Старый мерин Рене четверть века послушно тянул свою лямку. Его хозяйка - полуслепая Паола - морщинистый лёд севера - то отступалась, то до крови хлестала по костлявым седым бокам, стараясь выжать из Рене прежнюю мощь.
О, когда-то он был конём и даже жеребёнком. И первая его наездница осторожная, робкая и очаровательная, как всё юное, Бьянка - утренняя звезда востока - вела его по весенним, грязным дорогам, где светло-серый молодой конь увязал по самые бабки. Она была непонятна и легка, иногда строптива, но чаще нежна и весела. Под её седлом он прошёл большинство путей, которыми ходил много позже. Рядом с ней он верил, что дорогам не будет конца, и клялся, что никогда не вступит на одну и ту же.
О, как же он ошибался. Страстная Франческа - горячий ветер юга - не любила новых троп, но любила скорость. Она гнала Рене по летним дорогам, где сухой краснозём вздымался огненно-алыми, как шелка её платьев, вихрями. И порой казалось, что они со всадницей бегут прочь от адского пламени в бледно-голубые священные небеса. В те дни серый в яблоках Рене был силён. Он мог вспахать полстраны, но судьба отдала его повод в руки пылкой Франчески, под которой в лихой скачке пал не один конь. Она была беспощадна и прекрасна, она гнала Рене вперёд до седьмого пота, до пены изо рта. Она не давала ему подумать о новых дорогах, не позволяла оглянуться назад. Годы с ней превращались в один быстрый день, и время бежало незаметно. Так незаметно, что Рене не сразу понял, что ослаб и постарел, что шкура его поседела, а бока впали, и больше не в силах он до изнеможения, до сладкой истомы нести по дорогам горячий ветер юга - свою Франческу.
Сегодня его покидала полуслепая Паола. Она, как обычно сняла седло, привычным жестом наполнила кормушку, но мерин Рене знал, что она больше не придёт. Потому что помнил, как однажды ушли и не вернулись Бьянка и Франческа. Теперь навсегда из его жизни исчезала Паола. Он ждал и боялся этого, но пришло время для четвёртой всадницы, и Рене не знал, будет она добра или сурова с ним. Но он заранее прощал Паолу, как до неё Бьянку и Франческу. Потому что не жалел о дорогах, по которым нёс их.
Епископ, ровесник Рене, слушал его последнюю исповедь, изумляясь словам некогда такого крепкого умом человека. Неужто, лик надвигающейся смерти напугал его так, что Рене - этот несгибаемый воин, железный граф, смеющийся в лицо опасности - потерял остатки разума. Что смогло взболтать его воспоминания, перемешать и спутать их, как яйцо в омлете? Почему не кается он в грехах молодости и зрелости? Почему ласковая, легконогая кобылица Бьянка - первая лошадь его жизни, гордость конюшен - резвая игреневая Франческа и послушная, тихая Паола обернулись в мыслях его всадницами. Не иначе дьявол, который долгие годы тянулся за душою Рене, сломил его. Епископ слушал последнюю исповедь умирающего и боялся. Он не мог понять графа, перед которым одно за другим проносились лица его всадниц. Пустыми были все старания Рене докричаться до епископа, ибо тот в страхе перед правдой даже подумать не смел, что не он осёдлывает жизнь, а она его. Рене устал, он замолчал и опустился на подушки. Последняя всадница чёрным силуэтом в закатном сумраке стояла у входа. И Рене покорно ушёл с нею на запад, оставляя мертвым - правду, а живым - надежду.