Я прибыл поздно ночью. Город лежал во тьме. Лишь кое-где горели неяркие, похожие на угли затухающего костра, огни, да подсвеченными цепочками ползли вверх по склону горы улочки - туда, где скрытая густым туманом, высилась на вершине далекая Башня. Приют "Золотой сокол", в котором пришлось остановиться на ночлег - другого убежища все равно поблизости не было - в этот поздний час оставался открытым. Покидая машину, я забрал перфоратор - синий "бош", единственное мое ценное имущество; теперь, если какой-нибудь воришка и вздумал вскрыть багажник видавшей виды "шестерки", то не нашел бы там ничего, кроме старой запаски, брезентовой робы, да пары стоптанных кирзовых сапог. Свободных мест в приюте не оказалось, все номера заняли туристы - ночной портье, зевая и почесываясь, кивнул в сторону длинного деревянного стола, за которым сидели парни и девицы в ярких спортивных костюмах и вязаных, до горла, свитерах - но, за небольшую плату мне позволили лечь в холле на - если меня это устроит - надувном матрасе. Меня это вполне устраивало. Я сам вытащил из кладовой матрас с помпой, накачал его и, положив под голову кейс с перфоратором, улегся в углу, недалеко от камина. Засыпая, я слушал песню под гитару: в ней говорилось про горы, восхождение и надежного друга, но чем там закончилось дело, не узнал, потому что провалился в глубокий сон.
Меня разбудил голос. Молодой мужчина в форме офицера медгвардии - малиновый китель, белый орел на шевроне - обращался ко мне. Он представился - лейтенант Соловьев - и попросил предъявить документы. Не вставая со своего ложа, только приподнявшись на локте, я достал из внутреннего кармана и протянул паспорт, так что ему пришлось поклониться, чтобы взять корочки. Просматривая их, офицер нехотя, как бы между делом, спросил, есть ли у меня пропуск - он произнес незнакомое слово, грубо резанувшее слух.
-- Куаркод? - переспросил я и уточнил, - нужен какой-то пропуск?
-- Пропуск нужен обязательно, - лейтенант усмехнулся с едва уловимым презрением, и, хотя оно могло относиться и не ко мне, я разозлился.
Откинув одеяло, я сел на матрасе - перфоратор с грохотом соскользнул на пол, так, что двое-трое туристов, еще сидевших за столом, перестали петь и уставились на меня - и стал надевать обувь, равнодушно пообещав офицерским коленям, что сейчас же готов отправиться за пропуском
-- За пропуском? - переспросил лейтенант, отступив на шаг. Спокойно и медленно, монотонным голосом, будто разговаривал с обвиняемым, он сказал, что пропуска выдаются в канцелярии Башни, но доступ туда сейчас закрыт, по крайней мере, для таких посетителей, как я, но даже если бы она и была открыта, ничего не выйдет - в ночное время действует комендантский час и, если я не хочу быть задержанным патрулем (а я этого совсем не хотел), то лучше мне оставаться здесь до утра; кроме того - тут он снова усмехнулся - я должен был остановлен еще на КПП "Северный" на въезде в город и, хотя этого не произошло только по недосмотру гвардейцев а, значит, непосредственной моей вины не было - все-таки это не делало мне чести.
Прекрасно, значит у них еще и комендантский час - отлично устроились! Вслушиваясь в чужой голос, опустив голову, я рассматривал лейтенантские башмаки. Они были очень странные и не гармонировали с общим обликом cобеседника - опрятные форменные брюки из офицерского сукна были заправлены в грубые солдатские ботинки с заклепками, стертыми каблуками и высокой шнуровкой; шнурок на правом был порван и вновь небрежно завязан морским узлом - оба были заляпаны грязью.
-- Послушайте, - сказал я, когда он, наконец, умолк, - послушайте, господин лейтенант, тут явно какое-то недоразумение. Я - прораб и прибыл сюда для производства ремонтных работ в Башне. Бригада отделочников со всеми необходимыми инструментами будет завтра утром, а я выехал заранее, чтобы осмотреть объект, но заблудился и поэтому приехал слишком поздно. Я и без вас знаю, что город закрыт на карантин, но, поскольку, вызов был срочный, а делал его сам полковник Воронов, то не стал тратить драгоценное время на получение необходимых пропускных документов, надеясь, что мне оформят их на месте.
Видимо, мои слова произвели на него впечатление, потому что, помолчав несколько секунд, он поднес к губам рацию - все это время он держал ее за спиной и произнес в кажущуюся пустоту:
-- "Колибри-4" вызывает "Грифона".
-- "Грифон" на связи! - почти сразу же отозвался резкий, будто чем-то недовольный голос.
Вслед за ним, из рации вырвались тысячи звуков - комната наполнилась шорохами, свистом, шипением, далекими заглушенными криками и детскими голосами - будто в тихое нагретое помещение ворвался с улицы свежий ветер. Не двигаясь с места, только отвернувшись вполоборота в сторону, лейтенант доложил: в приюте "Золотой сокол" им обнаружен и допрошен безмасочник, некий Филин Николай Александрович, представившийся прорабом, и, хотя ни сертификата о вакцинации, ни других разрешающих документов он не предъявил, но утверждает, якобы прибыл на работу по личному вызову "Беркута".
-- Филин? - спросили из рации, - подожди, пробью по базе.
В наступившем молчании, которое нарушал только тихий свист и треск эфира, я вдруг ясно услышал несколько чуть слышных нот из адажио Альбинони и обрадовался, словно в этих слабых звуках было обещание победы.. И снова тот же голос, но уже более мягко, растягивая окончания, произнес:
-- "Колибри", это маляры. Еще до карантина вызывали, третий месяц, суки, едут; их за смертью посылать. Тут уже штукатурка валится. Оставайся на месте - утром сам приеду с конвоем".
***
Утром проснулся сразу, будто кто-то толкнул меня в бок. Было уже светло, за окнами слышался приближающийся шум моторов. Не надевая куртки, только натянув башмаки, я выскочил на улицу и увидел карету "скорой помощи" - белый "хаммер", за которым стоял наш фургон. Над ними, задрав вверх пулеметный ствол, нависал "бэтэр" с эмблемой 9-й Медсанчасти на башне: змея в красном круге, обвивающая меч. Из "скорой" вылез маленький, но очень прямой офицер в белом берете и пошел ко мне; за ним вышагивал рослый санитар в грязном белом халате с десантным автоматом наперевес. Как приезжий, я шагнул навстречу и поздоровался первым:
-- Филин.
-- Майор Скворцов, замначальника Отряда Медицины Особого Назначения, - он хмуро козырнул, - долго летите, Филин.
Я открыл было рот, чтобы дать соответствующие объяснения, но майор, устало прикрыл глаза, показывая, что они не нужны; не оборачиваясь, небрежным жестом он указал в сторону фургона:
-- Ваши?
Я посмотрел туда, где толпились помощники: штукатур Смирнов, маляры Артуров и Еремин, плиточник Мирзоев, электрик Саня Голиков, бригадир Миша Вебер. Последним вылез сантехник Пропилен, вытянулся, шутливо отдал честь. Я вспомнил срочную службу в "вэдэвэ" - самое счастливое время и рассмеялся - так рад был снова видеть всех вместе.
-- Да, это мои рабочие, вот список бригады.
Он взял лист, бегло просмотрел, убрал в планшетку:
-- Хорошо. Сейчас мы проследуем на место. Я пойду первым, вы со своими людьми за мной, бронетранспортер замыкающим. Постарайтесь не останавливаться. Все ясно?
-- Так точно, господин майор.
-- И скажите, чтобы маски надели, - он повернулся, и, не оборачиваясь, пошел к машине. Санитар сунул мне пачку одноразовых масок и заковылял следом.
Колонной вошли в город. Он казался обычным, по крайней мере, ничего из тех страшновато-дурацких историй, которые я о нем слышал, не было заметно: мощеные улицы, четырех- и пятиэтажные дома под черепичными крышами, машины - разве только "скорые" попадались навстречу слишком часто; редкие прохожие в масках, дворник подметает листья, дорожные рабочие разбрасывают гравий, стайка школьников, мамы с колясками, старушка с палочкой, двое мужчин с портфелями, велосипедист, у аптеки разговаривают женщины... Аптеки. Их не просто много - они были везде. В каждом доме - по две-три, в некоторых весь первый этаж занимали аптеки; магазины, мелкие лавчонки, мастерские, кондитерские и кафе терялись среди них. Некоторые были с обычными вывесками, другие - с подсвеченной рекламой, вспыхивающей навстречу разноцветными крестами - красными, зелеными, желтыми, малиновыми, синими - в этом было что-то безумное. Потом дома стали ниже, а улицы уже - шли по Старому городу. Людей тоже стало меньше, несколько раз попадались патрули, по двое - береты, белые халаты, шевроны с алыми крестами, берцы, автоматы за спиной. Улица кончилась, проехали последний дом - одноэтажный, беленый, под двускатной шиферной крышей - в дверях с трубкой в зубах стоял небритый хозяин, по виду ремесленник. Дальше открывалась каменистая возвышенность, переходящая в плато, на котором - из-за майорского "хаммера" я не мог ее хорошо рассмотреть - виднелась Башня. До нее было метров семьсот, и, чем больше она приближалась, тем сильнее волнение охватывало меня. До конца не верилось, что скоро мы будем там - так долго я ждал этого часа. Башня оказалась именно такой, как на фотографиях - четырехугольная, устремленная ввысь над черной каменной стеной, с высокими стрельчатыми окнами - их стекла зловеще отсвечивали на солнце - с круглой башенкой наверху, которую венчала острая, как наконечник стрелы, медная крыша с тонкой иглой шпиля. Но за рвом, у самых ворот нас остановили. Пришлось ждать, прежде чем из двери, врезанной в них - я сразу ее не заметил - вышел офицер. Он долго о чем-то совещался с майором, после чего, подал кому-то знак в сторону ворот, и они медленно, будто нехотя, раскрылись. Мы въехали во внутренний двор, я заглушил двигатель и вылез из машины. Изнутри, окруженная стеной, Башня выглядела не такой великолепной. Старые, давно некрашеные стены - штукатурка местами отслоилась, обнажая каменную кладку - вдоль лепились низкие, видимо, технические постройки под ржавыми железными крыша, за которыми стояли в несколько рядов кареты "скорой помощи", реанимационные машины, армейские грузовики, несколько тягачей и две "семьдесятдвойки" - белые, с красными крестами на башнях. В саму Башню вели несколько дверей - одна с невысоким крыльцом, остальные без - ступени уходили сразу вниз, в землю. Возле одной из них стоял маленький майор - не двигаясь, он смотрел на меня. Повинуясь его взгляду, я подошел ближе.
-- Это черный ход, - он усталым жестом показал на дверь, - через него вам разрешается входить в Башню и выходить из нее. Наверху, на чердаке, для вас приготовлены две комнаты и склад для инструментов. Располагайтесь. Вечером я приду распорядиться о ходе работ. Пока разгружайтесь и отдыхайте. Только поднимать оборудование вам придется самим - людей дать не могу.
-- Ничего, господин майор, мы привычные, справимся.
***
Пока парни таскали свое барахло - краскопульты, плиткорезы, электроинструмент, сварочный аппарат, подмости, бадьи для раствора, ручной инструмент - я поднялся наверх. Там, в башенке было не так плохо. Пол из керамогранитной плитки, толстые кирпичные стены с узкими высокими бойницами, в которые уже вовсю светило осеннее солнце - день обещал быть хорошим. Пока помощники разбирали инструменты, я по крутой металлической лесенке вылез наверх - туда, где под открытым небом был неширокий помост из ребристой листовой стали, вкруговую опоясывающий башенку - что-то вроде капитанского мостика. Я оперся на поручни, и долго смотрел вдаль, туда, где далеко внизу лежал больной измученный город со своими ежедневными заботами, потом поднял голову вверх - небо было высокое и чистое - и рассмеялся - до сих пор не верилось, что все прошло удачно. Затем спустился вниз - ребята уже работали. Они двигались молча и споро, каждый занимался своим делом. Сантехник заваривал входную дверь, маляры устанавливали в бойнице пулемет, Смирнов, отбросив к стене ненужный краскопульт, один за другим доставал из деревянного ящика автоматы и пристегивал к ним магазины, маленький смуглый Мирзоев распечатывал кейсы с плиткорезами - в одном был "эрпэгэ", в другом - выстрелы; Вебер в оптику снайперской винтовки осматривал двор; Голиков, колдовал над передатчиком, встроенным в строительный пылесос. Я подошел к нему, присел рядом:
-- Ну что там?
-- Сейчас, товарищ полковник, сейчас, - он посмотрел на меня и улыбнулся, - готово!
-- Давай, Саня!
Он надел наушники, щелкнул тумблером, поднес микрофон к губам и заговорил:
-- Дора! Дора! Я Грета! Я Грета! Прием!
Эфир молчал. Ему пришлось три или четыре раза повторить, прежде чем на том конце ответили:
--Дора на связи, слушаю тебя, прием.
-- Дора, мы на месте! На месте! - Я старался говорить спокойно. - Стол накрыли, ждем гостей - как поняли, прием!
-- Делаем все возможное, идут уже к вам, идут. Держитесь, ребята. Конец связи.
Я подошел к бригадиру, взял у него винтовку и посмотрел вниз. Нас уже засекли - внизу, в паутине прицела, сновали береты, экипажи - белые халаты, черные шлемы - бежали к танкам - на одном уже разворачивали зенитный пулемет. Ну что ж - так даже лучше, никогда не любил ждать. Возможно, они предложат сдаться, но это вряд ли - они поняли, с кем имеют дело, и штурм начнется внезапно. Часа два, может три, мы продержимся, должны продержаться. Но даже если нет - примем первый удар, а десант довершит дело. Это утешает, хотя и немного. Во всяком случае, мы точно не станем легкой добычей.