалду, без которой починка была невозможной. Когда всё было сделано, почтмейстер сказал:
- Вот смотрю я на тебя и не пойму - вроде здоровый мужик, а живёшь, как дурак. Ты зачем здесь?
- Не знаю, - ответил я.
- Мне нужен работник на хоздвор, - сказал он. - Такой как ты - крепкий и простоватый. Ты мне подойдёшь. Согласен?
- Не знаю, - ответил я, - мне надо подумать.
- Ну подумай, подумай, - разрешил он.
Он уехал, и с тех пор я никого не видел - никого, если не считать нескольких крестьян, кроме моей знакомой, у которой уже взрослая дочь, муж и хозяйство. И может, я даже соберусь и приду в поселение, которое в тихую погоду по утрам даёт знать о себе звоном колоколов и чуть слышным лаем собак, отчего мне становится тепло на сердце.
Наймусь работником на хоздвор почты, встречу старых друзей - некоторые из них, наверное, ещё живы, и, может быть со временем, на сбережённые средства даже выкуплю в управе половину в одном из заброшенных домов, которых, говорят, теперь много - старые умирают, а молодые хозяева бросают всё и уезжают в город - сейчас всё поменялось.